Вы сотворили нас

– Хортон, – спросила Кэти. – Что нам теперь делать? Как вы думаете, машина здесь пройдет?

– Попробуем потихоньку, – отозвался я. – На малой скорости. И, наверное, это лучшее, что можно сейчас сделать.

Обойдя машину, Кэти села за руль. Она взялась за ключ, повернула – и ничего не случилось. Абсолютно ничего. Она вынула ключ, снова вставила и повернула, но с тем же результатом – не раздалось ни звука, не слышно было даже щелканья упрямого стартера.

Я встал перед машиной и поднял капот. Не знаю, зачем я это сделал. Я не механик. Если что-то испортилось, я был бы бессилен помочь.

Перегнувшись через радиатор, я бросил взгляд на мотор, и мне показалось, что с ним все в порядке. Впрочем, если бы даже половина двигателя исчезла, я и тогда решил бы, что все в лучшем виде.

Вскрик и какой-то тупой звук заставили меня выпрямиться, и я ударился головой о капот.

– Хортон! – воскликнула Кэти.

Быстро обогнув машину, я обнаружил Кэти сидящей на земле. Лицо ее было искажено болью.

– Нога! – сказала она.

Я увидел, что левая ее нога застряла в колее.

– Я вышла из машины, – объяснила она, – и ступила не глядя.

Я присел перед ней и как можно осторожнее высвободил ногу, оставив туфлю зажатой в колее. Лодыжка покраснела.

– Какая дурость, – проговорила Кэти.

– Больно?

– Вы чертовски правы, это больно. Растяжение, наверное.

Судя по виду, это и впрямь было растяжение. И что же, черт побери, прикажете делать с растянутыми связками в месте вроде этого? Врачей здесь, само собой, нет. Я припомнил, что при растяжении надо зафиксировать связки при помощи эластичного бандажа, вот только где его взять?

– Надо снять чулок, – сказал я. – Если начнет опухать…

Подтянув подол юбки, Кэти расстегнула подвязку и спустила чулок. Я помог ей осторожно стащить его – и с первого же взгляда стало видно, что лодыжка у нее в плохом состоянии. Она побагровела и начала опухать.

– Кэти, – сказал я. – Не знаю, что и делать. Если вы можете что-нибудь придумать…

– С ногой, вероятно, не так уж плохо, – отозвалась она. – Хотя и больно. Через день-другой станет лучше. Машина даст нам убежище. Даже если она не двинется с места, мы все равно можем в ней оставаться.

– Может, здесь отыщется кто-нибудь, кто мог бы помочь, – предположил я. – Не знаю, что и делать. Если бы мы могли наложить повязку… Я мог бы разорвать рубашку, но повязка должна быть эластичной…

– Помочь? В таком месте?

– Попробовать стоит. Здесь же не одни привидения да гоблины. Может, их вообще не так уж и много. Они вышли из моды. Должны быть и другие…

Кэти кивнула.

– Может, вы и правы. Машина не слишком подходящее убежище. Нам нужна еда, да и вода тоже. Может быть, мы поторопились пугаться. Возможно, я даже смогу идти.

– Кто это испугался? – спросил я.

– Не старайтесь обмануть меня, – резко возразила Кэти. – Вы знаете, что мы влипли. Об этом месте мы ничего не знаем. Мы здесь – чужаки-иностранцы. Мы не вправе тут находиться.

– Мы сюда не напрашивались.

– Это не имеет значения, Хортон.

И допускаю, что так оно и было. Видимо, кому-то понадобилось, чтобы мы оказались здесь. Кто-то привел нас сюда.

При мысли об этом меня слегка зазнобило. Не из-за себя – или, по крайней мере, думал я не о себе. Черт побери, я готов встретиться лицом к лицу с чем угодно. После гремучих змей, морского змея и оборотней меня уже ничем не достанешь. Но вот Кэти не стоило во все это ввязываться.

– Вот что, – предложил я. – Если вы сядете в машину и запретесь, то сможете подождать немного, пока я схожу на разведку.

– Если вы мне поможете, – кивнула она.

Я не помог ей. Я просто взял ее на руки и отнес в машину. Осторожно устроив Кэти на сиденье, я потянулся через нее и запер противоположную дверцу.

– Поднимите стекло, – скомандовал я. – Заприте дверцу. Если кто-нибудь покажется – кричите. Я буду неподалеку.

Кэти начала было поднимать стекло, но потом опустила его снова и, нагнувшись, принялась нащупывать что-то на полу машины. Выпрямившись, она протянула мне через окно бейсбольную биту.

– Возьмите, – сказала она.

Признаться, я глуповато себя чувствовал, шествуя по тропинке с битой в руке. Но она удобно лежала в руке, а ощущать ее тяжесть было успокоительно.

Там, где тропа огибала огромный дуб, я остановился и посмотрел назад. Кэти смотрела мне вслед через ветровое стекло – я помахал ей и зашагал дальше.

Склон здесь был крутым. Вокруг меня сомкнулся густой лес. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения, деревья замерли в неподвижности, сверкая в лучах послеполуденного солнца пышной зеленью.

Я продолжал спуск и там, где тропа вновь поворачивала, огибая другое дерево, обнаружил указатель. Он был старым и потрескавшимся, однако надпись виднелась четко. Она гласила: «Постоялый двор» – а внизу была нарисована стрела.

Вернувшись к машине, я сказал Кэти:

– Понятия не имею, что там за постоялый двор, но это может оказаться лучше, чем просто сидеть здесь. Там может найтись кто-нибудь, кто полечит вашу лодыжку. По меньшей мере, мы сможем получить вдоволь горячей или холодной воды – какая там нужна при растяжении?

– Не знаю, – отозвалась она. – Мне эта идея с постоялым двором не нравится, однако, думаю, здесь мы тоже не можем оставаться. Нам надо получить представление о том, что происходит и чего следует ожидать.

Идея с постоялым двором нравилась мне не больше, чем ей, – мне вообще не нравилось все происходящее; однако рассудила Кэти здраво. Не можем же мы сидеть, скорчившись, здесь, на вершине, и ждать, что еще случится.

Поэтому я осторожно вынес Кэти из машины, посадил на капот, а сам запер дверцы и сунул ключ в карман. Потом я подхватил ее на руки и начал спускаться по склону.

– Вы забыли биту, – сказала она.

– Я не смогу ее нести.

– Зато я смогу.

– Скорее всего, она нам не понадобится, – сказал я и зашагал дальше, стараясь как можно тщательнее выбирать дорогу, чтобы ненароком не споткнуться.

Сразу за указателем тропинка поворачивала снова, огибая массивную груду валунов, и когда я обошел их, то на отдаленном холме увидел замок. Потрясенный, я замер на месте – слишком уж неожиданным оказалось зрелище.

Возьмите все самые прекрасные, причудливые, романтические, красочные рисунки замков, какие вам когда-либо приходилось видеть, и смешайте их вместе, отобрав все лучшее. Забудьте все, что вам приходилось читать о замках, как о грязных, вонючих, нездоровых, пронизанных сквозняками обиталищах и вместо этого представьте себе замок из волшебной сказки – Камелот короля Артура или замки Уолта Диснея. Сделайте все это – и получите самое отдаленное представление о замке, открывшемся нашим глазам.

Он был соткан из грез, из романтики и рыцарственности, переживших века. Он сверкал белизной на вершине отдаленного холма, и многоцветные вымпелы, поднятые на его шпилях и башнях, развевались в воздухе. Это было столь совершенное творение, что при первом же взгляде на него каждый бы инстинктивно понял – равного ему быть не может.

– Хортон, – попросила Кэти. – Опустите меня. Я хочу посидеть немного и просто полюбоваться им. Вы все время знали, что он здесь, и ни словом не обмолвились…

– Я понятия не имел. Я сразу же вернулся, как только обнаружил указатель.

– Может, нам отправиться в замок? – спросила она. – Не на постоялый двор…

– Попытаемся, – отозвался я. – Здесь должна быть тропинка.

Я усадил ее на землю и присел рядом.

– По-моему, лодыжке уже лучше, – проговорила Кэти. – Может, я сумела бы идти сама, если вы найдете дорогу.

Я посмотрел на ее ногу и покачал головой. Кожа покраснела и, натянувшись, блестела, а опухоль заметно росла.

– Когда я была маленькой, – сказала она, – я представляла себе замки сверкающими и романтическими. Потом я прослушала два курса истории средних веков и узнала о них правду. Но вот стоит сверкающий замок, и вымпелы вьются, и…

– Это и есть то самое место, о котором вы думали, а этот замок в точности таков, каким вы и миллионы других девочек представляли его в своих романтически настроенных головенках.

Впрочем, они грезили не только о замках, напомнил я себе. На этой земле поселились все фантазии, сотворенные родом людским за долгие века. Где-то здесь спускался на плоту по нескончаемой реке Гекльберри Финн. Где-то в этом мире спешит по лесной просеке Красная Шапочка. Где-то здесь ощупью пробирается своим тернистым путем сквозь череду самых невероятных ситуаций мистер Магу.[13]

Но какова же цель всего этого, и должна ли она существовать вообще? Эволюция нередко действует вслепую, и на первый взгляд кажется, что никакой цели у нее нет. И людям, возможно, не следует пытаться постичь эту цель – они слишком люди, чтобы понять, а тем более признать любой другой способ существования. Точно так же динозавры не смогли бы воспринять идею (разумеется, если у динозавров были свои идеи) человеческого разума, грядущего им на смену.

Но ведь этот мир, говорил я себе, являет, по существу, лишь часть человеческого разума. Ведь это с его помощью произведены на свет все детали, все населяющие его существа, все бытующие здесь идеи. Этот мир – продолжение человеческого разума, место, где мысль овеществляется, становится строительным материалом, его созидающим, а вместе с тем – и новым инструментом эволюционного процесса.

– Я могла бы просидеть здесь целый день, – сказала Кэти. – Просто сидеть и любоваться замком, но если мы хотим попасть туда – нам, наверное, нужно двигаться в путь. Похоже, я не смогу идти; вы в состоянии нести меня?

– Как-то в Корее, во время отступления, моего оператора ранило в ногу, и я тащил его. Мы слишком отстали и…

Кэти весело рассмеялась.

– Он был здоровенный, – пояснил я. – Совсем не симпатичный, грязный и все время ругался. Неблагодарный тип…

– Обещаю оказаться благодарной, – улыбнулась Кэти. – Все это так удивительно…

– Удивительно? – переспросил я. – В таком месте и с растянутыми связками?

– Но замок! – воскликнула она. – Никогда не думала, что увижу такой – совсем такой, о каком я мечтала!

– И вот еще что, – сказал я. – Больше возвращаться к этому не стану, но сейчас… Простите меня, Кэти.

– Простить? Но за что? За растянутую лодыжку?

– Нет, конечно. За то, что вы оказались здесь. Я не должен был вмешивать вас в это дело. Я не должен был посылать вас за конвертом. И ни в коем случае не должен был звонить вам из этого Богом забытого местечка – Вудмана.

– Но вам же ничего не оставалось делать, – поморщилась она. – К тому времени, когда вы позвонили, я уже прочитала записки, а значит, была вовлечена. Поэтому вы и позвонили.

– Они могли бы и не тронуть вас, но теперь, когда мы вместе отправились в Вашингтон…

– Поднимите меня, Хортон, – попросила она. – И давайте двигаться. Если мы доберемся до замка слишком поздно, нас могут не впустить.

– Ладно, – сказал я. – В замок так в замок.

Я встал и собирался поднять Кэти, когда в чаще в стороне от тропы послышался треск, а вслед за ним появился медведь. Шел он на задних лапах и был облачен в красные в белый горошек шорты, поддерживаемые единственной переброшенной через плечо лямкой; на другом плече он нес дубинку. Он улыбался нам самым обаятельным образом.

Кэти прижалась ко мне, но не закричала, хотя имела на то все основания, поскольку медведь, невзирая на улыбку, выглядел достаточно грозно.

Следом за ним из зарослей вышел волк. Дубинки у него не было. Волк тоже старался улыбнуться нам, однако получалось это куда менее обаятельно и более зловеще. За волком последовал лис, и вся троица выстроилась перед нами в ряд, дружелюбно улыбаясь.

– Мистер Медведь, – сказал я, – мистер Волк и Братец Лис, рад вас приветствовать.

Я старался говорить легко и непринужденно, однако мало преуспел в этом, потому что все трое мне не слишком нравились. Я всерьез пожалел, что не захватил биту.

– Мы польщены, что вы нас узнали, – с легким поклоном проговорил Медведь. – Это очень радостная встреча. По-моему, вы оба новички в наших краях.

– Только что прибыли, – пояснила Кэти.

– Тогда тем более удачно, что мы встретились, – проговорил Медведь. – Ибо мы подыскиваем партнеров для славного предприятия.

– Поблизости есть курятник, – добавил Братец Лис. – И мы собираемся наведаться в него.

– Сожалею, – сказал я. – Может быть, позже. Мисс Адамс повредила ногу, и я должен доставить ее куда-нибудь, где ей смогут помочь.

– Худо дело, – проговорил Медведь, стараясь выглядеть сочувственно. – Повредить ногу – это, должно быть, причиняет массу страданий. Особенно столь прекрасной миледи.

– А как же с курятником? – спросил Братец Лис. – Когда наступит вечер…

Медведь хрипло заревел на него:

– У тебя нет души, Братец Лис. У тебя нет вообще ничего, кроме вечно пустого брюха. Видите ли, курятник, – пояснил он мне, – примыкает к замку и отменно охраняется сворой собак и прочих плотоядных, так что нам троим нечего и думать пробраться туда. Вопиющее безобразие – ведь эти куры так растолстели и приобрели столь нежный вкус… Вот мы и подумали, что если привлечь на помощь человека, то удастся разработать план, имеющий шанс на успех. Мы уже обращались ко многим, но все они оказались трусливыми созданиями, на которых нельзя положиться. Гарольд Тин, Дагвуд и великое множество других – все они безнадежны. У нас тут поблизости роскошная берлога, и там мы могли бы все обсудить, посидеть и поразмыслить над планом. Найдется у нас и удобный соломенный тюфяк для миледи, а кто-нибудь из нас тем временем мог бы сходить к Старой Мэг [Все без исключения упоминавшиеся ранее персонажи (кроме общеизвестных литературных вроде Гека Финна или Красной Шапочки) являются выходцами из диснеевских мультфильмов – от всемирно известного Микки-Мауса до почти незнакомого нам Гарольда Тина. Даже м-р Медведь, м-р Волк и Братец Лис пришли не прямо из сказок, а с киноэкрана. Благодаря радению фирмы «Джонсон и Джонсон» представлять их нынешнему отечественному читателю нет нужды. А вот Старая Мэг – традиционная для англосаксонского фольклора ведьма, что-то вроде нашей Бабы-Яги, только по внешнему облику не столь экзотична.] за снадобьем для поврежденной лодыжки.

– Нет, спасибо, – сказала Кэти. – Нам надо идти в замок.

– Вы можете опоздать, – заметил Братец Лис. – Там чрезвычайно пунктуальны насчет запирания ворот.

– Значит, нам надо поторапливаться, – отозвалась Кэти.

Я наклонился, чтобы поднять ее, но Медведь протянул лапу и остановил меня.

– Однако вы, разумеется, не откажетесь так легко от этой затеи насчет курятника? Вы же любите курятину?

– Конечно, любит, – произнес хранивший до сих пор молчание Волк. – Человек такой же хищник, как и любой из нас.

– Но разборчивый, – не преминул добавить Братец Лис.

– Разборчивый! – оскорбленно воскликнул Медведь. – Это ж лучшие из когда-либо виденных мною кур! Пальчики оближешь! Никто не в силах пройти мимо них равнодушно.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал я. – Ваше предложение было захватывающе интересным, но в данный момент мы вынуждены его отклонить.

– В другой раз, конечно, – уныло протянул Медведь.

– Да, в другой раз, – подтвердил я. – Пожалуйста, отыщите меня снова.

– Когда вы проголодаетесь? – предположил Волк.

– Это может иметь значение, – согласился я.

Я поднял Кэти и поудобнее пристроил ее на руках. Несколько мгновений я не был уверен, что они нас пропустят, однако они расступились, и я принялся спускаться по тропе.

– Что за ужасные создания! – Кэти вздрогнула. – Стоят тут и улыбаются нам, а сами предлагают отправиться вместе воровать кур!

Мне хотелось оглянуться, чтобы удостовериться, что они стоят там, а не крадутся вслед за нами. Но я не осмелился – они могли бы подумать, что я боюсь их. Я действительно боялся, но тем важнее было не обнаруживать этого.

Кэти обняла меня за шею, а голову пристроила на плече. Я пришел к выводу, что нести ее куда приятнее, нежели того невежественного сквернослова-оператора. И вдобавок, она была намного легче.

Спустившись с открытой вершины, тропа нырнула в густой и величественный лес, так что замок я мог теперь увидеть лишь случайно, сквозь изредка попадавшиеся просеки. Солнце клонилось к западу, лесная чаща стала наполняться туманными сумерками, в глубине которых я ощущал множественное тайное движение.

Тропа разветвилась на две; здесь тоже стоял указатель, только с двумя стрелами; под одной было написано «Замок», а под другой – «Постоялый двор». Однако всего в нескольких ярдах за развилкой ведущая к замку тропа уперлась в преграждавшие путь массивные железные ворота; в обе стороны от них тянулась высокая изгородь из крупноячеистой стальной сетки, по верху которой шел ряд колючей проволоки. За изгородью стояла возле ворот полосатая будка, а к ней прислонился стражник, небрежно державший в руках алебарду. Подойдя к воротам, я пнул их ногой, чтобы привлечь внимание.

– Опоздали, – проворчал стражник. – Ворота закрываются на заходе солнца, а драконы уже спущены. Так что подходить на фарлонг[14] к замку – опасно для жизни.

Подойдя к воротам, он принялся нас рассматривать.

– С вами девица. Она больна?

– Нога подвернулась, – ответил я. – Она не может ходить.

– Раз такое дело, – хихикнул он, – девице можно организовать эскорт.

– Обоим, – резко сказала Кэти.

Стражник с фальшивым сожалением покачал головой.

– Я могу сделать уступку, чтобы пропустить кого-нибудь одного. Но не могу растянуть ее на двоих.

Когда-нибудь растянется не уступка, а твоя шея, – проговорил я.

– Проваливай! – заорал он. – Проваливай и забирай свою девку! Отправляйтесь на постоялый двор! Пусть там ведьма заговаривает ей ногу!

– Пойдемте отсюда, – испуганно проговорила Кэти.

– Друг мой, – сказал я стражнику, – как только я стану посвободнее, то непременно вернусь и понавешаю вам фонарей.

– Пожалуйста, – попросила Кэти. – Пожалуйста, пойдемте отсюда.

Я повернулся и пошел. Стражник позади выкрикивал угрозы и стучал алебардой по стойке ворот. Вернувшись к развилке, я направился по тропинке, ведущей к постоялому двору. Когда замковые ворота исчезли из виду, я опустил Кэти на землю и примостился рядом с ней.

Она плакала – как мне показалось, больше от злости, чем от страха.

– Еще никто и никогда не называл меня девкой, – всхлипнула она.

Я не стал объяснять ей, что подобные манеры и высказывания неразрывно связаны с рыцарскими замками.

Протянув руку, она взяла меня за подбородок и повернула к себе лицом.

– Если бы не мое присутствие, – сказала она, – вы бы его избили.

– Это все слова, – возразил я. – Ведь между мной и этим расфуфыренным тыкалой были закрытые ворота.

– Он говорил, на постоялом дворе живет ведьма.

Я нежно поцеловал ее в щеку.

– Хотите, чтобы я не думала о ведьмах?

– Наоборот, полагаю, они могут помочь.

– А эта изгородь? – спросила она. – Проволочное заграждение. Кто-нибудь слыхивал о проволочных заграждениях вокруг замков? Ведь проволоку тогда еще даже не изобрел и!

– Темнеет, – заметил я. – Нам лучше бы отправиться на постоялый двор.

– Но ведьма!

Я рассмеялся – хотя на самом деле мне было вовсе не весело.

– По большей части, – сказал я, – ведьмами почитали просто эксцентричных старух, которых никто не понимал.

– Может, вы и правы, – согласилась Кэти.

Встав, я взял ее на руки.

Кэти подняла лицо, и я поцеловал ее в губы. Руки ее крепче обвились вокруг меня, а я прижал девушку к себе, ощущая исходящие от нее тепло и нежность. Долгое время во вселенной не существовало ничего, кроме нас двоих, и лишь очень медленно и постепенно я начал возвращаться к окружающей реальности – темнеющему лесу и тайному движению в чаще.

Пройдя еще немного по тропе, я заметил впереди слабый прямоугольник света и пришел к выводу, что это должен быть постоялый двор.

– Мы уже почти добрались, – сказал я Кэти.

– Больше я не стану бояться, Хортон, – пообещала она. – И не расплачусь. Не заплачу, что бы ни случилось.

– Не сомневаюсь, – отозвался я. – И мы выберемся отсюда. Не знаю, каким именно образом, но мы оба наверняка отсюда выберемся.

Неясно видимый в густеющих сумерках постоялый двор оказался древним, полуразвалившимся зданием, стоящим посреди рощи старых, высоких, изогнутых дубов. Из высящейся в центре крыши трубы поднимался дым, а сквозь ромбические окна пробивался тусклый свет. Двор был пустынен, казалось, вокруг вообще не было ни души. «И это прекрасно», – сказал я себе.

Я уже почти дошел до входа, когда уродливая, согбенная фигура открыла дверь – ее темные, невыразительные очертания вырисовывались в слабом, исходящем изнутри дома свете.

– Заходи, парень, – провизжало скрюченное существо. – Нечего глаза таращить. Здесь тебе вреда не причинят. И миледи тоже, конечно.

– Миледи подвернула ногу, – сказал я. – Мы надеялись…

– Разумеется! – закричало существо. – Вы нашли самое подходящее место для исцеления. Сейчас Старая Мэг хорошенько взболтает поссет.[15]

Теперь я мог рассмотреть ее чуть получше – и безошибочно признал в ней ту самую ведьму, о которой говорил стражник. Темные волосы неровными прядями свисали по сторонам лица, а длинный крючковатый нос едва не касался подбородка. Она тяжело опиралась на деревянный посох.

Ведьма отступила назад, пропуская меня. В очаге дымно горел огонь, едва разгонявший царившую в комнате тьму. Запах дыма смешивался с другими, неопределенными, висевшими здесь, как туман, и обострял их.

– Сюда, – сказала ведьма Мэг, указывая посохом. – На стул возле огня. Он сделан на совесть из чистого дуба, и там пристроен мешок шерсти. Миледи будет удобно сидеть.

Я поднес Кэти к стулу и усадил.

– Удобно?

Она посмотрела на меня – глаза ее мягко сияли в неярком свете горящих в очаге дров.

– Все хорошо, – счастливым голосом проговорила она.

– Мы на полпути к дому, – сказал я.

Ведьма проковыляла мимо нас, стуча посохом по полу и бормоча что-то про себя. Склонившись у очага, она принялась помешивать жидкость в котелке, стоявшем на угольях. В отсветах пламени безобразие ее проступило еще очевиднее – невероятный нос, почти уткнувшийся в подбородок, огромная бородавка на щеке, откуда словно паучьи лапки торчали жесткие волоски.

Теперь, когда глаза мои уже попривыкли к полутьме, я начал различать отдельные детали убранства комнаты. Три грубых дощатых стола были расставлены вдоль передней стены – незажженные свечи в канделябрах покосились, прислонясь друг к другу, и походили на бледные пьяные привидения. В большом шкафу с застекленными дверцами и многочисленными выдвижными ящиками, занимавшем почти всю Дальнюю стену, слабо поблескивали в мерцающем свете очага бутылки и кружки.

– Теперь, – приговаривала ведьма, – немножко толченой жабы сушеной, кладбищенской пыли чуток – и будет наш поссет готов. А вылечим девичью ножку – и поедим немножко. Ох, ох, как поедим!

Она скрипуче захихикала, и мне оставалось лишь гадать, над чем – может быть, над предстоящей трапезой.

Откуда-то издалека послышался звук множества голосов. Еще какие-то путники, бредущие к постоялому двору? Похоже, целая компания…

Голоса приближались, становились громче, и я вышел за дверь посмотреть, кто же это. По тропе, извивавшейся по склону холма, двигалась людская толпа; в руках у некоторых были горящие факелы.

Позади ехали два всадника – разглядывая процессию, я спустя некоторое время различил, что один из них, чуть-чуть приотставший, восседает не на коне, а на осле, причем ноги его чуть не волочатся по земле. Однако все мое внимание приковал к себе всадник на лошади.

Он казался высоким и тощим, был облачен в латы, на руке у него висел щит, а на плече он нес длинное копье. Лошадь его была столь же тоща, как и всадник, и шла, спотыкаясь и понурив голову. Когда процессия подошла поближе, я понял, что лошадь немногим отличается от мешка костей.

Немного не доходя до постоялого двора, толпа остановилась и расступилась, пропуская вперед спотыкающуюся лошадь, несущую высоченное пугало в латах. Оказавшись между толпой и постоялым двором, чучело остановилось и замерло с опущенной головой – я не удивился бы, рухни оно в любой момент наземь грудой железа.

Человек и конь пребывали в неподвижности, толпа настороженно смотрела на них, а я гадал, что же может произойти дальше. Я знал, что в местечке вроде этого может случиться что угодно. Все это выглядело презабавно, что, впрочем, меня нимало не радовало, поскольку подобная оценка была основана на нравах и обычаях человечества двадцатого столетия и здесь не имела никакого смысла.

Лошадь неторопливо подняла голову. Толпа выжидательно зашевелилась, послышалось шарканье множества ног; покачивались факелы. Рыцарь с видимым усилием выпрямился, потверже сел в седле и опустил копье. Я стоял во дворе, с интересом наблюдая за этой сценой, но не имея ни малейшего представления о том, чем она может кончиться.

Неожиданно рыцарь крикнул, и, хотя голос его громко и отчетливо прозвучал в ночной тишине, понадобилось некоторое время, чтобы до меня дошло, что именно он сказал. Копье, опиравшееся на бедро рыцаря, выровнялось, а лошадь поднялась в галоп прежде, чем я осознал смысл его слов.

– Колдун! – закричал он. – Негодяй, грязный язычник, защищайся!

Мне пришлось понять, кого он имеет в виду, поскольку лошадь неслась прямо на меня, копье было направлено мне в грудь, а у меня, видит Бог, не оставалось времени, чтобы подготовиться к защите. Будь оно у меня – я взял бы ноги в руки и удрал с максимальной скоростью. Однако возможности предпринять что бы то ни было у меня не оставалось; вдобавок, я попросту остолбенел от безумия всего происходящего, и на протяжении нескольких следующих секунд, показавшихся мне часами, мог лишь зачарованно глядеть, как приближается ко мне сверкающий наконечник копья. Лошадь была не Бог весть какая, однако оказалась способной на кратковременное, взрывное усилие, и сейчас мчалась на меня с хрипом и грохотом, словно астматический локомотив.

Копье находилось всего в каких-то нескольких футах от меня, когда я снова обрел способность двигаться. Я отскочил в сторону. Сверкающий наконечник миновал меня, и в этот момент то ли рыцарь потерял контроль над копьем, то ли лошадь споткнулась, не знаю, но, во всяком случае, копье резко метнулось в мою сторону, ударив древком по руке, и я инстинктивно оттолкнул его.

То, что копье при этом направилось вниз и глубоко вонзилось наконечником в землю, произошло помимо моей воли. Дальнейшее было тем более неожиданно – копье превратилось в катапульту, подцепило рыцаря под мышку, вырвало его из седла и взметнуло высоко в воздух. Лошадь уперлась всеми четырьмя копытами, ее понесло юзом, стремена болтались, а тем временем согнутое копье распрямилось и швырнуло несчастного рыцаря. Словно пущенный из пращи камень, он описал в воздухе дугу и с распростертыми руками и ногами ничком рухнул наземь в углу двора – в момент его приземления раздался такой лязг, словно кто-то грохнул тяжелым молотом по полому стальному барабану.

Наверху, на тропе, толпа, составлявшая сопровождение рыцаря, корчилась от хохота. Одни согнулись пополам, схватившись за животы, другие катались по земле, обессилев от неудержимого смеха.

А по тропе тащился вислоухий ослик, несший на спине оборванца, ноги которого почти волочились по земле, – бедный, терпеливый Санчо Панса в очередной раз поспешал на помощь своему господину, Дон Кихоту Ламанчскому.

Что же до остальных, корчившихся от смеха на тропе, то я понимал, что пришли они сюда просто забавы ради, охотно тащили факелы, освещая путь этому пугалу-рыцарю, прекрасно зная, что какое-нибудь из его бесконечных приключений в ближайшем будущем доставит им развлечение.

Я обернулся к постоялому двору – никакого постоялого двора не оказалось.

– Кэти! – закричал я. – Кэти!

Ответа не было. На тропе все еще выла от хохота веселящаяся компания. Там, где еще недавно был дальний конец двора, Санчо слез с осла и мужественно, хотя и безуспешно пытался перевернуть Дон Кихота на спину. А вот постоялый двор исчез, и не было ни следа ни Кэти, ни ведьмы.

Откуда-то из леса, росшего ниже по склону холма, донеслось визгливое ведьмино хихиканье. Я подождал, пока оно не повторилось, и тогда ринулся в направлении звука.

Пробежав несколько футов по открытому пространству, еще недавно служившему двором, я очутился в лесу. Корни цеплялись мне за ноги, стремясь дать подножку, а ветви царапали лицо. Но я бежал и бежал, вытянув руки вперед, чтобы не врезаться головой в древесный ствол и не вышибить последние остатки мозгов.

Я поклялся себе, что если только поймаю Старую Мэг, то понемножку начну сворачивать ей тощую шею – и буду продолжать это занятие до тех пор, пока ведьма не отведет меня к Кэти или не скажет, где она, хотя и после того останется большое искушение докончить начатое. Но в то же время я понимал, что шансов поймать ведьму почти нет. Споткнувшись о камень и перелетев через него, я плюхнулся наземь, вскочил, помчался дальше, а впереди, не удаляясь и не приближаясь, снова и снова раздавался безумный смех. С размаху я налетел на дерево – вытянутые руки спасли меня, в противном случае я раскроил бы себе череп, а так отделался ушибом, хотя в первый момент мне и показалось, что оба запястья вывихнуты. Наконец один из корней все же ухитрился дать мне подножку, я закувыркался в воздухе, однако приземлился мягко, оказавшись на краю лесного болотца. Я упал на спину, с головой погрузившись в тину, и сел, откашливаясь и отплевываясь, потому что успел наглотаться вонючей болотной воды.