Последняя песнь Акелы. Книга третья

– О, Господи! – уже без всякого притворства схватился за голову Арсенин. – Какой ещё, к чертям собачьим, контракт?!

– На поставки в армию мяса, – икнул Лёва, с трудом сфокусировав взгляд мутных глаз на капитане. – Мы ж сюда насчёт мяса договариваться п-п-приехали, вот я и д-д-договорился. Мы чиновникам откат в тридцать процентов, они нам контракт.

Обведя Троцкого и Корено совершенно безумным взглядом, Всеслав тихо зарычал:

– Я вас, мать вашу так и эдак, куда и зачем посылал, якорь вам в печенку? Контракты липовые заключать или обстановку на бастионах разведать?! Мне что теперь, самому там таскаться или Барта с Дато посылать?

– Я… ek verstaan nie… не есть понимать, что случил… что есть сделал Лёва и почему он есть dronk…пьяный? – недоумённо спросил Барт, устав вслушиваться в речь товарищей.

– Полюбуйся, Барт! – перейдя с русского на немецкий, гневно выкрикнул Арсенин. – Этот… предприимчивый юноша… умудрился заключить контракт с армией на поставку мяса! За тридцать процентов отката!

– Wat* (что такое – африкаанс) «отката»? – Ван Бателаан непонимающе уставился на раздраженного капитана. – Ek verstaan nie…

Не очень понимая, как объяснить буру национальные особенности русской торговли, да и не желая тратить время на лекцию, Арсенин развернулся к Троцкому и грохнул кулаком по столу.

– Ой, Всеслав Романович, а можно потише? – сжав ладонями виски, дребезжащим голосом протянул Троцкий. – Не надо никуда идти, я всё сюда принес… – собравшись с силами, Троцкий с трудом распрямился и вытащил из внутреннего кармана кипу листов. – Вот полный реестр личного состава гарнизона, – Лев, облизав пересохшие губы, начал сортировать бумаги, – вот ведомости по флотскому экипажу, – судорожно икнув, молодой человек усилием сдержал рвотный позыв и продолжил. – А еще тут картинки какие-то… – и, не успев пояснить, о чем он вел речь, Лев зажал обеими руками рот и выскочил на улицу.

– Однако вынужден просить у вас прощения, Лев, – уважительно протянул Арсенин, когда Троцкий вновь вернулся в зал. – Вы один сделали больше, чем мы все вместе взятые. – Капитан украдкой оглянулся по сторонам, и, заметив, что на него и его товарищей никто внимания не обращает, продолжил. – Вы умудрились не только обо всём гарнизоне сведения разузнать, но и схему обороны города и района раздобыть! Что вы чиновникам-то наплели, Лев, что они вам такие документы презентовали?

– Наплёл? – прислушиваясь к ощущениям внутри себя, переспросил Троцкий. – А я не помню… Но что-то, видимо, наплёл…

– Николай! – Арсенин повернулся к сидящему чуть поодаль от стола одесситу. – Проводите Льва наверх, пусть отдохнет. А заодно проследите, чтоб ему никто отдыхать не мешал. – Ну а вам, – капитан чуть виновато взглянул на Барта и Дато, – всё же придётся прогуляться по порту. Схемы схемами, но вдруг на деле всё чуть-чуть да не так. Только, Христом Богом прошу, хоть вы в неприятности не влипайте…

Оба бородача переглянулись, синхронно кивнули и неторопливо вышли из гостиницы. Оставшись в одиночестве, Всеслав вынул блокнот и погрузился в вычисления. Шагов подошедшей к нему хозяйки он даже не услышал.

– Может быть, отдохнете, герр Штольц? – мягко улыбнулась трактирщица, аккуратно тронув его за плечо. – Я уже больше часа нет-нет, да посматриваю в вашу сторону, а вы все считаете да пишете…

– Ох, простите миссис Хартвуд, – чуть растерянно моргнул Арсенин, – не заметил, как вы подошли. А что до счетов, так дела, знаете ли, дела. Мой помощник неожиданно для меня договорился с местным управлением о заключении выгодного контракта, приходится считать…

– Я краем уха слышала, что речь шла о поставках мяса в армию? – как бы невзначай обронила трактирщица, протирая и без того чистый стол. – Вы торгуете скотом? Или уже готовыми консервами?

– Скотом, дорогая Глэдис, скотом, – кивнул Арсенин, пряча блокнот с записями и не замечая, как вспыхнули щеки женщины при слове «дорогая». – Я приехал чтобы договориться с местными фермерами о покупке быков… – капитан звонко прищелкнул пальцами, вспоминая название породы.

– Наверное, лонгхорнов? – с невинным видом подсказала трактирщица, наматывая локон на палец.

– Верно, – улыбнулся в ответ Всеслав, – их самых. Цифры всегда помню в точности, а вот с названием – беда.

– А вы любите музыку? – внезапно переменила тему хозяйка. – Если да, то хочу вас обрадовать – после ужина в гостинице заезжая труппа дает представление. Может быть, для изысканного вкуса несколько простовато, но местным нравится.

И, не дожидаясь ответа, миссис Хартвуд направилась к стойке, не забыв на прощание одарить капитана шальным взглядом. Задумчиво посмотрев вслед красивой трактирщице, Арсенин про себя улыбнулся завлекательной мыслишке и взглянул на часы. До ужина оставалось меньше часа, и ложиться спать, не имело никакого смысла. Позвав мальчишку из гостиничной прислуги, Всеслав попросил купить ему газету но, хотя местная пресса была доставлена в считанные минуты, почитать ему так и не довелось.

Едва Всеслав развернул газетные листы и пробежался глазами по заголовкам, как напротив стола раздалось чье-то вежливое покашливание. Тяжело вздохнув, капитан отложил таблоид в сторону и поднял голову.

Возле него стоял худощавый мужчина лет сорока на вид, несомненно – европеец, но загоревший почти дочерна. Незнакомец отряхнул невидимую пылинку с лацкана не нового, но чистого и ухоженного пиджака, приставил к стулу палисандровую трость с массивным набалдашником и почти по-хозяйски положив на стол шляпу, улыбнулся. Черты его лица были какими-то смазанными, незапоминающимися, но вот улыбка… особенно в сочетании с взглядом серых, с ледяным отливом, глаз, оставалась в памяти надолго.

– Чем могу быть полезен? – сдержанно поинтересовался Арсенин, рассматривая визитера.

– Здравствуйте, герр Штольц, – незнакомец четко, по-военному отвесил короткий поклон. – С вашего позволения я присяду. Моя фамилия Нойманн, Гюнтер Нойманн. Торговец скотом, – окинув Арсенина взглядом, Нойманн ехидно улыбнулся. – Точно такой же, как вы. Можно сказать – аутентичный. Наши общие друзья должны были рассказать обо мне, и, возможно, показать дагерротип… простите – фотокарточку.

– Вполне возможно у нас с вами есть общие… знакомые, – сухо произнес Всеслав, разминая папиросу. – Но если так и есть, то у вас должен быть для меня… подарок.

– Конечно, конечно, – успокаивающе махнул рукой Нойманн, протягивая Арсенину обрезанную в виде трезубца половинку золотого крюгеранда. – Я так понимаю, вы этого ждали?

– Именно, – кивнул капитан, совместив имеющуюся у него половину монеты с монетой Нойманна. – Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?

– Только скорректировать наши планы, дорогой герр Штольц, – развел руки в стороны Гюнтер. – Как вам уже известно, люди Ван Брика в полной боевой готовности ждут сигнала и готовы захватить любое указанное вами судно. Йоханнесбургское коммандо Ван Дамма в полном составе, а это три сотни умелых бойцов, ждёт это судно на границе между Людерицем и Порт-Носсопортом. Моё… руководство, передает, что все прежние договоренности в силе и как только Уолфиш-Бей падет к вашим ногам, вы получите возможность перевозить грузы и… туристов, желающих посетить Трансвааль. Как видите, дело только за вами. Что с кораблём?

– С судном, – мягко поправил немца Арсенин. – Парусник есть, и его даже не нужно захватывать. Всё гораздо проще – я его зафрахтовал. Проблема в другом: кроме нанятой мною бригантины, иных судов в порту пока нет, а триста человек в такой лохани не поместятся…

– У нас нет возможности ждать, – не на шутку разволновался Нойманн. – «Принцесса Елизавета» и «Принцесса Вильгемина» прибудут в гавань Уолфиш-Бей уже через неделю. Максимум – через девять дней. А вы знаете, – немец скорчил тусклое подобие улыбки, – что коронованные особы не имеют привычки ждать…

– Я думаю, что мы сумеем разрешить нашу маленькую проблему, – вкрадчиво улыбнулся Арсенин. – Но потребуется небольшая помощь от вас и вашего… руководства.

Ничего не говоря, немец наклонил голову почти вплотную к русскому коллеге и выжидательно взглянул в глаза.

– Деньги, – одними губами шепнул Всеслав. – Мне потребуются деньги.

– Сколько? – деловито поинтересовался Нойманн и придвинул Арсенину блокнот и карандаш.

– Сейчас я не могу назвать точную сумму, – отрицательно качнул головой Всеслав. – Вопрос ещё не до конца проработан. Но завтра, в это же время, я скажу, сколько мне нужно и вы предоставите требуемую сумму к утру.

– Gut, – покладисто кивнул Нойманн, – теперь осталось решить, что делать с людьми Ван Брика. Если отпала необходимость в их услугах, может быть, проще отослать их назад?

– Я думаю – не стоит, – Всеслав прикурил папиросу и выпустил вверх тонкую струю дыма. – Для них найдётся работа и здесь. Дело в том, что сегодня мой человек с риском для жизни получил карты-схемы береговых укреплений…

– О, да! – снисходительно улыбнулся Нойманн. – Мне уже доложили об этой операции. Выполнено шикарно, с размахом, истинно по-русски. Только напрасно ваш агент рисковал своим здоровьем. Практически все данные вы могли бы получить и у меня. За исключением, разве что, карт-схем, но их наличие или отсутствие, на мой взгляд, не критично. Поймите, мой друг, своих людей необходимо беречь. В наше трудное время и в этих диких местах очень трудно достать хорошего агента!

– Это точно, – вполголоса и уже по-русски буркнул в ответ Арсенин. – Таких, как у меня, точно достать невозможно. Сами кого хочешь достанут…

Понимая, что больше ничего нового от визави не услышит, немец вежливо откланялся и, заверив, что обязательно появится на завтрашней встрече, как-то незаметно для Арсенина покинул гостиницу.

Спустя полчаса в обеденный зал спустились Лев и Коля. Троцкий был тих, задумчив и печален – его терзали похмелье и коктейль миссис Хартвуд. Корено был тих, задумчив и печален – его терзали жгучая зависть к другу и легкие угрызения совести перед Арсениным. Похоже, что с каждым шагом угрызения становились все беспощадней, и к столу командира Коля подошел, не поднимая глаз.

Трактир наполнялся посетителями, и прислуга, спеша выполнить заказы, шустро сновала между столами и кухней. Наблюдая за вечерней суетой. Всеслав приготовился к длительному ожиданию, однако стоило лишь поднять руку, как почти моментально возле столика появилась хозяйка и две официантки. Миссис Хартвуд, удивленная такой расторопностью своего персонала, ожгла девушек возмущенным взором, но, заметив, что их внимание сосредоточенно на Корено, едва заметно хмыкнула и окинула мужчин выразительными взглядами. Арсенина – восхищенно-выжидающим, Льва и одессита – сочувственными. Правда и того и другого по совершенно разным причинам. В результате перед отказывающимся от еды Лёвой оказался поднос с рюмкой выдержанного бренди и тарелкой жирной и острой даже на вид похлебки. А вот ужин Арсенина и Корено почему-то состоял преимущественно из морепродуктов – крабов и креветок. Учитывая, что оба постояльца заказывали жареное мясо, вечернее меню навевало смутные подозрения.

Не обращая внимания на недоуменные переглядывания товарищей, Лев зажмурился и, с видом человека, идущего на эшафот, залпом закинул в себя бренди. Через пару минут он уже вовсю наворачивал аппетитно пахнущее варево и пытался подтрунивать над Николаем. Тот, в свою очередь, прихлебывал пиво и, смачно треща разламываемыми панцирями, рассказывал очередную историю.

Примерно к середине трапезы в гостиницу вернулись Барт и Дато. В отличие от вояжа юных друзей, их прогулка обошлась без приключений. Сведений разведчики собрали достаточно и изрядно порадовали командира, сообщив, что в портовых укреплениях царит такой же бардак, что и в городском гарнизоне, а обстановка на бастионах практически полностью соответствует картам-схемам, составленным еще три года назад.

Тем временем прислуга натянула между опорными столбами канат и, навесив на него траченную молью багровую ширму, соорудила занавес и убавила огонь в газовых рожках. Публика в зале, торопя артистов, зааплодировала. Временами слышался задорный свист, но тоже поторапливающий и одобрительный.

Как и предсказывала хозяйка, для знатока и ценителя искусства представление не являлось чем-то особо выдающимся.

Сутулый дядька с бородкой, как у Авраама Линкольна пронудил коротенькую лекцию о чем-то сугубо научном. Сменив «ученого», на импровизированную сцену вышел статный парень в короткой алой накидке поверх белой сорочки и, опираясь на обрубок гипсовой колонны, с чувством прочел монолог из шекспировского «Ричарда III». Классика жанра пришлась народу по вкусу, и парню пришлось трижды выходить на бис и раскланиваться. В четвертый раз вместо «Ричарда» появились нескладный юноша со скрипкой и обворожительная девушка с обезьянкой. Пока эта парочка под аккомпанемент скрипача развлекала публику нехитрыми гимнастическими трюками, за ширмой слышались дробный топот и перестук – труппа подготавливала нехитрый реквизит для следующего номера. Закончив крутить сальто и сорвав свою порцию заслуженных аплодисментов, актеры скрылись за трактирной стойкой.

Сразу после их ухода ширма, дергаясь и провисая при каждом рывке, отъехала в сторону, давая возможность зрителям полюбоваться алхимической лабораторией. Точнее, хаотичным сборищем реторт и различных колб, подсвеченных зелеными и желтыми лампами. Специально для особо непонятливых на сцене воздвигли широкую арку с надписью «алхимическая лаборатория доктора Фауста».

Глядя на нехитрые декорации, Арсенин невольно усмехнулся, но от каких-либо комментариев воздержался. Что поделать, у всех совершенно разные представления об алхимии. Особенно у тех, кто о ней и понятия не имеет.

К удивлению Всеслава, труппа очень и очень прилично отыграла усеченный вариант знаменитой пьесы и, беспрестанно кланяясь рукоплещущей публике, скрылась за кулисами. Аплодируя актерам, Арсенин пытался разобраться, что же доставило ему большее удовольствие: действо на сцене или наблюдение за товарищами?

Барт и Дато всё представление просидели практически не шевелясь и не сводя восхищенных взглядов с комедиантов. Что испытывал Лев, сказать было решительно невозможно, так как на протяжении всего представления Корено, поминутно теребил его за рукав и требовал перевода. В завершение концерта из-за ширмы вышли двое крепких парней с гитарами и давешняя девчушка, уже без обезьянки, но с бубном. Трио исполнило несколько нехитрых, но популярных среди местного населения песенок. Закончив петь, девчонка звонко выкрикнула, что представление закончилось и что она будет рада встретиться с почтенной публикой примерно через месяц. Горожане потянулись к выходу, и хотя плата за представление входила в счет за нынешний ужин, многие, уходя, оставляли на стойке монеты.

Всеслав уже собирался отправиться в свой номер, как заметил возле стойки гитары актеров и повернулся к Троцкому.

– А что, Лев, – задумчиво протянул капитан, косясь на Дато и Барта, тоскливо взирающих на пустую сцену, – а не споете ли и вы что-нибудь… душевное? Только просьба одна – пойте или по-немецки, или по-английски, а коли песен таких не знаете, то просто сыграйте, – он еще раз взглянул на друзей, ни в какую не желающих понять, что короткая сказка закончилась, и добавил:

– Пожалуйста.

– Хорошо, Всеслав Романович, – Троцкий, судорожно соображая, помнит ли он хоть что-нибудь импортное, кроме пары вещей из Rammstein, шагнул к стойке. – Сейчас в лучшем виде всё сделаем…

Как назло, за время короткого пути Лев так ничего и не вспомнил, и поэтому, взяв в руки гитару, просто пробежался пальцами по струнами и, уловив душевный настрой, сыграл гитарную вариацию «Полонеза Огинского». Сразу же после первых аккордов из-за кухонной двери высунулась любопытная чумазая мордашка мальчишки из прислуги. А к середине композиции зал уже вновь был полон народа.

Миссис Хартвуд, подперев голову рукой, сидела за ближним к исполнителю столиком, за ее спиной почтительно пристроились официантки, повара и поварята. Актеры, видимо, столовавшиеся после представления, дружно оккупировали свободные столы и даже широкий подоконник, а девчушка-гимнастка, усадив обезьянку на плечо, болтала затянутыми в облегающее трико ножками, сидя на трактирной стойке.

«Ну и бесовка, – подумал вдруг Лев, кинув озорной взгляд на задорно улыбающуюся девчушку. – Вылитая Ализе, когда та «Бониту» поёт…»

И тут же с силой хлопнул себя по лбу – он знал песню, как нельзя лучше подходящую для нынешнего вечера. Утвердив ногу на первом попавшемся стуле, Троцкий подмигнул девчонке и поудобней перехватил гитарный гриф.

Last night I dreamt of San Pedro

Just like I'd never gone, I knew the song…

Гитара, словно понимая душевный настрой временного хозяина, сочно и без фальши вела неспешную и чуть грустную мелодию, а певец, вкладывая всю без остатка душу в простые, но щемящие сердца слова, выводил:

I want to be where the sun warms the sky

When it's time for siesta you can watch them go by

Beautiful faces, no cares in this world

Where a girl loves a boy, and a boy loves a girl…

Исполняя проигрыш после последней строчки, Лев (внутренне надеясь увидеть восхищение гимнастки) скользнул взглядом по затаившим дыханием слушателям и, заметив, с какой нежностью и тоской миссис Хартвуд глядит на задумавшегося Арсенина, чуть не поперхнулся на полуслове.

Примерно через час Троцкий, изрядно притомившись, слегка охрипшим голосом заявил, что концерт окончен, церемонно раскланялся и, аккуратно поставив гитару на место, устало плюхнулся на первый попавшийся стул.

– А все же вы неисправимый романтик, Лев, – Арсенин, неслышно подойдя откуда-то сбоку, одобрительно потрепал его по плечу. – Я, признаться, думал, что у вас только военные песни замечательно сочинять получается, а тут… – Всеслав с отсутствующим видом уставился куда-то вдаль и, мечтательно улыбнувшись, продекламировал:

Я мечтаю быть там, где солнце танцует на небе,

За облаками скрывая седьмую печать,

Я мечтаю быть там, где солнце рождается в хлебе,

Там, где двое влюбленных о любви своей не молчат…

И чуть смущенно добавил:

– Перевод, конечно, весьма и весьма условный, но вот навеяло, знаете ли… – и, не оглядываясь на ошарашенного Троцкого, поднялся на второй этаж.

Гостиница давным-давно погрузилась в тишину и покой, а Арсенин, обдумывая то один, то другой вариант развития событий завтрашнего дня, всё никак не мог заснуть. Успех или провал операции, в которую уже было вложено огромное количество сил и средств, напрямую зависел от результата намеченной им встречи, и потому фиаско быть не должно. Вот только как избавиться от почти панических мыслей и сомнений? Его люди, да и вообще все вокруг, твердо уверены, что капитан Арсенин всегда спокоен, хладнокровен и найдёт выход из любой ситуации, и даже не подозревают, чего ему стоят хладнокровие и всезнание… И никогда не узнают.

Всеслав прикурил очередную папиросу и тут же погасил. От табака уже щипало язык и жутко хотелось пить. Намереваясь наполнить стакан, капитан взял кувшин, но он был пуст. Видимо, ломая голову над решением проблемы, Арсенин незаметно выхлебал все до дна. Оставалось только радоваться, что в номерах для постояльцев ставят кувшины с морсом, а не с водкой… Слабо надеясь, что кто-нибудь из прислуги еще бодрствует и избавит его от жажды, капитан накинул поверх сорочки жилет и вышел из номера.

Шагая по коридору, Всеслав заметил тонкую полоску света, выбивающуюся из-под кухонной двери, и ускорил шаг. Рывком отворив дверь поварни, он замер на пороге: за широким столом, устало откинувшись на спинку высокого стула, дремала хозяйка. Не желая тревожить замотанную повседневными заботами женщину, Арсенин отступил назад, но было поздно: скрип двери и половиц заставил трактирщицу встрепенуться и открыть глаза.

– Герр Штольц? – избавляясь от остатков сна, недоуменно встряхнула головой хозяйка. – Что вы здесь делаете?

– Прощу, прощения, миссис Хартвуд, – чуть смущенно пробормотал Арсенин, – я…

– Глэдис, герр Штольц, – окончательно придя в себя, улыбнулась трактирщица, – мне будет приятно, если вы будете звать меня Глэдис.

– Тогда уж и со мной можно попроще, – вспоминая записанное в паспорте имя, чуть замялся Арсенин. – Генрих. Просто Генрих. – И оторопело мотнул головой. – Я сказал что-то смешное?

– Извините, – заливаясь звонким смехом, махнула рукой хозяйка. – Вспомнила одну свою служанку. Та так и представлялась: Мария. Просто Мария. Так что вы хотели, Генрих?

– Пить, – пожал плечами Всеслав. – Но не стоит беспокоиться. Я вижу, что вы совершенно выбились из сил, перебьюсь до утра….

– Боже! Как приятно, когда за тебя переживают, – кокетливо стрельнула глазками Глэдис. – Но тут вы правы, Генрих, – хозяйство приносит немалый доход, вот только и сил забирает немало… – и тут же торопливо добавила: – Только не подумайте, что я жалуюсь.

Женщина, горько вздохнув, с силой провела ладонью по лицу и, глядя куда-то сквозь стену, отрешенно бросила:

– Я сильная. Я справлюсь…

– Но все же, какой бы сильной вы не были, – как можно мягче произнес Арсенин, – в первую очередь вы – женщина. Молодая, красивая, хрупкая и… беззащитная.

– Спасибо за комплимент, Генрих, – благодарно кивнула трактирщица и, немного помявшись, словно принимая про себя окончательное решение, добавила. – Вы ведь хотели пить? А я, только не примите меня за падшую женщину, очень хочу выпить чего-нибудь крепкого, – Глэдис кинула на беспристрастное лицо Арсенина пронзительный взгляд и продолжила: – Вот только пить в одиночестве нет никакого желания. Вы не хотели бы составить мне компанию?

– С удовольствием, – улыбаясь одними глазами, подкрутил ус Арсенин. – И ваших рук даже яд выпью с улыбкой.

– Тогда пойдемте, – поднявшись из-за стола, Глэдис машинально оправила юбку и шагнула к двери. – Лучшую выпивку я храню на своей половине.

– Прошу прощения, – оторопело замер Арсенин, – но моё появление в столь неурочное время в таком месте может скомпрометировать вас…

– Оставьте, Генрих, – не останавливаясь, отмахнулась Глэдис. – Я уже не маленькая девочка и досужие слухи о мужчинах в моей спальне меня ничуть не пугают…

«Однако, знаковая оговорочка-то, – вышагивая следом за хозяйкой, задумчиво хмыкнул про себя Арсенин. – Изначально речь только о хозяйской половине шла, а теперь уже и о спальне…»

– … вот во время этой злополучной экспедиции мой муж и погиб, – буравя стену печальным взглядом, Глэдис продолжила начатый еще в коридоре рассказ, пока Всеслав разливал брэнди по бокалам. – И уже два года я совсем одна… – женщина одни глотком выпила свою порцию и жестом попросила добавки. – Есть, конечно, пара подруг, но у каждой семья, дети… а я… – Глэдис спрятала лицо в ладонях и еле слышно прошептала: – Я так устала от одиночества… Боже-е-е мо-о-ой, как я устала быть одна…

Видя, как женщина забилась в рыданиях, Арсенин в замешательстве замер и какое-то время, не зная, что же ему делать, стоял, тупо уставившись на бутылку. Глэдис всё не успокаивалась, и Всеслав осторожно, словно к огню, протянул руку и погладил её голове. А когда изумленная женщина вскинула заплаканные глаза, поднял её с места и прижал к себе. Уткнувшись лбом в грудь Арсенину, Глэдис еще какое-то время всхлипывала, вздрагивая всем телом. Немного успокоившись, она, видимо, желая проворковать что-то благодарное, откинула голову назад, но сказать ничего не успела – Всеслав, так и не выпустив женщину из объятий, накрыл её губы поцелуем.

– Боже… – прикрыв глаза, тихо прошептала Глэдис, разметавшись по кровати, когда сладкое безумие, накрывшее их обоих, понемногу сошло на нет. – Как хорошо… – и тут же, резко перевернувшись на живот, тревожно взглянула в глаза Всеславу и обеспокоенно зашептала:

– Теперь ты будешь меня презирать?..

– Ни за что, – мягко улыбнулся Арсенин, ласково проводя кончиками пальцев по щеке женщины. – Только обожать и восхищаться.

– Пойми, – всё еще с тревогой глядя ему в глаза, продолжила бессвязно оправдываться Глэдис, – я не такая… Просто ты… просто я…

– Я знаю, – мягко улыбнулся Арсенин, продолжая гладить её по волосам. – Нам было хорошо вдвоём…

– Было?..

– Было, есть и будет, – Всеслав, придвинув женщину вплотную, ласково поцеловал. – Будет. Жизнь кончается не завтра.

Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием и звуками бесконечных поцелуев.

– Я понимаю, что сейчас совсем не время и не место, – Глэдис, уперевшись руками в грудь Арсенина, с трудом отодвинулась в сторону и вновь заглянула в глаза мужчине. – Но твое многозначительное «будет» придало мне решимости. И пока она не растаяла, я хочу спросить…

– Спрашивай, – покладисто кивнул Всеслав, пытаясь, не отпуская женщину, одной рукой вытащить из коробки папиросу. – Если знаю ответ – отвечу.

– Милы-ы-ый… – задумчиво протянула Глэдис, глядя на Всеслава одновременно с тревогой и нежностью. – Если фон Нойманн – твой партнер, то посоветуй бедной женщине, в какую сторону и когда мне бежать?

– Фон? – недоуменно приподнял бровь Арсенин. – Ты немного ошиблась. Он мой партнер, но его фамилия просто Нойманн. Никакой он не фон и в бегстве нет необходимости. И вообще, с чего ты взяла, что нужно куда-то бежать?

– Знаешь, Генрих, если ты, конечно, Генрих, а не Рудольф или вообще какой-нибудь Франсуа, – горько усмехнулась женщина, – Уолфиш-Бей маленький городок, и моя семья жила в нём, когда он еще не был владением Британской короны. Очень уж давно мы сбежали из Ирландии… Но сейчас не об этом. Здесь все всё друг про друга знают, и тот, у кого есть глаза, давно уже догадался, каким скотом и для кого торгует твой друг фон Нойманн… Вот и ты…

– А что я? – с легким напряжением в голосе, обеспокоенно спросил Арсенин. – Купец как купец…

– Не перебивай, – Глэдис, демонстративно надув губки, прикрыла ладошкой рот Всеслава. – Ты хотел знать, что в тебе не так, значит, слушай. То, что ни немецкий, ни английский тебе не родные, становится ясно на второй минуте разговора. Произношение хорошее, но акцент присутствует. Не пойму, какой, но есть. Твои компаньоны… Вот те двое, что постарше, – они ни капли не похожи на купцов, но зато очень напоминают телохранителей. Я, правда, не могу понять, зачем тебе нужны двое других… Ну тот, турок, и тот, что так здорово играет на гитаре. Было бы весьма печально узнать, что он так же великолепно режет глотки…

– Не волнуйся, – криво усмехнулся Арсенин, глядя поверх женской головы. – Художественная резьба не входит в число его достоинств… или недостатков. У него другая специализация. А что еще тебе не по вкусу?

– Что еще? – встряхнула волосами Глэдис. – Слушай. Ты ведь не купец, а если вдруг и купец, то затвором винтовки в последнее время щелкал чаще, чем костяшками счетов.

Женщина поднесла правую руку Всеслава к лицу, поцеловала сбитые затвором костяшки и ласково провела пальчиком по синяку от приклада.

– И наконец, – печально улыбаясь, продолжила она, – для торговца мясом ты совершенно не разбираешься в быках. Лонгхорны, Генрих, – американская порода, и здесь они не водятся.

– Ты очень наблюдательна, – то ли с одобрением, то ли с раздражением качнул головой Арсенин. – Но я – купец. Только товар у меня… специфический. Очень.

– Так, может, ты оставишь свою… торговлю, – загоревшись внезапной надеждой, Глэдис просительно взглянула ему в глаза. – Плюнь на деньги! Тех средств, что у меня есть, хватит на нормальную жизнь. Если не хочешь или не можешь жить здесь, уедем куда угодно, хоть на другой конец света! Только останься со мной… пожалуйста…

– Понимаешь, Глэдис, – ломая спичку за спичкой в безуспешных попытках прикурить и пряча глаза, выдохнул сквозь зубы Арсенин. – В том, чем я сейчас занимаюсь, деньги не играют практически никакой роли. Просто я делаю то, что должен…

– Значит, ты уйдешь, – сев на кровати, Глэдис обняла колени руками, – уйдешь и не вернешься…

– Я уйду, – Арсенин прижавшись к подрагивающей от рыданий спине женщины, спрятал лицо в ее волосах. – Но когда однажды ты увидишь в бухте Уолфиш-Бей алые паруса, знай – я вернулся. Вернулся за тобой.

Глава четвертая

7 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей

Проснувшись пусть не с первыми лучами солнца, но все же достаточно рано, Всеслав Глэдис в комнате не застал – та уже вовсю сновала по гостинице, поражая персонал невиданным досель благодушием.

Пивовар, робко заикнувшийся, что в связи с войной (пусть бушующей за тысячу миль отсюда, но все же!) было бы неплохо повысить цену на хмельное, вместо пожелания сотни чертей в печенку или ещё чего похлеще, получил взамен навара короткую проповедь об алчности. Мальчишка-разносчик, перевернувший впопыхах корзину с яйцами, и вовсе удостоился лишь укоризненного взгляда и пожелания носиться аккуратней. Глядя на столь неожиданные перемены в поведении доброй, но строгой хозяйки, мужская половина персонала недоуменно пожимала плечами и задумчиво чесала в затылке, а женская обменивалась понимающими и чуть завистливыми взглядами.

Однако и благодушию бывает предел: когда изрядно припозднившаяся официантка, заговорщицки подмигнув хозяйке, томно простонала, что ночью ТОЖЕ не выспалась и очень устала, то немедленно была вознаграждена за догадливость взбучкой и, затравленно оглядываясь, улепетнула на кухню, а потом, в течение дня, старалась как можно реже показываться Глэдис на глаза.

– Итак, – отхлебнув кофе, Арсенин обвел внимательным взглядом собравшуюся за завтраком компанию, – заканчиваем приём пищи и дружно топаем в «Черную Каракатицу» – здешнюю самую приличную портовую забегаловку. Сразу хочу пояснить, идем не чтобы пить… – выделив голосом последнюю фразу, Всеслав скользнул взглядом по Троцкому, выжидательно покосился на Корено и довольно усмехнулся.

При слове «пить» Лев явственно передернулся, а одессит состроил невинную физиономию добропорядочного обывателя, не потребляющего ничего крепче простокваши.

– Где-то так, – утвердительно кивнул Арсенин, наблюдая за реакцией друзей. – Нам предстоит встреча с капитанами американских китобоев, и ваша задача – произвести самое что ни на есть благоприятное впечатление.