Сыщик в законе - Гроза мафии

Борис Седов
Гроза мафии

ПРОЛОГ

      Милицейский «уазик» свернул из Днепровского переулка в обширный, весь в старых тополях двор, каких много на Васильевском острове, и остановился возле примостившегося к брандмауэру одного из домов двухэтажному флигелю. Строение, такое же грязно-желтое, как и соседние здания, тем не менее выпадало из пейзажа. Главное отличие – скат крыши был полностью застеклен. Причем, конструкция крыши резко выделялась своим новеньким европейским видом среди окружающей запущенности.
      Старший лейтенант Лемешев вылез из машины и направился к приоткрытой железной двери флигеля, возле которого топтались двое мужичин. Выглядели они колоритно. Оба – здоровенные, с огромными мозолистыми руками, высовывающимися из рукавов джинсовых курток. А вот лица у визитеров были хоть и испитые, но интеллигентные, обрамленные бородами, да и волосы несколько длиннее, чем обычно носят представители рабочего класса.
      Лемешев, не первый год работавший в этом отделении, подобной публики насмотрелся по самое не могу. На вверенной территории находилась знаменитая Академия художеств, так что художников и прочих служителей муз в округе крутилось немерено. А если кто думает, что все эти творческие личности – возвышенные романтики, думающие лишь о прекрасном – тот сильно ошибается. Скорее, наоборот. Занятия творчеством почему-то располагают к принятию внутрь большого количества спиртных напитков. А дальше люди искусства ведут себя точно так же, как строители или бизнесмены, то есть, их начинает вести на подвиги. Причем, никакого удержу они не знают. Да и попробуй, удержи их… Далеко не все они хлипкие задохлики. Скажем, скульпторы, особенно те, которые работают с камнем – там силушка нужна богатырская. Не зря в кабинете начальника отделения красовались несколько очень неплохих картин, которые подарили художники, благодарные, что их подвигам не дали хода.
      – Где? – спросил Лемешев у встречающих.
      – Там лежит… На втором этаже.
      Опер вошел внутрь. Первый этаж представлял собой нечто вроде мастерской – с верстаком и кучей всяких инструментов. Тут же притулилась электрическая плита, возле которой были свалены тарелки и сковородки. Наверх вела крутая и широкая деревянная лестница. Поднявшись, старший лейтенант очутился в просторном, очень светлом помещении. Свет лился как из боковых окон, так и сквозь застекленную крышу. По стенам висели картины, яркие, выполненные в авангардной манере – но сквозь этот авангард отчетливо просматривались знакомые до слез василеостровские дворы. Видимо художник ленился далеко ходить в поисках натуры.
      В центре комнаты, на самом светлом месте, стоял мольберт, на котором красовалась еще одна недописанная картина. Дальше – массивный дубовый стол чудовищных габаритов, каких не делают уж лет сто. На нем – водочные бутылки, стаканы и какая-то немудрящая закуска. Между столом и стенами громоздились мольберты, разнообразная осветительная аппаратура и другие предметы высокого искусства.
      – Там… в глубине… – отрывисто пояснил следовавший за Лемешевым один из скульпторов. Пройдя вдоль стола, опер оказался в дальнем, менее освещенном конце помещения. Тут находилась, если можно так сказать, жилая зона. Стояло кресло, на котором была навалена одежда – у стены стоял огромный диван, ровесник стола. На диване, наполовину прикрытый одеялом, лежал на спине человек неопределенного возраста в клетчатой рубахе и джинсах. Напротив сердца виднелась аккуратная дырочка от ножевого удара…
      Все было понятно. Лемешев достал мобильник, вызвал опергруппу и приступил к работе.
      Те двое, кто вызвал милицию, и в самом деле оказались скульпторами. Они хорошо знали убитого. Впрочем, о нем слыхали и в отделении. Потому что Сергей Самарин был в округе личностью весьма известной. Знаменитый художник, отмеченный всякими-разными международными премиями. И, что еще ценнее – зарабатывающий своими картинами очень приличные деньги. Несколько лет назад он то ли купил, то ли взял в аренду этот двухэтажный флигель. Строение находилось в состоянии полураспада и ни к какому использованию, казалось, не было пригодно. Разве что как склад чугунных чушек. Так вот, Самарин на свои деньги привел его в порядок и сделал из трущобы картинку – вплоть до того, что застеклил один из скатов крыши. Впрочем никаких других признаков преуспеяния – вроде роскошной иномарки и прочего – у него не наблюдалось. Это был невзрачный угрюмый мужик, внешне более всего походивший не на преуспевающего художника, а на алкаша, которых тут в окрестностях водилось в избытке. Ходил Самарин в каких-то шмотках, купленных на вещевом рынке, и на все, кроме своей живописи, плевать хотел. С женой он давно развелся, оставив ей квартиру – а сам жил и творил в своей мастерской. В перерывах между творчеством долго и обстоятельно пил. Впрочем, делал это тихо. Внимание милиции к нему было привлечено многочисленными жалобами соседей. Ничего существенного. Все окрестные дома до сих пор состояли по большей части из коммуналок. Видимо, кое у кого из жителей взыграло, так сказать, классовое чувство. Это ведь когда круто упакованный новый русский скупает недвижимость – все воспринимают данный факт как должное. А тут какой-то шаромыжник живет один, по сути, в особняке. Непорядок.
 

* * *

 
      Тем не менее, несмотря на свой неуживчивый характер, в мастерскую Самарина народ валил валом. Оно и понятно – Академия совсем недалеко. Поэтому многие художники, заходившие туда по делам, заглядывали на огонек и во флигель. Самарин, если не был занят работой, охотно принимал гостей, поскольку в одиночестве пить не любил. При этом у него всегда были деньги, а ведь обычно у людей искусства как? Сегодня густо, а наутро пусто. Так что этот флигель являлся чем-то вроде богемной распивочной, закрытой для посторонних. Впрочем, почему закрытой? Как показали скульпторы, заносило сюда и довольно далеких от мира художников людей. Каких-то рок-музыкантов, панков и прочую публику.
      – Когда Серега выпить хотел, ему было все равно с кем, – рассказывали скульпторы.
      Они и труп-то обнаружили интересно. Шли по Васильевскому, мучимые жестоким похмельем. Решили поправить здоровье с чувством и с толком. Закупились – и пошли в знакомый флигель. Дверь была незаперта. Ребята поднялись на второй этаж и увидели хозяина, лежащего под одеялом лицом к стене. Решили: раз спит – пусть спит. И начали поправлять здоровье. Когда пиво закончилось, сходили за водкой и продолжили. И лишь когда стали подумывать – а не пойти ли еще, озадачились: а что это Серега все спит и спит? Тронули его за плечо, потом перевернули… Только тогда бросились звонить в милицию.
      – В мастерской было что-нибудь ценное? – спросил Лемешев скульпторов.
      – Начальник, вот видишь эти картины? Каждая из них стоит от двадцати до пятидесяти тысяч баксов.
      – Но они ж висят…
      – Эти висят. А сколько их по углам еще было распихано, кто ж это знает. И никто теперь не узнает. Он, вообще-то был скрытный донельзя.
      Старший лейтенант прошелся по комнате. Всюду лежал многодневный слой пыли. Непохоже, чтобы здесь кто-нибудь производил обыск.
      – А деньги у него были?
      – Полно. Причем он никаким банкам не верил. Где-то хранил в загашнике.
      – Да, начальник, – подал голос другой скульптор, – я раз видел, у него какие-то бандюки сидели. Конкретные такие, не мелочь. Я-то знаю, я подмолачиваю тем, что памятники им на могилки рублю. Так что насмотрелся всяких.
      – И что?
      – А ничего. Он с ними нормально выпивал. Мы тоже сели, познакомились. Одного, вроде, Гена звали, второго не помню. Выпили за знакомство, поговорили о том, о сем. Потом они отвалили.
      Старший лейтенант потер лоб. Вот ведь повезло. Хуже не придумаешь. Хозяин пьяница, мастерская – проходной двор. Сколько было ценностей и денег – никто не знает. А ведь нельзя сбрасывать со счетов и этих скульпторов. Мало ли – выпили, повздорили, грохнули хозяина, а потом решили следы замести. Поди пойми этих богемных людей. У них там в голове черт знает что творится. А еще бандиты. На Васильевском сейчас строительный бум. И этот флигель Самарина, возможно, кому-то сильно приглянулся… В общем, пахло крутым и серьезным «глухарем».

Часть 1
КАРТИНЫ ИЗ НИОТКУДА

Глава 1
НО ПРОВЕРКА ПОДОСПЕЛА ТОЧНО

      Начальник таможенного пункта «Вартсия» Николай Замятин нервно закурил и скосил глаза на сидящего в углу в кресле проверяющего. Тот был одет элегантно – хороший костюм и стильно подобранный недешевый галстук – и держался с достоинством английского лорда. И откуда они таких вот берут? Двое приехавших с ним амбалов в камуфляже без знаков различия, вооруженные автоматами, находились в соседней комнате. И собака тоже. Вот ведь – они и собаку с собой притащили. Неспроста это. Значит что-то пронюхали. Потому что к прошедшим через границу час назад финским лесовозам они отнеслись с полным безразличием. Как, впрочем, и к фургону, который регулярно мотался из Суорярви в Финляндию за разными продуктами для тамошнего магазина. Значит – ждали тех самых машин.
      Замятин испытал сильное желание отойти сейчас вроде как в туалет и попытаться предупредить Ишмуратова – чтобы тот дал приказ заворачивать. Но, может, проверяющие именно этого и ждут? Ходили недавно слухи, что в Петрозаводске кому-то из больших чинов из МВД круто намылили башку за не слишком качественную работу. В итоге по всей Карелии начался очередной тур русской национальной забавы под названием «борьба с коррупцией». Со всеми ее особенностями – когда попадается тот, кто не успел спрятаться. Вот и теперь. Что им, трудно прослушать его разговор?
      Но дело-то в том, что куда больше беспокоили Замятина предстоящие неприятности с местным авторитетом. Проверяющие ему ничего пришить не смогут. Груз, конечно, придется сдать. В смысле – выявить контрабанду. А то, что он проходил и раньше – а ты докажи! И еще труднее доказать, что таможня имеет к этому отношение. Зевнули? Да, простите дураков, с кем не бывает. А вот разговаривать с бандитами… Они таких вещей страсть как не любят. Ишмуратов, конечно, не отморозок. Хоть и горячий кавказский человек, но вполне разумный. Но все равно как-то неприятно.
      От сигаретного дыма Замятин успокаивался. С другой стороны, от неприятностей не застрахуешься. Да и этим проверялыцикам, может, совсем не его крови надо, а просто требуется бодрый отчет: дескать, таможня не дремлет, граница на замке. В конце концов у каждого своя работа… Оставалось ждать, когда подойдут те самые машины.
      …Таможенники, а вместе с ними и проверяющие с собакой, двигались вдоль трех машин – мощных «Вольво» типа «шаланда». У средней машины собака довольно тявкнула и с чувством выполненного долга выжидательно посмотрела на своего проводника. Старший из проверяющих довольно хмыкнул:
      – Отворяй!
      Пока открывали дверцы, водитель, до того равнодушно куривший рядом, начал нервничать. А, значит, он при делах. Впрочем, кто ж будет использовать людей втемную? Несерьезно это. Мало ли что. Груз-то специфический.
      Внутри обнаружились какие-то коробки. По документам в них находились деревянные комплектующие для мебели, которую финской фирме-получателю почему-то выгоднее было производить на территории России. Наверно они, эти комплектующие, в коробках и в самом деле были. Замятин никогда внутрь этих машин не заглядывал.
      Впрочем, проверяющие коробками тоже совершенно не интересовались. Значит точно знали, что искать.
      – Разгружай! – бросил старший.
      Тут попытался вмешаться водитель, предпринявший безнадежную попытку спасти положение.
      – Послушайте! Да что такое! Меня ждут. Вы разгрузите – а кто обратно грузить будет?
      – Ты тут права не качай! – рявкнул на него Замятин, изображая служебное рвение. – Надо будет – по винтикам разберем твой драндулет. Есть еще вопросы?
      Водитель, кажется, уже смирился со своей судьбой. Что ж, как говорилось в каком-то фильме, умел воровать – умей и ответ держать. От судьбы не уйдешь. Все когда-нибудь попадаются.
      – Не все выгружайте. Проход сделайте – и хватит! – распорядился главный.
      В итоге машину не полностью разгружали, а всего лишь проделывали проход к задней стенке. Главный проверяющий участия в погрузочно-разгрузочных работах не принимал. Велев одному из таможенников присматривать за водителем, он и сам не спускал с него глаз. Хотя – дурак тот был бы, если в побежал. Куда? Кругом тайга, а впереди граница страны, которая традиционно выдает назад беглецов.
      Работа шла, на обочине громоздились вынутые коробки. Впрочем, продолжалось это недолго.
      – Товарищ капитан! Поглядите! Есть! – закричали из машины.
      Главный с легкостью, выдававшей хорошую физическую подготовку, забрался в кузов, жалея, что испачкает свой навороченный костюм. Следом влез и Замятин. Это далось ему куда труднее – расслабился на таможенных харчах.
      Широкий проход, проделанный в грузе, тянулся примерно на треть длины кузова. Дальше была пустота.
      – А! Приехали, ребята… – довольным голосом сказал главный.
      В глубине фуры, оказывается, были люди. В свете фонаря блестели от пота бородатые испуганные лица.
      – А ну выходи! – рявкнул капитан. Никакой реакции.
      – По-русски не понимаете? Сергеенко, объясни товарищам…
      Один из сопровождавших проверяющего выразительно повел Калашниковым. Вид знаменитого оружия, похоже, был знаком людям в кузове – они стали послушно выбираться наружу. Было их человек двадцать, в большинстве – бородатые, смуглые, восточного типа. Одеты они были по-европейски, но как-то очень неряшливо. Что, впрочем, понятно. Поболтайся вот так в грузовике… А сколько они еще времени перемещались разными путями по нашей великой и необъятной. А сначала еще по Таджикистану… Кто бы это мог быть? Наверняка – афганцы, попытавшиеся сбежать от бесконечной гражданской войны в Европу, которая казалась им раем земным.
      Замятин и не заметил, как откуда-то вынырнула «девятка», из которой вывалились парни с телекамерой. У него на душе сразу отлегло. Теперь куда спокойнее. Он тут ни при чем. Начальство в Петрозаводске, получив откуда-то информацию, решило устроить образцово-показательное шоу – «задержание нелегальных мигрантов». Ха, так под это дело, может, наоборот, какие-нибудь выгоды могут нарисоваться…
      – Есть куда их запереть? – спросил он у проверяющего. – Автобус за ними я уже вызвал.
      – Найдется место.
      – Тогда давай. Строим их и гоним к твоему цугундеру.
      И тут вдруг случилось нечто совершенно неожиданное. Один из афганцев, отпихнув соседа, прытко бросился в тайгу.
      Оба сопровождающих и таможенник бросились следом. Погоня продолжалась недолго. За придорожными кустами начинался заболоченный лес. Беглецу, одетому в какие-то легкие туфли, не уйти было от накачанных натренированных парней в десантных сапогах. В общем, отбежал этот тип недалеко, его поймали, повалили мордой в мох и скрутили.
      – Что это он? – спросил Замятин проверяющего.
      – Черт его знает… – протянул тот. Судя по всему, он был не менее озадачен.
      В самом деле, ну куда бежать человеку без документов и, наверняка без денег, не понимающему порусски, очутившемуся в глухом углу совершенно чужой страны? Да его бы комары в тайге сожрали.
      Капитан оглядел беглеца. Это был худощавый безбородый, но усатый парень лет двадцати пяти. В его глазах читалась откровенная тоска.
      – Что бежал? Кто такой?
      В ответ тот жалобно пробормотал что-то на незнакомом языке. Понятным было только имя Аллаха.
      – Может, нервы сдали у парня? – предположил Сергеенко. – Его можно понять – болтаться в такой колымаге…
      – Да нет, не похоже. Бежал – значит, имел к тому основания. А ну-ка обыщи его.
      Сергеенко начал деловито шмонать афганца.
      – Товарищ капитан, у него что-то такое странное под рубашкой. Типа рулона. Вроде какая-то материя.
      – Тащи.
      Парень задергался, но, разумеется, ничего поделать не смог. Вскоре на белый свет был извлечен пакет, завернутый в полиэтилен.
      – Что это? – спросил капитан.
      Парень снова забормотал что-то, поминая Аллаха.
      – Так, тщательно осмотреть машину. Может, там еще есть. А мы пойдем-ка, Замятин, к тебе в кабинет. Поглядим, что теперь возят нелегальные мигранты.
      В кабинете капитан развернул упаковку. Внутри оказался рулон холста. Положив на стол, капитан начал тщательно его разворачивать.
      – Едрить твою! Всякое я ожидал увидеть – но чтобы вот такое…
      Замятин увидел две лежащие на столе картины – какие-то явно нерусские пейзажи. Вроде как, старинные.
      – Вот так, – подвел итог капитан. – Ловили незаконных мигрантов, а нарвались на канал контрабанды произведений искусства. А ты об этом знал? – пронзительно глянул он на Замятина.
      – Я-то тут при чем? – как можно натуральнее ответил Замятин.
      – Ладно, верю, что вот об ЭТОМ ты не знал. А от остального все равно открутишься. Что ж, звони ментам, звони прямо в Петрозаводск. Пусть присылают людей…

Глава 2
ВСПЛЫВШИЕ КАРТИНЫ

      Сергей Казаков, он же Казак, толкнул дверь в кабинет шефа.
      – Вызывали? – и огляделся, оценивая ситуацию.
      Шеф, Алексей Князев, сидел за столом, уставленным разными электронными прибамбасами, в большинстве из которых, как все знали, шеф ничего не понимал. Это был крупный, несколько полный человек средних лет – какими бывают те, кто в молодости серьезно занимался спортом, а потом прекратил; с круглым лицом, украшенным пышными черными усами. В его внешности было что-то неистребимо ментовское.
      Но что самое главное, в кабинете присутствовал и хозяин, Расул Ишмуратов. Дело, судя по всему, было серьезным. Ишмуратов обычно всем своим поведением старался опровергнуть представление об азербайджанцах как о развязных и эмоциональных людях. Он всегда держался подчеркнуто сдержанно, словно брал пример с другого выдающегося кавказца – товарища Сталина. Но получалось это не всегда. Порой горячая южная кровь брала свое. Одним из признаков этого было, что Ишмуратов не мог сидеть на месте, предпочитая расхаживать по помещению. Вот и теперь он стоял у окна, затягиваясь своей любимой сигариллой.
      – Пришел? Садись и слушай. Дело есть.
      Сергей подвинул к себе кожаное кресло на колесиках, устроился в нем и приготовился слушать руководящие указания.
      – Дело такое. Вчера на таможне тормознули машины, которые мы прикрывали. Кто-то стукнул таможенникам. Нашли там афганцев-нелегалов… – Ишмуратов сделал паузу.
      Казак всем своим видом изображал внимание, одновременно прокручивая в мозгу ситуацию. Пока что все было непонятно. Тормознули – случается. Очередной стукачок завелся – тоже дело житейское. Но при чем тут он, Казак? Сергей работал у Ишмуратова кем-то вроде специалиста по неординарным ситуациям. Там, где требовалось хорошо трудиться мозгами. А поиски стукачка – это рутинная работа, по части которой у бывшего мента Князева имелись куда более квалифицированные ребята. Тем временем Ишмуратов продолжал:
      – Но суть не в этом проколе. Обычное дело. Случается. Куда интересней другое. У одного из нелегалов нашли «левый» груз. И какой груз! Картины нашли старинные. Три штуки.
      Дело становилось интереснее, но Казак все равно пока что ничего не понимал. Да, конечно люди, платившие Ишмуратову за то, чтобы он прикрывал их дела, поступили конкретно не по понятиям. Проворачивать необговоренные в соглашении дела – нехорошо. Эдак ведь завтра можно таким макаром и героин начать перекидывать. А на то цена совсем другая. Да и не стал бы Ишмуратов связываться с героином. Он уже взял курс на легальность – ему совсем были ни к чему игры, где тебе противостоят не ребята из местного УБОПа, с которыми налажены отличные отношения, а монстры из ФСБ со всей их техникой. Уже наигрались на всю жизнь… Но опять же – если хозяин решил кидать предъяву своим партнерам – то при чем тут Казак? Переговорный процесс, часто заканчивающийся всеобщей стрельбой – тоже не его амплуа. Хотя пострелять-то можно.
      Голос Ишмуратова вывел его из состояния задумчивости.
      – Мы тут с Алексеем посовещались и вот что решили. Тут кто-то третий влез. Со стороны. А ты как думаешь? Не спеши отвечать. Покури, поразмысли.
      Казак закурил и стал соображать. А ведь прав его хозяин. Он особо не влезал в эту возню с перевозкой афганцев, но кое-какое представление имел. Да и бывал он в Германии, где эта транспортная цепочка заканчивалась. Что такое, по сути, транспортировка нелегалов? Люди, задолбившись жить в какой-то стране, находят доброго дядю, который берет с них по несколько тысяч баксов, чтобы доставить их в Европу. Говорят, некоторых вовсе и не довозят – тогда мигранты исчезают бесследно. Но солидные люди так не поступают. Ведь письма на родину тех, кто доехал – это дополнительная реклама. Вот и тащат их разными маршрутами по бескрайним просторам бывшего Советского Союза. В последнее время в этом увлекательном бизнесе – правда на третьих ролях – стал участвовать и Ишмуратов. Оно и понятно – Карелия, глухомань, ни наши, ни тем более финские погранцы и таможенники о подобном и раньше не слыхали. Но дело не в Ишмуратове, а в тех, кого он прикрывал на своей территории. Их работа, если вдуматься, в области «придонного слоя». Кто эти мигранты? Никто, и звать их никак. Привезут их в Германию – а куда им деваться без документов? Либо в подпольные мастерские, либо, что чаще – наркотиками торговать. Другой альтернативы нет – как говорилось в рекламе.
      Ну, а все эти дела со старинными картинами? Казак мало знал про данный бизнес, но представлял себе, что это совсем иная среда, иные люди.
      – А может, кто-то из их ребят подсунул случайно подвернувшийся «левак»? – высказал он предположение. – Ну, достались как-то им эти картины, вот они и решили их к своим знакомым за бугор переправить? Типа – дальше уж как-нибудь.
      – Может, оно и так, – сказал Ишмуратов. – Мы тоже этот вариант пережевывали. Но, сам видишь, сколько тут непонятного. По-любому, мне не нравится, когда меня держат за дурака. В общем, мы это дело тебе поручаем. Разберись по-тихому. Кто там, что и откуда.
      – Информации маловато. Кстати, я и вчера, и сегодня утром смотрел карельские криминальные новости. Об этом задержании ничего не было…
      – Вот это тоже интересно. С таможни мне передали – там были телевизионщики. Причем, не ментовские. Видать, менты готовились сделать парадный отчет о своей доблести. Но, значит, передумали. Тормознули.
      Князев добавил:
      – Казак, наколку я тебе дам на своих людишек в ментовке. Они кое-что пронюхали, тебе обрисуют. А дальше уж давай сам. Ты, главное, набери побольше информации…
 

* * *

 
      От приграничного райцентра, где свил гнездо Ишмуратов, до Петрозаводска было сто пятьдесят километров по достаточно приличной дороге. Райцентр, кстати, был продвинутый, в котором все хорошо обстояло со всякими достижениями техники – в том числе и с Интернетом. Поэтому, договорившись о встрече с человеком Князева, Казак перед выездом отодвинул в сторону секретаршу шефа, влез в Сеть и прошерстил все как петрозаводские новостные сайты, так и два-три местных, сооруженных здешними энтузиастами. Городок-то маленький, даром что тут у всех мобильники и у многих Интернет – все равно деревня. Поэтому слухи могли просочиться. Но нигде ничего не было. Значит, менты тоже углядели в этом приграничном происшествии нечто, о чем распространяться не стоит.
      Он гнал свою «Тойоту»-внедорожник по шоссе и размышлял. Настороженность его боссов по поводу вроде бы незначительного происшествия понятна. В позапрошлом году чужаки уже пытались влезть на территорию Ишмуратова и устроили тут чуть ли не Курскую дугу . И эти «варяги» тоже были связаны с заграницей. Так что вполне объяснимо, почему на всякие непонятки, связанные с забугорьем, Расул Тенгизович реагировал очень нервно. Его никто бы не посмел назвать трусом, но если любимым историческим персонажем Ишмуратова был Сталин – это о чем-то говорит. Как и вождь всех времен и народов, Расул Тенгизович действовал осторожно и старался просчитать события на много ходов вперед. «Сталин ужасно не любил всякие неожиданности», вспомнил Казак фразу из какой-то книги.
      Очень неприятным было то, что Казак совершенно не понимал, по каким законам крутится система, с которой он столкнулся? Ведь кто они все? Говоря газетным языком, провинциальные мафиози. Как торгуют «левым» лесом и о всех подобных делах – это они знали досконально. Но тут на их поле обнаружились следы совершенно чужой и непонятной деятельности. Поэтому чувствовал себя Князев неуютно. В самом деле, ну, двинет, допустим, Ишмуратов тем людям, с которыми работал, предъяву. И получит, предположим, вполне цивилизованный ответ – да, мол, братан, это мы неправы, не проследили за своими людьми. Мы с ними разобрались, а тебе даем столько-то за обидку. И все. Но больше работать Ишмуратов с ними не станет. Казак имел дело с ребятами, занимавшимися переправкой нелегалов. Люди это были простые и незамысловатые. Для них главное – иметь чистый путь, по которому они гонят свой «товар». То, что эту дорогу запалили – ничего не значит. Через месяц-другой можно продолжать. А история с картинами так и останется темным пятном. И черт знает, что из нее выльется…
 

* * *

 
      Встреча была назначена в квартире на окраине Петрозаводска, которую Казак снимал для особых случаев. Обычно с петрозаводскими ментами он встречался без таких сложностей, но тут, видимо, был особый случай. Сергей открыл полученным от шефа ключом железную дверь и проник внутрь. Квартира была стандартной двухкомнатной, минимально обставленной новой, не слишком дорогой, но приличной мебелью. В большой комнате имелся телевизор и медиасистема, в шкафу нашелся небольшой бар. Судя по всему, за хатой кто-то регулярно следил и поддерживал ее в человеческом состоянии.
      Казак посмотрел на часы – до назначенного срока оставалось еще полчаса. Подойдя к бару, Сергей налил себе ямайского рома, потом вспомнил: как раз сейчас должны передавать местные новости, и включил телек. Привычка у него была такая – новости он старался просматривать постоянно. Лишняя информация еще никому не мешала.
      Телек засветился, замелькали какие-то мало интересные сообщения, и вдруг прозвучало слово «Вартсия». Казак прибавил звук и вперился в экран. Корреспондент, стоя около фур, бодрым голосом докладывал об очередной удачной операции таможни. Потом показали толпу афганцев. Далее Замятин не менее бодро доложил, что граница на замке и все хорошо… О картинах не было сказано ни слова.
      …В дверь три раза позвонили. Казак вырубил ящик и пошел открывать. На пороге стоял крепкий сероглазый блондин лет двадцати пяти, чей облик напоминал, почему эта земля зовется Карелией.
      – Вы от Князева? Сергей? – спросил он.
      Казак кивнул.
      – Михаил.
      Сергей пригласил его пройти в комнату.
      – Пить будете?
      – Коньяк есть? Я сегодня с работы отбыл с концами, так что можно и выпить.
      Казак налил посетителю. Тот пригубил и перешел к делу:
      – Князев просил меня информировать вас об этом случае в Вартсии…
      – Кстати, я только что посмотрел новости. Почему только сейчас об этом сообщили? И не все…
      – Только сейчас – потому что дураков у нас в системе много, – махнул рукой мент. – Пока согласовали, пока то да се. – А не все, потому что дело-то своеобразное… Решили, что не стоит… Как вы думаете? – Михаил пристально посмотрел на Казака.
      – Может быть. Я ж пока не знаю. А, кстати, что за картинки-то?
      – Вы начали с самого интересного. Точно сказать трудно. Серьезная экспертиза – штука непростая. Но из Питера вчера прискакали специалисты. Они говорят вот что: картины подписаны. На первый взгляд – подлинник. Художника зовут Робер Юбер…
      – Знаете, я из художников знаю Репина, Церетели и Сашку Нефедова – есть у нас такой местный пейзажист.
      – Я тоже не знаток. Да у нас специалистов-антикварщиков и нет. Но вот кое-что…
      Михаил вытащил из кармана принтерную распечатку.
      «Робер (Robert) Юбер (22.5.1733, Париж;, – 15.4.1808, там же), французский живописец. Работал в Париже. В 1754– 1765 жил в Италии. Член Королевской академии живописи и скульптуры (с 1767) и почетный вольный общник АХ в Петербурге (с 1802). Участник реконструкции парка в Версале (1775), хранитель Лувра (с 1784). Испытал влияние Дж. Б. Пиранези. Произведения Р., изображающие преимущественно античные руины, парковые виды, а также различные события из парижской жизни, отличаются богатством фантазии, тонкостью свето-воздушной перспективы; живые жанровые сценки, представленные в нарочитом контрасте с грандиозной архитектурой, вносят в пейзажи Р. элементы рококо».
      – Во всех энциклопедиях этот мастер есть. В Питере в разных музеях хватает его картин. В общем, дяденька был серьезный – а значит, стоят его картины очень даже хорошо, – дополнил Михаил.
      – А откуда их сперли, известно? Ведь, скорее всего, они краденые. Зачем легальные так переправлять?
      – Вот тут-то самое смешное. В списке похищенных ценностей этих картин нет! Мало того, как сказали специалисты, они вообще неизвестны. Ну, это, как они же сказали, бывает часто. Живописец был плодовит как кролик.
      – А этот, который гонец, что-то сказал?
      – Да уж намучились с ним! Он мало того, что только на фарси говорит, так еще и запуган до полусмерти. Правда, нашелся у нас один – воевал в Афгане, знает не только язык, но и ихние понятия, так что нашел с ним общий язык. В общем, картинки этот парень получил в Питере. Там этих бедолаг-мигрантов пихнули то ли на какую-то заброшенную турбазу, то ли в санаторий… Так вот, за ними присматривали трое, и сидели они там неделю. И уже перед самым отбытием один из охранников отвел парня в сторону – оказалось, он тоже на фарси рассекает. Дал он этому горемыке пятьсот баксов. Их мы нашли, кстати. И еще дал картины. И велел зазубрить телефон. Да еще какой-то дрянью несмываемой на руке у него телефон написал. Чтобы не забыл, значит. Сказал – как прибудешь в Германию, тут же позвони. Дескать, тебе дадут за это две тысячи, а главное – возьмут на хорошую работу, не то, что остальных, которые в рабы пойдут. Разумеется, молчать велел, и запугал до смерти. Не позвонишь, дескать, или если что с товаром случится – всюду найдем, и тогда будешь Аллаха сам о смерти молить. Вот потому-то этот тип и рванул в лес.