Новый альманах анекдотов 1831 года

Новый альманах анекдотов 1831 года

ПРЕДИСЛОВИЕ К АЛЬМАНАХУ

Благосклонный прием публикою альманаха анекдотов на 1830 год поощрил меня к изданию оного и на 1831 год.

Анекдоты, помещенные в сем альманахе, выбраны и переведены из новейших французских и немецких периодических сочинений. Оригинальные анекдоты доставлены некоторыми господами издателями периодических сочинений в Москве и С. Петербурге, и другими особами.

К. Зейдель.

АЛЬМАНАХ АНЕКДОТОВ 1831 ГОДА

1

В последнюю войну россиян с турками, на отводном карауле близ Варны, молодые солдаты рассуждали о неприступности сей крепости, и решительно полагали, что нельзя взять ее. Бывший между ними старый солдат, сидел спокойно и курил, трубку, но при решительном определении товарищей своих о невозможности взять крепость, встал, бросил в сторону трубку, и с сердцем сказал им: «Врете вы, молодежь! Как нельзя взять? Начальство велит так непременно возьмем!»

«Ну, это другое дело!» – отвечали молодые солдаты.

2

Пехотный и флотский офицеры, переезжая на ялике через реку, завели между собой разговор о походах. Пехотный офицер рассказывал чудеса неустрашимости, и при всяком, случае говорил: «Как мы приступали», «как мы брали» и проч. и, наконец, сказал моряку: «Вы не можете вообразить, милостивый государь, какова должна быть неустрашимость, когда мы в генеральном сражении шли на штыки против неприятеля под тучею ядер, картечи и пуль, вдруг сделалось ужасное землетрясение, мы и тут»… но в это самое время моряк умышленно облокотился на борт. Ялик от сего пришел в колебание; пехотинец, побледнев, закричал: «Ай! Ай! Что это такое?»

«Не бойтесь ничего, сказал моряк; это не земля, а только ял колеблется».

3

В начале июля 1824 года явился перед островом Ипсарою многочисленный турецкий флот. Ипсариоты, видя ежеминутное умножение неприятельской силы, и не имея надежды на скорое прибытие союзных с ними флотов: Гидрютского и Специотского, решились умереть геройскою смертью. Июля 4, в 2 часа пополудни, явился у ворот Св. Николая ипсариот с зажженным факелом, в намерении кинуть его в устроенный там пороховой погреб, но пуля неприятельская поразила его; является другой, третий, и таким образом около десяти, человек, но всех их постигла участь первого. После сего греки прекратили на несколько минут сражение. Турки, почтя сие знаком, что греки намерены сдаться, бросились толпами в крепость.

Вдруг раздался пушечный выстрел, на стенах является ипсариотское белое знамя с надписью: «Свобода или смерть», и в одно мгновение с ужаснейшим треском все взлетает на воздух, все рассыпалось в прах, турки и греки исчезли; земля потряслась, корабли близ стоявшие повреждены и все пало жертвою сей героической решимости.

4

Несколько французских офицеров, взятых в плен морскими разбойниками, попались в руки Али Паши. Он предложил им вступить к нему на службу. Офицеры от сего отказывались и просили позволения возвратиться в отечество. Али, желая привести в лучшее устройство свое войско, предлагал им весьма выгодные условия, но офицеры оставались твердыми в своем намерении. Али, не показывая ни малейшего негодования на отказ сей, пригласил их на другой день вместе с ним прогуляться, чтобы осмотреть Янину.

Прибыв на одну площадь, офицеры были поражены ужасным зрелищем: они увидели двух несчастных, с которых сдирали кожу. «Какое их преступление?» – спросил один из офицеров. «Они не хотели мне служить!», – отвечал Али хладнокровно.

По возвращении во дворец, Али Паша снова повторил предложения свои, и офицеры тотчас объявили согласие. Пленникам сим был вверен надзор за артиллерией, и сему ужасному убеждению Али обязан усовершенствованием оной.

5

Барона К. посетил некий знатный вельможа. Барон, желая блеснуть богатством своим, приказал дворецкому, поставить на стол к обеду все серебро, которое в доме находилось. Но как досадно было барону, когда он увидел, что приказание его с излишнею точностью было выполнено: гости заметили, что между множеством серебряных вещей было положено на стол и 12 пар серебряных шпор господина барона.

6

«Что вы скажете о «Цирюльнике»?» – спросил любитель итальянской оперы знакомого своего, недавно приехавшего в столицу.

«О каком цирюльнике?» – возразил знакомый.

«Я говорю о Севильском цирюльнике (Barbiere de Siviglia)», – сказал любитель».

«Мне нет надобности в Севильском цирюльнике», – отвечал приезжий, – «Я сам бреюсь».

7

«Я никогда не обучался французскому языку», – сказал некто, – «но отчасти понимаю его, потому что французы употребляют много русских слов, например: амбиция, шапо-ба, партер, ложа, компания, и проч».

8

«Сколько тебе лет?» – спросил капитан у солдата.

«Двадцать два года, ваше благородие», – отвечал солдат. Мне было бы теперь двадцать три года; но я целый год пролежал в лазарете».

9

«Барин! Барин! У нас отрезали чемодан от повозки», – кричал слуга, вбежав в комнату постоялого двора.

«Ну, что за беда?», – отвечал господин, – «не беспокойся, поживы мошенникам не будет! Ключ от чемодана у меня в кармане»!

10

Любители музыки сравнивали творения Моцарта и Россини, давая то одному, то другому преимущество.

«А вы что скажете о сих виртуозах?» – спросил некто у известного композитора В.

«Что до меня касается», – отвечал В., – «то я уподобляю Россини прекрасному тюльпану, а Моцарта алою, который в 100 лет лишь только однажды цветет».

11

В городе М. был скупец, который мало ел, почти не спал, и день и ночь стерег свой огромный сундук. Он имел цепную собаку, которая понравилась одному из его приятелей, и скупец продал ее, но оставил у себя цепь. На что? Всякую ночь, страшась воров, он выйдет, бывало, к воротам, полает, погремит цепью, и делает это несколько раз каждую ночь, дабы воры думали, что у него есть собака.

Этот скупец вдруг сделался жестоко болен; сын его бросился за доктором, и, возвратившись домой, нашел что отец уже опамятовался.

«Что это ты так скоро возвратился?» – спросил скупец.

«Чтобы поскорее позвать доктора, я нанял извозчика».

«Как, извозчика? А что ты дал ему?» – спросил отец с ужасом.

«Гривенник», – отвечал сын.

Скупец затрепетал.

«Гривенник!» – вскричал он, упал и умер.

12

Бедняк, никогда не бывший в маскараде, потому, что плата за вход была для него дорога, вздумал войти в оный, подкупив часового у дверей стоявшего. Он предлагает ему мелкую серебряную монету, прося впустить его.

Часовой берет монету и не воспрещает ему входа; но сколь велико было его изумление, когда вместо маскарадной залы очутился он в коридоре. Проходя по оному, увидел он в конце коридора другого часового.

«Вот тут-то, наверное, вход в залу», – думал он, и, подойдя к часовому, дает ему такую же монету, и просит о пропуске.

Часовой охотно отворяет дверь, и что же? Бедняк очутился на улице.

13

В день моих именин вошел утром ко мне в кабинет слуга мой, и поздравил меня следующим образом: «Честь имею вас поздравить с ангелом, милостивый государь, желаю вам всех благ, желаю еще долго у вас служить, и чтобы вы мне прибавили жалованья».

14

Над некоторым человеком издевались, называя его медным лбом. Нуждаясь однажды в деньгах, объявил он об этой крайности богатому человеку.

«Вы весьма легко сами себе можете подсобить», – сказал с усмешкою богач, – «пойдите к бронзовщику и продайте свой медный лоб».

«Я уже был у бронзовщика, – отвечал первый, – «но он сказал: плюньте тому ослу в глаза, кто утверждает, что у вас лоб медный».

15

Господин удивился, увидев из окна, что слуга его, вечером в саду с поднятою к небу головою, держал перед глазами два пистолета. Подумав, что человек сей с ума сошел, побежал он в сад, и спросил его: что он делает?

«Милостивый государь!» – отвечал слуга, – «я желал посмотреть на комету, а как мне сказано, что простыми глазами ее приметить нельзя, но вооруженными, то я осмелился взять пару ваших пистолетов».

16

Рейналь, известный сочинитель философической истории торговли европейцев в Индии, и других превосходных творений, имел слабость всегда в обществах вести первый голос, и часто надоедал слушателям рассказами повестей, уже неоднократно им повторенных. Во время пребывания его при дворе Принцессы Ф., в Фриденсфельде, принцесса сия выдумала средство избавиться от утомительных рассказов его.

«Знаете ли вы, любезный аббат», – сказала она однажды, – «что с вами хотят сыграть шутку?»

«Как? Со мною? Осмеливаюсь спросить Ваше Высочество кто и каким образом?»

«Мой камергер, граф Неаль, принял намерение записывать все рассказы, вами ежедневно повествуемые, и вести оным журнал; я ему говорила, что это будет стоить великого труда. Он мне отвечал: что конечно в первые дни будет ему трудно; но в следующие придется только к большей части повестей, делать примечания: во второй или в третий раз, а небольшое число повестей еще не рассказанных не трудно написать».

Рейналь понял упрек; и вскоре после сего уехал в Берлин.

17

В лавке, где продавались картины, было развешено значительное собрание изображений зверей. Случайно под ним висели весьма схожие портреты двух известных рецензентов. Над сей коллекцией находилась надпись: «Естественная история животных в лицах!»

18

В небольшом городке показывали в двух шалашах: в одном великана, а в другом – карлика. Какой-то простак, видя хороший сбор денег, вздумал также пуститься на промысел.

Он построил шалаш между сими двумя шалашами, с вывеской, на которой находилась следующая надпись: Здесь можно видеть человека среднего роста.

19

Господин Б. ехал на дрожках по Петергофской дороге; вдруг кучер остановил лошадей, слез с козел, и стремглав побежал назад, ища что-то по дороге. По возвращении кучера, Б. спрашивает его, что он искал:

«Ах, бездельник! Я готов биться об заклад, что ты потерял узелок, который я тебе отдал!»

«Смело, сударь, бейтесь», – отвечал кучер, – «и непременно выиграете заклад».

20

Под гравированным портретом К. М. Вебера помещен девизом Fac simile рукописи его: «как Богу угодно! (Wie Gott will)».

После представления его оперы «Еврианты», некто сказал: «Вебер сочиняет, как Богу угодно, а Россини, как публике угодно».

Впрочем, человек, который желал его сим уколоть, не мог лучше похвалить его.

21

Английские ученые, Жонсон и Босвель, путешествовали вместе по Шотландским горам. Часто терпели они голод, или должны были довольствоваться скудною, грубою пищей. Проведя однажды целый день без пищи, Босвель увидел в отдаленности шинок. Он спешит туда, Жонсон кричит ему: «Друг мой, не забудь заказать пудинг!»

По прибытии в шинок, первым предметом, встретившимся взору Босвеля, была часть баранины, висевшая в кладовой. Обрадованный сей находкой, приказывает он хозяйке зажарить сию баранину и изготовить пудинг. Между тем прибыл Жонсон, которому Босвель с восторгом рассказал о своей находке.

Жонсон, желая просушить платье свое, отсыревшее от горных туманов, пошел в кухню и стал к очагу, где неопрятный полунагой мальчик занимался жаркой баранины, и который, переворачивая жаркое, беспрестанно почесывал голову свою, с коей во множестве сыпались насекомые. Смотря на сию неопрятность, Жонсон решился не дотрагиваться до баранины, и довольствоваться только пудингом; но, не желая испортить аппетит друга своего, ничего не упомянул о видимом.

Наконец стол накрыт, обед изготовлен, и баранина на столе. Босвель, прельщенный запахом жаркого, с жадностью нападает на него, предлагая другу своему разделить с ним аппетит, но сей с улыбкой отговаривался, объявив, что решился сегодня не есть мясного, а довольствоваться только пудингом.

«Хорошо! Хорошо! Друг мой, я тебе предоставляю и мою порцию пудинга!» – сказал Босвель.

Наконец принесли и пудинг конической формы. Жонсон в свою очередь начал утолять голод, и, не переставая улыбаться, видя как товарищ его убирал баранину, почти в одно время с ним докончил пудинг.

«Но скажи мне, пожалуйста, зачем ты не хотел отведать баранины, и беспрерывно улыбался, любуясь моим аппетитом?» – спросил Босвель.

Жонсон рассказал виденное им в кухне приготовление жаркого.

Босвель ужаснулся, ему казалось, что целый рой насекомых шевелится у него в желудке; а Жонсон помирал со смеху. Наконец Босвель позвал поваренка, бранил его и хотел поколотить за то, что осмелился приготовлять кушанье, не надев колпака.

Мальчик, испуганный угрозами, заплакал и с робостью сказал, что у него был надет колпак, но хозяйка, за неимением салфетки, сняла оный с его головы, чтобы сварить в нем пудинг. Всяк легко себе может представить положение Жонсона.

22

Деревенский житель, в первый раз приехавший в Берлин, в письме, отправленном к домашним своим, упоминая о великолепии столицы, написал: «Дома в Берлине так огромны и так плотно пристроены одни к другим, что, если бы не было улицы, то и пройти было бы негде».

23

Двое приятелей заспорили. Один из них утверждал, что у него построен сарай на семи верстах, а другой говорил, что это нелепость.

Ударились об заклад, и первый выиграл, объяснив дело таким образом: «Я поставлял подрядом версты по новому образцу, а старые брал себе; из числа этих старых верст, семь врыл я в землю, покрыл и обшил тесом, так что у меня теперь есть сарай на семи верстах».

24

Провинциалка, никогда не бывавшая в театре, приехав в Москву, посетила знаменитый большой театр. Кто-то предупредил ее, что театр этот, по обширности своей несколько глух. Давали большой балет, и перед ним маленькую комедию, которую дама уже не застала. Возвращаясь из театра, она сказала: «Уж правда, что театр глух! Представляли, представляли, я все видела, а не слыхала ни одного слова!»

«Ах, мать моя», – возразила ей другая провинциалка, – «верно у тебя была ложа очень глухая, а я так намедни была в театре, когда играли «Русалку», и все слышала и видела. Как знатно представляли! Уж чего там нет! И волшебные палаты, и прекрасные сады, медведи и чудовища. А какая была страшная гроза на театре! Громовые удары были так сильны и натуральны, что у меня в погребе все молоко скисло».

25

«Послушай, Марья», – сказал крестьянин жене своей, – «управитель наш рассказывал, что замерзшего человека отнюдь не надобно вносить в теплую избу, а надлежит его положить в снег и снегом же оттирать, и будто бы он, таким образом, опять придет в чувство».

Тут крестьянин, покачав головою, продолжал речь свою: «но скажи, пожалуйста, как же поступать летом с замерзшими, когда снега нет»?

26

Некто рассматривал географическую карту России. Слуга его, с любопытством подходит к столу и спрашивает: «Что это такое, сударь?»

Господин сказал ему: «Это такой лист, на котором можно найти все города, реки, и даже деревни».

Слуга, удивленный сим, просит господина сыскать родину его, деревню Погорелки в Псковской губернии. «Вот она», – сказал господин, указывая пальцем, и прочитал имена еще нескольких близлежащих деревень.

Слуга, услышав название деревни Жихеревой, сказал: «Позвольте вас попросить, сударь, не можете ли вы увидеть тут: жив ли еще в Жихеревой свояк мой Кузьма Терентьев?»

27

«Любезный Андрюша», – сказал отец 15-летнему своему сыну – «я надеюсь, что за все попечения, которые я о тебе прилагаю, ты со временем усладишь мою старость».

«Охотно, батюшка», – отвечал сын, – «А чтобы действительно усладить оную, позвольте мне быть конфетчиком».

28

Бедная девочка получила в подарок богато разряженную куклу. На другой день она запрятала куклу за печь, и не хотела на нее смотреть. Когда мать спросила, зачем она не забавляется куклою, то дочь со слезами отвечала: «Я не люблю ее, она всегда лучше меня одета».

29

Лаплас получил записку от известного сочинителя Монкрифа, в которой он просил его о присылке книг для рассеяния меланхолических мыслей. Лаплас удивился сему необыкновенному требованию, и сам поспешил к нему. Он застал друга своего примеряющего новый халат и новый парик.

«Запри дверь», – сказал Монкриф изумленному гостю. – «Мы теперь одни, и я тебе открою тайну: сегодня утром, слуга указал мне синее пятно на ноге моей, по этому заключаю, что мне остается жить лишь несколько дней, и потому прошу тебя повеселиться со мною в это короткое время. Я приглашу еще кое-кого, и мы постараемся провести время весело».

Монкриф, действительно пригласил друзей своих. Десять дней провели они вместе, и время протекло незаметно. В последний день вечером сказал он Лапласу: «Ну, прощай теперь, друг мой! Завтра возвращу тебе книги». И на другой день действительно умер.

30

В духовном завещании крестьянина между прочими статьями находилась следующая: «Несколько недель тому назад, украдены у меня два вола. Если они будут найдены, то завещаю их сыну моему Ивану, а если не найдутся, то господину управителю».

31

Я послал своего слугу в аптеку и велел попросить, чтобы по рецепту отпустили половинное количество предписанного лекарства. Аптекарь, знакомый мне человек, придя ко мне, с улыбкой рассказал, что человек мой, подав ему вполовину согнутый рецепт, сказал, что приказано отпустить по рецепту половину, но он не знает которую: верхнюю или нижнюю.

32

Ревнивый муж велел списать с жены своей портрет. Когда живописец принёс портрет, то муж был весьма доволен сходством и отделкой оного; но полюбовавшись им, просил живописца, чтобы тот написал на портрете занавесь. Живописец отвечал, что тогда изображение не будет видно.

«Что нужды», – возразил ревнивый муж, – «меня часто посещают молодые люди, и я не хочу, чтобы они увидели пригожую жену мою; что же, касается до меня, то я буду знать, что находится под занавесью».

33

У маркиза Б. был великолепный обед. За столом не понравился хозяину порядок в поддевании блюд. Желая при гостях пристыдить своего дворецкого, он сказал: «Извините, милостивые государи, этот человек» – указывая на дворецкого – «не имеет ни малейшего понятия об утончённом образе жизни».

«Да где же мне оному и было научиться» – отвечал дворецкий, – «когда я столько лет нахожусь в вашем доме?»

34

В некотором обществе рассуждали о произведениях иностранных гравёров, и удивлялись неутомимой деятельности многих из них. «Это правда», – сказал один любитель гравировального искусства, который имел прекрасную коллекцию эстампов, – «надобно признаться, что иностранные граверы весьма трудолюбивы: сколько, например, имеем мы превосходных произведений Рафаэля Морген? Но никто не может сравниться в неутомимости с гравёром Скульпсит» (sculpsit).

35

Виртуоз N. N., желая выразить болтливость жены своей, сказал: «Я всегда употребляю в речах целые ноты; жена моя, напротив, говорит тридцать вторыми, а, так как я совершенно знаю такт, то, невзирая на сие, мы обыкновенно весьма согласно оканчиваем».

36

Жена гравера С., весьма любезная женщина, поехала в Кассельский театр. Она получила билет в ложу и заняла в оной место. Вскоре потом входить в эту же ложу чиновник, служивший в то время при короле Вестфальском, Иерониме Бонапарте. Ему равным образом была назначена сия ложа. Увидев сидящую в оной женщину, чиновник весьма грубым тоном приказывает ей выйти.

Не желая сделать шума, женщина встает со своего места, оставляет театр и, придя домой, со слезами рассказывает мужу своему о дерзости чиновника.

Гравер С., огорченный сим поступком, тотчас написал к чиновнику письмо, которым укоряет его в столь обидном поступке против дамы.

Письмо сие осталось без ответа; но в следующее утро входит с запальчивостью к граверу упомянутый чиновник с родственником своим.

«Государь мой», – сказал он граверу, – «вы вчера написали мне весьма обидное письмо. Я требую удовлетворения». При сих словах показывает он пистолеты.

Гравер не успел еще собраться с духом, чтобы ему отвечать, как отворяется дверь другой комнаты и входить жена его, услышавшая сей вызов. Она подошла к чиновнику и сказала твердым голосом:

«Я слышала о сделанном вами мужу моему вызове; вы имеете дело со мною, а не с ним, и потому должны со мною стреляться». Она вырвала у него из руки один пистолет, осмотрела его, и нашла, что он не заряжен.

«Что это значит?» – спросила она чиновника, выхватив у него и другой пистолет, который равным образом не был заряжен. Бросив с презрением оба пистолета на пол, вышла она из комнаты.

Муж ее, но еще более чиновник, стояли как окаменелые; они не успели еще прийти в себя, когда жена гравера вошла опять в комнату, держа в руках другую пару пистолетов.

«Вот эти заряжены», – сказала она обидчику, – «мы на сем же месте будем стреляться!» Оробевший чиновник не имел к сему ни малейшей охоты. Вызов его был только игрушка; он хотел постращать гравера и принудить его просить прощения. Неустрашимость женщины все дело испортила, и он вдруг переменил тон свой.

«Я должен признаться», – сказал он дрожащим голосом, – «что вчера поступил с вами безрассудным образом; это было последствие обеда, на котором я, к стыду моему, неосторожно употреблял напитки, и придя в театр, не помню, что говорил. Если я вас в чем-либо обидел, то совершенно раскаиваюсь в неблагопристойном поступке, и прошу прощения, надеясь на ваше великодушие».

Таким образом кончилась сия бурная сцена без кровопролития.

37

Портной принес профессору исподнее платье. «Друг мой», – сказал профессор, примерив оное, – «оно мне чрезвычайно узко».

«Теперь такая мода, милостивый государь», – сказал просвещенный портной. – «Что делать? Мы должны шагать с духом времени»

«Но помилуй! Как мне шагать – оно так узко, что я и одного шага не могу сделать».

38

«Как вы себя чувствуете?» – спросил доктор умирающего учителя французского языка.

Тихим прерывающимся голосом больной отвечал: «Je meurs, или je me meurs, ибо можно употреблять то и другое выражение!»

Сказав сие, учитель умер. О, грамматика!

39

«Ты пел вчера весьма неверно!» – сказал некто оперному певцу. «Кто? Я?» – спросил певец с ироническою усмешкою, – «Я тебя не понимаю, ты разве не заметил, что всякий раз, когда я начинал петь, оркестр играл очень фальшиво?»

40

Во время аудиенции путешественника Тонстона у китайского императора, сей последний, между прочим, спросил его, чем в Англии награждают врачей за труды их?

Тонстон отвечал, что врач, за каждое посещение и каждый рецепт получает плату, по определенной таксе.

«Не удивляюсь», – возразил император, – «что в Англии такое множество больных. Я иначе поступаю: у меня четверо врачей, которые получают жалованье еженедельно, но когда я захвораю, то до выздоровления моего им оное не производится».

41

Капитан корабля претерпел кораблекрушение в океан на неизвестной банке; но на счастье весь экипаж был спасен. По прибытии в порт, был он призван к военному морскому суду. Один из первых членов суда, не из моряков, стал ему выговаривать: «Как тебе не стыдно, что посадил корабль на мель, знаешь ли, что за это пострадаешь?»

«Знаю», – отвечал капитан хладнокровно. И, объяснив все обстоятельства, сказал: «Это общая несчастная участь моряков».

«Да зачем вы ходите по ночам?» – возразил сей почтенный член.

«Потому, милостивый государь», – отвечал моряк, – «что на морях нет постоялых дворов!»

42

По вскрытии реки N. толпились у пристани, желавшие скорее переправиться через оную. Какой-то чиновник, невзирая на убеждение полицейского служителя, старался ворваться в лодку, уже наполненную людьми. «Сделайте милость отступите», – сказал полицейский. – «Беда мне с вами».

«А какая беда?» – спросил чиновник.

«А вот какая – вам-то ничего не будет, вы утонете, а мне – так достанется от начальства!»

43

Путешественник, проезжая небольшой городок в Германии, вынужден был принести жалобу бургомистру, за грубость и дерзость писаря у заставы.

«Ваша жалоба справедлива», – сказал бургомистр, – «у нас в городе много ослов; но успокойтесь, милостивый государь: я, как глава оных, знаю средство обуздывать их дерзость».

44

Откупщик решился отправить сыновей своих в путешествие. Младший сын, не имея охоты странствовать, и притворяясь больным, упрашивал мать, чтобы она постаралась оставить его дома. Мать, тронутая просьбами любимца своего, но опасаясь гнева отцовского, советовала ему согласиться на предположенное путешествие; но недалеко отъехав, опять воротиться, и спрятавшись на сеннике, скрываться там несколько месяцев, обещая доставлять ему туда пищу, что и было исполнено.

По прошествии некоторого времени, увидел он, что мальчишки забрались в сад и воруют яблоки. В досаде высунулся он, сколько ему возможно было, из слухового окна сенника, и, грозя рукою, кричал: «Ах вы, проклятые воришки! Счастье ваше, что я теперь путешествую, а то бы научил вас, как воровать яблоки!»

45

В цирке давали представления и на лошадях. Некоторые актеры драматической труппы, пришедшие на пробу, стояли у дверей, где прибита была афиша.

Какой-то просто одетый близорукий человек подошел к афише, и, не имея возможности оную прочитать, обратился к актерам и весьма вежливо спросил их: «Не лошадиная ли комедия будет сегодня здесь представлена?»

«Нет, ослиная», – отвечал актер с грубостью, – «советую вам оную посмотреть».

«С величайшею охотою», – отвечал незнакомец, – «если б я только знал, что вы будете участвовать в оной».

46

«Барин мой приказал у вас взять книгу: «О мире, или Ад», – сказал слуга книгопродавцу.

«У меня нет такой книги», – отвечал книгопродавец. И он сказал правду: на поверку вышло, что речь шла об Омировой Илиаде.

47

Учитель географии, желая затвердить названия городов, писал на ногтях имена оных, твердил целый день, а на другой день писал новые.

Однажды заспорили о каком-то городе: одни утверждали, что он в той, другие, что в иной губернии.

«Нет! Ни в той, и не в другой», – говорил с досадою учитель.

«Да посмотрите на ногтях!» – сказали ему.

«Этот город в Саратовской, а у меня сегодня Пензенская!» – отвечал он.

48

Француз спрашивал англичанина, почему у них вешают некоторых на веревке, других же на цепи?

«А вот почему» – отвечал англичанин, – «повешенных на веревке, тотчас снимают с виселицы и погребают; напротив того, повешенных на цепи не снимают с оной, и они остаются висеть в продолжение всей своей жизни».

49

Школьный учитель спросил ученика своего: должны ли мы любить врагов своих?

Мальчик не мог на это отвечать.

Тут начался между ними следующий разговор:

Учитель. Вероятно ты понимаешь, что значит друг, и что значит враг?

Мальчик. (Молчит.)

Учитель. Я тебе это поясню: когда тебе, например, случится играть на берегу реки или канавы, и кто-нибудь подкрадется к тебе сзади и толкнет тебя в воду, как ты назовешь этого человека?

Мальчик. Врагом моим.

Учитель. Точно так, сын мой! Кого же назовешь ты своим другом?

Мальчик. Того, который меня толкнет в воду спереди.

50

При въезде невесты принца В. в город Б., молодой солдат, стоявший на карауле для наблюдения за порядком, беспрестанно упрашивал некоторых дам, чтобы они не выходили за означенную черту; но дамы не обращали внимания на его слова и все подавались вперед. Наконец солдату наскучило упрашивать неумолимых, он обнял одну из прелестниц и начал ее целовать.

На крик ее и громкий смех окружающих, прибежал офицер и закричал на солдата: «Что ты делаешь? Ты с ума сошел!»

«Никак нет, ваше благородие», – отвечал караульный, – «это небольшое наказание: кто не хочет слушать, тот должен почувствовать».

51

«Позвольте спросить, что изображает сия картина», – спросил военный комиссар в картинной галерее у генерала своего.

«Ужель вы не знаете? Она изображает, как израильтяне питаются манною в пустыне. Вы сами часто таким образом потчевали армию», – присовокупил с улыбкой генерал.

«Зачем же ваше превосходительство изволили водить нас по пустыням?» – отвечал комиссар.

52

Заимодавец, встретившись с должником своим на улице, убедительно просил его об уплате. Должник бранил его, и, наконец, сказал: «Оставь меня в покое, ты несносный человек, или ты думаешь, что я только тебе одному должен?»

Изумленный сим приветствием, заимодавец смиренно удалился.

53

Когда известный храбрый мореходец Гевке в юных летах, отправился с отцом своим в первый раз в море, то отец ему сказал: «Сын мой, приучайся к службе, веди себя хорошо; я надеюсь, что ты со временем будешь капитаном корабля».

«Капитаном корабля?» – возразил мальчик, – «Нет, батюшка! Если б я не надеялся быть адмиралом, то никогда не пустился бы в море!»

54

В В. приказано было объявлять об умерших в публичных ведомостях, с изъяснением, какою болезнью страдал умерший, и получал ли от врача помощь. Вследствие сего было напечатано следующее извещение: