Страна Рутамята

На прошлой неделе я брала его, когда делала шляпу мистеру Хихикеру, помнится, я положила его прямо сюда, на часы, о-ля-ля, о-ля-ля. Выйди-ка, позвони в дверной звонок», – сказала она Джинку. Джинк выбежал за дверь, а Матушка Хихикер и пятеро детей ждали. Дзинь-дзинь, зазвенел звонок, и вот открылась дверца часов и оттуда выпал совок шляпного пепла. «О-ля-ля, о-ля-ля, вот куда его засунули в спешке», – сказала Матушка Хихикер. Детишки выбежали и накопали совком огромную кучу шляпного пепла. Они сделали Сники-Вики две шляпы, одну кривую, другую прямую. Они надели кривую шляпу криво, а прямую прямо. Сники-Вики стоял перед домом, и кто бы ни проходил по улице, он снимал перед ним шляпу, кривую шляпу, скривив руку, а прямую шляпу – выпрямив. Так кончилась ссора между детишками, и прекратили ее Джинк, младший из старших, и Джанк, младший из младших, взглянув друг другу прямо в глаза и рассмеявшись. Если ты когда-нибудь с кем-нибудь поссоришься, постарайся сделать то же самое.

В Печенка-с-луком-сити один мальчик, идущий в лавку за патокой – дело обычное. Два мальчика, идущие в лавку за патокой, тоже дело обычное. Но три мальчика, каждый поодиночке, а потом все вместе, идущие в лавку за патокой – дело весьма, весьма необычное.

Ета Пета Пай рос мечтателем, и мечты в нем не дремали. Каждая мечта в нем оборачивалась веснушкой на нем. Когда он улыбался улыбка скользила по его лицу и пряталась в мечтательных веснушках.

Минни Май рос полным предчувствий, и предчувствия в нем не дремали. Предчувствия мелькали в его глазах и срывались с его губ. Когда он смотрел людям прямо в лицо, они обычно говорили: «Минни Май на вид такой грустный, что даже не понятно, удастся ли ему выкрутиться».

Майни Мо был совсем другой. Он не был грустным и полным предчувствий, как Минни Май. В нем не было столько мечтаний, а на нем не было столько веснушек, как на Ета Пета Пае. В нем перемешались мечты и предчувствия. Поэтому он был слегка веснушчатым и немножко грустным. Когда он смотрел людям в лицо, они обычно говорили: «Даже и не знаем, что нам – плакать или смеяться?»

Вот такие они были, три мальчика, полные мечтаний, полные предчувствий, и одновременно предчувствий и мечтаний. Все трое отличались друг от друга, но одно у них было одинаковое – их самое тайное стремление.

А стремление как мышь день и ночь скребется в твоем сердце, напевая короткую песенку: «Ищи меня, ищи меня».

Тайное стремление Ета Пета Пая, Минни Мая и Майни Мо было такое – день и ночь, много-много лет подряд, ездить по железной дороге, мчаться в железнодорожном вагоне. Паровозные свистки и стук колес казались им лучшей музыкой.

Когда тайное стремление скреблось у них на сердце, им становилось так грустно, так грустно, что жить не хотелось и терпеть не было сил. Тогда они брались за руки и пели песенку про Джо. Вот какой получался хор:

Поломал мизинчик Джо,

Отправляясь в Мехико.

Уезжал, ногу сломал,

Когда за поездом бежал.

Однажды чудным летним утром матери дали трем мальчикам по кувшину и сказали: «Отправляйтесь-ка в лавку за патокой». Они вошли все вместе и вышли все вместе. Каждый вместе со своим кувшином патоки и тайным стремлением, скребущимся в сердце, все трое вместе.

Пройдя два квартала, они остановились под большим вязом. Ета Пета Пай вытянул шею, чтобы увидеть верхушку вяза. Он сказал, что стоять под вязом и смотреть на него полезно его веснушкам и приятно его мечтам.

Пока он так стоял и смотрел, ручка кувшина выскользнула у него из рук. Кувшин упал, крах-трах, прямо на большой камень, разбился на кусочки, и из него потекла патока.

Если ты сам этого никогда не видел, поверь мне: патока, текущая из разбитого кувшина прямо на большой камень под вязом – зрелище странное и таинственное. Ета Пета Пай стоял босыми ногами в патоке. «Вот смех-то, – сказал он. – До чего щекотно». Тогда Минни Май и Майни Мо тоже ступили босыми ногами в патоку.

Тут-то это и произошло. Стал уменьшаться один. Потом другой. Потом все трое.

«Теперь вы, как я погляжу, не больше колорадских жуков», – сказал Ета Пета Пай Минни Маю и Майни Мо. «На наш взгляд и ты такой же», – ответили Минни Май и Майни Мо Ета Пета Паю. Но тайное стремление снова заставило их страдать, поэтому они стали в кружок, взялись за руки и запели песенку про Джо из Мехико.

Они слезли с большого камня прямо в траву и пошли мимо паучьих домиков и муравейников. На пороге одного домика они увидели миссис Паучиху, стирающую в тазу костюм мистера Паука.

«Почему у вас сковородка на голове?» – спросили они.

«В нашей стране все дамы носят сковородки вместо шляп».

«А что если вам понадобится надеть шляпу, когда в сковородке что-то жарится?» – спросил Ета Пета Пай.

«С уважающими себя дамами в нашей стране такого не случается».

«А шляпы у вас всегда одного и того же фасона?» – спросил Минни Май.

«Нет, каждую весну и осень у нас новый фасон сковородок».

Прячась в зарослях луговой гвоздики, они дошли до города прях-пауков. На главной улице стоял магазин с витриной, полной розовых зонтиков от солнца. Они вошли и обратились к продавцу: «Мы хотим купить зонтики».

«Мы тут зонтики не продаем», – ответил паук-продавец.

«Тогда одолжите нам по штуке на брата», – сказали все трое.

«С радостью, с превеликой радостью».

«Как же это у вас получается?» – спросил Майни Мо.

«Да само собой», – ответил продавец.

«А с чего это началось?»

«Да по другому и не было».

«И вы никогда не устаете?»

«Мне каждый зонтик в радость».

«А что вы будете делать, когда унесут все зонтики?»

«Они всегда возвращаются. Это замечательные паучьи зонтики, сделанные из замечательных луговых гвоздик. Когда вы их потеряете, они вернутся ко мне, сюда, в магазин на главной улице. Я не могу вам продать то, что вы, я знаю, обязательно потеряете. Разве я могу взять деньги за то, что вы где-нибудь когда-нибудь забудете? Стоит вам их потерять, как они вернутся ко мне. Смотрите, смотрите!»

Когда он сказал «смотрите», открылась дверь, и пять зонтиков вошли, вальсируя, и вальсируя, устремились на витрину.

«Они всегда возвращаются, все их рано или поздно забывают. Возьмите свои зонтики и идите. Когда вы их забудете, они вернутся ко мне».

«По-моему, он полон мечтаний», – сказал Ета Пета Пай.

«По-моему, он полон предчувствий», – сказал Минни Май.

«По-моему, он полон и мечтаний, и предчувствий», – сказал Майни Мо.

Тут они почувствовали себя такими одинокими и тайное стремление их так замучило, что они взялись за руки и спели песню про Джо из Мехико.

Они немножко повеселели и направились в Страну Колорадских жуков. Как только они там оказались, им страшно повезло, они встретили колорадского жука-миллионера.

«Почему ты миллионер?» – спросили они его.

«Потому что у меня есть миллион».

«Миллион чего?»

«Миллион фликов».

«Кому нужны флики?»

«Вам, если вы хотите здесь жить».

«Отчего так?»

«От того, что флики – наша валюта. В Стране Колорадских жуков без фликов ничего не купишь. Но когда у тебя миллион фликов – ты миллионер».

И тут их ждала приятная неожиданность.

«Ты мне нравишься, ты, твои мечты и твои веснушки», – сказал миллионер Ета Пета Паю, набивая ему фликами карманы.

«И ты мне нравишься, ты, твои предчувствия и твой грустный вид», – сказал он Минни Маю, набивая ему фликами карманы.

«Ты мне тоже нравишься, ты, твои мечты, твои предчувствия, и то, как они в тебе смешаны», – сказал он Майни Мо, заталкивая ему полные пригоршни фликов в карманы.

Мечты исполнились. Предчувствия сбылись. Теперь у них было все, о чем они всю жизнь мечтали. Все, что они предчувствовали, осуществилась.

С карманами, полными фликов, они мчались по железным дорогам Страны Колорадских жуков. Они приезжали на станцию и покупали билет на скорый поезд или на пассажирский, или даже на поезд, идущий задним ходом и поворачивающий обратно вместо того, чтобы идти вперед.

В вагонах-ресторанах они ели восхитительную ветчину из знаменитых колорадских поросят и яйца знаменитых колорадских кур и так далее, и тому подобное.

Казалось, они прожили так долго-долго, многие годы. Но настало время, когда у них кончились все флики. Теперь, когда им нужны были билеты на поезд, еда и место для ночлега, они брались за руки и пели песню про Джо из Мехико. В Стране Колорадских жуков всем очень нравилась эта песня.

Однажды утром, ожидая Юго-Западный экспресс, они присели у корней большого картофельного куста под большим зеленым листом. Высоко над головами они заметили темное облачко и услышали треск, и увидели блеск, а за ним и кучу брызг. Они не знали, что это обитатель Печенка-с-луком-сити, мистер Хихикер, распыляет на картофельном поле медный купорос.

Огромная капля медного купороса упала вниз, прямо на три головы – Ета Пета Пая, Минни Мая и Майни Мо.

Тогда-то это и произошло. Они стали расти и расти – раз, два, три. Когда они выпрыгнули и выскочили из картофельных рядов, мистер Хихикер решил, что мальчишки играли в прятки.

Они вернулись домой к мамам и все рассказали о том, как кувшин с патокой разбился о большой камень под большим вязом. Мамы их почти совсем не ругали, и мальчики решили, что все сложилось очень удачно, потому что исполнились их тайные стремления.

Тайное стремление как мышь день и ночь скребется в сердце, напевая короткую песенку: «Ищи меня, ищи меня».

Жил-был в Печенка-с-луком-сити мальчик по имени Бимбо Режь-Режь. Сколько ни учили его папа с мамой, что хорошо, что плохо, он тут же все забывал.

Однажды, вернувшись домой, его отец, Бебо Марш-Марш, увидел, что Бимбо Режь-Режь сидит на крыльце дома и показывает нос – знаешь, как это делается, большой палец к носу, а остальные машут туда-сюда.

«Я не могу оторвать большой палец, – закричал Бимбо Режь-Режь. – Когда я показывал нос мороженщику, ветер переменился, а мама всегда говорила: если ветер переменится, большой палец пристанет к носу, и все тут».

Бебо Марш-Марш взял его за палец и потянул. Потом обвязал палец бельевой веревкой и снова потянул. Потом уперся ногой и дернул. Но большой палец крепко приклеился к носу, а остальные пальцы все махали и махали.

Бебо Марш-Марш послал за членом городского совета. Член городского совета послал за начальником управления по очистке улиц. Начальник управления по очистке улиц послал за начальником отдела прививок департамента здоровья. Начальник отдела прививок департамента здоровья послал за самым главным сотрудником бюро прогноза погоды – там, как нигде, должны разбираться в хитростях ветра.

Самый главный сотрудник бюро прогнозов погоды сказал: «Если шесть раз ударить большой палец кончиком жезла регулировщика дорожного движения, он отклеится от носа».

Тогда Бебо Марш-Марш побежал за полицейским, стоящим на перекрестке и регулирующим движение машин и фургонов.

Он сказал полицейскому-регулировщику: «Ветер переменился, и большой палец Бимбо Режь-режа пристал к носу и не отклеивается, пока его не ударят шесть раз кончиком жезла регулировщика дорожного движения».

«Пока ты не найдешь обезьяну, которая займет мое место на перекрестке и будет регулировать движение машин и фургонов, я ничем не смогу тебе помочь», – ответил полицейский.

Тогда Бебо Марш-Марш отправился в зоопарк и обратилея к обезьяне: «Ветер переменился, и большой палец Бимбо Режь-Режа пристал к носу и не отклеится, пока его не ударят шесть раз кончиком жезла регулировщика дорожного движения, а регулировщик не может оставить свой пост на перекрестке, где он регулирует движение, пока его не сменит обезьяна».

Обезьяна ответила: «Найди мне стремянку со свистком, чтобы мне вскарабкаться повыше, свистеть и регулировать дорожное движение».

Тогда Бебо Марш-Марш обрыскал весь город, он искал тут и там, спрашивал всех подряд, пока его ноги и глаза, голова и сердце почти совсем не отказались ему служить.

Тогда-то он и встретил старую вдову, ее муж погиб при взрыве, прокладывая трубы под землей. В мешке за спиной старушка несла связку собранных лучинок, потому что ей не хватало денег на уголь.

Бебо Марш-Марш обратился к ней и сказал: «У тебя горе, у меня тоже. Ты несешь свой груз на спине, и люди его видят. Я тоже несу свой груз, но его не видит никто».

«Расскажи мне о своем горе», – сказала старая вдова. Он все ей рассказал, и она ответила: «В квартале рядом живет мастер, который чинит старые зонтики. У него есть стремянка со свистком. Он взбирается на нее, когда делает длинные-длинные ручки для зонтиков. А для свиста на стремянке есть свисток».

Бебо Марш-Марш отправился в соседний квартал, нашел дом зонтичного мастера и сказал ему: «Ветер переменился, и большой палец Бимбо Режь-Режа пристал к носу и не отклеится, пока его не ударят шесть раз кончиком жезла пол-ицейкого-регулировщика, а тот не может оставить перекресток, где он регулирует дорожное движение, пока его не сменит обезьяна, а обезьяна не может его сменить, потому что у нее нет стремянки со свистком, чтобы взобраться на нее и свистеть фургонам и машинам».

Зонтичный мастер ответил на это: «У меня сегодня вечером особая работа, я должен сделать длинную-длинную ручку для зонтика, и мне понадобится стремянка, чтобы на нее взобраться и свисток, чтобы свистеть в него. Но если ты обещаешь вернуть все к вечеру, я тебе их дам».

Бебо Марш-Марш пообещал ему это, взял стремянку со свистком, отдал ее обезьяне, и та заняла место регулировщика, а тот отправился домой к Бебо Марш-Маршу, где Бимбо Режь-Режь сидел на крыльце с приставшим к носу большим пальцем. А когда по улице кто-то проходил он вдобавок еще махал остальными пальцами.

Регулировщик пять раз ударил Бимбо Режь-Режа жезлом по пальцу. Палец держался крепко. Но когда он ударил его жезлом в шестой раз, палец отклеился.

Бебо поблагодарил полицейского, поблагодарил обезьяну, вернул стремянку со свистком зонтичному мастеру и поблагодарил его.

Когда Бебо Марш-Марш вернулся домой, он увидел, что Бимбо Режь-Режь уже в постели и рад-радешенек. Сын сказал отцу: «Когда ветер в следующий раз переменится, я буду показывать нос поосторожнее».

5. Три истории о трех внезапных вихрях ветра

На одной из улиц Печенка-с-луком-сити стояли друг против друга два небоскреба. Днем, когда улицы были полны продающего и покупающего народа, они разговаривали друг с другом так, как разговаривают горы.

Ночью, когда все продающие и покупающие отправлялись по домам, а на улице оставались только полицейские и таксисты, ночью, когда по улицам полз туман, набрасывая на дома фиолетово-серое покрывало, ночью, когда звезды и небо укутывали город пеленой фиолетово-серого тумана, два небоскреба склонялись друг к другу и шептались.

Что они шептали друг другу – тайны или что-то такое простое, что известно и мне и тебе и всбм остальным – это осталось их тайной. Одно можно сказать наверняка – часто можно было увидеть, как они по ночам склоняются друг к другу и шепчутся, точно так же, как по ночам склоняются друг к другу и шепчутся горы.

Высоко, прямо на крыше одного из небоскребов стояла бронзовая коза, она смотрела вдаль на бескрайнюю прерию, где серебристо-голубые озера сверкали как голубые фарфоровые тарелки, и в утреннем солнце сияли змейки рек. Высоко на крыше другого небоскреба стоял бронзовый гусь, он смотрел вдаль на бескрайнюю прерию, где серебристо-голубые озера сверкали как голубые фарфоровые тарелки, и в утреннем солнце сияли серебристые змейки рек.

У двух небоскребов был друг – Северозападный Ветер. Он прилетал издалека, за пару часов покрывая пять сотен миль. Он двигался так быстро, а небоскребы все стояли неподвижно на том же самом углу той же самой старой улицы, потому-то он всегда приносил им новости.

«Я вижу, город все еще на месте», – насвистывал ветер небоскребам.

А они в ответ: «Да, а горы все еще там, откуда ты прилетел, Ветер?»

«Горы еще там, а за ними – море, и железная дорога бежит, спешит по прерии к горам и к морю», – отвечал Северозападный Ветер.

Теперь я расскажу о том, что Северозападный Ветер пообещал двум небоскребам. Он часто тряс бронзовую козу и бронзового гуся, стоящих на крышах небоскребов.

«Ты что, хочешь сдуть бронзовую козу с моей крыши?» – спрашивал один небоскреб.

«Ты что, хочешь сдуть бронзового гуся с моей крыши?» – спрашивал другой.

«Нет, нет, – Северозападный Ветер улыбался сначала одному, потом другому небоскребу. – Если я сдую козу, если я сдую гуся, то только из жалости к вам, когда на вас обрушится несчастье – чьи-то похороны».

Время шло, а небоскребы стояли себе среди полицейских и таксистов, среди продавцов и покупателей, нагруженных свертками, пакетами и узлами, и высоко-высоко на крыше стояли коза и гусь, сюяли и глядели на серебристо-голубые озера, похожие на голубые фарфоровые тарелки, на серебристые змейки рек, извивающиеся под утренним солнцем.

Время шло, Северозападный Ветер прилетал, рассказывал новости и повторял свое обещание. Время шло, и небоскребы решили завести ребенка.

А еще они решили, что когда их ребенок родится, он станет свободным.

«Он должен быть свободным, – повторяли они друг другу. – Он не должен всю жизнь смирно стоять на углу улицы. Да, да, если у нас будет ребенок, пусть он свободно носится по прерии, к горам и к морю. Да, да, он должен быть свободным».

Время шло, ребенок появился на свет. Это был поезд Золотая Стрела, самый быстрый поезд, ходивший по самому длинному пути страны Рутамяты. Он мчался по прерии к горам и к морю.

Два небоскреба были счастливы, они были так счастливы, что их свободное дитя мчится от большого города к далеким горам, к далеким морям, к самым далеким горам и к морскому побережью, где гуляет Северозападный Ветер.

Они были так счастливы, что их дитя приносит пользу, были так счастливы, что их дитя возит тысячи людей на тысячи миль каждый день, и что люди, говоря о Золотой Стреле, повторяют, какая она сильная и чудесная.

Время шло, и вот пришел день, когда продавцы газет принялись кричать как сумасшедшие. «О-о-о, а-а-а, о-о-о», – вот что донеслось до небоскребов, обычно не слишком обращавших внимание на новости газетчиков.

«О-о-о, а-а-а, о-о-о», – снова донеслось до верхушек небоскребов.

Наконец крики продавцов газет достигли такой силы, что небоскребы прислушались и услышали: «Все о крушении огромного поезда! Все о несчастье с Золотой Стрелой! Множество погибших! Множество погибших!»

Прилетел Северозападный Ветер и простонал тихую грустную песенку. А после полудня толпа полисменов, таксистов, продавцов газет и покупателей со свертками столпилась вокруг двух Удивительных предметов, лежащих подле друг друга прямо посередине проезжей части. Это были бронзовые коза и бронзовый гусь. Они лежали рядышком.

Давным-давно, задолго до того, как те самые путепрыжки потеряли чудесные полоски цвета золотистой овсяной соломки и зеленые как трава тимофеевка пятнышки на дивно закрученных хвостах, задолго до того, как зынь-зынь-звонки засвистали среди цветов жимолости, а горелыки прокричали свой последний предсмертный крик, задолго до того, как произошли все грустные события, которые случились позже, за несколько лет до одна тысяча серединка-наполовинкового года Новенький Кожушок и Красные Башмачки шли по стране Рутамяте.

С того-то и началось, что они шли по стране Рутамяте. А шли они потому, что им нравилось чувствовать под ногами дорожную пыль и наполняться запахом земли. Они разузнали птичьи маршруты и тропинки жуков, догадались, почему у птиц крылья, а у жуков ножки, почему радозвонки откладывают яйца в гнездо-корзинку на дереве дунуфу, а свисти-висти пиликают свои короткие скрипичные песенки все лето напролет, пока не кончатся длинные летние ночи.

Как-то рано поутру они шли, напевая веселую песенку, по кукурузным полям страны Рутамяты. Они только что позавтракали горячим кофе и горячими булочками с маком, намазанными маслом. Новенький Кожушок спросил у Красных Башмачков: «Какой самый интересный секрет мы разгадали за это лето?»

«На этот вопрос легко ответить, – сказала она и взмахнула длинными черными ресницами. – Интереснее всего золотые веревочки, тянущиеся от каждой звезды в небо, по которым можно взобраться, когда захочется».

Они неспешно вошли в город и там встретили человека с печальным лицом. «Что случилось?» – спросили они. «Мой брат в тюрьме».

«За что?» – снова спросили они, а он ответил: «Мой брат надел посреди зимы соломенную шляпу и для смеха вышел в ней на улицу. Мой брат сделал прическу в стиле «помпадур» и для смеха вышел летом без шляпы. И то и другое против закона. Хуже всего, что он чихнул в неположенном месте на неположенных людей, чихнул в тот момент, когда умнее было бы не чихать. Поэтому его повесят завтра утром. Виселицу сделают из бревен, а веревку из пеньки, и они будут дожидаться его завтра утром. Ему завяжут вокруг шеи галстук палача и высоко его вздернут».

Человек с печальным лицом стал еще печальнее, и тогда Новенький Кожушок и Красные Башмачки преисполнились отваги. Они пошептались и сказали: «Возьми эти дешевые часики и дай их брату. Скажи ему, что когда его поведут к виселице, пусть он возьмет их в руки, заведет и нажмет. Остальное получится само собой».

На следующее утро, когда человека, чтобы повесить, подвели к виселице, сделанной из бревен с веревкой из пеньки, подвели, чтобы высоко его вздернуть, чтобы неповадно было чихать в неположенном месте на неположенных людей, он завел часы и нажал на завод. Что-то сверкнуло и рвануло, как газовый двигатель, и появилась пара больших драконьих крыльев. Это часы превратились в корабль с драконьими крыльями. Человек, которого собирались повесить, прыгнул в него и был таков раньше, чем все пришли в себя от изумления.

Новенький Кожушок и Красные Башмачки вышли из города, улыбаясь и напевая веселую песенку. А человек с печальным лицом, которое теперь уже не было печальным, побежал за ними. Следом бежали пять длинноногих кроликов.

«Это вам», – объяснил он. Все уселись на пень дерева дуну фу, и он открыл им секрет пяти длинноногих кроликов. Потом Новенький Кожушок и Красные Башмачки распрощались с ним и отправились дальше с пятью новыми друзьями.

Они пришли в другой город и увидели там самый высокий из всех небоскребов. Один богач хотел, чтобы о нем помнили и после его смерти. Он объявил свою последнюю волю и завещал построить такое высокое здание, чтобы оно скребло грозовые облака и было бы выше всех других небоскребов, на верхушке высечь в камне его имя, а ночью зажигать лампочки, составляющие буквы его имени, и чтобы на башенных часах тоже было его имя.

«Я жажду, чтобы меня помнили, и чтобы мое имя после моей смерти было бы на устах у множества людей, – сказал этот богач своим друзьям. – Завещаю вам возвести здание высотой до неба, потому что, чем выше оно будет, тем дольше будут помнить мое имя после того, как я умру».

Так и случилось. Новый Кожушок и Красные Башмачки улыбнулись, когда еще далеко от города, шагая по дороге и напевая свою старую песенку, они заметили этот небоскреб.

«Мы показываем спектакль и даем представление и хотим, чтобы его увидел весь город, – вот что сказали Новенький Кожушок и Красные Башмачки городскому голове, когда их позвали в городской зал заседаний. – Дайте нам лицензию и разрешите дать бесплатное представление на городской площади».

«А что вы делаете?» – спросил городской голова.

«У нас есть пять кроликов, пять длинноногих прыгучих кроликов, и они перепрыгнут самый высокий небоскреб в вашем городе».

«Если это бесплатно, и вы не продаете билетов и не грабите нас среди бела дня, можете дать представление и вот вам лицензия» – ответил городской голова, говоривший как положено говорить хорошо обученному политическим наукам политику.

Тысячи людей собрались на городской площади, чтобы посмотреть представление. Они хотели узнать, на что это похоже, когда пять длинноногих кроликов перепрыгивают самый высокий небоскреб в городе.

Четверо кроликов были полосатые. Пятый – полосатый и пятнистый.

Перед началом представления Новенький Кожушок и Красные Башмачки брали на руки одного за другим кроликов, ласкали их, гладили им лапки и длинные ушки, почесывали пальцами длинные задние лапки прыгунов.

«Алле» – крикнули они первому кролику. Тот приготовился. «Oп», – крикнули они снова. Кролик прыгнул, оттолкнувшись лапками, и все выше и выше, пока не перелетел через крышу небоскреба, а потом все ниже и ниже, пока не приземлился на лапки и не перебежал городскую площадь прямо туда, где стояли Новенький Кожушок и Красные Башмачки, которые приласкали его и погладили его длинные уши, приговаривая: «Молодец, парнишка».

Потом через небоскреб перепрыгнули разом три кролика. «Алле, – услышали они и приготовились, – оп». И вот все трое рядышком, чуть касаясь друг друга длинными ушками, оттолкнулись лапками и все выше и выше, пока не миновали крыши небоскреба. Тогда они пошли на снижение, и, коснувшись лапками земли, побежали к Новому Кожушку и Красным Башмачкам, чтобы те взяли их на руки, погладили бы их длинные уши и приласкали бы их.

Настал черед пятого кролика, чудного кролика, полосатого и пятнистого. «Ах, как жалко, что ты уходишь. Ах, как жалко», – приговаривали они, поглаживая его длинные уши и почесывая длинные задние лапки.

Новый Кожушок и Красные Башмачки поцеловали его в нос, поцеловали последнего, пятого из пяти длинноногих кроликов.

«Прощай, братец кролик, прощай, ты лучший из всех кроликов на свете», – прошептали они в его длинные уши. Он, как будто понимая, что они говорят и почему, помахал ушами и бросил на них долгий, решительный, глубокий взгляд.

«Алле, алле, – закричали они, и он приготовился, – Ап!» И пятый кролик, полосатый и пятнистый, оттолкнулся лапками и выше и выше и выше, и все вверх, и вверх, и вверх, и вот он уже на крыше небоскреба, и еще выше, выше и выше, и вверх, вверх и вверх, пока вовсе не скрылся из виду.

Они глядели и ждали, они ждали и глядели, но он не вернулся назад. Никто не слышал о нем больше, он исчез. Исчез со всеми своими полосками на спине и пятнышками на шерстке. А Новенький Кожушок и Красные Башмачки обрадовались, что успели поцеловать его в нос прежде, чем он отправился в далекое путешествие, такое далекое, что не вернулся оттуда.

Однажды ночью молочно-белая луна светила над Главной улицей. Тротуары и камни, стены и окна – все казалось молочно-белым. Тонкий голубой туман, как легкая вуаль, медленно плыл и качался вверх-вниз по Главной улице, то поднимаясь к луне, то снова опускаясь. Да, Главная улица была туманно-голубой и молочно-белой, и все расплывалось и становилось мягче и нежней.

Полночь уже прошла. Стоявший перед табачной лавкой Деревянный Индеец шагнул с витрины. Косматый Рогатый Бизон перед галантерейным магазинчиком помотал головой, затряс бородой, застучал копытами.

А потом – что случилось потом! Они двинулись навстречу друг другу и оказались посреди улицы. Деревянный Индеец вскочил верхом на Косматого Рогатого Бизона, а тот наклонил голову и как ветер прерий понесся прямо на запад по Главной улице.

Они остановились на высоком холме над крутым изгибом Светло-Зеленой Реки. Остановились и огляделись. Голубой туман наполнял долину, плывя и качаясь как голубая вуаль, а над долиной стояла молочно-белая луна. Медленным томительным поцелуем касались туман и луна светлых, зеленых вод Светло-Зеленой Реки.

Так они стояли и смотрели, Деревянный Индеец с медным лицом и деревянными перьями и Косматый Рогатый Бизон с большой головой и могучими, опущенными низко к земле плечами.

Они глядели долго-долго, и каждый вбирал в себя высокий холм, крутой изгиб реки и лунный туман над рекой, голубой, белый и мягкий. Наглядевшись, они повернули назад и Косматый Рогатый Бизон наклонил голову и словно ветер прерий полетел назад на Главную улицу. Вот он уже перед табачной лавкой и галантерейным магазинчиком. Затем – юрк! – оба вернулись туда, где стояли раньше и замерли, как будто ничего не произошло.

История это дошла до нас благодаря ночному полицейскому Крем-Торт-тауна. На следующий день он рассказывал: «Сидел я прошлой ночью на ступенях табачной лавочки, смотрел, не появятся ли грабители. Когда я увидел, как Деревянный Индеец и Косматый Рогатый Бизон сошли со своих мест и как ветер помчались вдвоем по Главной улице, я сказал сам себе: «Вот здорово, ну просто здорово».

6. Четыре истории о милых, милых глазках

Вечером, когда помыты тарелки, вечерняя прохлада сменила летнюю жару, а если дело происходит зимой, уже зажжены лампы и камины, папы и мамы страны Рутамяты рассказывают иногда молодому поколению историю о Белой Лошадке и Голубом Ветерке.

Белая Лошадка жила на западе страны Рутамяты. Еще совсем маленькой полюбила она ездить верхом и больше всего ей нравилось вскочить на белую лошадь и, отпустив поводья, мчаться среди холмов и рек страны Рутамяты.

Одна ее лошадь была белая, как снег, другая – белая, как свежевымытая овечья шерсть третья – белая, как серебро. Она никак не могла решить, какая из них нравится ей больше всего. «Мне всегда нравится снег, – говорила она, – свежевымытая овечья шерсть, серебристый свет молодого месяца или что-нибудь еще в этом роде – тоже достаточно белое. Мне нравятся белые гривы и бока, белые носы и белые ноги всех моих пони. Мне нравятся их белые челки лежащие меж белых ушей».

В той же самой степной стране с теми же черными воронами над головой жил Голубой Ветерок – ближайший сосед Белой Лошадки. Еще совсем маленьким он полюбил бродить пешком по пыли и траве и слушать, что говорит ветер Больше всего ему нравилось, надев крепкие башмаки и слушая ветер, бродить украдкой среди холмов и рек страны Рутамяты.