Поэзия и проза Древнего Востока

Важен не сам факт ухода, а то, как она уходит, то есть сам показ того, как развертывается действие. Эти многочисленные повторы есть не что иное, как прием, позволяющий слушателю лучше запомнить происходящее, а певцу-сказителю – настроиться и распеться. Такого рода повторами изобилует вся шумерская литература. Прямая речь, которая вводится в текст очень охотно, – причем она не всегда вводится фразой «такой-то сказал такому-то то-то», как это принято в вавилонских произведениях (что опять-таки заставляет предполагать, что слушатели знали, а может быть, и видели, кто произносит эти речи) – будет повторена в тексте столько раз, сколько это кажется необходимым рассказчику произведения, без какого бы то ни было логического усечения. Это обилие прямой речи и повторов при некоторой монотонности и однообразии придает тексту особую эмоциональную выразительность.

Иного рода выразительность литературы вавилонской.

Текст о нисхождении Иштар начинается так:

К «Стране без возврата», земле великой,

Иштар, дочь Сипа, обратила мысли.

Обратила дочь Сина светлые мысли

К дому мрака, жилищу Иркаллы,

Откуда входящему нет возвращенья,

К пути, откуда нет возврата,

Где напрасно вошедшие жаждут света,

Где пища их – прах, где ода их – глина,

Где света не видя, живут во мраке,

Как птицы, одеты одеждою крыльев,

На дверях и засовах стелется пыль...

Интонация распева заменилась интонацией рассказа, описанием мрачного места, куда отправляется богиня, описанием, проникнутым отношением автора к ее уходу.

В таком же духе построено все произведение. Композиция от этого стала как будто лаконичнее, строже, потеряла прежнюю кажущуюся рыхлость, приобрела большую выразительность.

Мы не можем отдельные шумерские песни-сказы о Гильгамеше, приведенные в нашем издании, воспринять как монументальную эпопею (это скорее волшебные сказки или что то близкое нашим былинам), а вавилонское сказание называем эпопеей, сходной с гомеровскими. Дело тут, конечно, не в количестве текста, а в продуманном компоновании материала, пронизанного единым авторским замыслом (материала, кстати, того же шумерского), в глубине мысли, последовательно развиваемой автором, в силе чувства, в трагизме образов. Не то чтобы герои шумерских произведений были бледнее многих вавилонских: героев,– они просто другие, и Гильгамеш шумерский, и Гильгамеш аккадский – это разные люди.

Герои шумерских произведений ближе к удачливым сказочным молодцам, которые всеми своими доблестями, всеми подвигами обязаны не самим себе, а какому-то могучему покровителю (волшебному помощнику, роль которого в шумерских сказаниях часто выполняет божество). Шумерский Гильгамеш по сравнению с вавилонским более статичен, он герой только потому, что герой, и в этом его качестве (равно как и в волшебной помощи ему) единственное объяснение его подвигов.

Гильгамош вавилонский предстает перед нами в развитии. В начале поэмы он буйствующий богатырь, наделенный силой, которую ему некуда девать (вспомним юность Давида Сасунского, или Амирана с его братьями, или Добрыни Никитича, которые калечили своих сверстников: «кого дернет за праву ручушку, оторвет у того праву ручушку, кого дернет за леву ноженьку, оторвет у того леву ноженьку», и т. п.).

Второй этап становления образа Гильгамеша – его решение «все, что есть злого, уничтожить на свете», принятое им под влиянием облагораживающей дружбы с Энкиду, и поход его на свирепого Хумбабу.

И следующий этап (и еще один скачок духовного роста) – отчаяние при виде смерти друга, раздумья о смысле жизни, отрицание «гедонизма» Сидури, тщетная попытка добыть цветок вечной молодости и, наконец, высшее проявление мужества – признание собственного поражения.

А Энкиду – названый брат-близнец, друг Гильгамеша, равный ему по силе? В шумерских сказаниях Энкиду – слуга Гильгамеша, почти безликое существо. Энкиду вавилонский также преображается в ходе повествования: вначале дикарь, живущий среди животных, затем – существо, познавшее любовь женщины-блудницы и вкусившее хлеба и вина, то есть дикарь, приобщившийся к цивилизации, и, наконец,– герой, человек, полный благородных чувств, преданный друг, страданиями и гибелью заплативший богам за общие свершения – свои и Гильгамеша.

Если сравнить шумерские эпизоды с аналогичными в аккадском эпосе, но имеющими шумерскую основу, то окажется, что шумерские происходят как бы мимоходом, по принципу «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается», – и вот перед нами сразу же результат действия. В эпосе сказитель подготавливает нас к этому действию, подводит к нему не спеша; оно обрастает такими чисто «эпическими» деталями, как описание вооружения, готовящегося специально к походу, совещание героев перед битвой, троекратные кличи Хумбабы. Вместо волшебных даров солнечного бога Уту (не то амулетов, не то волшебных помощников) появляются семь ветров, которые дуют по воле Шамаша (аккадская ипостась шумерского Уту) на Хумбабу и облегчают Гильгамешу победу над страшным чудовищем...

Сто лет назад один из первых ассириологов Сэйс в своем очерке вавилоно-ассирийской литературы (первом обзоре клинописной литературы), пересказывая содержание немногих известных к тому времени памятников клинописной литературы, писал: «...пройдет еще много времени, прежде чем ассириолог решится сделать попытку передать их (то есть вавилонские сказания. – В. А.) в надлежащей поэтической форме, и еще больше понадобится времени для того, чтобы ему удалось восполнить многочисленные пробелы и пропуски, ослабляющие теперь впечатление даже наилучших мест...»

Представленная здесь антология древней поэзии шумерских и вавилонских памятников (из которых большинство публикуется в поэтическом переводе впервые) показывает, насколько прав оказался Сэйс. Но, может быть, именно это и составляет для нас главную прелесть древней клинописной литературы – ее... молодость. Она молода, потому что мы все еще находимся в стадии «открывания» ее, познавания, проникновения в ее внутренний мир. И она будет молодой и повой для нас еще очень долго.

В. Афанасьева

Литература Шумерии

Послы Аги, сына Эн-Мебарагеси[114],

Из Киша в Урук к Гильгамешу явились.

Гильгамеш перед старцами своего города

Слово говорит, слова их ищет:

5 Чтобы нам колодцы вырыть, все колодцы в стране вырыть,

Большие и малые в стране вырыть,

Чтобы работу завершить, ведро веревкой прикрепить,

Перед Кишем главы не склоним, Киш оружием сразим!»

Собрание старцев города Урука

10 Гильгамешу отвечает:

Чтобы нам колодцы вырыть, все колодцы в стране вырыть,

Большие и малые в стране вырыть,

Чтобы работу завершить, ведро веревкой прикрепить,

Перед Кишем главу склоним, Киш оружием не сразим!»

15 Гильгамеш, верховный жрец Кулаба[115],

На Инанну[116] он надеется,

Слова старцев не принял сердцем,

И второй раз Гильгамеш, жрец Кулаба,

Перед мужами города слово говорит, слова их ищет:

20 Чтобы нам колодцы вырыть, все колодцы в стране вырыть,

Большие и малые в стране вырыть,

Чтобы работу завершить, ведро веревкой прикрепить.

Перед Кишем главы не клоните, Киш оружием разите!»

Собрание мужей города Урука

Гильгамешу отвечает:

25 О стоящие, о сидящие!

За военным вождем идущие!

Бока осла сжимающие! -

Кто для защиты города дышит?[117] -

Перед Кишем главы не склоним, Киш оружием сразим!

30 Урук – божьих рук работа,

Зана[118] – храм, спустившийся с неба:

Великие боги его создавали!

Мощной стены, коснувшейся грозных туч,

Могучего города, достигшего небесных круч,

35 Отныне хранитель, военный вождь-предводитель – ты!

Отныне воитель, Аном любимый князь – ты!

Как можешь ты страшиться Аги?

Войско Аги мало, редеют его ряды,

Поднять глаза его люди не смеют!»

40 Тогда Гильгамеш, жрец Кулаба,-

Как взыграло сердце от речей воинов, взвеселилась печень! -

Говорит слуге своему Энкиду[119]:

Ныне мотыгу секира заменит!

Боевое оружье к бедру твоему вернется,

45 Сияньем славы его покроешь!

А Агу, как выйдет он, мое сиянье покроет!

Да смешаются мысли его, помутится рассудок!»

И пяти дней нет, и десяти дней нет,

А уж Ага, сын Эн-Мебарагеси, на подступах к Уруку.

50 Смешались мысли Урука.

Гильгамеш, верховный жрец Кулаба,

Мужам своим доблестным молвит слово:

"Герои мои! Острогляды мои!

Отважный да встанет, к Аге пойдет!

55 Гиришхуртура, главный советчик вождя,

Вождю своему хвалу ВОЗНОСИТ!

Воистину я к Аге пойду!

Да смешаются мысли его, помутится рассудок!"

Гиришхуртура из главных ворот выходит.

60 Гиришхуртуру у главных ворот, при выходе,

При выходе у главных ворот схватили.

Тело Гиришхуртуры они истязают.

К Аге его приводят.

К Аге он обращается.

65 Он говорит, а кравчий урукский поднимается по стене.

Через стену голову свесил.

Ага его там заметил,

Гиришхуртуре говорит:

Слуга! Муж сей – вождь твой?»

70 Муж сей не вождь мой!

Ибо вождь мой – воистину муж!

Чело его грозно, воистину так!

Гнев тура в очах, воистину так!

Борода – лазурит, воистину так!

75 Милость в пальцах, воистину так!

Разве он не поверг бы людей, разве он не вознес бы людей?

С пылью он не смешал бы людей?

Страны враждебные не сокрушил бы?

Прахом «уста земель» не покрыл бы?

80 Ладьи груженой нос не отсек бы?[120]

Агу, вождя Киша, средь войска его в плен бы не взял?»

Они его бьют, они его рвут,

Тело Гиришхуртуры они истязают,

Вслед за кравчим урукским Гильгамеш на стену поднялся.

85 На малых и старых Кулаба пало его сиянье.

Воины Урука схватились за оружье свое боевое,

У ворот городских и в проулочках встали.

Энкиду вышел из городских ворот.

Гильгамеш через стену голову свесил.

90 Ага его там заметил.

"Слуга! Муж сей – вождь твой?"

"Муж сей – вождь Мой!

Верно сказано, воистину так!

Людей он поверг, людей он вознес,

95 С пылью он людей смешал,

Страны враждебные он сокрушил,

Прахом «уста земель» покрыл,

Ладьи груженой нос отсек,

Агу, вождя Киша, средь войска его в плен забрал."

100 Гильгамеш, верховный жрец Кулаба,

Обращается к Аге:

Ага – староста у меня, Ага – смотритель работ у меня!

Ага – начальник в войсках у меня!

Ага, птицу-беглянку ты кормишь зерном!

105 Ага, ты беглецов возвращаешь домой!

Ага, ты вернул мне дыханье, Ага, ты вернул мне жизнь!»[121]

Урук – божьих рук работа!

Мощной стены, коснувшейся грозных туч,

Могучего города, достигшего небесных круч,

110 Ты хранитель, военный вождь-предводитель – ты!

Воитель, Аном любимый князь!

Перед Уту прежнюю силу себе вернул,

Агу для Киша освободил!

О, Гильгамеш, верховный жрец Кулаба,

115 Хороша хвалебная песнь тебе!»[122]

Таблички основного и вариантных текстов сказания о Гильгамеше и Аге найдены экспедицией Пенсильванского университета в Ниппуре, древнейшем шумерском культовом центре (а в конце V тыс. до н. э. и центре шумерского племенного союза). Датируются началом II тыс. до н. э. и, возможно, являются копиями более ранних шумерских записей поэмы. Текст издан С.Н. Крамером («American Journal of Archeology», 53, 1949, N10 c дополнениями и комментариями Т. Якобсена). На русском языке текст опубликован И. Т. Каневой в «Хрестоматии по истории Древнего Востока», М. 1963, стр. 266, след., и в «Вестнике Древней истории» (далее – ВДИ), 3, 1964, стр. 245, след. Настоящий перевод выполнен с учетом обеих публикаций, а также работ Э. Эбелинга и Д.О. Эдцарда.

Ага (или Ака) – последний царь I династии Киша, а Гильгамеш – пятый царь I династии города У рука (XXVII в. до н. э., так называемый «II раннединастический период»). Историчность Гильгамеша, легендарного героя пяти известных нам шумерских эпических сказаний, а также знаменитою аккадского эпоса, косвенно подтверждается рядом письменных и археологических памятников. Однако только в «Послах Аги...» он выступает как историческое лицо. Сказание, видимо, отражает важнейшие политические события истории раннединастического Шумера: победу Гильгамеша над Агой, вождем политического объединения северных областей нижнего Двуречья во главе с городом Кишем. Возможно, это произведение явилось непосредственным откликом на события и представляет собой победную песнь, сложенную в честь Гильгамеша и знаменующую освобождение Урука от власти города Киша (в таком случае ее можно датировать XXVI в. до н. э.). Очень условно мы можем определить жанр этого сказания как историко-героический, и это, пожалуй, будет ближе всего к шумерскому определению жанра: «за-ми» – хвалебная песнь.

Жрец к «Горе Бессмертного»[123] обратил помыслы,

Жрец Гильгамеш к «Горе Бессмертного» обратил помыслы.

Рабу своему Энкиду молвит слово:

Энкиду, гаданье на кирпиче не сулит жизни!

5 В горы пойду, добуду славы!

Среди славных имен себя прославлю!

Где имен не славят, богов прославлю!»

Раб его Энкиду ему отвечает:

Господин, если в горы пойдешь, Уту оповести!

10 Бога Уту, героя Уту оповести!

Горы! Они -творение Уту, Уту оповести!

Горы, где рубят кедры,– творенье героя Уту, Уту оповести!»

12а Вот Уту в небесах диадемой лазурной себя венчал,

12б С воздетой главой по небу пошел.

Гильгамеш козленка чистого, светлого взял,

Козленка рыжего, жертвенного к груди прижал,

15 Руку к устам в молитве поднес[124],

Богу Уту на небеса кричит:

Уту, в горы стремлю я путь, ты ж помощником мне будь!

В горы кедров стремлю я путь, ты ж помощником мне будь!»

Уту с небес ему отвечает:

20 Могуч и почитаем ты, зачем же в горы стремишься ты?»

20а Гильгамеш ему отвечает:

Уту, слово тебе скажу, к моему слову ухо склони!

О моих замыслах скажу, к моим надеждам слух обрати!

В моем городе умирают люди, горюет сердце!

Люди уходят, сердце сжимается!

25 Через стену городскую свесился я,

Трупы в реке увидел я,

Разве не так уйду и я? Воистину так, воистину так!

Самый высокий не достигнет небес,

Самый огромный не покроет земли,

30 Гаданье на кирпиче не сулит жизни!

В горы пойду, добуду славы!

Среди славных имен себя прославлю!

Где имен не славят, богов прославлю!»

Уту мольбам его внял благосклонно,

35 Как благодетель оказал ему милость:

Семь дивных героев, порождение единой матери:

Первый – старший брат, лапы льва и когти орла у него,

Второй – змея ядоносная,[......................]

Третий – змей-дракон, змей яростный,

40 Четвертый – огонь, пожирающий,.. [.............]

Пятый – дикий змей, [удушающий],

Шестой – поток разрушающий, горы и скалы разбивающий,

Седьмой – скорпион [жалящий], пути назад не ведающий.

Семеро их, [семеро их...}[129]

44а Они – звезды небесные,

44б Пути на земле знающие,

44в Среди звезд в небесах [си]яющие,

44г К Аратте[126] пути указу[ющие],

44д [В дороге] купцов [направляющие],

44е Вражьи страны обозревающие,

44ж [Над землей] голубями [порхающие],

44з Горные страны знающие.. .[127]

45 На шестах пред горою их установят.

Кедры срубающий берет их радостно,

Жрец Гильгамеш берет их радостно.

Всех горожан до единого кличет.

Как близнецы, откликнулись люди.

50 Семью имеющий – к семье своей! Мать имеющий – к матери своей!

Молодцы одинокие – ко мне! Пятьдесят из них за мною да встанут!»

Семью имеющий – к семье своей, мать имеющий – к матери своей,

Молодцы одинокие – к нему, пятьдесят из них за ним встало.

К дому кузнеца он держит путь.

55 Медный топор по руке богатырской отлили ему.

В темный средь поля сад он держит путь.

Крепкое дерево – яблоню, самшит [срубили ему].

Его сограждане, его сопутники берут их в руки.

И вот первый, старший брат, лапы льва и когти орла у него,

60 На шесте к горе воистину [его приносят].

Первую [го]ру перевалили, [кедров в горах] не увидали.

Семь гор перевалили[128].

[Гор], где рубят [кедры], не достигли.

Жрец Гильгамеш, срубающий кедры[132],-

65 [Кедры!] Их рубить Гильгамешу,-

[Жрец] Гильгамеш [привал] устроил.

[......................................]

Как [мгла пустыни], охватил его [сон].

[Удел человека], объял его сон.

70 [Его сограждане], его сопутники,

70а [У подножья горы бьют] в барабаны!

[Это] сон, и во сне – виденье!

[Спроси его] – молчанье в ответ!

Коснись его – он не встанет,

Зови его – он не отве[тит].

73 О ты, кто спит, о ты, кто спит!

Гильгамеш! Жрец! Сын Кулаба! Доколе ты будешь спать?

Нахмурились горы, бросили тени,

Заря [бросила] свет вечерний,

Уту к матери своей Нингаль, главу воздев, домой ушел,

80 О, Гильгамеш, доколе ты [будешь] спать?

Твои сограждане, твои сопутники,

У подножья горы вкруг тебя столпились!

Мать-родительница твоя да не пожалуется на тебя на улицах города твоего!»

Светел разумом, он проснулся.

85 По слову богатырскому его одеянье дорожное {несут ему].

Одеянье дорожное легкое берет, грудь свою [им покрывает].

Как бык «Земли великой»[130] встал.

Лицо к земле склонил, зубами заскрежетал.

Жизнью матери-родительницы моей Нингун, отца моего светлого Лугальбанды клянусь![131]

90 Во славу матери-родительницы моей Нинсун, как во сне мне явлено было, совершу это!»

И второй раз воистину он сказал:

Жизнью матери-родительницы моей Нинсун, отца моего светлого Лугальбанды клянусь!

Доколе муж тот, – муж ли он, бог ли он, – доколе не будет схвачен он,

В горы буду стремить мои путь, от города – прочь стремить мой путь!»

95 Верный раб произносит слово, жизнь [сохраняющее слово].

Своему господину молвит слово:

Господин, ты мужа того не видел, – не трепетало сердце!

Я мужа того видел, – трепетало сердце[132]!

Богатырь! Его зубы – зубы дракона!

100 Его лик – лик львиный!

Его глотка – потоп ревущий!

Его чело – жгучее пламя! Нет от него спасения!

Господин мой, тебе – в горы, а мне – в город!

О закате светоча твоего матери родимой твоем скажу, заголосит она,

105 О гибели твоей затем скажу, завопит она!»

Никто другой за меня не умрет!

106 а Лодка с грузом в воде не тонет!

Нить тройную нож не режет!

[Один двоих] не осилит!

В тростниковой хижине огонь не гаснет[133].

110 Ты мне стань подмогой, я тебе стану подмогой, что может нас погубить?

Когда затоплена, когда затоплена,

Когда ладья Магана была затоплена,

Когда ладья Магилума была затоплена,

То в ладыо, «Жизнь дающая», все живое было погружено![134]

115 Давай-ка твердо встанем здесь, на него [мы] глянем здесь!

Если мы встанем здесь,

Увидишь блеск, увидишь блеск,– тогда вернись!

Услышишь вопль, услышишь вопль, – тогда вернись!»

За тебя воистину вста[ну я!]

120 Одного тебя не ос[тавлю я!]» [...]

А Хувава в кедровом лесу своем [затаился].

Взглянул на них – во взгляде смерть!

Чело повернул – гибель в челе!

Крик издал – проклятия крик!

125 Герой-богатырь! Крик его – [буря!}

Гильгамеш к нему направляет путь.

[..................................]

Жизнью матери-родительницы моей [Нинсун, отца моего светлого Лугальбанды!]

135 Воистину горы – жилище твое, [горы] – логовище твое!

Ради потомства моего я в горы твои войду[135],

В твои владения вступлю!

137а Для ног твоих, малых ног,

137б Оковы малые сделаю я!

137в Для ног твоих, больших ног,

137г Оковы большие сделаю я!»

138(52) Луч ужаса, первый свой Хувава сбросил на них[136].

139(53) Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

140(54) Срубили ветви его, связали ветви его,

141(55) К подножью горы сложили его.

(55) Луч ужаса, [свой второй], Хувава сбросил на них.

(56) Согражда[не Гильгамеша], сопутни[ки Гильгамеша],

(57) Сру[били ветви его, связали ветви его],

(57) К подножью горы [сложили его],

(58) Луч ужаса, [третий свой], Хувава сбросил на них.

(59) Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

(60) Срубили ветви его, связали ветви его,

(60) К подножью горы сложили его.

(61) Луч ужаса, четвертый свой, Хувава сбросил на них,

(62) Сограждане Гильгамеша, сопутн[ики] Гильгамеша,

(63) Срубили ветви его, связали ветви его,

(64) К подножью горы сложили его.

(64) Луч ужаса, пятый свой, Хувава сбросил на них,

(65) Сограждане Гильгамеша, [сопутни]ки Гильгамеша,

(66) Срубили ветви его, связали ветви его,

(66) К подножью горы сложили его.

(67) Луч ужаса, свой шестой, Хувава сбросил на них,

(67) Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

(68) Срубили ветви его, связали ветви его,

(69) К подножью горы сложили его.

142(70) Когда же последний, седьмой, сбросил на них, в покои Хувавы вступил Гильгамеш.

143(71) Лик Хувавы подобен змее, свернувшейся в винограднике[137]!

144(72) Как огнем палящим, Гильгамеш пощечиной его ожег!

145(73) Хувава лязгает зубами!

(74) Как пойманному быку, свя[зали ноги],

(75) Как плененному [воину], скрутили локти!

(76) Хувава рыдает, позеленел!

146(77) Гильга]меш, [дозволь обратиться к тебе!]

147(78) Господин мой, слово дай сказать!

148(79) Родимой [матери] я не ведаю, отца-родителя я не знаю!

149(80) В горах я родился, воистину ты – родитель мой!»

150(81) Гильгамеша душою небес заклинал, душою земли заклинал, душою недр заклинал!

151(82) За руку его хватал: «Перед тобой склонюсь!»

152(83) Тогда Гильгамеш, сын Нинсун, смягчился сердцем,

153(84) Рабу Энкиду молвит слово:

154(85) Пусть, Энкиду, плененная птица к гнезду своему вернется!

155(80) Воин плененный к материнскому лону вернется!»

156 Энкиду Гильгамешу отвечает:

157 Если самый высокий не сознает деяний,

157а Если самый огромный не сознает деяний,

157б Если самый мудрый не сознает деяний,

158 Судьба[138] пожирает его, судьба, что не знает различий!

159 Если плененная птица к гнезду своему вернется,

160 Если воин плененный к материнскому лону вернется,

161(87) То к матери, тебя породившей, ты не вернешься!

(88) [Героя] плененного освобожденного, она плене[ного], в гипар[139] [возвращенного,]

(89) Жреца плененного, весельем полного,– издревле [кто подобное видел?]

(90) Он преградит тебе горные [тропы],

(91) [Разрушит] тебе [пути-дороги]».

(92) [Хувава] слышит слова Энкиду,

162(93) Хувава молвит Энкиду слово:

163(94) Злые речи сказал обо мне Энкиду!

164(95) Наймит, что за пищу себя продает,

164(95) Позади соперника идет,

164(95) Сказал обо мне злые речи!»

165(96) Как только это он сказал,

166 Его судьбу они решили.

(97) Сам Энкиду в гневе своем

167(98) Срубил ему голову, обернул тканью.

168(99) К богу Энлилю, к богине Нинлиль[140] они пришли.

171 Когда Энлиль и Нинлиль к ним повернулись,

100 Когда перед Энлилем поцеловали землю,

101 Покров развернули, голову вынули,

102 Перед Энлилем положили.

103 Голову Хувавы Энлиль увидел,

104 На Гильгамеша воспылал гневом.

105 Зачем вы совершили это?»

106 [......................................]

107 Перед вами пусть бы сел он!

108 Вашего хлеба пусть бы поел он!

109 Воды вашей чистой пусть бы попил он!»

110 И Энлиль оттуда, где жил Хувава[141], [убр]ал лучи сиянья.

111 Луч его первый великой реке отдал.

112 Второй его луч {................] отдал,

113 Третий луч [...............], отдал.

114 Четвертый луч могучему льву отдал.

115 Пятый луч «камню проклятия» отдал[142],

116 Шестой луч Великой горе отдал.

117 Седьмой луч богине Нунгаль[143] (?) отдал.

118 Владыке лучей [Гиль]гамешу, дикому быку, до гор дошедшему, к морю сошедшему,

119 Могучему богу [Энлилю] – слава! Богу Энки – слава!

120 Гильгамеш, верховный жрец Кулаба!] Хороша хвалебная песнь тебе!

Текст издан в 1947 году С.Н. Крамером, который собрал его из многочисленных фрагментов и табличек, главным образом из Ниппура, местами сильно разрушенных, особенно во второй части рассказа. В 1960 году Ван Дейк издал часть новой, так называемой «Лейденской» версии (видимо, происходит из Ларсы), где сохранилось окончание. На русском языке в 1964 году автором перевода был издан отрывок сказания в стихотворном переводе (около сорока первых строк) и остальной текст в прозаическом переложении (ВДИ, I, 1964, стр. 84—92). Настоящий перевод соединяет обе версии и, кроме того, в отдельных случаях дополняется вариантными версиями (в частности, отрывком, изданным А. Фалькенштейном). При переводе использованы исследования Л. Матоуша.

Сказание о походе верховного жреца города Урука Гильгамеша за кедром и об убиении стража кедрового леса Хувавы по духу и настроению очень близко примыкает к вавилонской эпопее о подвигах Гильгамеша. И. М. Дьяконов считает эту героическую песнь главным источником аккадского эпоса, эпизодом, вокруг которого группировались остальные. В то же время композиция рассказа, отдельные мотивы позволяют обнаружить в тексте следы весьма архаических моментов (например, обряда посвящения) и сближают его с мифологизированной волшебной сказкой. Шумерийцы относили текст к жанру «зами».

Энлиль! Повсюду могучие кличи его, священные речи его!

То, что из уст его, – ненарушимо, что присудил он – дано навечно.

Он взоры вздымает – колеблет горы!

Он свет излучает – пронзает горы!

5 Отец Энлиль восседает державно в священном капище, в могучем капище!

Он – Нунамнир[144]! Совершенно его правление, его княжение!

Боги Земли перед ним склоняются,

Ануннаки[145]-боги к нему стекаются,

С верою в мудрость его стекаются!

10 Исполин! Владыка! Он велик во вселенной! Он мудрец, в законах всесведущ!

Могучий разумом! Своим жилищем избрал священный округ Дуранки.

Он Киуру, месту величья, дал воссиять в княженье и блеске!

Его обиталище – Нйппур-город, козел-вожак небес и земли!

Город! Лик его излучает ужас!

15 Его стены! К ним и бог не подступится!

За стенами – гул, кличи жаждущих битвы, кличи военного становища!

Он – западня для стран враждебных, он их ловит ловушкой и сетью!

Спорщикам он не продлит жизни,

В суде хулы не позволит молвить.

20 И внутри, и снаружи – речей неверных.

Слов вражды, нарушений, споров,

Злобных судей и угнетенья,

Злобных взглядов, насилья, доносов,

Наглости, измены слову -

25 Подобной мерзости не знает город!

Руки Ниппура[146] – великие сети!

Орел по городу гуляет свободно!

Враг и злодей от них не скроется[147]!