Чужой огонь - Плазмоиды

Сергей Палий

Плазмоиды

Пролог

Чужое небо замерло.

Ясное и глубокое, с призрачной короной Солнца, рвущей голубизну, оно вселяло в душу ощущение излишка пространства и безграничности времени, оно сминало своей чрезмерностью.

Неба здесь было чересчур много.

Вообще северная природа отличается удивительной способностью – заставлять человека молчать. Эти величественные деревья, сизые конусы гор, нетронутые снега не хотят слышать речь: им чужды переживания и эмоции, мечты и мысли, которые порождают слова. Им нужна тишина, чтобы всегда оставаться на грани дикого искушения.

Закричать под тяжестью обманчивой ласки неба…

Автобус прыгнул на кочке, и пятнадцать пассажиров дружно клацнули зубами. С сиденья грохнулся в проход чей-то рюкзак, внизу надрывно затрещал механизм трансмиссии, с задних мест донеслись негромкие, но выразительные матюги.

Щуплый водитель яростно завертел руль вправо. Колеса тут же пошли юзом по наледи, заставив шофера крутануть баранку в обратную сторону и вдавить педаль тормоза, чтобы остановить занос, но увы – через секунду древний «пазик» уже вписался в сугроб и со скрипом распорол пушистую белизну снега. Двигатель недовольно заворчал и заглох.

– Сели, – констатировал Мишка. Он был старостой группы и главным паникером.

– Встали! – крикнул шофер, набрасывая телогрейку. – И пошли толкать.

– А тросом нельзя? – спросила Надя Колышева, сморщив носик.

– Можно хоть тросом, хоть насосом, – сказал водитель, открывая дверь, – только толкать автобус так и так придется вам. Здесь на двадцать километров – ни единой души.

– Сели, – повторил Мишка. Высунул голову в проход и укоризненно скривился, буркнул: – Кто тебя за язык тянул, Ропотюк? На рыбалку, блин, поехали… Я места знаю… Красотища неописуемая… Могли бы спокойно на водохранилище поудить рыбку, всего-то пару станций на электричке от студгородка. И ведь всю группу взбаламутил, геолог хренов! Черт-те куда приперлись.

– Здесь хариус водится, – сказал Сашко Ропотюк, надевая рукавицы-голицы. – И семга.

– А также застрявший в сугробе автобус со студентами. И как только у хохлов в такой мороз сало на боках не застывает.

– Шовинист ты, Михаил…

Снаружи водитель постучал черенком заступа по стеклу и призывно замахал свободной рукой.

– Точно – сели, – в последний раз повторил Мишка и натянул шапку до самых глаз.

Через час стало ясно – автобус застрял основательно.

Девчонок загнали в салон, а разгоряченные от физической нагрузки парни побросали лопаты и встали в кружок, чтобы передохнуть и посовещаться. Водитель закурил папироску и объявил, что километрах в двадцати пяти есть небольшой поселок, и там у него имеется знакомый тракторист. Было решено, что он с двумя ребятами отправится за подмогой, а остальные останутся ждать, греясь в автобусе. – Ежели Алексеича трезвого застанем, обернемся часов через пять, – сказал напоследок шофер. – Вот ключи, мотор раскочегаривайте раз в полчаса на пять минут, чтобы поддерживать тепло. Не больше, а то бензин пожжете – вообще не уедем.

Взяв с собой Матвеева и Шамотина, он твердым шагом двинулся по дороге, изредка пуская в сторону клубы папиросного дыма.

Остальные вернулись в салон.

– Отлично, – тут же заявил Мишка, – теперь нас осталось тринадцать. Я балдею.

– Да перестанешь ты паниковать, в конце-то концов! – всплеснула замерзшими руками Машуня. – Есть здесь джентльмены, способные согреть даме руки?

Сашко молча сел рядом с ней и нацепил на покрасневшие девчачьи ладошки свои теплые рукавицы.

Солнце клонилось к горизонту, бросая на заиндевевшие окна россыпи бликов. Температура за последний час ощутимо упала, теперь снаружи уже было градусов десять ниже нуля. Сквозь щели в дверях мороз все ближе подбирался к людям, старающимся отогнать его своим дыханием.

Вадик Гинзбург перебрался через перегородку, уселся на водительское место и, неумело поковырявшись ключом в замке зажигания, завел мотор.

Через некоторое время в салоне слегка потеплело.

– Глуши, а то бензин кончится.

Вадик повернул ключ. Урчание стихло.

– Вот остынет движок, и хрен мы его потом заведем, – прокомментировал Мишка, кутаясь в дутую куртку.

– А потом на нас свалится метеорит, – добавил Петька Зайбеш.

– И каверна под колесами разверзнется, погребя под собой грешные студенческие души, – зловеще закончил Вадик, высовываясь с водительского места.

– Дебилы. – Мишка обиделся и отвернулся к окну, уставившись на ледяные рисунки.

Солнце садилось.

Постепенно все девчонки закопошились, перебрались к парням и прижались к ним. Стеснительность и скромность отступали перед неотвратимым натиском стужи.

– А вдруг они не вернутся? – неожиданно нарушила молчание Надя Колышева.

Двенадцать пар глаз мгновенно уставились на нее.

Осуждающе, испуганно, снисходительно.

– Да я просто так в общем-то… Предположила.

– Хорошо хоть мы не забрались в зону, где ночь полярная, – пробормотал Петька Зайбеш, глядя в антрацитовую тьму за покрытым узорами окном.

– То, что она обыкновенная, тебя сильно утешает? – буркнул Мишка. – Замерзнем здесь к едрене фене. Вадик, включи мотор, а то уже ноги сводит.

– Не время. Только двадцать минут назад заводили.

Мишка вздохнул и плотнее прижался к Светке Пчелиной. Девушка посапывала, умудрившись задремать от усталости даже в такой холод.

– Покурим? – предложил Сашко Петьке.

– Угу. Пошли. Вадим, открой дверь на секунду.

– И так дубак, а вы еще в салон воздух пускаете, – проворчал Гинзбург, но повернул ручку.

Петька с Сашко, покрякивая от хлынувшего в лицо мороза, спрыгнули на снег. Двери за ними со скрипом захлопнулись. Ропотюк достал сигареты, одной угостил Зайбеша и закурил сам.

– Градусов двадцать? – предположил Петька, ежась.

– Да. Уже четыре часа их нет. Хоть бы позвонили…

– Ну, мало ли. Мобильники разрядиться могли. Они же на звонки не отвечают.

– Не отвечают. Половили, блин, рыбку.

– Что делать-то будем, если через час не вернутся?

– Надо подумать. Михаил еще паникует по поводу и без.

Сашко переступил с ноги на ногу и запустил окурок в сугроб, собираясь возвращаться в автобус. И вдруг замер, уставившись куда-то вверх. Петька проследил за его взглядом и тоже обомлел.

На небе, над чернильной кромкой леса, едва заметно светилась дуга. Она была похожа на радугу, только гораздо более крутая и однородного матово-желтого цвета.

– Скорее идите все сюда, – стукнув в стекло, крикнул Петька. – Полярное сияние! Да скорее же вы!

Двери с еще более заунывным скрипом распахнулись, и ребята посыпались из автобуса на утоптанную в снегу площадку.

– Ух ты! – воскликнула Машуня, задирая голову. – Никогда не видела такой красоты!

– Что-то не нахожу я в этом тлеющем кольце особой прелести, – привычно возразил Мишка, беря Светку Пчелину за руку. – Будто призрачный шар какой-то…

Свечение визуально казалось близким. Создавалось ощущение, что оно нависает над застрявшими в поле студентами.

– Смотри-ка, Сашко… – Петька прищурился. – А тебе не кажется, что оно стало ярче?

Сашко промолчал. Он выглядел озадаченным и слегка напуганным.

– Точно! – тыча пальцем в небо, крикнул Вадик. – Сильнее становится.

Дуга буквально в считанные минуты еще круче изогнулась и теперь напоминала практически правильное кольцо диаметром метров пятьсот. Интенсивность свечения действительно ощутимо возросла. Теперь студенты уже могли различить на снегу собственную тень.

– Облаков нет. – Петька жестом попросил у Ропотюка вторую сигарету и закурил.

– И что? – почему-то шепотом спросила Надя Колышева.

– Ночь ясная, посмотрите вокруг. А внутри кольца этого… звезд не видно.

Наступила тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием снега под подошвами. Ребята даже забыли про холод и открытые двери автобуса – нечто пугающее было в этом сиянии. За последнюю минуту оно стало еще более ярким, края желтого кольца приобрели красноватый оттенок.

Мишка расстегнул куртку.

– Замерзнешь, – машинально одернула его Светка Пчелина, не отрывая взгляда от дуги.

– Да не холодно же, – расхрабрившись, откликнулся Петька и тоже расстегнул молнию на дубленке.

– А ведь и правда… – прошептала Надя, – стало теплее. Неужели не чувствуете?

Ребята сняли перчатки, кое-кто даже шапку стянул. Температура стремительно повышалась – навскидку уже было около нуля.

– Мне страшно, – озвучила наконец общую мысль Машуня, прижавшись к плечу Сашко. – Какое-то странное полярное сияние… Разве от них становится теплее?

– Куда ты нас завел, зараза? – дрожащим голосом сказал Мишка. Парень был на грани серьезной истерики. – Ропотюк, что это за дрянь?

Дуга окончательно превратилась в кольцо, стал заметен даже нижний край. А внутри и впрямь не было видно звезд, будто это был гигантский шар, светящийся по кромке. От него уже явственно веяло теплом. Сашко провел по бледному лицу руками, словно сбрасывая невидимый морок, и проговорил:

– В этих широтах не бывает полярных сияний. Мы слабенькое сияние, а потом сильнейшее непродолжительное находимся гораздо южнее шестьдесят седьмой параллели.

Третья сигарета повисла у Петьки на губе и обожгла подбородок. Он зашипел от боли, выплюнул окурок и захлопнул челюсть. Свет от кольца уже превратил ночь в подобие пасмурного дня. – Смотрите, – еле слышно произнесла Надя, инстинктивно пятясь назад, – впереди снег тает…

И тут шар вспыхнул слепящим оранжевым пламенем, превращая окрестности в полыхающий ад.

Чужое небо рухнуло.

Необычное явление российские метеорологи зафиксировали прошлой ночью в Карелии. Кратковременная магнитно-термическая вспышка, в результате которой был в буквальном смысле слова выжжен круг трехкилометрового диаметра. Произошло это в малонаселенном районе, но жители ближайших деревень утверждают, что видели какое-то слабенькое сияние, а потом сильнейшее непродолжительное свечение на горизонте. Примечательно, что явление было замечено лишь с наземных метеостанций, в то время как спутники не зафиксировали абсолютно никакого взрыва. На выжженном круге, к сожалению, оказался застрявший автобус с группой студентов, направлявшихся на отдых к побережью Баренцева моря. Видимо, все они погибли. На место загадочной трагедии сегодня утром вылетели врачи, спасатели и представители ФСБ, которые не исключают возможности теракта. Имена погибших сейчас уточняются…

Из on-line сообщения информагентства РИА «Новости»

Часть первая

Соседи

Глава первая

Семья – зеркало эволюции. Если внимательно вглядеться в отношения между родственниками, то проявятся черты настоящего естественного отбора. Показушное милосердие и вежливость до поры до времени скрывают под собой самую лютую ненависть и жестокость. И чем сильнее любовь, тем страшнее боль.

В семье выживает сильнейший.

К примеру, возьмем классическую конструкцию: отец, мать и ребенок. Если побеждает мужчина, то он находит себе другую самку, оставляя за чертой отбора мать с дитятей. Если берет верх женщина, то получается с точностью до наоборот. А при доминировании ребенка эволюция жестким пинком отбрасывает на задний план родителей, превращая чадо либо в циничную тварь, либо в хитрого приспособленца.

И это только типовые, самые распространенные варианты. Для учебников. В реальной жизни существуют еще миллиарды комбинаций. Но сама модель не меняется.

Семья остается современной версией отсева слабейших…

Долгов допил шестую чашку кофе и с тихим стуком отставил ее в сторону. Кафе, где он сидел уже около полутора часов, практически опустело, официантки все более недружелюбно стреляли глазами в сторону припозднившегося посетителя, который не заказывал ничего, кроме эспрессо. За стеклом с неоновой вязью рекламы виднелся тихий переулок, запорошенный снегом, и каменная стена дома с единственной дверью и неприметной вывеской «Спортклуб „Фигурка“.

Максим сам не понимал, как смог опуститься до уровня подглядывания в замочную скважину чужой жизни.

Или все же не чужой?

С каждой минутой ожидания в груди усиливался неприятный, тянущий холодок, который уже очень давно не приходил к нему в гости. Холодок страха, боязни разочароваться. Воображение рисовало совершенно дурацкие картины, одна хлеще другой – от невинных объятий до диких оргий.

Так, наверное, начинается недоверие? Закладывается первый кирпич в фундамент стенки, которая готова с фантастической скоростью взмыть ввысь, разбивая судьбы…

Из-за поворота бесшумно вывернула машина с тонированными стеклами, которые в тусклом свете фонарей казались и вовсе непроницаемыми. Представительский «BMW» с незапоминающимися номерами плавно припарковался на противоположной стороне переулка. Из салона никто не вышел, но фары не потухли, продолжая высекать два конуса в вечерней мгле.

Подозвав раздраженную официантку, Долгов попросил еще одну чашку кофе.

– На этот раз обыкновенный черный. И добавьте немного коньяка, – сказал он девушке.

– Вам какого? – манерно приподняв узкие брови, поинтересовалась она. – «Московского»? Или…

– Десятилетний «Ахтамар», будьте добры.

Официантка замерла с ручкой и блокнотом, подняла взгляд на Максима, продолжающего наблюдать за роскошным автомобилем. На его напряженном лице отражались разноцветные неоновые отсветы.

– У нас нет такого, – наконец произнесла девушка.

– Что?.. А-а… Тогда вообще – без коньяка.

Все еще озадаченно глядя на чудного клиента, официантка забрала со стола пустую чашечку и ушла выполнять заказ.

В желтом свете уличных фонарей замельтешили мелкие хлопья снега. Водительская дверца «BMW» неожиданно открылась, и из нее вышел высокий, сухопарый на вид парень, поспешно раскрывая зонтик.

Долгов продолжал смотреть на машину. «Интересно, – подумал он, – Сережа один, или в салоне кто-то остался?»

Тем временем водитель подошел к двери спортклуба и набрал код на домофоне. Перекинулся парой слов с невидимым собеседником и закурил, привалившись плечом к стене.

Минут через пять она вышла – в коротком пальто, сапожках, с дамской сумочкой на плече. Зябко поежившись, скользнула под зонт к водителю и рассмеялась. Из-за толстого стекла кафе это выглядело как беззвучный оскал. Пригнув голову, она скользнула на заднее сиденье, водитель захлопнул за ней дверь и, обойдя машину сзади, сел за руль. Но «BMW» продолжал стоять на месте.

Сердце у Максима екнуло.

Он поднялся, отодвинув стул, положил на барную стойку несколько купюр и двинулся к выходу.

– Ваш кофе, – сказала ему в спину официантка. Вздохнула и поставила поднос рядом с оставленными деньгами. Сумма превышала стоимость заказа раз в десять.

Выйдя на улицу, Долгов быстрыми шагами направился к машине, чувствуя, как предательский холодок в груди превращается в настоящий мороз.

Водитель Сергей, видимо, узнал босса и вышел к нему навстречу.

– Максим Валерьевич? Вы здесь откуда? Что-то случилось?

Долгов, не ответив, распахнул заднюю дверцу и сунул голову в салон.

Маринка была одна.

Испуганно отшатнувшись, она мазнула помадой по щеке и вгляделась в лицо Максима. Наверное, в свете верхней лампочки оно выглядело зловеще.

– Ты что, дурак совсем, так пугать?

– Почему не поехали сразу, как ты села?

– Губы подкрасить собралась, – оттирая салфеткой помаду, проворчала Маринка. – Вот, полюбуйся. Физиономию из-за тебя подкрасила, а не губы, блин…

Долгов тупо улыбнулся, с удовольствием ощущая, как стужа в грудине позорно бежит, уступая место приятному теплу.

Он караулил жену, подозревая ее в измене. Абсолютно беспочвенно подозревая, свинья этакая.

Зная точное время, когда машина заезжает за Маринкой в спортклуб и отвозит домой, он заранее пришел и ждал в кафе напротив. А чего он, собственно, ждал? Что она выйдет не одна? Или в салоне «бэхи» будет восседать холеный хахаль?.. Бред какой-то. Паранойя. Получается, что он не доверял Сергею – собственному шоферу, который работал на него уже два с лишним года. Не говоря уж о законной супруге и любимой женщине в одном лице…

– Максим, что с тобой? – обеспокоенно спросила Маринка, привычно чмокая его в губы. – Ты пьян?

– Я? – Долгов наконец сел в машину и захлопнул за собой дверь. Почти сразу на водительское место забрался Сергей и вопросительно обернулся.

– Домой, Сережа, домой, – кивнул Максим.

Автомобиль плавно тронулся.

– Вроде перегаром не пахнет, – хмыкнула Маринка, внимательно разглядывая себя в зеркальце – не осталось ли следов помады на щеке.

– Я… я не пьян… А знаешь что, давай уложим Ветку спать и поедем в какой-нибудь ресторан, поужинаем вдвоем? Шампанское и все такое… Как ты на это смотришь?

– Да что с тобой стряслось? – отрываясь от зеркальца, нахмурилась Маринка. – Я ж терпеть не могу шампанское… Забыл?

– Когда она родилась, ты очень… э-э… округлилась, – невпопад ответил Максим, продолжая по-идиотски улыбаться. – А с тех пор, как ты пошла заниматься аэробикой, формы приобрели манящую аппетитность. Тебе так очень идет, я серьезно. Раньше совсем худышкой была, потом – пампушкой, а теперь ты миниатюрная богиня… – Долгов осекся. Через секунду поправился: – Нет, теперь ты миниатюрный ангел. Как прошла тренировка?

– Замечательно, в общем. Клуб элитный, дорогой, публика приличная. Что я рассказываю – сам знаешь… А ты-то что здесь делал? Меня, что ль, караулил, балбес?

Она натянуто рассмеялась.

– Я просто пил кофе в кафе напротив. Просто пил кофе.

Долгов наконец перестал улыбаться и в упор уставился на нее.

Маринка тоже смахнула улыбку с лица и с испугом подняла глаза на мужа, не зная, как реагировать на столь необычное поведение. Осторожно взяла его за руку и невольно вздрогнула, почувствовав, какие холодные у Максима пальцы. Какие они ледяные.

Как-то странно начинался этот зимний вечер…

Машина уже неслась по Садовому, пугая редкие снежинки и владельцев тихоходных авто.

Охранник в подъезде поприветствовал их кивком головы и вновь углубился в чтение новостной ленты на мониторе.

В лифте ехали молча, не глядя в глаза друг другу, – впервые за четыре года совместной жизни незримая пленка натянулась между ними, впервые не нашлось слов. Лишь когда двери бесшумно открылись, рука Максима нашла руку Маринки, и пальцы машинально сплелись.

Квартира встретила их неразборчивым щебетанием телевизора и требовательным взглядом дочки из-под темной челки.

– Родители, – очень солидно заявила Ветка, – я хочу научиться играть в компьютер и стать чемпионкой по киберспорту. Мне уже почти пять.

– Так в чем проблема? – поинтересовался Долгов, скидывая плащ и вешая его в стенной шкаф.

– В группу берут с шести.

– И что ты предлагаешь?

– Соврать.

– Отклоняется. Будешь пока тренироваться дома, а когда исполнится шесть – мы запишем тебя в школу киберспорта. – Он подумал и добавил: – А заодно и в обычную школу.

Ветка нахмурила лобик и, демонстративно развернувшись, ушла в детскую. Два ее хвостика на голове обиженно раскачивались из стороны в сторону. Уже из комнаты раздался крик:

– Хотя бы расскажите мне про Марс.

У Маринки из рук вывалилась сумочка и с глухим шлепком ударилась об пол. Максим, так и не успев снять ботинки, в два прыжка оказался в детской и уставился на плазменную панель, на которой мелькали кадры, записанные с камер, встроенных в шлемы скафандров. Этот диск они решили не утилизировать, сохранить и спрятали его в дальний угол бельевого шкафа, под стопки простыней, но за пять лет так ни разу и не достали, чтобы пересмотреть.

Хватало памяти. И снов.

– Говорила тебе, надо было няню подыскать, – сказала из-за плеча Долгова Маринка осипшим голосом. – Самостоятельность решил у ребенка вырабатывать… Педагог хренов.

Ветка сидела на полу, скрестив ножки, и с интересом наблюдала, как панорама гор Фарсида проплывает на экране. Вот показались спины двух космонавтов с пристегнутыми кислородными баллонами. Вот оливкового цвета гряда, скалистый выступ… Человеческий силуэт, прикованный к каменным глыбам…

Из колонок раздался прерываемый помехами голос Долгова: «Торик, не молчи. Наверн… это глупо говорить… Но мне страшно…»

Какой-то незнакомый, далекий, почти забытый голос…

Максим схватил пульт и вдавил кнопку «стоп», чуть не проломив большим пальцем пластмассовый корпус. Сердце трепыхалось, как язычок пламени, в висках стучала кровь, ноги, казалось, превратились в неуклюжие протезы.

– Пап, это же вы с мамой там, – сказала Ветка, поворачивая голову. – Я голоса узнала. А что это за город – Марс? Это за границей? Я в поисковике еще не успела проверить…

– Да, Ветка. Это очень далеко за границей.

– А мы поедем туда?

– Нет. Никогда.

Маринка плавно сползла по стене коридора и осталась сидеть на корточках, уткнув лицо в коленки.

Ветка вскочила и подбежала к ней, обняла.

– Мам, ты чего?

– Ничего, Вет, просто устала.

– Пурумкаешь?

– Ага… пурумкаю.

У Ветки, как у любого нормального ребенка, был набор «своих» слов, о точном значении которых можно было лишь гадать. Причем смысл мог меняться в зависимости от времени, настроения и обстоятельств, но иногда девочка той или иной фразочкой настолько метко попадала в самую суть процесса, чувства, ситуации, что слегка пугала родителей. К примеру, сейчас «Пурумкаешь?» приблизительно означало: «Размышляешь? Озабочена? Растеряна?»

Максим неточными движениями вытащил из плеера диск, сунул его в коробку и проговорил:

– Зачем ты копалась в простынях?

– В простынях? – Ветка непонимающе уставилась на него, собрала розовые губы в звездочку. – А-а… Поняла! Пурум! Я просто хотела построить «домик» из подушек, и мне понужнались… стали нужны занавески. Вот.

Долгов осторожно отлепил дочку от Маринки, подхватил на руки и крепко прижал к себе. Поводил носом по ее хвостикам, пахнущим каким-то травяным шампунем, поцеловал в шею, в щечки, в лоб.

– Пап, ты чего лижешься? – захихикала девчонка, смешно болтая ножками.

– Вета, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще смотрела этот диск, – прошептал он, ей в самое ушко. – Ты поняла меня?

Она покивала. Только в самых серьезных случаях родители называли ее Вета, а не Ветка.

– Покорми ребенка, – попросила Маринка, вставая и уходя в прихожую.

– Ты голодная? – спросил Максим, продолжая прижимать дочку к себе.

– Ну-у… – протянула она, – я не голодная, но хочу есть.

– Это вредно, – рассеянно произнес Долгов. – Стройной не будешь.

– И пускай! Пурум! Я хочу есть!

– Хорошо, не ной. – Он осторожно поставил ее на ноги. – Пошли. Только после того, как перекусим, сразу умываться и спать.

Ветка одернула бежевую юбочку, дунула снизу вверх на челку и сообщила:

– Только, чур, я буду пать сегодня в «домике». Посоплю-посоплю и запну, как бурундучок.

– Отклоняется пать в «домике». Пошли йогурт трескать…

После того, как Ветка наконец заснула, свесив ручонку с кровати, Долгов с Маринкой сели на кухне и молча уставились на бар. Через минуту оба встали. Не согласовывая действия друг с другом, Максим откупорил бутылку коньяка, а Маринка сполоснула и тщательно протерла два фужера.

Выпили граммов по сто залпом. Зажевали нерезаным лимоном, по очереди откусив от него вместе с кожурой. Сморщились.

– Как думаешь, запомнит? – проговорила наконец Маринка, поправляя халатик.

Долгов лишь пожал плечами. Последние полчаса он пребывал в какой-то прострации, воспринимая мир сквозь мутную пелену. Что-то слишком много дерьма свалилось на него за один вечер. Сначала эти идиотские подозрения насчет Маринки, потом диск, который случайно нашла Ветка, – диск, вскрывший алмазным скальпелем память тех ужасных лет. Память, оставшуюся на рубцах – глубоко в их душах.

Противно запиликал мобильник. Максим глянул на определитель – звонил Шидлович, его представитель в Сургуте, занимающийся контролем финансовых операций по сбыту нефти. Гендиректор небольшой компании, хозяином которой являлся Долгов.

Постучав пальцами по столу, Максим сбросил вызов и отключил телефон.

– А я ведь никогда не видела этой записи, – вдруг сказала Маринка, глядя в большое окно, за которым внизу мелькали огоньки машин на проспекте Мира. – Я же тогда осталась в модуле, не пошла с вами. А потом как-то не хотелось возвращаться к оставленным в прошлом воспоминаниям и смотреть диск.

– Тебе и не стоило этого видеть.

Маринка усмехнулась краешками губ и перевела взгляд на Долгова.

– Столько лет прошло, Максим. Ты постарел.

– А ты повзрослела.

– Нет. Я повзрослела в тот день, на борту шаттла… Когда мы впервые были близки с тобой, в невесомости. Помнишь? Я повзрослела, когда увидела как самолет падает на стадион, полный народу… Помнишь? Я повзрослела, когда они забрали наш огонь.

Максим помнил. Да так отчетливо, словно это произошло вчера. Хотя с тех пор минуло уже восемь долгих лет…

Это случилось накануне XXX Олимпийских игр, которые должны были пройти в Москве – в июле 2012 года. За день до начала Олимпиады таинственным образом исчезли около трехсот сильнейших спортсменов со всего мира, претендентов на золотые и серебряные медали. Сутки все ломали голову – кому понадобилось совершать эти похищения. В них, на первый взгляд, отсутствовала логика. И вот, в момент когда факел уже готов был вспыхнуть олимпийским пламенем над Москвой, появились они.

Боги.

Одиннадцать олимпийских богов будто бы восстали из праха времен и тлена легенд, заставив вздрогнуть весь мир. Люди, конечно, поначалу не поверили в реальность происходящего, посчитав это грандиозным розыгрышем, но Зевс быстро расставил все на свои места. Он сказал, что огонь по ошибке попал в руки человечества и вовсе не принадлежит ему. Громовержец предложил провести необычные Олимпийские игры: сборной команде людей сразиться с богами за право владеть одной из главенствующих стихий мироздания. В знак серьезности своих намерений он провел показательную акцию – приказал Гефесту забрать с планеты огонь ровно на пять минут.

И нереальное стало явью.

Заглохли машины, стали падать самолеты, встали электростанции – все, что было связано с процессом горения, было парализовано. И никто не сумел дать этому невиданному по размаху феномену объяснения. Человечество впервые по-настоящему испугалось. Не какой-то отдельной страны, ядерной сверхдержавы, пришельцев из космоса или пандемии смертельной болезни, а катастрофы, от которой не было спасения.

Происходящее все больше походило на кошмар шизофреника…

Жуткая Олимпиада вскоре состоялась. Стало ясно, зачем устранили самых сильнейших спортсменов мира – бессмертные боги, дав Земле призрачный шанс, хотели максимально обезопасить себя от поражения. Люди проиграли в десяти видах спорта из одиннадцати, и Земля на два долгих года погрузилась во мрак техногенного средневековья. Крупные мегаполисы и города стали закрытыми автономными зонами с собственной таможней и энергетической инфраструктурой, а провинция и страны третьего мира провалились в настоящий мрак бедности, варварства и преступности. Россия, Канада, США и Европа объединились в Северное Кольцо, против которого выступили радикально настроенные страны Ближнего Востока. Появились новые военные разработки, принцип действия которых не был связан с процессом горения.

А боги жили себе припеваючи, словно и не произошло ничего…

Все то время мир задавался лишь двумя вопросами – кто они такие на самом деле и зачем устроили этот ад?

Кто-то говорил: это возмездие за грехи человечества, кто-то считал, что они агрессоры из другой цивилизации, а некоторые вообще предполагали, будто над Землей и ее жителями проводится масштабный эксперимент с целью выявить порог живучести людей.

Долгов и Маринка – бывшие коллеги – жили вместе с давнишним приятелем Максима Юркой Егоровым и Фрунзиком Герасимовым – колоритным альбиносом с туманным прошлым. У него-то и возникла теория, для проверки которой друзьям понадобилось отправиться в Сибирь, где в психушке содержался Святослав Торик – бывший астроном, участник пилотируемой экспедиции на Марс 2010 года. Единственный выживший член экипажа межпланетника «Конкистадор», исчезнувшего в недрах Солнца из-за необъяснимых событий, произошедших на борту.

После долгих скитаний Долгов, Маринка, Егоров и Герасимов все же нашли Торика, от которого узнали, что так называемые «боги» были случайно выведены из анабиоза в странном бункере на Красной планете.

Долго пытались понять друзья мотивацию таинственных гостей с Марса, поступки которых зачастую были лишены логики. Зачем они отняли огонь? Почему при этом не стремятся к захвату власти на Земле?

И лишь после того, как пятеро озлобленных людей отправились на Марс без надежды на возвращение, мозаика постепенно начала складываться в страшную и удивительную до дрожи в коленках картину…

Боги по пятам преследовали их.

Погоня продолжалась до тех пор, пока шаттл не приземлился на поверхность Марса в районе посадки первой экспедиции. По словам Торика, где-то поблизости должен был находиться двенадцатый «бог» – Прометей, прикованный к скале. Спустя несколько дней ребята действительно нашли тело, обмотанное цепями возле каменистого уступа.

Более четырех лет бессмертный Прометей умирал каждую секунду – от космических лучей, низкого давления, атмосферы из углекислоты… Умирал и оставался при этом жив.

Ведь это он когда-то очень давно научил людей использовать огонь во благо, а не бояться злых языков пламени пожаров и коварных переплетений молний. Он посчитал, что люди нуждаются в тепле, а не только в страхе перед природой.

Мозаика почти сложилась.

Когда Прометей привел друзей в бункер, который открыли космонавты из первой экспедиции, приземлился «Конкистадор II», и «боги» тоже подоспели к финальному акту.

Наконец загадка обрела ответ.

«Небожители» оказались всего лишь слугами высокоразвитой цивилизации, которая оставляла охрану на каждой встреченной на своем бесконечном пути планете, где существовала разумная жизнь. А прикинуться олимпийскими богами они решили по немыслимой случайности – один из членов первой марсианской взял с собой в полет книгу «Легенды и мифы Древней Греции».

Боги оказались привратниками, созданными по образу и подобию людей.

Теми, кто должен был оберегать Землю.

Но они не имели права вмешиваться в процесс эволюции, как сторож не может диктовать условия живущим в охраняемом им доме.

Поэтому, когда Прометей решил дать хозяевам рассудить спор, то исчезли все двенадцать привратников. Исчезли навсегда. Сам он – за то, что подарил огонь человечеству, которое не сумело завоевать его самостоятельно, а остальные – за устроенный для собственного развлечения жуткий аттракцион на планете.

Так и остались стоять на склоне вулкана Олимп пятеро людей, которые вовсе не собирались становиться героями. Они лишь хотели узнать правду.

Впоследствии обнаружилось, что при аварийной посадке «Конкистадора II» несколько топливных резервуаров чудом уцелели: крепления разорвало взрывом, и баки отнесло в сторону от полыхнувшего межпланетника. В разреженной атмосфере пламя пожара не успело добраться до неповрежденных цистерн…

Друзья, до конца не веря в столь нежданное везение, перекачали остатки топлива в шаттл и стартовали прочь от негостеприимного Марса.

Достигнуть родной планеты им удалось лишь спустя восемь месяцев. При посадке они катапультировались, отправив шаттл на дно Тихого океана. Так как контроль за космическим пространством к тому времени был еще толком не налажен – никто и не обратил на это внимания, кроме, пожалуй, десятка астрономов-любителей. «Роскосмос», НАСА и другие серьезные организации были заняты делами поважней, чем разглядывание космоса в поисках очередных небожителей. И вообще Земле хватало своих проблем: ведь когда исчезли привратники, огонь вновь вернулся к человечеству. И мир принялся истерично восстанавливать сам себя. Северное Кольцо развалилось, нефть, уголь и газ подскочили в цене, страны Востока и Запада стали поднимать свою экономику, люди – приводить в порядок личную жизнь.

А для пятерых друзей немыслимая коловерть событий, боль и смерть остались в прошлом, словно полуреальный кошмар, который кончился так же внезапно, как начался.

Он потом обязательно будет возвращаться время от времени липким, неясным ощущением пережитого страха – ведь бесследно ничто не исчезает. Тем более когда это выходит за незримые границы вообразимого, за периметр наших знаний, грез, фантазий. Тем более когда это заставляет по-настоящему испугаться, соскальзывая с острой кромки представлений о мире, дозволенных рассудком…

Юрка Егоров вернул Максиму пакет документов, которые подобрал, когда в порыве похмельного отчаяния Долгов разметал их по степи. Согласно этим бумагам, Долгов Максим Валерьевич являлся владельцем нефтяного месторождения под Сургутом.

– Это ж надо! – кричал в экстазе Максим. – Это ж надо было по пьяни выиграть такое в карты! Это ж сотни тысяч, миллионы евро!

– Ну правильно, – резонно подметил Фрунзик, – в то время нефть стоила копейки, а ты на кон свою московскую хату поставил…

Долгов разобрался с бюрократическими формальностями, открыл конфиденциальные счета в нескольких западных и российских банках и поровну разделил прибыль между всеми участниками их невероятной, безбашенной авантюры. Поэтому друзья благополучно пережили кризис, в котором еще долгое время пребывала Россия после всех трагических событий связанных с исчезновением огня. Спустя год Максим с Маринкой поженились, и у них родилась замечательная дочурка Ветка.

Они жили на редкость счастливой семьей, не ведая финансовых проблем или бытовых неурядиц. Смерть, страдание, ужас и миллионы километров космической пустоты сплавили Максима и Маринку в единое целое, научили их ценить каждый новый миг.

Юра Егоров, Фрунзик Герасимов и Святослав Торик зажили каждый по-своему, благо в деньгах никто не нуждался.

А Земля за пять лет практически полностью оправилась от истории с «богами», так и не узнав, кем же на самом деле они оказались…

– Будешь еще коньяк? – спросил Максим, вставая со стула.

– Нет. – Маринка усмехнулась. – Полагаю, поход в ресторан отменяется?

– Если есть желание, пойдем. Просто не хочется оставлять Ветку одну… После этого диска – осадок какой-то… не то что неприятный…

– Прохладный.

Долгов обернулся и посмотрел в глаза жене. Отставил фужер, так и не допив.

– Да, именно прохладный. Омерзительно анестезирующий нутро. – Он помолчал, потер лицо ладонями, собираясь с духом. – Маринка, я сегодня следил за тобой, потому что подозревал… ну-у…

– Что я тебе изменяю?

– Вроде того…

Маринка встала и подошла к Максиму, заглянув в глаза снизу вверх. Прижалась, обхватив за шею, и он с содроганием ощутил ее упругое тело под халатиком.

– Все-таки ты балбес, Долгов. Я ж, как только твоя рожа перекошенная в машину заглянула, сразу все поняла. И ведь сидел, поди, в кафе часа два, дожидался, кофе глотал?

Долгов виновато отвел глаза и сцепил руки за спиной Маринки, на талии.

– Угадала? – Она хихикнула. – Я ж тебя как облупленного знаю. Я ж тебя насквозь видела, еще когда мы вместе в пресс-службе восемь лет назад работали, хотя и была совсем девчонкой! Да неужто думаешь, что, если б я захотела изменить, ты бы узнал? Ну и балбес, ей-бо… – Маринка осеклась. – Натуральный балбес.

Максим вздохнул и положил голову ей на плечико, уткнувшись носом в шею.

– Давай ребят позовем, – тихонько сказал он.

– Каких еще ребят? – насторожилась Маринка, чуть отстранившись.

– Юрку, Фрунзика, Славку. Сто лет ведь не виделись. Посидим, поговорим…

– А-а… Конечно! Я только «за». Когда? В эти выходные в принципе можно…

– Ты не поняла. – Максим крепче прижал к себе Маринку. – Сейчас давай позовем.

– На ночь глядя? Время-то уже…

– Я понимаю, что это звучит глупо. Но у меня какое-то предчувствие дурацкое…

– Мне кажется, Максим, ты просто-напросто устал от безделья, – строго сказала Маринка, аккуратно высвобождаясь из его объятий и собирая со стола посуду. – Любовники тебе мерещатся уже, предчувствия непонятные терзают.

Долгов поправил резинку на домашних шортах и хмыкнул:

– М-да. И пузо растет.

– Во-во.

Маринка сунула блюдца и фужеры в посудомоечную машину, а оттуда достала чистые тарелки и принялась их рассовывать по местам. На секунду померк свет и снова загорелся в полную силу.

– Опять Толик с одиннадцатого свою установку врубил, – машинально прокомментировала Маринка. – Жжет электричество почем зря.

– Это, наверное, идиотская запись на меня тоску нагнала, – вздохнул Максим. – И чего только дочке приспичило эти занавески чертовы из простыней сооружать…

– Они не чертовы.

Маринка с Долговым аж подпрыгнули.

Ветка сонно переминалась на пороге кухни в сползших до середины попы пижамных штанишках.

– Нельзя так пугать маму с папой, – выдохнул Максим, чувствуя, как сердце колотит по ребрам.

– В моей комнате шарик светящийся летает, – протирая кулачками глазенки, сообщила Ветка. – Пурумкает и трещит.

– Тебе приснилось… – начал Долгов.

Свет погас. Посудомоечная машина хрюкнула и заглохла, обиженно замигав красным огоньком. Маринка уронила тарелку, и звон бьющегося фарфора расколол внезапную тьму. Через секунду электричество вновь включили.

Ветка так и продолжала стоять на пороге, не успев толком испугаться спросонку.

– Это все шарик, – сказала она. – Он живой.

– Хорошо, пойдем посмотрим, – вздохнул Максим, беря дочь за ручку и направляясь с ней в детскую.

В комнате горел ночник над кроваткой, высвечивая расплывчатый круг на смятой простынке. Подушка валялась на полу, помигивал зеленым глазком ожидания DVD-плеер, слегка дрожал возле кондиционера тюль.

Пахло озоном.

В дальнем углу, над компьютерным столом, висела шаровая молния.

Сгусток плазмы был настолько тусклым, что Максим не сразу его заметил. Лишь услышав глухое потрескивание и вскинув взгляд, он инстинктивно отшатнулся и выругался.

Шар, призрачно мерцая желто-зеленым светом, сместился вправо и завис возле цветочного горшка. Кромки листьев герани тут же засветились и задрожали.

– Не двигайся, – прошептал Долгов, крепче сжимая ладошку дочери. – Это шаровая молния.

– Молния не такая, – тут же возразила Ветка, привычно дунув на растрепанную челку. – Она за окошком сверкает.

– Бывает и такая… Слушай меня внимательно, – проговорил Максим, не отводя глаз от покачивающегося шарика размером с кулак взрослого мужчины. – Сейчас мы медленно выйдем в коридор, и я закрою дверь.

– Ты боишься? – шепотом спросила Ветка.

– Не боюсь, но лучше пусть она исчезнет, а мы подождем на кухне.

– А откуда она взялась?

– Не знаю… Из розетки.

Ветка непонимающе посмотрела на отца и нахмурилась, решив, что он шутит или разыгрывает ее.

Максим медленно отступил на шаг, аккуратно потянув за собой дочку. Она послушно засеменила, поправив свободной ручкой пижамные штанишки.

Молния стала чуть ярче и еле заметно стала двигаться к середине комнаты.

– Пап, она нас не убьет? – с детской непосредственностью спросила Ветка.

– Ни в коем случае, – рассеянно ответил Максим, делая еще один шаг назад. До двери оставалось не больше метра. – Я сейчас возьму тебя на руки. Главное – не бойся и не кричи.

– Я закричу, – предупредила Ветка, и в голосе ее прорезались панические нотки.

Шар засветился еще ярче, становясь похожим на клубок переплетенных желтых волокон, и резко пошел вперед.

Долгов мгновенно подхватил дочь, завизжавшую так пронзительно, что слух ненадолго отключился, и рванулся в коридор, пинком захлопывая за собой дверь. Запах озона ударил в ноздри, из щели возле пола резанул ослепительно белый свет. Сшибив в прихожей столик с медной вазой, Максим влетел в кухню, чуть не врезавшись в перепуганную Маринку с полотенцем в руке. Он поставил продолжающую истошно вопить Ветку на пол, закрыл дверь и прижался к ней спиной.

– Что стряслось? – закричала Маринка, подхватывая ревущую на всю мощь Ветку под мышки. – Ты в порядке?! Да что, мать вашу, происходит?

Максим поднял указательный палец, призывая замолчать, и припал ухом к двери. В прихожей было тихо, хотя приторный запах ионизированного кислорода доносился даже досюда.

– Тихо, тихо, Ветулечка, – успокаивала дочку Маринка, прижимая к себе. – Максим, что произошло? В доме кто-то посторонний?!

– Что-то… – откликнулся Долгов, принимаясь срывать с крючочков полотенца. – Кажется, шаровая молния.

Маринка сдавленно охнула.

– Выключи кондиционер, закрой все розетки любыми диэлектриками… Полотенца, сухая одежда, салфетки подойдут! Быстрее! – скомандовал Долгов, принимаясь обматывать тряпкой кран в раковине. – Микроволновку, плиту, комбайн, холодильник… все электроприборы вырубай!

Маринка посадила всхлипывающую Ветку на стул и принялась суетливо выдергивать вилки из розеток. Максим вскочил на стол и, встав на цыпочки, стал запихивать салфетки в вентиляционную решетку.

– Что с нами будет? Что с нами будет? Мы умрем, да? – затараторила Ветка, судорожно сжав в ручонках ложку.

– Никто не умрет! Все будет хорошо! Только перестань реветь и не ори под руку!

– Хватит срываться на ребенке! – яростно крикнула Маринка, отключая посудомойку. – Щель под дверью закрывай чем-нибудь!

Максим спрыгнул со стола, содрал с себя футболку и принялся подсовывать ее под дверь. Непослушные пальцы дрожали, сердце колотилось, в ушах все еще стоял пронзительный визг дочери, а перед глазами – стремительно надвигающийся сгусток призрачного света. Не зря его мучило дурное предчувствие… Вот ведь напасть!

Через минуту все электроприборы были выключены, розетки обложены полотенцами, кран и водосток закупорены, вентиляция по возможности перекрыта. Ветка немного успокоилась и тихонько всхлипывала на коленях у матери. В воздухе, кроме запаха озона, висело почти ощутимое напряжение – то ли настолько разболтались нервы, то ли и впрямь эфир пропитался электромагнитными полями.

– Чертовщина какая-то, – шепотом проговорил Максим, стараясь привести мысли в порядок. – Откуда посреди зимы взялась шаровая молния? Да еще в ясную погоду – я обратил внимание: вечерний буран-то быстро закончился, и тучи развеяло…

– Что она может нам сделать? – спросила Маринка, поглаживая Ветку по голенькой спинке. – Ты хоть раз встречал такие штуковины раньше?

– Нет, первый раз вижу. Много читал о всякой всячине, связанной с этим явлением, но сам никогда не сталкивался. Жуть какая. И главное… висела-висела, а потом как рванет на нас. Будто почувствовала, что хотим из комнаты убежать… Еле успел дверь прикрыть!

– Ну что – ждать будем? Или позвоним…

– Да уж. – Долгов вымученно усмехнулся. – Куда звонить-то? В милицию, чтоб арестовали ее и в тюрьму посадили? Или пожарникам, чтоб из брандспойта потушили…

– Охотникам з-за п-привидениями, – шмыгнув носом, прогнусавила Ветка. – Пурум… Они ее п-поймают.

Максим невесело покачал головой.

– Ну и денек…

В коридоре что-то упало. Все вздрогнули.

– Как она может проникнуть в помещение? – еле слышно проговорила Маринка.

– Да хрен ее знает… Через форточку, через розетку, по проводам, наверное. Я все-таки журналист по образованию, а не физик.

– По проводам? – Маринка задумчиво обвела кухню взглядом.

За дверью раздалось потрескивание и приглушенный щелчок. Долгов, часто дыша, вперился глазами в свою футболку, запиханную в щель.

– Она словно чует нас, – прошептал он. – Как думаешь, бумажки да тряпки ее остановят?

– По проводам… – подрагивающим голосом повторила Маринка. – Япона ма-ать…

– Вроде мы все перекрыли, – обернулся Максим, уже чувствуя, как наэлектризованные волосы встают дыбом. Возле дверного косяка снова раздался щелчок.

– Свет, – коротко сказала Маринка.

– Не понял…

– Лампочка. Проводка уходит в распределительный щиток в прихожей…

Они с Веткой синхронно вскинули головы вверх. Максим последовал их примеру спустя долю секунды, чтобы успеть заметить сыпанувшие с потолка искры, вспухающую черную полосу и вмиг лопнувшую лампу дневного света. Он инстинктивно прикрыл глаза от мелких осколков и бросился к жене с дочкой, загораживая их собой.

Ветка даже не завизжала, когда из-за пластиковой кромки люстры вылетел ярко-оранжевый шар, осветив всю кухню дрожащим сиянием. Девочка пребывала в ступоре.

– Никому не двигаться, – шепнул Максим, стараясь дышать потише. – Молчим, что бы ни происходило.

Молния, гудя и переливаясь сполохами плазмы, спустилась из-под потолка на уровень человеческого роста и замерла на миг, словно раздумывая, что делать дальше. Резкие тени, отбрасываемые предметами в разные стороны, делали картину вконец жуткой – знакомая до мелочей кухня стала похожа на мрачный подземный грот.

Шар медленно поплыл к лицам замерших в смертельном страхе людей. Его свет из оранжевого все больше отклонялся в красную часть спектра, но яркость оставалась прежней, отчего казалось, что шар втягивает в себя пространство, сжимает размеры помещения, дышит.

В полуметре от головы Максима молния остановилась. Стали видны какие-то энергетические прожилки в ее ядре, напоминающие переплетения хромосом. Только они очень быстро двигались, складываясь в невообразимые асимметричные фигуры. Алая поверхность переливалась фантастическими полутонами и мелко вибрировала. Потрескивание и гудение слились в ровный гул, остававшийся на грани слышимости. Запах озона стал нестерпим.

Шар жил.

Казалось, он разглядывал людей с интересом хирурга перед операцией.

Долгов чувствовал, как нечто невидимое давит на уши, на глазные яблоки, на гортань. Волосы на голове и груди встопорщились и шевелились, словно каждый из них таскали из стороны в сторону за кончик.

«Только бы Ветка не закричала», – мелькнула одинокая мысль.

Не сокращая полуметрового расстояния, молния неторопливо облетела вокруг Максима, Маринки и Ветки, задержалась возле одной из розеток, закрытой полотенцем, вновь поменяла цвет с красного на желтый и вдруг с невообразимой скоростью рванула под потолок. Никто не успел моргнуть, как шар с хлопком исчез в недрах плафона и по проводам ускользнул прочь.

Трое боящихся сделать лишний вдох людей остались сидеть в темноте кухни, прижавшись друг к другу. Лишь за окном, далеко внизу, огоньки машин отбрасывали еле заметные отсветы на белую стенку холодильника, да искрила наверху расплавленная проводка. И сердца в тишине отбивали едва слышный ритм. В такт пульсации нового, еще неведомого ужаса, нависшего над ними…

Только через минуту Ветка наконец закричала.

Глава вторая

Осторожно приоткрыв дверь, Максим выглянул в прихожую. Там было темно и тихо.

– Ну? – спросила Маринка, качая на коленях сонную Ветку, которая более-менее успокоилась.

– Вроде ничего нет. Исчезла, наверное.

– Ты заметил, как эта молния себя вела? Словно разглядывала нас…

– Когда она к моему лицу подлетела, я думал – обделаюсь.

Долгов вернулся на кухню, включил мобильник и набрал номер Фрунзика Герасимова. Ему пришлось ждать гудков десять, прежде чем тот ответил.

– Слушаю… О! Макс, ты, что ль?

– Я, Фрунзик, я. Гляди, тут такое дело… К нам шаровая молния залетала. Перепугала, покружилась вокруг и свалила. Я не специалист, расскажи, может, что сделать надо… Ну там, проветрить или еще какие-нибудь штучки. Ты не думай, я не пьян!

В трубке долго стояла тишина, и Максим подумал было, что связь прервалась, но Герасимов наконец ответил:

– Это розыгрыш?

– Да какой, на фиг, розыгрыш! Ветка только-только реветь перестала!

– Дело в том, – проговорил после очередной паузы Герасимов, – что мне двадцать минут назад позвонил Юрка Егоров и… как бы тебе сказать… Короче, к нему тоже молния залетела шаровая. Либо это невиданное в природе совпадение, либо вы надо мной издеваетесь… И тогда не зваться мне Фрунзиком, если я вас обоих жопой на забор не посажу! Хотя Егоров, кажется, не врал – по крайней мере панические нотки в его голосе звучали натурально.

– Вот те раз! – озадаченно сказал Максим, отматывая тряпку с крана.

– А вот те два: сейчас я еду к Юрке, а то он там еще натворит чего-нибудь с перепугу. Если желание есть – подтягивайся.

– Не поверишь, – усмехнулся Долгов, – у меня сегодня, еще до того, как этот треклятый шарик пожаловал, была мысль вас в гости позвать.

– Ха. Нас снова преследуют совпадения, – ответил Герасимов. – В общем, подъезжай. Если Маринка захочет присоединиться – будем рады.

– Еще какие… совпадения. Ветка сегодня диск с записями нашего полета на Марс нашла…

– Позвоню-ка я Торику. Приезжай, Долгов.

Герасимов дал отбой. Максим отложил трубку и повернулся к жене.

– Ребята у Юрки собираются. К нему, оказывается, тоже молния залетала, представляешь?

– И почему это мне так страшно включать телевизор… – Маринка посмотрела на Максима каким-то давно забытым взглядом. В нем смешались легкая растерянность и острые края воспоминаний.

– Вот и не включай его. Поедешь?

– Нет, побуду с Веткой. Проверь, у тебя мобильник хорошо заряжен?

– Три риски вроде.

Маринка встала, прижимая заснувшую Ветку к груди. Ножки девочки в пижамных штанишках смешно свисали, а на детском личике не осталось и следа от пережитого кошмара, оно было беспечным и трогательным. Если бы только не опухшие от слез веки…

– Езжай. Много не пейте. Ребятам привет.

Долгов поцеловал Маринку в щеку, затем осторожно чмокнул дочку и пошел собираться, опасливо заглядывая за каждый угол в квартире.

Его футболка так и осталась валяться скомканной на пороге кухни.

* * *

– Это – старина Хэнк, – сказал Юрка Егоров, показывая на сморщенного седого старика.

– Здравствуйте, – кивнул Долгов, присаживаясь на табуретку. – Меня Максимом зовут.

Старик подошел к кухонному столу, взял стакан с тархуном, отпил и с пафосом профессионального дегустатора произнес:

– Кисленькая.

– Я однажды эксперимент проводил, – прокомментировал Юрка. – Оставлял на десять минут на кухне стакан с водкой и уходил в туалет. Так вот, когда я возвращался, стакан оказывался пуст. Этот хмырь пьет все, что здесь плохо лежит. Или хорошо булькает. Тесть он мой.

– У меня на всякий случай топор под подушкой лежит, – тут же сказал Хэнк. – Вдруг враги нагрянут.

Егоров многозначно поднял брови, почесал в затылке и осведомился:

– Может, яичницу приготовить?

Герасимов пожал плечами, Торик сделал неопределенный жест рукой, и лишь Максим снизошел до ответа:

– Валяй. Только желтки не бей.

Юрка чиркнул спичкой и зажег конфорку. Несмотря на то, что ему регулярно поступали проценты от доходов нефти Долгова, Егоров предпочитал жить в совковой обстановке. Видимо, это застряло где-то на генном уровне.

Он был облачен в потрепанный свитер и старую, порванную на ляжках джинсу, на ногах красовались тапочки с помпончиками в форме желтой головы Гомера Симпсона. На Герасимове был дорогущий костюм, но галстук отсутствовал, и поэтому верхнюю пуговицу сорочки он не застегнул. Иссиня-черный цвет пиджака потрясающе контрастировал с белыми волосами альбиноса. Торик был одет в мешковатые брюки неопределенного оттенка и свободную футболку с надписью «Pink Floyd» на груди. Хэнк ограничился совдеповской майкой на лямках и трико с гигантскими пузырями в районе коленок…

На самом же Максиме были классические брюки с хорошо проглаженными стрелками и темно-зеленый вязаный свитер.

Со стороны их компания выглядела несколько аляповато. На кухню заглянула заспанная супруга Егорова Ленка и поморщилась. Поправив кофточку, наброшенную поверх ночной рубашки, она недовольно проворчала:

– То молния шаровая заскочит посреди ночи, то компания алкашей… Никакого покоя нет.

– Иди спать, – отмахнулся Юрка, разбивая ножом яйцо, – мы не будем шуметь.

– Дочь, потухни, – цинично добавил Хэнк.

Ленка негромко чертыхнулась и ушла к себе в комнату, демонстративно шарахнув дверью.

Торик достал из пакета бутылку водки и установил ее посреди стола. Глаза Хэнка вспыхнули; старикан тут же схватил поллитровку и хрустнул крышкой.

– Хэнк, ну подожди ты, сейчас яишенку пожарим и вместе выпьем, как люди, – сказал Юрка.

– Горькая, – глотая налитую на донышко стакана водку, сообщил Хэнк.

Торик выложил на стол несколько вакуумных упаковок с колбасной нарезкой, пакет апельсинового сока и банку малосольных помидоров.

– Мне физик знакомый звонил, – произнес он, вновь отрешенно уставившись в стену. – Он в шоке был и пьяный в хлам вдобавок – двух слов связать не мог. Я только одно сумел уразуметь: это аномалия, не имевшая ранее аналогов. Вообще.

– А что, к этому физику тоже молния залетала? – удивился Максим.

– Долгов, ты что, идиот? – подал наконец голос Герасимов, привычно потеребив мочку уха. – Ты телевизор вообще смотрел? Радио включал?

– Нет.

– Ну так включи.

– Да что-то мне теперь расхотелось, – сказал Долгов, насупившись. По внутренностям вновь растекся неприятный холодок. – Вы мне лучше вкратце, так сказать. Своими словами.

Юрка разложил яичницу по тарелкам и поставил небольшую порцию перед каждым на стол. Максим обратил внимание, что руки у Егорова слегка тряслись – видать, не на шутку перепугался, когда плазменный шар к нему залетел…

Хэнк отточенными движениями разлил водку по стопкам и, не дожидаясь остальных, вплеснул содержимое своей внутрь. Выудил желтоватыми от постоянного курения пальцами помидор из банки, встал и зачавкал. Прожевав, вынес вердикт:

– Солененький.

– Хэнк, иди спать, – хмуро сказал Юрка.

– Хорошо, – без пререканий согласился старик, подхватывая свеженалитую стопку и покидая кухню семенящими шажками.

– Совершенно безобидный, – объяснил Егоров. – Только иногда пьет и жрет что попало. Однажды еле откачали после бутылки уксуса. Кисленького ему, видите ли, захотелось.

Торик улыбнулся и взял свою стопку. Ребята молча чокнулись и выпили, закусили на редкость удачно приготовленной яичницей.

– Ну а теперь-то мне кто-нибудь расскажет, что происходит? – поинтересовался Максим.

– По всем телеканалам только и говорят про появление этих пресловутых молний, – сказал Герасимов.

– Их что… много?

– Миллионы.

Кусок колбасы выпал у Максима изо рта прямо в стакан с соком. Булькнул и всплыл красным кружочком.

– Это что же такое творится? – наконец проговорил он.

– Если б кто-нибудь знал… – Фрунзик пожал плечами. – Ну, блин, ты даешь! Нет, я могу понять, что можно было не посмотреть телик или не включить радио, но ты что, когда сюда ехал по городу, не обратил внимания на ментовские машины, снующие повсюду, на пустынные улицы, на освещенные окна жилых домов? Тебе не показалось странным, что в час ночи горит свет почти в каждой квартире?

– Я как-то не задумался… Это только в Москве?

– По всему миру. Все научные умы растерянно разводят руками, потому что шаровая молния – само по себе явление чрезвычайно редкое. А тут практически одновременно в миллионах квартир по всей планете. И это невзирая на то, что где-то стоит морозная зима, и небо абсолютно ясное – как в Москве сейчас. Вдобавок ко всему метеоспутники засекли невообразимые магнитные возмущения в средних слоях ионосферы. Местами наблюдаются гигантские циклоны и антициклоны, мощнейшие грозы, а кое-где даже нарушена радиосвязь – радиоволны полностью поглощаются: ни уходят в космос, ни отражаются от ионосферы.

– Кошмар. – Долгов выловил колбасу из сока и залпом осушил свою стопку. Водка даже не согрела пищевод, проскочив безвкусным потоком. От тянущего холодка в груди стало совсем неуютно.

– Кошмар не в этом. – Торик вдруг обвел всех своим глубоким взглядом. – Кошмар в том, что, по имеющимся данным, никто не пострадал. Ни один человек. Есть материальный ущерб – в основном проводка, лампы, другие электроприборы, – но ни один человек не пострадал! Ни один! – Так чего же в этом плохого? – удивился Егоров.

– Они изучали территорию, окружающую среду. И внимательно рассматривали нас.

На кухне на добрую минуту воцарилась тишина, нарушаемая лишь глухим урчанием холодильника.

– Ты свихнулся, Слава, – сказал Фрунзик, глядя в черные глаза приятеля. Никто не ожидал этих слов именно от Герасимова, ставшего в последние годы хладнокровным, взвешивающим каждую реплику, поэтому они прозвучали особенно страшно.

– Это разведка, – прошептал Торик и уронил взгляд в свою тарелку с недоеденной яичницей.

– Разведка? Чья разведка? – спросил Долгов слегка дрогнувшим голосом.

– Их основных сил.

Максим почувствовал, как озноб прошиб его от пяток до макушки. Герасимов после непродолжительного молчания натужно рассмеялся и вздохнул:

– Ты считаешь, молнии живые? Слава, я-то думал, ты до конца поправился головой за эти годы…

Торик не ответил.

– Знаешь, Фрунзик, – задумчиво произнес Максим, – а ведь, когда эта штука подлетела ко мне достаточно близко, я рассмотрел внутри какие-то переплетения вроде хромосом. И меня тоже посетила эта дурацкая мысль, будто они… э-э… живые. И вела она себя как-то… уж больно разумно для обычного сгустка энергии.

– Да вы все помешались! – Герасимов налил себе и сразу выпил, занюхав помидором. – Инопланетян уже навыдумывали…

– Нет. Не инопланетян. Возможно, эти молнии – лишь мизерная часть цивилизации, которая старше нас на миллиарды лет, – снова шепотом сказал Торик. – И они все время были совсем рядом. А теперь мы им чем-то помешали…

– Да кому, черт тебя побери?!

– Плазмоидам.

Фрунзик помолчал, будто решая – смеяться ему или пугаться за адекватность Торика. Потом осторожно поинтересовался:

– Ну хорошо, предположим – я подчеркиваю, предположим, – что так оно есть. В таком случае откуда ты-то обо всем этом можешь знать?

– Давно еще прочел одну статью сомнительной научной ценности и, усмехнувшись про себя, забыл о ней уже на следующий день. Но когда сегодня внезапно появились полчища этих молний по всему миру, а потом так же неожиданно исчезли, я невольно вспомнил о прочитанном. Все сходится. Не могут очень редкие явления вдруг обнаружиться в столь большом количестве, да еще – одновременно. Таких совпадений не бывает. Это авангард, разведка, рекогносцировка, понимаешь? Почему ты не хочешь поверить в то, что существует нечто пока непознанное, если несколько лет назад с небес спустились так называемые «боги» и чисто для прикола лишили планету огня? В то, что огня может вдруг не стать, ты поверить готов, а в то, что он полыхает совсем рядом, – нет, так получается? Если есть одна полярность, Герасимов, то не исключена и другая. Противоположная. И скорее всего она существует.

– Бред…

Сирена воздушной тревоги ворвалась в кухню сквозь приоткрытую форточку, заставив всех вздрогнуть. Бутылка так и осталась стоять посреди стола наполовину опустошенной. Или наполовину полной – кому как нравится.

– Началось, – с каким-то нездоровым азартом обронил Торик. – Видимо, мои умозаключения, к огромному сожалению, оказались верны.

– Что… н-началось? – остановив руку с вилкой возле банки, спросил Егоров.

– Вторжение…

В прихожей господствовал беспорядок. Одной рукой Максим набирал номер Маринки, другой натягивал плащ. «Абонент заблокирован или находится вне зоны действия сети…» Он попробовал позвонить на домашний. «Ваш телефон заблокирован. Сеть отсутствует…»

– Дьявол!

– Твою мать, Макс! – Герасимов крепко схватил его за плечо. – Ты в своем уме? Куда собрался? Нужно закрыть все окна и переждать в квартире, при необходимости – спуститься в подвал…

– Отвали, – прошипел Долгов.

Он прошел на кухню и схватил трубку обычного, проводного телефона. Гудка не было. Тишина. Видимо, местной АТС пришла крышка.

Юрка, Торик и Ленка уткнулись в телевизор, яростно переключая каналы. Везде появлялось одно и то же – рябь. Радио тоже молчало, и Интернет упал – коннект с сервером провайдера по спутниковой антенне не устанавливался, а выделенки у Егорова дома не было.

Хэнк самозабвенно допивал остатки водки, обильно закусывая.

Максим бегом выскочил в прихожую, чуть не сбив с ног Фрунзика, и, клацнув замком, открыл входную дверь.

– Это самоубийство, Долгов! – ударил его в спину звонкий голос Торика. – Посмотри, что на улице творится!

Максим, не дожидаясь лифта, стал прыгать через четыре ступеньки, минуя пролет за пролетом. Ему еще что-то крикнули вслед, но он не услышал. Для Долгова сейчас были важны лишь два человека на всей Земле – Маринка и Ветка. Он не знал, что с ними случилось: сотовая и обычная связь оборвались практически сразу, как зазвучали сирены тревоги. Хорошо, хоть электричество не отключили…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.