Студентка, комсомолка, спортсменка

Сергей Арсеньев

Студентка, комсомолка, спортсменка

20-летию Катастрофы посвящается

Автор выражает благодарность своему любимому писателю Полу Андерсону. Его рассказ «Delenda est» из цикла «Патруль времени» дал толчок к написанию этой книги. Идею того, как можно изменить Будущее, я позаимствовал из этого рассказа. Признаю.

Автор выражает благодарность человеку, подписавшемуся как Надоумов Николай. Его работа по сбору и обработке обнаруженных читателями ошибок и опечаток серьезно помогла при написании второго варианта книги.

Автор выражает благодарность всем читателям, не поленившимся указать мне в своих комментариях на ошибки и неточности в тексте.

Студентка, комсомолка, спортсменка

Пролог

Холодно-то как сегодня. Брр. И это несмотря на зимнее пальто и поддетую под свитер шерстяную жилетку. Хотя всего-то ноябрь месяц. По Сетке вчера обещали минус два на сегодня. Наверное, так оно и есть. Но мне все равно холодно. И руки зябнут. Пальцы в зимней перчатке с трудом удерживают костыль.

А без костыля я давно уже не выхожу на улицу. С ним-то еле-еле ноги таскаю. Совсем старый стал. Но нельзя же все время сидеть у себя в комнате! Что я буду есть? Дважды в неделю приходится мотаться к пункту раздачи гуманитарной помощи и часа два стоять там в очереди унылых стариков и усталых, невыспавшихся женщин. И все это для того, чтобы получить невзрачную пластиковую упаковку армейского сухпая с просроченным сроком годности, также просроченную банку собачьего корма и буханку черствого серого хлеба.

Я и этому рад. Выбирать не приходится. Не из чего выбирать. После оплаты жилья и коммуналки от моей пенсии остается сорок два евро с мелочью. Сорок два евро на месяц. Меньше полутора евро на день. А литр самого дешевого молока стоит 84 цента. А булка самого дешевого хлеба – 72 цента. Про настоящее мясо я вообще молчу. Давно забыл его вкус. Хорошо хоть собачий корм дают, пусть и просроченный.

И ведь пенсия вроде бы приличная. Почти 300 евро. Но уж больно за жилье дерут много. Одному совсем невмоготу платить. Мы с Семеном Николаевичем снимаем одну двухкомнатную квартирку на двоих. Вернее, на троих. С Семеном еще и жена его живет, Елена Васильевна. И лишь тремя пенсиями, в складчину, ухитряемся платить.

Не платить же никак нельзя. Приставы придут, последнюю мебель вынесут. А если мебели на погашение долга не хватит, запросто и самого на улицу вышвырнут. Не платишь – живи где хочешь. Хоть на помойке. У нас тут с год назад такой случай был. Сергей Кузьмич, со второго этажа, пошел в аптеку. Жена у него захворала тяжело.

И надо же было ему пойти в дешевую аптеку, что возле салона модной одежды стоит. Пожадничал он в центральную аптеку пройти. А может, не мог там купить. И в дешевой-то аптеке он в тот раз на лекарства потратил почти все деньги, что еще оставались на двух карточках – своей и жены. В дорогой бы и вовсе купить не смог. Лекарства-то нынче ой-ой-ой как недешевы!

Вот только в дешевой аптеке охраны нет, как в центральной. Едва Сергей Кузьмич вышел на улицу с пакетом лекарств, подскочил к нему урод какой-то, кулаком в живот сунул, выхватил пакет да бежать. Сергей Кузьмич, конечно, за ним бросился – деньги-то последние были, да какой там! Ему же 76 лет было, да еще и ноги больные, разве ж угонится за молодым! Метров двадцать пробежал, за сердце схватился да и свалился замертво.

Я почему так говорю, запись я видел. Там же камер понатыкано – куча. Следствие по этому факту завели. Никого не поймали, правда. Но следователь, назначенный нам по Сетке, запись скинул. Видно, надоели мы ему постоянными запросами. Видел я запись. И урода того, из-за которого Сергей Кузьмич помер, тоже видел. Он уже несколько раз мне встречался на улице. Чаще всего как раз возле той аптеки. Думаю, постоянно он такими вещами промышляет.

Странно, правда, что я его найти смог, а следователь не нашел. И ведь не скрывается он нисколько. В открытую ходит по улице и курит. Писали мы про это и в полицию, и в прокуратуру. Ничего. Лишь отписки приходят. Проверим, расследуем, задержим и так далее. Но ничего не происходит. Урод по-прежнему периодически мне встречается.

Была у Сергея Кузьмича и еще одна карточка. Там у него, по словам его жены, деньги на похороны отложены были. Только вот заблокировали карточку ту после его смерти. Наследство же оформить – дело небыстрое. А жена его болела, не до того ей. Она и так-то хворала, а тут еще муж помер. Совсем плохо ей было. Пришлось нам всем домом скидываться, Сергея Кузьмича хоронить.

Ох, что-то опять сердце прихватило! Таблетку, что ли, достать из кармана? Нет, пока не надо, вроде не сильно болит. Жалко таблетку, дорогие они, сволочи. Лучше я на лавочке посижу – авось само пройдет. Вон во дворе как раз и лавочка стоит. И даже почти целая – всего половины досок на ней не хватает. Только грязная. Нынче молодежь любит на спинке сидеть, ноги на сиденье поставив. А я не могу так. Не залезть мне нынче на спинку лавочки.

Так вот, отвлекся я. Три месяца после смерти Сергея Кузьмича его жена, Надежда Петровна, за квартиру не платила. Болела она. Денег на лекарства-то с трудом хватало. Да и меньше денег стало. Раньше-то у них две пенсии было на двоих – кое-как выкручивались. А с одной пенсии платить за квартиру, хоть и однокомнатную, покупать лекарства и еду ну совсем невозможно.

Вот и пришли через три месяца к Надежде Петровне приставы. Платите! За три месяца. И пеню еще, полпроцента суммы за каждый день задержки, считая процент на проценты. И вызов самих приставов тоже оплатите! Нет денег? Забираем имущество. Все забираем. А вас просим освободить помещение. Как злостный неплательщик вы отсюда выселяетесь!

И выставили больную 70-летнюю женщину из квартиры в чем она была одета – в домашнем халате, в носках да в тапочках. А на улице-то декабрь! И иди куда хочешь. Хорошо хоть документы с собой взять позволили.

Я тогда ее у себя приютил. У нее ведь совсем ничего не было. Халат, тапочки да долг полторы тысячи евро. Три месяца мы с ней в одной комнате прожили, прежде чем однажды она тихо умерла во сне. Хорошая была женщина, добрая, умная. Всю жизнь в школе проработала учителем литературы. Детей любила очень. И своих двое было у нее. Два мальчика, близнецы. Только я никогда их не видел.

Погибли они еще лет двадцать назад. Из института домой шли да по дороге под машину попали. Прямо на пешеходном переходе какая-то тварь на черном членовозе с мигалкой сбила их и даже не остановилась. Хотя ребята на зеленый свет шли. Свидетелей куча была, и номер машины известен был. Однако, как водится у нас, не нашли никого.

Глупая смерть, нелепая. Эх, зря я о смерти вспомнил! Сердце сильнее защемило. Видно, придется все же таблетку глотать. Не могу спокойно думать об этом. Внучка, солнышко, звездочка моя. Ниночка, надежда моя последняя! Как же так-то? Семь лет уж прошло, а я, как вспомню тебя, так каждый раз плачу.

Утром, как обычно, ушла в школу, в свой 10 «А», да так и не вернулась. Бегал я, искал ее. В полицию заявил, да там толку ноль. Голографию, говорят, оставьте. Будем искать. Ага, искать они будут, жди. Они там без взятки задницу от стула не оторвут. А что я дам? У меня и на еду-то с трудом хватало. Конечно, отдал бы и это, да только смешно такую сумму предлагать. Полицаи лишь посмеялись бы надо мной.

Соседи, кто в силах был, искать Ниночку помогали. Только так и не нашли. И лишь весной, когда стаял снег, позвонили мне из полиции и сказали, что нашли Ниночку мою. Вернее, то, что от нее осталось. Что ей перед смертью пережить довелось, страшно и представить. Изуродовали ее ужасно. Ниночка. А ведь такая лапочка была. Красавица. И почти отличница. На маму свою похожа.

Мама-то ее, Лена, тоже красавица была. С мужем только не повезло ей. А ведь я говорил, говорил тогда, не ходи, мол, Ленка, за него. Не ходи! Не послушалась. Лучше она знает. Любит, видите ли. И что? Двух лет не прошло, как этот кобель бросил ее. Без денег, без работы, но зато с животом. Как только узнал, что Лена Ниночку ждет, так и свалил. Больше мы и не слыхали о нем ничего.

Хорошо, тогда еще Вовка наш жив был. Помогал. Им, правда, тоже в части не так уж чтобы много платили, да и задерживали часто. Но он все равно помогал. Сильно он нас тогда выручил. Жена-то моя, Татьяна, к тому времени уже работать не могла, дома больше лежала, сердце у нее с детства больное было. А моей зарплаты инженера не хватало обеспечить больную жену и дочь с грудным ребенком.

Эх, хороший парень у нас Вовка был, жаль, что так и не женился! И погиб как мужчина. В бою. В 32-м президент-ушлепок нашего осколка Руси, именуемого «Демократическая Республика Московия» (сокращенно – ДеРМо), обратился к НАТО с просьбой ввести на нашу территорию свои войска. Мол, для «сохранения законности и правопорядка». А еще ради «поддержания неизменного курса демократических реформ». А у нас уже полсотни лет одни сплошные реформы.

И когда через границу пошли эшелоны с войсками, а на подмосковные аэродромы стали садиться чужие транспортники, куцые и беззубые обломки нашей армии не выдержали. Было восстание. Сын мой, Вовка, поднял свой полк, приказал вскрыть НЗ и раздать бойцам оружие и боевые патроны. Еще несколько подмосковных частей поддержали его. Не везде еще офицеры окончательно спились.

Мятеж продолжался почти три недели. Три недели ребят и примкнувших к ним гражданских расстреливали артиллерией и бомбили с воздуха. И все равно не смогли раздавить. Только использовав четыре тактических ядерных заряда, удалось остановить разгоравшееся восстание. Где-то там, в огне ядерного взрыва, сгорел и наш Вовка. И я горжусь им!

Лена моя тоже при ядерном взрыве погибла. Но не при восстании, позже. В самом начале 43-го накопили мы с ней денег на путевку, и поехала она на два дня в Питер на экскурсию. Выправила себе визу в Балтийскую Республику и поехала. Хорошо еще, Ниночку с собой не взяла, на две путевки денег у нас не было. А может, лучше бы взяла. Больно уж страшную смерть Ниночка несколько лет спустя приняла. Лучше бы она так же, как полтора миллиона человек, сгорела в атомном взрыве при питерском теракте. Наверное, это было бы не так больно…

Ладно, хватит сидеть. Холодно же. Простужусь. А из лекарств мне теперь разве что чай с молоком остался доступным по цене. В аптеку заходить страшно. Ценников меньше, чем на половину моей пенсии, почитай, что и не бывает. Про врача же я и вовсе молчу. В бесплатную поликлинику запись за два месяца. А в платной моих денег хватит разве что на оплату бахил при входе. Парни какие-то появились. Вид совсем бандитский. Пойду-ка я отсюда от греха. Встали!

Ох, сердце-то как ноет! Сейчас домой приду, в кровать лягу. Мне далеко, три квартала еще. Хорошо бы на автобусе подъехать, но там проезд целый евро стоит. Нет у меня таких денег, на автобусах разъезжать. Пешочком приходится ковылять.

Сумка какая тяжелая. Всего-то там упаковка сухпая, собачий корм да черствая булка. А все одно, тяжело мне. Старый я совсем стал. До весны доживу ли, нет? Пожалуй, нужно глотать таблетку, а то не доживу. Худо мне. Где она тут у меня?

Ах!! Тяжелый удар в грудь, и моя сумка вываливается из разжавшихся пальцев, а я, неловко держась за костыль, медленно оседаю на заваленный мусором, заплеванный тротуар. Но сил сидеть уже нет, и я ложусь на старый мокрый асфальт. Неужели все?

В глазах у меня темнеет, и я чувствую, что больше не могу дышать. Последним отключился слух. Я еще успел услышать, как мимо меня, оглашая окрестности громкой музыкой, пролетел по лужам автомобиль…

Глава 1

Сознание вернулось ко мне резко, будто кто-то нажал какую-то кнопку или дернул рубильник. Вот только что я лежал на мокром грязном асфальте, а теперь уже нахожусь в каком-то просторном светлом помещении. Мне тепло и уютно. Только я отчего-то совсем не могу шевелиться. Меня очень туго связали. А во рту у меня какая-то здоровая теплая и мягкая штука.

Выплюнув изо рта то, что там было, я попытался извернуться и осмотреться. Почему так хорошо все видно? Ведь на мне нет очков. Но извернуться не получилось. Мое тело слушается меня очень плохо. И к тому же меня держит на руках какой-то исполин. Держит нежно, совсем не больно, но при этом крепко. Не вырваться. Кто это?

Исполин ласково шепчет мне: «На, на» – и вновь сует в мой рот что-то теплое и мягкое. Неожиданно для самого себя я пытаюсь сосать эту штуку, и… из нее начинает вытекать теплая сладковатая жидкость.

И тут я внезапно понял, что это такое у меня во рту. Да ведь это женская грудь! И течет из нее молоко. А исполин… да никакой это не исполин. Это обычная женщина. Она лишь кажется мне исполином. Потому что это я – кроха.

Вовсе меня не связали. Меня запеленали. Женщина в свободном халате сидит на кровати и держит меня на руках. Это что, выходит, что я теперь – младенец? А кто я? Взглянув на лицо кормящей меня женщины, я убедился в том, что она мне совершенно незнакома. Это не моя мать. Либо если это мать, то, значит, я – это не я.

Вот так вот. Я умер? Возрождение души в новом теле? Читал я про такое, читал. Но отчего сохранилась память? Я помню всю свою прошлую жизнь. А может быть, все младенцы помнят свою прошлую жизнь, и лишь потом память постепенно стирается? Ведь младенец не может никому рассказать о своих знаниях. Либо так, либо… кто-то что-то напутал в Небесной Канцелярии.

И все-таки это я или не я? Меня отбросило в свое собственное тело младенца или это тело не мое? Путешествие во времени невозможно? Ну, я думаю, для Него, для Того, кто управляет процедурой перерождения, и путешествие во времени может считаться вполне осуществимым.

Правда, эта женщина – не моя мать. Свою маму я бы узнал. Я ее помню. Хотя тут тоже возможны варианты. Я помню, у нее были какие-то проблемы с молоком. Она рассказывала мне. Быть может, меня временно передали какой-то другой женщине, чтобы накормить?

Обдумывая все это, я машинально продолжал сосать грудь. Молоко довольно вкусное, мне нравится. И это хорошо, что нравится. Другой пищи я не получу еще очень долго. О мясе, по крайней мере ближайшую пару лет, можно и не мечтать.

Я наелся. Больше не хочу есть. Зато сильно хочу спать. Лежать на маминых руках, уткнувшись носом в ее грудь, оказалось очень приятно. Мне тепло и уютно. Ой! А теперь еще и мокро. Как-то неожиданно из меня потекло, я даже и среагировать не успел. Впрочем, что я мог бы сделать? Все равно пришлось бы пудить в памперс.

Или не в памперс? Вроде бы он впитывать влагу в себя должен. А мне мокро. Мне не надели памперс? Женщина слишком бедна и не может их себе позволить? Возможно. А возможно, их тут и нет. Если это тело – мое собственное, то отсутствие памперса объяснимо. Во времена моего младенчества их еще не придумали. В СССР, по крайней мере, памперсов точно не было.

Я отвалился от груди и немного похныкал. Женщина поняла меня верно. Она ощупала мою пеленку, улыбнулась, встала и потащила меня к столу – переодевать. Довольная. Чему так радуется-то? Впрочем, я догадался. В моем возрасте тот факт, что я напустил под себя, никого не огорчает. Наоборот, это свидетельствует о том, что ребенок здоров и что у него нормальное пищеварение.

С меня сняли мокрые тряпки, помыли меня теплой водой и вновь туго запеленали в сухое, примотав мне руки к туловищу. Последнее мне не слишком понравилось, но возразить я, понятно, не мог.

Пока меня переодевали, женщина тихо разговаривала со мной. По-русски разговаривала. Я у нее был и зайкой, и пупсиком, и рыбкой, и котенком. Если эта женщина так чисто говорит по-русски, может, это все же мое тело? Но где тогда мама?

В комнате, кроме накормившей меня женщины и собственно меня, есть еще двое. Спящий в детской кроватке сверток и светловолосая женщина на взрослой кровати рядом. Но эта женщина тоже не моя мать.

Пока мы копошились с моим мытьем и переодеванием, эта женщина проснулась, потянулась и села на своей кровати. Посмотрела, как меня обматывают пеленками, и сказала:

– Ну как, покормила?

– Угу.

– Нормально все?

– Да, хорошо покушали, покакали, а сейчас пойдем баиньки? Да, зайка? Сейчас оденемся и будем спать. И мама поспит.

– А мой все дрыхнет. Весь в отца, такой же соня.

– Ничего, проголодается – сам проснется.

– Лен, ты как назвать думаешь? Я своего Мишкой назову.

– Не знаю еще. С мужем надо посоветоваться, чего он скажет. Мы имя не обсуждали еще.

– А сама-то как хотела бы назвать?

– Ну… Надо подумать. А вообще, мне имя «Наташа» нравится. Наверное, так и назовем.

Упс. Вот теперь уже точно понятно, что это не мое тело. Оказывается, я теперь девчонка…

Глава 2

Жизнь младенца невероятно скучна и однообразна. Я ем и сплю. Сплю и ем. Если я не ем – значит, я сплю. Если я проснулся – значит, мне пора есть. К счастью, хоть бессонницей я теперь совершенно не страдаю. Спать хочется почти постоянно. И никакой внешний шум не отвлекает. Теперь я могу спать даже рядом с работающим экскаватором (проверено). Разбудить меня может только чувство голода.

Из всех развлечений у меня есть лишь две висящие над моей кроваткой яркие разноцветные птички, на которых можно смотреть, и также разноцветные деревянные шарики на моей коляске. В отличие от птичек, на шарики можно не только смотреть, но и трогать их руками. Впрочем, ни птички, ни шарики мне совершенно неинтересны. Ведь младенец я лишь внешне.

По допотопному виду своей коляски и полному отсутствию памперсов я сразу понял, что оказался в прошлом. По-видимому, меня отбросило по моей собственной исторической линии. Во всяком случае, никаких расхождений с известной мне историей я не замечал.

Я внимательно слушал разговоры взрослых и выяснил, что здесь тоже была Великая Отечественная война, на которой, оказывается, погибли оба моих деда. Сейчас у власти находится Хрущев, и недавно была проведена денежная реформа. Настолько недавно, что люди часто называли деньги «новыми». Это позволило мне точно установить год моей «заброски». Сейчас тут 1961-й.

Моя мама торжественно отмечала каждый прошедший после моего рождения месяц. Сравнив ее слова с висящим на стене отрывным календарем, я узнал и точную дату своего рождения. Я родился 31 декабря 1960 года и совершенно неожиданно оказался прославлен на весь Союз.

Дело в том, что, по официальным данным, я стал самым последним в СССР ребенком, рожденным в первые шестьдесят лет века. А возможно, и последним в мире. Ведь родился я в 23 часа и 59 минут. Конкурировать в этом вопросе со мной могли очень немногие.

Разумеется, в более западных областях дети рождались 31 декабря и после меня. Но, считая по местному времени, я был последним. Об этом даже газета «Правда» написала. Пусть и на последней странице, но так ведь это «Правда»! Отец однажды ворвался в нашу комнату чуть не бегом. Маму испугал. Трясет газетой в руке, а сам кричит: «Ленка, про нашу Наташку в газете написали!»

Вообще-то заметку написали там про первого человека, родившегося в СССР в седьмом десятилетии века, но и меня тоже вскользь упомянули. А первым оказался какой-то мальчишка из Куйбышева. Кстати, еще в той статье написали, что Куйбышевский горсовет принял решение вне очереди выделить новую квартиру родителям этого мальчишки.

А на мое полугодие я получил неожиданный подарок. Отец и мать работали у меня на одном заводе. На каком именно – не знаю. Они его называли просто «завод». Отец был токарем, а мать трудилась в заводской столовой. Так вот. Вернувшись с работы в пятницу 30 июня, они огорошили бабушку известием о том, что завком принял решение выделить им новую двухкомнатную квартиру в строящемся доме. Потому что они – молодая семья и у них такой знаменитый ребенок, о котором даже «Правда» писала.

Днем я все время был с бабушкой, матерью моего отца. Она кормила, мыла и прогуливала меня. Особенно часто гулять мы стали после того, как закончилась весна и наступило жаркое лето. Теперь, если не было дождя, днем мы возвращались домой только для того, чтобы поесть. Кормила она меня специальной смесью, которую мы с ней ездили получать на молочную кухню. Кстати, редкостная гадость. Мамино молоко гораздо вкуснее.

Мы все четверо жили в одной комнате большой коммунальной квартиры в доме, наверное, еще дореволюционной постройки. Бабушка спала за шкафом, а моя кроватка стояла рядом с кроватью родителей, со стороны мамы. Маме удобно было поднимать меня к себе. А вот мне было не очень удобно. Потому что ночами (а иногда и днем по выходным, если бабушки не было дома) они в своей кровати начинали… ну, вы поняли. И, естественно, совершенно не стеснялись полугодовалого малыша. Мне смотреть на это было очень неприятно, и я по возможности отворачивался или жмурился. Но звуки-то оставались! Мама так стонала…

На мое полугодие родители подарили мне розовую резиновую уточку для купания и новые ползунки. И вечером у нас в комнате был праздник. Папа купил торт и водку, пригласили соседей, и все сели пить чай. Ну, и кое-что еще, кроме чая, понятно. Я лежал в своей кроватке и сквозь решетку наблюдал за этим. Раз такое дело, давай, думаю, и я им кое-что подарю. Когда меня оставляли в комнате одного, я давно уже тренировался и к настоящему моменту достаточно хорошо умел это делать. Только родные еще не знали об этом. Тем большим было их удивление, когда я спокойно и уверенно сел. Ведь, по их мнению, сел я впервые в жизни.

Был вечер. Магазины уже закрыты. Однако, к общей радости, у Степаныча в комнате была на крайний случай припрятана одна бутылка. Ради такого случая он сбегал за ней, а мама нарезала еще сала. Праздник продолжался…

Глава 3

– Здравствуй, красавица! – Моя мама нагибается к стоящей напротив меня девчонке примерно моего возраста. – А как тебя зовут?

Девчонка молчит и весьма подозрительно смотрит на меня, как будто опасается того, что я сейчас прямо тут, на детской площадке, начну ее домогаться. Вместо нее отвечает стоящая рядом женщина:

– Нас зовут Зиночка. А вас как?

– Доченька, скажи Зиночке, как тебя зовут, – обращается мама уже ко мне.

– Натафа, – уверенно отвечаю я. Понимать-то я все понимаю, но говорю пока что еще не очень внятно. Язык и горло слушаются плохо, да и зубов во рту всего восемь.

– Ой, уже говорит! – восклицает незнакомая женщина. – Сколько вам?

– Год и четыре, – отвечает моя мама.

– А нам год и шесть, и мы пока только «мама-папа» говорим. Ваша сколько слов знает?

– Не знаю, много. Мы уж со счета сбились.

– Вот видишь, Зиночка! Что же ты отстаешь? Учись скорее!

– Наташенька, иди, поиграй с Зиночкой в песочнице, а мы пока с тетей поговорим, хорошо?

Нда. Хорошо. Мама вытащила из сумки новенькое жестяное ведерко, металлический совочек с деревянной ручкой, вручила их мне и подтолкнула меня в сторону песочницы, в которой уже бушевали малоразговорчивая Зиночка и еще пара карапузов постарше. С гораздо большим удовольствием я бы, конечно, присоединился к пенсионерам, «забивавшим козла» чуть в сторонке. Но увы. Пришлось идти в песочницу. Сидеть и слушать взрослый разговор, так же как «забивать козла», мне по возрасту не полагается.

Так. Песочек. Замечательно. И как в него играть? Честно говоря, пачкать руки совершенно не хочется. Малышня внутри песочницы увлеченно копает, насыпает песок в ведерки, лепит на бортах песочницы куличики. Зиночка зачерпнула совочком немного песка и аккуратно высыпала его за шиворот мальчишке лет четырех, который в это время копал рукой какую-то глубокую нору. А я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу рядом с песочницей. Лезть внутрь не хочу. Песок в сандалии набьется. А оно мне надо?

Ой! Неожиданно я взлетаю в воздух, перелетаю через борт песочницы и приземляюсь внутри нее. Это подошедшая сзади мама решила мне помочь. Мама садится на корточки рядом со мной и показывает, как нужно копать совочком. Ну вот, так я и знал. Полные сандалии песка.

Да зачем мне это грязное ведерко? Не хочу я его держать. И совочек не хочу. На колени? Вот в эту грязь встать на колени? Мам, ты не заболела? Платье же испачкается! Зиночка!! Зараза. Сейчас как дам! Еще раз насыплешь мне песок в карман – получишь по носу. На качели? На качели можно. Пошли, мам. Там хоть не так грязно…

…Нет, мам, подожди. Я еще не докакала. Подожди, говорю. Ничего не долго сижу. Да погоди ты, дай дочитать! Куда ты меня тянешь? Ладно, вытирай, только быстрее. Папа, нет!! Моя! Моя газета! Отдай!! Иииыыыыы…

Ну вот, всего десять минут рева, и папа сдался. Отдал мне газету. Знает, что по-другому меня не успокоить. Я его выдрессировал. Усевшись в кресло, я взял в руки газету и углубился в чтение. У нас тут сейчас как раз Карибский кризис. Очень интересно читать, что про это пишут в «Правде».

Я уже давно приучил своих родителей к тому, что моя любимая игрушка – это газета. Есть у меня и детские книжки, но их я не люблю. Что интересного можно там вычитать? Взрослые книги мне не дают, да у нас их и нет почти. Родители у меня чтением не увлекаются. А вот газеты брать мне разрешают. Думают, что я так играю в чтение.

Правда, держу газету я обычно вверх ногами. Так я маскируюсь и делаю вид, будто бы читать не умею. Первое время читать перевернутый текст было неудобно, но за пару недель я привык, и теперь это у меня получается достаточно хорошо.

Мама зовет меня ужинать. Сложив газету, иду с ней на кухню. Что у нас на ужин? У меня манная каша, у родителей макароны по-флотски. Тоже хочу макароны. Надоели все эти каши до смерти. Мне, однако, макароны пока не полагаются. Двух лет еще нет. Обидно. Пахнет-то как вкусно! Гораздо лучше, чем моя размазня.

Расстелив газету на столе, я сажусь кушать. Родители давно привыкли к тому, что я повсюду таскаюсь с газетой. Считают ее моей любимой игрушкой. И если отобрать ее у меня, я поднимаю рев. А когда газета прочитана, я ее рву. А то мне свежую не дадут, попытаются подсунуть прочитанную. Мне же вчерашняя газета малоинтересна. Ну вот, мама поставила чашку с молоком прямо на статью о военном флоте СССР, которую я читал. Ладно, потом дочитаю. Сейчас вот про колхозников читать буду. Что тут у нас?

«…Претворяя в жизнь решения партии и правительства, механизаторы колхоза Светлый Путь… (пятно каши)…всех доярок своего колхоза. Наш корреспондент сообщает, что проведенная этой осенью проверка выявила резкое увеличение количества… (макаронина)…рогат… (пятно каши)…в колхозе…»

Да, похоже, весело там живут колхозники. Странно, что-то ничего нет про кукурузу. Я раньше считал, что Хрущев и кукуруза – понятия неразделимые. В некоторых прочитанных мной книгах его даже кукурузником называли. А тут ничего. Совсем ничего в газетах нет об этом. Или он позже начнет кукурузу выращивать? Успеет ли? Насколько я помню, осталось ему немного. В 64-м должен прийти Брежнев. Месяц только не помню, когда он спихнет Хрущева.

Может, мне попробовать дойти до Брежнева? Если задаться такой целью, то, наверное, рано или поздно удастся встретиться. Или письмо можно написать. Только зачем? Что я скажу или напишу ему?

«Дорогой Леонид Ильич! Пишет Вам ученица 2 «А» класса Наташа Мальцева. Предлагаю Вам как можно быстрее расстрелять М.С. Горбачева, потому, что он плохой. Надеюсь на сотрудничество с Вами».

Такое письмо отправить можно. Ради шутки его, вероятно, покажут заслуженному орденоносцу. Примет он мое предложение? Что-то я очень сильно сомневаюсь. А что делать? Что делать мне, двухлетней девчонке, которая еще даже в детский сад не ходит? Спокойно сидеть и смотреть на то, как страна неуклонно сползает в пропасть? Ну уж нет! Я видел, чем все закончилось в моем варианте истории. И повторения этого не хочу. Я должен хотя бы попытаться. Попытаться как-то столкнуть Русь с неверного пути. Но что делать, я не знаю. Буду думать. В конце концов, время еще есть. Пока еще время терпит…

Глава 4

Вообще, моим родителям невероятно повезло. Они сами не догадываются, как им повезло со мной. Я у них первый ребенок, и они просто не знают, что это такое – растить детей. Я сам вырастил двоих. И еще внучку, Ниночку. Я ей был и папой, и дедом сразу. Ох, Ниночка… Опять слезы. Мой новый детский организм очень легко начинает плакать. Практически по любому поводу, если что не так, хочется разреветься. Но я держусь. И сейчас не буду плакать. Не буду. А за страшную смерть Ниночки кое-кто заплатит. И я даже знаю кто.

Я отвлекся. Так вот, возвращаюсь к вопросу о том, как сильно повезло со мной моим родителям. Судите сами. Я был идеальным ребенком. Ведь я на собственном опыте знал, как это неприятно, когда малыш ведет себя плохо с точки зрения взрослых. И я знал, что именно взрослые понимают под словами «ведет себя плохо».

Я перестал пудить в штаны в возрасте семи месяцев, когда впервые сумел проснуться ночью от ощущения переполненного мочевого пузыря. Операции под названием «приучать к горшку» моя мама не проводила вовсе. Ведь я прекрасно и без нее знал, что такое горшок и для чего он нужен. И когда моя мама беседовала с другими молодыми мамами, она искренне удивлялась их трудностям. Она на полном серьезе считала, что ребенок на уровне инстинкта знает, как нужно пользоваться ночным горшком.

С моей кормежкой у родителей тоже не было ни малейших проблем. Я всегда ел то, что мне давали. Каким бы мерзким на вкус мне это ни казалось. Я же знал, что откровенной отравы мне не подсунут. И еще я знал, что в подавляющем большинстве случаев родители все равно заставят ребенка съесть то, что они ему сварили. Только есть все это придется с ревом и остывшее. Так что лучше съесть теплым, вкус хоть немного не такой мерзкий будет.

И есть самостоятельно я начал в возрасте десяти месяцев. С тех пор, как смог уверенно держать в руке ложку. Мама опять-таки сильно удивлялась другим детям. Как это: ребенку у вас почти два года, а его приходится кормить? Почему вы не даете ему есть самому? Она считала, что стоит перед ребенком поставить тарелку с не слишком гадкой едой и дать относительно чистую ложку, как ребенок тут же примется кушать. Ну, так ведь весь ее личный опыт об этом и говорил.

Вещи я тоже не портил. Никогда ничего не рвал (кроме газет) и не ломал. Разве что случайно. И никогда ничего не просил. Со мной вполне спокойно можно было зайти в игрушечный магазин. На полки с игрушками я взирал совершенно безразлично. Впрочем, в игрушечные магазины меня перестали водить очень быстро. Родители поняли, что игрушки меня не интересуют.

Правда, мое полное безразличие к игрушкам родителей несколько удивляло. Они еще помнили свое собственное детство и знали, что игрушки для ребенка – предмет первой необходимости. Их детство пришлось на войну, игрушек у них было мало, и они ими сильно дорожили. И то, что любые игрушки мне до лампочки, моих родителей несколько обескураживало.

Как бы то ни было, но родители смирились с тем, что ни куклы, ни солдатики, ни формочки мне не нужны. И уже на мой второй день рождения и по совместительству Новый год они не подарили мне ни одной игрушки. Только полезные вещи. Одежду и карандаши.

А вот карандашам я обрадовался. Все-таки пальцы пока слушаются плохо, их нужно развивать. Нужно учиться писать. Понятно, что сразу начать писать буквы я не мог, это выглядело бы странно. Но вот рисовать я стал очень много. Время у меня было – ведь я не тратил его на возню с куклами или машинками. И я сидел в своей комнате и рисовал.

Да, у меня же есть теперь своя комната! Совсем забыл рассказать об этом. Нам дали новую квартиру на третьем этаже свежепостроенной хрущевки. Я думал, родители сделают спальню и гостиную, и я буду спать в гостиной. Оказалось, наоборот. Они сделали детскую и гостиную. И сами стали спать в гостиной. И это явилось для меня большим облегчением. Теперь меня больше не напрягает их ночная борьба в постели. Нет, все-таки не только родителям повезло со мной. Мне тоже повезло с новыми родителями. И я их люблю…

– И все-таки я считаю, что не следует оставлять ребенка сразу на целый день.

– Да говорю же я вам, Наташенька – девочка очень спокойная и послушная. Сама кушает то, что дадут. Никогда не капризничает. Сама умеет одеваться. Сама ходит в туалет. Она только платье на спине сама застегнуть не может.

– Дети всегда переживают, когда их впервые оставляют в садике. Обязательно нужно дать время на адаптацию. А вы хотите вот так вот сразу, в первый же день, оставить ребенка с утра до самого вечера.

– Я уверена, что Наташе времени на адаптацию не понадобится. Только прошу вас ни в коем случае не отбирать у нее ее газеты.

– Она что, читать умеет?! И читает газеты?

– Ну что вы! Не умеет она читать. Играет она так.

– Очень странная игра. Никогда не видела, чтобы дети играли в газету.

– А Наташа играет. Ну все, я побежала, а то на завод опоздаю. Наташенька, доченька, пока в садике с тетей побудешь, как мы с тобой договорились вчера, хорошо? В окошко маме помашешь?

– Да.

– Вот и молодец! Все, до вечера! Не шали и слушайся тетю!

Мама поцеловала меня и выскочила за дверь. Чтобы не огорчать ее, я подошел к окну и дисциплинированно помахал ей рукой. Вот и все. Я теперь самый настоящий детсадовец. Можно сказать, я сделал первый шаг в своей карьере. Первый шаг по моему Плану.

Да, теперь у меня есть План. Не просто план, а План. План на всю мою жизнь. Я знаю, что будет тяжело. Но я единственный человек в мире, который знает о приближающейся Катастрофе. И я обязан хотя бы попытаться что-нибудь предпринять.

Сзади подошла воспитательница, приглашает меня пойти посмотреть рыбок в аквариуме. На рыбок мне, конечно, глубоко плевать, но я все равно иду смотреть их. Зачем обижать женщину? Опять же, если я не пойду смотреть рыбок, она может придумать что-нибудь еще. Например, отправит меня играть в куклы. По мне, так лучше уж рыбки…

Глава 5

День шел за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Закончилось лето, потянулась унылая осень. Я стою у окна в нашей группе и грустно смотрю сквозь оконное стекло на моросящий за окном ноябрьский дождик. Скучно. Опять мы сегодня не пойдем гулять. Газету я всю уже прочитал, и делать мне совершенно нечего. Мама придет за мной только часа через два.

Другие дети играют, но я к ним не иду. Что я там буду делать? Катать машинки и кормить из игрушечной посуды кукол мне совсем не интересно. Меня тут вообще вроде как чуть ли не за психа держат. Очень уж сильно я отличаюсь от других детей.

Но воспитатели в целом моим поведением вполне довольны. Меня не приходится кормить, я всегда сам съедаю все до конца. Причем, как правило, делаю это первым из группы. Когда пора ложиться спать, я сам раздеваюсь, а когда пора вставать – сам одеваюсь. Никогда ни с кем не дерусь и всегда сразу слушаюсь старших. В общем, чудо, а не ребенок. Мечта воспитательницы. Правда, с некоторыми странностями.

Я никогда и ни с кем ни во что не играю. Пока мы в помещении, я читаю свежую газету. Когда мы выходим на прогулку, то я начинаю бегать. Угу, бегать. Просто бегать. Кругами. Моему детскому телу это необходимо. Ему нужно развиваться. Это я понимаю. Бегать скучно, но нужно. А потому я заставляю себя.

Бегаю я по периметру площадки для прогулки нашей группы. Я никогда не выбегаю за ее границу и не пытаюсь спрятаться от воспитательницы. Понимаю, что женщина на работе и должна следить за нами. Зачем усложнять ей жизнь? Когда я устаю бегать, то начинаю заниматься другими физическими упражнениями. Пытаюсь подтянуться на перекладине лесенки или отжимаюсь от земли. Подтянуться пока не получается ни разу, но отжаться я могу уже трижды.

Дети смотрят на меня как на ненормального. Не играю, не копаюсь в песке, не катаю куклу в коляске, а бегаю. Пусть. Не важно. Сейчас мне можно так себя вести. По Плану налаживать контакт со сверстниками я должен буду только в школе. В детском саду можно выглядеть ненормальным. Тут спишется. Сейчас для меня главное – физическое развитие тела. В этом я должен обогнать ровесников уже сейчас. Ниночка… Второй раз я этого не допущу…

– Здравствуйте.

– Здравствуй, девочка. Тебе чего?

– Я хочу подстричься.

– Подстричься? А где твоя мама? Или папа.

– Мама пошла в магазин за хлебом. Она скоро придет.

– Как же она тебя одну отпустила?

– Я уже большая.

– А сколько тебе лет, «большая»?

– Мне четыре года.

– Четыре года? Действительно, большая.

– Не смейтесь надо мной. Вам тоже когда-то было четыре года. Я вырасту.

– Что ты, я и не думала смеяться. Так ты хочешь подстричься?

– Да.

– Тогда ты ошиблась. Это мужской зал. Тут мы стрижем мальчиков. А тебе нужно по коридору направо. Ты знаешь, где право?

– Я знаю, где право. И я не ошиблась. Мне нужно сюда. Подстригите меня, как мальчика. Коротко. Мне надоели эти лохмы.

– Что ты, девочка! У тебя ведь прекрасные косички. Они тебе очень идут.

– Нет, я не хочу. Отрежьте их. Мне нужны короткие волосы.

– А что на это скажет мама?

– Если волос уже не будет, то ей придется согласиться.

– Нет, девочка. Так нельзя. Вот твоя мама придет, пусть она сама скажет, как тебя подстричь.

Так. Не удалось. Очень хочется избавиться от длинных волос. Они мне мешают. За ними нужно следить, ухаживать, расчесывать. Они постоянно за что-то цепляются. А мама меня не понимает. Ей кажется, что у девочки волосы обязательно должны быть длинными. По-моему, в идеале она хочет, чтобы у меня была коса до колен. А вот я так не хочу.

Кстати, я поразился тому, с какой легкостью мама отправила меня стричься в одиночку, а сама пошла за хлебом. Всего лишь спросила, не боюсь ли я. Невероятно! Она настолько уверена в том, что днем в центре Москвы с четырехлетним ребенком не случится ничего плохого, что запросто бросила меня и ушла. А я Ниночку в школу провожал и забирал до пятого класса. Потому что осел. Нужно было до одиннадцатого. Эх!

Пришла мама. Да уж, как писал классик, «вам не видать таких сражений». Впервые в жизни я закатил маме самую натуральную истерику. Я орал на всю парикмахерскую, а слез было столько, что мой платок очень быстро промок и приходилось вытирать их подолом платья. На бедную маму жалко было смотреть. Она впервые столкнулась с таким и не знала, что ей делать. Ее тихая и спокойная Наташенька никак не хотела успокаиваться. Но сдаваться я не собирался. Длинные волосы действительно надоели. Особенно раздражало меня то, как много времени ежедневно уходило на плетение косичек. Надоело!

В конце концов, мы с мамой согласились на компромисс. Стрижку мне сделали все-таки женскую, в женском зале, но очень короткую. Когда я дома внимательно рассмотрел себя в зеркало, то в целом остался доволен достигнутым результатом. С моей точки зрения, волосы все равно были слишком длинными, но теперь они хотя бы не свисали у меня ниже плеч…

Глава 6

«ДЕ-ДУШ-КА МО-РОЗ!!! ДЕ-ДУШ-КА МО-РОЗ!!! ДЕ-ДУШ-КА МО-РОЗ!!!» – скандируют малыши в зале. Я стою недалеко от наряженной елки в общей толпе ребятишек, периодически зеваю и делаю вид, будто мне все это безумно интересно. Мама привела меня на новогоднюю елку в Дом культуры железнодорожников. У нас тут начался новый, 1965 год, а три дня назад мне исполнилось четыре года.

Совсем недавно, пару месяцев назад, Брежнев-таки отправил Хрущева на пенсию. Пока расхождений с моим вариантом незаметно. Так все и должно быть. Единственное, Брежнев сейчас на генсек, а 1-й секретарь ЦК. Но таких тонкостей я не помню. Возможно, в моем мире тоже так было.

А вообще, судя по фотографии в «Правде», Леонид Ильич еще бодрячок. Телевизора у нас нет, стоим на него в очереди, но по радио я выступление Брежнева слушал. Говорит вполне внятно. Никаких «сисек-масисек» или «сосисок сраных» пока не наблюдается. Но по мне, лучше уж «сиськи-масиськи», чем «процесс пошел» или тем более «дорогие россияне».

Мальчишка рядом со мной хватает меня за руку и куда-то тянет. Что ему нужно? А, понятно. Дед Мороз вышел к народу и сейчас вместе с упитанной Снегурочкой пытается организовать хоровод. Снегурочка сует мне в свободную руку чью-то потную ладошку, и мы, нестройно и фальшиво выкрикивая первый куплет песни «В лесу родилась елочка», начинаем двигаться по залу. Родители стеной окружили хоровод и с умилением глядят на нас. Да, я когда-то тоже так стоял. Помню, как водил на елку Вовку. Тут все, как было тогда, с той лишь разницей, что никто не снимает нас ни на камеры, ни на мобильники. Нет их еще. Только изредка щелкают немногочисленные фотоаппараты.

Дед Мороз объявляет конкурс. Нужно прочитать вслух стихотворение. Народ, однако, воспринимает это без энтузиазма. Наплыва желающих не наблюдается. А толстая тетка в костюме Снегурочки неожиданно подходит ко мне и, улыбаясь, просит прочитать какой-нибудь новогодний стих. Так и знал, что тут будет что-то подобное! Поэтому вчера вечером я подготовился и специально выучил пару небольших стишков из детской книжки.

Одернув свое платье и чуть поправив дурацкий белый бантик на голове, я смело подхожу к Деду Морозу и четко рассказываю ему стихотворение про звездочку. Довольный Дед Мороз лезет в свой мешок, достает оттуда слегка потрепанную небольшую шоколадку и протягивает ее мне. Я вежливо пищу ему «Спасибо», выхватываю шоколадку из прокуренных пальцев и растворяюсь в толпе.

А Снегурочка тем временем взяла в плен еще одного неудачника и тянет его в сторону своего товарища по работе. Мальчишка лет пяти с совершенно несчастным видом плетется следом за ней. Пока он, запинаясь на каждом слове, пытался воспроизвести великолепно подходящее для Нового года стихотворение «Травка зеленеет, солнышко блестит», я сумел незаметно подсунуть выданную мне шоколадку в кармашек на фартучке одной из стоявших рядом со мной девчонок.

Сладкое я почти не ем. Очень-очень мало, только когда организм настойчиво требует. И никаких карамелек! Только настоящий шоколад. И обязательно после употребления тщательно полощу рот. Я помню, какие садисты работают в это время в СССР зубными врачами. И совершенно не желаю вновь попасть на зубоврачебное кресло, где они подвергают своих жертв бесчеловечным пыткам. И пусть зубы у меня пока еще молочные. Все равно я тщательно слежу за ними и обязательно трижды в день чищу их щеткой.

Ну вот, предварительная часть праздника окончена. Нас всех приглашают в зал, где сейчас будут показывать сказочное представление. Мама хватает меня за руку, мы сливаемся с людским потоком и проходим в широко распахнутые двери…

– Здравствуй, Наташенька, – обнимает меня в дверях нашей квартиры папа. – Тебе понравилось на празднике?

– Очень понравилось, папочка, – отвечаю я. – Все было просто замечательно!

– Там была Баба-яга?

– Э-э-э… Была. Конечно, была.

– А ты ее не испугалась?

– Нет. Не испугалась. Мама же рядом сидела.

– Петь, да она ее и не видела, Бабу-ягу-то, – встревает мама, расстегивая свое пальто. – По-моему, Наташа еще маленькая, ей было неинтересно.

– Нет, не маленькая! Я большая!

– А почему ты тогда проспала все представление? Как свет потушили в зале, так привалилась ко мне и сразу заснула.

– Я не спала.

– А что же ты тогда там делала?

– Я просто очень медленно моргала.

– Ага. Так, что даже начала с кресла сползать. Я тебя два раза подхватывала, чтобы ты на пол не свалилась.

– Ладно, ладно. Не ссорьтесь! Наташа, на горшок и мыть руки. Я уже борщ разогреваться поставил. Мама такой вкусный борщ сварила сегодня с утра…

Борщ – это хорошо. Борщ я люблю. А мама у меня действительно прекрасно умеет готовить. Не зря она в столовой работает. Отлично готовит. Мясо, правда, тут у нас не очень. В основном кости. Да и за таким-то очереди. Хорошее мясо – дефицит. Зато имеющееся в продаже очень дешевое. Двух зарплат моих родителей хватает на то, чтобы нам всем троим есть мясо каждый день.

Когда мы уже уселись за столом и мама разлила нам аппетитно пахнущий борщ по тарелкам, папа спросил меня: «Наташенька, а какой сказочный персонаж понравился тебе сегодня больше всего?» Что ж, моим родителям тоже ведь нужно посмеяться. Не стану их разочаровывать. С серьезным лицом я ответил ему:

– Продавщица мороженого в буфете…

Глава 7

«Товарищи! До отправления поезда номер 481 Москва – Новороссийск осталось пять минут. Просим пассажиров занять свои места, а провожающих – выйти из вагонов».

Я с родителями сижу на нижней полке плацкартного вагона и жду отправления поезда. Баба Рита машет нам рукой с платформы. Вот поезд тронулся с места и начал постепенно набирать ход. Поехали! Я вообще первый раз в жизни еду на поезде. До этого как-то не доводилось. Живем-то мы в Москве, до сегодняшнего дня покидать город мне было не нужно.

Родителям на заводе профсоюз выделил две путевки в дом отдыха на Черном море, недалеко от Новороссийска. И вот мы едем на курорт. На целых двенадцать дней, не считая дороги.

Мама достала из сумочки огурец, выдала его мне, а сама принялась суетиться, наводя уют. Поправила занавески на окне, расстелила на столике чистую тряпочку, развесила вещи по вешалкам. На боковых полках рядом с нами едут две каких-то толстых тетки, а вот одна из верхних полок свободна. Никто ее не занял, так что мы пока едем тут втроем.

Радостное возбуждение начала пути. Родители переоделись в дорожную одежду, переодели меня, и мы сразу сели ужинать. В дорогу мама сварила целую курицу и полтора десятка яиц. Еще есть огурцы. И хлеб. Яблок-бананов нет. Для яблок еще не сезон – всего начало июля, а бананы в СССР сейчас жуткий дефицит. У нас тут на дворе лето 1966 года, и мне, соответственно, идет шестой год.

Проходил проводник, собрал билеты, выдал постельное белье. Темнеет, после ужина ляжем спать. Мама довольная – в кои-то веки едет на юг. С ее слов понял, что это у них с папой всего второй раз. Один раз они ездили, когда мне было полтора года, но я тогда еще слишком мелким был.

А вот папа, похоже, не слишком доволен. Хмурится. Кажется, я догадываюсь, в чем дело. Нет нужной компании. Поллитру-то он с собой взял, я видел, только в одиночку он пить не станет, а пригласить некого. Толстые тетки в качестве компании его не заинтересовали, а мама у меня не любительница. Вот он и хмурится. Одна надежда на пустую верхнюю полку. Может быть, кто по дороге подсядет.

Наконец мы поужинали и стали укладываться. Перед сном я еще умыться в туалет сходил. Ну, и не только умыться, понятно. Кстати, с неожиданной проблемой столкнулся.

Когда я во времена своего прошлого детства ездил в поездах дальнего следования, то был мальчишкой. Соответственно справить там нужду проблемой для меня не было. А вот сейчас это проблема. Стоя я не могу. Вернее, могу, но все оболью. Садиться на ужасно грязное сиденье голым задом не стану ни за что. В позе орла я падаю. Там есть ручка, за которую можно держаться, но рассчитана она на взрослых. Я до нее не достаю. Позвать на помощь маму? Ну уж нет! Я большая девочка, сама справлюсь.

Немного подумав, способ я нашел. Сняв с себя юбку и трусы, я повесил их на вешалку рядом с полотенцем, а сам залез на унитаз ногами. В таком виде я уже могу писать стоя. Вот так! Не хуже, чем у мальчишки получилось! Гордый своей победой, я оделся, умылся, почистил зубы и вернулся к родителям. Спать пора…

Пару раз за ночь я просыпался на каких-то остановках, но в целом спал хорошо. Я и в прошлой жизни всегда хорошо в поездах спал. Равномерный стук колес меня успокаивает. Проснулся я утром, когда родители уже встали и оделись. Папа сходил за чаем, после чего мы уселись завтракать. Нужно доесть остатки курицы, пока она не испортилась.

Вскоре после завтрака поезд въехал в Воронеж. Тут долгая стоянка, минут сорок. Все втроем мы выбрались из вагона проветриться. Несколько человек с чемоданами ждут на платформе. Это новые пассажиры нашего поезда.

Я немного погулял вокруг, после чего мама загнала меня обратно в вагон. Она опасается, как бы я случайно не отстал от поезда. Все-таки я же, по ее мнению, пассажир неопытный. Впервые так далеко еду. Ну, я девочка послушная. По пустякам никогда не спорю. Так что я шустро забрался внутрь и пошел к нашему месту. А мама осталась, обещала купить мне и себе мороженое. Папа же побежал в станционный киоск за свежей газетой.

Когда я вернулся к своей полке, то обнаружил, что на ней сидит какой-то молоденький лейтенант с небольшими усиками и новыми погонами. Пассажир верхней полки?

– Здравствуйте, – вежливо здороваюсь я с ним.

– Здравствуй, девочка. Это твое место?

– Да. Я с родителями еду на юг.

– Я тоже на юг, в отпуск. Понимаешь, неделю назад летное училище окончил! Погоны дали. Теперь вот в отпуск еду. Отдохну – и на службу! У меня билет на верхнюю полку.

– Понятно. Мы до Новороссийска едем. А вы?

– Я тоже. Не возражаешь, если я пока тут на твоей полке посижу?

– Сидите, конечно.

– А родители твои где?

– Погулять вышли. Мама мороженое обещала купить.

– О, мороженое! Тоже хочу! Эх, не успею! Поздно. Ладно, может, потом где еще по дороге будет.

– Конечно будет, не расстраивайтесь. А вот и мои мама с папой идут.

В купе входят мои родители и с любопытством смотрят на лейтенанта. Отец явно доволен, теперь ему есть с кем сесть вечером поговорить. Лейтенант встает и поправляет свой парадный китель. А мой папа, улыбаясь, протягивает ему руку и говорит:

– Приветствую нового попутчика. Мальцев, Петр Сергеевич. Токарь завода «Серп и Молот». А это моя жена Елена и дочка Наташа. Впрочем, с Наташей вы уже познакомились.

– Так точно. Очень приятно, Петр Сергеевич. Разрешите представиться, лейтенант Дудаев, Джохар Мусаевич…

Глава 8

Ну как же так? Как же так получилось, что мы вдруг стали врагами? Почему? Что за безумие поразило нашу страну?

Ведь нормальный же человек! Улыбается, смеется, шутит. Рассказывает забавные истории из будней своего летного училища. Подарил мне красно-синий карандаш и какой-то офицерский блокнот. А кем он станет четверть века спустя? Что привело его к этому?

Я сижу с ногами на своей полке, делаю вид, что читаю газету, а сам потихонечку смотрю на будущего президента Ичкерии. Нормальный человек. Вовсе не монстр.

Наконец мне надоело смотреть на лейтенанта, и я вернулся к прерванному чтению. Я недавно признался родителям, что умею читать, и теперь папа покупает газеты на двоих – себе и мне. Зато я больше не рву газеты после прочтения. Родители, конечно, жутко удивились тому, что я вдруг научился читать. Я объяснил им это тем, что четыре года очень часто и подолгу «играл в газету» и постепенно, сам того не заметив, научился читать. Сам. Никто меня этому не учил.

Глупое, конечно, объяснение. Но родители вроде бы поверили. Они же у меня доверчивые. Простые рабочие. У мамы даже среднего образования нет. Еще более удивительным для моих родителей было то, что именно я хотел читать.

Я читал газеты, журналы и… «Материалы XXIII съезда КПСС». Эту книгу я случайно увидел в книжном магазине, куда мама завела меня, чтобы выбрать вместе со мной детские книжки. Раз уж я читать научился. В итоге никаких детских книг мы не купили, зато купили «Материалы XXIII съезда КПСС». Хотя мама долго сопротивлялась и не верила в то, что я стану эту книгу читать. А я действительно ее читаю, причем внимательно. Жутко скучно, челюсть чуть свихнул, зевая. Но нужно читать. И я должен не просто прочитать, а понять, что там написано. Чуть ли не выучить наизусть. Ведь мне скоро в школу…

…На страницу открытой книги, которую я держу в руках, падает чья-то тень, и незнакомый мне детский голос говорит:

– Привет.

– Привет, – поднимаю я на него глаза. Мальчишка. Примерно моих лет. Стоит на песке рядом со мной и смотрит на меня. Я же сижу на расстеленном на пляже диванном покрывале и читаю.

– Девочка, как тебя зовут?

– Наташа.

– А меня Дима. Давай дружить.

– Хм… Ну, давай попытаемся. – В конце концов, мне нужна тренировка. Действительно, мне скоро в школу. Я ведь уже порядком подзабыл, как нужно общаться с другими детьми. Мое прошлое детство окончилось давным-давно.

– Мы с мамой приехали из Ленинграда. А ты откуда?

– Я с родителями из Москвы. А твой папа где?

– Папа не смог поехать. Он в плавании. Мой папа – помощник капитана!

– Ого! А мой – токарь на заводе.

– А где твои родители?

– Купаться пошли. А меня не взяли, говорят, что сегодня вода слишком холодная.

– Меня мама тоже сегодня в воду не пускает, – грустно вздыхает Дима и садится на покрывало рядом со мной.

– Где твоя мама?

– Вон она сидит, – показывает пальцем. – Говорит, иди с девочкой познакомься, будете вместе играть. Ты во что любишь играть?

– Э-э-э… В куклы, – пускаюсь я на хитрость, надеясь, что у Димы кукол нет.

– Это понятно. Девчонки все в куклы играют. А мне в куклы неинтересно. Я в войну люблю играть. И чтобы наши фашистов победили!

– А я не люблю в войну. Я ведь девочка.

– Жалко. А что ты читаешь? Сказки? Ты сама читать умеешь?

– Да, я умею сама читать. И это не сказки.

– Здорово. А я еще не научился. Я пока только некоторые буквы знаю.

– Хочешь, я тебя научу читать? Это просто.

– Конечно, хочу. А правда научишь? А когда? Ух, здорово! Приду в садик, ребята удивятся. У нас в группе еще никто не умеет читать!

– Ну, завтра можно начать учиться. Нужно подготовиться, карточки с буквами сделать. По книжке неудобно. Ты приходи завтра сюда, я карточки принесу, и станем учиться, хорошо?

– Хорошо. А пока почитай мне вслух то, что сама читаешь.

– Мм… Дима, думаю, это тебе будет неинтересно.

– Интересно. Тебе же интересно. Значит, и мне будет интересно.

– Хочешь, чтобы я почитала тебе вслух?

– Да. Ну, пожалуйста, Наташ, почитай!

– Ладно. Садись поудобнее. Сейчас буду читать вслух.

Дима уселся, а я принялся за чтение. Специально для него начал читать сначала, чтобы было понятнее. Заодно и сам лучше запомню. Впрочем, Диме моя забота не помогла. При звуках моей речи Димин рот постепенно открывался все шире и шире, а глаза начали закатываться. Некоторое время спустя я заметил, что глаза у Димы полностью закатились, а из уголка широко открытого рта стекает слюна.

Спустя еще пять минут Дима окончательно спекся. Он неловко лег на покрывало рядом со мной и мирно заснул. Подошла его мама. Кое-как растолкала Диму и спросила, что тут происходит. Дима говорит, что Наташа, то есть я, читала ему вслух. Мамин вопрос о том, что именно ему читали, поставил Диму в тупик. Он не мог подобрать названия. Тогда его мама обратилась с этим же вопросом ко мне. На что я честно ответил ей чистую правду:

– Доклад товарища Косыгина на XXIII съезде КПСС.

После таких моих слов Димина мама тотчас резко села своим широким задом прямо в песок. Да, сильные вещи сочинял товарищ Косыгин…

Глава 9

– Мам, ну не нужно! Зачем они мне? С ними неудобно!

– Наташенька, не спорь со мной. В первый день обязательно нужно прийти с бантиками. Все девочки придут с белыми бантиками в волосах, вот увидишь!

– Но у меня же короткие волосы!

– Ты сама виновата. Зачем ты подстриглась позавчера? Я ведь тебя за кефиром послала, а не в парикмахерскую.

– Мам, кефира не было. А когда я шла мимо парикмахерской, увидела в окошко, что там нет очереди. Вот и зашла подстричься.

– Тебя слишком коротко подстригли. Бантики привязывать неудобно.

– И не надо! Не нужны они мне!

– Не спорь. Фух, один вроде бы привязала! Повернись, сейчас второй сделаю.

– А если развяжутся на уроках? Что я буду делать?

– Не развяжутся. Я хорошо их привязала. И, Наташа, пожалуйста, не испачкай фартучек. Белые вещи очень маркие, а стирать мне сейчас и без того много приходится.

– Я помню, мам. Я буду аккуратно.

– Знаю. Ох, ты ж моя умница! Иди, посмотри в зеркало, как красиво получилось.

– Да, мам, красиво. Спасибо тебе.

– Все, пойдем, а то опоздаем. И баба Рита с ребятами ждут. Бери свой портфель, а я цветы понесу. Ключ взяла?

– Взяла.

– Смотри, вернешься из школы – сама не звони. Ребята могут спать. Ключом открывай.

– Мама, я помню. Ну, пошли?

– Пошли, ученица!..

Папы с нами сегодня не было. У них на заводе какой-то очень срочный заказ, и он никак не мог отпроситься даже на пару часов, чтобы проводить меня.

На улице нас уже ждала баба Рита с моей старой коляской. А в коляске лежали… два моих брата. Близнецы. Им еще и двух месяцев нет, совсем крохи. Конечно, в одноместной коляске ребятам очень тесно, но достать двухместную коляску тяжело. Папа бегал, записывался в какие-то очереди, но пока коляски не было. Ребятам приходилось гулять в моей бывшей коляске. Позже, когда они подрастут, придется, наверное, им гулять по очереди. Если папа не сможет все же достать двухместную.

Назвали мальчишек Вовкой и Степкой. Причем имя «Вовка» придумал я. В честь моего погибшего Вовки. Родители не возражали. Хорошее имя. Тем более что одного из моих дедушек, сгоревшего на Курской дуге танкиста, мужа бабы Зины и маминого отца, тоже звали Владимиром. Так что и с ее стороны я получил поддержку.

Сегодня пятница, первое сентября 1967 года. И я иду первый раз в первый класс. Буду самой младшей ученицей в нашем 1 «Б» классе, а в первый год обучения – и во всей школе. А возможно, даже и во всем СССР. Помните, когда я родился? Меня вообще не хотели записывать, говорили, что я слишком маленькая. Но я уговорил родителей сходить вместе со мной к директору школы.

Сходили. Директор школы, Николай Кузьмич, оказался пожилым, но крепким еще одноруким мужчиной, инвалидом войны и орденоносцем. Поначалу он пытался задавать мне нелепые вопросы о том, сколько букв я уже знаю и до скольких умею считать.

Я вежливо попросил разрешения и, получив его, взял с полки шкафа в его кабинете книгу для внеклассного чтения шестого класса, раскрыл ее наугад посередине и начал бегло читать. С выражением. Глаза у Николая Кузьмича округлились. Не давая ему опомниться, я, прочитав с полстраницы, захлопнул книгу и взял зачем-то валявшийся на столе директора учебник математики для третьего класса.

Дальше мы с ним играли в интересную игру. Он называл номер задачи или примера из учебника, а я через десять-двадцать секунд выдавал ему ответ. Причем решал я все в уме и даже, как мне кажется, быстрее самого Николая Кузьмича, который тоже пытался считать в уме. Но он был учителем географии, а не математики, поэтому форму немного растерял.

Мой сидящий на стуле в кабинете отец весь надулся от гордости за меня. Еще бы, какую дочку он воспитал! Мы с ним вдвоем к директору пришли. Мамы с нами не было, она в то время как раз в роддоме была с близнецами.

Окончательно же я добил директора школы парой заученных мной цитат из речи товарища. Брежнева на XXIII съезде КПСС. Такого он уж никак от меня не ожидал. В общем, директор согласился с тем, что еще целый год ходить в детский сад мне совершенно незачем. По-моему, он уже даже сомневался, стоит ли мне и в первый класс-то ходить. Чему можно научить меня в первом классе?

Но я решил не торопить события. Ни к чему это. Буду учиться вместе с ровесниками. Конечно, можно поторопиться и поступить в двенадцать лет в университет. Я смогу. Но это мне совсем не нужно. Делать научную карьеру я все равно не собирался. У меня ведь есть План!..

Глава 10

Мою первую учительницу звали Тамарой Федоровной. Это была совсем-совсем молодая девушка с длинной русой косой. Только что из училища. Так же, как для всего класса, это у нее был самый первый урок в жизни. Она тоже пришла первый раз в первый класс. Было видно, что она ужасно волнуется. Ребята в классе также волновались, но она, как мне кажется, волновалась сильнее всех.

Мне стало жаль несчастную девчонку, которая стояла перед нами и не знала, что ей делать со своими руками. Чем-то она напомнила мне мою Ниночку. Да и была-то она всего на пару лет старше ее. Я решил, что по возможности стану ей помогать.

Тамарочка кое-как успокоила галдящую малышню и объяснила нам основные правила поведения. Как здороваться с учителем, как поднимать руку, как сидеть за партой и то, что не нужно ходить по классу во время урока. В общем, обыкновенный «курс молодого первоклассника».

Потом мы стали знакомиться. Тамарочка зачитывала фамилии по журналу, и названный ею ребенок вставал и давал возможность всем посмотреть на себя. Всего в моем классе оказалось тридцать два человека – восемнадцать девочек и четырнадцать мальчиков.

К тому времени, как в коридоре прозвенел школьный звонок, мы успели завершить перекличку. Тамарочка тоже слегка оттаяла и уже не так сильно боялась детей. Мне это было особенно хорошо заметно, так как я еще в самом начале урока, когда рассаживались по партам, подсуетился и успел захватить себе место на первой парте среднего ряда.

На втором уроке у нас была математика, и Тамарочка довольно умело рисовала на доске груши и яблоки, заставляя нас считать их. Третьим уроком шло чтение, на котором мы изучали первую страницу наших букварей. Со скуки я начал листать букварь и читать небольшие рассказики, напечатанные ближе к его концу. И получил замечание от Тамарочки, которая заметила такое безобразие. Пришлось мне вновь вернуться к началу букваря.

После третьего урока Тамарочка организованно вывела нас из школы и распустила по домам. Что удивительно, почти ни за кем из детей родственники не пришли. Я заметил всего пару бабушек. Дети стали отправляться домой самостоятельно. Кстати, охранников в школе тоже не было. Террористов или похитителей детей тут пока еще не опасались.

Как нам объяснила наша Тамарочка, первые десять дней у нас будет по три урока, а потом уже добавится еще один, четвертый. По дороге домой я зашел в булочную за хлебом для всех и бубликом для себя, а затем в гастроном, за молоком и яйцами. На улице в киоске купил еще себе свежий номер журнала «Техника – молодежи».

Деньги у меня были. Этим летом, после того как родились близнецы, я как-то незаметно, постепенно превратился в главного поставщика продуктов нашей семьи. Папа днем на работе, а когда у него заканчивается рабочий день, продукты в магазинах тоже частенько заканчиваются, зато появляются очереди. Во всяком случае, вечером выбор продуктов намного беднее, чем в первой половине дня, а очереди – длиннее. Баба Рита часто болела, а маме и с близнецами забот хватало. Вот она и стала все чаще и чаще посылать в магазин меня. Деньги я не терял, продукты выбирал вполне качественные, а считать умел даже получше родителей. Так что теперь у меня был свой собственный кошелек, который я и наполнял деньгами из серванта по мере необходимости. Первое время мама еще следила за моими тратами, но со временем перестала и стала полностью доверять мне в этом.

Когда я, вернувшись из школы домой, открыл дверь своим ключом, близнецы уже действительно спали. А на кухне меня ждала улыбающаяся мама. В вазочке на столе стоял небольшой букетик свежих цветов, а из духовки доносился запах моего любимого яблочного пирога, который мама испекла в этот день специально для меня. Я теперь школьница!..

– Дети! Кто скажет, что мы с вами проходили на прошлом уроке чтения? – спрашивает класс Тамарочка. Видно, что она волнуется. Вчера, к концу занятий, она вроде бы успокоилась, но сегодня снова нервничает. Она еще не привыкла быть учительницей – всего лишь второй день это у нее. Ответа на свой вопрос Тамарочка не получает, и ее это, кажется, сильно огорчает. Я решаю помочь ей и поднимаю вверх правую руку.

– Да, э-э-э… девочка, – радостно вскрикивает Тамарочка. – Ты хочешь ответить?

Я встаю рядом с партой и отвечаю:

– Наташа Мальцева. На прошлом уроке чтения мы проходили букву «А».

– Очень хорошо, Наташа. Садись. Давайте повторим, дети. Какие слова на букву «А» вы знаете?

Из класса слышны робкие реплики: «Арбуз», «Автобус» и почему-то «Машина».

– Нет, дети. Кто хочет ответить, поднимает руку. Всем вместе отвечать не нужно.

Я вновь поднимаю руку. Разумеется, блеснуть знаниями я не хочу. Моя цель – научить детей тому, как нужно правильно отвечать учителю.

– Мальцева! – говорит Тамарочка. В классе, как я видел, кроме меня, подняли руки еще пара девчонок и один мальчишка. Но Тамарочка вызвала меня. Мне кажется, она просто не помнит, как зовут других желающих ответить и не хочет попасть впросак.

– Абрикос, ананас, амбар, автомобиль, аксиома, аншлюс, аллюр, астероид, аннексия, акробат, алмаз, атрибут, арка…

– Достаточно! – прерывает фонтан моей эрудиции Тамарочка. – Садись, Мальцева. Очень хорошо. А сегодня, дети, мы с вами будем проходить новую букву. Букву «У». Кто знает слова на букву «У»?..

…Наконец прозвенел звонок. Я думал, мне будет скучно сидеть на уроках вместе с первоклассниками. Оказалось, нет. Совсем не скучно. Наблюдать вблизи, как эти маленькие человечки заучивают свои первые буквы, весьма увлекательно. Разумеется, значительная часть класса знала многие буквы. Но добрая треть присутствующих совершенно точно была абсолютно неграмотной, и они действительно осваивали новые для них знания.

За урок мы успели выучить букву «У», вспомнили множество начинавшихся с нее слов и даже потренировались читать слоги «Ау» и «Уа». Тамарочка довольна. Дети вели себя вполне прилично, и к концу урока она уже почти не боялась нас.

Когда прозвенел звонок, Тамарочка объявила об окончании урока и вышла из класса. Дети в большинстве своем встали со своих мест и начали бродить по классу, иногда выходя в коридор. Знакомились друг с другом. Хотя некоторые, было видно, уже знали друг друга и до школы. Такие держались группками по два-три человека.

А я залез в свой портфель и выудил оттуда не дочитанный вчера журнал «Техника – молодежи». Очень меня там одна статья увлекла, но дочитать ее вечером я не успел. Углубившись в чтение, я не заметил, как в класс вернулась наша Тамарочка.

– Мальцева! – удивленный вскрик. – Что это?

– Где? – оглядываюсь по сторонам я.

– Перед тобой. На столе.

– Ах, это! Журнал. «Техника – молодежи» называется. Вы не интересуетесь, Тамара Федоровна?

– Ты… ты умеешь читать?

– Конечно. А что в этом удивительного? Думаю, через пару месяцев у нас весь класс научится. Это же просто.

– Возможно. А что ты читаешь?

– Статью про запуск первого в СССР ядерного реактора. Крайне интересный материал. Рекомендую.

С глухим стуком классный журнал падает на пол из разжавшихся пальцев моей первой учительницы…

Глава 11

Во исполнение решений XXIII съезда КПСС о дальнейшем повышении материального благосостояния советского народа Центральный Комитет КПСС и Совет Министров Союза ССР постановляют:

1. Осуществить с 1 января 1968 г. следующие мероприятия по повышению благосостояния советского народа:

а) увеличить минимальный размер заработной платы рабочих и служащих всех отраслей народного хозяйства до 60 рублей в месяц.

…

Повысить в первом полугодии 1968 г. в среднем на 15 процентов тарифные ставки рабочим-станочникам машиностроительных и металлообрабатывающих предприятий и цехов во всех отраслях народного хозяйства;

…

г) увеличить до 15 рабочих дней продолжительность отпуска тем рабочим и служащим, которые имеют в настоящее время отпуск общей продолжительностью 12 рабочих дней;

д) продолжить дальнейшее снижение и отмену налогов с заработной платы рабочих и служащих. В этих целях снизить в среднем на 25 процентов ставки налогов с заработной платы от 61 до 80 рублей в месяц;

…

снизить на 5 лет, то есть с 65 до 60 лет мужчинам и с 60 лет до 55 лет женщинам, возраст, дающий право на пенсию по старости, членам колхозов…

…

Вот это да! Невероятно! Так не бывает! Я читаю в газете «Правда» постановление от 26 сентября 1967 года № 888 и не верю своим глазам. Как это? Повышение зарплат, снижение налогов. Причем цены в магазинах не растут, я хорошо это вижу, ведь именно я теперь заведую закупками продуктов. По старой привычке я вновь и вновь перечитываю это постановление, выискивая подвох. Мой опыт говорит, что любое правительственное постановление в лучшем случае не затронет большинство граждан. В худшем – будет какая-нибудь гадость. Или налоги поднимут, или пенсии урежут, или цены взлетят. Но тут этого нет!

Еще и пенсионный возраст снизили сразу на пять лет! А я на пенсию в 70 лет вышел. Правда, работал все равно до 78, мне нужно было Ниночку поднимать. Только уж когда ее не стало, плюнул на все и бросил работать. Ни сил, ни желания не осталось.

Кстати, насколько я понимаю, этот указ напрямую касается моей новой семьи. Отец-то мой токарь, то есть как раз рабочий-станочник металлообрабатывающего цеха. Вот так-то! Значит, с будущего года его и без того достаточно приличная зарплата станет еще больше. А мы вообще-то и так не бедствуем. Во всяком случае, по воскресеньям мы с мамой часто ездим на рынок за свежим мясом. Там оно гораздо качественнее, чем в магазине, правда, и цена соответствующая. Но нам денег хватает. В потрепанном конверте в серванте все время лежит несколько розовых десяток, они в нем никогда не заканчиваются. И при этом папа еще регулярно откладывает излишки на сберкнижку. Только лишь после рождения близнецов по вполне понятным причинам перестал это делать.

Впрочем, я догадываюсь, почему вышел этот указ. Вспомните, какой сейчас год! 1967-й! Приближается 50-летие Октября! Вся Москва лихорадочно готовится к празднику. На центральных улицах обновляют краску на фасадах домов, во дворах красят заборы и лавочки. В нашем дворе, на радость малышне, построили новую детскую площадку. И это лишь то, что бросается в глаза. Ведь каждое предприятие и учреждение к такой дате тоже старается если не достичь, то хотя бы сделать вид, будто бы оно достигло рекордных результатов.

Да что далеко ходить? Вот хотя бы взять моего отца. Последние пару месяцев он чуть ли не приползает домой – так устает на работе. Их цех, оказывается, взял на себя обязательство выполнить к 7 ноября годовой план. Придет домой, поест кое-как и сразу валится в кровать. А по субботам и воскресеньям спит почти до обеда, его даже вечно орущие близнецы разбудить не могут. Хорошо еще, что с весны этого года субботу выходным днем сделали – раньше-то шестидневная рабочая неделя была. Впрочем, отец часто и по субботам на работу выходит. Выполнить годовой план почти на два месяца раньше срока – это не шутка.

У нас в школе тоже вовсю идет подготовка к празднику. Первоклашек она почти не касается, а старшие, я вижу, готовятся. До юбилея еще больше месяца, а все какие-то репетиции, тренировки. В холле на первом этаже висит специальная доска, там часто разные объявления вывешивают. А комсомольцы школы взяли на себя обязательство окончить первую четверть без троек. Глядя на них, и пионерская дружина сделала то же самое. Тоже обещают без троек первую четверть окончить. Честно говоря, мне кажется, что пионеры несколько погорячились. Комсомольцы-то, может, и вытянут на без троек. Там народ достаточно ответственный – абы кого в комсомол не берут. В пионеры же только откровенных отморозков не принимают, всяких же обалдуев среди них хватает. Не верю я, что пионеры смогут учиться без троек. Им бы без двоек первую четверть окончить – уже большое достижение было бы…

– О нет. Опять?! Мама!!

– Не кричи так, разбудишь. Наташа, это в последний раз. Пожалуйста.

– Мама, нет! Я ненавижу эти бантики! Они мне мешают!

– Наташа, так надо. Сегодня у тебя такой знаменательный день!

– Да что в нем особенного? Подумаешь, в октябрята принимают. Не в партию же.

– Не кричи. Наташа, как ты не поймешь – с белыми бантиками на голове ты такая красивая. Как цветочек.

– Ага! Просто одуванчик! А может, я не хочу быть красивой?

– Глупости. Все девочки хотят быть красивыми.

– А я не хочу.

– Просто ты пока еще маленькая. Подрастешь – поймешь. Не вертись.

– В магазин зайти после школы?

– Да, у нас гречка заканчивается, купи килограмм. И молока пару пакетов.

– Еще что-нибудь?

– Хватит, а то нести тяжело будет.

– Мам, мне еще в книжный зайти нужно, а то у меня чернила кончаются.

– Чернила заканчиваются? У тебя же почти полный флакон был. Ты их пьешь, что ли?

– Я этот флакон опрокинула случайно. Там все вылилось. Немного только на дне осталось.

– А, теперь понятно, чем у нас красная тряпка вымазана. А я-то еще гадала, что это за дрянь такая. Чернила вытирала ею, да?

– Ну, чем-то мне нужно было их вытереть. Не могу ведь я оставить чернильную лужу на столе. Хорошо еще, что на одежду не попало.

– Могла бы меня спросить. Я бы тебе дала ненужную тряпку. Красная же почти новая была.

– Извини, мам. Я не подумала.

– Ладно, не страшно. Все, беги в школу.

– Пока, мам!

– Стой!

– Что еще?

– А поцеловать маму?

– Ой! Забыла…

…Вот и закончилась моя первая учебная четверть в школе. Помахивая авоськой с продуктами, я неторопливо бреду в сторону дома. На груди у меня, под курткой, приколот новенький октябрятский значок, а в висящем на спине ранце лежит дневник с одними пятерками. Я теперь октябренок и круглая отличница.

Удивляться тут, впрочем, особо нечему. На этом этапе никаких сложностей я и не ждал. Трудно не стать в первом классе отличником человеку с моими знаниями. Единственное, что меня немного беспокоило, так это физкультура. Однако, как выяснилось, мои занятия по физическому саморазвитию в детском саду даром не пропали. Нормы для первоклассников я выполнял легко.

Блин! Про чернила я и забыл! Книжный совсем в другой стороне. Вернуться? Не, лень. Далеко идти. И кушать хочу. Ладно, потом как-нибудь схожу. Немного чернил у меня ведь еще осталось. К тому же сейчас у меня каникулы. Зачем на каникулах чернила? Если что писать надо, так у меня и шариковые ручки есть. Это только в школе нам почему-то запрещают писать шариковыми ручками. Какой в этом скрыт глубинный смысл – я не понимаю…

Глава 12

– Сидоров! А это что такое?

– Где?

– Вот это! И не говори, что тут так и было. Когда я тебе давала эту книгу, страница была целой.

– Я не виноват! Это все Сашка, брат младший. Он без спроса взял и порвал.

– Это не оправдание. Книгу дали тебе – ты и обязан был следить за ней. Нужно было положить ее так, чтобы брат не достал.

– Да он куда хочешь залезет. От него прячь, не прячь – все бесполезно.

– Значит, нужно было объяснить ему, что книга не твоя и брать ее нельзя.

– Ага, объяснишь ему.

– После уроков останешься и заклеишь порванную страницу.

– Я не умею.

– Я покажу тебе, это просто.

– Мы с ребятами на горку кататься договорились идти после уроков.

– Тогда больше не приходи, книг не получишь.

– Ну, Мальцева…

– А ты как думал? Ты будешь рвать, а я за тебя клеить? Нет уж! Сам сломал – сам и чини.

– Я не ломал.

– Сидоров! Книгу дали тебе. Ты за нее отвечаешь. Как другие после тебя будут читать порванную, ты подумал, а?

– Я больше не буду.

– Это не обсуждается. Можешь идти кататься на свою горку. Но ко мне тогда больше не подходи. Книг для тебя не будет. Сам думай, что тебе важнее…

Мелкий пакостник Сидоров так и не пришел. Усвистел кататься на санках. Собственно, я был почти уверен в том, что он не придет. Сам в его возрасте так бы и поступил. Помню, я тоже любил в детстве кататься на санках. И хоть сейчас у меня вроде бы второе детство, но кататься как-то не тянет. Не хочется.

Я сижу в нашем классе около шкафа с книгами и ремонтирую порванную братом Сидорова сказку про Золушку. Кроме меня в классе еще находится наша Тамарочка. Она сидит за учительским столом и проверяет тетради. Мы сегодня контрольную по арифметике писали, вот она их и проверяет. У меня, как всегда, «пятерка». Тамарочка об этом сказала еще во время контрольной, пока весь остальной класс сосредоточенно пыхтел над заданием. Я-то минут за десять с ним справился. Если бы можно было писать шариковой ручкой – мог бы и быстрее. А перьевой получается медленно, тем более что еще нужно следить за тем, как бы не поставить кляксу.

Мы часто так с Тамарочкой сидим вдвоем. У нее какие-то проблемы с жильем. Она не то в общежитии каком-то живет, не то комнату вместе с кем-то снимает, я точно не понял. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что она не замужем. И ухажера у нее вроде бы нет. По крайней мере, я ни разу не видел, чтобы в школу к ней кто-нибудь заходил.

А я задерживаюсь в классе после уроков потому, что я теперь классный библиотекарь. После того как мы стали октябрятами, Тамарочка сказала, что самые ответственные и сознательные могут взять на себя какую-нибудь общественную работу. Ну, и я тут же вылез. Я чего-то подобного ждал. Это как раз по моему Плану проходит. Мне нужна общественная работа, и выполнить мне ее важно максимально качественно.

Тамарочка выделила под классную библиотеку один из шкафов, после чего я развил бурную деятельность. Всех ребят обязал притащить из дома по две-три книжки. Можно больше. Кто ничего не принесет – не будет иметь доступа к библиотеке. Кто принесет много книг или что-то особо интересное – получит приоритет перед другими читателями.

Пикантность ситуации заключалась в том, что сам я ничего принести не мог – у меня просто не было детских книг. Впрочем, выход я нашел. Заглянул после уроков в книжный магазин и купил парочку не самых убогих.

Вообще, идея классной библиотеки у народа подъема энтузиазма не вызвала. Как-то не вдохновился народ этой идеей. Дело продвигалось очень медленно и со скрипом. Две недели я ездил по ушам всем и каждому в классе, выклянчивая у них книги. В конце концов, я так всех достал своей библиотекой, что мне, чтобы от меня отвязаться, начали нести из дома старые книжки.

Да уж. Книги. Какую только фигню не тащили! Хороших книг, можно сказать, почти не было. Приносили что-то либо для совсем уж маленьких, либо всякую муть, неинтересную ни детям, ни взрослым. Единственная хорошая книга, которую принесли – сборник сказок Андерсена, – была в отвратительном состоянии.

В целом за пару недель мне удалось собрать полтора десятка книг, достойных занять место в шкафу. На библиотеку, даже классную, похоже это было весьма слабо. И я вплотную приблизился к тому, чтобы с треском провалить свое первое в жизни задание. Чего мне очень-очень не хотелось.

С отчаяния я отправился в детскую районную библиотеку, куда сам был записан вот уже два года. А там смело напросился на прием к заведующей и обрисовал ей сложившуюся ситуацию.

Мне повезло. Причем повезло дважды. Первый раз повезло в том, что заведующая библиотекой была доброй женщиной, которая любила и книги и детей. Она не отмахнулась от меня, а решила помочь маленькой девочке-отличнице (я и дневник ей свой показал), которая пытается донести Свет Знаний до своих бестолковых одноклассников. Очень доверчивая женщина. Я своим телячьим взглядом и робкой улыбкой (дома тренировался перед зеркалом) мог вить из нее веревки.

А второй раз мне повезло в том, что в библиотеке был некомплект реставраторов. По штату полагалось иметь двоих, а в наличии был лишь один, да и тот молодой и неопытный. Этот реставратор зашивался и не успевал ремонтировать ветхие книги. К тому же реставрировал он в первую очередь более ценные книги для старшеклассников, а сильно потрепанные книжки для младших классов просто складировались в библиотечном подвале.

В том же самом подвале лежали и списанные книги, которые уже реставрации не подлежали. Вообще, такие книги полагалось либо сдавать в макулатуру, либо вывозить на свалку. Но это в библиотеке делали обычно весной, перед майскими праздниками. А была еще только первая половина декабря, и с прошлого вывоза в подвале уже успело скопиться довольно много литературы. Вот и отвела меня заведующая в тот подвал, позволив вволю там порыться. Еще она сказала, что если я найду что-то интересное среди книг, ожидающих очереди на реставрацию, то она может подумать над тем, как их можно быстренько списать. Все равно такие книги, скорее всего, своей очереди не дождутся и будут списаны. Длительное нахождение в сыром подвале здоровья им не добавляло.

Я три часа провел в подвале, отбирая среди теоретически поддающихся восстановлению книг те, что могли быть интересны первоклассникам. Заведующая несколько раз приходила узнавать, как тут у меня дела и не замерз ли я. Один раз даже стакан горячего чая мне принесла. Действительно, добрая женщина. За три часа я успел отобрать три книжные стопки, каждая из которых была мне выше пояса. И это я еще не искал в несписанной груде!

Разумеется, унести все это я был не в состоянии. Но тут решение я уже знал. Санки у меня есть, приду за отобранными книгами с санками. А чтобы не надрываться в одиночку, мобилизую на погрузочно-разгрузочные работы свою звездочку. Я ведь еще и командиром октябрятской звездочки заодно был. Не фига им бездельничать, пусть тоже поучаствуют. В конце концов, это ведь и в их интересах тоже. Если мой План удастся, то именно они будут пользоваться его плодами. Мне-то самому едва ли доведется…

– Ай!!

– Сашка, осторожнее! Чуть не уронили.

– Я не нарочно. Тут скользко.

– Сейчас везде скользко. Зато санки легче едут.

– Фух! Я устал. Мальцева, давай передохнем, а?

– Борька, ну что ты за мужик такой хилый? Мы же только что отдыхали!

– Тебе легко говорить. Ты сзади только поддерживаешь. Знаешь, как тяжело за веревку тянуть? Иди вот, сама тяни, раз такая умная.

– Я девочка, я слабее. Смотри, Мальцева не жалуется, тянет вместе с вами.

– Не знаю, как это у нее получается. А я так не могу, я устал.

– Слабак.

– Ребята, не ссорьтесь. Давайте сюда, в сторонку, чтобы не мешать. Я тоже устала, передохнем.

– Фух! Тяжело. Снег еще этот валит.

– Хорошо, что я клеенку взяла, а то все книги бы намочили.

– А чего они такие рваные? Ты не могла взять не рваных?

– Не могла. Новые книги нам никто не даст. Только списанные.

– Но их же читать невозможно. Они прямо в руках расползаются.

– Их еще можно починить, я смотрела. Совсем плохие я не брала.

– А кто чинить будет?

– Я.

– А ты умеешь? Еще хуже не станут?

– Умею. Починю, не беспокойся. Нужно только купить кое-что.

– Чего купить?

– Ну, клей там, бумагу специальную, картон, нитки. Еще кое-что.

– А деньги на все это у тебя есть?

– Хм… Хороший вопрос. Я как-то еще не думала над этим. Нужно будет завтра с Тамарочкой посоветоваться.

– Мальцева, давно хотела тебя спросить, а чего ты ее так называешь, Тамарочкой?

– Так ведь она же еще совсем молодая. Почти девчонка.

– Она взрослая.

– Взрослая. Но все равно девчонка.

– Как это?

– Так это. Подрастешь – поймешь. Ребята, давайте завтра в школе Соломину по ушам настучим, а? Мы тут вчетвером корячимся, а он, гад, с горки небось катается. Нехорошо.

– Правильно, Мальцева. Это ты здорово придумала.

– Мальчишки, вы тогда его держать будете, а я ему тресну. Это чтобы он ябедничать не побежал. Небось постесняется рассказывать, что его девчонка поколотила. Да еще и самая маленькая в классе.

– Я бы точно постеснялся.

– Ну, отдохнули? Тогда хватаемся. Недалеко осталось. Все как раньше – я посередине, Борька справа, Леха слева. Сашка, ты сзади поддерживаешь. Ухватились? И… взяли!..

Глава 13

Вопрос с деньгами я решил с помощью Тамарочки. Она посмотрела, что именно я добыл в библиотеке, и согласилась, что в таком виде читать это нельзя. Тогда по моей просьбе она обратилась к классу и попросила всех сдать по десять копеек на закупку переплетных материалов.

Дальше я четыре дня выклянчивал у всех эти несчастные десять копеек. Конечно, можно было использовать и свои деньги. У меня в кошельке редко когда меньше десяти рублей было. Но я принципиально хотел использовать только собранные деньги. Я ведь тоже учусь. Учусь собирать деньги, использовать их, а затем отчитываться о тратах. В своей прошлой жизни я такого никогда не делал.

В общем, за четыре дня мне удалось собрать ровно три рубля. Один охламон так ничего и не принес, а еще одна девчонка болела и в школу не ходила. Итак, у меня есть горсть мелочи. Как будем тратить?

Для начала я снова сходил в библиотеку и попросил заведующую познакомить меня с их реставратором книг. Возможно, он поможет мне советом. Та не возражала и провела меня в мастерскую, расположенную в полуподвальном помещении.

Реставратором оказался молодой взъерошенный парень лет двадцати пяти, от которого пахло клеем, старой бумагой и табачным дымом. Я немножко побеседовал с ним, похлопал ему ресницами и поулыбался. После чего парень растаял и охотно поделился со мной некоторыми секретами своей профессии. Спустя полчаса разговора он даже расщедрился и вытащил из какого-то угла старый и ржавый пресс для переплетных работ. Пресс был сломан и давно списан, но парень говорил, что его еще можно починить и что он мне его дарит.

Пока он не передумал, я быстренько сбегал домой за санками, так как этот пресс был довольно тяжелым. Возвращаясь с санками к библиотеке, я кое-что придумал и рассказал об этом реставратору. Он помялся, почесался, после чего мою идею в принципе одобрил, но сказал, что пятьдесят копеек – это маловато. А вот рубль будет в самый раз. На что я ему ответил, что за рубль могу и в магазине купить. Парень смеется: «Иди, – говорит, – купи». В общем, я отсчитал ему восемьдесят копеек, он помог мне вынести и погрузить на санки пресс, и мы с ним попрощались. Потом я помахал ручкой доброй заведующей, которая наблюдала в окошко своего кабинета сцену моего прощания с реставратором, ухватился за веревку и потащил санки домой.

Обогнув здание библиотеки, я подтащил саночки к окошку реставрационной мастерской. Как только я остановился, форточка окна тотчас открылась, и из нее высунулся кончик обмотанного газетами рулона темно-зеленого переплетного коленкора, который я быстро вытянул наружу и уложил в санки рядом с прессом. Мастер меня не обманул, все сделал так, как мы с ним и договаривались. Честный малый. Хотя и чуть вороватый…

…Все-таки в три рубля я не уложился. Как я ни старался, пришлось добавить свои. Мне сорок шесть копеек не хватило. Слишком многое нужно было купить. Очень помогло то, что цены на все товары были фиксированы. Если кисточка в одном магазине стоит шесть копеек, то можно быть уверенным, что и в любом другом магазине такая же кисточка тоже будет стоить шесть копеек. Собственно, цена на самой кисточке написана, дешевле можно и не искать.

Папа починил мне старый пресс, отчистил его от грязи, а в субботу даже помог донести до школы. В моем книжном шкафу помимо старых разодранных книг к тому времени уже были сложены принадлежности для ремонта – инструменты, бумага, клей и прочая фигня. Реставрировать книги я умел еще по прошлой жизни, занимался этим когда-то, пусть и на любительском уровне. Да еще и паренек из библиотеки мне кое-что рассказал, освежил знания. Так что в своей способности починить не совсем изорванную книгу я был вполне уверен.

Еще я составил подробный отчет о том, на что именно потратил собранные три рубля. В конце отчета скромненько так красовался подведенный баланс – минус сорок шесть копеек. Чтобы, значит, не думали, будто я деньги на плюшки извел. Листочек с отчетом я повесил у нас в классе на специальную доску для объявлений.

Когда все наконец-то было собрано, я приступил к ремонту книг. До Нового года оставалось немногим больше недели, когда я начал свои реставрационные работы. Для начала, чтобы вспомнить навыки и набить руку, конечно, починил наиболее сохранившиеся книги.

Работал я в нашем классе, после уроков. Домашнее задание я, как правило, успевал сделать еще во время урока либо на перемене. Когда оканчивался четвертый урок, я дожидался в классе начала пятого и шел в школьный буфет обедать. Пятого урока я ждал для того, чтобы не толкаться в буфете в очереди, а спокойно и не торопясь поесть, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Затем я возвращался в класс, доставал очередную побитую жизнью книгу и принимался спасать ее.

Так время плавно текло к Новому году и моему седьмому дню рождения. Наконец окончилась вторая четверть, и у нас начались зимние каникулы. В субботу, 30 декабря, Тамарочка раздала нам дневники с оценками за четверть и распустила нас уже в начале третьего урока. Я решил не оставаться в школе, а сразу идти домой.

Ярко светило декабрьское солнце. Мороз щипал меня за щеки и пытался пробраться к моим коленкам сквозь толстые чулки. Я шел домой, щурился на солнце и представлял себе, как сейчас покажу своим родителям дневник с отличными оценками за вторую четверть.

Но, подойдя к дому, я почувствовал неладное. У дверей нашего подъезда стояла карета «Скорой помощи». Кто-то заболел в нашем подъезде? Кто бы это мог быть? А, вот как раз санитары проносят в дверь человека на носилках. Я подхожу ближе. И кто же это?

– Мама!..

Глава 14

– Почему, ну почему ты не вызвал «Скорую» вечером? Как ты мог?!

– Наташа, кто же знал? Ведь я не врач. Мама говорила, что чем-то отравилась в столовой. Хотела утром сходить на почту и позвонить на завод дежурному, узнать, не было ли еще случаев отравления. Но к утру у нее температура поднялась, и я ее не пустил.

– А ночью? На телеграфе есть телефон, ты бы мог сбегать позвонить! Почему ты спал?!

– Мама не хотела меня будить. Да и боль вроде как стала стихать. Она говорила, что порою даже засыпала.

– Как глупо. На пустом месте. Какая нелепость!

– Наташа, я…

– Ты не виноват. Прости меня, пап.

– Нет, я виноват. Эх, если бы я не послушал ее… Я же видел, что ей плохо. Но позволил убедить себя в том, что это лишь отравление. Я…

– Иди, умойся. Умойся и ложись спать. Ты спал ночью?

– Нет. Когда мне сказали, что ее больше нет, я… Доченька, я так любил ее. Что мне делать теперь? Как жить дальше без нее?

– Прекрати истерику! У тебя трое детей. Сколько ты выпил?

– Выпил? Откуда ты…

– От тебя пахнет. Так сколько?

– Пол-литра. Мне…

– Я все понимаю. И не ругаю тебя. Иди умойся и ложись. Потом будем думать.

– Наташа, а как же ребята? Как ты с ними одна?

– Я справлюсь. Иди, отдохни.

– Да. Ты у меня сильная. Ты сильная, дочь. Мы с тобой справимся. Мы сможем!..

Маму похоронили 2 января. На похоронах было мало народу. Мы с папой, баба Рита, пара соседей да три человека с маминой работы. Женщины плакали, у папы тоже глаза были на мокром месте, а я заплакать не мог. Я злился. Глупо. Нелепо. Конец двадцатого века – и смерть от перитонита. Вовремя не вызвали врача, не распознали банальный аппендицит и… все.

Она умерла поздним вечером 31 декабря. Совпадение? Наверное. Но я теперь никогда не стану отмечать свой день рождения. И Новый год тоже не стану отмечать.

Папа вернулся домой лишь утром 1 января. Усталый, голодный, слегка пьяный и со следами слез на щеках. Я хотел покормить его, но есть он не мог – так устал. Он не спал двое суток в больнице. Кое-как он умылся, с трудом добрел до кровати и уснул там поверх покрывала прямо в одежде. А я пошел в свою комнату, к близнецам.

Тяжело мальчишкам будет без мамы. Я-то хоть семь лет прожил с ней. А им достались лишь жалкие полгода. Такие малыши – и уже сироты. Я не смогу полностью заменить им мать, но буду стараться.

Эти двое суток, что мы провели в квартире втроем, без взрослых, тяжело дались мне. Днем еще приходила помогать соседка, Анна Васильевна. Но на ночь мы оставались совсем одни. Спали мы все в моей комнате. Анна Васильевна помогла перетащить туда кровати близнецов из зала.

Сложнее всего мне было доставать мальчишек из их глубоких детских кроваток. Каждый из них весил уже более семи килограммов, а во мне и девятнадцати не было. Я с огромным трудом поднимал их. И ведь поднимать еще нужно было осторожно, чтобы ничего им не повредить. Это же не мешки с картошкой, а маленькие люди. Один раз мы со Степкой чуть не упали на пол с кресла – чтобы доставать малышей, мне пришлось пододвигать к их кроватям кресло, потому что с пола я не доставал.

После этого случая я перестал класть братиков в их кровати. Обоих близнецов я уложил на свою собственную кровать, они там спокойно поместились. С торца кровати была достаточно высокая решетка, а к боку, чтобы они не свалились, я приставлял пару кресел, спинками к кровати. Только вот мне самому места в собственной кровати уже не оставалось. И спать мне приходилось в кресле, положив вытянутые ноги на пододвинутый вплотную стул.

3 и 4 января папа не ходил на работу. Ему дали трехдневный отпуск. Вместо работы он метался, оформляя на близнецов и на меня пенсию в связи с потерей кормильца.

Еще мы с папой сходили в детскую поликлинику, водили мальчишек на плановый медосмотр. Им как раз по полгода недавно исполнилось. Мама собиралась сама сделать это вскоре после Нового года, но не успела.

Без папы я идти не мог – у меня просто не хватило бы физических сил тащить по коридорам и лестницам сразу двух братьев. И папа без меня идти не мог. Он не очень хорошо умел обращаться с ними. Когда ребята начинали плакать или капризничать, успокоить их мог только я. Папины попытки сделать это, как правило, приводили к обратному результату – начиналась натуральная истерика. Раньше еще мама могла успокоить их, но теперь…

Последние полдня своего невеселого отпуска папа использовал для того, чтобы переделать кроватки близнецов. Он у меня руками работать умеет. Папа сделал одну из боковых стенок каждой из кроватей откидывающейся, как борт у грузовика. Теперь, когда мне нужно было достать кого-то из малышей, я не лез в кресло и не тянул брата вверх, рискуя упасть или уронить, а откидывал борт и относительно легко спускал на пол или переваливал на кресло…

5 января папа снова пошел на работу, а у меня все еще продолжались зимние каникулы. Я покормил близнецов, одел их потеплее, и мы, впервые в новом году, пошли с ними гулять. Анна Васильевна помогла мне спустить их вниз и вывезти из подъезда нашу тачанку.

Тачанкой весь подъезд называл чудо-коляску близнецов, которая постоянно стояла на первом этаже, под лестницей, ибо затаскивать ее каждый раз на третий этаж без лифта было весьма проблематично. Это было грандиозное сооружение, которое соорудил наш папа при содействии пары своих знакомых.

Настоящую, фабричную двухместную коляску купить так и не удалось. Не было их. Пришлось купить две одинаковые одноместные коляски и объединить их в одну конструкцию. В результате получился тяжелый и неповоротливый восьмиколесный монстр. Зато в нем можно было выгуливать обоих ребят одновременно.

Вот только управлять таким чудищем мне было очень тяжело. Совокупная масса тачанки, двух близнецов и их зимней одежды превышала мой собственный вес более чем в два раза. А тут еще и снег навалил. Я с огромным трудом дотащил тачанку до угла нашего дома, взмок и решил, что дальше мы не поедем. Придется теперь по будням гулять с братишками исключительно около нашего подъезда.

Но тут, на счастье, мимо проходила, таща за собой на веревке санки, Сашка. Она увидела меня и подошла поболтать. Когда Сашка узнала, что у нас произошло, то разревелась и зачем-то полезла ко мне обниматься. Не понял. Это кто кого тут утешать должен?

Проревевшись, она спросила, чем может помочь. Ну, я ей и объяснил проблему с нашей монструозной коляской. И Сашка, добрая душа, сразу пришла на помощь. Она сбегала к себе домой, оставила там санки и вернулась к нам. А затем мы с ней целый час катали моих братьев по улице. Вдвоем с Сашкой это было уже не так уж и трудно. Опять же, и поболтать есть с кем…

Глава 15

Как мама тащила на себе этот воз, я не представляю. Ужас! Стирка, готовка, уборка, близнецы – все это в одночасье рухнуло на меня. В прошлой жизни я, конечно, вел самостоятельно хозяйство, но тогда мне было намного проще.

Сначала большую часть забот по дому несла на себе жена. Когда она слегла, дочка уже заканчивала институт, она стала помогать. После гибели дочери мы остались вдвоем с Ниночкой, но та была к тому времени достаточно взрослой, сопли ей подтирать не требовалось. Опять же, бытовая техника здорово помогала. Особенно стиральная машина. Да и силы взрослого, пусть и пожилого, мужчины несопоставимы с силами семилетней девчонки.

Стирать – руками в тазике, хозяйственным мылом, полоскать с добавлением синьки. Сушить белье приходилось большей частью на улице, в квартире места мало. Братьев-то двое. Над ванной я мог развесить разве что их ползунки и чепчики. Ну, наволочки еще. А остальное не лезло. Плюс мои собственные вещи. И папины. Ужас! А на улице-то минус пятнадцать и снег, а до натянутых веревок-то я достаю только с табуретки.

На кухне из инструментов лишь нож, да топор, да скалка. Ну, мясорубка еще есть. Механическая. Попробуйте-ка покрутить ее руками семилетней девчонки! Никаких овощерезок или миксеров, не говоря уж о микроволновке. Папа, конечно, помогал, насколько мог. Я на него свалил вынос мусора, мытье посуды, а также развешивание во дворе белья и последующий его сбор. Но все остальное навалилось на меня.

Особенно много времени отнимали близнецы. Вовка не любил спать мокрым, а Степке было все равно. Обычно Вовка будил меня ревом часа в два ночи. Я сползал со своей кровати, откидывал борт Вовкиной и перетаскивал его на кресло. Если была необходимость, я тащил его в ванну купаться. Если же он всего лишь описался, мы просто переодевались в сухое на кресле, я перестилал его кровать и засовывал Вовку на место. Как же не хватало памперсов! Два этих маленьких поросенка на пару портили до десятка штанов в сутки и почти столько же пеленок.

Я потихоньку пытался научить ребят тому, что такое горшок и для чего он нужен, но пока результаты были весьма скромные. Они и сидели-то еще не слишком уверенно, а что нужно делать на горшке, решительно не понимали.

Утром просыпался я обычно в половине восьмого, как в школу. Папы уже дома не было, у него рабочий день с семи утра. Тихонько выбравшись из своей кровати, я шел на кухню, где и переодевался из пижамы в домашний халат. На кухне переодевался, чтобы мальчишек не разбудить. Потом я умывался и заваривал кашу, обычно пшенную – я ее больше других люблю. Пока каша дозревала на плите, я будил близнецов. Естественно, оба мокрые. И хорошо еще, если всего лишь мокрые.

Умыв и переодев мальчишек, я быстро разогревал их молочную смесь и выдавал каждому по бутылочке. Мама баловала моих братьев, часто помогала эти бутылочки держать. Но я-то не мама. У меня опыта воспитания детей много больше, да и был я в прошлой жизни папой. Так что у меня братья за три дня научились самостоятельно держать и не ронять на пол свои бутылочки.

Пока ребята сосали молочную смесь, я накладывал кашу себе. Мальчишки уже достигли того возраста, когда им положено давать прикорм. Так что я делился с ними своей кашей – каждому по две ложки. Дальше они сидели в кресле, допивали смесь, а я пристраивался рядом с креслом на пол и доедал остатки каши.

Потом я умывал по очереди две чумазые мордочки, снимал фартучки и перетаскивал мальчишек в специально огороженный для них загончик, где они ползали по расстеленным на полу одеялам, боролись друг с другом и обсасывали игрушки. А я тащился в ванную стирать все то, что поросята успели изгадить за прошедшие сутки.

Где-то часам к девяти появлялась Сашка. После той памятной прогулки с коляской она стала приходить ко мне каждый день. Когда она пришла в первый раз, я попросил ее помыть посуду. Но она делать этого не умела – разбила чашку и порезалась ножом. Стирать я ей не доверял, а подпускать к утюгу боялся: в лучшем случае – обожжется, в худшем – прожжет вещи, а то и пожар устроит. А вот играть с близнецами она могла и любила. Тут я не возражал – пусть играет. Какой-никакой, а присмотр. В крайнем случае меня позовет, на это ее хватит.

Пока они там все втроем играли, я оканчивал стирку, звал Сашку, и мы с ней вдвоем отжимали пеленки. У меня одного не хватало сил выжать их как следует. Затем Сашка возвращалась к ребятам, а я шел гладить все, что стирал вчера. У нас как заведено было? Я постирал, да так в тазу все и оставил. Папа придет вечером домой и сходит развесит на улице. А утром папа, прежде чем идти на работу, ходил и снимал то, что повесил вечером, за ночь как раз все почти высыхало. Я же днем гладил.

После стирки я варил обед для меня и Сашки, а потом мы все вчетвером шли гулять. Вдвоем с Сашкой было гораздо проще, здорово она меня выручала. После прогулки я мыл и переодевал близнецов (опять обделались), а затем выдавал им по бутылочке. Сашка следила за тем, как малыши пьют, а я отжимал через марлю четверть стакана морковного сока на двоих.

Дальше дневной сон. Мама раньше частенько сидела около кроваток, качала их и пела колыбельные песни. Но мне этим заниматься некогда. Так же, как с бутылочками, я в несколько дней смог разъяснить близнецам, что сестра и мама – это совсем не одно и то же. Удивительно, но они меня поняли. Никаких капризов и слез, как с мамой. Я укладывал их по кроватям, выходил из комнаты и закрывал за собой дверь. И они засыпали! Самостоятельно.

Два часа свободного от братьев времени. За это время мы с Сашкой успевали пообедать, после чего я начинал готовиться к ужину. Ну, там начистить картошку, или пропустить мясо через мясорубку, или тесто поставить, или еще чего.

Рев Вовки. Проснулись. Из обеих кроватей характерный запах. Мыться, переодеваться и полдничать. На полдник – творог с молоком и яблочное пюре (Сашка тоже яблочное пюре любила, и мне приходилось делать на троих). Потом они снова играли на полу, а я мыл полы и продолжал готовить ужин.

Часам к пяти возвращался домой папа и сразу, не раздеваясь, шел на улицу вешать белье. Сашка дожидалась, пока он вернется, умоется и сменит ее. А затем прощалась и уходила к себе домой. Я заканчивал приготовление ужина и подменял отца около вольера с близнецами. Тот быстро ужинал и возвращался, позволяя и мне тоже поесть.

После ужина я продолжал свои попытки приучить братьев к горшку. Иногда мне даже удавалось уговорить одного из них справить малую нужду не в штаны, как близнецы привыкли, а в эмалированный горшок. А иногда не удавалось. Хорошо еще, что ползунков у нас было достаточно. Им на двоих накупили целую кучу, да плюс мои старые еще оставались. Правда, следствием этого было то, что то одному, то другому моему брату приходилось щеголять в ползунках с вышитым на лямке словом «Наташа», но тут уж ничего не поделаешь, так им повезло.

В восемь вечера ужин и купание. Я наполнял водой корыто и нес одного из братьев купаться, а папа оставался сторожить оставшегося. После купания я усаживал ребят в кресло и вместе с ними рассматривал картинки в какой-нибудь детской книге, а папа же брел на кухню и мыл огромную гору посуды, которая успела скопиться там за целый день.

И, наконец, часов в девять вечера отбой. Я снимал с близнецов кружевные чепчики, пошитые когда-то для меня бабой Ритой, с переменным успехом «писал братьями в горшки» и раскладывал их (братьев, конечно, а не горшки) по кроватям.

Переодевшись на кухне в пижаму, я умывался и желал отцу спокойной ночи. Оставив его на кухне пить чай и читать газету, я проскальзывал в нашу с братьями комнату и валился на свою кровать. Спать!!

А в два часа меня будил Вовка. Это наказание опять описалось…

Глава 16

Наконец зимние каникулы у меня закончились, и я смог вздохнуть с облегчением. Близнецы вновь стали посещать свои ясли, а я – школу. Откровенно говоря, папа еще неделю назад предлагал мне отправить ребят в ясли. Но я, подумав, забраковал эту идею. Все-таки мальчишки больше общались с мамой, а не со мной. Пока у меня еще были каникулы, я хотел дать им привыкнуть ко мне.

Теперь распорядок дня у меня стал таким: ясли открывались в восемь утра, а папа работал с семи (и какой идиот придумал такой график работы яслей?). Поэтому задача отвести близнецов утром в ясли тоже свалилась на меня. И вновь меня выручала Сашка. Она приходила ко мне в половине восьмого. К тому времени мальчишки были уже разбужены, умыты и одеты. Мы спускали их вниз, устраивали в тачанке и тащились по темноте в сторону яслей.

К цели путешествия прибывали примерно к восьми утра. Сашка помогала мне поднять ребят на второй этаж, после чего сразу же убегала в школу. А я оставался – нужно было переодеть мальчишек и, возможно, немного пообщаться с нянечками.

На первый урок я, как правило, опаздывал минут на пятнадцать. Но Тамарочка была в курсе, где именно я задерживаюсь, и никогда не проявляла недовольства, когда в середине урока я тихонько приоткрывал дверь и молча просачивался на свое место.

Дальше все шло примерно так же, как было в конце прошлого года. В начале пятого урока я ходил в столовую обедать, после чего возвращался в наш класс и продолжал ремонтировать книги. Тамарочка мягко намекала, что в связи с последними событиями меня, вероятно, следует заменить на посту библиотекаря и вообще освободить от любой общественной работы, но я с этим категорически не согласился. Как это так – освободить? После всего, что я уже успел сделать? Ну, уж нет! Это моя работа!

Кстати, ремонтировать книги мне тоже помогала Сашка. За каникулы мы крепко сдружились с ней и образовали, если можно так выразиться, устойчивую пару. Я даже упросил Тамарочку пересадить Сашку за мою парту вместо Борьки Соколова. Правда, Сашка не могла делать домашнее задание с такой же скоростью, как я. И после обеда она еще часа два писала упражнения и решала примеры. Потом я проверял, чего она там нарешала, и, если все было правильно, Сашка с кисточкой и ножницами присоединялась ко мне.

Примерно в четыре часа мы с Сашкой уходили из школы. Она отправлялась к себе домой, а я шел в ясли, куда к половине пятого подтягивался отец. Мы с ним забирали братьев и неспешно направлялись к дому. По дороге я часто забегал в гастроном, прикупить что-нибудь из еды.

Вернувшись домой, я готовил ужин, близнецы барахтались в своем вольере, а папа стирал. Это мне удалось переложить на него. А вот гладили мы с ним белье по очереди, через день. Он ведь тоже устает на своей работе. Так у нас и повелось – один из нас гладит, а второй развлекает мальчишек.

После ужина обычное вечернее купание, чтение, горшок и отбой. Все, как раньше. Постепенно я втянулся в такой ритм жизни. День шел за днем, неделя за неделей. Близнецы росли, папа вечерами стал реже вздыхать на мамину фотографию, а воздух на улице уже явственно пах приближающейся весной…

…Реставрацию библиотеки я окончил к середине февраля. Всего мне удалось восстановить чуть более двухсот книг. В основном это были сказки и рассказы о войне и о природе. А моим триумфом и жемчужиной библиотеки стала возрожденная к жизни книга «Незнайка в Солнечном городе». Я собирал ее почти целую неделю из трех невероятно потрепанных экземпляров. Она была единственной из трилогии, других книг о Незнайке в подвале библиотеки я не нашел.

Еще неделю после этого я заполнял картотеку. Поскольку ранее мне подобными вещами заниматься не приходилось, перед началом работы я вновь посетил знакомую заведующую районной библиотекой и попросил ее совета, как лучше всего организовать систему учета книг в небольшой классной библиотеке.

Опять же, с картотекой мне помогала Сашка. Естественно, у нас с ней не было не то что принтера, но даже пишущей машинки, все карточки приходилось заполнять вручную. Хорошо еще, что тут уже не действовал запрет на использование шариковых ручек, и мы с Сашкой могли не париться с дурацкими перьями и непроливайками, а писать нормально, как люди.

Итак, картотеку мы кое-как заполнили, все книги пронумеровали и расставили на полках согласно указанным в карточках координатам. И вот настал знаменательный день. В понедельник, 4 марта, перед началом третьего урока я попросил у Тамарочки слово и обратился к классу с небольшой речью. Типа вот, мы строили, строили и, наконец, построили. И теперь в нашем классе есть своя собственная библиотека. Желающие могут ненадолго задержаться после уроков и выбрать себе какую-нибудь книгу почитать.

Когда прозвенел звонок, знаменующий собой окончание четвертого урока, я с важным видом прошествовал к шкафу с книгами, открыл его и приготовился к наплыву толпы юных читателей…

Глава 17

– Не идут, Тамара Федоровна. Никак не идут.

– Совсем никто не пришел?

– Почти. За три дня всего два читателя. И один из них – это Сашка.

– А второй ты?

– Нет. Второй – Ленка Бакланова.

– А ты сама почему не читаешь?

– Все, что мне из этих книг было интересно, я уже прочитала.

– Все-все-все?

– Все. А ребята не идут. Не понимают, как этого интересно – читать. Мне их жалко.

– Наташа, тут я тебе ничем помочь не могу. Библиотека – дело добровольное.

– Можете помочь, Тамара Федоровна. Можете. Собственно, я за этим к вам и пришла.

– Да? И какую же ты от меня ждешь помощь?

– У нас ведь завтра четвертым уроком чтение, верно?

– Верно. Ну и что?

– Давайте сделаем так…

…Читать в нашем классе худо-бедно научились уже все. А вот скорость чтения у многих ребят еще хромала. У некоторых – так и вовсе на обе ноги. Лучше всех, понятно, читал я. Настолько лучше, что Тамарочка давным-давно перестала вызывать меня на уроках чтения и спокойно относилась к тому, что на этих уроках я выполнял домашнее задание по русскому или арифметике.

Поэтому мои одноклассники с неподдельным удивлением восприняли то, что минут за десять до конца последнего урока наша учительница попросила почитать вслух меня. И читать она мне предложила не учебник чтения, а что-нибудь из классной библиотеки. Собственно, так мы с ней вчера и договорились.

Что именно читать, я выбрал заранее. Это был рассказ Драгунского «Похититель собак». Коварство заключалось в том, что в тот момент, когда прозвенел звонок, я был примерно на середине рассказа.

Звонок. Остановив чтение, вопросительно смотрю на Тамарочку. Та говорит, что достаточно, оценка «пять». Уроки на сегодня окончены, все свободны. Затем Тамарочка собирает свои вещи и выходит из класса. Ребята как-то неуверенно тоже начинают собираться.

И тут влезает Сашка (она тоже в курсе спектакля). Не очень громко, но так, чтобы окружающие ее слышали, Сашка спрашивает меня, что там было дальше и как собака Чапка выбиралась на улицу. Ну, я ей и говорю, что если хочешь, возьми и дочитай. А она просит почитать меня. Говорит, у меня получается лучше, и ей интереснее, когда читаю я, а не она сама.

Ладно, говорю, садись. Сейчас народ разойдется, и я тебе дочитаю. И вот тут случилось то, ради чего я все это и затевал. Ленка Бакланова неуверенно так спрашивает меня, можно ли ей тоже остаться и послушать. Очень рассказ ей понравился.

Конечно, я не рассчитывал на то, что задержится весь класс или хотя бы большинство. Так оно и вышло. Остались слушать окончание рассказа, кроме Сашки, всего шесть человек. Но ведь остались же! Не ушли.

Ну, дочитал я им рассказ до конца. Дружно поржали над похитителем собак, а Сашка, как мы с ней и договаривались, просит еще что-нибудь интересное почитать. Следующим рассказом был знаменитый «Где это видано, где это слыхано?».

В самый разгар дикого ржача в класс вернулся Леха Самойлов, он свою непроливайку на столе забыл. Вернулся и… не смог уйти. Так и остался с нами в валенках и расстегнутом пальто. Только шапку с головы стянул, чтобы не так жарко было.

Я прочитал еще тройку рассказов и заявил, что устал. Давайте, мол, расходиться по домам. Но, если хотите, можно завтра снова задержаться после уроков, и я еще что-нибудь интересное почитаю. Так я начал работать Шахерезадой…

За три недели наш «кружок чтения» разросся до двадцати человек. Причем из нашего класса было всего четырнадцать. Еще шестеро приходили послушать меня из 1 «А», а еще две девчонки – из 2 «А». Я не возражал. Хотят – пусть слушают. И книги из шкафа я раздавал не только одноклассникам, но и всем желающим. Требовал только, чтобы обращались с ними аккуратно.

Вообще-то изначально я планировал лишь небольшую рекламную кампанию. Думал, почитаю недельку-другую, народу понравится, они и сами захотят почитать. Чтобы, значит, не зависеть от моего желания. Я угадал только наполовину.

Действительно, чтением заинтересовались многие из тех, кто до этого читал лишь учебники на уроках. Книги из библиотеки стали брать. Да и с чего бы не заинтересоваться? Развлечений для детей младшего школьного возраста тут маловато. Компьютеров нет, по телевизору детских программ не так уж и много, да и далеко не у всех дома есть телевизор. Можно в кино сходить, но ведь каждый день-то туда ходить не станешь. Остается только играть дома или на улице. Либо в куклы, либо в войну, в зависимости от пола. Ну, зимой еще на санках покататься можно. Вот и все развлечения. А я открыл им целый новый мир.

И еще в самом себе я внезапно открыл талант актера. Вот уж чего я не ожидал совершенно. Как выяснилось, я могу очень здорово читать вслух. Тут дело даже не в том, что я читаю быстро и четко. Тамарочка тоже может быстро читать вслух, но так, как получается у меня, у нее не выходит. Она однажды попробовала подменить меня, когда мне срочно понадобилось выйти. Когда я вернулся, то… словом, мне пришлось перечитывать заново тот кусок, что успела прочитать Тамарочка. Она сама меня попросила. Поняла, что у нее не получается.

Когда я читал вслух, книги оживали. Широко известная сказка «Три поросенка». Все ее знали, все слышали. Но меня все равно слушали очень внимательно. Волк у меня разговаривал с сильным грузинским акцентом, самый хитрозадый из поросят не выговаривал букву «Р», а тот поросенок, что построил дом из соломы, был простужен и говорил сиплым голосом.

Но это еще не все! Я читал быстрее, чем мог говорить, а потому у меня было немного времени, чтобы подумать, прежде нежели произнести слова вслух. Я как бы набирал текст в буфер вывода, обрабатывал его там и выдавал пользователям уже отредактированную мной версию. Следствием такой предварительной обработки текста стали не только различные голоса героев. Помимо этого, я иногда вставлял отсутствующие в книге слова или возгласы, добавлял незначительные, но сочные штрихи. Собственно, я так в прошлой жизни уже делал, когда читал книжки маленькой Ниночке, а здесь лишь развил это умение.

Вот простой пример. Всем известная сказка про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. Не та, что с козликом, а та, где Баба-яга украла братца. Когда я читал фрагмент с преследованием Бабой-ягой убежавших ребят, мои слушатели стонали и рыдали от смеха. А я там всего-то добавил несколько штрихов, которых не было в оригинале.

К примеру, Иванушка на бегу споткнулся о собственную рогатку, которая вывалилась из его кармана, не зашитого с вечера ленивой Аленушкой. Братец рухнул носом прямо в наполненный водой отпечаток козьего копытца и чуть было не превратился в козла. А когда ребята залезли прятаться внутрь доброй печки, Аленушка больно треснулась там о кирпич головой, испачкала в саже свои трусики, а потом тихо ругала нехорошими словами Бабу-ягу, которая в это время летала на метле вокруг печки.

Впрочем, менял я оригинальный текст книги далеко не всегда. Как правило, моей цензуре подвергались народные сказки. Авторские произведения я дополнял своими вставками только в том случае, если они изначально самим автором создавались как несерьезные, юмористические. Так, рассказы Носова и Драгунского я корректировал очень часто. Но вот «Сказку о Военной тайне» я прочел почти строго по тексту. Слегка подправил только эпизоды с участием Плохиша (который в моей интерпретации тоже не выговаривал букву «Р») и буржуинов. Почти никто из ребят ранее этой сказки не слышал, и, надо сказать, она на них произвела сильное впечатление. К концу сказки многие девчонки уже откровенно ревели, да и некоторые мальчишки начали как-то подозрительно внимательно рассматривать потолок в нашем классе. И даже сидящая на задней парте Тамарочка тихонько вытащила из кармана платок.

Да, Тамарочка теперь проверяла тетради, сидя на задней парте. Из-за учительского стола я ее выжил. Мне ведь было неудобно читать спиной к классу. Впрочем, часто я вставал со стула и читал стоя, а иногда даже и ходил по классу во время чтения, если мне так хотелось…

Глава 18

Степан Петрович, ну что же вы так, а? Я стирала, гладила, а вы не успели выйти, как сразу упали. Ну что же вы, не могли хотя бы мимо лужи упасть? Посмотрите, на что теперь у вас штанишки похожи! И маечка тоже. Ай-ай-ай! Ну, не реви, не реви ты, горе мое. Не реви. Ну, давай я тебя пожалею, иди сюда. Хороший Степа, хороший. Давай слезки вытрем. И сопли. Ну, успокоился? Пошли дальше, держись за ручку. А где у нас Вовик? Ой! Вовка, фу!! Не трогай ее, не трогай собачку, она грязная! Вовка! Сашка, а ты куда смотришь? Оттащи его от собаки! Степан, куда ты валишься? Стой ровно! Пошли. Держись крепче, не падай!

Это мы погулять во двор вышли. Я, Сашка и мои братья. Без коляски, пешком. Близнецы уже пытаются ходить. Получается пока плохо, но они стараются. Очень помогает учить ребят ходить то, что я и сам сейчас еще ребенок. Взрослому человеку нужно нагибаться, чтобы держать такого малыша за руку. А мне не нужно – братья, когда встают на ноги, ростом мне уже почти по плечо. Правда, если их нужно куда-то поднимать, то тут уже мне приходится попыхтеть. Они к настоящему моменту почти по девять килограммов каждый весят, и к осени, судя по всему, своей суммарной массой обгонят меня.

Ребятам скоро год. Вот ходить учимся. По квартире уже по стеночке ковыляют. И говорить пытаются. Вдвоем даже мое имя произнести могут. Вовка называет меня «Нат», а Степка – «Аша». Так вот каждый по половине моего имени выучил.

Сейчас лето, жара, тополя цветут. У нас с Сашкой каникулы, которые мы проводим, занимаясь с мальчишками. Для Сашки мои братья – невероятно забавная игрушка. Другие девчонки в ее возрасте играют в куклы, а у нее есть два самых настоящих, живых ребенка, о которых нужно заботиться. Сашка вроде как сестрой мне с братьями стала. С утра до вечера с нами. Мальчишки тоже привыкли к ней. Они ее «Саса» называют.

Здорово Сашка помогает мне. Без нее было бы намного сложнее. Она чуть ли не живет с нами. Приходит с самого утра, еще до завтрака, а уходит часто уже после того, как братья укладываются спать, благо идти ей недалеко. Она в нашем же доме живет, через два подъезда. А иногда Сашка и на ночь не уходит домой, остается ночевать у меня. Мы с ней тогда вдвоем в моей кровати спим. Мы же пока еще маленькие, помещаемся там без труда.

Сашка настолько много времени проводит у нас дома, что ее мама однажды даже приходила и пыталась всучить нашему папе деньги за то, что мы ее кормим. Ей стыдно, что ее девочка объедает сирот. Разумеется, папа не взял. Во-первых, не так уж много Сашка и съедает. А во-вторых, деньги у нас есть, мы не бедствуем. Не слишком много, но на еду точно хватает. Папа около 200 рублей зарабатывает да плюс еще моя с братьями пенсия – на троих мы получаем 75 рублей в месяц. У нас даже откладывать по чуть-чуть получается. На сберкнижке больше трех тысяч уже. Мы на автомобиль копим. Папа в очереди стоит третий год и, похоже, еще столько же там будет стоять.

Только один раз Сашка подвела нас. Незадолго до весенних каникул она не пришла утром ко мне. Ух, как я тогда намучился с братьями! Ходить сами они еще не могли, а тащить их тяжело. Спустил одного, привязал к коляске, чтобы не вывалился, и бегом по лестнице за вторым. А потом еще и пер тачанку в ясли по весенней грязи и полурастаявшей снежной каше. В школу я в тот день только к середине второго урока добрался. Хорошо, что это была пятница, и на следующий день в ясли близнецов вести не требовалось.

А Сашка, как выяснилось, заболела. Ветрянкой. Ну, я как про ветрянку узнал, так сразу все и понял. Она же все время вокруг близнецов терлась. Мои братья, как самые настоящие вредители, заболели в первый день весенних каникул. Поросята. И все каникулы я провел с ними и Сашкой дома, обмазывая братьев зеленкой в самых неожиданных местах. Я-то сам не заразился ветрянкой – переболел еще в два года…

…Свою первую общественную работу в школе – создание классной библиотеки – я, на мой взгляд, вполне успешно выполнил. К концу учебного года общее количество зарегистрированных в библиотеке книг перевалило за шесть сотен. Тамарочка даже выпросила у директора школы еще один шкаф для меня, поскольку в имевшийся в моем распоряжении все книги уже не влезали. Спасало лишь то, что существенная часть книг была на руках. Число читателей в моей библиотеке к лету вплотную приблизилось к сотне.

Такая популярность библиотеки объяснялась во многом моими публичными чтениями. Только теперь я разбил слушателей на два потока. По понедельникам и средам я читал после четвертого урока для первых и вторых классов. А по вторникам и четвергам начинал читать лишь после пятого урока для третьих и четвертых классов книжки посерьезнее. Например, «Незнайку в Солнечном городе» им прочитал. А еще своими словами пересказал и «Незнайку на Луне». Саму книгу я достать пока не смог.

Кстати, когда я читал для своей «старшей группы», десяток-полтора наиболее упертых моих «фанатов» из «младшей группы» тоже присоединялись к нам. Им не жаль было подождать целый урок, чтобы послушать. Пару раз на чтение заходил директор школы. Молча сидел на задней парте и слушал. Да и другие учителя, у кого было свободное время, нередко забредали.

Тамарочка была очень довольна. Еще бы, ей премию выписали за отличную работу. Из нашего класса лишь три человека, считая меня, не записались в библиотеку. А так я всех подсадил на чтение. Ведь я же знал, что именно интересно читать, а что лучше и не пробовать. И всегда конкретному человеку мог посоветовать и помочь с выбором. Закономерным итогом того, что в нашем 1 «Б» начался такой «книжный бум», стало то, что больше половины класса в качестве годовой оценки по чтению получили «пять». А троек по чтению у нас к концу учебного года осталось всего лишь две. Вот Тамарочку и отметили премией за такое дело. А мне выдали почетную грамоту. Как круглой отличнице.

С наступлением летних каникул свою библиотеку я не закрыл. Только теперь она работала лишь три дня в неделю – вторник, четверг и субботу. По вторникам и четвергам я забегал по утрам на полчасика обменять желающим книги, пока Сашка с братьями ждала меня на улице возле школы. А по субботам я оставлял братьев на отца, а сам шел в школу на полдня, до обеда. По субботам я читал вслух.

Тамарочка была в отпуске, и мне, в виде исключения, особым указом директора разрешалось самостоятельно брать в учительской ключ от нашего класса. Единственное условие – убираться в классе после сеансов чтения. Впрочем, с этим никаких сложностей не было. Все, кто приходил смотреть бесплатный театр в виде меня, делали это совершенно добровольно, это же не уроки. Поэтому и с уборкой никаких проблем. Добровольцы помыть пол в классе всегда находились.

Еще я заметил, что, несмотря на каникулы, число моих слушателей особо не уменьшилось. Правда, сейчас я читал лишь один день в неделю, но ведь и народу должно было остаться меньше. Многие покидали Москву на лето. Однако в классе, когда я читал, не то что не было свободных мест, приходилось за парты по трое садиться, иначе всем места не хватало. Ума не приложу, что делать, когда начнется новый учебный год. Где мне их всех рассаживать-то?..

Глава 19

«Я, Мальцева Наталья, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза».

Сегодня у нас среда, 6 ноября 1968 года. И меня принимают в пионеры. Прямо на праздничной общешкольной пионерской линейке, посвященной очередной годовщине Октября. Случай, надо сказать, экстраординарный. Второклассница, неполные восемь лет – и в пионеры.

Это инициатива Людочки, старшей пионервожатой нашей школы. Она несколько раз приходила слушать мои выступления и загорелась идеей срочно затащить меня в пионеры. Не дело, мол, что такой ценный кадр до сих пор не пионер. Вот она и пробила в райкоме комсомола разрешение принять в пионеры исключительно одаренную и ответственную второклассницу.

Просто так ей, правда, такого разрешения не дали. Специальная комиссия из трех человек приезжала, на меня смотреть. Комиссия, хе-хе! Три девчонки лет по двадцать. Приперлись на очередное чтение и сидели в зале, слушали.

Я не оговорился – в зале. В начале нового учебного года я сходил к директору и выпросил у него право читать в школьном актовом зале, если там никаких иных мероприятий не проходит и он пустует. А то совсем тесно в классе стало, уже и по трое человек за каждой партой сидит, а все равно места на всех не хватает.

За лето благодаря безвозмездным пожертвованиям читателями личных книг я еще увеличил свою библиотеку и к сентябрю вплотную приблизился к тысяче томов, которые занимали уже три шкафа. По ассортименту художественной литературы моя библиотека сильно превосходила штатную школьную. Правда, у меня были книги лишь для младших школьников.

А в сентябре еще и новые первоклашки в школе появились! К слову, некоторые из них по возрасту были старше меня. Сначала они, понятно, осваивались. Но уже в начале октября на чтение робко заглянул рыжий первоклассник в смешных круглых очках и спросил, можно ли ему тоже послушать. Я тогда, помню, как раз сказку о молодильных яблоках читал. А поскольку в класс набилось заметно больше сорока человек, то, чтобы не было душно, мы читали с открытыми окнами и открытой дверью. Вот на звук моего голоса новый читатель и заглянул.

Так вот, возвращаясь к комиссии из райкома. Послушали меня. Вроде понравилось. Я специально для них «Сказку о Военной тайне» прочитал. Типа я весь такой насквозь передовой – почти пионер. После чтения еще сводил их посмотреть на мою библиотеку. Три шкафа с книгами, коробка карточек и журнал учета. Причем добрая треть книг была мной собственноручно восстановлена из списанного хлама. А пионервожатая Людочка притащила наш классный журнал – показать оценки ребят по чтению. Троек там не было, к этому времени я уже и последних двух обалдуев зацепил. Теперь из нашего класса в библиотеку не был записан лишь один человек – я сам.

В общем, комиссия единодушно пришла к выводу о том, что с порученной мне общественной работой я справился превыше всяких похвал. Опять же, круглая отличница, примерное поведение и, до кучи, сирота пролетарского происхождения. Отец – токарь и член партии, малолетние братья-близнецы, о которых я забочусь. Что называется, абсолютный идеал. Хоть сейчас на плакат. Так Людочка получила разрешение райкома принять меня в пионеры, несмотря на мой юный возраст.

И вот я в парадном белом фартуке и с мерзкими белыми бантами на голове стою возле знамени пионерской дружины, а Людочка под не слишком умелый барабанный бой собственноручно повязывает мне на шею пионерский галстук, а затем цепляет к моему фартуку значок. Вот и все, очередной этап пройден, теперь я пионер. Ниночка, я ничего не забыл. Я все помню и не допущу. Я приближаюсь!..

– Ай!! Сашка, больно же! Аккуратнее нельзя?

– Извини. Волосы зацепились. Я слишком туго завязала.

– Зараза! Ненавижу банты. Они мне мешают.

– Зато красиво. Во, один развязала. Повернись, сейчас второй сниму.

– Уй! Больно. Саш, ну осторожнее.

– Сейчас. Сама бы завязывала. У тебя волосы слишком короткие, неудобно.

– Я сама не умею.

– Хочешь, научу?

– Не хочу. Я не собираюсь бантики носить. Это был последний раз в жизни.

– А зря. Тебе идет. Наташ, а давай тебе косу отрастим, а? Такую же, как моя. Будет очень красиво.

– Нет уж, спасибо. Я как-нибудь без косы перетопчусь. Мне еще не хватало по утрам косу заплетать. Делать мне, что ли, нечего?

– Ну, как хочешь, я просто предложила. Все, развязала. Держи свою ленту.

– Спасибо. Сашка, знаешь, что Вовка сегодня ночью учудил?

– Чего?

– На горшок попросился. Сам! Проснулся часа в два и кричит: «Ната, Ната!» Ну, ты же знаешь, как он умеет.

– Угу. И дальше что?

– Я его спрашиваю: «Чего тебе, Вов?» А он мне отвечает: «Писать». Представляешь, сам проснулся и попросился! Здорово?

– Здорово. Молодец, Вовка. Нужно ему подарить что-нибудь.

– Я тоже так думаю. Ну, оделась? Пошли домой. В гастроном только зайдем, мне купить кое-что нужно. Я завтра пирог печь буду, праздник все-таки.

– А какой? С клубничным вареньем?

– Точно.

– Мой любимый.

– Я знаю. Потому и пеку. Я ведь не очень пироги люблю, ты знаешь. Папа тоже, ему все равно какой. А мальчишкам нельзя много. Так что будешь помогать есть.

– Это я могу. А газировка будет?

– А ничего не склеится?

– Не склеится. Так будет? Я пирог с газировкой люблю.

– Тогда сама от гастронома ее нести будешь. А то мне тяжело. Понесешь?

– Спрашиваешь. Конечно, понесу.

– Эх ты, сластена. Чего встала в дверях, проходи!

– Наташ, тут дождик.

– Боишься растаять? Сахарная ты моя…

Глава 20

Я опять прославился на весь Союз. Снова попал в газету и опять-таки в «Правду». Правда, теперь не в обычную, а в пионерскую. Зато на этот раз меня там не упоминали вскользь, а вся статья была про меня. И напечатана она была на первой странице. Вернее, там она начиналась, а продолжалась на второй. А еще на первой странице газеты была напечатана фотография моей улыбающейся тушки в пионерском галстуке. Помню, меня минут тридцать мурыжил фотограф из «Пионерки», когда делал этот снимок. Он штук десять различных вариантов меня красивого снял. А после фотосессии было еще и интервью. Дотошная въедливая тетка два часа мучила меня вопросами о том, как я дошел до такой жизни.

Насколько я понял из обрывков фраз этой тетки, у одной из тех трех девиц, что приходили из райкома смотреть на меня, в редакции «Пионерки» работал ухажер. И он где-то там, не то в курилке, не то в столовой, ляпнул про меня. Типа есть вот такая удивительная девчонка, что стала пионеркой в семь лет. А потом эта информация дошла до редактора. Тот быстро раскрутил ухажера на подробности и через его подружку из райкома вышел на меня. Так и появилась эта статья.

Статья, конечно, вышла, мягко говоря, не вполне правдивая. Но я от журналистов ничего иного и не ждал. По-моему, это у них профессиональное. Вечно наврут с три короба для объема, а читатель потом разбирайся и выискивай зерна правды в куче лжи. Вот скажите: для чего нужно было врать, будто бы я очень хочу завести собаку, но папа не разрешает, а? Да она меня про собаку даже и не спрашивала ни разу! Сама все придумала. И не нужна мне никакая собака. Мне и братьев хватает выше крыши. Еще и собаку себе на шею вешать. И с чего она решила, что папа бы мне не разрешил завести собаку, если бы я этого захотел? Разрешил бы вполне. Наверняка сказал бы что-то вроде: «Покупай, но кормить ее и гулять с ней будешь сама». Так бы все и произошло, я его знаю.

Как бы то ни было, но статья обо мне в газете появилась. Пионервожатая Людочка, как прочитала ее, чуть ли не подпрыгивала от счастья. Я так понимаю, ей там по комсомольской линии после такой статьи какие-то плюшки светили. С подачи Людочки про меня и в школьной стенгазете написали, вклеив туда мою вырезанную из газеты фотографию и часть статьи.

Меня стали узнавать старшеклассники в коридорах школы и здороваться со мной. Младшие-то классы меня и раньше знали, благодаря моим сеансам чтения. Впрочем, я и без статьи выделялся из толпы. Как-никак, я был самым молодым из ныне живущих пионеров СССР…

А вот в школьной пионерской дружине возникли сложности с тем, куда меня пристроить. Все дело в том, что дружина, как водится, была разбита на отряды. Один отряд – один класс. Перевод пионера из одного отряда в другой происходил весьма редко, лишь в случаях, когда этот пионер менял класс, где он учился. Но я менять свой класс не собирался. Конечно, со временем, года через полтора, и в моем классе появится пионерский отряд. Но пока-то его ведь не было! Создавать новый отряд, состоящий всего из одного человека, казалось неправильным. Можно бы временно зачислить меня в отряд другого класса, например 4 «А». Только это было не слишком удобно. В итоге ни новый отряд не создали, ни в существующий меня не зачислили. И стал я вроде как членом совета пионерской дружины.

В результате такого моего непонятного положения я получил формальное право присутствовать на заседаниях совета дружины. Людочка, правда, не думала, что я этим правом воспользуюсь. Нечего мне на совете делать. Но когда однажды я приперся на очередное заседание, она согласилась с тем, что мне можно присутствовать. В конце концов, ведь Людочка сама в шутку сказала мне как-то, что раз я не вхожу ни в один из отрядов, то я, значит, почти член совета дружины. Действительно, как же еще я могу участвовать в жизни дружины, если не вхожу ни в один из ее отрядов? Откуда буду получать руководящие указания? Только напрямую от совета дружины, больше никак.

На самом деле приперся я на заседание совета из чистого любопытства. Интересно мне было, чем занимается совет дружины на своих заседаниях. В прошлой своей жизни я ни разу не был на подобных заседаниях.

Как выяснилось, ничего особенного они там не делали. Восемь человек сидели за длинным столом и слушали, что вещает со своего председательского места Людочка. Иногда поднимали руки. Заходил вызванный на совет пионер Галкин, который бесился на перемене и случайно разбил шваброй стекло в кабинете географии. Галкину прочли нотацию. Тот сказал, что больше не будет так делать, и его отпустили.

А вот следующий вопрос меня заинтересовал. Людочка рассказала, что московский городской совет пионерской организации при поддержке московского горкома комсомола объявил среди всех пионерских дружин города соревнование по сбору макулатуры. Пионеры каждой дружины собирают макулатуру, а потом меряются количеством собранного. И наша дружина тоже будет участвовать. Совету нужно избрать ответственного за это мероприятие, а также решить, будем ли мы проводить внутришкольное соревнование по отрядам или нет.

Смотрю, совет как-то весь загрустил. Я так понимаю, никто из ребят не хочет быть ответственным за сбор макулатуры. Это совсем неинтересно. Но кому-то из них сейчас придется все же им стать.

Тут я из своего угла (я скромно сидел на стуле в углу, за стол меня не пустили) вякаю. Обязательно ли, говорю, ответственным должен быть член совета дружины или нет? Необязательно, отвечает Людочка. Подойдет любой авторитетный пионер. И ехидно так интересуется: «Не хочешь ли ты, Мальцева, стать таким ответственным?» А ребята за столом смотрят на меня и улыбаются. Смешно им. А вот и хочу! Назначьте, говорю, меня.

Посмеялись, конечно. От горшка два вершка, а лезет куда-то. Вот только я настаиваю. Говорю, что не шутил я. Хочу попробовать. Ну, меня и… назначили. Никто, понятно, не верил, что я справлюсь. Людочка, было видно, хотела ткнуть меня носом в грязь и показать мне мое место. А ребята из совета просто не желали брать это дело на себя. Каждый из них опасался, что жребий может пасть на него. Тут же такая удача – бестолковый доброволец, который по молодости и глупости не понимает, с чем он связывается. В итоге совет дружины единогласно проголосовал за мою кандидатуру…

Глава 21

Где взять макулатуру? Можно собрать по дому лишние бумажки. Но много ли их там наберется? Мы с папой выписывали «Правду», «Пионерскую правду» и «Труд». И все равно лишних газет в доме было немного. Они все время куда-то тратились. То окна заткнуть, то в помойное ведро на дно положить, то кастрюлю обернуть. В общем, не было у нас дома богатых запасов бумаги. Имелись, правда, еще старые журналы «Техника – молодежи», но их уже я сам не отдал бы. Они мне нужны. И я уверен, что подобная ситуация со старой бумагой в большинстве других современных семей. А то как бы еще и не похуже, мы-то хоть три газеты выписываем, а некоторые так и вовсе ни одной.

Попросить ребят пройтись по квартирам в поисках ненужной бумаги? Много ли там дадут? Еще нужно учитывать то, что школа наша не единственная в районе. Соревнование-то по сбору макулатуры общегородское. Придется конкурировать с другими школами, которые, понятно, тоже побегут выпрашивать бумагу по квартирам.

И что делать? Ясен пень – снова бежать за помощью к моей знакомой заведующей библиотекой. Сейчас начало декабря, после последнего вывоза списанных книг прошло больше полугода, и в подвале уже должны к настоящему времени скопиться приличных размеров залежи.

Я отменил сегодняшнее чтение и потащился в библиотеку. Мило побеседовал там с заведующей. Она угостила меня сладким чаем, а я похвастался своим пионерским галстуком и рассказал ей о первом в жизни пионерском задании. Впрочем, заведующая о галстуке уже знала. «Пионерскую правду» библиотека тоже выписывала, это ведь детская библиотека! И статью обо мне в газете заведующая читала.

Все оказалось даже лучше, чем я мог себе предположить. Да, списанные книги в подвале были. Заведующая, чтобы помочь мне, решила срочно списать еще партию ветхих книг. Но это еще не все! Оказывается, у нее было несколько хороших знакомых среди заведующих другими библиотеками. Они вместе в каких-то совещаниях периодически участвуют. И моя знакомая заведующая прямо при мне позвонила по телефону и попросила помочь списанными книгами самому юному пионеру страны. Тем более что библиотекам и делать-то ничего не нужно. Не нужно париться с наймом грузчиков и заказом транспорта для вывоза обветшавших книг. Пионеры сами придут в библиотеку и все заберут. Бесплатно. Им нужно лишь показать, что именно можно уносить, а что пока еще рано.

Не откладывая дела в долгий ящик, я в тот же день посетил три библиотеки из числа тех, с заведующими которых была достигнута договоренность. Познакомился с тамошними начальниками и примерно оценил фронт работ. Особенно меня порадовала последняя библиотека. Недавно в жилой квартире над ними прорвало водопровод с горячей водой, и библиотеку частично залило. Погибло довольно много книг, а также в негодность пришло несколько десятков годовых подшивок газет. Есть что вывозить!

Вот так, просто и изящно. И никаких хождений по чужим квартирам. Теперь осталось лишь увезти мои трофеи. О том, чтобы сделать это в одиночку, не могло быть и речи. Значит, буду запрягать других пионеров. Зря, что ли, меня совет дружины назначил? Вот завтра и начну…

…Н-да. Дисциплина у нас хромает. Самыми никчемными работниками оказались седьмые классы. Из двух классов на вывоз макулатуры пришло двадцать два человека, то есть примерно 40 процентов списочного состава. Причем из этих двадцати двух человек восемнадцать были девчонками. У остальных нашлись более важные дела.

А лучше всех показали себя четвертые классы. Мало того, что пришли они почти полным составом, так еще и во время работы почти не бесились и не пытались постоянно подшутить надо мной, как семиклассники.

За четыре дня пионеры под моим руководством выпотрошили восемь библиотек. Первый день был самым сложным. Это происходило так. Для начала на большой перемене я с Людочкой приперся в учительскую, где она попросила за меня учителей. На пятом уроке я посетил четвертые и седьмые классы и рассказал про сбор макулатуры, в котором все пионеры, как будущие строители коммунизма, просто обязаны принять самое активное участие. Поскольку рассказывал я за счет учебного времени и в присутствии учителя, меня слушали достаточно внимательно. Четвертым классам я назначил сбор завтра возле школы в четырнадцать часов, а седьмым – там же, но в пятнадцать. Всем приходить с санками и веревками, в рабочей одежде. На следующий день я на всякий случай еще забегал ненадолго в классы и напоминал, что сегодня идем собирать макулатуру.

Четвертые классы, как я и говорил, пришли почти полным составом, то есть более полусотни человек. Собрались, построились рыхлой колонной и пошли. Встречные прохожие провожали нашу процессию удивленными взглядами. Еще бы! Полсотни ребятишек с санками куда-то целеустремленно маршируют, а возглавляет это движение самая мелкая девчонка, причем единственная, у кого не было санок.

Привел я ребят в библиотеку, оставил ждать на улице, а сам зашел к заведующей. Та открыла нам подвал со списанными книгами и осталась следить за ребятней и показывать, что можно забирать. А я вернулся в школу, где должны были собраться седьмые классы.

Дальше все повторилось. Собрал ребят и повел в библиотеку. Правда, не в ту, куда увел четвероклассников, а в другую. Да и ребят было вдвое меньше, причем почти одни девчонки. Что ж, раз у них в классах парни такие ленивые, придется отдуваться девчонкам. Ну, я думаю, завтра они расскажут своим мальчишкам все, что они о них думают.

Пока девчонки из седьмых классов увязывали и выносили на улицу старые книги и газеты, я вернулся к группе четвероклассников. У тех уже все было готово, они ждали лишь меня и в ожидании играли в снежки, используя в качестве укрытий собственные санки с привязанными к ним стопками книг.

Бац!! Больно же! Получив в глаз снежком, я от боли и неожиданности даже упал на колени. Мальчишка, который лепил этот снежок, видимо, очень долго мял его в руках. Судя по ощущениям, снежок у него получился почти каменной прочности, у меня даже слезы из глаз потекли.

Ребята окружили меня, подняли на ноги, утешили, высморкали и даже извинились. С одних из санок быстро сняли весь груз и распределили его по другим, а меня, как раненого, везли до школы в санках. Складывали мы свою добычу в школьном спортзале, в котором по причине подходящей погоды занятия временно не проводились. На уроках физкультуры школьники катались на лыжах…

…Фух, наконец-то я дома! Привет, пап. Как мальчишки, все нормально? Сашка, ты чего так смотришь? В зеркало? Не, еще не смотрела. Ну-ка… Ой!! Вот это фингал! Здорово меня. Нет, я не дралась. Это несчастный случай. А вот так! Снежком мне в глаз засвистели, вот как!

Пап, Сашка, я устала. С седьмыми классами вообще два раза ходила, за один раз не увезли все, мало их было. Не могу сегодня готовить. Вы макароны отварите себе, ладно? В холодильнике еще котлеты должны оставаться, я вчера десяток сделала. Пожарьте их себе. Мальчишкам гречку с молоком. А я в душ и спать, устала очень. Мне пару котлет пожарьте и оставьте на сковороде, я утром съем перед школой. Не, не могу я. Падаю. Мне нужно лечь. Завтра все это еще раз придется повторить, но уже с пятыми и шестыми классами. Спать!..

Глава 22

Вручать нашей пионерской дружине почетную грамоту от московского горкома комсомола приезжал какой-то парень лет двадцати пяти. Представился просто членом горкома, как зовут его, не сказал. От городского совета пионеров с ним еще какая-то девчонка лет двадцати была. Та вовсе никак не представилась, молчала все время.

Ради вручения грамоты отменили шестые уроки, у кого они были, и построили дружину на третьем этаже. Людочка довольная, рот до ушей. Мы почти двенадцать тонн собрали, первое место по Москве. И это уже без веса книжных обложек. Мы книги-то притащили с обложками, а их, оказывается, нужно обдирать перед сдачей в макулатуру. Так еще два дня потом в спортзале обдирали эти обложки. И для своей библиотеки я с полсотни книжек из кучи умыкнул. Вот после всего этого у нас почти двенадцать тонн бумаги оставалось.

Для того чтобы вывезти нашу добычу, паре «ЗИЛов» пришлось сделать по два рейса. Погрузку же осуществляли в основном силами мальчишек из обоих седьмых классов, они здоровые лбы. Это не я, это их так девчонки-семиклассницы наказали. Очень они на своих мальчишек обиделись за то, что те в первый день бросили их и заставили самих таскать тяжести, да еще и два раза. За один рейс мы всю списанную кучу увезти не смогли.

Как бы то ни было, мы победили, причем с большим отрывом. Занявшая второе место школа собрала около семи с половиной тонн, хотя школа больше нашей и численность дружины у них чуть ли не вдвое превышает нашу. Помню, у Людочки, когда увидела столько книг в спортзале, на радостях истерика случилась. Все лезла ко мне целоваться, еле отбился от нее.

В общем, пионерская дружина получила почетную грамоту от горкома комсомола, а лично мне за успешное руководство операцией Людочка сама выписала грамоту от школьной дружины. Еще на церемонию раздачи слонов, в смысле вручения грамот, приехала уже знакомая мне тетка-корреспондент из «Пионерской правды». Наверное, послали ее потому, что она совсем недавно была в нашей школе, когда писала статью про меня. Понятно, что такое событие, как награждение занявшей первое место в Москве школы, не могло остаться без внимания официального печатного органа пионерской организации.

А после линейки тетка из «Пионерки» напала на нас с Людочкой и трясла на предмет подробностей, как мы все это собирали. В основном меня, конечно, трясла. У Людочки поинтересовалась только, почему это задание поручили именно мне. Интересно, что она наврет в своей статье на этот раз? Быть может, напишет, что я тайком от строгого отца подкармливаю в своем подъезде бездомных котят?..

…Во время эпопеи со сбором макулатуры я перезнакомился со многими учениками четвертых – седьмых классов. Ничего, нормальные ребята. Смирнов, который мне фингал снежком поставил, на следующий день даже подходил ко мне извиняться. Шоколадку принес. Спасибо, конечно.

Так вот. Ребята хорошие, но видно, что читать книги особо не любят. На мой вопрос: «Какую книгу ты сейчас читаешь?» – большинство опрошенных либо затруднялось ответить, либо называло ту книгу, что они проходили в настоящее время на уроках литературы. Это не дело. Школьную малышню я на книги подсадил, так не попытаться ли мне сделать нечто подобное и с более старшими, а? Кроме того, у меня одна мысль появилась любопытная, но я хотел кое-что проверить, прежде чем браться за ее реализацию.

Зашел я со своей идеей к Людочке. Так, мол, и так, давай я им почитаю вслух что-нибудь интересное, чего в школьной программе нет. Тут ведь важно не только то, что именно читать, но и то, как читать. Людочка подумала, подумала и выдала, что это дело можно провести как выступление школьной самодеятельности. И она тогда сможет с чистой совестью включить это в какой-то там свой отчет. Оказывается, с самодеятельностью у нас в школе туго, а графа такая в отчетах существует. И мы с ней вместе пошли к директору.

Николай Кузьмич в принципе не возражал, спросил только, что за книгу я хочу читать. Это я, конечно, уже решил. «Конек-горбунок» Ершова. Достаточно длинная, в меру короткая, интересная и читается легко. В общем, одобрение и разрешение на три вечера занять актовый зал были получены.

Дальше по указанию Людочки редколлегия пионерской дружины нарисовала нечто вроде афиши, которую вывесили на первом этаже в холле. По случаю наступающего Нового года будет выступление школьной самодеятельности. Приглашаются все желающие (можно с родителями) на вечера художественного чтения. Читает Н. Мальцева. Всего будет три вечера, 27, 28 и 29 декабря, начало в 17 часов.

Ну что сказать, я ожидал большего. В пятницу, 27-го, пришли человек пятьдесят ребят и с полдюжины взрослых. Но разве это повод унывать? Да и книжка хорошая, мне и самому ее почитать интересно. И я с удовольствием ходил по сцене и читал. Орал и плевался царем, пьяно заикался братьями Ивана, шипел коварным спальником. В общем, развлекался по полной программе. Достаточно быстро я вообще забыл про зрителей и читал уже для себя. Остановился лишь тогда, когда окончилась первая часть.

Хм… Хлопают. Понравилось, что ли? Раньше мне не аплодировали. Объяснил народу, что на сегодня все, а желающие услышать продолжение могут приходить завтра.

И они пришли. Только на вторую часть пришло народу чуть ли не втрое больше, чем приходило на первую. И было много взрослых. Быть может, потому, что была суббота, и у многих этот день был выходным?..

…В понедельник, 30 декабря, я вернулся из школы в подавленном настроении. И хотя в ранце у меня лежал мой дневник с одними пятерками, радости мне это не добавляло. Я помнил, что случилось в этот злосчастный день ровно год назад, когда я тоже принес домой дневник с пятерками.

Я открыл своим ключом дверь, и мы с Сашкой ввалились в квартиру. Слышу, на кухне какие-то звуки, кто-то возится там. Это еще что такое? Тут оттуда выходит отец (почему не на работе?), держит за спиной правую руку, загадочно улыбается и говорит:

– Привет, девчата! Я сегодня пораньше пришел, меня отпустили. За мальчишками попозже в ясли схожу.

– Привет, пап.

– Здравствуйте.

– Наташка, у меня для тебя сюрприз.

– Сюрприз?

– Да. Подарок. На Новый год и на день рождения.

– Пап, подарки заранее не дарят. Завтра.

– Да я знаю. Но это такой подарок, который не может ждать до завтра.

– Ты меня заинтриговал. И что же это такое?

– Наташ, ты вообще-то могла бы и раньше у меня спросить. И с чего ты взяла, что я не разрешу? Раз ты так хочешь, то я не против. Только при одном условии.

На этом месте у меня зародились нехорошие предчувствия. Неужели это…

– Папа. Что за подарок и какое условие?

– Подарок – вот! – С видом фокусника, достающего из шляпы кролика, папа вытягивает перед собой правую руку. А на руке у него, как несложно догадаться, лежит и неуверенно шевелит лапами еще слепой комок шерсти. Мечта Малыша и объект ревности Карлсона. Зашибись. Мне подарили собаку.

– А что за условие? – уныло спрашиваю я.

– Условие простое, Наташ. Кормить ее и гулять с ней ты будешь сама. Мне этим заниматься некогда.

Нда. Кто бы сомневался. Остается надеяться лишь на то, что собака не вырастет слишком большой. Квартирка-то у нас маленькая.

– Папа, скажи, а что это за порода?

– Очень хорошая порода. Мне один товарищ на работе подарил. У него недавно собака ощенилась. Так-то он щенков продает, но для тебя подарил бесплатно. Он тоже ту статью о тебе в «Пионерке» читал.

– Так кто же это? Болонка? Такса?

– Нет, не болонка и не такса.

– А кто?

– Немецкая овчарка!

– Упс…

Глава 23

Хрюша оказалась веселой и шаловливой собакой. Очень любила играть в догонялки со мной и Сашкой, а бегать за брошенной палочкой или мячиком могла часами. Еще она почему-то любила кошек. Странно, правда? Нет, она их не кушать любила, а играть с ними. А еще лучше – облизывать. Когда Хрюше удавалось загнать кошку в какой-нибудь угол, она сразу начинала вылизывать ей спину, хотя несчастным кошкам это активно не нравилось, и они при первой же возможности спасались бегством.

Глаза у Хрюши раскрылись утром 1 января. Такой вот подарок на Новый год. Я с утра встал, вытащил ее из коробки с тряпками, где она спала ночью, и понес на кухню кормить. Сижу на табуретке, зеваю, сую щенку в рот старую соску близнецов. Глядь, а она глаза открыла. На меня смотрит. Так что я в ночной рубашке и с бутылкой молока в руке был первым, кого Хрюша увидела в своей жизни.

Моим братьям новая живая игрушка очень понравилась. Когда Хрюша научилась уверенно ходить, она стала по нескольку часов в день играть на полу с близнецами. Часто к ним и Сашка присоединялась, и тогда они вчетвером начинали беситься. Я на кухне готовлю обед или ужин, а из комнаты до меня доносятся визг и смех, сопровождаемые неумелым щенячьим тявканьем.

Во второй половине января страна была взбудоражена неудачным покушением на наших космонавтов. Стоя в очередях в магазинах, я не раз слышал осторожные перешептывания взрослых на тему того, что в действительности стреляли не в космонавтов, а в… Самого. Только тсс… никому ни слова! А я только молча улыбался. Да, я помнил этот момент. Вернее, не так. Я про него совсем забыл и вспомнил лишь тогда, когда об этом написали в газетах. Все верно. Я лишь фамилию стрелявшего забыл. Не то Иволгин, не то Иночкин. Хотя нет, Иночкин – это из кино. В общем, что-то на букву «И». И я помнил, что настоящей его целью действительно был Брежнев. Но тогда он то ли не попал, то ли Брежнева вовсе в машине не было. В общем, за судьбу Ильича я не волновался. В прошлый раз промазал – и теперь промажет. Мое вмешательство в Историю пока было микроскопическое.

В школе дела шли по накатанной колее. Я по-прежнему занимался своей библиотекой и читал вслух книги. Сказки и рассказы младшим я читал обычно в нашем классе, а вот более серьезные вещи – уже в актовом зале. Рассказ О. Генри «Вождь краснокожих» пользовался бешеной популярностью, по требованию слушателей я перечитывал его четыре раза в течение двух недель. Когда же я достал (через свою знакомую заведующую библиотекой) книгу «Трое в лодке, не считая собаки» и стал читать ее со сцены, то… Привлеченный взрывами дикого хохота, директор школы заглянул в актовый зал и застал там такую картину. С книгой в руках и серьезным лицом я стою у края сцены, а зал передо мной сотрясается от смеха. Кто-то сполз на пол, кто-то согнулся пополам и держится за живот, кто-то уткнулся носом в плечо соседа. Те, кто уже не может больше смеяться, продолжают стонать и булькать. И почти у всех на глазах слезы. В общем, повеселились.

Вожатая Людочка с довольным видом рисовала галочки в своих отчетах. У нас в школе теперь есть художественная самодеятельность. А с марта месяца по рекомендации Людочки я начал выступать в нашем районном Дворце пионеров. Раз в неделю, по четвергам, я приходил и читал со сцены.

Поначалу народу было совсем мало. В основном приходили ребята из нашей же школы, которые меня знали. Но по мере расползания слухов обо мне количество слушателей все увеличивалось, и к началу лета зал стал заполняться больше чем наполовину. Я читал Пушкина и Ершова, Марка Твена и Джека Лондона, Носова и Драгунского, Гайдара и Агнию Барто. Да много чего читал. Слушателями чаще всего были школьники средних классов, но приходили и старшеклассники, а иногда и взрослые.

Дома же я по вечерам писал книгу. Вернее, не писал, а воровал. Я по памяти своровал у Филатова его сказку про Федота-стрельца. Насколько я помнил, эта сказка была написана где-то в середине восьмидесятых, а сейчас шел всего лишь 1969 год. Ничего, Филатов человек талантливый, другую сказку напишет. Тем более что у меня имелись наполеоновские планы на первую половину 80-х. И если мне будет сопутствовать успех, то в те годы историческая реальность резко свернет в сторону от памятной мне по моей прежней жизни ситуации. И совсем не факт, что в этой новой реальности Филатов сможет создать свой шедевр. Так что можно было считать, что это я не ворую книгу, а спасаю от гибели великую рукопись…

…Филатовскую сказку про Федота-стрельца я закончил в середине мая. В прошлой жизни я перечитывал ее не один десяток раз и помнил наизусть больше половины. Где не смог точно вспомнить оригинальный текст, сочинил сам. На мой взгляд, получилось достаточно близко к авторской версии.

Конечно, просто так выйти на сцену и начать читать совершенно новый текст было немыслимо. Я, кстати, свои выступления во Дворце пионеров всегда согласовывал. Была там одна тетечка от райкома комсомола, и я ей перед чтением докладывал, что именно собираюсь сегодня читать. А то мало ли, вдруг на меня внезапное помешательство накатило, и я с горя начну со сцены бредни Солженицына озвучивать.

Так вот, принес я этой тетечке свою рукопись со свежеворованной сказкой. Почитала, посмеялась, откуда такое, спрашивает. Я говорю, сама сочинила. Теперь прочитать хочу народу. На всякий случай сходили еще и к директору Дворца пионеров, ему тоже показали. Тот почитал, но также ничего антисоветского не обнаружил. Попросил только эпизод с голым негром убрать. Все-таки слушатели будут большей частью несовершеннолетними. Ни к чему им это.

По случаю окончания очередного учебного года во Дворце пионеров в конце мая – начале июня планировалась целая серия выступлений детской самодеятельности. И меня заодно включили в эту серию. С чтением сказки в стихах собственного сочинения я смотрелся ничуть не хуже выступления хора или секции народных танцев.

Мое представление поставили на вечер 1 июня. Художник Дворца пионеров нарисовал афишу, а мы с Сашкой дома изготовили из плотной бумаги несколько обручей с крупными надписями «Царь», «Федот», «Нянька», «Генерал» и так далее. Я во время выступления собирался по необходимости надевать эти обручи себе на голову, чтобы зрителям понятно было, какой именно персонаж сейчас говорит.

На удивление зал почти заполнился. И не менее трети мест занимали взрослые зрители. Я заметил в зале сидящих на соседних креслах Тамарочку с Людочкой, а через ряд от них – директора нашей школы. Мои одноклассники пришли почти всем классом. Сашка, естественно, тоже присутствовала. Вообще, было много знакомых лиц. Но много было и новых, совершенно мне неизвестных. Столь большое количество взрослых, вероятно, объяснялось тем, что сегодня воскресенье. К тому же афишу художник нарисовал достаточно качественно.

Про само мое выступление говорить особенно нечего. Я в парадной школьной форме и с красным галстуком на шее ходил по сцене, менял на голове обручи с именами персонажей и читал сказку, почти не подглядывая в текст. Наизусть выучил, пока записывал. Страха перед зрителями я вовсе не ощущал. Чего их бояться, что они мне сделают? Я ведь не девчонка восьмилетняя, хотя внешне именно так выгляжу. Да и далеко не первое это у меня выступление, я ведь читал уже раньше со сцены не один десяток раз.

Пока я читал, то думал, что новая сказка людям, похоже, понравилась. Слушали внимательно, ржали почти непрерывно. Оказалось, я ошибался. Не понравилась. Не понравилась, а привела в восторг. Я сразу догадался об этом, когда после окончания чтения мне начали аплодировать. Стоя. Впрочем, тут это обычная практика. Достаточно посмотреть записи заседаний любого съезда КПСС. Аплодисменты стоя – широко распространенное явление в текущий исторический момент. Хотя, справедливости ради следует признать, что восьмилетним девчонкам даже и тут стоя обычно не аплодируют.

А еще мне подарили цветы. Два букета. Какие-то мальчишки. Одного я немного знаю, он из нашей школы. Кажется, 6 «А». А второго и вовсе не знаю кто, хотя лицо немного знакомо. Вроде бы он уже раньше приходил меня слушать. Это что, у меня уже поклонники появляются?

Самое же интересное в этот день произошло уже после моего выступления. Сашка в раздевалке помогала мне собирать вещи, и тут раздался стук в дверь, и к нам вошел директор Дворца пионеров. А с ним еще какой-то мужик средних лет. Первый раз вижу его. Хотя нет, сейчас припоминаю, он был в зале во время моего выступления. На втором ряду сидел и иногда что-то в блокнот записывал. Так вот, это незнакомый мне мужик поздоровался, улыбнулся и сказал:

– Наташа, я хочу сделать тебе одно неожиданное предложение.

– Надеюсь, не руки и сердца? – отвечаю я.

– Что? О, нет-нет! Я уже женат. Наташа, не хотела бы ты сниматься в кино?..

Глава 24

А ведь я в прошлой жизни этот фильм видел не один раз. Он мне не очень нравился, но и плохим я его назвать не мог. На мой взгляд, вполне достойный фильм. Называется «Приключения желтого чемоданчика». Только теперь, в данном варианте истории, роль девочки-плаксы досталась мне.

Согласие на съемку в кино я дал сразу, как только узнал, что это будет за фильм. Очень удачно мне этот дядечка подвернулся. Попадание на большой экран по моему Плану не проходило, но вполне вписывалось в него. У меня как раз сейчас намечался перерыв в несколько лет, и я мог посвятить его съемкам в кино.

Сложнее всего было пристроить близнецов. Папа-то работал, и отпуск на лето у него не планировался. Опять меня выручила Сашка (что бы я делал без нее?). На все время моего отсутствия она полностью переселялась к нам и пыталась меня заменить. Сашка и раньше неоднократно у меня ночевала и была уже почти сестрой. Ухаживать за мальчишками Сашка умела, да они теперь были и не такими уж беспомощными – полтора года им скоро. Во всяком случае, проситься на горшок ребята уже научились. Вот только Степка по ночам сам не просыпался, а так и дул в штаны.

Большая часть фильма должна была сниматься в Таллине (я так и не понял, почему там, а не в Москве). Как бы то ни было, но спустя пару недель после первого моего чтения сказки про Федота я с другими актерами и съемочной группой отбыл на поезде в столицу советской Эстонии. Вместе со мной в купе ехал и Андрюшка Громов, исполнитель роли труса. А также еще двое мальчишек чуть постарше, которые в фильме будут хулиганами.

Ничего, нормальные ребята. На остановках бегали в буфет за мороженым для меня. А я читал им свою сказку. Кстати, взрослым тоже сказка понравилась. В наше купе во время чтения набивалось человек по шесть-семь, и в коридоре еще примерно столько же стояли. А наш режиссер, Илья Абрамович Фрэз, выпросил у меня рукопись, прочел ее и загорелся идеей снять по филатовской сказке фильм. И еще он сказал, что эту вещь следует непременно издать на бумаге. У него есть связи, и если я не против, то он может поспособствовать.

Для меня съемки фильма проходили по большей части в первой половине дня. Да и не так уж и много эпизодов было с моим участием, так что я особенно не перетруждался. Жили мы все в одной гостинице. Конкретно я жил в двухместном номере с девушкой Надей, ассистентом оператора.

Папе и Сашке я через день писал письма, рассказывал, как тут у меня дела. А они писали мне. Вернее, писала Сашка, просто она иногда вставляла в письма что-то и от папы. Да, в школе Сашка тоже меня замещала. Библиотека моя на каникулы не закрывалась, только сеансы чтения полностью прекратились. Вернее, они не прекратились, а перенеслись в Таллин. Я так привык читать вслух, что продолжал делать это и здесь.

Читал я по вечерам в нашей гостинице. Там на каждом этаже имелось по небольшому загончику, где стояло несколько кожаных диванов и росли фикусы в горшках. Вот в таком загончике на втором этаже, где был наш с Надей номер, я и читал. Несколько раз послушать меня забредал и режиссер Фрэз. Он пророчил мне большое будущее на сцене и говорил, что я – прирожденный актер. Не стал с ним спорить. Возможно, он и прав. Вот только актером-то я становиться вовсе не планировал. Это пока у меня есть время. А так у меня совсем иные планы на собственную жизнь…

– Наташа, мы тут!

– Сашка!! Привет! Привет, пап! Ой, Хрюша, осторожнее. Какая ты стала большая! Осторожнее! Ай! Ой! Да прекрати ты лизать меня!! Фу, все лицо мне обслюнявила. А платье? Ты зачем меня истоптала ногами, а? Смотри, на кого я теперь стала похожа!

– Она просто очень рада. Представляешь, Наташ, как ты уехала, первые два дня есть отказывалась. Насилу уговорили ее. И еще она к себе на коврик твои тапочки утащила и все время спала, уткнувшись в тапочки носом.

– Она их хоть не сжевала?

– Нет, не сжевала. Только слюней внутрь напускала.

– Нда? Ну, спасибо тебе, Хрюша.

– Не ругайся на нее. Она скучала.

– Я тоже скучала. Ну, пошли?

– Пошли. Давай свой чемоданчик, я понесу.

– Ох! Чемоданчик. Не напоминай. Мне чемоданчики теперь сниться будут.

– Почему?

– Да все кино это. Про чемоданчики.

– А, понятно. Ты как, еще сниматься будешь?

– Через три дня следующая съемка. Да уже немного осталось. Цирк, автобус и аэропорт. Остальное все сняли. К сентябрю я должна освободиться.

– Понравилось сниматься?

– Не особенно. Сначала интересно, а потом уже не очень. Работа как работа. Не лучше других. Нужно просто вести себя естественно, вот и все.

– Понятно. Девчата, а давайте на такси домой поедем?!

– А с собакой в такси пустят?

– Э-э-э… Не знаю. Попробуем…

Глава 25

С началом нового учебного года Людочка ввела меня в совет дружины школы. Я, правда, и раньше там вроде как числился, но без права голоса. А теперь стал вполне полноправным членом, не хуже других. У нас одна девчонка из совета дружины весной вступила в комсомол, вот место в совете и освободилось. А в моем 3 «А» классе по-прежнему не было ни одного пионера, кроме меня.

На очередном заседании совета пионерской дружины школы Людочка повесила на меня задание с весьма расплывчатой формулировкой: «Способствовать дальнейшему повышению успеваемости в школе». Я так понимаю, она просто не знала, чем меня нагрузить, вот и дала такое задание, которое можно вовсе не выполнять. За повышение успеваемости все и так боролись, кто как мог. И если я еще стану где-то там рядом «способствовать», то хуже не будет. Лучше, впрочем, тоже.

Действительно, как еще можно повышать успеваемость? Я подозревал, что, возможно, введение порки розгами на уроках наиболее нерадивых учеников может несколько улучшить ситуацию. Но это не наш метод, такое мое предложение наверняка не пройдет. А что еще можно сделать? Всякие там соревнования по успеваемости с награждением лучших переходящими флажками и так регулярно проводились. Графики успеваемости рисовали и развешивали. Что еще можно тут придумать?

Думал я над этим день, думал другой, а на третий придумал! Игра! Соревнование! Дети же любят играть! В футбол вон после уроков гоняют до темноты, хотя никаких материальных наград победители не получают. Только моральное удовлетворение от победы над противником. А как можно играть в учебу? Мериться оценками? Это не то, это и без меня пытались сделать, результат был близок к нулю. А что тогда?

Вспомнил покраску забора Томом Сойером. Получается, учеба в школе – это работа, то есть то, что человек делать обязан. Соответственно, нужно перевести эту обязанность в игру, то есть в то, что человек делать не обязан. Футбол после уроков, например, это игра. Играть в нее никто не обязан, но недостатка желающих не наблюдается. А какую игру тут можно придумать?

И я придумал. Опять же, из моей прошлой жизни. Одно время была такая популярная телевизионная игра «Что? Где? Когда?». Это потом уже, в 90-е годы, когда там стали играть на деньги, она выродилась в черт знает что. А поначалу была достаточно приятной и интересной. Я сам смотрел с удовольствием. Когда эта игра впервые появилась на телевидении, я не помнил, но сейчас, в сентябре 1969 года, ее еще точно не было.

Вот эту самую игру я и решил внедрить в нашей школе. Причем ее спортивный вариант, когда есть несколько соревнующихся друг с другом команд. За неделю мне удалось вспомнить или сочинить правила игры, а также составить пару десятков пробных вопросов. С вопросами было сложнее всего. Впоследствии я предполагал переложить дело их составления на самих участников игры, но пока это было нереально. Никто, кроме меня, не знал, какого типа должны быть эти вопросы. Ни в коем случае не из школьной программы и не основанные на каких-то специальных знаниях. Вопрос должен быть таким, чтобы ответ на него можно было получить логическим рассуждением. Часто в формулировке самого вопроса присутствовала подсказка. Следовало всего лишь заметить ее. Хотя, конечно, эрудиция сильно упрощала поиски ответа. На это, собственно, и был весь расчет. Кроме того, когда участники игры захотят самостоятельно придумывать новые вопросы, они волей-неволей полезут в учебники и энциклопедии. Что нам и требовалось…

– …Внесите черный ящик! – выдаю я. Да, мне недостает силы и мощи голоса Ворошилова. Увы. Но я хотя бы могу воспроизвести по памяти его интонации. У других, кто пробовал, получается вести игру еще хуже.

Под барабанную дробь в актовый зал, где проходит игра, входит, неся покрашенный в черный цвет фанерный ящик, мой ассистент-восьмиклассник. Стоящая за нарисованной мелом на полу чертой толпа зрителей расступается перед ним, он подходит ко мне и ставит ящик на стол передо мной.

– Вещь, которая находится в этом ящике, сделана в Москве. Эта вещь в конце восемнадцатого века стала объектом ненависти лондонских кебменов и даже разорила некоторых из них. А изобретена эта вещь впервые была в Китае. А теперь внимание, вопрос: «Что лежит в этом ящике?» Время!

Звук настоящей корабельной рынды служит сигналом к началу обсуждения. Эту рынду добыл из какой-то своей заначки наш школьный завхоз. Не знаю уж, каким образом она у него оказалась, но нам она вполне подходит. Мы ее почистили, и теперь Васька Старинов из 6 «Б» с ее помощью подает звуковые сигналы. А секундомер Людочка выпросила у физкультурника.

Началось обсуждение. Нда. Собственно, от второй шестерки 7 «А» я примерно такого и ждал. Балбесы. Обсуждение у них началось с выяснения вопроса, когда был XVIII век. Слава богу, хотя бы это они выяснить смогли. А вот кто такие кебмены, они вспомнить не сумели. Знаменитый сериал про Холмса с Василием Ливановым еще не был снят, а книги о великом сыщике они либо не читали, либо забыли, как назывались лондонские извозчики.

Идет декабрь месяц 69-го. Мне скоро девять лет. Идет декабрь, а у нас в школе проходят отборочные игры общешкольного турнира. Игра народу, надо сказать, понравилась. Конечно, не все сразу пошло. Были и обломы, и обидные неудачи на первых порах. Но постепенно все устаканилось. Я постарался сделать правила и оформление как можно более близкими к тому, что я помнил по прошлой жизни. Труднее всего оказалось найти круглый стол, но и с этим мы в конце концов справились. Зато в качестве механизма вращения стрелки-жребия у нас была юла самого канонического вида, с прыгающей через препятствия лошадкой. Я сам, лично, купил ее в магазине.

Из числа учеников средних и старших классов школы на новую игру подсело, пожалуй, больше половины состава. В каждом классе от шестого до десятого образовалось по две шестерки. А в 9 «Б» так и вовсе три. Я их разбил на две группы – младшая с 6-го по 8-й класс и старшая – с 9-го по 10-й. У младшей группы вопросы были попроще. Кроме тех, кто непосредственно играл за столами, куча народа пыталась придумывать новые вопросы. Соревновались между собой и эти «придумыватели». Учет отгаданных и неотгаданных вопросов шел отдельно для каждого человека. Я только свои собственные вопросы не учитывал. Это было бы нечестно. Ведь мной была придумана добрая треть всех вопросов.

После же выявления лучшей команды в обеих группах я планировал устроить еще и финальный матч между ними. Старшие против младших за право называться лучшей командой школы 1969 года. Одновременно за двумя столами. Разумеется, старшие победят, но с каким счетом?

В целом уже сейчас можно сказать, что затея вполне удалась. Игра прижилась и продолжала набирать популярность. Тем более что после того, как выпал снег, играть в футбол на улице все равно стало невозможно.

Звук рынды бьет мне по ушам. Время! Ну, что там у них? Кто отвечает? Понятно. Никто. У них так и не родилось никакой вменяемой версии. Впрочем, эта шестерка и так была среди аутсайдеров. А вот после них будет играть первая шестерка 6 «А». Там состав намного сильнее. Посмотрим, на что способны они.

Ну, раз ответа нет, то я открываю черный ящик, молча достаю оттуда детский зонтик и раскрываю его над собой. Вот так. Ответ: зонт! Жалко, что ящик у нас такой маленький. Складных зонтов еще нет, а нормальный зонт в наш ящик не лезет. Пришлось мне раскулачить Сашку и выпросить у нее ее старый детский зонтик. Хотя вид у меня с раскрытым над головой маленьким зонтиком веселой розовой расцветки, вероятно, крайне нелепый. Иначе почему весь зал, глядя на меня, так подозрительно улыбается, а?..

Глава 26

В среду, 22 апреля 1970 года, я наконец-то перестал быть белой вороной в своем классе. В этот день исполнялось ровно сто лет со дня рождения вождя мирового пролетариата. Размах празднеств по стране был грандиозным, вполне сравнимым с недавним празднованием 50-летия Октября. Во всех школах шел массовый прием молодняка в пионеры. Ну, и в нашей школе тоже, конечно же. На особо торжественной линейке третьеклассникам были повязаны новые пионерские галстуки и вручены значки. Моей Сашке на правах члена совета дружины галстук я повязал сам.

А после церемонии Тамарочка повела наше стадо юных пионеров в кино. Билеты, конечно, купили еще три дня назад. Как раз на экраны страны вышел новый детский фильм. Да-да, тот самый. Со мной в одной из главных ролей.

Я сам еще этот фильм не видел, мне тоже было жутко интересно посмотреть и сравнить с тем вариантом, который сохранила моя память. Посмотрел, сравнил. В целом те сцены, где я не присутствовал, выглядели совершенно точно так же, как я их себе и представлял. Никаких изменений. Изменились лишь сцены с участием девочки Томы. Насколько я помню, в прошлом варианте у нее были длинные волосы ниже плеч. А я носил короткие, поскольку мне лень было ухаживать за длинными волосами. Ну, и лицо, конечно, у меня другое. Общее впечатление – неплохо. Во всяком случае, ненамного хуже, чем в прошлый раз. Фильм я не испортил.

А вот после фильма меня ждал сюрприз. Когда на экране уже шли титры, на сцену неожиданно вылез толстячок в костюме с галстуком и попросил уважаемых зрителей не расходиться. Толстячок представился директором кинотеатра и сказал, что сейчас в зале присутствует исполнитель одной из главных ролей в фильме. Давайте, мол, его поприветствуем и попросим сказать несколько слов.

Вот ведь свин! И откуда он пронюхал? Не иначе Тамарочка настучала. Я заметил, она куда-то отходила ненадолго в середине сеанса. Делать нечего, под аплодисменты я встал, протиснулся к проходу и поднялся на сцену. Здравствуйте, дорогие зрители!

К счастью, долго меня мурыжить не стали – через полчаса в этом же зале должен был начаться следующий киносеанс. Мне немножко похлопали, задали несколько вопросов, я же толкнул небольшую речь и еще раз поздравил всех со столетним юбилеем. Зрители снова похлопали, после чего наконец-то стали расходиться.

Вот только рано я радовался. Потому что на улице мою тушку отловили какие-то неадекватные дети (в основном женского пола) в количестве пары десятков штук, окружили и стали допекать меня вопросами о том, «как это было». Тамарочка с трудом протолкалась ко мне и отважно вывела из окружения. А затем меня окружили кольцом уже мальчишки из нашего класса, и такой вот «черепахой» мы и спасались бегством от моих поклонников. Хочу надеяться, что это ненадолго, что меня скоро забудут. А то как-то не хочется постоянно отбиваться от озабоченных киноманов. Как я с близнецами теперь гулять буду?..

…Фу, как жарко! Формально у нас еще весна, май месяц, но жара стоит уже вполне летняя. В кои-то веки порадовался я тому факту, что у меня теперь женское тело. Мне не только можно, я просто обязан ходить в юбке. Представляю, как сейчас жарко на улице мальчишкам в их плотных школьных штанах! Мне и с голыми коленками жарко, а они наверняка заживо варятся. Ну, ничего, сегодня был последний учебный день, с завтрашнего дня уже каникулы. Как-нибудь доковыляют мальчишки до дома и переоденутся в шорты.

Идущей рядом со мной Сашке тоже жарко, даже еще больше, чем мне. У нее волосы длинные – коса почти до пояса. Вот ведь и не лень ей с этой косой возиться! Каждый день заплетать-расплетать. То ли дело у меня – прическа почти мальчишечья. Правда, стригусь я в женском зале, но стричь себя каждый раз прошу как можно короче.

Сегодня я своеобразный рекорд поставил. Получил аж целых пять почетных грамот! В ранце лежат. На последнем в этом учебном году сборе нашего пионерского отряда, совмещенном с классным часом, грамоты вручали. На этот сбор меня награждать приперлись пионервожатая Людочка, директор школы и представитель районного совета пионерской дружины.

Первую грамоту вручала мне Тамарочка. За отличную учебу. Потом еще одну грамоту снова вручила Тамарочка – за активное участие в общественной жизни класса. А проще говоря – за мою библиотеку. Кстати, библиотека эта сегодня прекратила свое существование. Мы перешли в четвертый класс и переросли классную библиотеку. Все книги, все четыре шкафа вместе с картотекой, я оставил в наследство будущим первоклассникам, которые в сентябре придут учиться в наш старый класс. Надеюсь, разворуют эту библиотеку не сразу, и кто-нибудь еще успеет воспользоваться ее сокровищами.

После Тамарочки грамоту мне вручал директор школы. За активную помощь в деле повышения общей успеваемости в школе. То есть за идею и реализацию игры «Что? Где? Когда?». Директор толкнул небольшую речь, из которой следовало, что за второе полугодие этого учебного года успеваемость в школе выросла на 12 процентов по сравнению со вторым полугодием прошлого года. Особенно заметно выросла успеваемость по истории, географии и биологии. И в этом директор видел прямую связь с новой игрой.

Четвертую грамоту мне дарила Людочка. Причем за то же самое, за что была и третья – за игру. Только третья грамота была от педсовета, а четвертая – от пионерской дружины школы.

А пятую грамоту привез представитель районного совета дружины. Там меня награждали за мои еженедельные вечера чтения во Дворце пионеров. После того как я активно занялся игрой, читать в школе я совсем перестал – некогда. Но вот во Дворце пионеров продолжал делать это каждый четверг.

Так и собрал я пять почетных грамот за один день. Честное слово, когда вручали последнюю, пятую, чувствовал себя Леонидом Ильичом, которому вручают пятую звезду героя. Это было так. Награждается Наташа Мальцева за бла-бла-бла. Похлопали. Короткая речь. Похлопали. Я встаю со своего места и подхожу к грамотодарителю. Поздравляем. Спасибо. Салют. Сажусь на место. И снова: награждается Наташа Мальцева за бла-бла-бла… И так по кругу. Пять раз. Никто, однако, не смеялся. Хотя, на мой взгляд, больше всего во время этого процесса я походил на клоуна…

Глава 27

– Наташа! – крик Сашки из толпы. Я ставлю свой чемоданчик на асфальт и оглядываюсь по сторонам. Где она?

– Наташа, я тут! – Ага, вижу. Проталкивается ко мне сквозь толпу возбужденных детей.

– Привет, Наташка! – Сашка вешается мне на шею и дважды целует в щеки.

– Привет, – целую ее я. – Ты как тут? Загорела, я смотрю.

– Ага. Знаешь, тут так здорово! Мне нравится. По тебе только соскучилась. Жалко, что ты всего на одну смену.

– Саш, ну ты же знаешь – на мне близнецы. Я не могу дольше.

– Да я помню. Но все равно жалко. Как там они, кстати?

– Нормально все. В садик ходят. Воспитательница хвалит их. Еще трех лет нет, а оба уже сами кушать могут, кормить их не нужно. Дома буквы учим с ними по вечерам.

– А я плавать научилась.

– Да ты что? А не врешь?

– Ну… почти научилась. Но ведь еще две смены у меня, научусь. А ты умеешь?

– Умею.

– Честно? Где ж ты научилась?

– Не важно. О, смотри, нас зовут.

– Пошли, сейчас по отрядам будут распределять. Я тебе уже в нашей спальне место заняла, рядом с собой.

– Спасибо, Саш. А когда тут обед? Я кушать хочу…

Как несложно догадаться, это я в пионерский лагерь приехал отдыхать. Впервые в жизни. В смысле, впервые в этой жизни, раньше-то был, конечно. Сашка тоже в этом году впервые в пионерлагерь приехала, зато сразу на все лето, на все три смены. А я на три смены не могу, только на одну, вторую. Папа взял отпуск и может посидеть с близнецами, я же на месяц свободен и могу съездить в пионерский лагерь. Тем более что путевка для меня, как для сироты, бесплатная – все оплачивает профсоюз. А вот Сашкины родители 20 процентов стоимости оплачивают. Не бог весть какие деньги, конечно, но все равно – за три смены почти шестьдесят рублей они отдали.

Хороший лагерь, мне сразу понравился. Деревянные одноэтажные корпуса, сосновый лес вокруг. В паре сотен метров от забора протекает Ока. Ближайший город – Пущино, до него километров пять.

Распределили меня в восьмой отряд, к Сашке. Хотя и тут не обошлось без приключений. Сначала меня в девятый отряд сунуть хотели, к младшим. Сашке-то десять лет еще в мае исполнилось, а мне только через полгода будет, в декабре. Пришлось к старшей пионервожатой обращаться. Так, мол, и так, мы подруги, в одном классе учимся, за одной партой сидим. Нельзя нас в разные отряды. Ничего, разрулили все, переиграли и перевели меня в восьмой отряд, к Сашке.

Кроме нас с Сашкой, в палате жили еще шесть девчонок. Сашкина кровать стояла сразу около окна, а моя, соответственно, рядом. Помимо восьми кроватей в палате еще четыре небольшие тумбочки и восемь табуреток. А больше ничего. Обычная казарма, разве что кровати не двухъярусные. И удобства во дворе. Причем горячая вода есть только в душе, в умывальниках лишь холодная. Ну и что? Лето же, и так жарко. Все равно лагерь мне понравился. Я, конечно, люблю своих братьев, но все-таки отдохнуть от них иногда тоже хочется. Пусть теперь папаня четыре недели встает по ночам к близнецам, стирает белье и выгуливает Хрюшу. А я от них всех отдохну. Бедный папик…

…Первые пару дней я осваивался на новом месте и привыкал к распорядку. Сашка здорово помогала. Она за прошлый месяц весь лагерь уже облазила и теперь мне все показывала и разъясняла. Было здорово! Делать вовсе ничего не нужно – ни посуду мыть, ни стирать, ни убираться, ни готовить. Целый день только и делай, что ничего не делай.

Тут, правда, разные кружки были, но я решил никуда не лезть. На фиг. Устал я, хочу просто побездельничать. После завтрака и перед ужином ходил с Сашкой гулять по лагерю. Часть окружавшего наш лагерь соснового леса была огорожена и оказалась на территории лагеря. Этот кусочек леса облагородили, проложили там дорожки, поставили скамейки, и получилось подобие парка, где можно прогуливаться. Чем мы с Сашкой и занимались.

А после ужина нам кино показывали в летнем кинотеатре, каждый вечер – новое. По закону подлости уже на второй день моего тут пребывания привезли фильм про желтый чемоданчик. Зараза! Зря я надеялся, что его или вовсе не покажут, или хоть сделают это ближе к концу смены. Ни фига! Привезли. Разумеется, девчонки из нашей палаты меня мгновенно узнали. Да и другие ребята нашего отряда быстро вспомнили, где эту физиономию видели. Мы ведь трижды в день ели в одной столовой, за одним длинным столом.

После фильма пришлось мне лезть на сцену, уйти было совершенно невозможно. А поскольку следующий киносеанс тут должен был состояться лишь вечером следующего дня, то на сцене я проторчал, отвечая на разные вопросы и рассказывая истории о съемках, часа полтора. И это ведь я всего в одном фильме снялся. Как же, интересно, профессиональные актеры из положения выходят? Не все же могут позволить себе личный автомобиль с охраной. Ведь им, наверное, приходится гримироваться каждый раз, когда нужно сходить в булочную за хлебом…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.