На взлёте

      Должен заметить, что на первых порах не всем это нравилось. Иные командиры высказывались в том духе, что к ним, мол, и без того "идет много бумаг". Пусть, дескать, Главное управление боевой подготовки советует, рекомендует, а не командует. Но это было лишь вначале. В дальнейшем же все на практике убедились в действенности и такой формы помощи. Доклады об исполнении наших указаний стали обычным явлением. Одновременно участились просьбы из войск прислать офицеров Главного управления боевой подготовки для того, чтобы они помогли на месте в чем-то разобраться, что-то организовать.
      Помнится и другое. Первоначально, бывало, прилетишь в дивизию или корпус, представишься, как полагается, командиру, а тот, даже не выслушав тебя толком о цели твоей командировки, сразу выпроваживает в полк. Там, мол, работайте, а меня не отвлекайте; перед возвращением в Москву зайдете и доложите, что увидели и что предприняли. Со временем же все изменилось. Командиры стали встречать инструкторов-летчиков совсем по-иному, всячески содействовать нашей работе, прислушиваться к нашим мнениям, советоваться с нами.
      Еще работая в 286-й истребительной авиационной дивизии, мы внимательно присматривались к системе ввода в боевой строй летной молодежи. Присматривались потому, что в разных местах делалось это по-разному и мнения командиров на сей счет тоже были различными. Тогда у нас не хватило времени для досконального изучения этого вопроса, и мы решили заняться им позже. Вскоре такая возможность представилась.
      П. И. Песков, М. С. Сапронов, Г. А. Соборнов и я были посланы в 234-ю истребительную авиационную дивизию. Одним из ее полков командовал полковник Л. Л. Шестаков. Мы вместе с ним воевали в Испании. Шестаков сбил там в воздушных боях одиннадцать самолетов противника, за что был награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Так же хорошо проявил
      он себя и в Отечественную войну: к началу 1943 года уже имел на личном боевом счету более десяти уничтоженных немецких самолетов. Полковника Шестакова всегда отличали вдумчивость и творческий подход к использованию боевых возможностей истребителей. Но еще больше он размышлял над подготовкой летного состава к боевым действиям. Вот с ним-то мы и завели разговор о вводе в строй молодежи. Шестаков, казалось, только и ждал этого.
      - Недавно в наш полк прибыла довольно значительная группа молодых летчиков, - начал он. - Мне приказали свести их в одну эскадрилью, а две другие - укомплектовать лишь опытными бойцами. Я, конечно, выполнил приказание, но в целесообразности его очень сомневаюсь.
      - Почему же? - допытывались мы. - Другие командиры считают, что создание так называемой "молодежной" эскадрильи позволяет сохранить высокую боеготовность полка в целом. В этом случае основная тяжесть борьбы с противником ложится на эскадрильи, укомплектованные опытными летчиками, а молодые тем временем набираются опыта и постепенно вводятся в боевой строй.
      Шестаков покачал головой:
      - Не согласен. Молодых летчиков следует равномерно распределять по всем эскадрильям. Пусть они приобретают опыт рядом со старшими товарищами. Это вернее. А создание "молодежной" эскадрильи тем и плохо, что удаляет их от опыта старших и, следовательно, тормозит ввод молодежи в строй. К тому же обстановка может потребовать бросить в бой весь полк, и тогда "молодежной" эскадрилье не избежать больших потерь...
      Несколько дней занимались мы этим вопросом. И не только в полку Шестакова, а и в других частях 234-й дивизии. Чем глубже вникали в детали дела, тем больше убеждались, что Шестаков прав. Окончательные наши выводы поддержали и другие инструкторы-летчики Управления боевой подготовки. Общими силами были разработаны соответствующие указания войскам. Разослал их Главный штаб ВВС.
      Тщательный анализ системы ввода в строй молодых летчиков, как это часто случается, вызывал необходимость разобраться и в некоторых, так сказать, смежных вопросах. Командиры фронтовых частей не раз высказывали нам претензии в адрес училищ и запасных авиационных полков. Прибывавшее на фронт летное пополнение было слабо подготовлено к ведению воздушных боев, плохо знало технику и тактику немецкой авиации.
      Тот же командир полка Л. Л. Шестаков как-то сказал:
      - Вспомните Испанию. Туда мы явились, имея за плечами по двести - триста часов налета, по сорок - шестьдесят стрельб, по шестьдесят - восемьдесят учебных воздушных боев. А сейчас у нашего пополнения все эти показатели сокращены в десять и более раз. Я, конечно, понимаю - не та обстановка. Но крайностей надо избегать и теперь. А то вот прислали ко мне двух летчиков только взлетать да садиться умеют. Как же я пошлю их воевать?..
      И вот Управление боевой подготовки направляет своих инструкторов-летчиков сразу в несколько запасных авиационных полков и летных училищ. Н. И. Храмову, П. С. Середе, М. С. Сапронову, А. П. Силантьеву и мне предстояло работать в полку, базировавшемся на так называемый Копай-город. Авиаторы, прошедшие войну, знают, что это такое. За обилие землянок острословы окрестили этим именем один из центров переучивания летного состава.
      Силантьев, Середа и я прилетели туда на "яках", Сапронов и Храмов - на "мессершмиттах".
      Летать на немецких самолетах, с их прежними опознавательными знаками, было довольно опасно. Наши зенитчики, даже заранее предупрежденные, нередко открывали по ним огонь. Не всегда спасало и то, что "мессершмитт" шел в паре с отечественным самолетом. Но менять опознавательные знаки мы считали нецелесообразным. В учебных воздушных боях летчики гораздо настойчивее атаковали машины с фашистскими крестами. Некоторые в пылу схватки порой забывали, что перед ними условный противник, и пытались применить оружие.
      В то время в Копай-городе наряду с другими находились летчики из авиационной дивизии генерала И. А. Лакеева. Они переучивались на новые истребители. Среди них было много опытных воздушных бойцов. Вместе с ними мы и провели для летной молодежи несколько показательных учебных воздушных боев.
      Особенно удался бой между командиром одного из полков этой дивизии Героем Советского Союза Г. Н. Прокопенко и нашим майором М. С. Сапроновым. Первый вылетел на Ла-5, второй - на "мессершмитте". Оба летчика стоили друг друга: отлично владели техникой пилотирования, действовали смело, расчетливо и инициативно. И все же победу одержал Прокопенко. Использовав преимущества отечественного истребителя в вертикальном маневре, он сумел навязать сопернику свою волю, заставил его драться в невыгодных условиях.
      Те, кто наблюдали за этим поединком, наглядно убедились, что летчику, хорошо овладевшему Ла-5, всегда можно рассчитывать на победу в воздушном бою с "мессершмиттами". Зрительные впечатления мы постарались подкрепить разъяснениями о сильных и слабых сторонах немецкой истребительной авиации, ее тактике и наиболее эффективных приемах борьбы с ней. Для этого использовались и плановые занятия, и просто товарищеские беседы с молодыми летчиками.
      Вникли мы и в повседневный процесс обучения летчиков в запасном полку. При этом выяснилось, что по чьему-то указанию здесь резко сократили учебную программу. Вместо тридцати часов налета, как того требовал курс боевой подготовки истребительной авиации, планировалось всего по двадцать часов на каждого летчика. Примерно половина этого времени отводилась на технику пилотирования. А обучение боевому применению выглядело так: учебных воздушных боев - пять-шесть, стрельб по наземным целям - две-три, по конусу - одна-две. Ясно, что при такой спешке не могло быть и речи о высоком качестве подготовки молодых летных кадров.
      Из Копай-города наша группа, теперь уже под руководством самого полковника С. И. Миронова, направилась в длительное турне по училищам. Побывали в Оренбурге, Кустанае, Челябинске, Троицке. Как-то необычно, по-мирному выглядели эти города, особенно в вечернее время и ночью: освещенные улицы, незатемненные окна домов, сверкающие витрины магазинов.
      Но и здесь, в тысячах километров от фронта, советские люди ковали победу над врагом.
      Знакомясь с учебным процессом, с методикой обучения курсантов, мы и в училищах обнаружили почти ту же картину, с какой встретились в запасном полку. Так же, как и там, в училищах время расходовалось главным образом на освоение курсантом техники пилотирования самолета и явно недостаточное внимание уделялось боевому применению истребительной авиации. Иначе говоря, будущий летчик не вооружался в должной степени теми знаниями и навыками, которые необходимы ему для борьбы с реальным противником.
      Да и обучение пилотированию самолета шло по старинке: предпочтение отдавалось соблюдению "классических" правил. От курсантов строго требовали совмещать на взлете капот самолета с горизонтом, а в полете смотреть за "стрелкой и шариком", координировать развороты по крену и скольжению. Таким образом, у молодого летчика вырабатывалась привычка неотступно следить за приборами и не видеть, что происходит в воздухе, маневрировать плавно, округло. А для противника - это лучшая мишень.
      Пришлось долго и упорно растолковывать инструкторам училищ фронтовой опыт. По возвращении же в Москву мы добились введения регулярных стажировок каждого из них в действующей армии. Кроме того, были пересмотрены учебные программы и разработаны конкретные рекомендации по их осуществлению. В результате уже в 1943 году, не говорю о более позднем времени, запасные авиационные полки и летные училища стали гораздо лучше удовлетворять потребности фронта..
      В Главное управление боевой подготовки были подобраны исключительно опытные летчики. Именно на этом прежде всего и зиждился высокий авторитет нашего учреждения. И уж если ГУБП высказывало какое-то свое мнение, давало какие-то рекомендации - они воспринимались как должное не только войсками, а и руководством ВВС. Недаром говорится, что власть авторитета иногда сильнее авторитета власти.
      Впрочем, в войсках бывало по-всякому. Иные горячие головы, впервые встретившись с представителями Главного управления боевой подготовки, пробовали порой и противиться осуществлению наших рекомендаций. Причем, как это принято в летной среде, высказывались прямо: вы, мол, тыловики, а мы воюем и поэтому лучше знаем, что делать, как бить врага. Убеждать таких приходилось лишь конкретными делами.
      Не всегда это удавалось сразу. Помню, работали мы в дивизии дважды Героя Советского Союза генерала С. П. Денисова и натолкнулись на такое вот фронтовое зазнайство одного из командиров полков. Отстаивая свои рекомендации по тактике ведения воздушного боя, инструктор-летчик майор Н. И. Храмов сам вылетал с его подчиненными на выполнение боевого задания и успешно сбил вражеский самолет. Командир полка, однако, не сдавался:
      - Либо самолет сбит нашими, либо это чистая случайность. Тыловик не может драться лучше наших.
      Тут уж больно была задета честь Храмова. Его мы все знали как виртуозного пилотажника и отважного воздушного бойца. В битве под Москвой он командовал эскадрильей, на Воронежском фронте - полком. В Главное управление боевой подготовки пришел, имея на личном счету тринадцать сбитых вражеских самолетов.
      О высоких летных способностях майора Храмова убедительно свидетельствовал и такой случай. В 1942 году его вместе с другими летчиками и инженерами направили в Архангельск принимать американскую авиационную технику, прибывавшую морем. Когда самолеты собрали, Храмов обратился к своему командиру Герою Советского Союза полковнику Б. А. Смирнову с просьбой разрешить ему тут же облетать истребитель "томагаук". Представитель союзников попытался предостеречь и Храмова, и Смирнова:
      - Этого делать нельзя. Нужно много и долго учиться, чтобы вылететь на такой сложной машине.
      А Храмов "поколдовал" в кабине самолета всего лишь несколько часов и выполнил на "томагауке", не обладавшем, кстати сказать, большой скоростью и маневренностью, такие фигуры высшего пилотажа, на которые не решались американские летчики.
      Несколько опережая события, отмечу, что Н. И. Храмов и в дальнейшем неоднократно демонстрировал свое удивительное летное и бойцовское мастерство. За мужество и отвагу, проявленные в боях, ему присвоено звание Героя Советского Союза. После окончания Великой Отечественной войны он оказался одним из пионеров освоения реактивных самолетов. В августе 1947 года Н. И. Храмов вместе со своими друзьями В. В. Ефремовым и П. Г. Соловьевым впервые показал групповой пилотаж на реактивных самолетах. Потом на одном из воздушных парадов выступил в составе знаменитой пятерки реактивных истребителей, возглавляемой дважды Героем Советского Союза Е. Я. Савицким.
      И вдруг такого летчика высокомерно называют тыловиком и даже ставят под сомнение его боевую честность. Мы не без возмущения доложили об этом генералу С. П. Денисову.
      - Быть соревнованию! - решил командир дивизии.
      Сам боевой летчик, он отлично понимал, что означают для собрата по профессии подобные упреки и сомнения.
      Первым вылетел майор Храмов. Сразу же после взлета он выполнил серию фигур высшего пилотажа: горки, бочки, петли, затем все повторил сначала. И все это на небольшой высоте, на повышенной скорости. Летчики и техники, наблюдавшие за ним с земли, бурно выражали свое искреннее восхищение его мастерством и смелостью. Не стал скрывать своих чувств и соперник Храмова. От вылета он отказался...
      Я остановился столь подробно на этом случае не только для того, чтобы как-то отразить одну из особенностей работы представителей Управления боевой подготовки в войсках. Мне хотелось одновременно подчеркнуть и важность здорового соперничества в летной практике, чему, к сожалению, сейчас, в мирных условиях, не везде придается должное значение. А ведь до Отечественной войны в авиации регулярно проводились соревнования и по пилотированию, и по стрельбе, и по бомбометанию. Они служили хорошим стимулом для совершенствования боевой выучки, способствовали распространению передового опыта. Почему же теперь в планах летной работы не часто встречаешь аналогичные мероприятия?
      Перебирая в памяти трудовые будни Главного управления боевой подготовки ВВС в годы войны, вспоминаю и такой характерный эпизод.
      Н. С. Дрозд, П. И. Песков, М. И. Правдин, А.П.Силантьев, П. С. Кирсанов и я обмениваемся мнениями о только что закончившейся командировке. В нашу рабочую комнату входит полковник С. И. Миронов. В его руках - полосатый телеграфный бланк.
      - Послушайте, что сообщает Ткаченко.
      Подполковник А. Г. Ткаченко, наш коллега, инструктор-летчик, находился в это время в 1-й воздушной армии.
      - Он считает, - продолжал Миронов, - что в изданных армией руководящих документах по боевому использованию авиации есть серьезные ошибки. Прошу разобраться...
      В телеграмме были названы три документа: Указания по боевому использованию истребительной авиации, Программа боевой подготовки летчика-истребителя и Курс обучения истребителей групповому воздушному бою. Звоним в библиотеку управления:
      - Есть такие разработки?
      - Только что поступили.
      Берем их, углубляемся в чтение. И сразу же убеждаемся, что Ткаченко прав. Там не чувствуется духа времени и имеются явные расхождения с требованиями командования ВВС.
      Нет необходимости перечислять здесь все недостатки этих изданий - едва ли интересно читателям вникать в суть специальных терминов, формулировок и рекомендаций, ныне уже устаревших. Скажу о главном: летчики-истребители фактически ориентировались не на наступательные, а на оборонительные действия. И это в 1943 году, когда вражеская авиация неумолимо теряла былое превосходство над советской авиацией, когда отечественная авиационная промышленность наращивала выпуск первоклассных машин, когда советские летчики приобрели солидный боевой опыт!
      Взять хотя бы боевые порядки, в которых, пожалуй, как ни в чем другом, наглядно проявляются способы применения истребительной авиации. Названные издания исходили здесь из принципа осмотрительности, отражения внезапных атак противника с хвоста и отнюдь не ориентировали на активный поиск врага, на ведение наступательного боя. Скажем, для звена истребителей рекомендовался такой боевой порядок: все четыре самолета идут на одной линии и на одной высоте, интервал между ними - триста метров, командир звена - в середине. Маневрирование предлагалось осуществлять одновременным поворотом всех самолетов, захождением "плечом". Команды для маневра подразделялись на предварительные ("Налево!", "Направо!") и исполнительные ("Марш!").
      Для нас, уже многократно изведавших все превратности современного воздушного боя, было совершенно очевидно, что, действуя так, звено окажется беспомощным. Сложность маневрирования не обеспечит ему выгодного положения для атаки. Отсутствие взаимодействия между парами и внутри них неизбежно приведет к тому, что при встрече с противником строй рассыплется и каждый летчик станет действовать обособленно. А излишние команды по радио будут лишь засорять эфир и отвлекать внимание от боевой работы. Все это годится для воздушного парада, но отнюдь не для боя.
      Свое мнение мы доложили руководству управления. И тотчас же в 1-ю воздушную армию последовало распоряжение: Указания по боевому использованию истребительной авиации изъять из употребления, а Программу и Курс подготовки летного состава основательно переделать.
      В это время штаб ВВС, не без участия офицеров нашего управления, уже заканчивал разработку своих основополагающих документов: Руководства по боевым действиям истребительной авиации и Курса боевой подготовки истребительной авиации. Появление их в войсках сыграло заметную роль в повышении эффективности воздушных боев и улучшении обучения летного состава.
      Большие работы проводились на аэродроме нашего тренировочного полка. Именно здесь нами отрабатывалась тактика борьбы с немецкой авиацией и осваивалось боевое применение новых самолетов, поступавших на вооружение. Нередко сюда приглашались и представители с фронта, из запасных полков, из летных училищ. Чаще всего это делалось, когда возникала настоятельная необходимость рассеять какие-то их заблуждения, что-то показать им с наибольшей наглядностью. Например, в начале мая 1943 года они имели возможность наблюдать у нас показные полеты, на которых проверялась эффективность борьбы штурмовиков Ил-2 с атакующими истребителями.
      Идея такого эксперимента зародилась несколькими месяцами раньше. А навеяли ее сами фронтовики. При поездках в войска представители Главного управления боевой подготовки неоднократно слышали разговоры о том, что Ил-2 якобы не способен эффективно обороняться от истребителей и что, мол, необходимо принять в связи с этим какие-то меры.
      К мнению фронтовиков мы всегда прислушивались очень внимательно. Так было и на сей раз. В штурмовые части выехали наши офицеры для детального изучения вопроса. Они собрали обширный материал, обобщили опыт передовых полков и пришли к выводу, что Ил-2 может не только успешно обороняться, но и вести активную борьбу с истребителями противника, используя мощь своего лобового оружия. Показные полеты должны были наглядно подтвердить эти выводы.
      Из инструкторов-летчиков штурмовой авиации в них участвовали И. Г. Выдрач, В. А. Мамошин, В. И. Туровцев, А. В. Кульбин и другие. От нас - истребителей А. Г. Ткаченко, М. С. Сапронов, П. С. Кирсанов, П. И. Песков, А. П. Силантьев, Г. А. Соборнов и я. На всех самолетах были поставлены фотоконтрольные приборы, фиксировавшие результаты учебного боя - кто кого "сбил" первым.
      Группы Ил-2 в составе четырех, шести и восьми самолетов осуществляли штурмовку аэродрома. Истребители парами и звеньями атаковали их. Стоило нам приблизиться, как "илы" образовывали круг и надежно защищали один другого, особенно с задней полусферы. Атаковать же их спереди - безнадежное дело: штурмовик значительно превосходил все тогдашние истребители в мощи огня из лобового оружия... Да и при "ножницах", когда Ил-2 меняют курсы полета, тоже можно оказаться в зоне интенсивного огня. Удачно использовалась штурмовиками и спираль, напоминающая снижающийся круг: в конце концов этот маневр приводил к тому, что Ил-2 отрывались от истребителей, маскируясь на бреющем полете фоном местности.
      Пленки фотопулеметов очень наглядно отразили результаты нашей борьбы. При проявлении их обнаружилось, что штурмовики "сбивали" нас, истребителей, гораздо чаще, чем мы их. С искренним удивлением рассматривал я на пленке силуэт своего самолета, на котором лежало перекрестие прицела штурмовика. Да и по времени атаки экипаж Ил-2 опередил меня. Невольно вспомнился давнишний фронтовой случай, когда на моих глазах "мессершмитт", оказавшийся в зоне огня лобовых пушек нашего штурмовика, буквально развалился в воздухе. А ведь Ил-2 кроме пушек мог использовать и реактивные снаряды...
      Несколько позже, в июне, офицерам Главного управления боевой подготовки пришлось также скрупулезно заниматься поисками путей для повышения эффективности перехвата воздушных целей, совершенствованием системы наведения истребителей. К тому времени в авиации уже имелась довольно широкая сеть командных пунктов - основных и запасных, а также пунктов наведения, выдвинутых к линии фронта. Значение их все более возрастало. Но не было еще единого мнения о роли КП и ПН в управлении истребителями. Одни авиационные командиры считали, что теперь не только можно, а и необходимо руководить боевыми действиями истребителей главным образом с земли. Другие утверждали, что руководить боем всегда должен командир, возглавляющий группу в воздухе; с наземного пункта необходимо лишь информировать его о воздушной обстановке и наводить на цели.
      Офицерам Главного управления боевой подготовки поставили задачу: разобраться в этом споре, прийти к каким-то совершенно определенным выводам и выработать соответствующий руководящий документ. Так впоследствии родилась Инструкция по обнаружению самолетов противника и наведению своих истребителей по радио. В ней недвусмысленно подчеркивалось, что с земли следует осуществлять лишь наведение истребителей на воздушного противника, а руководить боем по-прежнему обязан командир, вылетевший вместе с группой.
      При разработке инструкции возник вопрос: как увеличить дальность обнаружения и наведения истребителей? Наши наземные пункты могли следить за воздушной обстановкой в лучшем случае над линией фронта, а то, что происходило в тылу противника, было для них неведомо. И здесь впервые родилась мысль использовать на КП и ПН радиолокационные станции, которые в то время находились в основном в системе противовоздушной обороны.
      В процессе работы над книгой я обнаружил в архиве докладную записку Д. Ф. Кондратюка на имя командующего ВВС от 11 июня 1943 года. Начальник Главного управления боевой подготовки доказывал в ней, насколько необходимо оснащение каждой воздушной армии одной-двумя радиолокационными станциями типа "Редут". Там воспроизведены все наши доводы в пользу того, что эти станции позволят значительно расширить возможности истребителей по перехвату самолетов противника, сократить наряд сил авиации для непосредственного прикрытия с воздуха боевых порядков наземных войск, сэкономить моторесурсы и горючее.
      Прочел я записку и поймал себя на том, что улыбаюсь ей, как старому фронтовому приятелю. Так мне близко все, о чем говорится в ней! И ведь цель была достигнута: спустя некоторое время радиолокационные станции "Редут" поступили на вооружение сначала воздушных армий, а затем авиационных корпусов и дивизий.
      "Редут" размещался на автомашине и имел вращающуюся антенну. Дальность действия сто - сто двадцать километров. Станция выдавала две координаты обнаруженных целей - дальность и азимут. Ряд последовательных засечек цели позволял определить курс и скорость, а характер импульсов на экране приблизительный состав группы противника. Высоту полета самолетов "Редут" не определял. Но при всем техническом несовершенстве этого локатора появление его на авиационных КП и ПН было большим шагом вперед.
      Незадолго до начала знаменитой битвы на Курской дуге мне опять довелось встретиться с командиром 283-й истребительной авиационной дивизии генералом С. П. Денисовым. Дивизия его входила тогда в состав смешанного авиационного корпуса и в основном обеспечивала боевые действия двух других дивизий штурмовых. С. П. Денисов, разносторонне подготовленный, творческого склада командир, как-то заметил по этому поводу:
      - Очень уж однообразная у нас работа. Только и знаем - сопровождать штурмовиков. Летчики привыкают к ведению лишь оборонительных боев и теряют качества активного воздушного бойца. А какие же они после этого истребители? На мой взгляд, настало время отказаться от смешанных авиационных корпусов. Надо иметь однородные корпуса, как в резервах Ставки Верховного Главнокомандования.
      Интересная мысль! Мы и сами в какой-то мере уже чувствовали, что организация, принятая во фронтовой авиации, несколько устарела. Но эти наши смутные еще догадки не подкреплялись такой неоспоримой аргументацией. Теперь же, как говорится, все вставало на свои места. Особенно после того, как мы сами - я, Н. И. Храмов, А. П. Силантьев и П. С. Кирсанов, несколько раз слетали вместе с истребителями 283-й дивизии на боевые задания по сопровождению штурмовиков. От нас последовал мотивированный доклад о целесообразности упразднения смешанных авиационных соединений. Конечно, я бы погрешил против истины, если бы отважился утверждать, будто мы выступили в данном случае в роли первооткрывателей. Подобные предложения вносились, по-видимому, многими авиационными командирами. Но смею льстить себя надеждой, что, когда принималось окончательное решение о новой организации ВВС, наш голос тоже был принят во внимание.
      Изучение положения дел в частях 283-й дивизии, которая воевала в общем-то хорошо, позволило нам поставить и еще ряд важных вопросов. Остановлюсь на некоторых из них.
      Сопровождая Ил-2, истребители держали относительно небольшую скорость - до трехсот километров в час - и находились либо в боевых порядках штурмовиков, либо на незначительном расстоянии от них. Этим пользовались немецкие летчики. Они на предельных скоростях внезапно атаковали наши самолеты, в том числе истребители, и нередко добивались успеха. Не всегда тактически грамотными были действия самолетов прикрытия при нанесении штурмовиками ударов по наземным целям: в то время как "илы" пикируют, истребители остаются на прежней высоте и "мессершмитты" почти безнаказанно действуют у самой земли.
      Мы спросили командира истребительного полка:
      - Почему летчики держат небольшие скорости не только при сопровождении штурмовиков, а и при патрулировании над полем боя?
      Ответ оказался несколько неожиданным:
      - Рады бы ходить на максимальных, да запрещается.
      - Кто запрещает?
      Командир полка сослался на приказ НКО, изданный в марте 1942 года. Действительно, этот приказ обязывал летчиков-истребителей патрулировать над полем боя на экономичных скоростях. Я не знаю, чем руководствовались, когда давали такую рекомендацию. Ведь немецкие истребители приходили в район боевых действий на максимальной скорости, и, значит, наши летчики вынуждены были начинать бой в менее выгодном положении. Видимо, в начале 1942 года имелись какие-то причины для издания такого приказа (может быть - нехватка авиабензина), но к лету 1943 года он явно устарел. По предложению руководства Главного управления боевой подготовки в приказ были внесены соответствующие коррективы.
      Тогда же группа летчиков обратилась к майору Н. И. Храмову с просьбой позаботиться об уточнениях порядка подтверждения сбитых вражеских самолетов. Соответствующий приказ обязывал подтверждать уничтожение каждого вражеского самолета системой наведения, командованием наземных войск и фотоснимком.
      - А как быть, если самолет сбит над территорией, занятой врагом? - резонно спрашивали летчики.
      Попробуй ответь! Ведь тогда на наших истребителях фотоконтрольные приборы не устанавливались. А между тем, в отличие от прежних лет, истребительная авиация стала довольно активно действовать по ту сторону фронта.
      Все сошлись на том, что право подтверждать уничтожение вражеского самолета надо предоставить самим участникам воздушного боя, которые оказались непосредственными свидетелями свершившегося факта.
      На первый взгляд может показаться, что не такой уж это значительный вопрос. Однако тогда он имел большую актуальность. Действовавший до тех пор приказ по настоянию Главного управления боевой подготовки был дополнен еще одним пунктом, и последовало предложение об установке на истребителях фотопулеметов.
      А в самой 283-й дивизии на занятиях с летным составом и многочисленных разборах боевых вылетов мы особенно приналегли на необходимость осмотрительности в воздухе. И тоже, конечно, не без причин. Однообразие решаемых дивизией задач (сопровождение штурмовиков) в некоторой степени расхолаживало летчиков, снижало их бдительность. Бывали случаи, когда у ведущего сбивали ведомого, а он этого даже не замечал.
      Летние месяцы 1943 года по справедливости можно считать периодом, когда закладывались прочные основы взаимодействия не только в боевых порядках истребителей, но и между всеми родами авиации. Массовое поступление на фронт новых самолетов, широкое внедрение радиосвязи, приход к руководству авиационными частями и подразделениями молодых командных кадров - все это накладывало определенный отпечаток на работу по дальнейшему совершенствованию боевого использования военно-воздушных сил. А потому умение найти росток нового, оценить и обобщить передовой опыт, решительно отбросить старое, отжившее приобретало особое значение в практической деятельности Главного управления боевой подготовки в целом и его представителей на местах. Хорошо помню командировку в 288-ю истребительную авиадивизию, которой командовал тогда Герой Советского Союза полковник Б. А. Смирнов - мой соратник по Испании. Борис Александрович много и плодотворно занимался улучшением взаимодействия истребителей с бомбардировщиками и штурмовиками. Находясь на его командном пункте, мы заметили двух офицеров, к которым полковник Смирнов обращался довольно часто. При этом по самой манере обращения да и по характеру вопросов нетрудно было определить, что офицеры те не его.
      - Кто такие? - спросили мы командира дивизии.