Дмб-2010

      Когда мне становится слишком весело, я смотрю этот файл. Высота съемки очень большая, но видно все четко.
      Юлька сидит, прислонившись спиной к большому валуну. Руками обхватила колени, волосы рассыпались, лица не видно. Ведь она спит, правда?
      Она не обманула меня. Я действительно встретил ту, о которой она мне написала в записке. Но это уже совсем другая история.
      ЭКСПЕРТ
      - Заведут они мотор, досчитают до сорока восьми и ба-бах!
      - Это точно!
      "Белое солнце пустыни"
      Вот это да! "Дяденьки, что вы делаете тут, столько больших дядей? Социализм - свободный труд свободно собравшихся людей". Так, кажется, писал Владимир Маяковский?
      Внутри огромного ангара, освещенного светом люминисцентных ламп, стоял мерный, негромкий шум. Десятка полтора серьезных людей раскладывали на полу какие-то мятые, поломанные и искореженные предметы. Настроение, поднятое путешествием на генеральской машине по весеннему лесу, слегка испортилось.
      Не обращая внимание на раздающееся за спиной кашлянье, (как же, опять нарушаю субординацию - выскочил вперед генералов) подхожу к одной из групп. Так я и думал - это части самолета. Настроение портится окончательно.
      Навстречу нашей делегации уже спешит какой-то генерал со скорбным лицом. Здоровается и начинает вещать вполголоса:
      - Вот, уважаемые члены государственной комиссии, уже второй случай. Нас бьют неизвестным оружием, прямо над нашей территорией. Машина разваливается в воздухе за доли секунды...
      Эту демагогию я слушаю каждый день. Заговор против России, как говорил классик, несомненно, существует. Плохо только, что мы все - его участники. Отхожу в сторону и усаживаюсь в стороне за столиком с технической документацией. Начинаю читать...
      Генералы хмурят брови, сдержанно размахивают руками, спорят. Внезапно в руках скорбного генерала появляется какая-то бумага. Он отдает ее нашему КсанПалычу, генералу великому и ужасному.
      Интересно, только сейчас обратил внимание - генерал наш Козлов в белых штанах, малиновом пиджаке и темных очках. Шикарно смотрится среди прочих однотонных темно-зеленых и синих генералов.
      Пришла пора вмешаться. Подхожу, через плечо Палыча заглядываю в бумагу. Все ясно. Уже готовый вывод: "поражение произведено неизвестным видом оружия". Понятно, что последует за этим - десяток НИРов и ОКРов лет на десять и миллиардов ...дцать несколько рублей. А чего ради - года через два забудут. КсанПалыч уже тянется за своим золотым "Монбланом", предвкушая банкет и баню с русалками. Но тут я, как всегда, порчу всю малину. Тихо говорю:
      - А я бы воздержался это подписывать...
      Реакция у моего генерала хорошая. Ученый уже.
      Генеральская рука замирает:
      - Э...э... Коллеги... Все-таки надо более тщательно разобраться. Мои подчиненные немножко поработают тут, - и широкий жест в сторону разбросанного железа.
      Да, подчиненные поработают. Тут. А может и в другом, более приспособленном для этого месте. Опять отхожу к столику и продолжаю читать документацию.
      От увлекательного чтения меня опять отвлекает покашливание. Поднимаю голову. Лопоухий боец в пилотке:
      - Разрешите обратиться. Вас просит подойти подполковник Сергеев. Я вас провожу.
      Встаю. Прошло уже больше двух часов. Я многое понял. И еще больше стало вопросов.
      Вслед за провожающим выхожу из ангара на яркое весеннее солнце и перемещаюсь в соседнее невысокое здание.
      Подполковник Сергеев сидит в небольшой уютной комнатке. Не глядя на меня, потирая руки, завязывая тесемки папок и перекладывая бумаги, дружелюбно говорит:
      - Здравствуйте, здравствуйте, дорогой, уважаемый, почтеннейший... Вас ведь не поймать - заняты вы сильно, начальство вас не отпускает. А у нас вопросики к вам, вопросики...
      Я прерываю идиллическое бормотание:
      - Привет, Колобок! Что, перечитываешь Лескова? Помнишь, у него в "Очарованном страннике" есть "полупочтеннейший" - тоже неплохо.
      Подполковник Сергеев (он же - Колобок, мой давний знакомый по Школе) удивленно поднимает голову и прекращает перекладывание. Напряженно смотрит, не узнает.
      - Простите...
      - А Героя что не носишь?
      - Кот!? Котяра, тебя не узнать! А тут написано - "профессор"! Шутка, что ли?
      - Какие шутки - профессор и есть. Как поживаешь?
      - Да ничего, безопасностью, как видишь, вашей занимаюсь.
      - И чего у тебя ко мне?
      - Да вот... - протягивает мне несколько листочков. - По позапрошлогоднему эпизоду. Ташбаан.
      - Я же писал рапорт по приезду. Что еще от меня хотят?
      - А хотят понять, каким образом ты вернулся обратно меньше, чем за сутки и без машины. Ведь тут у нас везде написано, что ты не умеешь водить.
      - Вот и вернулся поэтому без машины.
      Колобок некоторое время соображает. "И гений, парадоксов друг...".
      - Логично, но ты же не мог дойти пешком. Там же почти четыреста километров.
      - Меня же Лела подобрала.
      - Какая такая Лела? У меня тут рапорт старшего лейтенанта... э...э... тьфу, не прочитать фамилии.
      - Это Лела и есть.
      - Так э...э... Лела твоя, она подобрала тебя совсем недалеко от Города. Вот и рассказывай, как ты туда попал.
      - Ты сначала скажи, где нашли машину.
      Колобок испытующе смотрит на меня, потом в бумаги.
      - Машина была... Нет, ты скажи, где ты ее бросил? И зачем? И когда ты последний раз видел Сергея?
      - А я не помню... И не слишком ли много вопросов сразу?
      Собеседник мой берет со стола уютные круглые очки, надевает их и смотрит на меня. Так он очень похож на группенфюрера Мюллера. Я также внимательно смотрю на него:
      - А бинокля у тебя нет? А то еще можно посмотреть на меня в бинокль.
      - Что ты, в самом деле, Кот? Мне это все самому не сильно надо. Сам должен понимать - служба есть служба.
      - Ты мне даже в бумаги не дал заглянуть.
      - Ты посмотри, посмотри...
      - Полупочтеннейший?
      Колобок улыбается - обстановку удалось разрядить.
      Смотрю в бумаги - здесь несколько любопытных документов.
      - И давно вы стали работать с Интерполом?
      - Не очень. Но сам видишь... Этот эпизод их сильно... заинтересовал.
      - Да, документ суровый. Просто дело Джека-Потрошителя.
      - Шутишь? А они вот пишут, что пятеро туристов - это слишком...
      - Туристов? С таким вооружением?
      - С каким? Здесь ничего не написано.
      - А я тоже не видел с каким.
      - Хорошо. Допустим, ты их не видел. Кто отвез тебя назад?
      - Ну вы же смотрели машину. А я не помню ничего. Посмотри мой рапорт - шел назад, поскользнулся, очнулся - гипс. В смысле - лежу, а рядом вещи...
      - Машину смотрели очень поверхностно. Лабухи, из резидентуры. Но кое-что интересное накопали. Например, с ручек, руля и всего прочего были стерты все пальцы... Но сверху всего, на стертом...
      Я прекрасно понимаю, что могло быть сверху всего. На секунду мне кажется, что ее длинные волосы опять щекочут мне лицо... Несмотря на жару, меня пробирает озноб. Колобок это замечает и замолкает. Потом резко:
      - Говори, кто она? Это был шестой человек из их группы? Она ждала уже там, на месте?
      Я молчу. Я просто не могу говорить и все.
      - Молчишь? Зачем ты встречался с помощником атташе?
      Потихоньку прихожу в себя.
      - Зачем, зачем... У тебя вон расшифровка записи лежит. Родину не предавал, не бойся.
      - Это я знаю. А то бы ты говорил не со мной. И не так. Смотри, сейчас вколят тебе мои бойцы кое-что и ты все-все расскажешь.
      - Ты же сам понимаешь, что не сделаешь этого никогда. Я начну говорить, а кто будет вести и расшифровывать запись? Ты. И знаешь, сколько я тебе наговорю? И будешь ты невыездной до конца дней своих.
      - Хорошо изъясняешься - "до конца дней своих". Конечно, не будут я тебе ничего колоть. На чем ты сломал ее?
      - Почему обязательно "сломал"? И почему "ее"?
      - Любишь задавать риторические вопросы?
      - Нет, просто заново учусь говорить.
      - Откуда взялся шестой человек? Ведь их прилетело пятеро.
      - Ниоткуда. Их и было пятеро.
      - Почему она повезла тебя? Проще было...
      - Да, именно. Пристрелить меня. Но... она ... так не сделала.
      - Почему?
      - Не знаю.
      - Потом она вернулась, чтобы найти своих и ...
      - Да, да, да! Когда это кончится?!
      - Уже кончилось. Почти. С помощником атташе ты встречался, чтобы рассказать, как... чем все кончилось?
      - Да.
      - Что он отдал тебе?
      - Ее... одну ее вещь.
      - Ладно, я понимаю, что с тебя хватит. Подпиши.
      И протягивает мне бумагу. "Никаких дополнительных сведений не сообщил". И на том спасибо.
      - Спасибо тебе, Колобок.
      Он кивает, не глядя на меня.
      Долго сижу на лавочке в тени. Ну и денек. А ведь, чует мое сердце, все еще только начинается. В задумчивости я не заметил, что около меня уже давно стоит знакомый лопоухий боец. Терпеливый парень. Под стать своему начальнику - Колобку. Увидев, что я очнулся, улыбается и говорит:
      - Вам подготовлено рабочее место. Там же можно ночевать. В смысле спать. Я провожу.
      "Ночевать" - это впечатляет. Попробуем обойтись без экстремальных проявлений служебного рвения.
      - Пойдем.
      На этот раз путь дальше. Идем по дорожке в окружении цветущей сирени. Мне по-прежнему холодно. Но с каждым шагом становится легче. Погода, наверное, хорошая - вот и все. Подходим к такому же симпатичному домику, похожему на логово Колобка. Боец испытующе смотрит на меня и говорит:
      - Пожалуйста, на второй этаж, номер одиннадцать. Там открыто.
      И ободряюще улыбается.
      Не нравится мне все это! Но иду.
      Никаких ужасов за дерматиновой дверью номера одиннадцать не обнаруживается. Двухкомнатный номер. В первой комнате - стул, стол, компьютер и ... замечательный телефон. Как игрушечный. Аппарат без диска, с обмотанной синей изоляционной лентой трубкой. Это значит, что соединять меня будут только с теми, с кем захотят. Плюс полный контроль всех моих разговоров. Посмотрим, что во второй. "В смысле спать", похоже, надо там.
      Приоткрываю дверь. Впечатляюще! На классической гостиничной кровати поверх цветастого покрывала возлежит молодая дама. Из одежды на ней только детектив в руке, да белые шерстяные гольфы. Это же моя рыжая знакомая, Оксана! "Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа".
      - Оксаночка, привет! У тебя по-прежнему мерзнут ножки?
      - Привет, Кот! Ты, зараза такая, бросил меня тогда. И телефона не оставил. Но я тебя нашла. Ну-ка, иди сюда.
      - "Бросил тогда...". С тех пор прошло три с лишним года. И можно подумать, наша встреча тогда была случайной.
      Говоря все это, я тихо глажу ее по ноге, снимая гольфы. Ноги все такие же холодные, как лед! У девушки явные проблемы с периферическими сосудами. Она довольно улыбается.
      - Тебя прислали поговорить со мной, так ведь?
      - Да, но это потом.
      - Нет, давай сейчас. Оденься, ладно?
      - Как хочешь, - теперь хмурится.
      - Ты хотела предложить мне подтвердить ваше заключение?
      - Да, это будет лучше для всех.
      Грустно все это. И как-то несерьезно. Впрочем, ее ведомство не отличается тонкостью подходов. Тоже мне, Мата Хари нашлась! Отхожу в другую комнату к окну. Оксана подходит сзади. Но не трогает, чуткая девушка.
      - Ты мне не рад?
      - Оксан, о чем ты? Я знаком с тобой хорошо, если полчаса. Да еще час назад меня просто наизнанку вывернули. Я с удовольствием пообщаюсь с тобой в другой раз. Завтра, например. А сейчас иди, ладно?
      - Зря ты. Ведь ты сам знаешь, что у нас не бывает никакого "потом" и "в другой раз". Ладно. Что мне передать?
      - Скажи, что я подумаю.
      За спиной тихое движение и она исчезает. Я сажусь на стул и долго сижу без всяких мыслей. В окне - ветки сирени. Чудесный весенний вечер.
      Звонит телефон. Тот, который без диска. Я знаю, кто это звонит. Я все сегодня знаю. Беру трубку и молчу.
      Каждый раз я слышу эту замечательную мелодичную фразу на незнакомом языке. Ее смысл Лела категорически отказывается мне объяснить.
      - Здравствуй, Лела-Лелинька, - говорю, - Рад тебя слышать. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
      Она, конечно, хочет.
      - Жили-были прекрасная принцесса и принц... так себе.
      Лела возмущенно фыркает:
      - Ладно, принц тоже был ничего.
      - Спасибо. Поправка принимается. И вот, послали этого принца, который был ничего себе, на Остров посреди холодного моря-океана. А на Острове том жил-был страшный Дракон о двенадцати мегато... ой, то есть головах...
      - И дали принцу злые люди меч деревянный и сказали: "Пойди..."
      - Туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!
      - Нет, - опять поправляет Лела. - Ты снова неправильно рассказываешь. И сказали: "Пойди, убей Дракона". И пошел рыцарь с деревянным мечом и...
      - А Дракон-то дохлый...
      - Но рыцарь-то не знал об этом.
      - Да, не знал. А когда же прекрасная принцесса полюбила принца?
      - А она полюбила?
      - Конечно. В сказке так полагается.
      - А полюбила она его, когда он, не зная, что Дракон уже помер, пошел со своим деревянным мечом в пещеру Дракона, не отказывался и никого вместо себя не отправил. Вот такая сказка. Как поживаешь, принц-рыцарь?
      - Почти Принц-Герцог...
      - Ты знаешь, мне тоже начали нравиться Братья. Видимо, возраст. Или поумнела малость. Так как ты поживаешь?
      - Сижу, скучаю без тебя. Ты вот большим человеком стала...
      - Да я всегда была немаленькой. Но тебе тоже грех жаловаться, ты профессор...
      - А ты почти руководитель спецслужбы дружественного государства...
      Лела фыркает:
      - Вот именно - почти... Хочешь, сделаю тебя академиком... у нас? Будешь жить в чудесном домике, в горах. Я буду иногда к тебе приходить. Хочешь?
      Я молчу.
      - В общем, я и сама понимаю, что это бред...
      Вздыхает, несколько секунд молчит и тихо:
      - Я закрутилась - у меня - террористы, у меня - заложники... Я стала злой старой коровой... Помнишь, мы на Острове смотрели мультфильм...
      Я издаю возмущенный вопль. Перебиваю:
      - Там, в мультфильме была очаровательная коровушка и у нее, у Буренушки были такие же чудесные ресницы, как у тебя... Милая Лела, мне сняться твои ресницы... И не клевещи на себя: ты на два года моложе меня... А коса, твоя волшебная коса, она цела?
      - Нет, косу пришлось отрезать...
      Издаю громкий протяжный стон. Она говорит почти испуганно:
      - Но послушай, Кот, у меня физкультура для личного состава два раза в неделю и я должна пример подавать ... и вот, пришлось... Тебе жалко? Скажи еще про ресницы...
      - Я ранен... смертельно ранен стрелами твоих ресниц... они мне сняться...
      Мы оба замираем - я случайно или нет, но сказал ту же фразу, что тогда, в Ташбаане... Молчим долго. Наконец Лела не выдерживает:
      - Ты по-прежнему все это помнишь?
      - Я буду помнить то, что случилось там, всегда. Да и есть, кому напомнить. Давай не будем об этом. Не сыпь мне сахар в пиво...
      - Меня всегда потрясало - тебе больно, но ты шутишь, смеешься, а глаза грустные, больные... Я далеко, но вижу это. Ты простил мне, что я тогда отодрала тебя за ухо?
      - Я и не сердился не секунды - ты совершенно правильно сделала. Я это вполне заслужил. А ты простила меня, что я тогда... не остался?
      - Я бы никогда не простила бы тебе, если бы ты тогда остался...
      Опять молчим и вдруг на том конце еле слышно:
      - Я ... до сих пор... люблю тебя.
      - И я ...
      Но Лела не дает мне сказать:
      - Не ври! Может, тогда на Острове, те несколько часов...
      - Ладно, Лела-Лелушка, ведь я тоже неплохо знаю тебя. Ты ведь по делу звонишь?
      - Да, Кот, я тебе всегда звоню по делу. И видимся мы с тобой только по делу. Но ты все-таки помни... то, что я тебе только что сказала.
      - А ты что-то сказала или мне послышалось?
      - Я сказала.
      - Я это буду помнить всегда - вместе с твоими волшебными глазами, ресницами и косой, которую ты, увы, отрезала, но я этого, к счастью, не увидел... А теперь говори по делу.
      - Ты знаешь, я ужасно не люблю, когда у меня над головой по неизвестной причине разваливаются новейшие самолеты-штурмовики. Тем более мы хотели их у вас покупать. Вот с детства я этого не люблю. Я прошу тебя заняться этим делом...
      - Что же меня все уговаривают? Вот одну только что выпроводил...
      - Женщину!? Нет, Кот, ты неисправим!
      - Не ревнуй, у нас ничего не было...
      Лела только усмехается. Недоверчивая. Впрочем, у нее работа такая. До чего люблю оперативную связь - качество отменное: и громко, и слышно каждый вздох. Продолжаю:
      - Ладно. Я займусь этим делом. Но только ради тебя, ты слышишь? Только ради тебя...
      На том конце вздох и опять чуть слышно - не понять то ли услышал, то ли почудилось:
      - Я тебя ...
      И громко:
      - Пока, Котенок!
      И громкое противное мяуканье гудка оперативной связи. Вот так. И когда она позвонит теперь - неизвестно. И позвонит ли вообще. Все-таки нехорошее слово "Никогда". Плохое, можно сказать, слово. Негодное.
      "Если это программист, он долбит. Если он не долбит - плохой, негодный программист". Вернемся к программистским делам.
      Поднимаю трубку:
      - Соедините с Главным конструктором системы. Здравствуйте, Сергей Федорович. Мне хотелось бы получить от вас трассы программ управления силовой установкой машины на следующих субкритических режимах полета.
      И я начинаю нудно перечислять индексы. Главный конструктор прилежно записывет.
      - Это все? - вопрошает уважаемый Сергей Федорович.
      - Нет. Еще, пожалуйста, перепишите в какой-нибудь удобоваримой форме показания неразрушающихся блоков контроля.
      - На CD?
      - Да, годится. И дайте мне пару ваших программистов. Я ведь ничего не понимаю в самолетах.
      На том конце провода слышится скептическое хмыкание.
      Я продолжаю:
      - Сергей Федорович, я надеюсь, вы не будете требовать от пилотов работать на... критических режимах. Вы понимаете, о чем я говорю? Я думаю, нам вполне хватит двух развалившихся штурмовиков...
      - Так вы думаете... А официальная точка зрения...
      - Почему-то мне кажется, что вы думаете точно также, как и я.
      - Может быть...
      - Я вас понимаю и постараюсь помочь. До свиданья.
      Кладу и снова поднимаю трубку.
      - Дайте номер... - и называю номер рабочего зала своей доблестной команды. - Третий, привет! Пойди оформи себе допуск и завтра утром приезжай ко мне.
      - Понял. Буду.
      - Ты не забыл еще, как выглядят самолеты? Ты же выпускник МАИ.
      - Я выпускник другой кафедры. Но как выглядят разбитые машины, я еще не забыл...
      - У тебя есть что-нибудь по визуализации?
      Пауза. Потом Третий продолжает:
      - Ты делаешь успехи, Второй. Я только что хотел тебе предложить визуализировать содержание "черных ящиков".
      - Не учите... дедушку кашлять! Я не настолько туп, как ты думаешь. Еще я заказал трассы программ от силовой установки. Сегодня они полетают немного и завтра мы их получим.
      На этом месте я соображаю, что Третий не знал, куда мы едем. А уж зачем - тем более...
      - Слушай, Третий, может не заниматься ерундой и ты скажешь мне сразу место в программе управления двигателями...
      - Не забегай вперед, Кот. Я приеду и мы разберемся вместе. На самом деле - это трудная задача. Я помогу тебе, но приготовься к тому, что могут быть проблемы.
      - У кого и какие?
      - Ты будешь смеяться, но... у меня. Пока.
      Вот это дал! "Вы будете смеяться, но Черненко тоже умер", - заявил в свое время наш комсорг. Проблемы у Третьего! Интересно!
      А между тем время неумолимо идет к вечеру. Спохватываюсь, беру трубку:
      - Соедините с дежурным. Добрый день! А генерал Козлов... Как, уже уехал? Спасибо.
      Трогательная забота о подчиненных. Теперь долго добираться на электричке. А может, не ехать никуда? Дома мне особо делать нечего, а спать здесь есть где.
      Опять сажусь у окна и наслаждаюсь вечером. Когда еще так спокойно посидишь. Вдруг в поле моего зрения показывается знакомая фигура. Оксана, одета в строгий джинсовый сарафан, волосы собраны в пучок, круглые очки в металлической оправе. Образцовая учительница начальных классов. Тащит что-то в сумке и идет, похоже, опять ко мне.
      Точно. Кто-то скребет коготками по дерматину, дверь открывается. К запаху сирени примешивается аппетитный аромат свежих булок. Я сижу не оборачиваясь.
      - Задумался, Котик?
      - Да, Оксан, задумался... Тут проблема - ты ведь филолог у нас - я думаю над сущностью слова "колебания".
      - В смысле - как пишется - вместе или раздельно?
      Шутка, конечно, так себе, но я не удерживаюсь и начинаю веселиться. Не ожидал от этой простушки! Оксана тоже заливается своим хриплым смехом.
      - Ну как, развеселила я тебя? А то сидит ... ну не знаю какой. Прогнал девушку...
      - "И тут на товарища прапорщика была брошена голая девушка". Это цитата из одного рапорта.
      Оксана изнемогает от смеха. Поскольку стул в комнате один, я уступаю его. Она, держась за живот, валится на стул. Отсмеявшись, вдруг испуганно спрашивает:
      - А откуда ты знаешь, что я филолог?
      У меня на языке вертятся объяснения, но я сдерживаюсь. Говорю:
      - Да я просто так сказал.
      - А... понятно. Я тебе тут покушать принесла.
      - Спасибо. Очень трогательно. Присоединяйся.
      Я усаживаюсь на подоконник, а Оксана остается на стуле. Неспешно пьем кофе из мятого китайского термоса и едим замечательно вкусные свежие булки.
      - Сама пекла?
      - Прикалывайся, прикалывайся... Я, между прочим, здорово пеку. Просто мне сейчас некогда. Ничего-ничего, я еще тебя к себе затащу... на торт.
      - В смысле - из меня торт? Суп с Котом, пирожки с котятами...
      Опять смеется.
      Допиваем кофе.
      - Ну, я пошла. Пока.
      Убрав термос в сумку и легкомысленно повернувшись, упархивает.
      Сижу еще немного на подоконнике. Потом перемещаюсь на кровать. На покрывале остался четкий силуэт длинноногой фигуры, тонко пахнет духами. Становится немножко грустно. Не замечаю, как засыпаю легким, спокойным сном...
      Просыпаюсь довольно поздно. Умывшись, выхожу в соседнюю комнату.
      Того, кто не знает Третьего, эта сцена может сильно напугать. Как написано в одной сказке: "Мальчик получился хороший, но вот беда - неживой". В общем, медитирует он или как там у них это называется.
      Громко окликаю. У Третьего появляется осмысленная искра в глазах. Подождав с полминуты, говорю:
      - Как там, во Внутреннем Урюпинске?
      Удивительный контраст - совершенно неподвижная фигура вдруг начинает говорить:
      - Мы, Бойцы Третьего Уровня, бываем только во Внутренней Монголии! Классиков надо читать.
      - "Разборки третьего уровня", "контакты четвертого рода"... Работать надо! Я и забыл, что ты тут недалеко живешь и не ждал тебя так рано.
      - Кстати, о контактах четвертого рода... Что за деву я спугнул? Сидела тут у тебя красотка и спала, сидя на стуле.
      - Рыжая такая?
      - Ага.
      - Это Оксана. Из очень серьезной организации, которую один из классиков, но не твой любимый, называл: "груша с откушенной попкой". И когда ты, наконец, отвыкнешь от "ага"? А еще - "Третьего уровня"...
      - Не воспитывай! Кстати, что ты такой... напряженный? Из-за заключения? Давят?
      - Давят... Но я не поэтому, это меня вчера... взвинтили. По одному из прошлых эпизодов...
      Третий внимательно смотрит мне в глаза. Я не отвожу взгляд. Вдруг он говорит:
      - Ну-ка, дай руку. Нет, левую. Между этими шрамами - примерно десять лет. И ты сделал это сам...
      - Девять. Маленький, ближе к ладони - это собака...
      - Все равно - сам. Дразнил ведь? А нижний - по тому самому, что тебя беспокоит... Но вообще, у тебя крепкие нервы, я бы так не смог.
      Я с неудовольствием забираю свою руку назад:
      - Фокусник, блин. Вот интересно, что бы было, если бы ты там был вместо меня.
      - А ничего хорошего. Остались бы мы все там. И я в том числе. Ты выскочил только за счет полной... внешней нелогичности своих действий.
      - А ты откуда знаешь?
      - Да ходят слухи...
      - Кстати, откуда ты узнал... Я про наш вчерашний телефонный разговор...
      - Я пошел к нашей секретарше, Галке, и спросил, куда Палыч Кота увез. А она - "там самолет разбился, военный, ужас, семь верст до небес...".
      Все просто. Показывая друг на друга пальцами, весело хохочем. Именно в этот момент в комнате появляются гости.
      Два невысоких крепыша почти одинакового роста. И смотрят почти одинаково - испытующе прищурясь. За ними делегация разболтанных бойцов со стульями и какими-то пакетами.
      Протягивают руки:
      - Нас прислал Сергей Федорович. Борис, программист.
      - Виктор, инженер.
      Мы с Третьим переглядываемся. Он пожимает ребятам руки и молчит. Придется мне:
      - Добрый день. Это Иван, программист, выпускник МАИ - я показываю на Третьего. - А я координатор работ.
      Ребята с интересом смотрят на Третьего.
      - Вы завтракали, - спрашиваю. Ребята кивают.
      - А я - нет, поэтому займитесь подготовительной работой, а я пойду питаться. Иван, ты ел, конечно?
      Третий, не глядя на меня, кивает. Бойцы, стоявшие за дверью, втаскивают стулья, какие-то кабели. Борис достает из пластикового пакета два CD-диска и шлем виртуальной реальности. Здорово ребята взялись за дело. Ну все, зарядил народ работой, теперь пора подумать о себе.
      Двигаюсь к двери, но тут меня посещает Мысль.
      - Да, разберите для начала формат записей "черных ящиков".
      Команда уже занялась делом, мне делают неопределенные жесты руками, типа: "Иди, иди, мальчик Ваня Сусанин, мы сами партизан найдем". Сами так сами.
      Выхожу на улицу. Эх, кое-кого сейчас увижу знакомого! Точно. На лавочке сидит Оксана. Черные колготки, мини-юбка - не разглядеть, нога на ногу, яркая футболка, зеркальные очки. Бойцы, притащившие стулья, жадно глядят на нее из-за живой изгороди.
      Подхожу:
      - Привет! Звезды рассказали мне, что ты плохо спала в эту ночь...
      - Привет! Издеваешься опять над невинной девушкой. Всю ночь у тебя просидела, на стуле спала, конечно... Звезды ему, понимаешь, подсказали... Видела я твои звезды...
      - Ты что, все время будешь ходить за мной... эдаким... очаровательным хвостиком?
      - Конечно, ты не понял еще? Меня же послали... спать с тобой. А за невыполнение приказов у нас знаешь, что бывает?
      - Хорошо. Я сегодня уеду домой вечером, а ты приходи, хоть поспишь нормально у меня. Кстати, где у вас тут столовая?
      - Пойдем, покажу. "Поспишь нормально"... Как, не надумал заключение подписать?
      - Не ворчи, Оксан. Давай каждый будет заниматься своим делом...
      Оксана громко фыркает, да так, что с нее спадают темные очки.
      - Вот-вот. Ты мне и не даешь моим делом заниматься.
      - Не смущай меня, а то я покраснею и вообще застыжусь.
      Идет впереди, покручивает своим рыжим хвостом.
      - Оксаник, а у тебя... обмороков не бывает?
      Эффект превзошел все ожидания. Спотыкается, чуть не падает. Медленно оборачивается, держа в руке свои стильные очки. Смотрит куда-то выше меня, зрачки-точки:
      - Меня же... предупреждали! А я, дура такая...
      Поднимает руки к груди - просто скульптура с символическим названием "Отчаяние". Делаю к ней шаг - она делает страшные глаза, закрывается руками:
      - Не трогай меня!
      Прекрасная сцена. Особенно если учесть, что мы стоим посреди многолюдной воинской части. Народ с интересом наблюдает. Какой-то офицер так загляделся, что чуть не врезался в идущий навстречу строй.
      - Оксан, не надо истерик. Не выспалась?
      По-прежнему пребывает в какой-то прострации. Но не сопротивляется, когда я беру ее под локоток. Меня начинает разбирать смех - понятно: "у вас несчастные случаи на стройке были? Будут...". С ужасом глядит на меня:
      - Ты... ты ничего со мной не сделаешь?
      - Оксан, за кого ты меня принимаешь? У тебя ручка есть? А листочек?
      Ее улыбка на бледном испуганном лице выглядит так жалобно:
      - Что, наконец-то телефон запишешь? Перед тем, как...
      Огромное желание нашлепать по шикарной круглой попе. Но я сдерживаюсь. Беру листок, пишу одно слово, сворачиваю и отдаю ей:
      - Вот. Три раза в день.
      - Что "три раза"? Читать бумажку?
      Нет, точно сейчас налуплю:
      - Нет. Пить. Это лекарство.
      - Да-а, я сейчас разверну, прочитаю и ...
      - ...Теперь узнай о себе правду... - говорю я страшным голосом. Прочитаешь - и превратишься в лягушку. Но не в Царевну, а в обычную. Холодную. Зеленую. Что вы из меня чудовище какое-то сделали?
      Боязливая Оксана, не читая, прячет бумажку в карман.
      Вот и столовая. Я теперь ее и сам вижу. Решительно иду вперед, а жертва моих шуток плетется сзади.
      - Ну откуда ты узнал?
      - Что?
      - Ну, что я сегодня с утра чуть в обморок не грохнулась?
      Собираюсь с духом и максимально серьезно говорю:
      - Не спрашивай лишнего и аккуратно пей лекарство.
      Выдерживаю паузу, потом делаю строгое лицо и продолжаю:
      - А через семь месяцев, когда у тебя закончится контракт, уезжай домой, в свой Ростов-на-Дону. И бросай заниматься всякими глупостями.
      Как смотрит! Ей сейчас прикажи в окно выпрыгнуть - сделает без звука. И правда, я - чудовище! "Чудовище обло, огромно, озорно...". Это Радищев. Написал.
      Завтрак почти примиряет Оксану с мрачной действительностью. Она кушает манную кашу и делает мне глазки.
      - Нет, - говорю я.
      - Что "нет"? - удивляется.
      - Я не читаю твоих мыслей. Сейчас.
      Каша мигом попадает не в то горло. Встаю и не без удовольствия аккуратно хлопаю по спинке. Правда, немножко ниже, чем нужно. Но помогает все равно.
      Сажусь на место. Но не могу удержаться:
      - И не вздумай класть на меня ноги!
      Опускает глаза. Похоже, добил.