Три возвращения

      Сидя в автобусе, Сергей чувствовал облегчение. С легким сердцем он приехал домой - завтра местная командировка, можно было встать попзже.
      Ото сна его пробудил звонок в дверь. Сергей глянул на будильник только половина девятого - и пошел открывать. Сердце заколотилось будто после долгого простоя - он увидел Марину. Это было настолько неожиданно, что он ничего не сказал ей, буркнул и пропустил ее в квартиру. Пока Сергей умывался, искал одежду, застилал кровать, Марина, не шелохнувшись, стояла в передней. Когда Сергей справился с беспорядком, он вышел к Марине. "Может ты поможешь мне раздеться ?" - проговорила она с отвращением. Потом она прошла в комнату, огляделась, хмыкнула
      и села, как и вчера, прямая, со сцепленными на груди руками. Сергей устроился в кресле напротив нее. Они молчали долго, Сергей косился на часы : уже девять...половина десятого... Наконец
      он пристально посмотрел на нее. Глаза Марины горели как угли, рот подобрался, изредка она шумно выдыхала. "Я не понимаю, в чем дело ?" "Он не понимает ! Тогда ты сейчас же поедешь со
      мной к моим родителям и скажешь, что ты не собираешься жениться !" "А причем тут родители ?" Марина вспыхнула : "А куда ты все время приезжал ?" Сергей молчал. Марина вдруг расплакалась, Сергей обнял ее, она успокоилась, вынула пудренницу. Сергей немного повеселел. Потом они позавтракали, Марина поехала в институт (она заканчивала Герцена), Сергей проводил ее. Возвращаясь, он чувствовал какое-то беспокойство, то ли от того, что очень быстро прошел гнев Марины, то ли, что сам не может себе сказать, любит ли он ее.
      На следующий день в отделе Сергею позвонили по
      городскому телефону. Звонила мать. Тусклым голосом сообщила, что к ней на работу приехала Марина с родителями. Сергей выдавил : "Зачем ?" Мать чужим голосом спросила : "Ты прикасался к ней ?" Сергей покраснел, оглянулся и не ответил.
      "Будь, пожалуйста, после работы дома. Они тоже приедут." Сергей положил трубку.
      Кир разрешил уйти с обеда, но Сергей, как потерянный, бродил по городу, не заходя никуда. С тяжелыми ногами он подходил к двери дома. Ему открыла мать. Сергей искал ответ в ее лице, но она, вздохнув, пошла в комнату, из которой раздавался громкий женский голос. Сергей опустился на табурет. Против воли ему пришлось слушать голоса в комнате. Говорили ее мамаша и его отец. Сергей попал в окружение чужих взглядов. Прямо перед ним в своей неизменной позе сидела Марина, на диване - ее родители с осуждающими лицами. Отец стоял посреди комнаты, как распорядитель. Мать Сергея ушла на кухню.
      Разговор был гадкий - когда, сколько, кому теперь верить. Отец наседал, выясняя, собирается ли Сергей жениться. Взгляд Марины был тверд. Ну, хорошо, он собирается жениться на Марине. Идиотизм - впутывать родителей...
      Маринино семейство уходило полностью, провожать их вызвался отец. Как он ни делал глаза, чтобы
      Сергей присоединился к нему, Сергей остался дома. Мать только и сказала ему : "Ты разве не видел, какие это люди!" Сергей был переполнен злобой, недоумением от примитива происходившего, кроме того, к удивлению своему, он сам не был в себе уверен... Вспомнилось старое приятелево : "...Мальчуган, жизни не знаешь!.."
      В общем, в начале июня была сыграна свадьба с
      единственным родственником со стороны жениха, то
      есть им самим. Где жить - вопрос решился естественным образом. К родителям Сергей с женой
      ездил единственный раз, они к Сергею в его новый дом ни разу явились, как ни умоляла теща, 'очарованная' свекором. Мать звонила Сергею на работу, да сам Сергей навещал мать на работе, на Марсовом поле.
      Сергея окунули в семейную жизнь. По выходным родственное семейство пробуждалось поздно, к одиннадцати, затем они вдвоем с Мариной таскались по универмагам в центре. Родители ее занимались бесконечной уборкой квартиры, к чему привлекали Сергея. Квартира, в которую он прежде так часто и с удовольствием приезжал, становилась с каждым днем чужой. Мамаша регулярно выговаривала Сергею за лень, за отсутствие цели в жизни, а когда Сергею надоедало слушать, призывала звучным голосом 'Алешу', тестя. Тот не замедлял являться, соглашаясь с доводами тещи, тряс головой с роскошными фамильными волосами : "Мужчина - для того, чтобы облегчать жизнь женщине!" Марина обыкновенно присутствовала на 'разборе', но не говорила ни слова. Сергей, когда ему надоедало, уходил в их с женой комнату, а в квартире долго еще не смолкали осуждающие речи. Марина, когда они наконец оставались вдвоем, заявляла : "Если ты женился на мне, то должен меня обеспечивать!" Сергей однажды не выдержал, напомнил ей историю женитьбы. Марина расплакалась,
      а Сергей ушел спать в большую комнату, вызвав недоумение у тестя :"Ты где должен спать !?" Сергей удивился и впервые за все время посмотрел тестю в глаза, которые стали походить на поросячьи. Сергею стало неудобно, он молча отвернулся и заснул.
      Утром Марина встала раньше Сергея, приготовила ему завтрак, чего ранее не случалось, была очень приветлива и проводила его до самой двери. Сергей обернулся перед тем, как уйти - Марина ожидала на пороге. Сергей, помедлив, все-таки направился к лифту.
      Днем он позвонил матери, пообещал зайти в субботу. "Тебя до сих пор пасут, опять куда-нибудь уведут" - сказала мать, после чего они поговорили о Крыме, где родители проводили отпуск. "Одни" - обронила вскользь мать.
      ...Выйдя с приятелями под навес над проходной, Сергей сразу увидел Марину. Она стояла одиноко с таким направленным взглядом, что приятели, ни разу не видя ее раньше, сразу догадались :"О, за
      тобой уже пришли !" Сергей не спеша подошел к жене под прицелом ее глаз. "Ты вел себя вчера как идиот !" - звучно сказала она, когда Сергей остановился в двух шагах от нее. Сергей разглядывал ее. Ее подбородок вдруг задрожал, выражение в глазах стало жалким. Сергей продолжал стоять, и Марина медленно повернулась и потерянно побрела прочь. Сергей все-таки догнал ее, она уцепилась за его руку, и они долго, не разговаривая, шли к метро. По дороге домой, к ней, Сергей глядел на ее лицо, и жалость к ее глазам, готовым залиться слезами, поборола его. Он взял Марину за руку, ее рука,
      слегка влажная, слабо ответила на прикосновение...
      Дома Марина успокоилась. Теща изредка мелькала в кухне, тесть смотрел телевизор. Мир был восстановлен. Ночью в постели Марина торопливо обнимала его.
      Утром Сергей побоялся позвонить матери и решился только через несколько дней. Мать ни словом не обмолвилась о его невыполненном обещании, спрашивала только как дела на работе. Сергей вечером, ни секунды не задержавшись, отправился домой. В квартире его встретила обстановка, что будто ничего не происходило два дня назад. Голос тещи с восточно-роскошным именем Эльвира креп и набирал прежнюю уверенность. Сергей же решил поступиться в надежде наладить семейную жизнь и даже доставил видимое удовольствие 'Алеше', выслушав о ближайших планах его, Сергея. А планы были восхитительны! Во-первых : поразгружать ночью вагоны, потому что жене нужны сапоги. Во-вторых : познакомиться с родственниками, чтобы они узнали, какой муж у Марины. В-третьих : неприлично, что Марина еще не ждет ребенка. А в-четвертых... Сергей покраснел и послал его в пизду. Выскочила из кухни теща, опять квартира затряслась от ее трубного голоса.
      Сергей тряс Марину за плечи, но она давилась слезами и отмалчивалась. А потом, отплакавшись, решительно отправилась в гостиную. Слышно было только тещу, иногда Сергей разбирал и слова, сказанные его женой. Через полчаса Марина тихо скользнула в дверь, позвала Сергея ужинать, успокоив, что все в порядке и проч.
      Полгода Сергей жил с ощущением обязанности приходить каждый вечер к своей жене. За это время выяснилось, что его жена должна родить следующим летом и что он должен в связи с этим ее обеспечить. Родители его об этом не знали до самого рождения ребенка.
      Девочка родилась в середине июня, очень слабенькой. На следующий день после возвращения жены из роддома у Сергея начинался плановый отпуск, и весь отпуск Сергей провел дома, целыми днями в присутствии тещи и тестя, которые также взяли свои отпуска. Тесть, радостный от того, что родилась девочка, гукал с крошечным ребенком. Теща не давала Марине (и Сергею тем более) притронуться к младенцу, а Сергей дни напролет стирал и гладил, стирал и гладил... И гладя пеленки, смотрел Московскую олимпиаду с первой до последней трансляции.
      Вернувшись из отпуска, Сергей взмолился у Кира,
      отправить его куда-нибудь в командировку. "Уже басом кричит?" похихикал Кир и сказал, что в командировку не может, а в колхоз на две недели устроит. Сергей был согласен. Жена его звонила Киру, не велев Сергея никуда отпускать, но Сергей уперся и уехал.
      Когда, выпив четырнадцать литров водки ( по литру в день ), проветрившийся на картофельных полях под Сиверской, Сергей вышел на работу, в девять утра зазвонил телефон. "Сереженька!" - голос матери был тревожен : "тебе повестка пришла
      из военкомата. Уже спрашивали, почему не являлся. Пойди обязательно, я очень беспокоюсь..." "Спасибо, мама. Я был в колхозе две недели." "Знаю, Кир Михайлович мне передал."
      Поговорили еще о знакомых, о ребенке мать не заговаривала. "Мам, на работу захвати повестку, я
      заеду." В этот день Сергей не торопился и вернулся домой в девять вечера. Там хлопотали - тесть в трусах гладил белье, теща укачивала ребенка, жена спала. "Ты когда должен являться домой ?" - поросячьи глазки тестя угрожающе уставились Сергею на грудь. "...Оставь его, Алеша !" - с расстановкой между словами прервала его теща. Сергей прошел к себе - Марина лежала на диване, при виде его повернулась всем телом,
      громко всхлипывая. Сергей собирался было присесть погладить ее, увидел как спина жены напряглась в ожидании, и ему расхотелось.
      Он едва дождался утра и уже в половине девятого подъезжал к Марсову полю. Мать обняла его, отдала повестку. Она едва заметно улыбалась, погладила его по волосам :"Ребенок ты мой! Только съезди обязательно !" Сергей стоял, мать слегка подтолкнула его, он порывисто обнял мать и легким шагом пошел к трамвайной остановке. Там он обернулся - мать смотрела на него с высокого крыльца белоколонного портика.
      В военкомате на Фонтанке было не протолкнуться. Сергей, ожидая два часа своей очереди, успел встретиться с приятелями, которыми учился в первом классе, с которыми облазил все дворы на Красной и которые, оказалось, тоже уехали оттуда. Выяснилось, что шел массовый 'забор' в офицеры, кроме традиционного призыва, и Сергей узнал многое из науки, как 'косить'. Способов было столько, сколько людей. Сергей надрывался от смеха, их веселая компания неуклонно редела, и вскоре подошла очередь Сергея.
      Он предстал перед многочисленным собранием офицеров в разных мундирах. Его военный билет оказался в руках сидевшего в центре полковника. Полковник принялся задавать обычные вопросы : когда родился, когда учился, когда женился. Тем
      временем билет пошел по рукам. "Вы каким спортом занимались ?" услышал Сергей. Он поискал глазами говорившего. Им оказался невысокий худощавый майор с пшеничными усами. Майор принялся перелистывать папку. Сергей ждал,
      когда он поднимет глаза. "...Борьбой, я его знаю, он выступал на спартакиаде" - не дал ему сказать другой офицер, в черном мундире со змеями на погонах. Сергей вспомнил - вроде он приходил со 'скашниками'. "...Я его беру!" - майор закончил листать и наставил свой взгляд на Сергея. У Сергея забилось толчками сердце, он увидел, что председатель комиссии тиснул печать на каком-то бланке : "Есть решение направить вас, товарищ...Зандер служить в воздушно-десантные войска." Он прервался, наклонился к майору, что-то негромко сказал и продолжил : "В общем, вам приказано пройти медкомиссию в течение двух суток и поступить в
      распоряжение товарища майора Кречного, начальника
      штаба полка! Какие вопросы ?" Майор немигающими
      глазами недоверчиво изучал Сергея. "Выполняйте !" - Сергей взял предписание и машинально вышел в коридор.
      "Загребли ? Куда ?" - накинулись на него. Сергей не слышал свой ответ. По коридору шел дежурный офицер :"Медкомиссия начинается завтра с десяти утра ! Товарищи призывники, не опаздывать !..." Сергей пожал руку Вовке Попову, своему однокласснику, еще не побывавшему по ту сторону двери, и покинул до завтрашнего дня военкомат.
      Он брел по набережной Фонтанки в сторону к Невскому. Первый телефон-автомат он разыскал в начале улицы Росси. У матери было занято. Он подождал на улице. Еще раз набрал номер - мать вышла. У будки очень быстро собралась очередь. Сергей задыхался - он присел на скамейке в сквере у бюста Ломоносова. Собрался еще раз позвонить, но очередь не убывала, и он смог успокоить дрожь в ногах только отправившись скорым шагом дальше.
      Сергей решил позвонить матери завтра, когда окончательно все определится, и с облегченным сердцем явился в квартиру своей жены. Вечером он злорадно сообщил, что его призывают на военную службу. Теща ахнула, кликнула Алешу. Сергей с ухмылкой слушал, что же ему предстоит сделать. "...Ты не мечтай оставить жену и ребенка на нас!" - теща поднялась из-за стола и стала расхаживать с ребенком на руках по комнате: "Никуда ты не пойдешь!" Сергей молчал. "Завтра с утра возьмешь у руководителя предприятия ходатайство, что у тебя ребенок..."
      тесть был деловит и конкретен. "И не смей ни о чем даже и заикаться!" ворвалась теща Эльвира : "Ты подумал, если у Мариночки пропадет молоко !?" "Да пошли вы!" - Сергею вдруг стало лень ругаться. Он просто ушел на кухню, где и просидел до полуночи, читая 'Затерянный мир' Конан Дойля. Потом с грохотом отлетела дверь - его жена встала за спиной. "...Ты немедленно скажешь мне, как позвонить директору!" Сергей, не
      оборачиваясь, продолжал сидеть за книгой. "Я потребую, чтобы он подписал заявление!.." "А заявление ты напишешь ?" "Нет, заявление напишешь ты и сейчас же !" Сергей повернулся к ней : "А еще что я должен написать ?" Жена задохнулась от
      ярости, с минуту она испепеляла его глазами, ставшими маленькими на сильно напудренном лице, и ушла, хлопнув сначала дверью на кухне, а затем в своей комнате. А Сергея все происходящее очень развеселило.
      Медкомиссия была очень формальной. Если есть все руки и ноги, то 'Годен!', все остальные болезни - просто симуляция. Шансов у Сергея не пройти ее не было никаких. Через какой-то час снова явившись перед длинным столом, накрытым красной скатертью, Сергей равнодушно выслушивал приговор. "Такие люди, и до сих пор не в армии!" - с отвращением постановил председатель. Вчерашний майор подозвал Сергея : "Вы будете служить в нашем полку в Псковской дивизии. Сегодня...среда, значит, в понедельник прибудете непосредственно на место" - он написал Сергею адрес и предупредил : "Любое опоздание будет рассматриваться как дезертирство, как вы человек уже военный!". "У меня еще флюрографии нет" - заметил Сергей. "Вам должны сделать вне очереди.
      Если не успеете, то в части сделаем !" - майор
      внимательно посмотрел Сергею в глаза : "Мне кажется, что вам в армии самое место! Вы свободны!"
      Отец обеспокоился больше, чем мать. Сергей не стал рассказывать, куда ему предстояло отправиться. У него оставалось еще несколько свободных дней. Он позвонил Киру на работу, рассказал, что его все-таки забирают, попросил дать ему отгул в пятницу. Кир настоял только, чтобы Сергей пришел назавтра сдать дела и просто сказать до свидания.
      Вечером Сергей поехал еще на Васильевский, его родственники, естественно, никуда не обращались и
      не звонили, и Сергей обходил их как неодушевленные предметы. Он забрал документы - паспорт, диплом, свидетельства - о браке и рождении своей дочери - отложил в сторону. Переночевал в последний раз в этой квартире и наутро ушел отсюда навсегда.
      Первые три месяца он служил под Псковом. На следующий, восемьдесят первый год, оказался в Германии, все в той должности командира взвода воздушно-десантного полка. Сергей слишком легко перенесся из жизни, по течению которой он бездумно плыл столько лет, в жизнь, еще более простую, в которой не нужно было заботиться о прокормлении, и которую так же легко надо было отдать в час 'Х'.
      "...Лейтенанта Зандера к командиру полка..." - раздалось посреди полевого лагеря на полигоне под Нойбранденбургом. Сергей встал с травы, на которой вкруговую сидела вторая рота, и пошел за ординарцем.
      В штабной палатке он застал командира полка, начштаба, начальника особого отдела и еще какого-то незнакомого подполковника. "Садись!" - махнул ему полковник, не слушая рапорт : "Значит.
      Наш полк должен откомандировать добровольцев для прохождения интернационального долга! Мой выбор пал также и на тебя. Пишешь рапорт на имя Министра обороны, где указываешь всякое такое..."
      Сергей хотел спросить, о чем спросить не придумал и попросил бумагу. Написал всякое, которое требовалось, подвинул лист полковнику. Тот пробежал рапорт глазами, наклонился к начштаба : "Кто там у нас следующий ?.."
      ______________
      Сергей вернулся в свой родной город бабьим летом восемьдесят второго года, высушенный в горах, с неподвижными глазами над резко очерченными скулами, с переломанным носом и седым правым виском.
      Он целыми днями передвигался бесцельно по ставшему крохотным городу, уставая от бесконечного количества людей. Часами осторожно шагал, глядя под ноги, напрягаясь, минуя подворотни, и вздрагивая от скрипа тормозов. Иногда Сергей доезжал до Александровского сада, что между желтой стеной Адмиралтейства и Исаакиевским собором, занимал место с краю на одной и той же скамейке и сидел дотемна, глядя
      на решетку...
      Он написал за два года службы только два очень коротких письма матери. Она ни о чем не расспрашивала, но однажды, сидя в полной темноте
      на кухне, Сергей услышал далекий протяжный вой,
      доносившийся из-за двери родительской спальни. Несколько раз, тоже ночью, он чувствовал, как мать стоит безмолвно в темном коридоре, в двух шагах от него...
      Сергей не то чтобы не хотел видеть свою жену,
      просто она вытерлась из его памяти. Первые несколько месяцев, что он провел под Псковом, ему хотелось только выспаться. В ГДР, где он втянулся в лямку, появившееся свободное время щедро просаживалось в окрестных кабаках. В отпуске Сергей остался в Германии и исколесил ее всю от севера до юга, истратив все отпускные и жалованье за два месяца. Его вызывающе холостяцкая жизнь, оказалось, не давала
      покоя совету полковых жен, на который Сергей был однажды вызван, где и спрошен его председательницей о жене, о детях. Он с плохо скрытым раздражением переспросил ее : "А вы кто мне ?" Супружница командира полка, 'мать полка', блеснула медными свежевыкрашенными волосами. "Вы ошибаетесь, если думаете, что это ваше дело! Семейные отношения у нас - это общественное дело!" - рявкнула она как добрый полковник. Сергей не стал дальше слушать.
      Только через несколько лет он связал этот мимолетный эпизод с командировкой за пределы южных рубежей родины и даже сплюнул, не то с досады, не то от недоумения.
      Однажды в кармане куртки, которую он уже не носил, Сергей нашел ключ от квартиры своей жены. Повертев массивную железку в руках, решил лично возвратить ключ. Он чувствовал, что жизнь его распараллелилась - вместе с мощным потоком, который не давал ему покоя и носил по закоулкам города, еле сочилась, как кровь из невидимой внутренней раны, не до конца пересохшая живая струйка. Этой струйке уже не дано было вздуться, но с ней, как с кровью, вытекала жизнь.
      Дверь ему открыла жена. Она замялась дольше, чем когда-то ранее. От улыбки, раздвинувшей широко ее рот, раздался негромкий, но отчетливый
      шлепающий звук. "Ты !?" Сергей, глядя в настороженные глаза, про себя еле усмехнулся : "Отдать ключ..." В проеме двери показалась теща.
      Лицо ее в миг натянуло и сменило несколько масок : любопытную, испуганную, высокомерную. И наконец выбрало радостную : "Вот это сюрприз !" Она отступила на шаг и стала обегать глазами часть комнаты, невидимой из коридора. Сергей неторопливо прошел за тещей. В комнате за густо уставленным столом сидело полно людей. Теща громко радовалась : "Звонил, представляете, два дня назад, говорил, что не улететь, а тут такой подарок!.." Среди гостей Сергей узнал некоторых, виденных им два года назад. Жена незаметно, в спину, толкала его к столу. Сергей
      сел с краю на подставленную табуретку. Тесть, распоряжавшийся с дальнего конца, возгласил тост : "Предлагаю выпить за нашего зятя, бывшего офицера советской армии!" "Что будешь есть ?" - шептала над плечом жена, стараясь украдкой прикоснуться к руке Сергея. "Конечно, за два года не станешь настоящим офицером! Как мы !" - продолжал тесть : "Но теперь он, может, станет настоящим мужчиной..." Кто-то гаркнул, гости чокнувшись, выпили. Сергея неожиданно взглядом встретился с глазами миловидной, едва старше его, женщины. Она чуть-чуть улыбнулась и отвернулась, не сразу, чтобы передать кому-то салат. Сергей не стал пить. "Не по-офицерски !"
      громко проговорил мужской голос : "Леша ! Он совершенно пить не умеет ! Чему его в армии научили ?" Тесть тут же подхватил, веселясь : "Николай, возьми его себе в обучение..." Сергей оборвал начавшего говорить Николая : "Было бы кому учить..." Тот привстал над столом, оказавшись невысоким человеком с глазами, полускрытыми припухшими веками. Тесть начал бубнить.
      Сергей стоял в полный рост, поочередно рассматривая то один, то другой глаз стоявшего напротив Николая. "Майор, ты сколько людей убил ?"
      В комнате затихли. "Я, между прочим, подполковник!" - задрожал голос немолодого человека : "А ты - щенок!.." Смотря на него, Сергей чувствовал в себе точно такие же брезгливость и
      равнодушие, какие он еще совсем недавно выказал
      к заискивавшему и пугливому пленному, и жизни которого он позволил продлиться на время, нужное, чтобы повернуться спиной и сделать несколько шагов... Сергей отвел взгляд, постоял и
      молча вышел. Оставшиеся в доме люди услышали только, как звякнул положенный на полку ключ и глухо стукнула входная дверь...
      Сергей спустился пешком до первого этажа. Ему стало противно от своей суетливой многодневной ходьбы. От попытки замазать своей грязью ни в чем не виноватого человека. От того, что вынужден до конца дней таить бездонную тьму своей души. Сергей убыстрял шаг, почти бежал, не глядя по сторонам, и успокоился, от физической усталости, возле Летнего сада. Перейдя по мосту к улице Пестеля, безотчетно подошел к уличной газете, 'Комсомольской правде'.
      Сергей механически пробегал глазами строчки, сдвигаясь всем телом вправо. Потом он обошел человека, читавшего ту же газету, бросил на него взгляд , сказал про себя, продолжая чтение - "Фишер, физик из школы". Фишер вел физику в его классе, но Сергей был один среди массы учеников, поэтому физик не узнал его. Сергею стало ясно, что он сделает - он пойдет в свою
      школу и встретится с учителем истории.
      Островский, историк, был самым старшим среди учителей школы, наводил страх, успевая спросить за двадцать минут половину класса и продиктовать
      добрых пять страниц по новой теме. Он вел так
      называемый 'Уголок истории', вывешивая каждую неделю ответы на любые вопросы, анонимные и подписанные, язвительные, злобные, потрясавшие основы строя. На день Победы Островский пришел в своем обычном костюме со скромной наградной колодкой, да еще его фотография висела на доске
      ветеранов войны. Сергей имел у него твердую четверку, потому что получить выше у изможденного, сильно хромавшего, со взглядом фанатика Островского возможно было только при выдающихся знаниях.
      Сергей посмотрел на часы - пять часов, вокруг.
      Фишер уже не было рядом. Школа, как Сергей знал, переехала очередной раз к 'Чернышевской', за кинотеатром 'Спартак'. Дошел он до нее за полчаса. Школа еще не была закрыта. Как и десять лет назад, возле школы собирались группки. Сергей ощутил, как жар опаляет ему лицо, когда он разыскал в расписании 'Островский П.А.', понедельник - два урока с десяти и два урока в конце дня...
      Он едва дождался понедельника. Вышел в восемь утра, совершенно бодрый, хотя и проворочался всю
      ночь и заснул под утро на два часа. К десяти Сергей подходил к школе, от ударов сердца, казалось, дрожала рубашка. Сергей собирался побродить невдалеке от школы, даже дошел до скамеек перед кассами кинотеатра, но дальше не отошел и просидел, наблюдая за движением стрелок
      часов.
      В половине двенадцатого он пересек порог школы.
      Коридоры были пустынны. Около соседнего с нужным ему кабинетом расхаживали высоченные ребята, изредка окидывали оценивающими взглядами Сергея. За ближайшей дверью громко заговорили, она с шумом раскрылась, пропустила парня с дерзко задранным подбородком. Выйдя в коридор, он проскрежетал : "Пошел на...", хлопнул дверью и
      застучал шагами. Дверь вторично распахнулась, быстро поднимаясь и опускаясь, вылетел Островский, поднял кулак : "Не выучишь - и не думай приходить !" Повернувшись, внимательно, чуть
      наклонив голову, посмотрел на Сергея, строго сказал : "Из десятого пятого, семьдесят второй год, Зандер. Через пять минут освобожусь."
      Звонок оглушил. Коридор мгновенно заполнился галдевшей молодежью. Дверь опередила руку Сергея.
      Высокий, уже снова знакомый настолько, будто и
      не прошло десяти лет, человек впустил Сергея в
      класс. "Ну, рассказывай, как первые десять лет ?" В его огромной ладони потерялась рука Сергея.
      "Рассказывать особо нечего - учился, женился, работал по распределению. Как обычно." "А учился где ?" "В ЛЭТИ, на радиотехническом." - Сергей пустил нить разговора на волю течения : "А вы нынешних также гоняете ?" "Ты про того, кого я намедни выгнал! Умнейший парень, но спорит о том, о чем ни черта не знает..." "А чего он не знает ?" - Сергей, помня свой опыт обучения истории 'по Островскому', воспринял виденную им сцену, как должное. "Они молодые ребята, им хочется всего очень быстро," - Островский превратился в учителя : "и чтобы им дали дорогу.
      В общем, социализм или другое. Ты знаешь, что у вас трое уехало ?" Сергей медленно покачал головой. "Этот тоже уедет, я уверен! Ему там будет лучше, но это ему, а другие, скажу откровенно, не такие талантливые, а которые его поддерживают, еще поймут, но на своей шкуре, что такое уверенность в будущем! Вот возьмем тебя - ты получил высшее образование, прожил вольные шесть лет, будем откровенны, не зная, нужно ли тебе это образование !.." Сергей пристально посмотрел ему в глаза. Глаза историка
      сверкнули : "Я прошу не обижаться..." "Эта уверенность стоит слишком много крови!" Островский
      задумался, не отрывая своего обжигающего взгляда. Он колебался, но Сергей сказал : "Нам друг от друга нечего скрывать - мы оба знаем, что такое война" Тогда тот просто ответил : "К сожалению, из умирающих империй вытекает человеческая кровь и чем больше империя, тем этой крови больше." Оба помолчали. "Сергей, ты когда вернулся ?" "Три недели назад." Островский снова обжег глазами : "Теперь ты первый выпускник - участник войн периода распада." "Петр Антонович, я вдруг понял, что мне ближе немцы..." - Сергей медлил : "...потому что и они и мы воевали с народом и, чтобы выжить, мы должны были убивать любого." В коридоре надолго зазвенело. Переждав звонок, Островский хрипло проговорил : "Наш батальон, уже в Восточной Пруссии, в Гольдапе, однажды подняли по тревоге из-за вервольфов. Приехали в фольварк. А там жили переселенцы откуда-то из Белоруссии. Вообще,
      их давно приказано было отправить домой, но, сам понимаешь, вместо деревни - одни колышки. Так они возле нас кормились : девки, ребятишки. Мне, как тебе, двадцать пять лет. Бойцы у меня
      - все больше дядьки после сорока, домовитые мужички. Они наладились к этим девахам бегать, а
      я за них каждые два дня получаю по шее. Куришь ?" Сергей достал свою зажигалку. Оба неторопливо задымили 'Беломором'. "Значит, приезжаем, " Островский замахал рукой, разгоняя дым : "оказалось, кинули гранату в хату. Трое раненых, убитых - девка одна, блаженная была, и
      пацан лет десяти. Они все опытные, как солдаты, только окно заскрипело, они все по углам поховались, только эта сумасшедшая пошла смотреть, кто там. А мальчишке просто места не хватило в углу." Сергей докурил, историк пододвинул пепельницу к Сергею. Сергей прикурил следующую папиросу. "Мы прочесывать все вокруг.
      Обыскались, так эти идиоты никуда и не уходили от хутора - лежали, смотрели, что мы будем делать. А уже рассвело. Трое их было - один пятнадцать лет, и два близнеца по четырнадцати. Симпатичные, белокурые, аккуратно одетые мальчики. На ногах - ботинки и гетры. С походными рюкзачками, в рюкзачках - еще по пять
      гранат, консервы мясные и всякое барахло для похода - нитки, иголки, спички, ножик перочинный. Стоят, смотрят на нас как нашкодившие школяры, мол дяди накажут и отпустят. И мы стоим и не знаем, что делать. Тут пацана убитого вынесли, бабки завыли-заголосили. Мы-то насмотрелись всякого, но тут ведь уже война кончилась. Вылетает распушонный весь начальник особого отдела, кричит - 'эти мерзавцы!', подбегает - старшему из этих 'партизан' пистолетом в зубы - 'кто подослал? переводчика мне !' Я говорю, что переводчик в штабе. А он даже обрадовался - 'тогда и нечего с ними разговаривать. Комбат, выделяй людей !' Все все поняли, отворачиваются, вроде даже кто-то уходит, а особист, углядев, мне и говорит, тихонько 'постройте батальон.' Делать нечего, даю команду. Особист плечом к плечу со мной, как бы командует - 'выделите комсомольцев!' Я прохожу вдоль строя, сам, наверное, знаешь, как человек и вроде бы на месте стоит, но будто отходит от тебя. А особист от меня ни на шаг - 'выйти из строя!' В общем, команда собралась из пацанов, по виду как и эти немчики, бледные они, руки у них трясутся. Я отговорился, что расстрелом по уставу не уполномочен командовать, особист сам за дело - построил шеренгу, скомандовал 'отделение...' У бойцов винтовки ходят ходуном, немцы поняли, близнецы заскулили тихонечко, знаешь, будто боясь, что за слезы еще сильнее накажут. А за моей спиной кто-то шепчет - 'товарищ капитан, разрешите лучше мне грех на душу взять...' Я обернулся - сержант Горьковенко, лет пятидесяти, из строя вышел и меня за рукав