Хокка

Сергей Булыга

Хокка

Ночь, как всегда, была душная. Имширцао, поднявшись на крышу, сидел на циновке и думал, глядя в сторону Реки. Над Рекой поднимался туман. Ее западный берег, скалистый и дикий, и днем-то бывал виден только иногда, перед песчаной бурей. Тогда туман срывало ветром, Река начинала бурлить, а с горизонта наползали тучи. Люди, бросая работу, бежали с полей, поселок замирал, и даже Имширцао, и тот приказывал закрыть все двери. Видеть западный берег Реки – не к добру; не зря там каждый вечер умирает солнце.

А здесь, на этом, на восточном берегу – поля. Два раза в год, после разлива, на них выходят люди и взрыхляют землю, сеют, а потом каждый день от зари до зари таскают туда воду, поливают, вырывают сорняки и вновь взрыхляют. Порою им случается собрать богатый урожай. Они, конечно, трудятся не покладая рук, но главное – это Река. Ибо чем сильнее бывает разлив, тем больше ила остается на полях, тем жирнее земля и тем больше повозок с зерном будет потом отправлено в столицу. Вот почему перед каждым разливом Имширцао ежедневно замеряет уровень Реки, следит за звездами, за направлением и силой ветра. Он должен точно предсказать, когда наступит наводнение, как долго оно будет длиться, когда начать пахать, что после сеять, сколько будет собрано – и в срок оповестить обо всем этом Верховного, а после сбора урожая направить ему ровно столько, сколько сам же и предсказывал. Но если вдруг окажутся излишки, то Имширцао – укрыватель, а если его людям после уплаты подати не станет хватать на прокорм, то, значит, он подбивает их к бунту. Конечно, и за то и за другое его не умертвят – да это просто невозможно, – но зато отправят на каменоломни или же на строительство дорог, где люди, подчиненные ему, будут строптивы и коварны. Это плохо.

А здесь все хорошо. И здесь он служит с незапамятных времен. Ему здесь все знакомо и привычно. И люди чтят его. И поклоняются ему как богу. Имширцао улыбнулся, поднял стоящую перед ним чашу и медленно выпил – до дна. Вино было черным как ночь и сладким как жизнь. Одним оно давало силу и бессмертие, а для других оно было страшнее яда. Другие – это те, которые рождены лишь для того, чтобы работать в поле. Они низкорослы и бритоголовы, а кожа у них цвета красной глины. Они покорны и трусливы, им не дано пить хокку – изысканный напиток избранных. Чудесное вино прекрасно утоляет жажду и делает голову чистой и ясной. Тому, кто пьет хокку, не хочется есть и, главное, он не стареет – он вечен, бессмертен.

А тот, кто бессмертен, тот бог.

Имширцао встал, посмотрел на уснувший поселок, на темное ночное небо – значит, рассвет еще нескоро, – спустился с крыши в дом, неслышно вошел к себе в кабинет и плотно запер за собою дверь.

В кабинете было пусто, темно и прохладно. Стены от пола до потолка обшиты черным деревом, на маленьком окне тяжелый плотный занавес, и лишь в углу, возле массивного, обитого железом ларя, едва заметно мерцает светильник. Мягко ступая по шкурам, устилавшим пол, Имширцао подошел к ларю, встал перед ним на колени и, склонившись к самой крышке, что-то невнятно прошептал. Ларь тут же открылся. Имширцао на ощупь достал из него свиток тонко выделанной кожи, развернул – записей было немного, от силы на треть. Прищурившись и поднеся пергамент ближе к свету, Имширцао стал читать, едва слышно шевеля губами:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.