Древняя кровь

Довольно далеко. Километров двадцать, не меньше. И оттуда, из этой мглистой дали, долетела и ужалила в руку лилово-золотистая искра. Те самые холмы. Даже не сверяясь с картой, Александр понял, за каким именно гребнем сейчас набухает от сырости пепел на выжженной молниями поляне. Катер скользнул обратно, в лабиринт речек и проток, под облетающие кроны леса.

С того дня Александр мог ходить по лесу без компаса. Направление на холмы он чувствовал всегда и везде. Даже в городе, во время своих редких поездок к друзьям. У родителей. За обедом. В погребе. При объезде леса. Разговаривая с Натанычем. Таская из конюшни ведра с навозом. Прочищая и смазывая ружье. Всегда. Везде. Он даже начал привыкать к этому свербящему чувству, как привыкают жители болот к комарью. Исчезни оно — и чего-то будет недоставать.

Старые способности не восстановились. Зато, похоже, зародились новые. Вот и пригодился совет странного лесника — учиться самому.

Раньше, среди Древних, чувствовать лес получалось не всегда. Боль леса, тревогу, беспокойство — бывало, иногда при помощи волевого усилия, чаще самостоятельно. Какое-нибудь дерево или зверька тоже понимал неплохо. Но тайная внутренняя жизнь огромного живого существа, состоящего из множества других открылась ему впервые.

Он ходил по лесу пешком, реже ездил на Гривне, человека на лошади лес опасался меньше, чем пешего. Александр долго пытался понять, в чем дело. Зайцы, лисы, даже мыши настораживались задолго до того, как он подходил. Когда ехал верхом — только косо поглядывали и бежали по своим делам.

Ответ пришел неожиданно. Александр сидел у огромного дуба, прислонившись к стволу и закрыв глаза. Сквозь дрему он слышал, как переступает неподалеку лошадь, похрупывает, срывает пожухлую траву. Вокруг шелестела мелкая живность, где-то вдали долбил дятел, попискивали синицы…

…И вдруг не ушами — позвоночником, затылком почувствовал мерные глухие удары. Туп, туп, туп, туп. Гривна фыркнула, прекратила жевывать. Лес насторожился, синицы запищали громче. Что-то жутковатое, чужое было в этом приближавшемся погромыхивании. Что-то такое, от чего могла бы встопорщиться шерсть на загривке, будь Александр зверем. Такого в лесу он еще не слышал. Не бывает в лесу таких размеренных звуков. Если лось или кабан бегут, спасая жизнь, звучит похоже, но копыта бьют о землю гораздо чаще, слышится треск кустов, тяжелое дыхание — а здесь словно механизм движется.

Тяжелые удары приближались. В кустах послышался шорох — пестренькая мышь кинулась к своей норе. Лошадь фыркнула еще раз, нервно ударила копытом. Кто-то или что-то подходит. Руку на ружье, откроем глаза, медленно, без резких движений повернем голову. Кто?

К дубу подошел небритый мужик в потертом пальто, из-под которого виднелись тупые носы резиновых сапог. Сквозь цветастый пакет проглядывали несколько горстей опят. Грибник. Всего лишь грибник?!

— Слышь, паря, я на Гнилуху так выйду, не знаешь? Говорят, там грибов этой осенью — море.

— Выйдешь, только потом свернуть надо будет. По просеке иди, до столба между шестым и седьмым участками, за ним тропа направо отходит. По ней прямо.

— Ну, спасибо, а то я на Гнилуху через эти места только раз ходил. А ты что, лесник здешний?

— Нет, я в охотхозяйстве, стажер.

— А-а, Юнату в помощь прислали! — обрадовался мужик. — Это хорошо, а то он запарился в последнее время, городских много наезжать стало. Слышь, стажер, а насчет грибов — точно ?

— Точно. По краю луга, где вырублено, смотри. Только не рви, а срезай. Нож есть?

— Обижаешь! Что ж я, без понятия! Ну, пойду я. Привет начальнику передавай, от Сереги из Терешки.

Туп, туп, туп — шаги удалялись. Мышка высунулась из-под куста, повела носом, подозрительно блеснула темным глазком на Александра. Забавно пошевелила ушами, вслушиваясь в затихающие удары сапог. Вот оно что! Действительно, ни один зверь так не ходит. У каждого через десяток-другой шагов обязательно задержка: воздух или дерево понюхать, Препятствие переступить, поинтересоваться чем-нибудь вкусным. Человек идет, как робот. Лесные жители так мерно, целеустремленно только спасаются от кого-то, уходят из плохого места подальше. Вот все остальные и настораживаются. А шаг с ударом всей подошвой далеко по земле отдается. Ну что, будем учиться у мышей? И ходить всё время только звериным шагом. Волчьим. Как в разведке учили. Эх, и ноги же разболятся!

Пестрая подмигнула из-под куста и умчалась по своим делам.

С тех пор начало постепенно проявляться чутье. Не возвращаться, именно проявляться. По-новому. То, чему его учили Древние, было и похоже и не похоже на открывавшееся в лесу. Уроки Николая Ивановича, Олега, командира — это были вопросы с заранее известными ответами, уже решенные задачи. Оставалось только следовать проверенной методике и получать свою оценку. Лес задавал вопросы и не подсказывал ответ. Слышимый не ухом, а руками шорох глубоко под землей — водные потоки? Ход соков в корнях? Ворочающийся в норе крот? Или вообще восприятие той связи между деревьями, о которой наука только догадывается ?

Первые ответы получил с помощью лопаты. Вот эта бурая полоска, еле заметно различимая под землей, — корешок. Это пятно, холодное, если провести над ним рукой — сырой комок среди сухих. Синеватая искорка, разгорающаяся ярче, если поднести железо, — потерянная или выброшенная Натанычем ржавая гайка…

Со временем пришло и понимание живого. Мог угадать, где и чем именно довольно чавкают кабаны. Зачем именно долбит кору дятел — ищет личинок или решил расширить дупло. Как реагирует на это дерево. Кто кому сильнее мешает — старый дуб или проросшие неподалеку осинки. Людей вообще чуял сразу — где чужак вошел в лес, насколько может навредить. Одного только никак не мог различить на расстоянии — своего шефа. Видимо, лес уже давно считал егеря частью себя самого, не отделяя от остальной живности.

Вернулось чувство опасности. Зашел однажды на полянку с пепелищем, прикрытым листопадом, с рухнувшим деревом, на котором бурели высохшие потеки крови — и отшатнулся. В этом месте лес был готов вытеснить любого человека, придавить, отбросить опасного двуногого пришельца. Через несколько минут по кронам из-за спины прокатилась шелестящая волна — признали своего. Тугой, болезненный комок в груди растекся и исчез. Попробовал подойти к упавшему дереву — шиповник схватил за куртку и штаны мягко, но настойчиво. «Не ходи туда! Опасно!» Согласился с лесом. Заодно вспомнилось, какими видел подобные места при помощи «верхнего зрения». Теперь эта полянка казалась черно-красной среди серого, засыпающего леса.

Домой возвращался только для того, чтобы выспаться и поесть. Иногда брал спальный мешок, кусок полиэтиленовой пленки вместо палатки — октябрьское небо протекало, как старая кастрюля, — и оставался ночью в лесу. Сперва разжигал костер, потом уловил недовольство леса. Научился обходиться теплом своего тела и палой листвы, в которую зарывался, как зайчонок. Темнота ему мешала все меньше.

А вот присутствие «потусторонних» сил почувствовать не удавалось. И настроение, чувства людей оставались закрытыми. Впрочем, на ком было проверять себя?! При редких встречах в лесу реакцию можно было предсказать заранее. Идешь, любуешься пейзажем — и вдруг навстречу человек с ружьем. Настороженность. Опаска. Выяснение, кто есть кто. У охотников — легкая неприязнь. Кое у кого и злоба. Облегчение — при прощании. Всё это было слишком отчетливо написано на лицах, слишком хорошо улавливалось по глазам и голосу. Никто не таил мысли, не было несоответствия между тем, что видел и чувствовал.

Самой большой загадкой оставался Юрий Натанович, Юнат, как его прозвали местные. Не удавалось его ни понять, ни почувствовать. Даже когда он явно на что-то злился, это можно было услышать, но не учуять. Словно и не человек, а кукла говорящая — изнутри не выплескиваются ни яростное алое пламя, ни нежная зелень, ни желтые всплески беспокойства. Хотя вполне может быть, что Александр просто не улавливал этого. Не хватало нового чутья, человек все-таки сложнее зверя и дерева.

Сам Натаныч метания своего стажера по лесу замечал, но относился к ним с добродушной усмешкой. «Бегаешь? Ну, побегай, побегай! Для лесу оч-чень полезно! И мне, старому, работы-то поменее!» — сказал он однажды с видом дряхлого деревенского деда. И уехал на неделю в город — в госпиталь, обследовать позвоночник, из-за травмы которого пришлось оставить авиацию. Сначала Александр испугался ответственности. Потом вышел на обход и понял, что он не один. Лес поможет.

Смутное беспокойство пришло в самом конце месяца. Холмы за рекой начали притягивать сильнее — и в то же время раздражали. Хотелось сровнять их с землей, разметать по камню, по песчинке. И само место, где они стояли, выжечь и перепахать. Александр стал всё чаще вспоминать выгоревший круг, по ночам опять виделся фиолетовый туман с жалящими золотыми змеями. Уходил ночевать в лес, к старому дубу — туман исчезал, но вместо него появлялся и дергался на дереве выпотрошенный заживо поросенок. Во время очередного обхода поймал себя на том, что свернул с привычного маршрута и идет к черной поляне. Выругался, развернулся и пошел обратно — тяжело, словно по грудь в воде. Каждый шаг требовал заметных усилий.

Тридцатого под вечер вернулся Натаныч, поглядел на осунувшееся, потемневшее лицо и поблекшие глаза Александра, присвистнул.

— Ого, Санек! Как это ты себя умудрился до такого довести?! Лень было еду готовить или спать в одиночку боялся? Ну-ка, выкладывай, что тут без меня случилось!

— Да ничего не случилось. Давит что-то, и всё. Может, погода, может, еще что…

— Вот и расскажи, что именно. Давай, давай, я же вижу, что сам знаешь. В лесу что-то случилось? Шалил кто?

— Всё нормально. На вверенной мне территории чрезвычайных происшествий не было.

— Ты мне голову не морочь, по уставу мы свое прожили. Нас тут трое, все свои — ты, да я, да лес кругом. Зиму нам здесь сидеть вдвоем, за это время ты или засохнешь, или повесишься, или на меня тигром кинешься. Выкладывай, говорю! Как на духу! Не бойся, смеяться не стану и санитаров не вызову. Я ж тебе говорил, навидался всякого. Без причины человек до такого состояния себя не доводит.

— А если не человек?! — И Александра прорвало, как треснувшую плотину. Он рассказывал о своем командире. О ночной встрече и поездке верхом по городу. Об Олеге, о Древнем Народе. О молниях и черном посохе. О своих снах. О потерянном чутье и о том, что ему дал взамен лес. И о непрерывном зове с того берега. Наконец, выдохся.

— Теперь, Юрий Натанович, вызывай санитаров. Или ФСБ — кого хочешь. Можешь попа со святой водой и ладаном — нечисть из дому гнать.

— Тебя, что ли? Так ты, извини, нелюдь, если твоему же рассказу верить. Нечисть — это уж совсем из другой оперы. Русский же человек, различать должен. Может, и не человек, — поправился егерь. — Но всё равно русский. Сам-то ты кем себя чувствуешь?

— Не знаю я, Натаныч. Честное слово, не знаю, кто я теперь. Знаешь, как говорят? Что имеем — не храним…

— …Потерявши — плачем, знаю. Так ты по чем больше плачешь: по способностям своим пропавшим или по тому, что больше не человек? Не вскакивай, сиди. Я тебя что, ладаном окуриваю, веником гоню? Хотя батюшку позвать — мысль неплохая. Полегчало бы тебе. Но ехать далековато, на ночь глядя, да и не готов ты еще к такой помощи. Так что попробуем обойтись как-нибудь. Так как с тобой прикажешь разговаривать — как с человеком или как с этим… Древним?

— А сам ты как думаешь? Кто я теперь?

— Дурак. Молодой такой дурень, салага. Сопливый Санька Шатунов. Полегчало? Если нет, подумай, почему ты прежде всего дурак, а уж потом всё остальное. Не думается? О! Слышу, слышу. Скрипят уже.

— Кто?!!

— Не пугайся, нервный какой стал. Мозги твои скрипят, шарики, ролики и шестеренки. Друг за друга заезжают. Ладно, счас вправлять будем. Биологию учил? Тогда отвечай, к какому виду относятся Древние.

— При чем здесь биология?!

— Молчать!!! Думать я за тебя буду, раз дурак, а ты отвечай! Вид! По-латыни и по-русски!

— Хомо сапиенс, человек разумный. — Командный голос почему-то успокоил Александра. Насколько легче, когда кто-то за тебя подумает…

— То-то! Че-ло-век! Значит, вопрос биологический решили. — Натаныч довольно потер руки. — Перейдём к следующему пункту повестки дня. Кашпировский — человек?

— Человек. Но у него способности другие.

— Ну и что?! А у негров еще какие-нибудь, у них колдуны мертвецов из могил поднимают. А на Филиппинах без ножа режут, и никто этих хиллеров-киллеров нелюдью не считает. Так что не каждый человек — Древний, но каждый Древний — человек. Так получается?

— Так.

— Ну вот на этом и успокойся. Теперь вопрос следующий. Тебе что надо — к Древним вернуться или доказать себе, что ты не хуже их? Считай, что доказал. Без их уроков почти к тому же самому пришел. Года два в лесу поживешь — еще и не тому научишься, если будешь такими темпами продолжать. А про волчий шаг и про движение по лесу не ты первый догадался. Только больше так не ходи, особенно когда с ружьем. Зверье должно вооруженного человека опасаться, а не за своего считать. Про такую походку мне еще дед рассказывал, он с малолетства охотником был. Он же и сказал, чтобы я не каждый раз ее использовал. Человек умнее зверя, а если еще и чутье лесное обмануть — совсем нечестно получится. Одно дело, когда на кабана ходили с копьем, а другое… Сам видел, как. Ни единого шанса. Ты лучше подумай на досуге, чем они так чушку обманули, что она с поросятами прямо на них вышла? Там же от машин метров сто было. Теперь сам знаешь, что редкий зверь этого не почует, а когда матка с маленькими, у нее всё острее должно быть. Вот где вопрос, а ты — кем быть?!

— И всё-таки: быть иль не быть?

— Ну что ты, маленький, что ли? — рассердился егерь. — Здоровый лоб, третий десяток скоро прикончишь, отвоевал, а всё тебе нужен учитель с указкой и дедушка с ремнем! Сам решай! Скажешь: «человек» — ну и живи по-человечески, скажешь: «Древний» — живи по-древнему. Я тебя в любом случае гнать не стану, не надейся. А сейчас — отбой! Я тебе на ночь одну хитрую настойку дам, проспишься нормально. Одни травы, а успокаивает лучше всякой химии.

Натаныч встал, подошел к шкафу, выдвинул ящик и долго звенел склянками.

— Во, держи! Сорок капель на стакан — и в койку. Утром поговорим.

Настойка оказалась на редкость вонючей и едкой. В горле сразу запершило, язык пересох и обдирал небо. «Надо бы еще воды выпить», — подумал Александр и вдруг понял, что не сможет. Заснет прямо со стаканом в руках. Пошел в свою комнату. Не дошел — опустился на пол. Свернулся калачиком, пристроил ладонь под голову. Заснул, как провалился — сразу темнота, тишина. Покой.

Старый егерь посмотрел на спящего, покачал головой.

— «Быть иль не быть?!» Эх ты, Гамлет в камуфляже! — наклонился, поднял Александра на руки и понес к кровати, как ребенка.

Бывший разведчик, бывший научный сотрудник, бывший воин Древнего Народа спал в доме среди леса. Рядом сидел пожилой, но еще отнюдь не старый мужчина с серебряными висками, курил и разглядывал своего стажера. Чем-то этот парень был похож на погибшего сына. Игорьку столько же было. Тоже море проблем, вопросов… А в ответ прилетел «Стингер», и даже похоронить нечего. Егерь закурил, сизый дым пополз по комнате и обвился вокруг лампы,

Спит, вояка. Супермен-недоучка. Бывает и хуже. Надо будет внимательнее за ним присматривать, не к добру эти сны и тяга к проклятым местам. Гордый он слишком, вот в чем беда. Всё пытается сам решить, своим умом и своими силами. Что ни за кого не прячется, ни на кого не надеется, обо всем сам думает — это хорошо. Только если бы люди всё пытались делать в одиночку, их бы еще саблезубые тигры скушали и облизнулись. Ну ничего, выговорился, душу раскрыл — теперь дело на поправку пойдет. А пока поправляется — поддержать надо. И придержать, чтобы не совался куда попало. И прикрыть, если всё-таки сунется. Глаз на затылке даже у Древних нет.

Настойка подействовала и отпустила, теперь нормально спит, сам по себе. Перевернулся, улыбается чему-то, как ребенок. Наверное, хороший сон увидел. Спи, парень. Отдыхай. Похоже, завтра у тебя будет много работы.

ГЛАВА 7

Проснулся Александр далеко за полдень. Солнце светило в окна, стена и пол были расчерчены серыми линиями по яркому золотистому пятну. Сегодня дождя не будет.

Что-то мешало сосредоточиться, подумать о том, с чего бы сегодня он так разоспался, что нужно делать и почему же, черт побери, его не разбудил Натаныч.

Натаныч. Вчерашний разговор. Вот оно что! Просто снотворное, вот и всё. А какие у нас дела на сегодня намечены?

О делах не думалось совершенно. Думалось о том, что не мешало бы и позавтракать для начала. Или пообедать — который там час? Ого, уже второй! М-да, сильны мы насчет поспать. Всплыла в памяти мудрость из «дембельского альбома»: «Солдат спит положенное, досыпает недоспанное и высыпается про запас». Недосланного набралось много, Натаныч прав. И вообще прав. Ну, со сном разобрались, а как насчет поесть? Жрать хочется просто зверски. По крайней мере, нечеловечески.

Александр потянул носом. М-м-м! Вполне вероятно, что именно от этого запаха он и проснулся: яичница, жареная картошка, колбаса. Не иначе старый охотник точно знает о таком побочном эффекте своего зелья, как волчий аппетит. На кухню бегом марш!

— Доброе утро, Саня! Как, выспался или еще нет?

— Доброе утро, Натаныч! Точнее, добрый день. Чего это ты мне вчера накапал?

— Ну, капал ты сам, а что именно — секрет фирмы! В основном травы, но кое-что для простоты и удобства в аптеке куплено. Валерьянка, пустырник, мята, еще кое-что. Всего понемногу. И вообще, может, у меня свои особые способности есть?! Давай обедай, тут всё твое.

Яичница была из пяти яиц, картошки — полная сковородка.

— Куда столько! Присоединяйся, Натаныч!

— Я уже поел. Расправишься с обедом — проверь у «козла» масло и поставь аккумулятор на зарядку. Я пока катером займусь. Праздники на носу, граждане отдыхающие обязательно приедут поразвлечься на природе. На кобылках своих мы за ними не угонимся, если что. Да и сразу по нескольку мест проверять нужно будет, и по суше, и по воде.

— Да по такому холоду кто на воду полезет!

— Вот и они так же думают. Ты ешь пока, ешь, тебе сейчас нужно! Тут от ледохода до ледостава на острова ездят. Места хорошие и от города недалеко, а между проток зверю порой и деться некуда. Однажды лося взяли прямо в протоке — переплыть решил, а тут как раз «Амур» с охотничками. За рога и в упор, — Натаныч помолчал немного. — Хорошо хоть горючка подорожала — раньше здесь моторками всё кишело. Зато сейчас если уж добрался сюда кто-то в такой сезон, значит, человек серьезный. Или денег очень много, или он прямо здесь их и зарабатывает. Так что посуху я тебя погоню, ты с лесом уже освоился. Опять-таки чутье твое пригодится. А на реке и около я лучше справляюсь. Да, к нам могут еще и подкрепление прислать — милицию и общественников. Прошлый год были, а на этот пока неясно, как с финансами — перечислит область деньги, приедут. До сих пор вопрос решают, кто кому сколько должен за прошлый сезон. Ну, я пошел. Приятного аппетита!

— У-угм! — кивнул в ответ Александр. Более внятно ответить не было ни малейшей возможности — челюсти работали с такой скоростью, которой он и сам от них не ожидал. Сковородка пустела на глазах. Куда оно всё только вмещается! Правду говорят ученые — возможностям человека предела нет…

После сытного обеда не хотелось ни работать, ни шевелиться вообще. Однако засиживаться нельзя — и так провалялся полдня. Работа не волк, в лес не убежит. Поэтому надо вставать и браться за нее.

Гараж встретил запахом металла, смазки, бензина и еще чего-то. Специфический такой душок, сладковатый. Почему-то сегодня от него подташнивало. Ничего, будем считать, что попросту объелся.

А как тогда объяснить тот факт, что вызывало отвращение само присутствие машины?! Так остро чужеродность оживающей железки Александр не чувствовал, даже будучи Древним. Возвращается былое чутье? Не вовремя-то как! Сейчас работать надо, чувствовать будем после.

Пересилил себя, откинул капот, полез в потроха зверю марки «УАЗ-469». Потроха были, как и положено, жирными, скользкими и резко пахнущими.

Темнеет поздней осенью не то чтобы сразу после обеда, но и не по-летнему. Как раз до густой темноты работы и хватило. Когда аккумулятор присосался к проводам огромного гудящего ящика, который у Натаныча назывался «зарядным устройством», на посиневшем небе вовсю перемигивались звезды. Много. В городе столько не увидишь. Александр протер руки ветошью, вышел из гаража и запрокинул голову. Красота! Ну вот теперь можно и расслабиться.

…Пришел он в себя от того, что Натаныч сильно ткнул пальцем в ямку на верхней губе. Есть под носом такое место — «точка реанимации». Действительно, если умеючи надавить, боль и покойника поднимет. Или живого уложит. Покойником Александр не был, но и укладывать его не требовалось — уже лежал. Лицом к красивым звездам. Не сразу, но вспомнилось, из-за чего потерял сознание. Впрочем, при потере сознания человек обычно ничего не видит, а если и видит, то вряд ли потом в состоянии вспомнить, что же именно.

— Ну и что с тобой было, а, древний герой? Бензина нанюхался или от свежего воздуха опьянел?

— Натаныч, мне на тот берег надо! Срочно! Катер дашь?

— Опять потянуло?! Нет уж, сиди здесь! Сам вчера жаловался, что тебя последнее время не туда ведет.

— Это другое. Там… Ну не могу я это объяснить! Слов не хватает! Там затевается что-то похлеще, чем эти пацаны с кабанами устроили. Корежит меня от этого. Надо мне ехать, надо, поверь! Если не поеду — что-то такое случится… Не только себе не прощу, а вообще всем хреново будет! Ну вот предчувствие у меня такое, и всё!

— Предчувствие, говоришь. — Егерь задумчиво посмотрел туда, где за колышущейся темно-синей полосой леса пряталась река. — Может, и предчувствие. Только на той стороне уже не наш район, а мы не милиция. Не имеем мы там права пресекать и задерживать. Даже если сейчас злой чечен ползет на берег, тащит гексаген. Обязаны сообщить местным правоохранительным органам. Так что катер я тебе не дам.

— Натаныч, ну ты что, не понимаешь?! Там сейчас еще хуже! Ну, Натаныч, ну, твою ж мать!!!

— Не ори!!! — Свирепый рык эхом вернулся от стены деревьев. — На кого пасть открыл, сопля дурная! Я Натаныч уже больше лет, чем твоему отцу исполнилось! Не Юра, а именно Натаныч — по отчеству! А тебе бы сначала старших дослушать, ты, Древний!.. — И тут Александр отшатнулся и отступил на пару шагов. Плотный вал ругани ударил не хуже штормового, девятого. В нескольких выразительных словах егерь кратко описал биографию и моральный облик своего стажера, не забыв упомянуть особые способности. В том числе умственные. Ни разу не повторившись — по крайней мере, ухо не уловило. Не до того ему было, уху — оно покраснело и начало скручиваться в трубочку.

Наконец урок русского языка закончился. Александр облегченно вздохнул.

— Дыши, дыши, салага. И учись. Мозгами шевели хоть иногда. Врачи говорят, полезно. То, что может быть хуже, — понимаю. Поэтому и катер не дам, и на тот берег не отпущу. Одного. Ты мне вчера рассказал, как ты умеешь влипнуть в дерьмо по глупости и излишней резвости. Так что ты уж извини, придется с тобой ехать.

— Натаныч!..

— Опять «Натаныч»! Думаешь, только тебя, дурака, жалко? Катер-то казенный, за мной числится. Ну, поедешь, ну, влипнешь — а кто это корыто назад приведет?! Ты небось с голыми руками ехать собрался?

— Нет, конечно. Пистолет возьму, ружье. Ты автомат берешь?

— Ни за что! И пистолет оставлю. А то вдруг, не ровен час, стрелять придется.

— Ну так и я о том же…

— Спишем тебе на молодость и отсутствие опыта. Ты сейчас не государственный человек и не в разведку идешь. Понял?

— Гильзы?

— И пули. Дошло всё-таки! Раз там не наш район, значит, там нас и быть не может. У меня те трофеи не единственные, найдется, что прихватить в дорогу. Бери лопату, пошли.

* * *

Река словно раздумывала — дать вволю разгуляться тяжелому осеннему шторму или подождать немного. Подожди, милая, подожди, дай дело сделать. И без того короткая злая волна то и дело бьет катер в скулу, забрызгивает стекла и приподнимает корму. Обиженно взревывает водомет, глотнувший воздуха, ему вторит двигатель. Плохо. Нельзя так с машиной, она не человек, может не выдержать. А что делать? Кому в наше время легко?!

Всем тяжело. Натаныч вцепился в «баранку», не дает катеру развернуться и сбежать от волн. Интересно, не занимался ли бывший вертолетчик серфингом на досуге ?! Каким-то особым чутьем он различал в темноте за мокрым стеклом самые крупные волны, чуть доворачивал — и катер проскальзывал по белеющему гребню. Шипела пена, рычал мотор, дрожал корпус — но упрямое суденышко ползло туда, куда его направляли люди.

«Я бы так не смог, — с тихой завистью подумал Александр. — Добрался бы, но не скоро. И потом еще воду отчерпывал бы полчаса». Нависающие над рекой холмы уже не звали к себе. Наоборот. От них хотелось бежать, бежать быстро и далеко, спрятаться там, откуда их не будет видно. Убегать следовало сейчас же, не медля ни секунды — пока не случилось нечто ужасное. Так, должно быть, звери чувствуют приближающееся извержение вулкана и вовремя спасаются бегством. Холмы набухали, готовы были прорваться от малейшего прикосновения в любой момент — как созревший гнойник.

Катер подпрыгнул на очередной волне, по днищу загрохотало железо. Александр нагнулся и поднял упавшее ружье. Хороший трофей Натанычу когда-то достался. Десять патронов, и еще один можно в ствол загнать. Что и сделано. Магазин меняется за пару секунд — благо не поленился связать «рожки» изолентой. Двадцатый калибр — хочешь, картечью стреляй, хочешь — пулей. Пули со стальным сердечником, кстати. Кирпичную стенку пробивает — перед выходом опробовали. Инструмент для вскрытия гнойника — самый подходящий, жалко только, что в боекомплекте серебряных пуль не предусмотрено. Судя по ощущениям, сегодня они не помешали бы.

Слева видна была только черная, мерцающая под звездами вода и такой же черный береговой обрыв. Проползло смутно белеющее пятно — осыпь. Мотор заурчал тише, катер перестало бить и начало раскачивать с борта на борт. Наконец внизу заскрежетало.

— Прибыли, разведка! К десантированию! Готов — пошел! — Натаныч вынырнул из рубки первым, спрыгнул на берег, вбил в щебенку якорек. — Тебе правее и вверх, если я все правильно понял.

— А ты? — Александр прыгнул следом. Попал на мокрое, чуть не упал — под ногой скрипнуло, подошва съехала с гладкого камешка. Берег над головой круто поднимался к звездному небу. Неплохой обрывчик — от каменистой полоски подножия до смутно различимого верхнего края метров семьдесят. В лучшем случае.

— Я тут останусь. По такой погоде катер без надзора оставлять нельзя — унесет или разобъет, если ветер поменяется. Если что — выходи к этому месту поверху. Там отвесного меньше двух метров, дальше камешки, осыпь. Спину и всё, что ниже, обдерешь, но съехать до воды можно. Главное, ноги не сильно расставляй — там кое-где деревца проросли, об них лучше ботинками тормозить. Ну, пошел. Осторожнее там! Если тебя опять оглушит, лежать будешь до утра, раньше я тебя не найду.

— Будем жить, Натаныч!

— Будем, Саня!

Бесшумным волчьим шагом по щебню не пройдешь. Впрочем, если здесь есть кому слушать, то уж рокот катера наверняка распознали.

Скоро в прибрежной стене показалась широкая щель. Овражек, здесь наверх. Всё-таки есть что-то хорошее в потере сверхчувствительности: раньше не выдержал бы давления, а сейчас ничего. Приспосабливаемся понемногу.

Налево пойдешь — к Трем Братьям придешь… Знакомый овраг, оказывается. Вот в этот шиповник тогда и летел. Дальше можно и вовсе без всякого чутья дойти.

Лес здесь беспокойный. Напуганный даже. Интересно, кем? Впрочем, скоро все выяснится.

Оп! Чуть не налетел. Тонкая такая леска поперек тропинки, как заметил, еще и среди ночи, — сам не понял. Опять чутье с предвидением, не иначе. Ясновидение. К чему эта леска привязана, к гранате? Не так страшно. Хлопушка новогодняя. Впрочем, для того, чтобы гостю не пришлось стучаться в дверь, достаточно. Успешно заменяет сигнальную мину. Ушлые, однако, ребята сегодня здесь гуляют.

То, что он встретит именно людей, было ясно почти сразу. Как только дошел до первых кустов. Лес попробовал оттолкнуть от себя чужака, потом передумал. Почувствовал своего. Интересно, а через реку он с нашим не перекрикивается? «Кто это по мне ползет? — Да не пугайся, это наш новый егерь. Человек свой». На чужих бы не нарваться, а то тайна сия так и останется нераскрытой. Обидно будет. Всю оставшуюся жизнь.

Неизвестно почему, но Александр вдруг почувствовал, что вперед он шагнуть не может. Ну вот поднялась нога, а опускаться не согласна. Отшагнул назад — пожалуйста, сколько угодно. А вперед — ни-ни. С чего бы это?

Внутреннего зрения не было, а обычное ничего не видело.

То есть веточки, травинки, листья под ногами — пожалуйста, и никаких препятствий. С чего бы тогда?! Попробовал обойти справа — та же история. Слева — прошел на шаг дальше и снова уперся. Ткнул перед собой стволом ружья — проходит свободно. Кинул сучок — пролетел, только зашелестело и треснуло. Пошел, время от времени проверяя возможность пробиться в нужном направлении — бесполезно, словно забор посреди леса поставили. Так до утра и ходить вокруг да около? Между прочим, время к полуночи приближается, И чувствуешь себя при этом всё хреновее и хреновее. Значит, кто-то на хлопушки не понадеялся, придумал что-то поинтереснее. Чтобы не мешали гулянке всякие посторонние.

Между прочим, о таком «невидимом заборе» даже от Древних не доводилось слышать. Мелкие участки, не пропускающие или отталкивающие, — сколько угодно. Дверь запечатать — пожалуйста, без проблем. Но не гектар леса огораживать! Не хватит на это сил.

Над головой ухнуло. Александр отскочил за дерево, вскинул ружье… Вот же сволочь, напугал-то как! На ветке высоко над головой сидел здоровенный филин, смотрел сердито: кто это еще шляется, железяками размахивает?! Моргнул, повертел головой с торчащими перьями-ушами, спланировал между деревьями — прямо через невидимую ограду.