Наброски углем

      - Ну, до чего же вы глупы! Наверное, во всей Бараньей Голове не найдется глупее вас! И зачем вы туда ходили?
      - А куда же мне было идти? - возразила она.
      - Куда? - повторил Шмуль. - А на чем у вас контракт? На бумаге. А не будет бумаги, так не будет и контракта; разорвите бумагу - и дело с концом!
      - О господи, - говорит Репиха, - да будь она у меня, давно бы я ее разорвала.
      - Так что же? Будто вы не знаете, что бумага у писаря? Ну, а я знаю хорошо, что вы много у него можете добиться. Он же сам мне сказал: пусть, говорит, Репиха придет ко мне и попросит, так я, говорит, сейчас же бумагу разорву - и дело с концом!
      Репиха ничего ему не ответила, только схватила ведро и пошла домой. Между тем на дворе стемнело.
      Вечером пан писарь, уже полураздетый, в одном белье, задрав кверху козлиную бородку, лежал в кровати и читал "Тайны Тюильрийского дворца", издания Бреслауэра. Он читал сцену, в которой посол испанский Олозага целовал ножки королевы Евгении. Эта сцена была так чудесно написана, что писаря прямо подбрасывало на кровати.
      Горит свеча, потрескивает муха в сале... Вдруг писарь слышит, как кто-то - стук! стук! - в дверь, но так тихо, что он едва ловит ухом этот стук.
      - Кто там? - громко спросил он, сердясь, что ему помешали.
      - Я, - ответил кто-то шепотом.
      - Кто это "я"?
      Голос пролепетал едва внятно:
      - Я, Репиха.
      Писарь вскочил и отворил дверь. Репиха вошла так робко, что хотела что-то сказать - и не смогла. А он был добрый человек - Золзикевич - и ободрил ее. Хоть он и был не одет, он сразу же обнял ее, говоря:
      - Ты за контрактом, Марыся?
      - Да...
      Тогда он притянул ее к себе, обнял крепче и поцеловал в дрожащие губы.
      - А теперь что? - спросил он игриво.
      Женщина побелела как полотно.
      - Да будет воля божья, - шепнула она.
      Пан писарь... погасил свечу.
      Глава XI
      Конец страданиям
      На небе уже скрылась Большая Медведица и заблестели звезды, когда дверь скрипнула и Репиха тихо вошла к себе в избу. Вошла и остановилась как вкопанная. Она думала, что Репа, по обыкновению, заночует в корчме, между тем он сидел на сундуке, подперев голову руками и уставясь в землю.
      На очаге догорал огонь.
      - Ты где была? - мрачно спросил Репа.
      Она, не отвечая, повалилась ему в ноги и горько зарыдала:
      - Вавжон! Вавжон! Ведь для тебя это, для тебя! На этакий срам пошла. Обманул он меня. Только надругался надо мной и прогнал. Вавжон! Ты-то хоть пожалей меня! Любый мой! Вавжон!..
      Репа достал из сундука топор.
      - Нет, - тихо проговорил он, - уж теперь-то пришел конец тебе, бедняга! Уж не жить тебе больше, не видать света белого. Уж не будешь ты, бедняга, в избе сидеть, а будешь на погосте лежать... уж ты...
      Она в ужасе поглядела на него.
      - Ты что же, убить меня, что ли, хочешь?
      А он:
      - Ну, Марыся, не трать попусту времени, молись богу, ты, бедняга, и не почуешь боли...
      - Да ты вправду, Вавжон?..
      - Клади голову на сундук...
      - Вавжон, помилосердствуй!
      - Клади голову на сундук! - крикнул он уже с пеной У рта.
      - О господи! Спасите! Люди добрые, спаси...
      Раздался глухой удар, потом стон и стук головы об пол, второй удар и более слабый стон, потом третий удар, четвертый, пятый, шестой... На пол ручьем хлынула кровь, огонь в очаге погас. Репиха содрогнулась всем телом, потом вытянулась и так застыла.
      Вскоре после этого кровавое зарево разлилось по небу, разорвав мрак: горели господские постройки.
      Эпилог
      А теперь я скажу вам кое-что на ушко, милые читательницы. Репу не взяли бы в солдаты. Условия, написанного в корчме, было недостаточно. Но, видите ли, мужики в таких делах мало смыслят, а интеллигенция благодаря своей нейтральности - тоже не многим больше, и следовательно... следовательно, Золзикевич, который все это понимал, мог твердо рассчитывать, что дело, наверное затянется и страх бросит женщину в его объятия.
      И этот великий человек не просчитался. Вы спросите, что с ним случилось? Да что же с ним могло случиться? Репа, после того как он поджег господские постройки, хотел отомстить и писарю, но на крик "пожар" проснулась вся деревня, и Золзикевич был спасен.
      Таким образом, он и поныне занимает должность писаря в Бараньей Голове, но надеется, что в скором времени будет избран в судьи. Он как раз прочитал роман "Варвара Убрик" и надеется также и на то, что в самом недалеком будущем панна Ядвига пожмет ему руку под столом.
      Оправдаются ли его надежды - покажет будущее.
      1876