Очевидец (сборник)

Сергей Чекмаев

Очевидец

Анафема. Новое дело

Анафема (греч. anathema) – в христианстве церковное проклятие, отлучение от церкви.

Российский Энциклопедический словарь

Анафема – в христианской церкви отлучение отвергающих или извращающих коренные истины веры, исключение из общества верующих, удаление от общения с верующими (…)

Полный Православный Богословский Энциклопедический словарь

Пролог

Набросок статьи в экуменистический журнал «Новая философия».

Исправленная версия

(первый абзац помечен как «удаленный, восстановлению не подлежит»)

…Всё бы ничего, если бы за религиозной интервенцией в Россию не пришло религиозное мошенничество. Сотни новоявленных, ранее никому не известных «церквей», «храмов» и «братств» на поверку оказывались механизмом по отбору денег у прихожан («сектантов») в пользу «братства», то есть на самом деле – на счет «духовного главы» секты. Методы использовались самые различные: начиная с простых уговоров завещать средства или недвижимость вплоть до совершенно аморальных и противозаконных. Шантаж, угрозы жизни родственникам, пытки, методы психологического давления.

Но то были лишь первые ласточки надвигающейся беды. С начала девяностых в стране бесконтрольно размножились чудовищные авторитарные секты, где Верховным Божеством становился сам глава, подчиняя прихожан своей воле, низводя их до рабского, почти животного состояния. В прессе и официальных документах подобные культы получили название деструктивных. Череда судебных разбирательств и даже уголовных сроков, вихрем пронесшихся над Россией в конце века, никого ничему не научила, и новоиспеченные секты продолжали исправно пополняться свежим «пушечным мясом». Сложное экономическое положение в стране заставляло людей балансировать на грани выживания, и с каждым годом им всё больше хотелось чуда, которое по мановению руки сможет решить проблемы. Секты не без успеха попытались взять на себя роль такого чуда, оставив в стороне и государственные институты и Русскую Православную Церковь.

Потом, конечно, спохватились. Как пример можно привести недавно завершившийся эксперимент, когда в программу как частных, так и государственных школ был введен новый предмет – основы православной культуры. Это не Закон Божий времен царя-батюшки: никто не принуждал детей читать «Отче наш» и бездумно зубрить ветхозаветное древо потомков Адама. Просто еще со школьной скамьи будущим гражданам страны прививается православная терпимость и – если так можно выразиться – религиозная грамотность. Никто не заставляет школьников креститься и уж тем более менять конфессиальную принадлежность, хотя на местах от чрезмерного усердия перегибы были. Конечно, не обошлось без конфликтов и негативных проявлений, на что не преминули обратить внимание многочисленные противники православия. Но когда в России доброе начинание становилось действительно добрым с самого начала? Благодаря эксперименту удалось выявить шероховатости, недоработки и – по мере возможности – избавиться от них. Теперь, три года спустя, предмет «Основы православной культуры» вошел в официальную школьную программу.

С подачи набиравшего силу Комитета по спасению молодежи от тоталитарных сект правительство в рекордные сроки провело через Думу новый закон о контроле над религиозными объединениями. Взрывоопасная смесь сотен культов и сект начала тысячелетия опротивела даже велеречивым сенаторам, который год подряд без особого успеха изображавшим оппозицию. После долгих разговоров, многочисленных «за» и «против», в буквальном смысле заполонивших страницы и экраны СМИ, было, наконец, принято решение о создании единого контрольного органа. На основе бывшего департамента Минюста по делам общественных и религиозных объединений оформилась невиданная доселе структура с удивительно неброским наименованием – Спецгоскомитет по религии, сокращенно СГКР.

В состав комитета вошли сотрудники МВД, Минюста, прокуратуры и представители церкви. В основном – православной, хотя из политкорректности мусульмане, иудеи, буддисты, католики, протестанты и баптисты могли участвовать в работе комитета на правах совещательного голоса.

В дальнейшем православное духовенство за каких-то два года полностью перевело на себя руководящую роль в Спецгоскомитете. Сегодня новая структура в открытую управляется и финансируется Русской Православной Церковью с молчаливого согласия государства. Популярное в наши дни название «Анафема» сначала считалось неофициальным и применялось в основном журналистами, но уже через год так называли Спецгоскомитет по религии даже президент и правительство страны.

Работники Спецгоскомитета стали называться контроллерами. В штате Анафемы числилось достаточно опытных следователей и несгибаемых прокуроров, у которых неожиданно оказались развязаны руки. Борьба с сектантами вышла на совершенно новый уровень. Изначально перед СГКР не стояла задача силового противодействия, но разгул сатанистов в конце «нулевых» и появление у многих сект собственных охранных структур привели к образованию в Анафеме боевых подразделений (так называемая «новая опричнина»). Методики их подготовки покрыты тайной, и тайна эта серьезно охраняется. Известно лишь, что суровые условия жизни, монашеское послушание и истовая вера сделали «опричников» настоящими бойцами – преданными, бесстрашными и не задающими лишних вопросов. Правая оппозиция пыталась инициировать парламентские слушания о правомочности подобных подразделений, но ни одна подобная акция успеха не имела.

Со времени создания Анафема значительно расширила свои функции. Начав с выявления авторитарных, мошеннических сект и внутренних расследований в самой Русской Православной Церкви (греховное обогащение, растление малолетних, младостарчество, ересь), сегодня новая спецслужба переняла от МВД и многие светские дела. Тем более что государство призналось в собственной беспомощности: еще в начале марта 2003 года Минздрав подписал с РПЦ соглашение о пропаганде здорового образа жизни и совместной борьбе против наркомании, пьянства и детской проституции. После бурных и не всегда корректных дискуссий в Думе и на страницах прессы последовала череда законодательных актов, облекавших Анафему достаточными полномочиями. У новой спецслужбы сразу прибавилось дел – торговля наркотиками, малолетняя проституция, «экспорт» доноров и органов за рубеж. Схема контроллерской деятельности Анафемы, возможно, далека от идеалов законности, однако она чрезвычайно эффективна и пока приносит положительные результаты. Подозреваемые задерживаются контроллерами Анафемы в контакте с силовыми подразделениями МВД или собственными силами. Потом преступников вместе с материалами дела передают государственному правосудию, но дальнейшее следствие и судебный процесс проводятся уже под пристальным вниманием Анафемы. На сегодняшний день наркодельцам, торговцам «падалью» и молодыми телами уже не так просто отделаться условными или смехотворно короткими сроками, подкупив суд.

Успешные расследования по делам секты «Обращенных», «Внутреннего круга друзей Кедра-Прародителя», религиозного движения «Новый Исход», Общества помощи женщинам, пострадавшим от домашнего насилия, под личиной которого скрывалась деспотичная лесбийская секта «Сестринство Вечной Любви», пресечение организованной деятельности сатанистов в крупных городах создало контроллерам Анафемы славу неподкупных борцов с преступлениями против личности и духовной свободы граждан. Средства массовой информации (в основном либерального толка) пытались объяснить успехи Спецгоскомитета борьбой за религиозное доминирование в стране. Самой нашумевшей в этом плане стала статья «Анафема. Гроза преступности или оружие самозащиты православия?» известного скандалиста из «Свободной газеты», пишущего под псевдонимом «Правдорубец». Однако многочисленные и, что самое главное, – успешные – акции Анафемы заставили рукоплескать даже самых прожженных скептиков.

Последней точкой в столь радикальной перемене взглядов политической элиты и общества в целом стало закрытие детского дома «Зеленый луч» – история омерзительная и жуткая, в которой оказались замешаны высокопоставленные лица.

К началу 2012 года Анафема стала мощной системой по наведению правопорядка в стране, прибавив популярности не только своим непосредственным организаторам и руководителям, но и всей Русской Православной Церкви.

Меж тем 2012 – год выборов – до предела обострил политическую борьбу. Некоторые аналитики полагают, что Спецгоскомитет по религии станет лишь первым шагом Церкви к созданию нового теократического государства. Доверие к Анафеме во всех слоях общества значительно превышает доверие к таким государственным институтам, как милиция или прокуратура. Опираясь на него и свои безграничные ресурсы, Русская Православная Церковь впервые со времен Смуты 1600 х годов может напрямую вмешаться в борьбу за власть в современной России.

Другие аналитики считают, что Анафема – лишь продукт политических технологий, и кто-то, прикрываясь авторитетом РПЦ, готовится ввести в игру новые козырные карты. И церковь при этом, как это ни прискорбно, играет лишь роль ширмы для неизвестной и беспринципной силы, что может совершенно неожиданно появиться на политической арене.

Кто из них прав?

Время покажет…

(В конце статьи приписано:

«Выборы прошли без экцессов. Ясности по-прежнему нет. Странно».

Опечатки выделены, но не исправлены; возможно, из-за спешки.)

Зима. Некуда бежать

Анжелкина вечеринка, как всегда, оказалась скучной. Да и повод, честно говоря, дурацкий – полгода со дня окончания школы. Лучше б на Новый год собраться, хотя и банально. Иринка долго размышляла, идти или нет, но все-таки пошла, чтобы не обидеть подругу.

И за первый час успела сто раз пожалеть. А за второй – все двести. Натужные попытки Анжелы растормошить гостей могли бы вызвать улыбку, если бы не выглядели такими жалкими. Народ сразу разбился по кучкам: Вадик с Максом пристроились с сигаретами у окна, сравнивая достоинства «Рено-Меган», «Октавии» и «Дэу», а расфуфыренные стервы Вика и Настя лениво перебрасывались фразами, поглядывая на других девчонок почти с презрением. Насколько Иринка могла слышать, они обсуждали новый спа-салон, который «наконец-то открылся и в нашем гадюшнике».

Класс у них не был дружным никогда. Так уж сложилось.

Впрочем, чему удивляться? Для дружбы должны быть хоть какие-то общие интересы. Но школу выстроили почти на самом краю микрорайона, у кольцевой. Вот и получилось, что половина класса – обычные парни и девчонки обычного спального района, а другая половина – из коттеджного поселка за МКАД. Из тех немногих, кого родители не успели или не смогли пристроить в элитные частные гимназии.

Местные назвали их «мажорами». Те в долгу не остались, окрестив одноклассников «плебсом».

Потому неудивительно, что как только «школьные годы чудесные» остались за спиной, класс не хотел встречаться в прежнем составе. Зачем, мол? В школе ваши рожи каждый день видели, теперь наконец это счастье прошло, какой смысл себе опять настроение портить?

Но вот приспичило же Анжелке! И именно в субботу, когда по телеку как раз показывали финал отпадного реалити-шоу «Островитяне». Нет, понятно, что подруга, привыкшая в школе выступать в роли первой красавицы класса, слегка заскучала в своем РГГУ, где таких двенадцать на дюжину. Затерялась среди табунов длинноногих крашеных Барби. Парни с курса не обращали на Анжелу никакого внимания. То есть, конечно, не то чтобы совсем не обращали, но для девушки, привыкшей быть в центре мужского обожания, явный недостаток сраженных наповал кавалеров стал крушением привычного мира.

Такое положение надо побыстрее исправить.

Так что горевала Анжела совсем недолго и с обычной своей неуемной энергией взялась собирать старую школьную тусовку. Вспомнить, так сказать, золотое детство. Ясное дело, в списке приглашенных первыми значились пять ее бывших бойфрендов – тот же Макс с Вадиком, к примеру. И несколько парней с курса: пусть знают, что могут упустить свой шанс, если и дальше будут такими же привередливыми.

И сейчас, медленно дефилируя по комнате, Анжела покровительственно оглядывала «гарем» своих бывших. Статус-кво восстановлен, а на остальное наплевать.

Иринка вздохнула и отвернулась. Нет, всё же не стоило приходить.

– Откуда такая вселенская грусть?

Незнакомый мужской голос прозвучал чуть ли не над самым ухом. Иринка вздрогнула и обернулась. И встретилась с насмешливым взглядом чуть прищуренных серых глаз.

«Таких глаз у нас в классе не было, – растерянно подумала Иринка. – Иначе Анжела бы своего не упустила».

– Ярослав, – представился незнакомец. – Можно просто Слава. А ты – Ирина, да?

Нет, он не походил на Леонардо ди Каприо, Бреда Питта или, если уж на то пошло, Диму Билана. Обычный, ничем не выделяющийся парень с рыхловатым лицом и несколько оплывшей фигурой, чуть более плотной, чем нужно для идеала девичьих грез. Но вот глаза… серые с таинственной золотистой искоркой в глубине зрачка – они завораживали. Казалось, что их обладатель владеет каким-то таинственным знанием.

И может указать к нему путь. Если попросишь.

Иринке сразу же сделалось стыдно за свои джинсы и любимый, пушистый и теплый, но совершенно бесформенный свитер. Ну почему, почему она сегодня не пришла в той серой юбке, которая ей так идет?

Странно, но минут через пятнадцать девушка поймала себя на том, что совершенно свободно болтает с доселе незнакомым Ярославом обо всем на свете. Как с давним, проверенным годами другом. В том числе и о пресловутой юбке – Иринка так и заявила без тени кокетства:

– Я ведь знаю, что когда надеваю юбку, ну и там всё остальное, то на меня оборачиваются, а когда брюки цвета хаки и «гриндерсы», то нет.

Судя по ответу, Ярослав понял ее по-своему.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Даже самые железные кокетки не каждый день носят вечерние платья с разрезом до… ну, ты понимаешь. Не говоря уж о том, что можно и в рабочем комбинезоне, заляпанном краской, выглядеть женственной. У тебя, например, получается.

Его комплименты, простые и незатейливые, казались откровением; не в последнюю очередь потому, что вместе со словами Иринку снова и снова атаковал золотистый высверк из серой глубины зрачков.

Они с Ярославом вывалились из тусовки, будто в лесную прохладу из душного городского марева. Откуда-то издалека доносился смех, скабрезные анекдоты, Анжелкины потуги на всеобщее внимание и «бу-бу-бу Октавия, бу-бу-бу подвеска, бу-бу-бу движок один и семь» от соседнего окна. Но звуки гасли за невидимой завесой, которой Ирина с Ярославом отгородились от мира, а здесь, в небольшом алькове между окнами они были только вдвоем.

Наверное, в слезоточивой женской лав стори героиня бы обязательно «млела от его мужественного голоса», или «у нее сладко ныло в груди», или еще что-нибудь такое же пошлое. С Иринкой ничего подобного не происходило. Она даже слегка рассердилась на себя: фу, полено толстокожее! Парень перед тобой хвост распушил, а ты что? И сама же ответила: А что я? Ничего. Мы просто разговариваем.

Они и впрямь «просто» разговаривали. Без конкретной темы, да, похоже, что и без цели – пофлиртовать, например. Всё казалось ненужным. Просто Иринка больше не чувствовала себя одинокой.

И потому она сразу же согласилась, когда Ярослав неожиданно предложил:

– Может, пойдем отсюда? Погуляем. Как-то здесь… – Пауза заставила ее на мгновение напрячься – … скучно.

Никто и не заметил, что они уходят. Разве что Анжелка скользнула по странной паре недоуменным взглядом и сразу же отвернулась.

У Иринки всё же хватило такта поинтересоваться:

– А как же твои? Ты ведь с Анжелкиного курса? – Она запоздало сообразила, что Ярослав вряд ли пришел на сейшн в одиночку.

– Я со второго. Наших здесь нет никого. Твоя подруга наприглашала кучу народа, но никто не пришел.

Последнюю фразу он пробормотал вполголоса: можно подумать, что Ярослав боялся, как бы его не услышала «хозяйка салона». Иринке бы насторожиться, но где там!

Гуляли до глубокой ночи. Сначала по небольшому лесопарку микрорайона, а потом Ярослав предложил поехать в центр.

– Посидим где-нибудь в приличном месте. А то поблизости ни одного нормального кабака нету.

– Как? – удивилась Иринка. – А «Золотой дракон»? Это вон там, через дорогу…

Ярослав усмехнулся.

– Я ж говорю: «при-лич-ное». В «Драконе» твоем без гранатомета лучше не появляться. Небось одни бандюки пасутся.

Иринка подумала, что Ярослав, наверное, никогда в «Золотом драконе» не был. По названию и в самом деле выглядит помпезнее некуда, как минимум младший брат «Голден палас». А на самом деле – уютный китайский ресторанчик, да и цены вполне приемлемые. Ну да ладно. В центр так в центр. Может, оно и к лучшему: ни на кого из знакомых не нарвешься, до мамы не дойдет, и ничего потом не придется объяснять.

«Приличным» местом оказалась довольно обшарпанная пиццерия где-то на Новослободской. Иринка не возражала: с Ярославом было легко, интересно и спокойно, а уж где сидеть – вопрос десятый.

Натуральный рай в шалаше.

Ярослава забегаловка тоже вполне устраивала – народу уйма, никто их не запомнит.

Минут через сорок, когда пиццу они уже съели, а темы для разговоров никак не заканчивались, Иринка сообразила, что дружеским ужином дело не ограничится. Вопросы Ярослава становились более откровенными: есть ли у нее молодой человек; а почему нет; да-да, все мужики одинаковые; а не хотела бы она еще раз попробовать; вот если бы он, Ярослав, мог, то доказал бы ей… и так далее. В общем, девушка была почти согласна и даже стала мучительно соображать, к кому можно напроситься в гости. Обратно к Анжелке, ясное дело, нельзя, там сейчас дым коромыслом. У Катьки – новый друг, не пустит, Танюха опять сошлется на родителей. Беда.

Но Ярослав и тут оказался на высоте. Выяснилось, что «здесь недалеко, рукой подать» находится квартира его друга, который загулял на выходные в каком-то доме отдыха, но успел оставить на сохранение ключи. Вот как всё удачно сложилось! Одно к одному.

Иринка и эту странность восприняла, как должное. Она уже верила всему, что скажет Ярослав.

Логово пропадающего на лоне природы друга в самом деле оказалось совсем рядом, на соседней улице. Съемная однокомнатная нора молодого повесы: контркультурные плакаты на стенах, подставка для каких-то спортивных наград у окна, домашний кинотеатр, две полки с дисками, микроволновка на сиротливо голой кухне и венец всего – раскладной двуспальный диван, скрипучий и шаткий. Если и не ровесник самой Ирине, то около того.

Здесь всё и случилось. Просто и неромантично – на диване перед телевизором. В неполные восемнадцать Иринка, конечно, давно уже девственницей не была. И на подобный вопрос немедленно бы возмутилась: я что, по-вашему, такая уродина, на которую никто и не посмотрит? Но ее небогатый опыт ограничивался стандартными тусовочными связями: судорожные объятия в полутьме, задранная юбка и спущенные штаны, перегар, пьяная веселость и шум в голове. Мысли предохраниться или хотя бы посчитать цикл приходили одновременно с похмельем. И… уходили. Потому что «в прошлый раз ничего не было, авось и в этот пронесет».

Да и Слава делал всё так уверенно и спокойно, что Иринка почти не сомневалась – опыт у него такой, что, по меньшей мере, на пятерых хватит. Наверное, знает, как всё должно быть правильно и безопасно. Это тебе не на пьяной вечеринке в ванной запираться… С галантным, но распаленным алкоголем и оттого чересчур торопливым партнером. А у Ярослава в голове шампанское и пара коктейлей из пиццерии давно выветрились, глядишь, сам обо всем позаботится.

И она доверилась, выкинув из головы неприятные мысли. Тем более что мужские руки уже шарили по телу, жадно доискивались теплого, мягкого и округлого, разбирались с пуговицами, молниями и лишь изредка терялись в непривычных застежках.

Чуть позже, правда, выяснилось, что Ярослав совсем не так опытен, как хочет показаться, что многое ему непривычно, а то и вообще в новинку. В самый ответственный момент он ничего не сделал, но Иринке уже было всё равно. Мир вокруг погрузился в туман и звонко лопнул сотнями сверкающих брызг. Заложило уши. Вполне может быть, что от ее собственного крика.

– Тебе было хорошо? – беспокойно спросил Ярослав.

Если бы остались силы, Иринка точно бы рассмеялась: ну почему парням обязательно надо задавать этот дурацкий вопрос? Что, и так не видно? Но слабость, разлившаяся по телу, не дала даже улыбнуться. Да и говорить получалось с трудом.

– Да. Наверное. Не помню.

Паузы в словах и затуманенный взгляд сказали Ярославу больше самых жарких заверений. Он просиял и спросил:

– Пить хочешь?

Расстались они под утро. Славик – теперь уже Славик! – как галантный кавалер проводил Иринку до подъезда, чмокнул в щечку и побежал к трассе ловить машину. Девушка долго смотрела ему вслед, пока совсем не замерзла.

Их роман умер, не родившись. Тот самый, красивый и продолжительный, что Иринка нарисовала в воображении. Она мечтала, как будет представлять Славика подругам, причем следовало проследить, чтобы Катька, не дай бог, не отбила – с нее станется. Как познакомит его с мамой и обязательно свозит на Тайнинку, к бабушке, которая всегда стояла за внучку горой и, если что, одобрит выбор. «Если что» означало маму: угодить ей с поклонниками Иринке еще ни разу не удавалось.

Но роман так и остался лишь красивой фантазией. Наверное, Иринке стоило поговорить с Анжелой до, а не после, когда уже всё случилось.

Наверное… Задним умом все крепки, а что толку?

По телефону Анжела что-либо объяснять отказалась, зато немедленно примчалась в гости – чего там, два подъезда пройти. И прямо с порога обрушилась на подругу:

– Да ты что, Ирка! Совсем без парней озверела? Нашла, кого выбрать! У меня спросить не могла?!

– У тебя спросишь! Ты весь вечер то Максу, то Вадику глазки строила. Не оторвешь. А что с ним не так?

– Со Славкой?! С ним ВСЁ не так! Он же пикапер, сволочь! Самый настоящий, как в Интернете пишут. Не читала, что ли?

Иринка недоверчиво посмотрела на подругу:

– Пикапер – это который только на один раз? А потом – всё, свободна?

– Ну да!

– С чего ты взяла? Он совершенно не похож и…

Анжела не дала Иринке договорить:

– А ты думаешь, он что, с табличкой должен ходить? Или флагом размахивать «Я пикапер»?

– Нет, но… Да ладно, что ты придумываешь! Славка нормальный парень.

– Нормальный!! – Анжела чуть не подпрыгнула. – Эх, Ирка, вот тебя угораздило. Слушай, я тебе расскажу, какой он нормальный.

Она устроилась в кресле, накрутила на палец локон – водилась за ней такая привычка, задумчиво посмотрела в сторону.

– Не помню уже, кто мне всё это поведал. Девчонки со второго курса, наверное, – наши еще Славика не раскусили. Слух, в общем, такой ходит, что у него в первый раз с девушкой какая-то проблема случилась, опозорился или еще что. А она, дура, вместо того, чтобы молчать, обо всем растрепала. На следующий день вся школа уже знала: Славик – импотент. Сама понимаешь, какая у него житуха началась. Даже хотел в другую школу перейти. Но до экзаменов полгода оставалось, пришлось терпеть. Комплекс у него после этой истории такой образовался, что мало не покажется. Идея такая: все женщины – болтливые стервы, веры им нет, максимум для чего мы с тобой, подруга, сгодимся – это секс. Обычное оздоровительное кувыркание на диване. Но никаких отношений! Только один раз и ничего больше. Он специально к себе не водит, только по квартирам друзей, чтобы потом девки к нему домой не приходили отношения выяснять. В универе он нескольким бедолагам вроде тебя мозги запудрил, пикапнул на одну ночку и всё, хватит. Они за Славой долго бегали, а когда поняли, что ничего им больше не светит, возненавидели его напрочь. Ну, и он в ответ еще крепче уверился в нашем бабьем сволочизме. И теперь считает, что женщины ничего более и не достойны. Ноль серьезных отношений, ноль чувств. Одна ночь – и проехали. Ловелас доморощенный, мать его. Он знаешь как навострился девчонкам мозги пудрить? Фигурой-то не вышел, умом тоже, посему таинственность напускает. Даже, говорят, линзы специальные заказал, чтоб глаза светились. – Заметив, что от последних слов подруга вздрогнула, Анжелка удовлетворенно кивнула и добавила назидательным тоном: – Ясно, какого принца ты себе нашла? Говорю, надо было меня спрашивать.

Иринка с трудом верила своим ушам. Теперь становились понятны многие странности Славика, но… Всё равно в голове как-то не укладывалось.

– А зачем ты его пригласила вообще?

– Да он меня обхаживал, пока не понял, что я всё знаю. Тогда и отвалил. Честно тебе скажу, я его назло позвала. Подумала: не придет – хуже не будет, а придет – пусть на наших мальчишек полюбуется, ногти в углу погрызет, покурит в сторонке. Кто ж его знал, что всё так обернется?

Сказать по правде, поначалу Иринка подруге не поверила: мало ли что в универе болтают! Тем более брошенные девчонки. Могли из мести ужасов напридумывать. Не получилось нормального парня при себе удержать – так пусть лучше никому не достанется! Всех страшилками распугаем.

Но телефон, который оставил Славик, всё время оказывался недоступен, пока, в конце концов, металлический голос не ошарашил Иринку сообщением, что абонент временно не обслуживается. В РГГУ, по словам Анжелки, Ярослав появлялся редко, так что попытки подловить его на выходе после лекций, неизменно проваливались. Подруга неодобрительно качала головой:

– Я же тебе говорила! Ты что, Ирк, запала на него, что ли? Забудь лучше этого гада!

Однако забыть почему-то не получалось. Золотые искорки в серых глазах, что бы там Анжелка не говорила про линзы, то и дело лезли в голову, стоило лишь на мгновение отвлечься. Иринка снова и снова хватала трубку, набирала заученный номер и в который уже раз слушала бездушный ответ.

На второй неделе поисков в гости явилась Анжелка. Поворчав для порядка – нечего тут по мужикам горевать, это они по нам сохнуть должны, – заявила:

– Есть у меня один… – Она изобразила пальцами неопределенный жест, – типа хакер. Малолетка, но с гонором. Видала на столах у перехода диски с телефонными базами? Так этот хвастается, что он сам их и ломает. Думал впечатление на меня произвести. Ха!

Она покопалась в сумочке, выудила миниатюрный телефончик, открыла, пробормотала задумчиво:

– Звонить со своего? Достанет же потом. Еще и адрес через свою базу вызнает, будет у подъезда ошиваться!

– Телефон тебе Вадик подарил, забыла? На него и записан. Так что твой хакер к нему в гости придет. А мы посмеемся.

– Точно! Молодец, подруга, сечешь!

Хакер оказался на месте и даже согласился помочь в обмен на неопределенное обещание «встретиться на днях». Фамилию Ярослава – Левичев – Анжелка вызнала у старосты группы. Через какой-нибудь час подруги знали и телефон, и адрес.

Неприветливый мужской голос терпением не отличался:

– Девушка! Левичевы здесь давно не живут. Не звоните сюда больше.

– А куда они переехали, вы не…

– Не знаю и знать не хочу! До свидания.

Трубку повесили, прежде чем Иринка смогла что-либо ответить.

Перезвонили хакеру. Он долго извинялся: «база старая, две тысячи пятого года, новой пока нет», а в конце спросил, не повлияет ли неудача на грядущую на днях встречу. Анжелка сказала, что подумает, и отключилась.

Как-то под вечер, когда стало совсем невмоготу, Иринка даже съездила в ту самую квартиру на «Новослободской». Потопталась на лестничной клетке и всё же решилась позвонить. Один раз. Два. Три.

Тишина. Лишь громыхнул внизу железной створкой подъездный доводчик.

Дверь так никто и не открыл. Спустившись, Иринка посмотрела на окна седьмого этажа. Почти посредине яркого ряда светлых пятен тонули в темноте два зеркальных стеклопакета.

Через несколько дней Анжелка сбросила сообщение, что видела Ярослава в универе. Иринка сбежала с последней пары, приехала к подруге в РГГУ и долго разыскивала аудиторию Славкиной группы.

Но и в этот раз ничего не получилось. Ярослава среди студентов не оказалось. Иринка попыталась вызнать, где он, долго расспрашивала народ. Никто ничего определенного сказать не мог, и лишь высокий и сутулый парень, пристроившийся у окна с сигаретой, вяло отмахнулся:

– А что ему? С третьей пары свалил. Он же платный, ему до упора высиживать не обязательно.

Иринка расстроилась: Славика кто-то предупредил. И он, похоже, в самом деле ее избегает. Может, и правда пикапер?

А потом ей стало не до того. Пришел срок, но месячные почему-то не начались. Поначалу она успокаивала себя: застудила, пока болталась в юбке по морозу. Или ошиблась на пару дней. Бывает. С каждым днем верить в собственные фальшивые заверения становилось всё сложнее. А к концу второй недели Иринка уже пребывала в состоянии тихой паники. По дороге в институт она забежала в аптеку и купила тест на беременность.

В перерыве между парами сбегала в туалет и проверилась.

Язычок тестовой бумажки порозовел. Инструкция лаконично сообщала: «реакция отрицательная – нет изменений цвета, реакция положительная – от бледно-розового до красного». В аудиторию Иринка вернулась на автопилоте, слепо переставляя ноги. Кто-то из девчонок даже спросил, не плохо ли ей.

В тот день учиться она больше не смогла. Всё валилось из рук, тело колотил странный озноб, голова не соображала, да и не было в ней места для каких-нибудь других мыслей.

«Я беременна».

Такой вот подарочек к Новому году.

Возвращаясь домой, Иринка проехала свою остановку, а в маршрутке едва не стала центром скандала – забыла заплатить. Водитель отказывался ехать, пока не соберет деньги со всех, пассажиры долго выясняли друг у друга, кто виноват, пока не обратили внимание на молчаливую девушку в третьем ряду.

«Я беременна. Что делать? Сходить к врачу, в клинику какую-нибудь анонимную? Да, надо, наверное, но ведь всё уже и так ясно, правда?»

Мама сегодня работала в вечернюю смену, дома – никого. Со своими мыслями Иринка осталась один на один.

Включать свет она не стала, так и просидела за столом в темной кухне до полуночи, пока не заскрежетал ключ в замочной скважине.

– Ира, ты дома? – громко спросила мать с порога, повозилась в прихожей, чертыхнулась, прошла на кухню и с облегчением громыхнула на пол фирменные супермаркетовские пакеты.

Щелкнула выключателем. От нестерпимо яркого света Иринка вздрогнула и прикрыла глаза руками. Мать обернулась на шорох:

– Что это ты полуночничаешь? Случилось чего?

Иринка своей мамы стеснялась. И на вопрос: «кем работает?» старалась не отвечать прямо. Раньше говорила: в Министерстве путей сообщения, теперь – в Российских железных дорогах. И быстренько старалась сменить тему. Если б в школьной тусовке узнали, что она, Иринка – дочь вокзального кассира, мажоры просто перестали бы с ней здороваться, да и свои наиздевались бы всласть. Может, и прозвище какое навесили: проводница, например. Бр-р р!

К себе в гости она старалась никого не звать. Подруг мама не одобряла, особенно Катюху и Анжелку, а парней и вовсе встречала, как самых ненавистных врагов, что только и ждут, как бы соблазнить ее доченьку.

Мама воспитывала Иринку одна. И одна вынесла на своих плечах все дочкины заморочки: школу, взросление, слабые попытки проявить характер. А теперь еще и институт прибавился.

А характер у мамы был крутой – от деда. Бывший генерал, коммунист советской закалки, он и детей воспитал в рамках своего предельно узкого взгляда на мир. Страна на первом месте, семья на втором – ячейка общества, как никак, и никакого секса, только здоровые отношения между советскими людьми. Скрепленные узами брака.

Когда дочь подросла, он то и дело заговаривал, с каким размахом они будут отмечать ее свадьбу: снимут зал в «Праге», во главе стола он сядет самолично, ибо со времен офицерской молодости, когда служил на Кавказе, помнит кучу великолепных тостов. Машину возьмут не какую-нибудь пошлую «Чайку», а самый настоящий ЗИС, из министерского гаража. В общем, свадебный генерал, в прямом и переносном смыслах.

Свадьбы так и не случилось. Впрочем, дед этого уже не видел: в девяносто первом, в день провала первого путча, когда привычный мир старого генерала рухнул окончательно, его сердце не выдержало и остановилось.

Иринкина мама в тот год перешла уже на четвертый курс. Дедовскую науку она усвоила на отлично, стойко ждала принца и слыла в своем первом медицинском «синим чулком».

Принц появился неожиданно. Первый красавец курса, сын декана – небедный и не слишком обремененный житейскими проблемами. Надо сказать, что женским вниманием он был избалован сверх меры, и с чего уж он заинтересовался неприметной тихоней – неизвестно. Может, захотелось нетронутой свежатинки, а может, и правда соскучился по простым и честным чувствам, без всякой материальной основы.

Иринка видела фотографии: мама буквально преобразилась. Раньше ее называли просто симпатичной, а на третьем курсе она совершенно неожиданно для всех победила в местном конкурсе красоты – тогда подобные мероприятия как раз стали входить в моду.

Ради принца мама готова была на всё. Даже согласилась изменить некоторые жизненные приоритеты: отложить свадьбу например.

«Подожди, давай доучимся сначала», – говорил принц, и она ему верила. Верила во всем. Потому не сопротивлялась, когда после красивого вечера в ресторане он привез ее на отцовскую дачу и прямо с порога начал раздевать. Муж ведь практически, ему можно.

Самую радостную на свете новость она несла ему, как подарок, но принц энтузиазма не проявил. Буркнул что-то нерадостное.

А через пару дней ее вызвали в деканат. Папа принца, толстый и вальяжный, быстро объяснил непонятливой девчонке, кто кого соблазнил в этой истории, кто под кого лег и с какой целью. А если она и дальше будет преследовать бедного доверчивого мальчика или – тем паче – шантажировать, то приказ на отчисление будет подписан в пять минут. И она, мерзкая развратница, вылетит из института с волчьим билетом.

После родов красота сошла на нет, институт пришлось бросить, и, чтобы прокормить себя и маленькую Ирку, мама устроилась на вокзал кассиром. На новой работе у нее окончательно испортился характер, сменился лексикон – по большей части из-за него Иринка не звала к себе гостей, – но дедовские идеалы стояли крепко. Замуж мама так и не вышла, а на упреки родственников гордо заявляла, что целиком посвятит себя воспитанию дочери. Так как привыкла: суровостью, наказаниями, а то и ремнем.

Но несмотря ни на что, Иринка маму любила. В запале та могла сильно приложить крепким словцом, а могла и выпороть, но при этом оставалась мамой. А еще – и старшей подругой, с которой можно обсудить наболевшее, получив попутно небольшой нагоняй. Иринка привыкла советоваться с мамой, доверять ей свои страхи и переживания. А к кому еще пойти? Настоящих подруг, таких, кому можно рассказать всё без утайки, у нее так и не появилось, а бабушка… Что бабушка? Погладит по голове, посмотрит жалостливо, напоит чаем с черничным вареньем. Только разумного совета дать не сможет – откуда знать жизнь ей, долгие годы прожившей без забот и тревог за пазухой всесильного советского генерала?

Конечно, с недавних пор Иринка поняла, что маме кое о чем лучше вообще не говорить, промолчать, а то можно нарваться на длинный нравоучительный монолог или даже конфликт.

Но сейчас не тот случай.

Мама всё поймет. Пусть отругает, пусть, зато посоветует, что надо делать.

– Понимаешь, мам, я тут познакомилась с одним хорошим человеком…

И она рассказала.

В принципе, Иринка была готова к возражениям, обвинениям и упрекам. Но то, что случилось, едва она закончила говорить, не могло ей присниться даже в самом страшном кошмаре.

– Вот оно как! Значит, ты, наконец, допрыгалась со своими тусовками! Шлюха!!

Мама, когда ругалась, выражений не выбирала. А сейчас, судя по раскрасневшимся щекам и шее, по налитым кровью глазам, она была просто взбешена.

– Небось, Анжелка, проститутка бесстыжая, этого <…>дуна тебе сосватала!!

И пошло. Мать кричала минут сорок, не повторяясь. Сначала пересказала дедовскую науку. Так, как запомнила: потеря девственности до свадьбы – позор, беременность в семнадцать лет – стыд, мерзость. Потом неожиданно переключилась на христианские представления о блуде и грехе. Потом, когда обычные слова кончились, перешла на мат:

– Пойдешь на аборт, <…>! Пойдешь, как миленькая!

Иринка молчала, спрятав лицо, лишь изредка всхлипывала в ответ на самые обидные упреки. Но тут она не выдержала.

– Прости, не пойду. Я своего ребенка убивать не дам.

Мама замерла с открытым ртом. Хрипло вздохнула, опустилась на стул. А когда заговорила снова – Иринка с трудом узнала ее голос: злобный, свистящий шепот.

– Ты что, дура, как я жизнь прожить хочешь?! Одна дите растить? А ведь я в двадцать родила, <…>, молодости у меня, считай, не было, семьи тоже, а теперь и ты мой <…>ский путь повторить решила?

До сих пор Иринке даже в голову не приходило, что ее история так похожа на мамину судьбу. Ведь тот «принц» был подлец, бабник и трусливый маменькин сыночек, но у нее-то не кто-нибудь – Славик! Разве их можно сравнивать! Он другой, настоящий, может, немного скрытный из-за того глупого случая в школе. Но другой же!

– Значит, ты по<…>лась, удовольствие получила, а мне теперь отдуваться! Может, ты теперь каждый год будешь ребенка заводить?! Мать-героиня, <…>!

Иринка не выдержала и заревела в полный голос. Но мама осталась непреклонной. Посмотрела свысока на плачущую дочь и добавила:

– Под мужика лечь наука не хитрая, сисек и задницы вполне хватит. Надо было головой думать, а не <…>, когда ноги раздвигала.

Сказала – словно последний гвоздь вколотила. По самую шляпку.

Раньше мама так часто не материлась. Иринка сквозь слезы посмотрела на ее лицо и окончательно поняла: теперь на ее стороне не осталось никого. Придется всё решать самой.

– И даже не думай, что можешь оставить ребенка. Хочешь мне на шею еще и чужого ублюдка повесить? Так вот запомни – мне он не нужен. Всякие вы<…>ки, спермодоноры <…> будут лапать мою дочь, а я потом…

Договорить она не успела. Иринка вскочила, оттолкнула с прохода мать и метнулась прочь, плечом задев дверную створку. Жалобно зазвенело стекло.

– А ну вернись!

В ответ через пару мгновений щелкнул замок – Иринка закрылась у себя в комнате. Скрипнули пружины дивана, какое-то время до кухни доносились приглушенные рыдания. Потом стихли и они.

Наступила тишина.

Стучать бесполезно. Пока Иринка не придет в себя – из комнаты не выйдет и даже не откроет.

– Вот и хорошо, – вполголоса пробормотала мама. – Вот и замечательно. Попереживай, подумай. Глядишь, к утру в голове прояснится. Тогда и поговорим, где и как аборт делать.

Но к утру ничего не изменилось. И до конца субботы тоже. И в воскресенье. Иринка из комнаты так и не появлялась, разве что ночью. Мама то и дело подходила к дверям, пыталась заговорить с ней, настаивала, укоряла. Тщетно. Дочь отреагировала лишь однажды, когда речь в очередной раз зашла об аборте:

– Спасибо, мам. Я разберусь.

Чем вызвала новый поток ругани и упреков.

Так прошли выходные. В понедельник, собираясь на работу, мама еще раз подошла к Иринкиной двери:

– Ну? Ты не передумала? Ладно, можешь не отвечать.

И ушла, нарочито громко хлопнув дверью.

Иринка выбралась из комнаты минут через пятнадцать, когда окончательно убедилась, что мама, притаившись, не ждет в коридоре. Пробралась к холодильнику, жадно, давясь и почти не жуя, поела что-то совершенно безвкусное.

Когда Иринка собралась в душ, зазвонил телефон.

«Славик!»

Она метнулась через всю квартиру, схватила трубку, но из-за дрожи в пальцах не удержала в руках, уронила, едва не выдернув шнур из розетки.

– Ало!!

– Что это тебя третий день не слыхать?

Всего лишь Анжелка.

«Она же ничего не знает! – подумала Иринка. – Ну, и… хорошо. Пусть не знает и дальше. Не надо мне больше советчиков».

Подруга меж тем продолжала:

– Всё по Славику киснешь? – и не дав ответить, затараторила: – Ничего, я тебя сейчас обрадую. Не знаю, правда, поможет ли тебе моя новость, я бы на твоем месте все-таки подумала, мало ли что, сама-то я ничего хорошего не жду, но ты так горевала…

– Говори толком!

– Что? – Словесный водопад на мгновение замер. Но уж кому, как не Иринке, знать, что остановить Анжелу, когда ей не терпится поделиться горячей новостью, невозможно в принципе. – Так я и говорю! Дослушала бы. Всегда ты так – не слушаешь меня, а потом проблемы всякие случаются. Адрес я нашла. Адрес твоего Славика. Ну, скажи, кто у нас молодец?

Иринка радостно хлопнула в ладоши. Точнее попыталась – помешала трубка в правой руке.

– Ты, конечно!

Да, этого у подруги не отнять. О парнях Анжелка знала всё. И не только о своих – на такой вот случай.

– Домашний? Настоящий?

– Нет, мыло. Электронную почту.

– Давай!!

Ручки рядом не оказалось, и Иринка записала адрес прямо в память телефона.

– Правильно записала? Проверь. И помни – ты моя должница по гроб жизни. Ладно, пока, мне в универ через десять минут выходить.

Нет, Иринка не была столь наивна, чтобы слепо верить в Славикову порядочность. Она и не ждала, что он ответит. Почти не ждала – так, теплилась слабая надежда. Слабая, как тлеющая искорка в потухшем костре.

Минут двадцать спустя, как раз, когда Иринка выходила из душа, почтовая программа призывно зазвенела: получено письмо.

В поле адресата стояло: Yaroslaw Levichev.

Мышка едва не выскользнула из рук, Иринка с трудом попала курсором в «открыть».

Лучше бы она этого не делала.

«Ты, наверное, уже слышала ту историю, которую про меня девки рассказывают? Так вот – я сам ее придумал. Чтоб жалостливее было. На самом деле всё у меня в первый раз нормально получилось. И даже более того. Просто вы, бабы, ни на что больше не нужны. А если дать вам шанс – вы садитесь на шею и начинаете тянуть деньги. До тех пор, пока не выдоите мужика до дна.

Способов миллион, я их все уже перевидал. Твой, с ребенком – тоже. Не на дурака напала: я эту разводку знаю, друг рассказывал. Ни хрена ты не беременна, не ври. Это ты меня на жалость раскручиваешь, на совесть давишь, чтоб я прибежал и начал вокруг тебя прыгать: «ах, ох, бедная девочка, я как истинный джентльмен теперь должен жениться, пойдем в ЗАГС, дорогая». И так далее. А потом, после Мендельсона, выяснится, что у тебя либо выкидыш, либо ложная беременность. И никакого ребенка нет и не будет.

В общем, не вешай мне лапшу на уши. Я куда умнее, чем ты думала.

Так что не пиши мне больше. Не хочу ничего про тебя слышать. Ты такая же стерва и сука, как и все остальные.

p. s. И вообще – о резине должны бабы заботиться, а не мы. Вам же рожать».

Иринка смотрела на экран и не понимала, что там написано. Сглотнула комок в горле, но он появился снова, а на глаза навернулись слезы, хотя за последние сутки их запас, казалось бы, окончательно иссяк.

Она тряхнула головой, надеясь, что кошмар исчезнет, а письмо сотрется, словно его никогда не было.

Чуда не произошло. Тогда Иринка, аккуратно ткнув мышкой, удалила его сама, потом очистила папку «Удаленные», а потом еще и стерла временные файлы Интернета.

Не было такого письма. Не было. Никогда.

Она продолжала машинально нажимать на какие-то баннеры, кликать на ссылки. Но в содержание особо не вчитывалась – картинки мелькали перед глазами, как хоровод неоновых реклам за окном автомобиля. Девушка бродила по Сети в отупении, не замечая, что делает, рука с мышью словно бы жила своей жизнью.

Наверное, только она одна сейчас и жила в Иринке. Всё остальное в ней умерло, кроме разве что еще одного, маленького, почти невесомого комочка, которому все вокруг отказывали в праве на существование.

Больше всего на свете Иринке сейчас хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть. Надолго. Может быть, очень надолго. А когда проснуться – узнать, что никаких проблем больше нет, что всё счастливо разрешилось. Ну а если так не случится никогда, то лучше вообще не просыпаться.

Иринка помотала головой, отгоняя дремоту. Намеренно широко открыла глаза, чтоб не слипались.

И замерла. Оказалось, что за время бесцельных блужданий, она забрела на свой любимый «ЧатЛанд» – привычная картинка, бегущие одна за другой разноцветные строчки чатовской болтовни, калейдоскоп баннеров по краям.

Всё, как всегда, кроме одного: в правом верхнем углу, с припиской «на правах рекламы», серебристо мерцали три короткие строчки:

«Суицида. нет – Реабилитационный кружок помощи потенциальному суициду. Зайди к нам, если тебе плохо, если тебя никто не хочет слушать. Здесь тебе помогут».

Курсор указывал точно на середину баннера. Иринка дернула мышь, уводя стрелку в сторону, и случайно задела левую клавишу.

Экран мигнул, потом потемнел, окрасился синим. Сверху начали падать буквы, по одной, но довольно быстро, пока не сложились в девиз: «Здесь тебе помогут. Ты больше не одинок».

Зима. Почти по Стивенсону

Нет, сегодня что-то не получалось.

Игорь видел это по лицам. Обычно они светились счастьем от общения со своим любимым Учителем, смотрели в глаза и ловили каждое слово. Даже те, к кому удавалось пробиться с превеликим трудом, – Ириска, например, Катя-Катёнка или Олег Пустин по кличке Пустой, – даже они оживали во время Церемонии, как будто просыпались от вековечного сна.

– …помните об этом, ибо сказано: красота жизни превыше красоты смерти!

Но не сегодня. Игорь и сам чувствовал, что голос его звучит не так убедительно, а из слов ушла могучая внутренняя сила, и вместо зажигательного призыва выходила какая-то безжизненная риторика одних и тех же порядком поднадоевших фраз.

Словно зацарапанная пластинка с архаичного патефона.

Проповедь неслась по привычному руслу, а мысли ворочались неохотно и тяжело. Проклятая голова! Совсем ни к чему было вчера так напиваться. Конечно, повод вполне достойный: проект «Суицида. нет» заметила правозащитная организация откуда-то с Урала, выразила желание профинансировать, пригласила на встречу… На радостях Игорь бросил подопечных – хорошо, обошлось без эксцессов, – прихватил, что положено, и поехал в Подольск, к своим. Отмечать. Ну, и Рождество заодно, раз уж так совпало.

– Ибо смерть для всех одна, а жизнь каждый может прожить по-своему. И прожить не зря, творя добро и справедливость. Никогда не забывайте об этом…

Нет, не слышат. Ладно, пора заканчивать. Тогда можно будет заглотнуть анальгина и, надавав ребяткам несложных заданий, выскочить из этой душной конуры.

А еще здесь воняет. Или это только кажется? Где там: окна зарешечены, форточки заварены, кроме одной, с замком, ключ от которого Игорь всегда носил с собой, – вот и копится тяжелый немытый запах. И сколько не заставляй девчонок стирать простыни, драить полы и стены, всё равно воняет, как в спортивной раздевалке.

– Церемония Возвращения окончена, дети мои. Придите же в дом Господа нашего и вручите ему свои заблудшие души.

Игорь по очереди подошел к каждому, прикасался ладонью ко лбу, неслышно шевеля губами, словно читал про себя молитву. У некоторых сразу разгорались глаза, они судорожно хватали его кисть цепкими пальцами, пытались целовать.

– Спасибо, Учитель! Если бы не вы…

Денис, Стас, Викуся, Юльчик.

Приходилось мягко, но настойчиво высвобождать руку, кивать с улыбкой, успокаивать привычным слоганом: «Ты больше не одинок, Денис, мы вместе» или «Ты больше не одна, Викуся, мы вместе» и переходить к следующему.

Нюша – сокращение от Надюша, Надя… Леонид по кличке Леон: его называли по имени любимого героя, сентиментального убийцы из старого французского фильма.

Но попадались и другие. Мрачные, отрешенные глаза, синюшные веки, худые руки в цыпках, крестом сложенные на коленях.

Антон, Олег Пустой, Ириска…

Они, казалось, даже не чувствовали прикосновения, лишь чуть-чуть вздрагивали, но отстраниться все-таки больше не пытались. Хорошо, что хоть какой-то сдвиг, но работы непочатый край. Неблагодарной, скучной работы. Э эх! То ли дело Оксана! А эти? Сколько на них потрачено времени, сил и денег, а отдача почти нулевая! А сколько еще предстоит? И если бы знать, что получится…

Ладно, хватит. Всё равно сегодня не до размышлений. Утро вечера мудренее – завтра, на свежую голову, можно будет обо всем подумать.

Светлана или попросту Ланка. Алла. Вечер… Он так подписывался в Сети и так же представлялся в реальной жизни. Как его зовут по-настоящему, не знал никто.

Ну вот, наконец, и последняя. Оксанка. Гордость Игоря, его главный и последний успех. Он не только смог вернуть ее, но и сделал своей первейшей помощницей. После того как окончательно излечился Вячко-Вячеслав, только она одна и осталась, если не считать Нюшу в разгар действия таблеток.

Правда, в Оксанке еще таился где-то внутри тот липкий страх, омерзение и полуобморочная гадливость, которую ей довелось пережить в скрипучем вагончике сезонных рабочих. Пока она так и не смогла сделать хотя бы шаг в чернильную тьму неосвещенной кладовки.

Но теперь, по крайней мере, Игорь не побоялся бы оставить ее в комнате с открытым окном.

Оксана тоже перехватила его руку, но не стала подносить к губам – знала, что Учитель этого не любит. Просто на короткую долю секунды прижалась щекой к тыльной стороне ладони. Потом отпустила и сказала очень тихо и очень серьезно:

– Благодарю, Учитель. Скажите, что нужно сделать для ва… – Игорь не успел нахмуриться, она почти сразу поправилась, – … для всех нас.

– Не здесь. Пойдем на кухню.

Отвернувшись к окну, он достал из нагрудного кармана пузырек с анальгетиком, заглотнул разом две таблетки. Путаясь в связке, с трудом нашел нужный ключ, отпер замок форточки, судорожно вдохнул свежий морозный воздух. Выбил из пачки сигарету и, невзирая на участившийся пульс в висках, закурил, надеясь хотя бы «Честерфилдом» задавить душную вонь, к которой на кухне примешивались запахи подгоревшего масла и несвежей еды.

Оксана аккуратно собрала тарелки с остатками завтрака, сунула в мойку, протерла стол куском старой газеты. Встала рядом, не сводя с Игоря серьезных и одновременно восторженных глаз. Не проронив за всё время ни слова – знала, что Учителю нужно подумать.

Она любила видеть его вот таким: серьезным, нахмуренным, сгорбленным. Казалось, этот человек взвалил на себя непосильное бремя, шутка ли – почти три десятка суицидеров, от которых отмахнулись все: и психотерапевты, и больничные психиатры, и даже родственники. Только за то, что Учитель сделал для нее лично, она готова была на всё. На самое тяжелое служение.

А ведь он и других вытягивал. Не одного, не двух – десятки! Да еще консультировал посетителей сайта, а их там тысячи полторы, не меньше. Не всегда получалось, конечно. Честно говоря, идеального результата удалось достигнуть лишь дважды: с ней и еще с одним парнем – Вячеславом, которого Оксанка никогда не видела, но по рассказам знала как давнего приятеля. Но ведь Игорь… Учитель в самом начале пути – и года еще не прошло со дня открытия Приюта. Четверо погибли в самом начале, он не успел достучаться до них, потом еще трое, но дальше произошло невероятное – он остановил их! Остановил на грани, у самого порога. И держал там десятый месяц.

И еще. Учитель познакомил ее с Олегом. А сейчас спасал и его, не обращая внимания на прогнозы врачей и на страшную безысходность в душе парня. Ох, не зря ему дали такую странную кличку: Пустой.

«Надо поговорить с Учителем об Олеге, – подумала Оксана. – Эти его странные фантазии… Вдруг они опасны? Он так разумно всё объясняет, в первый раз я даже почти поверила. Ему надо помочь. Может, я смогу?

И еще. Я обязательно должна рассказать о темном проеме, что снится мне с того самого дня».

– Ксанка, – Учитель называл их всех немного иначе. По-своему. Чтобы в любом шуме и гвалте, во сне или даже в самом тяжелом состоянии они сразу поняли, кто зовет. – Ксанка, мне сейчас нужно уйти. Надолго, возможно до завтра: много дел в городе. Посмотри, пожалуйста, что у нас с едой, с водкой, с лекарствами. Посчитай и скажи, сколько осталось, если чего не хватает, я куплю.

– Хорошо, – она кивнула, уже что-то прикидывая про себя.

«Может быть, рассказать сегодня? Конечно, он выглядит усталым, но ведь сил нет терпеть! Стоит только заснуть, как ненавистный проем выплывает прямо на меня и медленно, медленно ползет вперед…»

– Вечером, перед сном пусть выпьют водки. Тем, кто тебе помогает, – по глотку. Остальным – по два стакана. В общем, как обычно. Поняла?

Каждый раз, когда приходилось надолго оставлять своих «пациентов» дома, запирая дверь и окна, Игоря мучили неприятные предчувствия. Но не пошлешь на улицу ту же Оксану с ее извечной боязнью узких проходов и темных подворотен. А кормить ораву голодных ртов всё равно надо. Ну, и не только кормить… И развлекать тоже. Точнее – отвлекать. От невеселых мыслей и деструктивных поступков.

А это деньги, и деньги немаленькие. Вот и приходится «добывать». Разные есть способы – одни лучше, другие не очень. Но цель-то оправдывает средства, разве нет? Что бы там не говорили, но в результате у этой глупой ребятни будет возможность прожить еще неделю.

– Хорошо, Учитель. А с Катёнкой что делать? – Оксана кивнула на спящую в углу девушку.

За всё время та даже не пошевелилась, скорчившись в неудобной позе. Убойная доза эйфорина сделала свое дело – на губах Кати-Катёнки блуждала неуверенная улыбка, по подбородку стекала слюна, руки беспокойно шевелились, ощупывая пространство вокруг. Глаза девушки были закрыты, но веки то и дело вздрагивали, как будто зрачки под ними безуспешно пытались что-то рассмотреть.

Игорь поморщился правой стороной рта, так, чтобы не видела преданная Оксанка.

А чем еще прикажете вытаскивать эту сколовшуюся дуру, если она, едва заканчивается действие эйфорина, разом вспоминает всё, что сделала, царапает ногтями обои, надеясь добраться до проводки, или порывается вскрыть себе вены любой подвернувшейся под руку вещью, даже щепкой?

Катёнка кололась лет с двенадцати. Кололась по-страшному. Родители у нее умерли, за воспитанием особо никто не следил – да и что там может сделать дряхлая бабка! Девушку обучила улица. На какое-то время полегчало, когда нашелся парень, из своих же, дворовых, что взял ее к себе и даже хотел жениться. Ему удалось ослабить тягу к игле, но расписаться они не успели. Катя забеременела, а будущего мужа неожиданно призвали в армию, на Северный флот.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.