Всё о Санкт-Петербурге - Исторические районы Петербурга от А до Я

После смерти Потемкина его усадьба «Озерки» зачахла, и парк превратился со временем в топкие дорожки в сыром тенистом лесу. «Хотя и в конце XIX в. некоторые карты города указывали на месте потемкинской усадьбы Озерковскую слободу, это было лишь слабое напоминание о былых временах», – отмечает историк Дмитрий Шерих. В середине XIX в. городские власти отвели Глухое озеро под свалку, и постепенно когда-то живописный водоем заполнили мусорными отбросами и 1882 г. окончательно засыпали…

Еще в первой половине XIX в. неподалеку от Глухого озера появилась ферма, которую называли Глухоозерской. Она являлась одной из трех казенных ферм, на которых работали англичане, приглашенные в Петербург Александром I. Находилась она в самом конце нынешней Мельничной улицы.

«Царь хотел положить начало освоению южных окраин города и сделать это на высоком качественном уровне, – сообщает историк Дмитрий Шерих. – Британцы занялись осушением и освоением земель, причем черную работу делали наемные рабочие и солдаты военно-рабочего батальона…

Однако вот гримасы государственного управления экономикой: уже вскоре после того как Глухоозерская ферма была выведена на должный уровень, она постепенно начала хиреть. На городских планах XIX в. хорошо видно, как уменьшается ее территория. В конце концов от фермы осталось лишь воспоминание. И „земли Глухоозерской фермы“, которые принадлежали Кабинету Его Императорского Величества, власть начала раздавать под новые проекты».

Одним из них стал Глухоозерский завод по производству портланд-цемента, основанный химиком и технологом, учеником Д.И. Менделеева генерал-майором Алексеем Романовичем Шуляченко. Завод просуществовал до революции, затем закрылся, а в 1930-х гг. на его месте оборудовали Комбинат строительных материалов (Металлокомбинат), выпускавший кровельное железо. В 1960-х гг. он стал частью Завода турбинных лопаток…

В самом конце XIX – начале ХХ в. с «землями Глухоозерской фермы» был связан уникальный масштабный градостроительный проект своего времени – создание нового района Петербурга под названием «Царский городок». Подробно о нем рассказывается в очерке этой книги, так и озаглавленном – «Царский городок».

Горячее поле

«О Горячем поле ходит дурная слава: оно служит притоном для босяков, воров и прочих рыцарей печального образа, – писал в начале ХХ в. знаменитый бытописатель столицы журналист Анатолий Бахтиаров. – По праздничным дням здесь, сидя на траве, дуются в карты и в орлянку. По вечерам не пройди: ограбят. Горячее поле начинается против Новодевичьего монастыря, по другую сторону Забалканского проспекта, и тянется мимо Митрофаньевского и Громовского старообрядческого кладбищ и идет далее, за Московскую заставу, параллельно Московскому шоссе – версты на три, на четыре».

Часть Горячего поля, прилегавшая к Митрофаньевскому кладбищу, была отведена под свалку городского мусора, а на той части, которая близко подходила к городским скотобойням, возникли «целые курганы мусора» – со скотопригонного двора. Отбросы на Горячем поле постоянно прели, курились, над ними колыхался зловонный густой туман.

Ту часть Горячего поля, что была напротив Новодевичьего монастыря, занимала так называемая Конная площадь. Название это являлось неофициальным и на картах не обозначалось, однако в Петербурге его хорошо знали. Здесь по воскресеньям, средам и пятницам проходила конская ярмарка. Место торга было огорожено барьером, по окружности всей площади устроен «бег», или ристалище, для испытания лошадей. Посредине площади расставлены прясла для привязи лошадей.

Монахинь Новодевичьего монастыря крайне беспокоило подобное соседство, нарушавшее монастырскую тишину и спокойствие. Они даже не раз жаловались «кому следует», но их ходатайства не имели успеха.

«В день торга на Конной площади происходит страшная сутолока, – описывал это место в 1908 г. журналист Анатолий Бахтиаров. – Конское ржание, крик барышников, наконец, самые сделки цыган, чухон, татар и русских, нередко сопровождающих свою речь клятвами и уверениями или же „крепким подтверждением“, не занесенным ни в один лексикон, – все это представляет пеструю и живую картину».

Лошади, ведомые под уздцы коневладельцами, «дефилировали» перед врачом и фельдшером. Возле лошадей сновали многочисленные барышники, расхваливая их достоинства. Обычно покупатели тщательно осматривали у лошади зубы, поднимали копыта, трепали лошадь по шее, тянули за хвост, щупали мышцы. Если внешний осмотр устраивал покупателя, он садился на лошадь верхом, выделывал на ней различные «аллюры», испытывая бег лошади, а также проверял, не хромает ли она.

Господствующее положение на Конной площади занимали цыгане, своего рода «короли конского торга». Работали они не поодиночке, а целыми «партиями». Цыгане занимались перепродажей, нередко покупая лошадь в одной части Конной площади и тотчас же перепродавая ее в другой. Нередко они приходили на конский торг с одним только хлыстом в руке.

Первой их задачей было купить лошадь, поэтому в день торга цыгане вставали на подходах к Конной площади и поджидали крестьян, двигавшихся на конский торг со своими лошадьми. Здесь они окружали их тесной толпой и предлагали продать лошадь, а самим ехать домой, чтобы не терять время. Многие крестьяне, не искушенные в торговле, соглашались и продавали цыганам своих лошадей.

Затем начиналась вторая часть представления: цыгане вели лошадей на Конную площадь. Теперь им надо было найти доверчивого покупателя и облапошить его, разыграв перед ним настоящий спектакль. Происходил своего рода «конский лохотрон» – фиктивные покупка и продажа лошади. Разыгрывался он следующим образом: если реальному покупателю нравилась какая-то лошадь, с разных сторон вдруг появлялись неизвестные личности и тоже начинали торговаться на эту же лошадь, искусственно поднимая на нее цену. Естественно, что и продавец, и фиктивные покупатели состояли в одной шайке.

«Конную площадь в Петербурге по справедливости можно назвать ареной всякого рода плутовства и мошенничества», – замечал Анатолий Бахтиаров.

…Летом Горячее поле становилось обиталищем питерских «бомжей» – обитателей ночлежек. В грудах мусора «босяки», как их называли, выкапывали себе норы, пещеры или просто ямы для ночлега. «Все босяки группируются на партии или шайки, в каждой шайке – свой вожак, имеющий на них огромное влияние, – рассказывал Бахтиаров. – Шайка состоит человек из пяти, восьми и более». А все для того, чтобы шайке было гораздо проще раздобыть себе провизию или ограбить кого-нибудь…

Тем не менее, несмотря на свою дурную славу, район Горячего поля служил местом народных гуляний. К примеру, в феврале 1913 г. он стал одной из семи «площадок» для народных празднеств по случаю 300-летия царствования Дома Романовых. «Так как Горячее поле изрезано канавами, – сообщали газеты, – то его отгородили особым забором, и публика не будет допускаться на само поле. Она может находиться только в качестве зрителя со стороны Забалканского проспекта, любуясь великолепным зрелищем фейерверка».

В праздничный день толпы «оживленного, патриотически настроенного и почти совершенно трезвого трудящегося населения» пришли к Горячему полю. В публике преобладали рабочие, мастеровые, легковые извозчики и «ломовики». «Поле, вернее, болото, залито водой, доходящей почти до колена, – писал современник, – но толпа этого не замечает. Лотки со сладостями торговали, что называется, на славу».

Перед Первой мировой войной в недрах городских властей созрел план переустройства Горячего поля и постройки на его территории центрального рынка для оптовой торговли. Поэтому в июне 1914 г. Городская управа ответила отказом на предложение вдовы купца Шапошникова уступить ей 1200 кв. саженей земли на Горячем поле под постройку комплекса благотворительных учреждений. Шапошникова хотела построить целый городок стоимостью в 700 тысяч рублей, включая богадельню, приют, школу и церковь…

Другое Горячее поле находилось на территории нынешнего Кировского района – в конце Химического переулка в Тентелевой деревне. Это название существовало с начала ХХ в. до 1969 г.; место представляло собой пустырь, где происходили драки жителей Нарвской заставы. Название оно получило от местного землевладельца Горячева, хотя, очевидно, аналогии с другими Горячими полями петербургских окраин напрашивались сами собой.

Еще одно Горячее поле находилось на правом берегу Невы, между лесом Чернова и беляевскими кирпичными заводами, теперь это примерно в районе Народной улицы. Здесь также находилась огромная свалка, куда свозились отходы многочисленных предприятий правобережья. По воспоминаниям очевидцев, над свалкой стоял удушающий смрад – тут постоянно тлело, чадило и горело все, что могло гореть. И так же, как и на Горячем поле Московской заставы, здесь жили «босяки». В холмах и грудах мусора они строили себе некое подобие нор и землянок.

Историк Дмитрий Шерих считает, что именно это, правобережное, Горячее поле упоминала Анна Ахматова в своем стихотворении «Петербург в 1913 году», воспевшем Невскую заставу. Заканчивалось оно такими строками:

Паровик идет до Скорбящей,

И гудочек его щемящий

Откликается над Невой.

В черном ветре злоба и воля.

Тут уже до Горячего поля,

Вероятно, рукой подать.

Действительно, два других петербургских Горячих поля – у Митрофаньевского кладбища и в Тентелевой деревне – были очень далеко от Скорбящей церкви за Невской заставой…

Гражданка

Сегодня Гражданкой принято называть обширный район новостроек, простирающийся от проспекта Непокоренных к северу до Суздальского проспекта. Однако исторически Гражданка занимала гораздо меньшую территорию, причем существовало несколько поселений, которые располагались рядом и плавно перетекали друг в друга – Дорога в Гражданку, Колония Гражданка (она же Немецкая Гражданка) и Русская Гражданка. Бок о бок здесь многие десятилетия жили люди самых разных национальностей, главным образом – русские и немцы.

Территориально все три поселения – Дорога в Гражданку, Колония Гражданка (Немецкая Гражданка) и Русская Гражданка – располагались вдоль теперешнего Гражданского проспекта. На картах Петербурга начала ХХ в. и последующих десятилетий эта трасса обозначалась под названием «Гражданская дорога». В некоторых справочниках 1950-х – начала 1960-х гг. всю Гражданскую дорогу делили на несколько участков по тем поселениям, которые находились вдоль дороги. От нынешнего проспекта Непокоренных примерно до улицы Фаворского трасса звалась «Дорога в Гражданку», примерно от улицы Фаворского до улицы Гидротехников – «Колония Гражданка», а от улицы Гидротехников примерно до дома № 80 по Гражданскому проспекту – «улица Русская Гражданка».

Таким образом, точные границы поселений вдоль нынешнего Гражданского проспекта определить довольно сложно, поэтому мы можем лишь условно обозначить их, тем более что различные историки и краеведы порой противоречат друг другу.

Исторически название «Гражданка» было связано с близостью к городу и часто звучало как «Горожанка». По некоторым данным, поселение под названием «Горожанка» возникло еще в конце XVIII в. на дороге, которая вела из Петербурга к Мурино. Основал деревню Горожанку на землях своего обширного муринского имения Александр Романович Воронцов, переселив сюда русских крепостных крестьян с северных и центральных регионов России. Эта деревня указывалась на картах 1817 и 1834 гг. Впоследствии, когда рядом возникла Колония Гражданка, или Немецкая Гражданка, деревня Горожанка стала Русской Гражданкой. Согласно статистическим данным 1786 г., в деревне Гражданке, входившей в состав муринского имения Воронцовых, насчитывалось 6 дворов, 28 душ мужского пола и 15 душ женского пола.

Немецкие колонисты обосновались в этих местах в 1820-х гг., создав Колонию Гражданку – одно из многочисленных поселений немцев в предместьях Петербурга. Поселение основали немцы, переехавшие из других колоний, где земли уже не хватало. В 1827 г. братья Вализеры из Ново-Саратовки купили большой участок земли на территории между деревней Мурино и Спасской мызой. Впоследствии именно этот год, 1827-й, считался годом основания Колонии Гражданка. Уже к июлю 1829 г. колонисты построили здесь пятнадцать домов.

Затем к братьям Вализерам присоединились немцы из других колоний, и Гражданка стала расширяться. Здесь обосновалось несколько старинных немецких родов – Аманы, Фогельгезанги, Шеферы, Бичи, Бауэры, Вализеры, Эйдемиллеры, Эргардты, Юнги. Невдалеке от Гражданки, за деревней Ручьи, возникло небольшое селение немецких колонистов, название которого шло от немецкой фамилии Бич. Его называли «деревня Бичи» или «хутор Бич» (о нем уже упоминали выше).

К северу от Колонии Гражданка выросло русское село – Русская Гражданка, а позже вблизи дороги, связывавшей Гражданку с Петербургом, возникло еще одно поселение, где жили русские, финны и немцы – называлось оно Дорога в Гражданку. Как уже говорилось, территориально все три поселения располагались вдоль теперешнего Гражданского проспекта.

В 1838 г. в Колонии Гражданке насчитывалось 90 душ, из них 43 – мужского пола и 47 – женского. По данным 1856 г., в колонии было 15 дворов и 44 мужчины, а к 1930 г., по воспоминаниям старожилов, – до 50 дворов, численность населения составляла около 200 человек.

Прежнюю Гражданку можно полным правом назвать «территорией веротерпимости», или, как сегодня принято говорить, толерантности. Очень важно, что для Петербурга, который с самого своего основания являлся многонациональным и многоконфессиональным городом, подобное мирное сосуществование людей различных национальностей не являлось чем-то из ряда вон выходящим.

Современники уважительно отзывались о немецких колонистах, подчеркивали их трудолюбие и выносливость, отмечали образцовую чистоту и порядок на мощеных улицах. Немецкие колонисты занимались сельским хозяйством, ведя его с немецкой педантичностью и тщательностью. Их поселения славились картофелем, молочными продуктами и овощами. Занимались также колонисты садоводством, разводили клубнику. Кроме того, они занимались «питомническим промыслом», принимая на воспитание «незаконнорожденных детей», попавших в петербургский Воспитательный дом.

Летом Гражданка превращалась в недорогое дачное место. Правда, здесь было немало минусов – отсутствие воды для купания, не совсем удобное сообщение с Петербургом, беспрестанная езда по дороге окрестных крестьян, доставляющих свои сельские продукты в Петербург. А самое главное – устойчивый завоз навоза с колонистских полей, поскольку немцы вывозили в качестве удобрения на поля отходы из петербургских выгребных ям. В остальном – просто благодать: обилие свежих молочных продуктов и – никаких пьяных драк.

Попадая в Гражданку, петербуржец оказывался как будто совсем в другом мире. «Колонист тщательно выбрит, одежда у него немецкого покроя, а колонистки являются в город, на рынок, в неизбежных чепчиках… – писал в 1903 г. знаток столичного быта журналист Анатолий Бахтиаров. – Фасон чепчика, вывезенного некогда из своего отечества, колонистка строго сохраняет и передает из поколения в поколение…» А вот как описывал Анатолий Бахтиаров Гражданку: «Дома довольно большие, в два этажа; обшиты тесом; впереди небольшой садик, в котором разбиты клумбы с цветами. Все дома построены по одному типу с неизбежными двумя балконами по фасаду. Заборы и палисадники, выкрашенные белой краской, стоят прямо, ровно, точно вытянулись в струнку».

С давних пор петербургские немцы всегда справляли ночь на Ивана Купалу. Проходил такой праздник и в Гражданке. «Все гуляние состояло в том, что на небольшой площади собиралась толпа местных обывателей-колонистов и под звуки гармоники отплясывали разные кадрили и польки, – не без иронии описывал в июне 1886 г. праздник в Гражданке репортер „Петербургского листка“, – в другом месте ходил хоровод из русских, в котором принимали участие кухарки, дворники и кучера дачников; дальше играли в горелки местные дачники, студенты и т. п. Все эти увеселения окружала толпа милых дачниц и их кавалеры, которые приехали к 12 часам ночи, чтобы встретить по народному день Ивана Купала. В окружности стояло несколько торговцев с орехами, пряниками и мороженым… Вот и все гуляние, и вся прелесть. Никаких бочек смоляных, никаких исканий папоротника!»

В религиозном отношении Колония Гражданка относилась к Ново-Саратовскому приходу, здесь находилась лютеранская кирха Св. Николая. Ее построили в 1900 г. на пожертвования прихожан-колонистов в честь тезоименитства императора Николая II. Кирха имела адрес «Колония Гражданка, 28» и находилась на земле колонистов Шеферов («шеферской земле») – на углу центральной улицы и Шеферского переулка. В современных координатах – недалеко от пересечения нынешних Гражданского проспекта и улицы Гидротехников, немного южнее того места, где сейчас расположено здание телефонной станции. Еще точнее – на месте северной части дома № 24 по Гражданскому проспекту.

Лютеранская кирха Св. Николая на Гражданке. Фото начала ХХ в. из архива Н.Я. Фогельгезанга

Церковь закрыли в декабре 1935 г. Акт передачи здания церкви Выборгскому районному жилотделу датирован 13 января 1936 г. Чуть раньше, 5 января, оформили акт передачи имущества церкви райсовету и в Музейный фонд, куда отдали два флага XIX в. и Библию 1670 г. 16 января 1936 г. датировался акт приемки церковных книг Ленинградским отделом Государственной книжной палаты.

После того как кирху закрыли, в ней устроили общежитие. Бывшее церковное помещение разделили на два этажа, устроили комнатную систему. Прекрасный орган, стоявший в кирхе, безжалостно разбили. По словам старожилов, возле бывшей кирхи дети еще долго находили трубочки от органа, с которыми родители им строго запрещали играть. Здание бывшей кирхи простояло долго, до самой реконструкции Гражданки. Лишенное башенки со шпилем, крыльца и всех церковных атрибутов, оно выглядело просто как большой двухэтажный бревенчатый жилой дом. Его разрушили вместе со всей старой застройкой в 1967 – 1968 гг.

Среди местных достопримечательностей была легендарная могила Карла и Эмилии, находившаяся неподалеку от Колонии Гражданки, у пересечения Костромской улицы (ныне – ул. Гидротехников) и проспекта Бенуа (ныне – Тихорецкий пр.). Как известно, согласно старинной легенде, родители не позволяли страстно любившим друг друга молодым людям жениться, и тогда влюбленные, отчаявшись добиться родительского согласия, покончили с собой. В основе легенды о Карле и Эмилии лежала реальная история, произошедшая в августе 1855 г., героями которой стали молодые влюбленные из немецкой Колонии Гражданка.

Своеобразный отпечаток на жизнь Гражданки наложил расположенный по соседству Политехнический институт – своего рода «Петербургский Кембридж». Он был центром, вокруг которого группировалась интеллигенция, селились студенты и преподаватели. Нередко студенты снимали жилье и на Гражданке.

Могила Карла и Эмилии, открытка начала ХХ в.

С Политехническим институтом связана и таинственная история, произошедшая вблизи Гражданки вскоре после Февральской революции. Выполняя специальное распоряжение Временного правительства, в лесу пытались сжечь извлеченные из могилы в Царском Селе останки Григория Распутина, дабы лишить приверженцев монархии одного из символов старого режима. Действо в лесу не принесло результата, и останки «старца» сожгли в котельной Политехнического института, о чем был составлен акт, который ныне находится в Музее политической истории России.

Соседнее с Гражданкой Лесное являлось в начале ХХ в. крупнейшим под Петербургом центром заведений благотворительности и милосердия. Немало приютов находилось и на Гражданке.

Центром православной жизни на Гражданке, кроме церкви Федора Стратилата, служили церкви подворья Лютикова Свято-Троицкого мужского монастыря Калужской епархии, находившиеся недалеко от пересечения Дороги в Гражданку и Большой Спасской улицы (ныне это пересечение Гражданского проспекта и проспекта Непокоренных).

Свой необычный немецко-русский колорит Гражданка сохраняла вплоть до начала Великой Отечественной войны. Хотя немецкая «идиллия» на Гражданке завершилась после начала Первой мировой войны, и на питерских немцев стали коситься как на соплеменников «злейших врагов России». Затем – первое послереволюционное раскулачивание. Тем не менее любопытный образ Колонии Гражданка, «до наших дней сохранившей свой язык, обычаи и несколько замкнутый образ жизни», можно найти даже в путеводителе по Ленинграду 1940 г.

Жители Гражданки на празднике 100-летия Колонии. Из семейного архива Т.В. Баймлер

Интересно, что немецкое население Гражданки не отличалось однородностью: как всегда и везде, существовало имущественное расслоение на более бедных и более обеспеченных. По воспоминаниям старожилов, к более-менее зажиточным семействам относились Фогельгезанги. Самыми богатыми домами в Колонии Гражданка считались № 3 (Фогельгезанги), № 4 и № 35 (Эргардты). Другие роды считались не такими обеспеченными, но от этого они не были менее уважаемыми. К примеру, про Аманов в Гражданке говорили, что они «богаты не были, но уважаемы были».

Как известно, жители деревень кроме имен и фамилий нередко носят меткие прозвища, порой накрепко «приклеивающиеся» к человеку. Существовало такое и в Гражданке. По воспоминаниям старожилов, хотя большинство немецких колонистов занимались земледелием, за их фамилиями закрепились прозвища, которые шли с очень давних времен. В них не присутствовало ничего обидного и уничижительного. К примеру, Вализеров называли «сапожниками», а Аманов – «музыкантами»…

В августе 1927 г. на Гражданке необычайно торжественно отмечался столетний юбилей колонии. Вся колония украсилась флажками, перетянутыми через дорогу, а на обоих концах колонии поставили арки с надписями «1827 – 1927».

По воспоминаниям старожилов Гражданки, немецкая Гражданка жила полнокровной жизнью. В доме № 9 находился клуб. В нем действовали драмкружок и театр под руководством знаменитого режиссера А.А. Брянцева – основателя ТЮЗа. В Колонии существовал духовой оркестр, состоявший из нескольких оркестров различных возрастов – юношеский, среднего возраста и ветеранов. После того как в клубе случился пожар, спектакли, танцы и собрания происходили в помещении пожарной команды – «пожарки» (Дорога в Гражданку, дом № 31).

Школа № 111. Фото конца 1930-х гг. Из личного архива Н.Б. Колосовой

Важнейшие вопросы жизни Колонии решались ее управлением – старостой, заседателями и десятскими, а также общими сходами. По воспоминаниям старожилов, у многих потомков колонистов сохранилась в памяти система оповещения о сходах «из дома в дом», для которой использовались дети. Сходы и собрания проводились в «пожарке», она также служила культурным центром Гражданки.

В 1937 г. на Гражданке открылась школа-семилетка (под № 111) по адресу: Дорога в Гражданку, 7. Четырехэтажное каменное здание школы построили по типовому проекту, разработанному в архитектурной мастерской, возглавлявшейся архитектором А.И. Гегелло. Сегодня бывшее школьное здание является единственной уцелевшей постройкой довоенной Гражданки.

В 1938 г. неподалеку появилась еще одна школа – на Большой Спасской улице, под № 121 (впоследствии – № 514). Автором проекта стал уже известный нам архитектор А.С. Никольский. Современный адрес – пр. Непокоренных, 12. Торжественное открытие школы состоялось 3 ноября 1938 г., за несколько дней до 21-й годовщины Октябрьской революции.

Борьба с религией в годы «воинствующего безбожия», к сожалению, не обошли стороной Гражданку и ее окрестности. Жертвами этой борьбы пали и лютеранская церковь на Гражданке, и почти все православные храмы в ближайших окрестностях. Весной 1934 г. закрыли Тихвинский храм возле пересечения нынешних Гражданского проспекта и проспекта Непокоренных. Осталась действующей лишь деревянная Троицкая церковь.

Не обошли Гражданку стороной и времена сталинского беззакония и произвола. С начала 1930-х гг. прошлась по Гражданке и соседним Ручьям коллективизация. «Черными воронками» запомнился жителям зловещий 1937 год. Жертвами сталинских репрессий стали жители Гражданки всех национальностей. Сгинули в сталинских лагерях и многие из священнослужителей лютеранской кирхи Гражданки.

Страшным испытанием стала Великая Отечественная война. Жители Гражданки в полной мере разделили все страшные тяготы ленинградской блокады – бомбежки, обстрелы, страшную первую блокадную голодную зиму.

Во время войны на Гражданке разместилось несколько важных для обороны Ленинграда военных объектов. С осени 1941 г. появился военный аэродром. Дело в том, что после начала блокады авиация Балтийского флота оказалась лишенной большинства своих аэродромов, поэтому срочно требовались новые площадки, пригодные для посадки боевых самолетов. Одну из таких площадок подготовили на месте опытного поля совхоза «Ручьи». Во время блокады она стала главной авиабазой Балтийской ударной авиации. Отсюда взлетали самолеты, защищавшие небо над Дорогой жизни.

По воспоминаниям старожила деревни Ручьи Валентина Андреевича Трофимова, «три взлетно-посадочные полосы аэродрома „Гражданка“ проходили вдоль лесопарковой границы и нынешней улицы Бутлерова. Были построены ангары для самолетов, располагавшиеся в шахматном порядке вдоль нынешнего Северного проспекта. На склонах южного берега ручья были вырыты окопы и построены дзоты, которые использовались как мастерские для мелкого ремонта самолетов. Других строений на аэродроме не было. Серьезные ремонты самолетов производились в ремонтной мастерской на территории номерного завода у нынешней площади Мужества».

Во время войны погибших летчиков-балтийцев, вылетавших на боевые задания с аэродрома «Гражданка», хоронили на кладбище в соседнем поселке Мурино. Однако поиск имен погибших летчиков, защищавших Ленинград, начался только в 1960 – 1970-х гг. В 1971 г. здесь воздвигли первый обелиск с именами погибших. С годами число обелисков с найденными именами увеличивалось. В 1981 г. разрозненные обелиски объединили в единый мемориал.

В школе № 111 на Дороге в Гражданку, 7, осенью 1941 г. разместился 3-й отдельный учебный танковый батальон. Он входил в состав 12-го учебного танкового полка, сформированного 29 июня 1941 г. Полк выполнял задачи ускоренной подготовки танкистов для восполнения боевых потерь в танковых частях. За годы войны полк подготовил более 22 тысяч танкистов, сформировал 13 маршевых батальонов, 2 танковых полка и одну танковую бригаду. В танковой школе на Гражданке нашли приют несколько осиротевших ребят, которые стали «сынами полка».

На первом и втором этажах школы размещались учебные классы танковой школы, на третьем этаже жили танкисты, а на четвертом поместили госпиталь для легкораненых воинов Ленинградского фронта. После выздоровления они становились курсантами танкового батальона. Кроме того, в самые тяжелые месяцы блокады в этот госпиталь поступали люди, больные дистрофией, ослабевшие от голода.

Важную роль на Гражданке в годы блокады играла Троицкая церковь на углу Большой Спасской улицы (пр. Непокоренных) и Дороги в Гражданку (Гражданский пр.). С середины 1930-х гг. она являлась практически единственным действующим храмом на севере Ленинграда – все остальные были закрыты. Действовала она и во время войны (и даже стала инициатором сбора средств на танковую колонну), так что ее по праву можно было бы считать настоящей блокадной реликвией. Церковь снесли в 1966 г. в связи с расширением проспекта Непокоренных – так с 1964 г. именовалась Большая Спасская улица…

Немецкие жители Гражданки во время войны разделили судьбы репрессированных в сталинское время народов. Сразу же после начала Великой Отечественной войны «советские немцы» оказались меж двух огней. Власть рассматривала их как пресловутую «пятую колонну» и делала все, чтобы ликвидировать остатки национальных автономий и выселить немцев подальше от фронта: в Сибирь, Казахстан, на Урал.

Троицкая церковь, фото Кирилла Владимировича Овчинникова, 1964 г.

Принудительное выселение немецкого населения в Гражданке началось в августе 1941 г. Тех немцев, кого не успели депортировать до начала блокады, выслали в ходе специальной операции войск НКВД в марте 1942 г. Местами расселения немцев Гражданки, оказавшихся на положении «спецпереселенцев», стали главным образом Сургут и Красноярск.

Старожилы тех мест и сегодня могут рассказать о трудолюбивых, выносливых и педантично аккуратных ленинградских немцах, оказавшихся в этих краях. После войны выселение немцев объявили вечным, возвращаться им запретили. Лишь немногим удалось вернуться после начала хрущевской «оттепели». Многие гражданские немцы остались жить в Сибири, обзавелись там семьями. В Сургуте и Красноярске и сегодня живут потомки колонистов с Гражданки.

После войны власти сделали все, чтобы стереть память о немецком прошлом Гражданки. Буквально камня на камня не было оставлено от старого лютеранского кладбища (восточнее нынешней улицы Бутлерова), на котором покоились поколения немецких колонистов, живших в Гражданке.

Сегодня на Гражданке и в ее ближайших окрестностях имеются несколько сооружений, напоминающих о трагических днях ленинградской блокады. О существовании аэродрома на Гражданке напоминает памятник. Надпись на нем гласит: «Здесь в 1941 – 1943 годах находился аэродром „Гражданка“, с которого летчики Краснознаменной Балтики защищали ленинградское небо». Еще два мемориальных знака носят условные названия «блокадные колодцы». Один из них в виде барельефа на стене здания находится на бывшей Большой Спасской улице – недалеко от пересечения нынешних Гражданского проспекта и проспекта Непокоренных.

Вид нечетной стороны Колонии Гражданка. Фото конца 1940-х гг. Из архива Н.Я. Фогельгезанга

И, конечно, говоря о блокаде, нельзя не обойти тему блокадных захоронений. Жителей Гражданки и ближайших окрестных мест, умерших и погибших во время блокады, хоронили на Пискаревском и Богословском кладбищах…