Привкус магии

Не вор, а монстр какой-то… На бульдозере приехал и ландшафт перекопал.

«…Со слов управляющего Р. Агана, грабителем является человек, действительно лично знакомый его хозяину. Это некий Т. С, молодой маг, происходящий из одной известной фамилии, а также воспитанник одной из самых старых магических школ. Много лет назад именно благодаря содействию Флаина Магрица была устроена дальнейшая жизнь этого человека. И тем сильнее недоумение самого господина Флаина Магрица, получившего за свое гостеприимство и доверие такую черную неблагодарность…»

Неблагодарность, говорите… Чернее ночи…

«…В настоящий момент подозреваемый находится в розыске. Его изображение и особые приметы распространены по всем каналам связи. Надежда вернуть ценные артефакты остается…»

Я скрипнул зубами, дочитав статью, занимавшую всю первую полосу самой толстой из только что купленных газет. С цветными снимками скорбного Агана, дома Магрица и изрядно пострадавшего пустыря вокруг него (выглядело и впрямь впечатляюще; особенно ров и зияющие раскрытыми глотками гигантские ямы на пустоши).

И что это за «предметы» я уволок из Магрицева жилища?

Я оторвался от газеты и угрюмо осмотрелся. Вопреки опасениям, никто не спешил кидаться ко мне с воплями «держите вора!». Народ возле вокзала торопился по делам. Мужчина в костюме купил газету в том же автомате, что и я, мельком глянул на первую страницу и сразу же сунул приобретение в портфель, устремившись к такси. Барышня, торгующая мороженым, скучно зевнула над разложенным на лотке газетным листом.

Но беспокойство не уходило. Опять бежать и прятаться. Из похитителя я превратился в грабителя. Легко и незаметно. Не прилагая к этому ни малейших усилий. Исключительно благодаря хлопотам и содействию добросердечных людей, одним из которых является милейший Флаин Магриц.

Беззвучно, но от души выругавшись, я машинально перелистал газету до конца, мало интересуясь напечатанным в ней, но лишь для того, чтобы собраться с мыслями. Впрочем, снимок над заметкой на пятой странице невольно привлек внимание. Несколько мгновений я задумчиво таращился на изображение смеющейся синеглазой девушки в искрящемся бальном платье, которую аккуратно обнимал за плечи мрачноватого вида мужчина. Подпись: «Милан Торжич с дочерью Ксенией». На втором снимке этот же мужчина с уже откровенно хмурым выражением лица в сопровождении телохранителя поднимался к дверям банка: «…деловой визит Милана Торжича в Белглав… Контракт на поставки…»

Насмешливая девушка в «единороге»… Залитое кровью, почти прозрачное лицо девчонки в подземельях… И вот эта восхитительная светская красавица на фото… Ксения.

«Спасибо, что вернулся за мной».

Знакомое щемящее чувство шевельнулось в душе. Сожаление? Похоже… От чего-то неслучившегося или, наоборот, случившегося, но не так, как хотелось бы.

Я оборвал снимок по краю и сунул в карман, старательно избегая даже мысленного «зачем?». Просто пусть будет. И, поспешно пытаясь замять неловкость, перерыл оставшиеся газеты, пестревшие аналогичными заголовками об ограблении Магрица, оттеснившими с первых страниц даже сообщения о похищении Белой Королевы у соседей. Одно мое мифическое преступление перекрыло другое. Можно гордиться… Заодно я наткнулся на объяснение, отчего подробности об украденном гобелене не вынесены в начало. В одном из мелких местных изданий, в разделе слухов и домыслов, скромно помещалась небольшая ехидная статья на эту тему.

«…Украденный гобелен, со слов владельца, представляет собой ценность скорее эстетическую, чем историческую. Магриц избегает рассказывать подробности. Но, по нашим сведениям, похищенный гобелен может иметь гораздо большую ценность, если домыслы о сокровищнице Магрицев верны и там мог храниться гобелен уникальнейший, за которым вот уже много десятилетий охотится Всемирный Музей. Гобелен этот относится к первому веку до начала Эпохи либо к первым векам нашей Эпохи и представляет собой полотно ручной работы в традиции «ло». Имя мастера не установлено, предположительно Лорар Целот. Батальное полотно на мифологическую тему, изображающее, вероятно, финальную битву Предвечной войны. Стоимость предмета по последней оценке экспертов аукциона в Кроссвааде около восьми тысяч. Так что ценность данного гобелена неоспорима и велика. Отчего же господин Магриц избегает рассказывать подробности об украденной вещи? В осведомленных источниках высказывается мнение, что кража гобелена – это своего рода восстановленная справедливость, поскольку еще дед ныне здравствующего Флаина Магрица был замешан в темной истории, связанной с данным предметом искусства, и, как утверждают, получил его незаконным путем. Есть версия, что гобелен этот из наследия Великого Мага. Правдивы эти слухи или нет, нам неизвестно, но никто из Магрицев ни разу не выставлял сей гобелен на всеобщее обозрение, и экспертные оценки проводили камерно…»

Занятно.

Укрывшись от любопытных взглядов в кабинке туалета на вокзале, я не без труда развернул слипшееся и испачканное полотно несчастного гобелена и тихо присвистнул. После всех ночных приключений мне так и не удалось снова рассмотреть свое неожиданное приобретение, зато теперь белое сияние люминесцентных светильников выявило произошедшие с реликвией изменения. Не только оттого, что гобелен стал грязен и отсырел. А потому, что блеклые краски внезапно расцвели, проступили резкие очертания людей и предметов, словно с масляной картины смыли разводы акварели. Похоже, на поверхность гобелена нанесли маскирующий магический слой, который смылся во время вчерашнего сумасшествия.

Воины белые, воины черные (лицо каждого воина кажется живым и уникальным, как на фото), незнакомые стяги и штандарты над головами, золотое солнце в черном ободке и угольная луна в сверкающей серебром короне, смутно угадываемые горы на заднем плане…

Говорите, ценность эстетическая, а не историческая? И мерзавец «Т. С.» коварно проник в дом с целью наживы. И украл целый мешок «предметов», завернув в драгоценный гобелен. Что ж… Тогда воспользуемся плодами нажитого. Тем более что мне понадобятся деньги для путешествия. Раз уж меня объявили вором, значит, извлечем из этого максимум пользы…

Провернулся в глубине души колючий шар совести. Шевельнулся и затих. Слишком много обвинений сразу, чтобы размышлять и смаковать. Сейчас надо выживать.

Покачиваются прозрачные колокольцы, еле слышно звеня, реагируя на эманации магических течений. Золотая, янтарная, палевая древесина словно течет, изгибаясь в замысловатых, путаных узорах резьбы. Отражаются огни в синеватом зеркале металла. Беззвучны и глубоки тени в складках тканей, и кажется, что вытканные на них листья и цветы шевелятся. Изящные, тонкие и упругие, как иглы дикобраза, ветки серебряного дерева сплетены в сложные знаки: «покой», «молчание», «весна» – и подвешены в воздухе, составляя вместе композицию, прочесть которую мне не удается из-за скудных познаний в языке ушедшего народа сумрачных.

Красиво.

Зря я сюда зашел.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – поинтересовалась средних лет женщина, в костюме, выдержанном в том же стиле, что и весь интерьер антикварного магазина.

Вопрос ее бесплоден и звенит как обожженная глина. Она уже издалека успела оценить и мой внешний вид, и потрепанный сверток в руках. И потому за ее плечом высится охранник с обманчиво отсутствующим выражением лица.

Мое собственное лицо полыхало, словно под кожей пропустили раскаленные нити. В какой-то степени от неловкости и от досады по поводу этой самой неуместной неловкости. Но в большей степени от установленных в каждом углу «проницателей», которые чуют нанесенную на мою физиономию личину. Хорошо, хоть шум не поднимают. В каждом уважающем себя магазине предусмотрены «проницатели», способные различать даже малейшие магические уловки. Но в определенного рода магазинах также понимают, что не все люди хотели бы демонстрировать свое лицо окружающим, и совсем необязательно по противозаконным причинам.

– У меня есть вещь… Я хотел бы… – проговорил я, но уже понял, что это бесполезно.

Женщина с тщательно скрываемым, но оттого еще более отчетливым презрением покосилась на так и не успевший развернуться гобелен и с отменной холодной вежливостью произнесла куда-то мимо меня:

– Боюсь, ваша вещь не представляет интереса для нашего магазина. Сожалею.

Зашипел лед чужого высокомерия, разбиваясь о мои горящие скулы.

– В самом деле, извините. – Я поудобнее перехватил тяжелый гобелен. За нами по полу потянулись разводы грязи. – Ваш магазин, как я вижу, предпочитает торговать фальшивками, вроде вот этого бесского подсвечника…

– Эта вещь уникальна… – От неожиданности ледяная маска женщины треснула, и оттуда выплеснулось искреннее негодование.

– Наймите эксперта получше, – буркнул я, направляясь к выходу. – Бесски ненавидят открытый огонь, поэтому никогда не пользуются свечами.

Уже на улице я стиснул зубы от нового приступа мутной досады. Нашел время и место сверкать познаниями. Тоже мне знаток бесского искусства. Надо было еще лекцию прочесть на тему «Хороший торговец антиквариатом должен знать, что не все серебро блестящее, или как под неприглядной внешностью распознать сокровище». Незачем было вообще сюда соваться.

С остервенением я поскреб пылающие щеки и потер щиплющие глаза, а потом, выудив из кармана баллончик с личиной, вчитался в этикетку: «Перед нанесением желательно смазать кожу любым питательным кремом». Вздохнул и поболтал упаковкой, прислушиваясь к плеску. Еще больше половины осталось. Можно навестить пару-тройку магазинов. Только, подозреваю, результат будет тот же.

Вообще зря я опасался, что на меня набросятся стражи порядка, едва я попытаюсь продать находящийся в розыске предмет. Конечно, времени прошло мало, и никто еще не успел толком сориентироваться, да и описание гобелена Магриц придержал, но такой унылой апатии я не ожидал. Из первого антикварного магазина меня выпроводили, не позволив и рта открыть. Во втором выслушали без интереса и, мельком оглядев гобелен, сухо посоветовали отнести его в ломбард или комиссионную лавку. В третьем предложили примерно одну тысячную от его стоимости с условием оплаты эксперта из моего кармана. Никто не всплескивал руками в восхищении, и никто не бросался вызвать полицию. Вряд ли все они были некомпетентны, скорее никому просто в голову не приходило рассмотреть во влажном, темном полотне редчайшую вещь. Тем более в районе, где привыкли иметь дело с добропорядочными гражданами.

Поэтому я навестил еще парочку антикварных лавок рангом помельче и подальше от центра. Потом еще…

Город надевал ожерелья ночной иллюминации, затмевая и растворяя мерцание звезд на небе. Перебирал бусы придорожных фонарей, нанизанных на нити дорог. Перекатывал торопливо потоки автомобильных фар. Смешивал коктейли из ярко полыхающих разноцветных реклам и молочных оттенков витрин. Выкладывал мозаику из освещенных окон домов.

Улицы затопили люди, беззаботные и серьезные, целеустремленные и лениво дефилирующие, послушные постепенно тающему зову рекламы, все больше молодые с виду или кажущиеся такими в лукавой игре городского освещения.

– Эй, парень, не желаешь? – от сумрака отпочковалась неразборчивая фигура, ухитряющаяся оставаться смутной даже в сиянии витрины соседнего гастронома. – Есть «полынный поцелуй». И «букет феи». И еще «орочья сушь»…

– Аспирин есть? – вяло осведомился я, пытаясь совладать с ломотой в висках и переносице. То ли от беспорядочной остаточной волшбы, стелющейся в пространстве словно едкий дым, но скорее от накатывающей усталости и болезни.

– Аспирин? – поразился продавец. – И чего? От него тоже лучшеет?

– Мне лучшеет.

– Не, у меня все по старинке. Ты бы к извратам сходил, тут, за углом… Ну или в аптеку.

К извратам я не пошел, углядев справа от дворца Малой Комедии (закрыт на реставрацию) скромную вывеску очередной антикварной лавки. Уныло встряхнув почти пустой баллончик, я махнул рукой и поплелся через улицу. Все равно от этой личины мало проку. «Проницатели» и видеокамеры видят через нее, а для людей мой нынешний жалкий облик равносилен полноценной искажающей маске. Вряд ли они запомнят что-то большее, чем мрачного бродягу в потертой кожаной куртке с куском темного полотна.

Негромко тренькнул надтреснутый колокольчик над дверью. Пахнуло теплом, оттененным запахами старого дерева и лака. Качнулся причудливый жестяной фонарь над моделью старинного фрегата. Отсветы пробежали по металлическим зрачкам усеявших бархат разнокалиберных монет, лежавших в витрине возле входа. В первый момент мне показалось, что в полуосвещенном магазинчике никого нет, но тут же плавно шевельнулась фигура возле дальних полок и поплыла вдоль прилавка, неслышно и неспешно, как глубоководная рыба.

Продавца (или хозяина?) лавки ничуть не удивил поздний визит взъерошенного парня с явно больным взглядом и глупой историей о якобы случайно найденном гобелене. Склонившись над расстеленным на прилавке полотном и водя над ним крючковатым носом, старик задумчиво повторил:

– Значит, говорите, случайно нашли… В оставшихся после дальнего родственника вещах…

– Угу, – угрюмо подтвердил я, размышляя о том, что, если и этот продавец откажется купить гобелен, я пойду в ближайший ломбард и продам его как бабушкин настенный коврик. Лишь бы успеть до закрытия.

– И давно родственник помер? – хмыкнул старик, изучая краешек реликвии через лупу.

– Месяц назад, – брякнул я утомленно.

– Ну… – Старик поднял на меня насмешливые глаза неопределенно-темного цвета. – В таком случае покойного пути к вечным вершинам господину Флаину Магрицу. Надо же, какое огорчение с ним приключилось. А ведь буквально с час назад его показывали в вечерних новостях, и выглядел он вполне свежим. Хотя кто их знает, этих Черных магов. Все они немного некроманты…

Следующий вдох застыл где-то на полпути к легким, растопырившись твердыми углами.

Так. Нарвался. Как раз тогда, когда меньше всего этого ожидал. Чувство опасности оцепенело, задавленное болезненным отупением, – и вот результат. Сухощавый, крючконосый старик с острыми, буравящими глазками насадил меня на свой иронический взгляд как жука на булавку.

– А мне сегодня соседка-гадалка предсказала нежданную добычу, – продолжая рассеянно поглаживать ткань гобелена, молвил старик. – Кто бы мог подумать…

Дернуть гобелен на себя и метнуться вон. Он все равно не успеет перескочить через прилавок.

– Только не надо делать резких движений, – проницательно поспешил предупредить продавец. – У меня порог из «стынь-камня» сделан. А прилавок «одоленью» окован. Зачаровывал сам Кимон Врад. Покалечитесь.

– Никаких лишних движений я делать не собираюсь. – Я разомкнул наконец сведенные судорогой челюсти. – Вы покупаете вещь, или я ухожу.

Старик покивал.

– Ах, молодость, молодость… Тороплива и неосторожна. Я ведь не первый у вас сегодня, верно? Вы напрасно пытались продать его таким образом. Никто в этих районах у вас его не купит. Либо они слишком глупы, чтобы распознать сокровище, либо побоятся связываться с Магрицем. А вот я куплю. И даже предложу вам выбор. Или вы без шума принимаете мою цену… мм, скажем, сотни три, чтобы вы не слишком расстраивались…

– Или?

– Или я нажимаю вот тут тревожную кнопку – и сюда прибежит очень много людей. Поверьте, этот вариант даже мне не слишком нравится…

Ударить? Снести эту понимающую ироническую полуулыбку с его лица?.. Он ведь знает, что некуда мне деваться. А я знаю, что не смогу ударить старика… Даже если бы над прилавком не мерцала тонкая вязь «одолени», усиленная чужим заклятием. Хотя зря он так на нее надеется. Пробить можно…

Можно!

Глухая, темная горечь плеснулась внутри. Язык снова ожег знакомый металлический привкус. Притихшая было боль встрепенулась, пронзая виски и переносицу. Кровоточащая, пустая каверна магического резерва стремительно наполнялась злым огнем невоплощенных образов. И яд растекся по жилам вместо привычного ощущения силы.

Еще немного, и…

Нет!

Стараясь не расплескать этот ядовитый огонь, удержать его в себе, не позволяя даже капле скользнуть наружу, до костяного стука стиснув зубы и при этом пытаясь двигаться максимально быстро, я качнулся назад, выхватывая одной рукой из кармана почти пустой баллончик с личиной, а другой рукой дергая на себя злосчастный гобелен. «Одолень» над прилавком не распознала угрозы в едва тлеющих простеньких чарах. В том-то и недостаток «одолени», что у нее строго ограниченный набор «опасных» предметов. Лезвия, пистолеты, кулаки и даже газовые баллончики… Но не баллончики с личинами. Да и какая в них опасность для жизни?

Мерцающая взвесь ударила в лицо старика, заставив того отшатнуться с проклятиями и зажмуриться, закрывая глаза ладонями. К счастью, сам магазинчик был размером мал, так что от прилавка до выхода шага четыре. И можно не бежать и не делать резких движений, тогда «стынь-камень» пропустит без проблем. Отыгранных секунд должно хватить, главное – не поддаваться панике…

Зато снаружи можно и поддаться. Прижав к себе хлопающее полотно, я понесся по темным улицам, не разбирая дороги. Шарахаясь от неподвижных фонарей и шумных, ярко освещенных трамваев. Огибая пешеходов и мучительно стараясь даже не соприкоснуться случайно ни с кем, чтобы бушующее во мне смятенное, яростное пламя не перекинулось на других.

И когда постепенно густеющая тьма переулков, лишенная почти всех огней, внезапно распалась на человеческие силуэты, обступившие меня и что-то хрипло бормочущие («…закурить… эй, ты чего…»), бешеный огонь все-таки выплеснулся наружу, порождая какую-то иную магию… Наверное, страшную, потому что люди внезапно метнулись в россыпь, оставив после себя острый мускусный запах испуга.

А я остался стоять посреди узкой улицы, глотая раскаленной глоткой колючий воздух и слепо таращась перед собой. Окостеневшую память растопило злое пламя, позволив прочесть строки вчерашней ночи. Или, может, аналогия ситуации сработала.

Я вспомнил…

Незнакомый широкий двор, расчерченный серебристым светом отмытой недавним дождем луны. Перекладина качелей, неподвижные туши припаркованных машин, откуда-то доносится смутная музыка. Вокруг многоэтажные дома, в редких окнах еще горит свет, над парой подъездов тлеют светляки ламп, но сам двор не освещен. Единственный тусклый фонарь вымыл из мрака угол дома и кусок тротуара – ничем не примечательные, слепые, безликие, как в тысячах подобных районов.

Да и был бы здесь указатель с названием улицы или номера дома – что мне это даст?

Незнакомый, по-ночному недобрый, чужой город.

Я попытался реанимировать гобелен, но ткань обвисла вяло и безжизненно. Тяжелая, намокшая, пахнущая паленой шерстью и сыростью тряпка. Дотянула до города – и то хорошо…

Что-то мелькнуло на периферии зрения. Нечто темное на темном. Быстрое, достаточно большое. А может, померещилось от усталости. Горячка боя успела выветриться, пока стремительно мертвеющий гобелен тянул своего пассажира до города. Даже эмоции остались там, на пустоши. А за мной увязались, свинцом пригибая к земле, утомление, апатия и подоспевшая боль. Подернувшие, как пепел на догорающем кострище, неутоленную ярость и жажду мести. Вроде и тлеет, но уже по инерции, выгорая…

Повалиться бы здесь прямо на мостовую и лежать до утра. Все равно сил не осталось. Ни физических, ни магических… Но нет, бреду куда-то без определенного направления, волоча за собой реликвию.

И натыкаюсь… Все правильно. Из темноты, стоило обогнуть дом, выплывают ленивые фигуры… Нечленораздельно говорящие тела. Разболтанная походка. Вонь перегара от дешевого пойла и курева.

«Закурить есть?»

«Эй, куда прешь!»

«А где такое одеяло взял…»

«…А ну дай сюда…»

«…Да ты на кого руку поднял…»

«…Ну щас…»

Я даже не успел их пересчитать. Внутренние предохранители наконец перегорели напрочь. Что-то взорвалось во мне слепой, черной вспышкой. На дотлевающий костер дохнул ветер безумия, и сдетонировали свежее разочарование от только что проигранного боя, злость от предательства, старый-старый, дремучий страх и давно, казалось, ушедшая на дно памяти боль…

Такая же ночь, такие же равнодушные чужие стены вокруг, такие же пахнущие спиртом тени. Бессилие, боль и ужас…

Завертелась сумасшедшая карусель, когда на мгновения проступали и тут же размазывались оскаленные лица, когда мешались хрип, ругань, невнятный вой и глухие удары, когда летели брызги крови и стеклянное крошево разбитых бутылок…

Их оказалось много, человек восемь. И они не были так уж пьяны. И даже мой священный воинский азарт не компенсировал бы численный перевес. Но в какой-то момент я внезапно осознал, что на помощь мне пришел некто, кто выдергивает противников из круга нападающих. Одного, затем второго… Как раз в тот момент, когда этот второй был готов вонзить бутылочную розетку мне в печень.

Но рассмотреть оказавшего услугу я смог лишь позже.

Последний неприятель повалился на асфальт от прямого удара в челюсть. А я еще постоял несколько секунд, свесив руки, покачиваясь и пытаясь сосредоточиться. Затем, прижимая болезненно ноющую кисть, я побрел меж скорчившихся тел за угол, где сложно шевелился мрак, туда, откуда доносились странные звуки.

Сразу за поворотом некто в темном опустился на колени над лежащим навзничь человеком. Большая часть человека скрыта склонившейся к нему фигурой, но вытянутые ноги безвольно и как-то жалко подрагивают в такт несколько птичьим движениям нагнувшегося. Сосущие звуки пробирают до озноба.

Я делаю следующий шаг, и вампир оборачивается, демонстрируя словно выбеленное известкой, плоское лицо с чертами карикатурно-человеческими. Глаза мерцают красным, холодным, неживым светом, как огонек светофора. Подбородок измазан темными, лаково отблескивающими потеками.

Тварь слегка улыбается, глядя на меня. Выражение ее лица спокойное и дружелюбное. Эдакий добродушный сосед по столику в ресторане.

«…Много пищи… хорошая охота… ты помог мне, я помог тебе… – щекочет мозг бесполый голос. – …Ты тоже голоден… тебе нужны силы… бери, здесь много… ешь… пища…» Голос назойливо сверлит сознание, и я осознаю, что действительно невозможно голоден и что мне нужна пища, чтобы восстановить силы, и нужна она прямо сейчас.

Вампиры – твари быстрые. Но этот не успел даже отпрянуть, когда я прыгнул на него, вонзая в сердце кусок стекла от бутылки и одновременно загоняя в разрастающуюся рану остатки своего магического резерва. И впился пальцами в пергаментную, холодную кожу чудовища, запуская пальцы в расползающуюся плоть. На лице умирающей твари обиженное изумление – «я же помог тебе!..»

Я выцедил его досуха. Не в прямом, конечно, смысле. Мне пользы от человеческой ли, вампирьей ли крови не было никакой. Но вампиры перерабатывают кровь в магическую энергию, позволяющую им существовать. Я забрал всю энергию из своей жертвы.

Хотя, по сути, какая разница? Жизнь есть жизнь. В крови ли она или в незримой субстанции…

С тихим, едва уловимым шелестом посыпался на асфальт сухой прах. Машинально отряхнув припорошенные ладони, я поднял валявшуюся на асфальте куртку одного из нападавших и напялил ее на себя, пытаясь унять дрожь. Ее владелец слабо двигается слева, пытаясь отползти подальше. От меня. Он увидел мое лицо и обмочился. Влажная дорожка тянется за ним, различимая даже в ночном сумраке.

Я несколько мгновений смотрю на него и на остальных, слабо копошащихся вокруг. От них несет грязью, потом и слепым ужасом. И живым теплом. Бестелесный голос уже распавшегося существа снова соблазнительно шепчет: «…пища-пища…»

Кажется, я побежал, волоча за собой гобелен.

А потом меня долго рвало. Выворачивало от гнилостного мертвого привкуса чужой жизни, от запаха и вида крови, от ощущения распадающейся в руках плоти, от беспросветной тоски, от ненависти и отчаяния… А еще позже я тащился через ночь и город, пока не набрел на скамейку среди деревьев.

Вампирова энергия лишь слегка залатала дно каверны, образовавшейся на месте магического резерва. Как вода заливает дно ущелья. Но вода эта пахла стылым болотом. Я потратил ее всю на создание обогревающего периметра, когда добрался до парковой скамейки. И мне все время казалось, что даже магия пахнет кровью…

Вот оно что.

Я машинально потер разбитые костяшки своих пальцев. Чужая куртка висела неудобно и не грела, а леденила, как свежесодранная шкура. Хотелось немедленно от нее избавиться. А еще больше хотелось избавиться от золы, оставшейся после прогоревшего пламени в душе. Золы горькой и жгучей. Золы воспоминаний, в которых я узнавал и не узнавал себя.

18

Убегали, нет, неторопливо текли прочь черные, чеканные узоры лесов, еще покрытые золотой накипью, подернутые багрянцем, пурпуром, а иногда темной хвойной зеленью, прихотливо прошитые стежками извилистых серебристых речек или прорезанные дорогами. Стелились колкими одеялами равнины, расчерченные квадратами полей, сбиваясь складками оврагов и вздымаясь буграми пологих холмов.

Поезд никуда не спешил. Стучал себе колесами по стыкам рельс, сбавлял ход возле каждого моста даже над самыми крошечными речушками, останавливался в особенно приглянувшихся ему местечках. То возле сонного городка, все крыши которого были остроконечны, словно шляпы цветочных человечков, и украшены разнообразными флюгерами. То возле одинокой насупленной станции, затерянной в чистом поле, где единственный ее обитатель – свирепый с виду человек с волчьими желтыми глазами и заросший волосами по самые скулы – предлагал пассажирам на продажу янтарных оттенков мед. Мед брали охотно. Случалось, поезд замирал у ничем не примечательного с виду столба. А уж каждый населенный пункт размером больше двух домов он одаривал своим присутствием не меньше десяти минут…

От Белглава до соседнего крупного города Радо на хорошей машине по шоссе ехать часов пять. Но задумчивый поезд раскланивался с каждым встречным селением, и потому его путь занимал времени раза в два больше.

Да и куда ему спешить? Торопливые люди выбирали другой транспорт.

– …Я вот цветы пересаживала, – рассказывала товарке женщина в клетчатом платке. – Так возьми плаксу-то и сломай. Ох, я горевала не хуже той плаксы. Так и сидим в два ручья заливаемся. Сосед заглянул, взял бедолагу, пошептал над нею, веревочкой завязал – и, представляешь, прижилась! Вот ведь, то ли руки золотые, то ли сердце.

– Из колдунов, что ли?

– Какой там колдун в нашей-то глуши! Просто умеет он с растениями. Ни у кого такого палисадника нет, как у него. Чисто загляденье, врать не стану! И вроде делаем то же самое, что и он. Он-то нежадный, все покажет и расскажет. Ан все равно не выходит.

– А у нас колдун еще в начале лета поселился, – похвасталась вторая горделиво. – На практику, говорят. Да еще не просто колдун, а из этих, что с покойниками дела водит. Народ-то сперва распереживался, а потом, как колдун начисто повывел всех крыс, мышей и тараканов, так все нарадоваться не могут. Не поверишь, уж кого только не звали, даже «дудочника» из Яблонева выписывали – все без толку. А этот враз вывел. Половину, говорят, для своих опытов переловил, а остальные сами сбегли…

– Может, и нам кого пригласить? А то мышей в этом году страсть как много. Говорят, к холодной зиме…

Дипломированный некромант как эффективное средство от мелких грызунов… А тараканы-то ему зачем?

Я попытался устроиться поудобнее, но за пять часов пути все удобные позы уже были опробованы и отвергнуты, а мест для сна в поездах ближнего следования не предусматривалось. Можно было бы расположиться на двух сиденьях сразу, благо что вагон почти пустовал, но мешали неподвижные подлокотники. Поэтому по соседству от меня с максимальным комфортом разместился злосчастный гобелен, пакет со скудным пайком и чужая куртка. Малодушный порыв избавиться от нее я подавил как сентиментальный и непрактичный. Взять другую негде, а замерзнуть при такой погоде можно запросто… Но все равно я стянул куртку с себя, как только представилась возможность.

Так или иначе, Ловчий оказался прав. Попытка получить альтернативу очевидному развитию событий не удалась. Гобелен стоимостью целое состояние по-прежнему составлял мне компанию, а изъятых денег хватило, чтобы оплатить проезд только до ближайшей из возможных точек. Ну и на набор продуктов в дорогу. Невелико приобретение. Даже на грабеже мне нажиться не удалось…

– …Да кто его знает, когда порчу наведут, а когда само так складывается! – продолжали между тем делиться знаниями в околомагических сферах собеседницы впереди. – Вот возьми племянницу мою, Делину. Как ни бьется, а замуж никак не выйдет. Мать ее уж и к ворожее водила…

– А та?

– Пошептала, руками поводила, яйцо в стакан била. Нет, говорит, порчи. Видать, девка дура…

– Прям так и сказала?!

– Ну она сказала, что иным и порчи не надо…

Проглотив очередную порцию аспирина, я попытался задремать. Еще час или два – и мы окажемся на границе между округами, возле фермы под названием Баклаги, около которой (как уверял справочник) находились Врата. Иллюзий я не питал, скорее всего, меня там ждали. Но вряд ли целым полком десантников. И кто знает, возможно, шанс проскользнуть все же был.

Нет, от таких размышлений точно не заснуть. Да и чужая болтовня мешает. А еще больше мешает боль, все активнее пробивающаяся наружу. Аспирин уже почти не помогает. Болезнь растекалась, наливая конечности свинцом, превращая мышцы в студень, забивая легкие колючей проволокой и наполняя череп тупой, непрекращающейся ломотой. Глупо было надеяться, что приключения прошедших дней, и особенно ночей, пройдут для меня без последствий… Во всех смыслах.

Вздохнув, я запустил пальцы в коробку с «Золотыми колечками». Туристка возле Представительства в Белглаве была права. Производители меньше всего интересовались магической доминантой в том или иной районе, и ассортимент в магазинах практически не зависел от зоны влияния, в которой они находились. И, узрев на полке гастронома Белглава памятные еще по Звеннице «колечки», я прихватил пачку в дорогу. И уныло хрустел ими всю дорогу, прикончив более существенные продукты в первые же полчаса после покупки. Жаль, вкуса почти не ощущается…