Рядом со Сталиным - Сталин. Очищение от «питерских»

Теперь, когда особенно отчетливо стали выявляться отрицательные стороны нэпа, товарищи перестали усматривать всю его сложность. Если товарищ Ленин вначале иногда говорил, что нэп есть отступление, то во всяком случае отступлением понятие нэпа не исчерпывается, и убедиться в этом очень легко. Не нужно вдаваться в длинные теоретические рассуждения, но надо просто посмотреть, что мы представляли собой четыре года тому назад и что мы представляем сейчас. Если нэп – только отступление, то тогда за эти четыре года мы должны были бы удалиться от наших социалистических стремлений, так как мы, следовательно, подряд четыре года непрерывно отступаем. Но это неверно. Сейчас, когда мы взвешиваем всю сумму наших хозяйственных успехов, мы должны сказать, что социалистические элементы в нашей стране растут значительно быстрее, чем элементы капиталистические. Если будут возражать нам, то с цифрами в руках мы это докажем. Если посмотреть, что из себя представляли элементы социализма четыре года тому назад и что они представляют теперь, – всякий скажет, что теперь их гораздо больше, растут они быстрее, чем элементы госкапиталистические и вообще капиталистические.

Посмотрим, чем была четыре года тому назад наша промышленность, эта основа нашего социалистического строительства. Она хромала на все ноги.

Весь наш транспорт был сплошной трясучкой. Сейчас же мы имеем настоящие фабрики, настоящие заводы, на коих постепенно все налаживается. Если мы возьмем торговлю, посмотрим, как идет торговля государственная, кооперативная и частная, то мы увидим, что, правда, нам еще и сейчас приходится учиться торговать, но несмотря па внешнюю видимость роста частного капитала в области государственной и кооперативной торговли у нас имеются большие достижения и успехи. О чем это говорит? Это говорит о том, что хотя, посмотрев на рожу нэпмана, плюнуть хочется, но все-таки мы его горла из рук не выпускаем, мы не даем капитализму распухнуть. Некоторые говорят, что, сидя в тени, он постепенно разбухнет. Это неверно, а вместе с этим неверно и то мнение, что нэп есть только отступление. Нэп есть перестройка наших рядов, перестройка нашей артиллерии – как легкой, так и тяжелой.

К сожалению, не все товарищи представляют себе это так, как я говорю: они относятся к этому вопросу с некоторым скептицизмом, поэтому они, например, выдвигали лозунг об участии рабочих в прибылях. Этот лозунг стоит в самой непосредственной связи со всем тем, что я говорил. Если у нас по части социалистического строительства не совсем гладко, если у нас что-нибудь не клеится, то встает вопрос, как нам рабочий класс привязать к нашему хозяйству, к нашим фабрикам и заводам. Отсюда, естественно, некоторые выдвигают предложение привлечь рабочих участием в прибылях. Среди известных групп рабочих этот лозунг может стать популярным, но практическое значение лозунга обратное. Всякий понимает, что если завтра осуществить этот лозунг, то ни о каком социализме мечтать не придется. Это значит, что весь доход мы будем разбирать по карманам, так как чем больше зарабатывал бы завод, тем больше и раздавалось бы рабочим. Эта политика привела бы к тому, что рабочие, изготовляющие разную «хурду-мурду», получали бы больше, чем, скажем, рабочие-металлисты, потому что первые изготовляют самый ходкий товар, а машины пока сделают, пока заплатят, да еще не деньгами, а какими-ни-будь облигациями, рабочие с голоду умрут. Мы вовремя остановили эту затею, так как если бы мы ввели участие в прибылях, мы этим самым показали бы рабочим, что они работают на какого-то хозяина, а не сами на себя, поэтому-то, мол, мы их и заинтересовываем.

Отсюда вытекает и дальнейший лозунг, что якобы этим самым моментом участия рабочих в прибылях мы их поставим ближе к государству. Лозунг этот – тоже совершенно неправильный, так как он наводит на сомнения, на размышления о том, что якобы до сих пор рабочие далеко стояли от государства, от власти. Я докладывал, что у нас диктатура рабочего класса и ничья больше, и ни с кем этой диктатуры рабочий класс не разделяет. Если же лозунг о приближении рабочих к государству признать правильным, то мы должны будем признать, что у нас диктатура и авторитет принадлежат не рабочим, а, скажем, крестьянству.

* * *

Теперь последний вопрос– о крестьянстве. Вопрос чрезвычайно большой и сложный, и вот почему. Вы помните слова нашего незабываемого Владимира Ильича, который указывал, что десять-двадцать лет правильных взаимоотношений между рабочим классом и крестьянством, и победа наша обеспечена в мировом масштабе. И это, товарищи, верно. Не кто как товарищ Ленин изучил и указал нам, каким образом можно построить социалистическое государство в одной стране, да еще в стране по преимуществу крестьянской. Я не буду рассказывать историю этого вопроса, хотя она очень интересна. Этот вопрос обсуждался еще задолго до съезда, об этом вы много слышали и читали, и вам об этом говорили. Вы знаете, что с развитием нэпа в деревенской жизни должны были расти известного рода новые процессы. Производительные силы в деревне стали развиваться и развиваться таким образом, что известные слои крестьянства на этом деле выигрывают, а другие проигрывают. Мы допустили в деревне наемный труд, чего раньше не было.

Всякий понимает, что если разрешают наемный труд, то в деревне усиливается расслоение.

Вы знаете основные силы, которые имеются в деревне, вы знаете, что наш ближайший друг в деревне– это бедняк, следующий – середняк, а дальше идет элемент, который не сродни нам, не двоюродный, не троюродный – это кулак. К великому сожалению, надо сказать, что вокруг этого вопроса произошла громадная путаница. У нас на XIV конференции и пленуме нашлись товарищи, которые, правда, не бог весть какую роль в партии играют, и товарищи из молодых (не буду говорить, что ранние), готовящие себя на какую-то ученую степень, которые изобразили такую картину, будто есть группа кулаков, которые успешно врастают в социализм. Если бы это было так просто, что сегодня он кулак, а завтра через кооперацию он в социализм прыгнул, и что вдруг пролетарий с кулаком под ручку отправляются в царство небесное! Но стоит только себе представить эту картину, чтобы понять, что по дороге, конечно, они друг другу морду набьют. (Смех.)

О чем это говорит, товарищи? О том, что действительно в партии были такие уклоны (их принято называть уклонами), но им не дали возможности произрастать благополучно, и конечно таких товарищей надо было заставить и их заставили замолчать. Совершенно ясно, что чем больше будет увеличиваться деревенское богатство, тем больше будет расти кулак, но можно ли сказать, что у нас кулак всюду, куда ни плюнь, что он и совет захватил и на партию сел. А надо сказать, что такие настроения были, может быть есть и теперь, особенно в связи с отдельными нашими неудачами в деревне, например с хлебозаготовками. И вот говорят, что бедняк при нашем бюрократизме забыт. Все это создало настроение, что кулак вырос необычайно; вокруг кулака поднялась паника, и появился другой уклон, не менее опасный, чем первый. Если плохо и вредно изображение кулака христосиком, то плохо и то, когда начинают рассматривать деревню таким образом: здесь кулак, здесь бедняк, а посередине какое-то эфемерное создание. Получилось, что середняк потерялся. Появилось рассуждение, что бедняк – это совершенно резко отдельная категория, кулак тоже, а посередине какой-то кисель. И чем дальше это мнение углубляется, то выходит так, что жизнь деревни идет не по трем руслам– бедняк, середняк и кулак, а только по двум – бедняк и кулак. Этот уклон чрезвычайно, опасный. Мы прекрасно понимаем, что наш ближайший друг и сосед в деревне – это бедняк, которого мы должны всячески в настоящей стадии нашего социалистического строительства взять под свою опеку (так нас учил Ленин), но надо учесть и то, что середняки являются в деревне подавляющим большинством, это основная группа деревни в количественном отношении.

* * *

Вот, товарищи, те вопросы, которые стояли перед нашим съездом, и вот те споры, которые проходили на нашем съезде. Теперь в заключение несколько слов о том, как все это решалось у нас. Все эти вопросы были освещены в отчетном докладе ЦК. Перед самым съездом мы почувствовали, что эти вопросы до крайней степени обострились. Я не буду подробно останавливаться на том, какую позицию защищало большинство ЦК, тем более что с его стороны было сделано все, чтобы разрешить эти вопросы мирным путем, но, как вы знаете, из этого ничего не вышло. По отчету ЦК мы получили от группы товарищей из ленинградской делегации заявление о том, что Зиновьев выступит по данным вопросам, т. е. по некоторым организационным вопросам, которые я освещу в заключительном слове. По отчету ЦК мы получили содоклад, который вы все теперь читали, и вы знаете о тех прениях, которые по этому поводу развернулись. «Прели» мы пять или шесть дней. Не скрою, когда мы узнали, что нам противопоставляют содоклад, нам это очень не понравилось.

Здесь нам, между прочим, говорили: «Подумайте, что же страшного в том, что выступят с содокладом, – ведь выступали же с содокладами по вопросам о профсоюзах, по военному вопросу выступали в свое время и пр. и пр.». Это все верно, по любому отдельному вопросу нашей политики, на любом съезде можно собрать 43 голоса и получить определенное время для развития своей точки зрения. Это по любому вопросу, но ведь речь идет об отчете ЦК. В этом отчете изложено все направление нашей работы, ведь это был отчет не о деталях нашей жизни, не об отдельных вопросах нашей политики, но вопрос стоял обо всей политике в целом, о нашей социалистической политике. За отчетный период до съезда у нас были споры на собраниях по частным вопросам, но здесь мы видим другое дело. Здесь речь идет о том, что полтора года прожили, теперь отчитываемся. И вот теперь некоторыми товарищами ставится под сомнение все, что мы сделали. Содоклад свидетельствует о том, что мы подошли к такой полосе, к такой трещине, которую ничем не прикроешь. Члены ЦК понимали, что такой содоклад сразу породит резкий водораздел между оппозицией и подавляющим большинством нашего съезда.

Вы знаете, какой характер носили прения. По отчету ЦК партии мы принимаем резолюцию, вы также знаете, чем закончилось принятие этой резолюции. Тут будут объяснять, что «нас-де, мол, заставляли голосовать в целом». Но как об этом можно говорить, когда каждого участника съезда персонально опрашивали, принимает он резолюцию или нет; тут было время и возможность высказаться, против ты или нет. Вся партия, вся страна, все те, кто интересуется судьбами нашей партии, судьбами нашего государства, понимают, что это значит. Западноевропейские недруги толкуют, что у нас произошла трещина, и тут скрывать, товарищи, нечего, незачем замазывать правду, надо ей прямо смотреть в глаза.

Товарищи, вы читали резолюцию, вы помните, что там есть пункты, против которых возможно спорить, но там есть такие первые четыре строчки: XIV партийный съезд, заслушав отчетный доклад о политической и организационной деятельности ЦК нашей партии, целиком и полностью одобряет эту работу. Это все решает. Там есть пункты о борьбе с неверием в социалистическое строительство, о борьбе с уклонами кулацко-дурацкими и другими. (Смех.) Об этом обо всем можно спорить в деталях или даже голосовать против, но там есть основной пункт в четыре строчки, голосовать против которого я считаю недопустимым. Большинство съезда считало, что у нас произошло что-то не совсем понятное, и это наложило отпечаток на остальную работу съезда, которая шла потом «через пень в колоду».

* * *

И вот теперь ЦК послал в Ленинград дюжину испытанных товарищей. Центром нашего внимания является задача весьма серьезная – разъяснить массам истинное положение вещей. Представители из оппозиции нам говорят: «Чего вы хотите, съезд закончился, есть решение съезда, есть резолюция, давайте вместе проводить в жизнь. Товарищи, все это так, но все-таки разрешите нам разъяснить всем членам партии, как все это произошло.

Давайте, товарищи, вспомним, чем кончались прошлые дискуссии. В большинстве случаев выносили соответствующие решения, потом эти решения, прежде чем проводиться в жизнь или одновременно, подробнейшим образом разъясняли меньшинству, указывая его ошибки и пр. Ведь политическая ошибка – это не прыщик, который раздавил, смазал йодом– и прошло; тут нужно все изучить, чтобы впредь эта ошибка не повторялась. Многие товарищи упрекают нас в том, что мы хотим кого-то поставить на колени; нет, товарищи, здесь дело совсем не в коленях, здесь дело в том, что политические ошибки надо исправлять. Товарищ Ленин нам говорил, что маленькая ошибка, вовремя не исправленная, может стать большой, если же не исправить серьезную ошибку, то она может стать гигантской.

Вот здесь на всех собраниях мы слышим о том, что, мол, «мы исполняли волю Ленинградской организации, волю XXII конференции» и т. д. Это, товарищи, разговор не того порядка. Мы знаем резолюцию Ленинградской конференции и настроение Ленинградской организации, и дело абсолютно не в этом. Здесь распускают слухи о том, что-де хотят Ленинградскую организацию свести до положения какой-то царевококшайской организации. Дальше приходится слышать патетические речи о том, что в Ленинградской организации нарушается единство. Это очень опасный момент. Единство всякой организации дорого для всякого члена партии, но есть такое единство, которое выше всякого единства отдельной организации, это – единство нашей партии. Об этом единстве заботился съезд, когда обращался с воззванием к Ленинградской организации, об этом заботится и ЦК нашей партии. Если у нас будет единство ВКП(б), если мы, несмотря на эту размолвку и временную лихорадку, которая потрепала и треплет нашу партию, встанем в старые стройные ленинские ряды, то будет единство и в Ленинградской, и в Московской, и во всякой другой организации. Если мы не сумеем сделать все к тому, чтобы создать единство вокруг нашего ЦК, вокруг нашей партии, то тем самым будет катиться под гору и единство в отдельных организациях. Так стоит вопрос. Вопрос этот чрезвычайной важности и огромной серьезности, вопрос, за решением которого следит не только всякий член партии, но может быть с особым интересом следят наши враги, которые, несомненно, сейчас денно и нощно прислушиваются к тому, что делается у нас. Несмотря на тяжесть положения и серьезность наших споров, мы все же можем с полной уверенностью сказать, что если мы сейчас, к нашему величайшему прискорбию, имеем замешательство в рядах нашей лучшей организации, то не подлежит никакому сомнению– и в этом ЦК уверен целиком и полностью, – что сколько бы ни прошло дней и недель, но та организация, в руках которой были самые надежные, самые верные знамена революции, – эта организация сумеет ликвидировать все то, что случилось, и занять снова почетное место в первых рядах великой миллионной ВКП.

* * *

На всех собраниях, на которых нам приходится присутствовать в Ленинграде, мы слышим одно и то же, только с небольшими отклонениями. Когда мы только сюда приехали, при первых наших докладах представители оппозиции заявили: «Съезд закончился, И решения съезда мы будем проводить в жизнь безоговорочно». Прошла неделька – и что же изменилось? Теперь они приходят и говорят нам: «Съезд закончился, решение съезда мы признаем правильным и будем проводить в жизнь и от дальнейшей дискуссии отказываемся». Видите, прибавилось уже несколько слов, они вставили их по очень простой причине. Десять дней тому назад ленинградская делегация действительно чувствовала, что за ее спиной как будто стоит вся Ленинградская организация в целом. Но теперь полегоньку, понемногу оказывается, что некоторые товарищи думают уже иначе, чем они говорили и думали на съезде. Тут тов. Неклюдов, старый член партии, говорил нам, как надо читать отчеты: «сначала надо его сделать на активе, а потом пойти в пассив». Я спрашиваю: на каком основании вы считаете, что члены ЦК партии должны были обратиться сперва к активу, а потом к коллективу? Где это сказано, что я должен вначале побеседовать с Неклюдовым, а потом со всем коллективом? Напрасно нас обвиняют в разного рода несправедливостях, особенно последний товарищ жарко обвинял. Он член губкома. Тов. Жуков говорил, что когда нас ЦК партии посылал сюда (надо заметить, что среди нас было четыре члена Политбюро), генеральный секретарь написал в Ленинград: «Прошу вас отложить пленум губкома на один день, так как выехали члены Политбюро– Молотов, Калинин и т. д.». Товарищи, что это – слишком большая, слишком тяжелая просьба? Я думаю, что ее можно и должно было бы выполнить. А ее выполнили? Нет, это не было сделано!

После этого нам здесь говорят, что мы всей душой за съезд, за ЦК и пр. Разве это логика? Разве это серьезный разговор? И тут же после начинают рассказывать, что, мол, мы выполняли волю Ленинградской организации, когда были на съезде. Если говорить всерьез, то надо это оставить. Как происходит решение на съезде? Мы все являлись делегатами из разных мест, и если бы каждый из нас сел и держал в руках свой наказ: москвичи – свой, украинцы – свой, сибиряки – свой, кавказцы – свой и т. д., – то что же получилось бы? Это сплошной вздор… Никогда партия так не решала вопросы, и никогда она не будет так их решать. На то мы и собирались на XIV съезде, чтобы обсуждать вопросы па самом съезде детально. Тут говорят: «Мы поставили вопрос, который обсуждался на Ленинградской конференции»… Да кто вам препятствует? Тут речь идет не о том, что Ленинградской организации было дано такое поручение, тут речь идет совершенно о другом. В первом пункте резолюции, вынесенной Ленинградской конференцией но отчету ЦК, выражается полное доверие ЦК, а на съезде получается обратное – получается содоклад, значение которого вы все прекрасно понимаете. Далее происходит голосование. Последний оратор спрашивает, почему на съезде перед голосованием не было перерыва.

Теперь дальше говорят еще так: «Съездом решение принято, дело кончено, и мы отказались от дискуссии». Покорнейше благодарю! Дискуссии прекращены, но исправлять ошибки оппозиции долг всякого члена съезда, члена ЦК и всякого члена партии. Действительно, как тут получается? Получается, что не за страх, а за совесть разделяют решения съезда, а наряду с этим заявляют, что ленинградская делегация поступила правильно. Как же это связать? Решение съезда правильно, и мы подчиняемся и будем проводить его в жизнь, но и ленинградская делегация права. Как же так? В решениях съезда основным является резолюция по отчету ЦК партии. Ленинградская делегация голосовала против, поименное голосование доказательство этого. Как же выходит? Ведь получается настоящая двойная бухгалтерия: и съезд прав, и ленинградская делегация права. Если мы действительно большевики и поступаем по-ленински, то мы должны сказать прямо, кто прав – съезд или ленинградская делегация. Но вместо того, чтобы сказать прямо, как действительно обстоит дело, вдруг вам заявляют, что мы их поставили в такие условия, создали такую техническую обстановку, что они должны были голосовать против. Тут техника совершенно иного порядка, абсолютно иного порядка. Ведь речь идет не об отчете Московской или Ленинградской организации, а речь идет об отчете ЦК партии в целом. И тут товарищи, которые выступали вначале, в недоумении разводили руками: «У нас два ленинизма, – говорят они, – у нас две ленинские правды». У нас есть товарищи, которые ходят с двумя ленинскими правдами и, сообразуясь с требованиями момента, вынимают се из того или другого кармана. Вынимая такую «правду» из одного кармана, они говорят, что съезд прав, затем вынимают «правду» из другого кармана и говорят: «Да, ленинградская делегация была права, что выставила своего содокладчика». Товарищи, с такими двумя правдами нельзя жить; надо смело и открыто сказать, идешь ли ты за или против.

* * *

Тут было указано: «С каких это пор Ленинградская организация не стала в почете, с каких это пор мы, ленинградцы, не стали верить в социализм?» Товарищи, надо иметь в виду, что мы не делаем разницы между вашей организацией и Московской, потому что мы не обожествляем организации. Ведь надо принять во внимание, что в оппозицию входила не только одна ленинградская делегация, но и еще «бог весть откуда». Так, например, Сокольников совершенно определенно высказал свое неверие в осуществление социализма в одной стране. Вы знаете, что у нас страна сельскохозяйственная, и поэтому мы делали все к тому чтобы хлебные продукты отправлять за границу, с тем чтобы вырученные деньги у нас шли на восстановление крупной промышленности. Сокольников говорит: «Надо вывозить хлеб и на вырученные деньги покупать оборудование». {Голос: «Правильно»,) А съезд решил, что это не правильно. По его мнению, на эти деньги можно покупать что угодно, но параллельно с этим мы должны совершенствовать наши заводы. Мы должны добиваться, чтобы у нас это оборудование строилось, мы должны добиваться, чтобы на наших заводах строились тракторы. Ведь мы с вами условились, что мы будем строить социализм в одной стране и очень успешно, но социализм можно построить успешно только тогда, когда мы построим крупную индустрию, а мы построим ее только тогда, когда возможно меньше будем зависеть от заграницы. Как это можно сделать? Это можно сделать в том случае, если мы то, что нам нужно, максимально научимся делать сами. Ведь громадная разница в том – усовершенствованные станки мы будем ввозить из-за границы или будем их у себя строить. Вы меня простите, но мне вспоминается печальный анекдот. Дело было в Одессе. Когда только появился первый автомобиль на улицах Одессы, лошади шарахнулись в стороны, и вот ретивый полицеймейстер запретил ездить на нем до тех нор, пока к автомобилю не привыкнут лошади. Если мы будем действовать по рецепту Сокольникова, который стоит на стороне оппозиции, мы никогда не научимся делать этих станков, тем более что нам за границей их будут делать «охотно и сходно». Товарищи, вы знаете, что у нас сейчас имеется масса станков, привезенных из-за границы, и если лопнет на одном из них какая-нибудь чертовщина, он уже окажется негодным, так как за границей вы такие детали не достанете. Возьмите пашу текстильную промышленность. Ведь если в машине там не хватит какого-нибудь пустяка– уже ничего нельзя поделать. Вот при таких условиях и попробуйте создать государство совершенно независимое. Вот, товарищи, о чем идет речь, а вовсе не о Ленинградской организации.

Если бы действительно – не к ночи будь это сказано (смех) – за оппозицией стояла вся стотысячная Ленинградская организация, если бы она действительно заразилась всей этой чертовщиной, то, конечно, нам оставалось бы только закрыть лавочку. Но этого нет, и напрасно нам стараются припаять– когда мы критикуем Сокольникова или ленинградскую делегацию– всю организацию. Нам говорят: «Укажите город, где нет ленинградца», но разве из этого следует, что Сокольников прав, что делегация права?

* * *

Далее, тов. Неклюдов говорит: «члены ЦК думают нас запугать». Это детские разговоры! Если мы в большинстве– подавляющем большинстве, больше чем в десять раз – не могли запугать вас на съезде, то здесь было бы это мудрено. Да кроме того, товарищи, мы отлично знаем, что на испуг ни одного порядочного большевика не возьмешь, но здесь-то надо говорить не об испуге, а о том, что если ты говоришь, что принимаешь постановление съезда и думаешь проводить его в жизнь по-большевистски, по-ленински, то брось двойную бухгалтерию, которая применима на фабрике, на заводе при финансовых подсчетах, но не в партийных делах, да еще такой огромной важности, как съезд партии. Здесь двойная бухгалтерия не годится; здесь надо говорить не кривя душой, и надо помнить, что всякая двойная бухгалтерия в этом вопросе, всякая неискренность, всякая недоговоренность принесет вред прежде всего нам самим и ни к чему путному не приведет. Все вы убедились в том, что у нас впереди дорога как будто бы широкая; все вы, конечно, знаете, что много еще предстоит испытаний, но в общем и целом работа у нас налажена. При этом нельзя забывать самую страшную, самую большую опасность– это опасность поколебать единство партии. Это самый опасный удар, который может упасть на голову партии.

Мы сейчас проделали громадную, самую основную работу, мы совершили очень многое. Мы много перенесли испытаний и принесли жертв, но мы научились управлять государством, и мы сможем отстоять свободу и независимость нашего советского пролетарского государства. Но, товарищи, нам грозит опасность, которую мы сами можем создать (и я это говорю вовсе не для испуга) внутри нашей партии. Успешно дело пойдет только тогда, когда мы действительно непоколебимо исполним клятву, данную у гроба Ильича, в том, что, храня его заветы, будем держаться друг за друга и сумеем сохранить заветы гениального учителя. Если это были не слова, то надо перестать заниматься двойной бухгалтерией, надо помнить о том, что две правды быть не могут, и открыто, по-честному, не взывая к ленинградскому патриотизму, к патриотизму той или другой организации, обратиться к единственному патриотизму, на который имеет право ссылаться член партии, – это на всю нашу партию. Вот что должно быть дорого и священно для коммуниста, и все, что будет колебать нашу партию, – со всем этим нужно бороться самым беспощадным образом.

«Против рецидивов троцкизма»

(Доклад С.М. Кирова об итогах XV партконференции на собрании партийного актива Ленинградской организации ВКП(б) 9 ноября 1926 года)

Товарищи, прежде чем приступить к изложению вопросов, которыми занималась последняя Всесоюзная партийная конференция, я должен в двух словах остановиться на работах Объединенного пленума ЦК и ЦКК, который предшествовал нашей конференции. Объединенный пленум кратко занимался теми же вопросами, которые стояли на общесоюзной конференции; но на одном вопросе организационного порядка пленум остановился довольно подробно.

Вы знаете, что нашей конференции предшествовали события исключительной важности в жизни нашей партии. Вы знаете, что накануне самой конференции наша партия оказалась лицом к лицу с выступлением оппозиции, которая повела энергичную рассчитанную атаку на ЦК партии и, тем самым, на партию в целом. Я не буду подробно останавливаться на этом. Вы все это прекрасно знаете. Мы, присутствующие здесь, были также свидетелями одной чрезвычайно знаменательной экскурсии, которую совершил сюда, под предлогом навестить своего больного дядюшку или папашу, Зиновьев. Для каждого из вас понятно значение этого выступления.

Пленум не мог пройти мимо последних событий, несмотря на то, что к тому времени уже было опубликовано известное письмо за подписью представителей оппозиции, где они отказывались от дальнейшего ведения фракционной работы, отмежевывались от тех ультралевых групп, которые веди атаку против Коминтерна, отмежевывались от Оссовского, обещали не подавать больше «политической руки» Медведеву и Шляпникову. Несмотря на это, пленум не мог пройти мимо этих событий.

Как раз по инициативе членов ЦК и ЦКК, работающих в Ленинграде, на Объединенный пленум было внесено предложение, заключавшееся в том, чтобы, принимая во внимание совершенно исключительное нарушение партийной дисциплины со стороны оппозиции, независимо от того, как пойдет работа общесоюзной конференции, уже на пленуме сделать соответствующие организационные выводы, чтобы обеспечить в дальнейшем спокойную работу нашей партии.

Предложение, которое мы внесли, которое было принято подавляющим большинством на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК и опубликовано затем в газетах, вам известно. Я думаю, что Ленинградская организация в целом – я тут уж поступлюсь своей скромностью, ибо я являюсь также членом ЦК партии – должна одобрить тот шаг, который члены ЦК– ленинградцы– сделали на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК, внося предложение о выводе Троцкого из состава членов Политбюро, о выводе Каменева из состава кандидатов в члены Политбюро и, наконец, решение о необходимости освободить Зиновьева от работы в Коммунистическом Интернационале.

К этому же времени, товарищи, мы имели на руках постановление почти всех– если не ошибаюсь, то решительно всех– центральных комитетов крупных коммунистических партий Запада и Востока, которые также не считали возможным дальнейшее пребывание Зиновьева во главе Коммунистического Интернационала.

Вот к этому, в общем, сводились все организационные решения, которые были приняты на последнем нашем пленуме. Необходимо также оговориться, что оппозиция, вернее вожди оппозиции, выступили на этом пленуме для нас– по крайней мере для меня – совершенно неожиданно. Они изобразили дело так, что как будто бы ничего и не произошло. Ну, заходили на «Авиаприбор», посетили Путиловский завод, развернули неслыханную агитацию против Центрального Комитета партии, признали, что они ведут систематический фракционный подкоп под ЦК партии; все это было… «…Но ведь потом, – говорили они, – мы признали все эти ошибки, мы почувствовали ту громадную тревогу, которая охватила партию, мы почувствовали все те последствия, которые могут проистекать из дальнейшей фракционной борьбы, и поэтому вовремя отказались от всех фракционных методов работы».

Они пришли на пленум и сидели, как турецкие святые, как будто бы в партии ничего не случилось. Они заявили, что и в дальнейшем готовы идти на всяческие миролюбивые шаги.

«Мы имеем, – говорили они, – кое-что добавить, два-три-четыре пункта к тем тезисам, которые представил т. Рыков по хозяйственному вопросу, но, принимая во внимание наше миролюбие, мы и от этого можем совершенно спокойно отказаться. Мы даже можем не выступать на настоящей конференции по вопросам хозяйства, по вопросам профессиональных союзов».

Троцкий, с несвойственной ему скромностью, попросил разрешения Объединенного пленума изложить свою точку зрения по тем вопросам, которые были затронуты в тезисах товарища Сталина. Главное, он хотел объясниться по поводу того пункта, где указывается на то, что оппозиция заражена социал-демократическим уклоном.

Я думаю, что Объединенный пленум поступил совершенно правильно, вынеся известное вам решение.

* * *

Вы, конечно, понимаете все значение и всю глубину вопросов, стоявших на XV партконференции. Мы не имеем никакой возможности в деталях и подробно знакомиться на сегодняшнем собрании со всеми работами и решениями конференции. Я думаю, что нам придется волей-неволей ограничить свою задачу, и ограничить ее чрезвычайно существенно, изменив и порядок изложении я вопросов, которыми мы занимались, и не вдаваясь в детали этих вопросов. Я думаю, и нужды в подробном освещении всех вопросов особенной нет, потому что все это, за исключением только некоторой части, уже опубликовано в печати…