Дневник (Ее жизнь, миссия и героическая смерть)

      А у нас пока еще тихо. Но внутренний покой, внутренняя тишина - где вы? Телега истории так трясет наши души, что ни одна из них не может избежать потрясения.
      3.7.1940.
      Кфар-Гилади
      Я нахожусь в Кфар-Гилади. Утром вышла вместе с Мирьям на большую прогулку: Тивериадское озеро, затем горы, скалы, одинокие поселения. А теперь - Кфар-Гилади. Горный ветер, тишина.
      5-26.7.1940
      С чего начать? - Я так много повидала и прочувствовала за последние дни. Сейчас мы сидим в эвкалиптовой роще, возле Кфар-Гилади. Мирьям вырезает свое имя на дереве, а я хочу все вспомнить и написать, пока не придет какая-либо машина и не повезет нас дальше. В субботу рано утром я поднялась на горы, что напротив Кфар-Гилади. Окрестности чудесные.
      И в свежести чудесного утра я поняла, почему {147} Моисей получил Тору на горе. Только в горах можно получить повеление свыше, когда видишь, как мал человек, и все же чувствуешь себя в безопасности из-за близости к Богу. На горе расширяется горизонт (во всех смыслах слова) и становится понятным мировой порядок. В горах можно верить и нужно верить. В горах сам собой возникает вопрос: кого Я пошлю? - Пошли меня! Служить добру и красоте. - Но смогу ли?
      Примерно, в полдень мы вышли с несколькими кибуцниками на прогулку. На грузовике кибуца поехали в Метулу. А оттуда великолепными дорогами - в Танур. Вернулись к обеду, и тотчас оказалась попутная машина в Дан.
      Что еще рассказать о Кфар-Гилади ? - Большой кибуц, развитый, красивый, благоустроенный. Из людей хочу упомянуть Гершона, очень приятного человека. Мы еще в пути познакомились с ним, и он о нас очень заботился. Настоящий халуп, сердечный человек, я была рада с ним познакомиться.
      Второй пункт: Дан. Небольшое хозяйство, одинокое, в окружении богатой природы. Товарищи - частично выходцы из Трансильвании - встретили нас хорошо. Один из них самоотверженно за нами ухаживал. Он пошел с нами к источнику Дан, в Тель-эль-Кади, - очаровательный источник, а рядом примитивная арабская мельница. Вообще-то следует отметить хорошие отношения между жителями Дана и их арабскими соседями, а также сирийскими арабами. {148} Понятно, что во всем полагаться на них нельзя, но дружеские связи усиливают чувство безопасности.
      Мы ночевали в Дане, а назавтра вышли смотреть окрестности: Сааса, Дафна, Шеар-Яшув - новые поселения, положение которых пока тяжелое. Хорошая земля, изобилие воды, но земля нуждается в очистке от камней и надо охранять ее - с политической точки зрения. Но если события не помешают развитию, их ждет хорошее будущее. Здесь есть все условия для создания развитого сельского хозяйства. Мы посетили также несколько девушек, которые окончили школу в Нахалале. Они все очень хорошо устроились. И отсюда можно сделать вывод, что наша школа действительно дает хорошую подготовку.
      Назавтра мы проторчали на шоссе до вечера. Почти уже отчаялись, под вечер наше терпение иссякло и мы сказали: будем ждать еще четверть часа... Вообще-то нам не хотелось возвращаться в Кфар-Гилади. И Тель-Хай, который перед нами, хорош и красив скорее как символ, чем место для ночлега. И вдруг: идет машина. Если бы меня увидала мама посередине дороги с поднятой рукой... Вообще, если бы она меня видела во время прогулки, что бы она сказала? - Ведь все прошло здесь в атмосфере, которая так отличается от жизни в Венгрии! И именно это особенно приятно.
      Вечером мы уже были в Хулате. Молодой коллектив, приятная компания, изумительные окрестности. Отличные возможности поплавать {149} и покататься на лодке.
      Считаю, что излишне добавить: я чувствовала себя превосходно. Это после всего сказанного ясно почти само собой. На лодке мы прибыли в то место, где Иордан впадает в озеро Хула. Тропический пейзаж, стебли папируса, кувшинки, фламинго, а воды тихие и зеленые, отражающие всю красоту вокруг. Мы вышли в плаванье с двумя парнями, из рыбаков (20 человек из коллектива заняты в рыболовстве). Один из них, Моше, был "моим", второй - Мирьям. И, действительно, я заметила, что нравлюсь ему, и он мне тоже немного нравился. Как парень, он, в самом деле, привлекательный - сильный, красивый, милый и простой. А вечером мы снова вышли на лодках с другими рыбаками посмотреть, как они работают. В темноте они знают все дороги между болотами, знают рыбные места, уверенно забрасывают снасти. В 10.30 вернулись, а орудия лова остались в воде до утра.
      Мы отправились спать. Как только я вошла в комнату, явился Моше, сел рядом и начал говорить, что любит меня, как сестру и т. д., и
      т. п., и хотел меня поцеловать. Я не разрешила. Когда он спросил, стоит ли продолжать наши отношения, я ему ответила без утайки так, как чувствовала: когда мы вместе провели один день, нам было хорошо, но, по сути дела, мы очень разные люди и нет смысла переписываться и продолжать знакомство.
      Я хотела расстаться с ним дружеским рукопожатием, но он поцеловал мою руку. Когда он вышел, мне было немного {150} не по себе. И я подумала, не глупость ли это, в самом деле, так бояться жизни? Неужели я не могла подарить ему и себе вот этот поцелуй? Ведь это же не так много значит. И все же, я не могла. Даже это, свой первый поцелуй, я берегу для кого-то другого, настоящего. Но явится ли он? Я подумала о маме и знаю, что она была бы рада, если бы знала, что в любом месте и в любых условиях я веду себя так, будто она рядом.
      Назавтра рано утром мы вышли в путь. Прибыли в Цефат - древний город, расположившийся на горе. Красивые окрестности, любопытные типы людей. Несколько часов мы там бродили, ко всему присматриваясь. Вернулись в Рош-Пина и оттуда продолжали путь на Геносар.
      Вечер и ночь мы провели в Геносаре. Молодой коллектив борется, преодолевая большие трудности, главным образом, связанные с землей. Мы не успели хорошо с ним познакомиться, так как утром оставили это место, а, примерно, в полдень прибыли в Афиким.
      Если бы я могла написать обо всем - об озере Кинерет, о Ярмуке, Иордане, о старых и новых кибуцах, о приятной компании, о прогулках, которые организовали из Афикима, о Якове, который будто бы в меня "влюбился", о красивых виноградниках, о вечерних беседах на траве, о поездке верхом к Ярмуку, о порядках в кибуце - я бы заполнила целую тетрадь. Да, все было очень хорошо. Мы провели там 4-5 дней. В конце концов, мы оставили долину {151} Иордана и поехали поездом в Эздрелонскую долину. Издали полюбовались красотами Бет-Альфы, Тель-Амаля, Эйн-Харода - и конец прогулке. Последний день я провела в мошаве Мерхавья, с семьей Фаркаш.
      Здесь меня приняли очень хорошо, и после прогулок по кибуцам, я впитывала в себя семейную атмосферу частного дома. У меня была некоторая возможность сравнить две формы жизни.
      Кибуц, вне всякого сомнения, более рационален, с экономической точки зрения, находится на более высокой ступени, и жизнь в нем легче, с точки зрения работы, трудовых затрат.
      Но с точки зрения душевной многое говорит, пожалуй, в пользу мошава. Во всяком случае, ясно, что не каждый человек может приспособиться к условиям жизни в кибуце. Можно себе представить, что спустя несколько лет создастся промежуточная форма, которая будет сочетать в себе преимущества обоих форм жизни. Я лично более склонна жить в кибуце. Я не в такой мере предана сельскому хозяйству, чтобы чувствовать в себе силы работать непрестанно и непрерывно. И во время каникул, когда я видела воспитательные учреждения в кибуцах, у меня пробуждалось давнишнее желание: обучать. Чему, как ? - неясно. Во всяком случае, этот год я хочу целиком отдать изучению профессии (птицеводство) и языка. А что будет потом - посмотрим.
      Все каникулы прошли великолепно. Я всем своим сердцем ощущала красоту молодости - в песнях, в смехе, в неизбывной энергии, {152} в желании все видеть и воспринимать и радоваться всему хорошему. И было так много возможностей для этой радости: великолепная природа всюду, где мы бывали, приятные люди, которых мы встречали. Эта экскурсия усилила мою веру в страну, а также в себя и в наше совместное будущее. На две недели я совсем забыла, что есть на свете война и что она так близко от нас. Уже дважды бомбили Хайфу. Во второй раз было много жертв. А здесь в Нахалале, жизнь течет, как прежде. По ночам - затемнения. Когда бомбят Хайфу, мы бежим в убежище.
      А на работе: дом и поле. 4 часа здесь, 4 часа там.
      И книги: стихи Рахели - великолепны. И сочинение Каутского о социализме. Основательное толкование "Капитала" Маркса. Я вообще раньше не была знакома с такого рода сочинениями. Я должна начать знакомиться и с этим.
      6.9.1940
      В отношении парней... Вот пришел навестить меня А., а затем пришел Б. А я бы так хотела заменить всех их одним, одним по своему желанию. Но всех их вместе, и даже этого единственного я бы сейчас отдала за своего брата. Я живу своей повседневной жизнью, и только по вечерам иногда вырывается крик: так не может продолжаться! Прошло уже два года с тех пор, как я его видела, не считая тех дней, что я была в Лионе, и я боюсь, что когда мы снова встретимся, мы будем далеки друг от друга, как {153} чужие.
      В моих ушах звучит название книги, которую я сама не читала, но мама мне рассказала однажды ее содержание: "Потухшая душа". В ней рассказывается, как отдаляются люди, которые надолго расстаются, и когда они, в конце концов, встречаются, у них не о чем говорить, взгляд их холоден, связь прервана... Два года... Но сколько еще? Я еще верю, я хочу верить... Впечатления от работы и уборки. Зелень - по всему полю, и там, где прошла косилка и растения упали на землю, ничто уж их не подымет. Ты хочешь сохранить их от иссушающего зноя и ветра, чтобы он не разбросал их по всему полю? Сгреби их в одну большую скирду. То, что останется вне ее, будет унесено ветром. Так и наш народ после жатвы...
      В хлеву у нас давно валяется сломанная метелка, которой пользуются для чистки корыт. Работать с ней было очень неудобно. В подобных случаях у меня всегда появляется стремление улучшить, и я решила починить ее. После работы я села с проволокой, новой палкой и покалеченной метлой, и начала действовать.
      Когда у меня не получилось, я подошла в рабочую комнату, и один из парней сжалился надо мной и умелыми руками быстро все исправил так, что было приятно смотреть. Я по-настоящему обрадовалась: вот я посвятила этому делу так мало времени, а все будут довольны. Кто-то должен начать, и тотчас найдутся другие, готовые продолжить, осуществить. Эта метелка стала для меня символом возможности исправлять, {154} улучшать. Я радовалась этой победе. Первое слово, которое я сказала, когда назавтра утром пришла в хлев, было: что вы скажете о метелке? - "Очень хорошо, отлично".
      А после обеда мне одна девушка сообщила, что метла расшаталась. На нее положили что-то очень тяжелое. Спустя два дня метла была снова сломана. Можно ли исправить испорченное? Можно ли обновить старое? Неужели нет другого решения, как пользоваться только новым?
      В то время, как я мою стены хлева или выношу навоз и ополаскиваю стояки, я думаю: не отнимаю ли я время от более важных для меня дел? Но какие это более важные дела? Я слишком фанатична, чтобы ставить перед собой такие вопросы. Хочу идти тем путем, который избрала.
      11.10.1940 Канун Судного дня
      Я хочу исповедаться, отчитаться перед собой в перед Богом, т. е. сопоставить мою жизнь и мои дела с тем возвышенным и самым чистым идеалом, который стоит передо мной. Сравнить то, что должно быть, с тем, что было.
      Начну свою исповедь с дел общечеловеческих. Нет на свете такого греха, который бы ныне, семикратно умноженный по сравнению с прошлыми годами, не был бы внесен в описок преступлений. Не надо нас наказывать, потому что каждый шаг и каждое дело наше сразу же наказываются. Все мы уже наказаны за грехи, которые, как мне кажется, не совершали вовсе, {155} или были вынуждены совершить. Я не хочу сказать, что лишь они, диктаторы единственно повинны в этой страшной войне, искалеченном духе и великом мраке, что лишь они ответственны за все. Кто же виноват? Каждый из нас в отдельности? Пожалуй, нет. Но все в совокупности - структура, порядок, существующая мораль - все человечество как единое целое. Но именно те, которые больше всех виноваты, этого не чувствуют, и лишь одно еврейство повторяет свою старую исповедь: "Мы согрешили".
      А я... Я грешна перед мамой, что не думала о ней в достаточной мере, когда принимала решение. Я грешна перед братом, так как пренебрегала проблемой его приезда сюда. - Я грешна перед страной, так как судила о ней поверхностно, не углубляясь в ее подлинную жизнь. Я грешна перед людьми своим равнодушием, внешней любезностью.
      - Я грешна перед собой, так как транжирила силы и способности, проявляла халатность, не заботилась о духовном развитии.
      И все же я не боюсь предстать перед судом. Я грешила ради цели, и намерения у меня были хорошие. Если я терпела неудачи, была недостаточна сильна, не нашла верного пути и нужной формы - я не стыжусь. Я лишь сожалею об этом.
      А план на Новый год - учиться и углубиться в свою специальность, в изучение языка и в поиски пути: быть человеком. Я вижу, что для этого здесь очень трудные условия. Но я попытаюсь, ибо это единственный путь, по которому {156} стоит идти.
      Но как? Спустя год посмотрю, удалось ли мне это.
      Хочу попытаться написать стихотворение.
      (Первое стихотворение Ханы Сенеш на иврите).
      Среди моря огня, в свистопляске войны,
      На руинах двадцатого века.
      Среди выжженных дней, что от крови черны
      Я ищу с фонарем человека.
      Пусть пожары меня ослепляют в пути,
      Тучи дыма пускай нагоняют,
      Все равно я должна человека найти,
      Он появится, я это знаю!
      Только как отыскать его в этом аду,
      Если свет фонаря изнеможет?
      Я во мраке тогда человека найду.
      Ты отметь его искрою, Боже!
      (Перевод Рахили Баумволь)
      2.11.1940
      Я мечтаю и строю планы, как будто ничего не происходит на свете: как будто нет войны и разрушений, нет тысяч убитых ежедневно, нет самолетов и бомбежек, и Германия, Англия, Италия и Греция не истребляют друг друга. Только в нашей маленькой стране, которая тоже находится в опасности и в будущем может оказаться в центре военных действий - в ней вроде бы {157} тишина и покой. И я живу в ней и думаю о будущем. А что я думаю о своем будущем?
      Один из хороших планов: быть инструктором по птицеводству в мошавах, разъезжать с места на место, бывать в хозяйствах, советовать, помогать, организовывать, вести учет, развивать эту отрасль. По вечерам проводить короткие семинарские занятия с мошавниками и обучать их самому главному в этой отрасли. И, попутно, знакомиться с людьми, с их жизнью, немного попутешествовать по стране.
      Второй план: быть инструктором (видимо, я готова лишь инструктировать) в детских воспитательных учреждениях. Скажем, в какой-либо областной сельскохозяйственной школе. Старая мечта: связать сельскохозяйственную работу; уходом за детьми.
      В-третьих - план, о котором я думаю лишь изредка: не сельское хозяйство, не дети, но писать (по радио внизу передают "Неоконченную симфонию" Шуберта, и я хочу ее слушать), писать книги или пьесы или - не знаю что именно. Иногда я думаю, что у меня есть способности и грешно ими пренебрегать. Бывает, я себе говорю, что если это так, то мое дарование само собой проявится без того, чтобы я об этом специально заботилась. Если я почувствую потребность писать - буду писать. Только бы овладеть языком. Правда, за первый год своего пребывания в стране, я много успела, но я должна успевать еще больше.
      И это еще не все. Есть еще такой план: жить {158} в кибуце. Этот план, понятно, может быть, связан с двумя другими. Иногда у меня сильное желание жить в кибуце. Мне ясно, что я могла бы приспособиться к этой жизни, если бы у меня была возможность быть на такой работе, которая меня удовлетворяет.
      Когда я во время каникул посетила Мерхавью, я могла легко представить, что и в мошаве мне было бы интересно, и здесь я бы могла найти удовлетворение, но, мне кажется, это менее всего подходило бы мне. Вообще-то, мне еще трудно знать, что соответствует моей натуре, потому что я легко приспосабливаюсь ко всяким условиям, к любому окружению и даже к любой работе.
      О моей повседневной жизни, мне кажется, я ничего не писала. Даже о своей работе в птичнике, которая мне очень нравится, я не упоминала. И о кружке по изучению Библии, завершение работы которого мы радостно отпраздновали три дня назад. Вчера были дни рождения Пнины и Мирьям, и об этом я не писала, и вообще - об отношениях с ними, об отношениях в школе, о посещении семьи Ведеш в Кфар-Барух - очень милые люди. О поездках верхом, которые доставляют мне огромное удовольствие (но, к сожалению, возможность кататься представляется редко). Ладно, всем этим можно пока пренебречь и не писать в дневнике.
      Но нельзя не рассказать о книге, которую недавно прочла - "Пророк Иеремия" Кестина. Эта книга произвела на меня огромное впечатление. Своим отношением к {159} еврейству эта книга очень актуальна. Она вникает и углубляется в проблемы еврейской религии, рисуя облик пророка, который не может не произвести впечатления. Для меня эта книга имела двойную ценность, так как она выражает мое восприятие религии. Еще до того, как я познакомилась со взглядами пророков и сутью еврейской религии вообще; еще до того, как кто-то просветил меня и научил всему этому - я инстинктивно противилась пустым религиозным формам и искала подлинную сущность, чистую мораль, находящую свое выражение в делах. Само собой разумеется, что я лишь искала, однако, не всегда находила свой путь, но во всяком случае, я пыталась. Молиться по трафарету я не могла, да и сегодня не могу и не хочу. Но беседу человека с Творцом, которую проповедует пророк, я тоже открыла для себя. Я ищу внутреннюю и прямую связь - не без сомнений и не без колебаний. Но я не примирюсь с общепринятой формой, мертвой и выкристаллизованной мыслью, которая далека от меня. А книга все ото выставляет как требование и потому гак много говорит моему сердцу. В не. котором смысле такое же впечатление произвела на меня книга Бубера.
      Я, во всяком случае, испытываю глубокое удовлетворение от каждой книги, которая обращена к моему сердцу, непосредственно ко мне. В этой книге есть исторический взгляд на судьбу еврейского народа на религиозно-нравственном фоне, на его отношение к союзу с Богом как {160} пути к чистой жизни. Все излагается очень последовательно, логично и так просто, что думается, каждый младенец может это понять и сделать соответствующие выводы.
      27.11.1940
      Пароход с нелегальными иммигрантами причалил к берегам нашей страны. Англичане не разрешили им сойти на берег, якобы, из стратегических соображений - из опасения, что среди них есть шпионы. Пароход затонул, часть людей погибла, части удалось спастись, и их вернули в Атлит. Я себя спрашиваю: где же правильный путь? С человеческой точки зрения нет никаких сомнений. Сам собой рождается возглас: дайте им сойти! Разве мало тех страданий и мучений, которые они натерпелись?
      Вы снова хотите отослать их в отдаленное и заброшенное селение "до конца войны"? Они прибыли к себе домой, они хотят отдохнуть, и кто вправе их задерживать?
      14.12.1940
      Пароход с иммигрантами отправили в Новую Зеландию. Демонстрации и сопротивление не помогли. Весь еврейский народ Палестины единодушно требовал оставить их в стране. Но пароход тайно отчалил - это произошло ночью - от берегов Хайфы. Что к этому можно добавить? Каковы наши чувства как людей и как народа? Спрашивается: Д о к о л е?
      {161}
      2.1.1941
      Снова Новый год. Если я намерена отчитаться, то должна расчленить два мира и отделить внешний от внутреннего. Внешний мир - шумный и бушующий, весь он в крови и бесцельных разрушениях. Внутренний мир спокоен. Продолжение начала пути через внутреннюю перестройку. Начало прояснения мировоззрения, более острый взгляд. Я отметила лишь начало. В будущем году надеюсь на прогресс в этом отношении. А на что можно надеяться в "том" мире? Я думаю, что можно надеяться на усиление Англии, но как это повлияет на наше положение - трудно сказать. Я боюсь судить о стране, т. к. далека была от всех активных действий и, может быть, поэтому думала, что в стране царит бездеятельность. Но нет сомнения, что упущения и бесчисленные ошибки уродуют нашу жизнь.
      Еще пару слов о себе. Несколько дней болела желтухой. Теперь совершенно здорова. Но вот что меня больше всего беспокоит: снова у меня покалывает в сердце. Меня страшит мысль, что, может быть, это от больного сердца. И не потому, что я боюсь умереть молодой (верно, что я по-настоящему люблю жизнь). Но больше всего меня пугает, что это может определить мой жизненный путь, и я не смогу свободно выбрать для себя профессию. Я еще не беседовала с врачом, я все откладываю этот разговор. Хочу сама себя успокоить, что все это пустяки. Это называется "страусовой политикой"...
      {162}
      25.2.1941
      Надо немного остановиться на вопросе об Алексе. Возможно, правда, что это больше "его" дело, чем наше общее. В минувшем месяце кое-что произошло, и если я об этом не написала ни слова, то не только потому, что я была очень занята своей работой в инкубаторе и т. д., но и потому, что трудно мне писать о вещах, которые мне самой пока не ясны.
      Я знакома с ним уже около года, но лишь в последнее время мы стали часто встречаться. Мне совершенно ясно, что я ему нравлюсь, и что его намерения очень серьезные. Что мне не ясно, или, может быть, ясно, и все же нуждается в объяснении, - это мое отношение к нему. Алекс - человек прямой, достойный, хороший, любит меня, но я совершенно убеждена, что он не подходит мне с точки зрения образования, взглядов, интересов. Я могла бы с ним прекрасно жить, это была бы легкая жизнь, но не счастливая.
      Теперь он говорил со мной очень серьезно, Что он любит меня и хочет на мне жениться.
      Я ему сказала, что я его очень ценю, но, кроме уважения, других чувств к нему не испытываю. И все же, я не смогла сказать ему это с полной уверенностью, многое еще под вопросом. Он меня время от времени навещает, и я просила его обождать некоторое время моего окончательного ответа.
      12.4.1941
      Нет. Я не могу. Я вроде пустого сосуда или, говоря точнее, дырявого сосуда, и все, что в него {163} наливают, вытекает наружу. Нет смысла ни в чем, что я делаю. Я нуждаюсь в людях, но только в таких, которые были бы мне близки по мыслям и чувствам. Даже не в людях, а в одном человеке. Я боюсь, что у меня внутри есть какой-то тайный термостат, который не позволяет мне в достаточной мере нагреваться и охлаждаться. Это однообразная температура хороша, чтобы выводить цыплят и подходит для развития зародышей в яйце, но она губит молодого человека.
      Почему я так одинока? Недавно я вечером гуляла по мошаву. Это была чудесная ночь, звездная. Маленькие огоньки сверкали по краям широкой дороги и посередине. До меня доносились звуки музыки, песни, обрывки разговоров, смех. И я слышала собачий лай, как будто издалека, издалека. И дома казались мне далекими, а близки были лишь звезды. И вдруг меня охватил страх: куда склоняется моя жизнь? Я так буду ходить одна по ночам, глядеть на сверкающие звезды и думать, что они близки мне, и не слышать песен, разговоров, смеха, которые раздаются вокруг, и не сверну с дороги, чтобы заглянуть в один из этих маленьких домов ? - Что я должна выбрать: слабые близкие огоньки, которые прорываются ко мне из щелей а домах, или далекий блеск звезд? И самое скверное: когда я со звездами - я тоскую по маленьким огонькам, а когда я захожу в один из домов, меня страстно влечет небесная ширь. Есть во мне какая-то неудовлетворенность, колебания, {164} неуверенность и недостаток веры.
      Иногда я чувствую себя как посланец, на которого возложена какая-то миссия. Какая именно - мне не ясно (ведь у каждого человека на земле - своя миссия). Я как бы чувствую долг перед людьми, будто я должна что-то для них сделать. А иногда мне кажется, что все это глупости. Какой смысл в усилиях одиночки ? И почему именно я ?
      С домом прекратилась письменная связь. А война все расширяет свои границы. И по отношению к ней я почти равнодушна. Я просто боюсь сама себя. Хотелось бы плакать или смеяться, но от всего сердца, чувствовать.
      23.4.1941
      Югославия пала. Из Греции отступают англичане. И атаки - тяжелые бои в Ливии, итоги которых пока неизвестны. А в нашей стране - застывшая беспомощность, отсутствие понимания и воли. Все говорят о политике. Все знают, что фронт приближается, но никто не осмеливается задать вопрос : что будет с нами, если сюда придут немцы? Слова эти, написанные на бумаге, очень просты, но когда на минутку закрываешь глаза и прислушиваешься к сердцу, слышишь, что оно бьется со страхом. Не за свою жизнь я боюсь. Она мне дорога, но есть нечто более дорогое. Я хочу или я должна думать и рисовать себе, что будет с нашей страной, когда она столкнется с Германией. Мне страшно заглядывать в глубину бездны. Я {165} верю, что несмотря на отсутствие оружия и подготовки, мы не сдадимся без сопротивления.
      500.000 могут устоять даже против могучей военной силы. Англия поможет, или, правильнее, сделает все ради самой себя, и я все еще верю в победу Англии. Но что тогда будет с Эрец-Исраэль ? Самое страшное - видать, что такая возможность близка. Правда, каждый надеется, пытается сам себя успокоить, но нельзя никуда уйти от этих мыслей. И еще не появился такой человек, который мог бы объединить народ и прекратить, хотя бы на некоторое время, междоусобные раздоры. Нет такого человека, который бы сказал: довольно! И его б послушались.
      Хочу верить, что беда не придет. А если придет - мы сможем с честью противостоять ей. А если не противостоять - хотя бы с честью погибнуть.
      17.5.1941
      В нашей жизни - какое-то ощущение случайности. Когда что-то планируют, при этом добавляют, но если тем временем... И не заканчивают фразы. Каждый понимает. Я не думаю о своей смерти. Верно, что с объективной точки зрения такая возможность очень близка. Но я чувствую, что мне еще многое надо успеть сделать в жизни, и я не могу, не сделав этого, умереть. Несомненно, так чувствует каждый, в особенности молодой человек, который идет навстречу смерти, и те, которые еще пойдут во время этой страшной войны. И так чувствует вся эта {166} молодая страна, полная стремления и любви к будущему.
      14.6.1941
      Греция пала. Остров Крит пал. Война сейчас в Египте и Сирии. Три дня назад в Сирию вошли британские войска и тем самым фронт приблизился к нашему поселку. Две ночи бомбили Хайфу, и мы спускались из комнат в убежище и прислушивались к взрывам бомб и снарядов. Сегодня пришло известие, что вчера ночью бомбили Тель-Авив. Есть раненые и убитые. Город не защищен, он предоставлен на произвол судьбы. У нас как будто только сейчас начинается война.
      Иногда у меня появляется желание посмотреть на вещи глазами постороннего наблюдателя, глазами историка, а не фаталиста, искать объяснения вещам, не поддающимся объяснению. И вот передо мной картина защиты плодовых деревьев.
      Плодовый сад разных народов. В нем молодые деревья, а также старые, благородные и менее благородные. Они уже отцвели и дали плоды. Наступает зима, сейчас листопад. Пришел садовник и увидел сухие отмирающие ветки. Он готовится к весне и безжалостно подрезает, разрежает, укрепляет.
      А посередине сада - старое дерево с толстым стволом. Его корни под землей расползлись во все стороны, а ветви покрывают весь сад, но они высохли, и жизненные соки не проникают {167} к ним из корней. Глаз садовника замечает: корни крепкие, ствол здоровый, благородный, дерево будет плодоносить. Но его нужно подрезать больше, чем все другие деревья. И он без колебаний срубает толстые ветви. Желтые, свежие раны остаются после этой работы. Оправится ли дерево? И вот в лоне ветвей, прямо из стебля появился новый росток. Маленькая веточка, близко от корней и полные почки вселяют надежду на новую жизнь. Неужели и их срежет рука садовника? Неужели он не распознает новую жизнь под серой корой ? А если он срежет- пустит ли новые ростки ствол Израиля?
      9.7.1941
      Еще не производили "подрезку" в Палестине. Во всяком случае, пока что. "Садовые ножницы" обращены сейчас к России, и там развернулись самые страшные сражения с начала войны. Примерно, две недели назад Германия напала на Россию и за короткое время захватила значительные куски русской Польши, Финляндии, немцы уже продвигаются по самой России. По сведениям газет и радио, нацисты сейчас наталкиваются на большие трудности и встречают ожесточенное сопротивление русских. Все знают, что результаты этой борьбы решат в будущем судьбы мира, и отсюда такое напряжение. И у нас в стране стали обычными бомбежки. Это просто чудо, что до сих пор не было жертв или они были незначительны.
      {168} Вчера получила от мамы телеграмму через Турцию, и из нее я поняла, как она озабочена и боится за меня. Страшно подумать, что в то время, как я здесь веду нормальную жизнь со всеми удобствами и покоем, мама дома ест себя поедом, видит меня в своем воображении в самых страшных ситуациях и не находит себе места. У меня сильные угрызения совести - мне хорошо и довольно-таки легко живется, и я чувствую потребность что-то сделать, предпринять. Действительно, трудно. И нужны усилия, чтобы оправдать себя.
      Мне уже надоело заниматься в школе, и я с нетерпением жду окончания экзаменов. Я знаю, что условия моей жизни будут затем, в некотором отношении, труднее. Но и "трудно" - это понятие очень относительное. Поднять камень тяжело, так как он много весит, но не дышать - еще тяжелее, хотя это и не связано с какими-либо усилиями.
      30.7.1941, Нахалал
      Сегодня мы передали работы по специальности. Была также беседа с Левиным (Учитель сельскохозяйственной школы в Нахалале.). Оценки, которые я получила - 9-10. Это самая лучшая отметка. Еще одна такая отметка - и я была бы по-настоящему очень рада. Результаты других экзаменов меня не особенно интересуют. С нетерпением жду окончания. "А что будет {169} потом?"