Разведчик-нелегал - Спецагент из ниоткуда

– Мы на траверзе плавучего маяка Шлейемюнде, – доложил Гюнтер.

– Иду.

Хелген вернулся в командирский отсек и через несколько минут поднялся на мостик боевой рубки. Справа он видел огни спасательных постов на острове Фюнен, слева темнела громада полуострова Ютландия.

– Самый малый, – скомандовал Хелген.

Дизели сбавили обороты. Ветра не было, блики ущербной луны едва касались неподвижных вод.

– Стоп, машина.

Внутри корпуса субмарины все замерло. Хелген спустился вниз и распорядился задраить люк. Извилистый, изобилующий коварными скалами и мелями пролив Малый Бельт начинался прямо перед кораблем. Наступало время радиолокаторщика Метца, теперь он становился основной фигурой на борту.

Включились электромоторы. Почти бесшумно U-536 скользнула в тесное горло пролива.

К рассвету субмарина миновала маяк Фридересин. Далее простирались воды широкого и безопасного Каттегата. Безопасного для навигации, но и только…

В 6.30 утра, когда фрегаттен-капитан отдал приказ погрузиться под шнорхель и следовать курсом норд-ост вдоль датских берегов, на английском военном аэродроме близ Фолистона летчик Дэвид Хантер наблюдал, как техники готовят его «Харрикейн» к боевому вылету. Легкий, высокоскоростной истребитель после небольшой реконструкции мог нести под крыльями две мощные глубинные бомбы. Это было сделано специально с целью уничтожения подводных лодок, пытающихся бежать из Киля. Неповоротливые бомбардировщики становились слишком легкой добычей для зенитной обороны порта, организованной с немецкой педантичностью. Юркие «Харрикейны» – другое дело.

В последние дни войны U-536 была далеко не единственной субмариной, предпринимающей попытку уйти из Кильского порта. Там, в порту, ожидали эвакуации тысячи высокопоставленных лиц рейха и сотни тонн ценных грузов. Обнаружить подводные корабли с воздуха было нелегкой задачей для союзной авиации, и многие из них благополучно достигали портов назначения. Но многие другие находили вечную безмолвную стоянку на дне Каттегата и Скагеррака…

К полудню 17 апреля U-536 проскользнула мимо острова Самсе и на девяти узлах двигалась к восточному глубоководному фарватеру Каттегата. «Харрикейн» Дэвида Хантера патрулировал на предельно малой высоте. У английского летчика было очень немного шансов обнаружить шнорхель при плохой видимости… Но Хелгену не повезло. Встреча состоялась в двухстах милях от Киля, близ острова Анхольт.

– Британский самолет, командир, – доложил Метц.

– Срочное погружение!

Открылись кингстоны балластных цистерн, вода хлынула внутрь. Дэвид Хантер спикировал на цель и сбросил первую глубинную бомбу. Белый столб воды взметнулся к небу. Промах… Дэвид выругался, крутанул немыслимый разворот и всадил вторую бомбу в боевую рубку субмарины.

Грохот взрыва оглушил команду подводного корабля. Трое матросов и второй помощник, несшие вахту в рубке, погибли сразу.

– Прямое попадание, командир! – крикнул Гюнтер. – Крен на правый борт, сильный дифферент на корму!

– Метц, немедленно связь с постом Анхольта. Температура воды за бортом?

Гюнтер бросил взгляд на шкалу.

– Плюс восемь, командир.

– Не жарко…

Новый удар сотряс прочный корпус корабля. Субмарина рухнула на дно пролива и застыла в наклонном положении. Фрегаттен-капитан стремительно прошагал в каюту, открыл сейф, достал папку и вынул из нее документы Шлессера. Он тщательно завернул их в несколько слоев прорезиненной ткани и укрепил на теле при помощи пояса.

Команда собралась в торпедном отсеке.

– Что с Анхольтом, Метц? – спросил Хелген.

– Они идут на помощь.

– Надеть гидрокостюмы с химическими грелками. Выходить по одному через трубы торпедных аппаратов.

Фрегаттен-капитан покинул корабль последним. Катер с острова Анхольт подобрал всех спасшихся с погибшей субмарины. Среди спасенных был и Манфред Хелген, но тайная миссия U-536 завершилась, едва начавшись.

4

Подмосковье

Наши дни

Маркин стоял у приоткрытой калитки, курил и время от времени бросал нетерпеливые взгляды в темную аллею, откуда вот-вот должен был показаться автомобиль. Багров опаздывал уже на четыре минуты, это было на него не похоже… Маркин посмотрел на живую изгородь справа. За ней должен находиться охранник, и можно быть уверенным, что он именно там и находится. А слева, между теннисным кортом и оранжереей, охрану несут сразу двое. Есть и другие… Надежные ребята, Маркин их лично подбирал. И мышь не проскочит на территорию уединенной дачи.

Все остальные были в сборе. В уютной гостиной у камина разместились шесть человек, все были хмуры и молчаливы. На круглых столиках лежали сэндвичи, стояли бутылки с минеральной водой и спиртными напитками. Но никто ничего не ел и не пил.

Маркин взглянул на часы и тут же услышал шум мотора. «Мерседес» затормозил у ворот. Водитель подскочил к задней дверце, распахнул ее. Маркин поспешил навстречу человеку, выходившему из машины.

– Добрый вечер, Иван Антонович, ждем вас с нетерпением… – Маркин прикусил язык. Это «с нетерпением» могло быть воспринято как намек на недопустимое опоздание. Но прибывший лишь коротко буркнул:

– Здравствуй, Алексей, – и зашагал к дому. Шофер и телохранитель не последовали за ним, а как часовые застыли у ворот. Маркин зашел вперед и открыл перед Багровым дверь.

Прибывшего звали не Иваном Антоновичем, но даже здесь, на даче, многократно осмотренной первоклассными специалистами, которые дают гарантии, что в здании не имеется всякого рода подслушивающих и подсматривающих устройств, не рекомендовалось произносить вслух его настоящее имя.

Багров вошел в гостиную, поздоровался с присутствующими и уселся в кресло у камина.

– Давайте начинать, – сразу сказал он. – У меня очень мало времени. Алексей Владимирович!

Маркин встал со стула, на который только что сел.

– Все мы в курсе дела, – начал он, – так что я не буду тратить время на предисловия. Доклад подготовлен Олегом Сергеевичем. Прошу вас.

Олег Голдин – подтянутый, элегантный, похожий чем-то на Пирса Броснана – раскрыл лежавшую на его коленях папку.

– В процессе порученной мне работы, – он говорил негромко, но очень отчетливо, как хороший актер, – моя группа тщательно рассмотрела несколько кандидатур для выполнения известного задания. Подходящих людей трое, но использование одного из них сопряжено с большим риском из-за того, что он находится под пристальным вниманием… мм… э-э… соответствующих структур. Второй кандидат сейчас за границей…

– И мы не можем достать его оттуда? – перебил Багров, не отрывая взгляда от горящих поленьев.

Голдин тонко улыбнулся:

– Ничего невозможного нет, Иван Антонович. Но в создавшейся обстановке это неизбежно привлечет к нашей работе нежелательное внимание.

Багров молча кивнул.

– Итак, у нас остается один кандидат, но зато, пожалуй, самый лучший, – продолжал Голдин. – Это Андрей Викторович Кремер.

– Кремер, – обронил Багров. – Фамилия как будто немецкая?

– Его прадед был австрийцем. Перебрался в Россию еще до революции.

– Ладно… Рассказывайте о Кремере.

– Я как раз приступаю к этому. – Голдин заглянул в папку. – Кремер, Андрей Викторович… Возраст – тридцать шесть лет… Бывший сотрудник ФСБ. Высокопрофессионален, инициативен, решителен. Восемь лет назад был арестован, обвинен в измене и осужден на основании собранных доказательств. Отбывал наказание…

– Что там произошло? – спросил Багров.

– Разрешите мне пояснить, Иван Антонович, – вмешался один из присутствующих. – Кремера попросту подставили. Его обвинили в том, что он продал за кордон сведения, составляющие государственную тайну. Обвинение состряпали так ловко, что невиновность Кремера не была доказана и позже. Ему дали восемь лет, из которых он отсидел шесть, но вышел не будучи оправданным, по амнистии.

– А кто состряпал обвинение и зачем? – произнес Багров. – Я имею в виду – для нас это интересно?

– Не думаю, – сказал Голдин. – Это были его, так сказать, конкуренты. Борьба за карьеру, за кресло… Дела давно минувших дней.

– И он точно пострадал без вины?

– Я сам занимался этим вопросом и могу утверждать – да, точно. Юридических доказательств у меня нет, но мы же не в суде… И потом, для нас какая разница?

– Почти никакой, – согласился Багров. – Продолжайте, Олег Сергеевич.

– Итак, он освободился два года назад. Пока он находился в заключении, умерла его мать, к которой он был очень привязан. Он получил небольшое наследство, сменил несколько мест работы, подолгу нигде не удерживался. В настоящее время проживает в Москве, в однокомнатной квартире на Шепиловской, более полугода нигде не работает, пьет. Не женат, детей нет. Контакты с женщинами редки и случайны. Из поля зрения соответствующих структур выпал, им уже никто не интересуется. По всем параметрам идеальная для нас кандидатура.

– Идеальная? – Багров поднял брови. – Шесть лет в заключении, да еще пьет… Он у вас давно растерял все навыки.

– По мнению наших психологов, – возразил Голдин, – депрессия Кремера вызвана не только допущенной по отношению к нему несправедливостью и смертью матери. Образно говоря, он растаял, как холодильник, отключенный от электросети. Как только он почует вкус настоящего дела, он очень быстро восстановит форму.

Багров некоторое время размышлял.

– Ну, насколько я понимаю, – медленно проворчал он наконец, – никого другого у вас все равно нет.

– Кремер – идеальная кандидатура, – упрямо повторил Голдин.

– Ну, что ж. – Багров поднялся из кресла. – Действуйте… До свидания.

На этом совещание было окончено.

5

Москва

Как и обычно в этот час, бар был полон. Над головами гомонивших людей витал табачный дым, временами почти полностью заволакивая табличку «Просьба не курить». Кремер не прислушивался к разговорам и не принимал в них участия. Он молча допивал очередную кружку пива, пребывая в воображаемом мире. Здесь с ним была его мать, здесь были друзья школьных лет, все, кого он когда-то знал и любил. И все из прошлого. В настоящем не существовало ни одного человека, которого он мог бы назвать своим другом. Во время работы были коллеги, партнеры, временные попутчики и постоянные противники. После работы не стало никого. Впрочем… Совсем ли так?

Когда Кремер был освобожден, его встречал у ворот лишь один человек – Станислав Михайлович Горецкий, Стас Горецкий, теперь полковник ФСБ. Его белый «Хундай Элантра» стоял поодаль. Стас протянул руку и не дождался ответного жеста.

– Мм… Ну ладно, – пробормотал он, засовывая руку в карман. – Но послушай, Андрей…

– Все это великолепно, – сказал Кремер с ядовитой улыбкой. – Как будто мы играли в шахматы, я вышел на минутку…

Горецкого было не так просто сбить с толку.

– Послушай, – повторил он терпеливо. – Если ты распространяешь свое отношение к тем, кто тебя подставил, и на меня, и на все ведомство…

– Ну, что ты. Я так, развлекался здесь. Как-то жаль, что кончилась вечеринка.

– Андрей, многое изменилось. Тех людей уже нет.

– О… В буквальном смысле?

– Те ребята… Они много чего еще натворили. Их уже нет.

– Дивно, – сказал Кремер. – Главное, вовремя…

– Да брось ты разыгрывать обиженного младенца! Лучше поздно…

– А когда было не поздно – где был ты и твои рыцари справедливости?

– Андрей! Ты ведь знаешь, что тогда меня не было в Москве, не было в России. Но если бы и был, вряд ли смог бы…

– Знаю… Из твоего единственного письма! Ты вернулся давно. И даже не удосужился приехать ко мне! Зато теперь, когда меня освободили…

– А почему ты так уверен, что я не имею к этому отношения?

– К моему освобождению? Я вышел по амнистии, Стас.

– Да, но кое-кто прилагал усилия, чтобы эта амнистия не прошла мимо тебя.

– Ты сказал, что их уже нет.

– Это не они.

– Кто же? Полковник Шведов, например?

– Да, он.

– Вот кого я меньше всего хотел бы видеть…

– Это ты зря. Сергей Шведов – человек стоящий. И если он не верит в твою невиновность, так ведь все доказательства… Впрочем, не беспокойся, увидеться с ним тебе не придется.

– Это еще почему?

– Его перевели… Куда-то на Дальний Восток.

– О, вот как… Что же он натворил?

– Да нет, это скорее повышение… Его перевели в так называемое «управление М»…

– Никогда о таком не слышал.

– Ты будешь смеяться, но и я о нем мало что слышал… Это что-то сверхсекретное, а я не в числе допущенных.

– Ладно, Стас. – Кремер устало вздохнул. – Раз ты приехал хоть сейчас…

– Я хочу помочь тебе.

– Отлично. Подбрось меня в центр. Это единственная помощь, в которой я сейчас нуждаюсь.

– Оставь этот тон. Думаю, предлагать тебе вернуться на службу пока рановато, но…

– Пока?

– Слушай, я приехал как друг.

– Прости, Стас. Не из-за тебя… Из-за ведомства. Я пришел к выводу, что плащ и кинжал – не мои любимые элементы костюма.

– Разумеется, никакие твои выводы не заставят меня перестать быть твоим другом.

– Спасибо… Но мне действительно ничего не нужно.

– Это сейчас. Но если…

– Может быть.

В машине, когда они ехали в город, важных тем никто из двоих не касался. С тех пор они не виделись. Кремер не звонил по известным ему телефонам, Стас тоже не объявлялся. Нельзя сказать, что Кремера не мучила совесть из-за того, что он так обошелся с другом. Но… Это была иная жизнь. Теперь – пиво, обрывки воспоминаний…

Он поставил кружку на стол и машинально посмотрел на запястье. Часов не было. Он продал их, как продал многое другое из еще сохранившегося имущества. После смерти матери он получил наследство – и так-то невеликое, а при нынешней дороговизне… Кремер не задумывался о том, что произойдет, когда он истратит свой последний рубль и больше нечего будет продать. Он вообще ни о чем не задумывался. Иногда в его памяти всплывали смутные картины – какие-то города, какие-то люди, но он не мог узнать этих мест и вспомнить имена этих людей. Он и не пытался. Это было далеко. Это было давно. Это было не с ним.

Он выбрался из полуподвального бара, достал пачку «Явы», закурил и неторопливо побрел к станции метро. Пора домой, смотреть телевизор, футбол сегодня…

У самой двери Кремер уронил ключи, и хотя по его мерке вовсе не был так уж пьян, тем не менее потратил на поиски в полумраке лестничной клетки уйму времени. Наконец он вставил ключ в замочную скважину и шагнул в прихожую.

Что-то было не так. Кремер застыл у открытой двери, стараясь понять, в чем дело. Все его полузабытые профессиональные рефлексы обострились до крайности, без труда преодолев тонкий заслон опьянения. Вроде все, как всегда, все на своих местах… Вдруг он догадался. Запах. Едва уловимый, незнакомый ему запах какого-то мужского одеколона или дезодоранта. Кремер закрыл дверь и вошел в комнату.

В единственном кресле у окна сидел человек лет тридцати пяти, одетый легко, не без претензии на элегантность. «Похож на Джеймса Бонда, – подумал Кремер… – На Пирса Броснана. Стильный парень».

– Не волнуйтесь, Андрей Викторович, – сказал незнакомец. – Мы с вами впервые видимся, но, надеюсь, подружимся. Садитесь, пожалуйста.

Хозяйским жестом он указал на стул. Кремер с изумлением увидел на столе бутылку «Джека Даниэльса», фрукты в хрустальной вазочке и две рюмки.

– Вы ждали даму, – уничтожающе съязвил Кремер. – Я вас разочаровал.

Незнакомец тонко улыбнулся.

– Я ждал вас, Андрей Викторович. Но так как разговор у нас с вами будет долгий, я позволил себе… – Он неопределенно повел рукой в воздухе.

– Я не хочу вести с вашим ведомством никаких разговоров, – сказал Кремер, но без всякого нажима. Это было ни к чему – он слишком хорошо знал, что гость не уйдет, пока не закончит своего дела.

– Андрей Викторович, – мягко продолжал Голдин. – Вы не знаете меня, но я хорошо знаю вас. Мне отлично известны ваши профессиональные качества….

– Вот мои профессиональные качества, – перебил Кремер и щелкнул ногтем по бутылке.

Голдин усмехнулся:

– Не прибедняйтесь, Андрей Викторович. Что бы вы сказали, если бы перед вами открылась возможность вновь послужить Родине?

– Какой Родине?

– Простите?

– Той, что была, или той, что сейчас?

– Той, что будет, – сказал Голдин.

– Любопытно. – Кремер уселся на стул и скрестил руки на груди. – И что же будет?

– Видите ли, Андрей Викторович… Я не представляю то ведомство, к которому вы так безоговорочно меня отнесли. Более того, формально я вообще никого не представляю.

– Кто же вы?

– Ну, можно сказать… Работодатель.

– Предлагаете работу? Какого рода?

– По вашей прямой специальности. Неплохой гонорар, перспективы…

– Спасибо. Это мы уже проходили в одной школе… Что, если я откажусь?

Голдин пожал плечами:

– А почему вы должны отказываться? У вас нет, грубо говоря, ни кола, ни двора, ни гроша за душой и никакого будущего.

– Спасибо и за это. Вы видите вещи такими, какие они есть.

Голдин встал, прошелся по комнате и остановился у окна, глядя мимо Кремера куда-то в пространство.

– По отношению к вам была допущена несправедливость, – с неискренним сочувствием произнес он, – вы обижены и живете по принципу «чем хуже – тем лучше». Но кому хуже? Вам. А кому лучше? Да никому. Не думаю, что это очень умно… Однако давайте перейдем на деловой язык. Я уполномочен предложить вам за выполнение задания тридцать тысяч долларов. Подробности будут сообщены после вашего принципиального согласия обсудить дело.

– Нет, – сказал Кремер.

– Причем десять тысяч вы получите немедленно, наличными в виде аванса. Они здесь, в кейсе.

– Вы что, глухой? – Кремер повысил голос. – Я сказал «нет».

– Пятьдесят тысяч.

– Вас давно не спускали с лестницы?

Глаза Голдина стали узкими и злыми.

– Вам, нищему, предлагают хорошие деньги! Да для вас это целое состояние!

Кремер вплотную приблизился к Голдину и осторожно взял его за лацканы светлого пиджака.

– Убирайтесь, – тихо сказал он, развернул назойливого гостя и легонько подтолкнул в сторону двери.

Голдин взглянул на него через плечо с явным сожалением.

– У меня такое предчувствие, что мы еще увидимся.

Он вышел, захлопнув дверь. Кремер задумчиво посмотрел вслед незваному гостю, перевел взгляд на бутылку виски и усмехнулся.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок. – Он включил телевизор, откупорил бутылку и вонзил зубы в сочную грушу.

6

Кремер занимался ликвидацией беспорядка в квартире – дело было в том, что впервые за долгое время он ждал в гости женщину. Они познакомились на улице. Около четырех часов пополудни он возвращался из посещаемого почти ежедневно бара и остановился у парковой ограды, чтобы закурить. К нему подошла девушка – лет двадцати, с простым миловидным лицом, льняными волосами до плеч, в красной футболке и вытертых джинсах. Она протянула свою сигарету и выжидательно посмотрела на него. Кремер зажег спичку, девушка наклонилась, и он хорошо рассмотрел ее. Она затянулась, выпустила дым, оперлась спиной на ограду рядом с ним. Он молча разглядывал девушку, ему нравилось на нее смотреть. Внезапно она спросила:

– Вы здесь живете?

– Что значит «здесь»? – Кремер провел рукой по небритому подбородку. – В парке?

Девушка смутилась и слегка покраснела.

– Я имею в виду – вы москвич?

– Преимущественно, – под пивными парами такой ответ показался ему страшно остроумным.

– Я никого не знаю в Москве. Я только сегодня приехала, и…

– Где же вы остановились?

– Нигде пока.

– А ваши вещи?

– О… У подруги.

– Так. – Кремер глубоко затянулся «Явой». – В Москве не знаете никого, тем не менее вещи у подруги… Сказали бы хоть – «в камере хранения». Вы от них?

– От кого? – Ее удивление казалось искренним.

– От работодателей.

– Каких работодателей? – не верилось, что ее круглые глаза можно сделать еще круглее, но ей это удалось.

Кремер вздохнул:

– Ну, выкладывайте, что ли, или я пошел.

Девушка опустила глаза.

– Простите меня, – еле слышно выдохнула она. – Я не решалась сказать… То есть так не принято, ведь правда?

– Как?

– Понимаете, вы… Понравились мне. Вот я и решила с вами познакомиться, а как начать – не знала. И я придумала это… Ну, что я приезжая и все такое.

Кремер покосился на нее недоверчиво. Не то чтобы он не нравился женщинам – скорее, наоборот, но на улице с ним знакомились впервые. Он колебался. Возможно, все-таки они подослали ее. Но если так, с какой целью? Чтобы это узнать, нужно поддержать знакомство… И быть настороже. «После этого» не обязательно означает «вследствие этого», но…

– Меня зовут Андрей, – сказал он.

– Анжела. – Она протянула узкую ладошку, которую он осторожно сжал.

– Где же мы с вами увидимся?

– А мы уже увиделись, – улыбнулась девушка. – И вообще, я вас давно приметила. Я живу вон там. – Она указала на дом в конце квартала. – А вы ходите в бар пить пиво. Видите, я все про вас знаю.

– М-да, практически все… Ладно, вот что. Давайте я провожу вас домой, а вечером приходите ко мне, идет?

– Так вот, сразу?

– Ну, не хотите сразу, потянем месяца два. Я буду писать вам нежные письма.

Она засмеялась:

– Опасный вы человек, Андрей. Интересно, кто вы по профессии?

– Шпион. Правда, в отставке.

– Я почему-то сразу так и подумала. Ну, пошли, шпион?

У подъезда Кремер сообщил Анжеле свой адрес, и они договорились, что он будет ждать ее в восемь часов.

– Плюс-минус пятнадцать минут. – Девушка послала ему воздушный поцелуй и скрылась за дверью. Кремер выждал немного и вошел за ней. Подъезд был проходной, но само по себе это еще ни о чем не говорило.

Смахивая влажной тряпкой пыль в углах комнаты, Кремер не переставал думать об Анжеле. Нет, это едва ли совпадения – вчерашний визит «работодателя», сегодняшнее первое в жизни уличное знакомство Кремера, проходной подъезд. Ответ напрашивался, и разумное решение в сложившейся ситуации было только одно. То, которое и принял Кремер, – пригласить ее к себе.

Он включил телевизор, начинался футбол. Звонок в дверь прозвучал без пяти восемь, как раз после первого гола.

Анжела была в желтом платьице, которое очень шло к ее льняным волосам. Скромная квартира произвела на нее удручающее впечатление, которое она и не пыталась скрыть.

– Хило живут шпионы в отставке, – заметила она, разочарованно осматриваясь. – Я думала, вам полагается персональная пенсия и все такое.

– То, что мне полагалось, я получил, – сказал Кремер.

– Нет, ну а правда, где вы работаете?

– Да нигде, – ответил он. – Я пьяница и разгильдяй. Посидите пока здесь. – Он указал на кресло. – Журналы полистайте… Или вот футбол посмотрите. Футбол любите? Я пойду приготовлю что-нибудь закусить. А вообще, – продолжал он уже из кухни, повысив голос, – давай на «ты», без церемоний, о’кей?

– О’кей, – донесся мелодичный голосок, перекрывший взволнованное комментаторское «кто-то там проходит по правому флангу, отдает кому-то в штрафную площадку… Ай-ай-ай…»

Кремер появился с тарелкой с бутербродами и бутылкой «Джека Даниэльса», где оставалось еще больше половины. Анжела лихо опрокинула первую рюмку и тут же налила по второй. «Споить она меня хочет, что ли, – подумал Кремер. – Ну, тут мы с тобой потягаемся».

– Выключи этот дурацкий телевизор, – попросила девушка.

Кремер потянулся к кнопке. Выпили по второй, с третьей она не спешила. Разговор шел легкий, беспредметный, перескакивающий то и дело с ее учебы на кино, с кино на музыку, опять на учебу и так далее. Кремер неожиданно обнаружил, что очень пьян. В его сознании закружились какие-то странные розовые призраки. Усилием воли он попытался вырваться, но розовую волну сменила черная, и он уже ничего не видел. «Отравила, – вяло и безразлично подумал он. – Когда только успела… Неужели, пока я выключал… Ай да Анжела…»

Он ухватился за край скатерти, тяжело рухнул на пол, увлекая за собой все, что было на столе, и в звоне бьющегося стекла растворился его мир.

7

Он застонал. Все тело болело так, словно накануне он попал под машину. Боль стучала в висках чугунными молотами по стальным наковальням. Он попытался открыть глаза и не смог. Протянул руку – пальцы уперлись в холодную шероховатую поверхность. Красная пелена затягивала сюрреалистические образы чудовищных, безумных снов, где он был огромным, раскрывающимся во Вселенную черным апельсином, бесконечным повторением своей же собственной боли. Что это такое? ЛСД?

Ему все же удалось поднять веки. Что-то белое качалось, расплывалось, дрожало перед глазами. Потом призрачный абрис медленно сфокусировался в металлическую раковину. Кремер осторожно пошевелил руками и ногами. Каждое движение причиняло невыносимую боль. Смутно припомнилась тускло освещенная камера, какие-то получеловеческие, полузвериные рожи перед глазами, мелькание кулаков и ног. Его били? Его бросили в камеру к уголовникам? Он не помнил, не мог вспомнить больше ничего. Героическим усилием Кремер приподнял свинцовое тело, сел на топчане, дотянулся до крана и открыл воду, сунул голову в раковину. Холодная вода потекла за воротник рубашки. Он встряхнулся, как спаниель после купания, и чуть не заорал от боли. Теперь он видел окружающее более или менее ясно.

Кремер находился в небольшой – два на три метра – камере без окон с бетонными стенами. Здесь не было ничего, кроме топчана, раковины, табурета и голой лампочки под потолком. Он был один, «глазок» для надзирателя в серой стальной двери закрывала металлическая шторка.

Память возвращалась кадрами, фрагментами, будто прокручивался сумасшедший фильм, смонтированный вконец спятившим авангардистом. Итак, вчера он выпил рюмку виски, отравленного каким-то психотропным препаратом, и потерял сознание… Надолго? Во всяком случае, когда он открыл глаза (это вовсе не означает «пришел в себя»), за окном было уже темно. В комнате царил ужасающий разгром, как после пьяной драки. Девушка лежала ничком на диване, свет уцелевшего торшера падал на ее разорванное желтое платьице, сплошь залитое кровью. В ее горле зияла рваная рана. Окровавленное орудие убийства (горлышко от разбитой бутылки из-под «Джека Даниэльса») Кремер сжимал в руке. Отбросив его, Кремер подполз к девушке, он гладил ее волосы, ее прекрасное мертвое тело. Кажется, он рыдал. Прости меня, прости. Я мог, я должен был догадаться.

Монтажный скачок в фильме памяти. Черный провал, потом резкие, настойчивые звонки и удары в дверь. Комната полна людей, некоторые из них в милицейской форме, Кремера волокут по лестнице, запихивают в автомобиль, куда-то везут. Коридоры, кабинеты, бьющий в лицо свет. Одни и те же вопросы снова и снова. Признает ли он себя виновным в убийстве? Нет, не признает. И опять машина, коридоры, камера, гнусные ухмылки и зловонные рты полулюдей-полузверей, боль, боль… Черный провал. Конец фильма.

Холодная вода принесла облегчение. Пошатываясь, Кремер прошелся было от стены к стене – два шага туда, два обратно, – но тут же упал на топчан.

Загремел дверной засов, и в камеру вошли двое в гражданских костюмах. Того, что был постарше, Кремер видел впервые, а второго узнал бы из тысяч и тысяч.

Голдин по-хозяйски уселся на табурет и закурил. Его спутник, Алексей Маркин, остался стоять у двери. До самого конца разговора он так и не произнес ни слова.

– Плохо ваше дело, Кремер, – сказал Голдин, смачно затянувшись «Честерфильдом». – Очень плохо. Попытка изнасилования, убийство… Как же вы так, а? Ай-ай-ай.

– Дайте что-нибудь от головной боли, – попросил Кремер. Голдин словно ждал этой просьбы. Он тут же достал из кармана упаковку таблеток.

– Примите сразу три штуки. Так вот, как вы, конечно, понимаете, речь идет о более чем серьезном приговоре. И что важно – наши друзья позаботятся о том, чтобы у вас не было хорошего адвоката.

Кремер проглотил таблетки. Боль отступала, медленно пульсируя в висках.

– Учтите также и то, – лекторским тоном продолжал Голдин, – что отбывать наказание вам придется не в специальной зоне для бывших сотрудников определенных ведомств, а среди неких джентльменов, подобных тем, с которыми вы имели счастье близко подружиться сегодня ночью. Они очень любят новые знакомства с людьми с вашей статьей… Это вам ясно?

– А если я соглашусь?

– Условия остаются прежними. Пятьдесят тысяч долларов.

Кремер невесело усмехнулся:

– А как я выберусь отсюда? Устроите мне побег в духе Монте-Кристо?

– Зачем? Вы же никого не убивали, мы это знаем и можем это доказать. У нас есть заслуживающие доверия свидетели, которые подтвердят, что в момент убийства вы находились в совершенно другом месте. Вас также видели, когда вы возвращались в свою квартиру прямо перед приездом милиции – кстати, милицию вызвали ваши соседи, из-за шума. Это дает нам точное время преступления. Был, конечно, и запасной вариант, но с соседями лучше получилось… Отпечатки ваших пальцев на орудии убийства объяснить проще простого – вы подобрали его с пола, может быть, машинально. Конечно, вы неразумно себя вели, но опьянение и сильное потрясение… Кровь попала на вашу одежду, когда вы попытались помочь девушке, еще не зная, что она мертва.

– Прелестно, – сказал Кремер. – А кто же совершил убийство?

– Вчера днем в баре, будучи в нетрезвом состоянии, вы передали ключи от вашей квартиры малознакомому человеку, некоему Максиму. О нем вы, в сущности, ничего не знаете… У нас есть свидетели, которые подтвердят факт вашего разговора с Максимом и передачу ключей.

– Все-то у вас есть, – вздохнул Кремер.

– А вы как думали? Договорившись с Максимом, что он будет ждать у вас дома, вы зашли к знакомым – это другие наши свидетели, – у них задержались и еще выпили.

– Странно все это выглядит. Максим какой-то, ключи… Зачем?

– Ну, мало ли что взбредет в голову подвыпившим людям… Но это все неважно, главное – доказательства вашей невиновности. Словом, вернувшись домой, вы обнаружили открытую дверь и все остальное… Детали вы обговорите с адвокатом. Он посетит вас вскоре после нашего ухода. Это прекрасный юрист, положитесь на него полностью. – Голдин обернулся к Маркину: – Идемте, Алексей Владимирович.