Часовой Большой Медведицы

Итак, каков результат? Стараниями оравы кретинов под командованием лидера этих кретинов мы имеем поразительный химический процесс – превращение деревянной двери в серебряную! Данный процесс стал возможен вследствие придурочного, ничем не мотивированного и вообще поражающего воображение своим тупоумием и клиническим идиотизмом перерасхода спецбоеприпасов! Кто там открыл рот в заднем ряду, ты, потомок желудя с древа познания, переваренного дикой свиньей? Что вы мне хотели сказать? Я вся дроу-жу от нетерпения! Надо же, какая трогательная по-дроу-бность! Как же вы меня за-дроуч…

Ответом на ее реплики прозвучал дружный покаянный вздох, прокатившийся волной вдоль строя. Дальнейшая речь «майорши» изобиловала уничижительными эпитетами и крайне язвительными замечаниями, красочно описывавшими предполагаемое будущее отряда СОБР, их вкусовые пристрастия и сексуальные привычки. Усиливая эффект речи, на юбке майора сбоку отворился вырез, из которого выполз змеиный хвост. В такт речи хозяйки хвост то принимал вид перста указующего, которым майор гневно размахивала перед носом у эльфов, а в секунды ее задумчивости хвост изгибался в виде подпорки под самым подбородком хозяйки.

Далее Канашенков слушать не стал: внезапно его оставили силы, и он обессиленно сполз на пол, пытаясь определить, какая галлюциногенная гадость была намешана в чай ворчливым проводником. Потому как, если это не наркотические глюки – значит, он сходит с ума. А как же иначе: рабочие-гномы, пьяные!!! эльфы, водители-орки, а теперь еще и собровцы-дроу и майорша со змеиным хвостом… Нет, определенно – пора к психиатру или к наркологу. И это в лучшем случае… Все же визит к психиатру для русского человека подобен признанию собственной ущербности, не американцы мы, чай! В голове мелькнула мысль, что во всем виновата Баба-яга-кадровичка, и Мишка с отчаянной надеждой раз за разом набирал номера, хранившиеся в памяти его мобильного телефона, и раз за разом слышал один и тот же ответ: «Абонент недоступен».

Не дожидаясь окончания выволочки, дабы не привлекать к себе излишнего внимания, он бочком прокрался за спиной «майорши» и попятился к двери лестничного марша, ведущего на второй этаж. Продолжая пятиться, Канашенков спиной наткнулся на какого-то сержанта, опасливо взиравшего на разнос из-за дверного косяка.

– Слушайте, уважаемый, а вы не подскажете, что за эта майор такая, что ее даже темные эльфы боятся? – спеша хоть как-то определиться в окружающей его реальности, Мишка, вместо того чтобы извиниться за оттоптанные ноги, решил удовлетворить свое любопытство, – и почему у нее хвост?

– Так это ж майор Кобрина – начальник по тыловому обеспечению, – уважительно прошептал сержант, не отрывая восхищенно-испуганного взгляда от разгневанного начальства. – Хвост у нее, потому что она – наг. А дроу дрючит за то, что им на патрулирование серебряные спецбоеприпасы на неделю вперед выдали, а они их зараз все и истратили… Строгая, но справедли-и-вая…

– А кабинет начальника где? – Мишка чувствовал, что его путешествие близится к концу.

– На втором этаже, по коридору налево, – не глядя, отмахнулся сержант и завороженно уставился на сцену экзекуции.

Не желая отрывать сержанта от столь занимавшего его зрелища, Мишка поднялся на второй этаж и завертел головой, высматривая нужный ему кабинет. Из-за одной из приоткрытых дверей по коридору разносилась зычная речь:

– «Злодей зловеще рассмеялся: «Ха-ха-ха, вам ни за что не одолеть меня, земляные черви!» Собрав остатки последних сил, мы с другом ринулись в атаку. Земля дрожала под нашими ногами, и страшная ярость плескалась через край наших истерзанных невыносимым унижением душ. Кровь из наших ран лилась наземь и расцветала там заревом яростных пожаров. Но в тот момент, когда наш гнев готов был сокрушить мерзавца подобно тому, как слон сокрушает башню вражеского замка, в руке негодяя сверкнул подлый и убийственный кинжал…» – запнувшись на полуслове, голос замолчал.

– Коляныч! Да ты никак книжки писать стал? Тебе что, протоколов мало, решил на досуге писаниной заняться? – насмешливо прозвучал еще один голос в том же кабинете.

– Не, Петро. Помнишь, позавчера гоблины подрались? Ага, помнишь. Так вот сей опус – это объяснительная одного из них, Карачуна, по-моему… Прикинь, он книжки пишет.

– Ах-х-хренеть! – прокомментировал первый голос. – Слышь, а может, его объяснения собрать да в редакцию двинуть?

– Побьют… – меланхолично отозвался второй.

Размышляя о том, что в принципе многие потерпевшие попадают под прозвище гоблин, такие же зеленые и пахнет от них отвратительно, Канашенков прошел еще несколько шагов и уперся носом в дверь, на которой блестела табличка с гордой надписью: «Начальник отдела внутренних дел города полковник милиции Васильев Н. П.». Набравшись решимости, Мишка шумно выдохнул и решительно постучал в дверь.

Открыв дверь, он оказался в большой и светлой приемной, перегороженной пополам массивным столом, на поверхности которого антрацитово-черным порталом в иные измерения сиял новенький ЖК-монитор. На первый взгляд казалось, что приемная пуста, но стоило лейтенанту сделать шаг по направлению к двери начальника, как из-за монитора раздался скрежещущий голос, скомандовавший с интонацией заправского старшины: «На месте стой! Р-р-раз-два!» Монитор слегка развернулся, открыв его взгляду источник звука. За столом сидела личность в форменной рубашке с погонами сержанта. Широкие плечи, окладистая борода, характерная лязгающая манера разговора и небольшой рост прямо указывали, что перед ним находится то ли очередной ряженый гном, то ли очередной осязаемый глюк. Хозяин приемной подвинул к себе клавиатуру и стал выпытывать Мишкины анкетные данные с таким тщанием, словно само его появление в здании городского отдела было странно и подозрительно. Каждый вопрос гнома сопровождался таким пронзительным взглядом из-под мохнатых бровей, что Канашенков вздрагивал и пятился от стола на несколько сантиметров. Казалось, что секретарь собрался внести в анкету не только всю Мишкину жизнь, но и жизнеописание всех его родственников не менее чем до седьмого колена. Лишь полчаса спустя, когда у гнома то ли иссякли вопросы, то ли шевельнулась жалость к полуобморочному новому сотруднику, он пролязгал в селектор: «Никифор Палыч! Прибыл новый следователь для прохождения службы. Я пропускаю?» Получив положительный ответ, гном нажал невидимую кнопку, отворяя дверь в кабинет руководства. Двигаясь, словно робот, лейтенант проследовал в открывшийся проход, на каждом шаге затравленно оборачиваясь в сторону гнома. Так он пятился до тех пор, пока его не остановил веселый, еще не старый голос, предложивший Мишке смотреть вперед. Сразу за этим кто-то посетовал, что опасается как за целостность посетителя вообще, так и за целостность мебели в кабинете в частности. Развернувшись, лейтенант вытянулся в струнку и, поедая начальство испуганным взором, четко доложил о своем прибытии. Окончив фразу, он не удержался и еще раз бросил взгляд через плечо в направлении приемной, чем вызвал довольный смешок начальника отдела.

– Понимаете, товарищ полковник, очень уж у вас секретарь любопытный, – попытался оправдаться Мишка, – ему бы в контрразведке работать.

– Абсолютно с вами согласен, молодой человек, – расплылся в широкой улыбке начальника отдела, – Храфнхильд Гримсдоттировна – девушка, хотя еще очень юная, но дотошная и основательная. По правде говоря, я и сам ее иной раз побаиваюсь.

Дальнейший разговор был краток и деловит. Ошарашенный заявлением начальника отдела, Мишка больше вопросов не задавал. Выслушав от руководства пожелание служить не за страх, а за совесть и короткое дружелюбное напутствие, Канашенков направил свои стопы к непосредственному месту службы. На выходе из приемной его вновь остановил грозный рык секретаря, однако в этот раз общение оказалось кратким. Получив предписание для коменданта общежития, лейтенант, сопровождаемый кривым оскалом, означавшим, судя по всему, дружелюбную улыбку, был отпущен восвояси.

На удивление быстро и без всяких дополнительных приключений Канашенков добрался до следственного отдела, располагавшегося в невзрачном двухэтажном домике, стоявшем особняком метрах в двухстах от общего здания отдела. Почти что счастливо улыбаясь окончанию своих бед, он бодро забежал внутрь двухэтажки. Из-за дверей кабинетов слышался монотонный гул голосов, сопровождаемый непрекращающимся пулеметным треском клавиатур. Сквозь размеренную разноголосицу иногда прорывались возмущенные крики и жалобные вопли. Непрестанно крутя головой, Мишка поднялся на второй этаж здания, нашел дверь с лаконичной надписью: «Майор юстиции Шаманский И. В. Начальник», облегченно вздохнул, перекрестился наудачу и решительно шагнул через порог.

За дверями кабинета от его решительности не осталось и следа. Полумрак помещения подсвечивался алым огнем, лившимся из пустых глазниц черепа, вольготно расположившегося на краю письменного стола. Откуда-то из сумрака, затопившего углы кабинета, доносился противный тягучий кошачий мяв и вроде бы даже из-за угла мелькнул облезлый кошачий хвост. За столом восседал седой, коротко стриженный мужчина среднего возраста с невыразительным лицом. Он был облачен в средней потрепанности серый вязаный свитер, на груди которого расплылось бурое пятно. Поверх свитера красовалась короткая черная накидка с алым подкладом. По высокому стоячему вороту плаща неторопливо пробегали искры. С тоскливой обреченностью мужчина поглядывал на трубку телефона, которую он удерживал в руке, расположив ее подальше от уха. По ту сторону трубки явно бушевала буря: доносившиеся до Мишки громы и молнии были почти осязаемы, а смысл всего этого урагана сводился к тому, что И. В. Шаманскому следовало в кратчайшие сроки достать кого-то из-под земли, проверить все явки и обеспечить отлов.

Канашенков забился в ближайший угол, жалея, что не обладает свойствами хамелеона и не может слиться с обоями. Однако его желание вроде бы все же исполнилось, потому как по окончании телефонной бури мужчина аккуратно положил трубку на место, невидящим взглядом обвел кабинет, сложил ладони рупором и заорал:

– Витиш! Где тебя черти носят?! Бегом сюда!

Не прошло и минуты, как в кабинет вихрем влетел еще один незнакомый Мишке субъект, внешне похожий на помесь цапли с ястребом. Это была примечательная личность! Высокий и тощий мужчина был одет в пиджак некогда строго серого, а ныне неопределенно-мутного цвета, болтающийся на нем, словно на вешалке. При всем том внешность мужчины, которая в любом другом случае казалась бы нелепой, ни в коем разе не располагала к юмору, настолько проницательными были глаза вошедшего. Ну а если он неторопливо поворачивался к собеседнику, направляя на него свой длинный и хищный нос, это движение выглядело столь же угрожающе-завораживающим, словно плавное перемещение орудийных стволов главного калибра дредноута.

Пожевывая мундштук еле тлеющей «беломорины», Витиш выпустил облако дыма и скучно спросил:

– Ну и чего орем? Ну, конец месяца, ну, паника, как всегда, ну, опять цифры в отчетах не сошлись. А чего орать-то? Первый раз, что ли? А то ведь перепутаю сумму похищенного с количеством эпизодов… Вот тут и похохочем.

– Игорек, статистический ты наш, в жисть бы тебя без нужды не потревожил, однако, умудренный ты наш, тут вот какая беда: дело в отношении Воробья ты ведь Хреничеву в прокуратуру на утверждение направлял, оперативный ты наш? Ты. Дело хорошее, придраться не к чему, процессуально-озабоченный ты наш. И Хреничев, придирчивый он наш, обвинительное заключение подписал. Воробья он сегодня к себе вызвал, копию обвинительного вручить, законопочитательный он наш. Воробей же, вороватый он наш, пока обвинительное заключение получал, из приемной Хреничева серебряные часы с дарственной надписью от областного прокурора того-с. Спер! Полпуда весом, кстати, те часики. Теперь Их Величество Хреничев, потерпевший он наш, требует поднимать все силы на крыло, но Воробья до вечера сыскать и пред его светлы очи доставить. Займись.

– Всем от меня чего-то надо! Начальникам – работы и раскрытия преступлений, коллегам – чтобы в начале месяца я дал денег в долг, а в конце месяца заболел склерозом, жене – цветов по праздникам и оргазмов по воскресеньям… Как жить? Воробья из гнезда достать! – опять Витиш! Да что, на мне свет клином сошелся?!

– Ты, главное, не перепутай, кому чего должен, – ответил начальник хмуро. – А то выходные не за горами… – Заметив, что Витиш остается крайне недовольным развитием событий, Шаманский ненадолго задумался, но, видимо, не найдя достойных аргументов, призвал себе в помощь классику:

– Ты мне лучше не перечь, а поди и обеспечь! Надо, Игорь, надо! А не то я тебе живо припомню, как ты тотализатор на соревнованиях по рукопашке устроил!

– Всем всегда все надо, – не сдавался Витиш. – Мне вот тоже надо срочно попасть в СМЭ, экспертизу забрать, мне она край как нужна.

– Игорек! Ответственный ты наш, займись пока Воробьем, а с экспертизой твоей я что-нибудь придумаю.

Начальник посмотрел в потолок и, не обнаружив на нем нужного ему ответа, вновь обвел взглядом кабинет, в авральном порядке принимая решение.

– Любезный! А вы кто такой? – Ищущий взгляд Шаманского остановился на Мишке.

– Следователь я. Лейтенант юстиции Канашенков Михаил Викторович. Прибыл для прохождения службы, – тихо и совсем не по уставу прошептал новичок.

– Новенький! – нараспев произнес начальник прямо-таки плотоядным тоном. – Очень-очень вовремя. Игорь! Ты со всем прилежанием ищешь Воробья, а за твоей экспертизой юноша съездит. Парнишке сегодня все равно делать нечего. А чемодан свой у меня пока оставит. А теперь оба! Смирно! Кругом, шагом марш!

Чемодан, оставшийся возле стенки, проводил владельца с таким неподдельным немым укором, словно всерьез опасался, что хозяин его предал.

Выполняя приказ начальника, мужчины развернулись: Витиш небрежно, а Мишка строго по уставу, после чего, совмещая небрежно-неторопливую походку одного с печатанно-чеканным вышагиванием другого, покинули кабинет руководителя.

– Будем знакомы! Игорь Витиш! Старший следователь и пионер, – оказавшись на лестничной площадке, цаплеподобный мужчина протянул ему руку.

– Канашенков. Миша, – пожал протянутую руку Мишка. – А почему пионер?

– Да потому что я в ответе за все, – усмехнулся Витиш. – Лозунг помнишь из счастливого детства: «Пионер! Ты в ответе за все!» – ну так это про меня.

– Знаешь, Игорь, – немного помявшись, смущенно начал Канашенков. – Я, наверное, за твоей экспертизой съездить не смогу…

– Это пуркуа? – вопросительно изогнул бровь Игорь, пытаясь высечь огонь из потасканной одноразовой зажигалки. – Одномоментная и полная энтропия организма после выпуска?

– Почти, – расстроенно выдохнул лейтенант и, набрав воздуха, словно перед броском в воду, выпалил на одном дыхании: – Мне кажется, я схожу с ума!

Торопясь объяснить свое состояние, он поспешно затараторил:

– Куда я ни гляну, мне везде невесть что мерещится! Пьяного видел – вылитый эльф! До милиции меня водила один подвозил, – не поверишь, один в один орк из книжки! В отдел приехал – и тут орка вижу, только он в сержантской форме ходит и на «бобике» катается! В отдел зашел – вообще хоть плачь! Собровцы стоят, а мне вместо нормальных парней дроу мерещатся! А нотацию им тетка в майорских погонах читает и змеиным хвостом помахивает!

– Я чего-то не совсем понял, – удивленно выдохнул струйку дыма Витиш. – А в чем проблема-то? В СОБРе у нас и впрямь одни дроу работают, потому как за такие копейки шеей рисковать дураков нет. Тетка в погонах – майор Кобрина, и ежели она по жизни наг, так что, ей перед уходом на службу хвост отстегивать и дома оставлять? Орки – те и впрямь машины любят, как дурень морковку, так что шоферят, что на вольных хлебах, что в милиции. А эльфы, даром что светлые да Перворожденные, ничуть не хуже простого работяги любят самогону нагнать да уделаться им до полного изумления. В смысле так, чтоб на них все вокруг смотрели и изумлялись. А у вас что, не так, что ли?

– У нас не так, – прошептал Канашенков, прилагая неимоверные усилия, чтобы удержаться на ногах. – Нет у нас ни орков, ни гоблинов, ни гномов, ни эльфов. В том смысле – живых нет. Я про них только в книжках читал. А про нагу твою я вообще первый раз в жизни слышу… А тут небось еще вампиры с оборотнями и прочими зомбями водятся?

– В интересном местечке ты жил, как я погляжу, – с облегчением хмыкнул Витиш. – Расслабьтесь, юноша, не знаю, как в других местах, а в нашем городишке все перечисленные тобой национальности имеют место быть и жить. И никто никому не мешает. Да! Вампиры и оборотни тоже есть, вполне нормальные ребята. А вот про зомби я тебе прямо скажу – не читай дурной фантастики на ночь! Их здесь отродясь не водилось.

– Фу-у-у, – обрадованно перевел дух Канашенков. – Значит, визит к психиатру откладывается. – И тут же поспешил уточнить некоторые волнующие его детали: – А начальник наш, Шаманский, он и вправду маг? Ох, и суров же он. Да еще и кровь пьет… Он вампир, да? – осенила Мишку догадка.

– Кто суров? Оська? – зашелся в смехе Витиш. – Да он мухи не обидит! Ну, уморил! Тоже мне, нашел вампира…

– А как же кровавые пятна у него на свитере, и плащ этот, с искрами… Череп, опять же кошки орут…

– Кровь, говоришь? – Смех Витиша плавно перетек в откровенное ржание. – Да это он чай с вишневым вареньем пил, когда Хреничев позвонил, вот бутерброд с вареньем со страху на себя и опрокинул. А Хреничев, мой юный друг, это заместитель нашего прокурора. Вот он тоже не вампир, хотя все настоящие вампиры работают в прокуратуре, но кровь пить умеет – любой во?мпер обзавидуется. Еще и мозг на раз выносит. А плащ этот Оська сыну купил – для спектакля, да, видно, примерить решил. Череп с кошками – это у него так сигнал на телефонной линии с прокуратурой устроен. Типа сигнализация – спасайся, кто может! Ладно, поживешь, освоишься, сам все поймешь. А сейчас, друг мой Мишка, быстренько слетай в судмедэкспертизу и притащи мне оттуда экспертизку от Ерофеича. Так ему и скажешь, хрычу старому, мол, Витиш помирает, ухи просит. Тьфу, ты, черт, – экспертизу по Майданенко. Где медики сидят, знаешь?

– Нет еще, я в городе первый день, сюда прямо с вокзала, – растерянно протянул Мишка. – Но я найду, ты не сомневайся. А Воробей, он кто? Рецидивист? Маньяк?

– Да нет, там все проще. Воробей – крадун мелкий, но тащит все с завидной регулярностью. Мозги от наркоты ссохлись, да там и мозгов было меньше, чем у гоблина. В общем – постоянный клиент нашей конторы, осталось только как постоянному клиенту скидки ему назначить. Ты сейчас бери ноги в руки и дуй на автобусную остановку, маршрут номер два, доедешь до конечной, там увидишь. Не увидишь – спросишь. Следователь ты или где?

– А машину мне не дадут? – робко поинтересовался Канашенков.

– Может, вам, юноша, и ковер-самолет выделить прикажете? – усмехнулся Витиш. – Беги на автобус и скажи спасибо, что общественный транспорт ментов бесплатно возит.

Окрыленный напутствием Витиша не менее чем д’Артаньян напутствием отца, Мишка помчался на автобусную остановку. Нужный ему автобус пришел довольно быстро. После того как лейтенант забрался в прокаленный солнцем салон, транспорт тронулся с места и не спеша покатил по наезженному маршруту. Казалось даже, что водитель подремывает за рулем, в то время как его автобус находит дорогу сам. Проехав пяток остановок, Канашенков услышал долгожданный хрип мембраны: «Конечная. Дальше не катаемся», и выскочил на улицу. Метрах в тридцати слева от остановки, на вершине небольшого холма скромно притулилось невзрачное одноэтажное здание. Стены домика были покрыты белой, местами осыпавшейся штукатуркой, окна оснащены металлическими решетками.

«Интересно, – подумал Мишка, – для чего здесь нужны решетки? Чтобы покойники не разбежались или чтобы эксперты с санитарами в окна от такого соседства не повыпрыгивали?»

Подойдя поближе к зданию, лейтенант озадаченно почесал в затылке. Каждая из торцевых стен здания имела крыльцо. И над тем, и над другим крыльцами висели одинаковые вывески «Вход», других пояснительных надписей-стрелочек не было. Отсутствовал даже примитивно-каменный рекламный постер с предложением выбрать путь налево-направо-прямо. Канашенков немного подумал и направился ко входу, расположенному справа. Выбранная им дверь оказалась запертой, а на его стук изнутри раздался женский смех и чей-то недовольный голос прокомментировал: «Похоже, опять менты приперлись. Не менты, а прям кайфоломы какие-то!» Мишка смутился и направился к другому входу. Вторая дверь тоже была заперта, но к ее косяку был прикреплен звонок, и он увлеченно надавил на его кнопку. Раз-другой-третий. Тщетно. Звонок не работал. Не желая сдаваться, лейтенант начал долбить по двери кулаками и ногами. Оставаясь незыблемой, она не только устояла под неистовым натиском пришельца, но даже пыталась сопротивляться и отбила нападающему все кулаки.

Наконец-то на пороге возник человек в белом халате, обильно заляпанном бурыми пятнами. Из дверного проема, словно из врат преисподней, пахнуло смертью. Юноша даже не понял, что больше всего напугало его – запах тлена, приглушенного формалином, или выражение лица санитара – человека, который знает, насколько неприглядна смерть, и который ни разу за все время своей работы не обнаружил во время вскрытия такого органа, как «душа». В руках мужик держал пинцет, в котором была зажата сигарета. Глаза человека были мутными и бездонными. Впрочем, следователь почти сразу же отвел взгляд – казалось, что если долго смотреть работнику морга в глаза, он точно назовет день и час твоей смерти.

Хмуро поглядев на Мишку, санитар спросил:

– Чего приперся?

Канашенков с волнением и гордостью достал из кармана кителя служебное удостоверение, развернул, поднял его до уровня глаз работника морга и веско бросил:

– Я из следствия. Прислали.

Санитар внимательно посмотрел на фото в удостоверении. Какая-то мысль, словно вагонетка по железной дороге, проскрежетала по его извилинам, и он протяжно выдохнул дым:

– Зря на опознание приперся, у нас этого мента нету…

Мишка ошарашенно перевел взгляд на санитара, потом на удостоверение, по-прежнему висевшее перед глазами слуги Аида, и жалобно-просительно протянул:

– Там на фото я. Я не на опознание, мне бы экспертизу забрать…

– Тогда чего сюда ломишься? Тебе в ту дверь.

– Я ходил. Там заперто.

– Стучи громче.

Дверь с треском захлопнулась перед Мишкиным носом. Отойдя на несколько шагов, Канашенков услышал, как санитар выразительно запел партию из оперы «Смейся, паяц», и понял, для чего на окнах морга решетки.

Обойдя вокруг здания, он уныло поплелся ко второму крыльцу. К его удивлению, дверь была уже приоткрыта и печально поскрипывала, зловеще шепча: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Сглотнув слюну и пытаясь себя убедить, что за порогом его не начнет немедленно тошнить, Мишка обреченно сделал шаг вперед, оказавшись в полутемном коридоре. На обрывках обоев, лентами свисавших со стены напротив прозекторской, разноцветно пестрели автографы и номера телефонов, по-видимому, выполненные губной помадой: «Звоните всегда! Мы ваши», «Мне понравилось. Верочка», «Чудненько. В любое время, только позови. Тоня». Смерть и жизнь, любовь на границе настоящего и загробного миров, вероятно, придает особую пикантность интимным утехам. Некоторое время юноша стеснительно потоптался возле двери с табличкой «Бюро СМЭ. Эксперты», из-за которой временами доносились посапывание и томные вздохи. Собравшись с духом, Канашенков скромно постучал. С той стороны донесся суетливый шорох, что-то упало, оглушительно звякнув, и голос, ранее так недовольно возмущавшийся явлению ментов, ломающих кайф, рявкнул: «Входите!» Опустив глаза долу, Мишка прошел в кабинет.

За столом напротив входа, уныло озирая вошедшего сквозь поблескивающие линзы очков, восседал мужик в зеленом халате. На соседнем столе, задрапировавшись в белый, основательно помятый халат, вольготно раскинулась девица лет двадцати пяти, небрежно крутившая на пальце какой-то предмет из числа нижнего белья. Помимо халата, иных предметов туалета на девице не наблюдалось.

– Чего приперся? – похоже, данная фраза являлась отличительной особенностью всех работников морга и заменяла им приветствие.

– Мне б экспертизу забрать… по Майданенко… Меня Витиш послал… – краснея и заикаясь, пробормотал Мишка, бросая осторожные взгляды на девицу.

Мужик нервно порылся в выдвижном ящике и, не найдя нужной ему бумаги, перешел к шкафу. Некоторое время слышалось только его сердитое сопенье. Словно по волшебству, на столе со стуком и звоном появлялись различные предметы, очевидно, крайне необходимые при производстве экспертиз: граненый стакан с потеками мутной жидкости на стенках, неровно обкусанный бутерброд, журнал с обнаженной красоткой на обложке, секционный нож с прилипшим к нему куском колбасы, бутылка с надписью «проба» на этикетке и явным запахом спирта из горлышка…

– А ты вообще кто такой и откуда? – девица рассматривала Мишку не только без всякого стеснения, но с явным интересом и вызовом.

– Следователь. Лейтенант юстиции Канашенков Михаил Викторович. Сегодня первый день моей службы. В вашем городе, – стеснительно пробормотал следователь, не рискуя поднять глаза.

– Новенький! – радостно всплеснула руками девица. – Новенький! А ты симпати-и-ичный! А когда к нам снова собираешься?

– Надеюсь, лет через шестьдесят, – находчиво ответил Мишка.

Бурный восторг девицы словно подхлестнул эксперта, и вскоре мрачный мужик, лихо вынырнув из недр шкафа, бросил Канашенкову стопку бумаг, затянутую в прозрачный файл.

– Вот твоя экспертиза. Вали отсюда. Витишу – привет.

Прижимая бесценные документы к груди, юноша выскочил в коридор. Не посмевшая догнать его, дверь обиженно ударилась о косяк, скрежетнула засовом и затихла.

Через полчаса обратный автобус привез лейтенанта к остановке, расположенной напротив здания отдела. В здании следствия все было по-прежнему. Рабочий шум, провожавший лейтенанта в путь, невзирая на позднее время, и не думал затихать. По лестницам и коридорам туда-сюда, вверх-вниз сновали люди и нелюди, так же трещали клавиатуры, и кто-то на кого-то покрикивал. Канашенков вошел в кабинет начальника. Шаманский, устало вычитывавший очередную стопку документов, уже ничуть не походил на мага, страшного и таинственного. Получив экспертизу, он вяло поблагодарил Мишку и посоветовал ему двигаться в общежитие, не забыв напомнить, что ожидает новой встречи с началом рабочего дня.

Забрав свой чемодан, скромно притулившийся в углу начальственного кабинета, Канашенков отправился к новому месту обитания, не забывая вертеть по сторонам головой. Несколько раз ему навстречу попадались как обычные человеческие парочки, так и странные, на его взгляд, компании, состоявшие из мирно общающихся между собой людей, орков и смуглых личностей с красными глазами и острыми клыками, явственно выползающими из верхней челюсти в момент, когда личность заливалась смехом. Глядя на подобные компании, Мишка удивленно хлопал глазами, невнятно отвечая на приветствия. Но после того, как ему довелось увидеть более чем двухметрового гиганта, заросшего белой шерстью, без всяких усилий тащившего на плечах двух заливающихся смехом девчушек, он понял, что лимит на удивление на ближайшие пару лет исчерпан целиком и полностью и восстановлению не подлежит. Приняв окончательное решение наплевать на все и всяческие несуразности, Канашенков собрался с силами и буквально за несколько минут добрался до места своей новой дислокации.

Общежитие оказалось девятиэтажным зданием, расположенным посреди бесконечного пустыря. От автобусной остановки до крыльца, петляя среди репейника и лопухов, пролегала хорошо утоптанная тропинка. После пыльных коридоров горотдела, пропахшего людскими бедами, после помещения морга и раскаленных городских улиц те десять минут, что шел до своего нового жилища Мишка, показались ему наградой за все пережитые прошедшим днем трудности.

Возле входа в здание стояли несколько детских колясок, в одну из которых без труда мог поместиться малолитражный автомобиль. Наверное, коляска была огрская. Или орочья. Ну и фиг с ними!

На входе Мишка предъявил свои документы тетеньке-дежурной.

– Ожидайте, – по-военному кратко распорядилась тетенька. – Комендант при исполнении.

Комендантом оказался чрезвычайно коренастый гном с длинными рыжими волосами и такими густыми бровями, что их можно было заплетать в косички. Гном-комендант явился в вестибюль, держа за шиворот двух человек. Вернее, человека и беспросветно-черного черта, одетого в полосатые штаны и широченную красную рубаху.

– Анфиса Петровна, этих двоих выселяем, – проскрежетал гном-комендант. – Сидорычева за пьянство. А Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного – за то, что опять пытался души скупать.

– Начальник, ну какие души у тараканов, а?! – завопил черт. – Вот те крест, все про меня врут! Раз черт – значит, жулик, да? Отстриги мне хвост, начальник, если обманываю! Хочешь, на колени встану?

Черт грохнулся на колени и поклонился так, что задел рогами пол. При этом из-за ворота его красной рубахи выпала и рассыпалась по полу колода карт.

– Ага! – лязгнул зубами комендант. – Анфиса Петровна, внесите в приказ – Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного выселить из общежития за организацию азартных игр.

– Пасьянсы раскладываю, начальник! – вновь завопил черт. – На деньги не играю, чтобы мне Вакулу лунной ночью повстречать!

– Анфиса Петровна, приказ о выселении Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного пока отменить, – не меняя тона, сообщил комендант. – Вывесить в вестибюле объявление о том, что всякому пострадавшему от шулерских приемов товарища Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного следует обращаться с заявлениями к коменданту общежития!

– Эх, начальник, за что ты так с чертом? – грустно вздохнул Василий Петшович, поднимаясь с пола. – Ведь только хотел по-человечески зажить, а вы мне снова – бэш чаворо, ромале… Прощай, начальник. Живи так, чтоб бессонными ночами не приходили тебе в голову грустные мысли про мою судьбинушку…

– Анфиса Петровна, впишите в приказ – выселить из общежития Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного в связи с его отказом от проживания, – сообщил комендант.

На пороге черт обернулся.