Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Прелесть (сборник)

* * *

      Он стоял рядом с машиной, которая дала ему знание. Теперь вся плёнка израсходована, и цель машины достигнута, так же, как цель письма, так же, как будет достигнута цель Человечества и Корабля, если голова Джона будет ясной, а рука — твёрдой. И если его знаний хватит.
      В углу ещё стоял ящик. Он откроет его — и это будет всё. Всё, что для него могли сделать, тогда будет сделано, а остальное зависит от него.
      Он нагнулся над ящиком и открыл его. Там были свёрнутые в трубку листы бумаги, много листов, а под ними — книги, десятки книг, и в одном из углов — закрытая стеклянная трубка, заключавшая в себе механизм, который, как он знал, мог быть только пистолетом. Он поднял трубку, под ней оказался конверт с надписью:
      «Ключи».
      Он разорвал конверт. Там лежали два ключа. На одном было написано: «Рубка управления», на другом — «Машинное отделение».
      Он сунул ключи в карман, взялся за трубку, разломил её пополам. Раздался слабый хлопок: в трубку ворвался воздух. В руках Джона был пистолет.
      Он был не тяжёл, но достаточно увесист, чтобы почувствовать власть. Он выглядел сильным, мрачным и жестоким. Джон взял его за рукоятку, поднял, прицелился и почувствовал прилив древней недоброй мощи — мощи человека, который может убивать, — и ему стало стыдно. Он положил пистолет на место и вынул один из свёрнутых листов. Это был какой-то чертёж, и Джон склонился над ним, пытаясь разобраться, что это такое, но не смог и отпустил лист, а тот сразу же свернулся в трубку, как живой.
      Он взял другой лист, развернул его и увидел план части Корабля. Ещё и ещё один — это тоже были части Корабля, с коридорами и эскалаторами, рубками и каютами.
      Наконец, он нашёл чертёж, изображавший весь Корабль в разрезе.
      Он расправил его, вгляделся и увидел, что там что-то неправильно. Но потом он сообразил, что если отбросить рубку впереди и машинное отделение позади, то всё правильно. И подумал, что так и должно быть, что много лет назад кто-то запер рубку и машинное отделение, чтобы уберечь их от вреда — специально для этого дня. Для людей на Корабле ни рубки, ни машинного отделения просто не существовало, и поэтому чертёж казался неправильным.
      Он отпустил чертёж, и тот свернулся в трубку так же, как и остальные. Он продолжал сидеть на корточках около ящика, чуть покачиваясь взад и вперёд и глядя на чертежи, и думал: если мне были нужны ещё доказательства, то вот они.
      Планы и чертежи всего Корабля. Планы, придуманные и вычерченные людьми. Мечты о звёздах, воплощённые в листах бумаги. Никакого божественного вмешательства. Просто обычное человеческое планирование.
      Он подумал о Священных Картинах: а что они такое? Может быть, они тоже ошибка, как и Миф? Жаль, если так. Потому что они такое утешение. И вера тоже. Она тоже утешение.
      Он съёжился и охватил колени руками, чувствуя к себе жалость.
      Как бы он хотел, чтобы ничего не было. Чтобы не было письма. Чтобы он по-прежнему был невежественен и уверен в своей безопасности. Чтобы он по-прежнему продолжал играть с Джо в шахматы.
      Из двери раздался голос Джо:
      — Так вот ты где прячешься!
      Он увидел ноги Джо, поднял глаза и увидел его лицо, на котором застыла улыбка.
      — Книги! — сказал Джо.
      Это слово было неприличным. Джо и произнёс его, как неприличное. Как будто человека поймали за каким-то безобразным делом.
      — Джо… — сказал Джон.
      — Прятался и читал книги!
      — Послушай, Джо! Корабль сделали такие же люди, наи мы. Он куда-то направляется. Я знаю теперь, что такое Конец…
      Удивление и ужас исчезли с лица Джо. Теперь это было суровое лицо. Лицо судьи. В нём не было пощады. В нём не было даже жалости.
      — Джо!
      Джо резко повернулся и быстро направился к двери.
      — Джо! Постой, Джо!
      Но он ушёл. Нет, побежал! К эскалатору, который приведёт его в жилые этажи.
      Джо побежал, чтобы созвать толпу. Послать её по всему Кораблю охотиться за Джоном Хоффом. И когда они поймают Джона Хоффа…
      Когда они поймают Джона Хоффа, придёт конец всему. Это и будет тот неизвестный Конец, о котором говорят в церкви. Потому что уже не будет никого — никого, кто знал бы цель. Смысл и Назначение. И получится, что тысячи людей умерли зря. Получится, что труд, и гений, и мечты людей, построивших Корабль, пропали зря.
      Это было бы огромным расточением. А расточать — это преступление.
      Рука Джона потянулась к ящику и схватила пистолет. А ярость всё росла в нём, ярость отчаяния, ярость человека, у которого отнимают жизнь.
      И не только его жизнь, но и жизнь всех других: Мери, и Херба, и Луизы, и Джошуа.
      Он уже бежал — через двери, за угол, к эскалатору. Он бывал здесь много раз, чувствовал себя, как дома. Как хорошо, что он много раз бывал здесь, и в этом было его преимущество перед Джо.
      Он пронёсся по лестницам, свернул в коридор, чуть не упав при этом, и помчался к следующему пролёту лестницы. Впереди он уже слышал торопливые, неверные шаги того, за кем гнался.
      Джон знал, что в следующем коридоре лишь одна лампочка. Если бы только поспеть туда во-время…
      Он нёсся по лестнице, едва касаясь ногами ступеней.
      Наконец, добежал, присел, прижавшись к стене, и там, впереди, в тусклом свете лампочки, увидел бегущую тёмную фигуру. Он поднял пистолет и нажал на кнопку. Пистолет дёрнулся у него в руке, и коридор наполнился пламенем.
      Свет на секунду ослепил Джона. Он сидел, прижавшись к стене, и в его голове билась мысль: я убил Джо, своего друга.
      Но это не был Джо. Это не был мальчишка, с которым он вырос. Это не был человек, так часто сидевший по другую сторону шахматной доски. Это не был Джо, его друг. Это был кто-то другой — человек с лицом судьи, человек, побежавший сзывать толпу, человек, который приговорил бы их всех к неведомому Концу.
      Он чувствовал, что прав, но всё же дрожал.
      Он убил человека. Он убил своего друга.
      Правда, сказал он себе, он не был мне другом. Он был врагом — врагом всех нас. …Он стоял и думал. Вот-вот люди хватятся Джо и начнут его искать. А они не должны его найти. Они не должны узнать, что произошло. Самоё понятие убийства давно исчезло; и он не должен напомнить о нём. Потому, что если убил один человек — неважно, почему и зачем, — могут найтись и другие люди, которые будут убивать. Если согрешил один человек, его грех должен быть скрыт, потому что один грех вызовет другой, а когда они достигнут нового мира (если они его достигнут), им понадобится вся сила товарищества, на которую они способны.
      Он не мог спрятать тело, потому что не было такого места, где бы его не нашли.
      Но он мог спустить его в конвертор.
      Он нагнулся и взялся за тело, но тут же отшатнулся при первом прикосновении к ещё тёплой плоти. Он отступил к стене. Его опять затошнило. И это сознание вины…
      Но он подумал о своём отце — старом человеке с каменным лицом, — и о том давно умершем человеке, который написал письмо, и о всех других, кто передавал письмо, совершая ересь ради истины, ради знания и спасения.
      Слишком много было в прошлом отваги, подвигов и дерзаний, слишком много одиноких ночей было проведено в мучительных размышлениях, чтобы всё это пропало из-за тошноты или сознания вины.
      Он оторвался от стены, взялся за тело и взвалил его на плечи. Что-то тёплое и мокрое потекло по его спине.
      Он скрипнул зубами, чтобы они не стучали, и, пошатываясь, побрёл по мёртвым эскалаторам, по тёмным коридорам…
      Джон нашёл люк конвертора, открыл его, осторожно дал телу соскользнуть в провал, закрыл люк и нажал на кнопку.
      Дело было сделано.
      Он отшатнулся от конвертора и вытер лоб. Он, наконец, избавился от груза. Но груз остался на его совести. И остался навсегда, подумал он. Навсегда.

* * *

      Видеть огромную глубину пустоты, в которой звёзды сверкали, как далёкие сигнальные огни, было неприятно даже из наблюдательной рубки. Но видеть это из рубки управления, большое стеклянное окно которой открывалось прямо в пространство, было ещё неприятнее. Внизу не было дна, и не было конца вверху. То казалось, что вот к этой звезде можно протянуть руку и сорвать её, то она представлялась такой далёкой, что от одной мысли об этом расстоянии начинала кружиться голова.
      Звёзды были далеко. Все, кроме одной. А эта одна сверкала, нак сияющее солнце, совсем рядом, слева.
      Он отвёл глаза от окна, увидел ряды приборов и почувствовал себя неловким и совершенно беспомощным.
      Некогда, сказал он себе, сживаться с Кораблём. Некогда узнать его поближе. Всё, что нужно сделать, он должен сделать только следуя разуму и отрывочным знаниям, ноторые получил от машины его мозг, неподготовленный и нетренированный.
      Он медленно поднялся по ступенькам к креслу, на спинке которого было написано: «Пилот». Сел в кресло, и ему показалось, что он сидит на краю пропасти, откуда в любой момент может соскользнуть вниз, в пустоту.
      Вцепившись в подлокотники кресла, он попробовал ориентироваться. Перед ним были ручки и кнопни, которые он мог поворачивать или нажимать, и этими поворотами и нажатиями посылать сигналы работающим машинам.
      Он попытался думать, но космос был слишком близко. Он был слишком большим и пустым, и думать было бесполезно. Он не мог перехитрить космос. Он не мог с ним бороться. Космосу было всё равно, что станет с Кораблём и с людьми на нём.
      Единственными, кому было не всё равно, были люди, запустившие Корабль, и, некоторое время, те, кто управлял им в начале пути. А теперь — только он. Только ему было не всё равно.
      Он почувствовал необъяснимую тревогу. Звезда слишком близко — она не должна быть так близко!
      Он с трудом оторвал взгляд от пустоты за окном и посмотрел на пульт управления. Он увидел только бессмысленную массу ручек и рычагов, вереницы кнопок, ряды циферблатов.
      Он смотрел на пульт и понемногу начинал разбираться в нём. Знания, которые вдолбила в него машина, пробуждались. Он смотрел на показания стрелок и кое-что понимал. В его мозгу в дикой плясне закружилась математика, которой он никогда не знал.
      Бесполезно, сказал он себе. Это была хорошая идея, но она не сработала. Машина не может обучить человека. Она не может вбить в него достаточно знаний, чтобы управлять Кораблём.
      Где могут быть планеты? Как ему найти их? И когда он их найдёт (если он их найдёт), что тогда делать?
      Корабль падал по направлению к Солнцу.
      Он не знал, где искать планеты. И Корабль двигался слишком быстро — намного быстрее, чем было нужно. Всё его тело покрылось обильным потом.
      Он открыл маленький ящичек под пультом. Там лежали бумага и карандаши. Джон набросал основные показания приборов. Скорость. Ускорение. Расстояние до звезды. Угол падения на звезду.
      Он сделал расчёт, набросал график и после этого передвинул рычаг управления на два деления, надеясь, что он сделал это правильно.
      Немного увеличить скорость, Чтобы избежать падения на Солнце. Проскочить мимо Солнца, потом повернуть обратно под действием его притяжения, — сделать широкую петлю в пространстве и потом вернуться к Солнцу. Вот что он сделал — вот что хотел сделать. Вот что приказала ему сделать машина.
      Он сидел усталый, думая об удивительной машине, размышляя, насколько можно полагаться на мотки плёнки.
      Через два часа Джон знал, что Корабль не упадёт на Солнце. Он пройдёт близко — слишком близно, всего в паре миллионов километров, но скорость его такова, что Корабль проскочит мимо. А когда снова повернёт к Солнцу, то полетит по очень опасной орбите, потому что, если оставить её неизменной, Корабль при следующем обороте упадёт на Солнце. Если бы Джон сейчас не увеличил скорость на два деления, то Корабль или врезался бы в Солнце сразу, или начал бы вращаться вокруг него по близкой, всё более суживающейся орбите, и освободить его не могла бы даже фантастическая сила мощных машин.
      У него ещё было немного времени, и он должен использовать его. У него были знания, притаившиеся где-то в мозгу, и он должен разбудить их.
      Теперь он был чуть больше уверен в себе. Вспоминая свою неловкость, он удивлялся, как это люди, запустившие Корабль с Земли, и люди, которые управляли им до того, как пришло невежество, могли так точно направить его.
      «Автоматически… Автоматически…» — повторял он про себя. Корабль был автоматическим. Он сам летел, сам производил ремонт, сам обслуживал себя, сам двигался к цели. Мозг и рука человека должны были только сказать ему, что делать. Сделай это, говорили мозг и рука, и Корабль делал. Нужно было только дать задание.
      Весь секрет и был в том, как приказать Кораблю. Что ему приказать и как.
      Он слез с кресла и обошёл рубку. Он нашёл ещё приборы, знакомые и незнакомые ему. Самым главным из всего был телескоп, и после нескольких неудачных попыток он вспомнил, как с ним обращаться. Теперь он знал, как найти планеты — если это была нужная звезда и у неё были планеты.
      Едва Джон успел отыскать одну планету, как услышал стук. Он оторвался от телескопа и открыл дверь.
      Коридор был полон людей. Все кричали на него, кричали с ненавистью, и в рёве их голосов были гнев и осуждение. Он отступил на шаг.
      Впереди стояли Херб и Джордж, а за ними все остальные — мужчины и женщины. Он поискал глазами Мери, но не нашёл.
      Толпа двинулась вперёд, и Джон почувствовал, как волна страха окутала его.
      Его рука нащупала рукоятку пистолета. Он направил ствол вниз и нажал кнопку. Только один раз. Вспышка осветила коридор, и толпа отшатнулась. Запахло горелой краской.
      Джон спокойно проговорил:
      — Это пистолет. Им я могу убивать. Я убью вас, если вы будете вмешиваться. Уйдите. Вернитесь туда, откуда пришли.
      Херб сделал шаг вперёд.
      — Это ты вмешиваешься, а не мы.
      Он сделал ещё шаг. Джон поднял пистолет и направил на него.
      — Я уже убил человека. И я убью ещё, если будет нужно.
      Как легко, подумал он, говорить об убийстве, о смерти. И как легко сделать это теперь, когда я уже убил однажды.
      — Джо пропал, — сказал Херб. — Мы ищем его.
      — Можете больше не искать.
      — Но Джо был твоим другом.
      — И ты тоже. Но цель больше дружбы. Ты — или со мной, или против меня. Середины нет.
      — Джон, ты сумасшедший…
      — А ты дурак, — сказал Джон.
      Сначала он испугался, потом рассердился. А теперь он чувствовал только презрение к этим людям, столпившимся в коридоре, выкрикивающим нестрашные угрозы.
      — Идите и пришлите мне еды, — сказал он.
      Они заколебались. Он сделал угрожающее движение пистолетом.
      — Идите!
      Они побежали.
      Он захлопнул дверь и вернулся к телескопу.
      Джон нашёл шесть планет, из них две имели атмосферу № 2 и № 5. Он посмотрел на часы — прошло много часов. В дверь не стучали. Не было ни пищи, ни воды. Он снова поднялся в кресло пилота.
      Звезда была далеко позади. Скорость уменьшилась, но была ещё слишком велика. Джон подвинул рычаг назад и следил за тем, как ползёт назад стрелка указателя скорости. Теперь это безопасно, по крайней мере, он надеялся, что это безопасно. Корабль был на расстоянии 54 миллионов километров от звезды, и можно было уменьшить скорость.
      Он снова уставился на пульт управления, и тот был уже яснее, понятнее, он знал о нём немного больше. В конце концов, всё это не так уж трудно. Главное — что есть время. Много времени. Нужно будет ещё думать и рассчитывать, но для этого есть время.
      Он нажал кнопку с надписью «телескоп» и ещё — с надписью «орбита», и ещё — «приземление».
      Наконец-то, подумал он. После всего беспокойства, заботы и страха — это так просто. Вот как люди на Земле сделали Корабль. Просто. Невероятно просто. Так просто, что каждый дурак может посадить его. Каждый, кто может ткнуть пальцем кнопку. Ведь они, наверное, догадывались, что произойдёт на Корабле через несколько поколений. Они, наверное, знали, что Земля будет забыта и что люди привыкнут н Кораблю. Догадывались — или планировали? Может быть, всё это было частью общего плана? Разве могли бы люди жить тысячу лет на Корабле, если бы они знали его цель и назначение?
      Конечно, не могли бы. Они бы чувствовали себя ограбленными и обманутыми, они бы сошли с ума от мысли, что они — всего только переносчики жизни, что их жизни и жизни многих поколений после них будут просто зачёркнуты, чтобы далёкие потомки могли прибыть на далёкую планету.
      И был тольно один способ бороться с этим — забыть, в чём дело.
      После первых нескольких поколений люди жили в тесном кружке своей маленькой цивилизации и этого им было достаточно. Тысяча лет потеряла своё значение, потому что никто не знал про тысячу лет.
      И всё время Корабль ввинчивался в пространство, направляясь к цели, прямо и точно.
      Джон Хофф подошёл к телескопу, поймал планету пять, потом вернулся к вычислительной машине и нажал кнопку с надписью «телескоп» и другую с надписью «орбита».
      Потом он сел ждать. Делать было больше нечего.
      Планета пять была мертва.
      Анализатор доложил, что атмосфера состоит, в основном, из метана, сила тяжести в тридцать раз больше, чем в Корабле, давление под кипящими облаками метана близко к тысяче атмосфер.
      Джон Хофф вывел Корабль с околопланетной орбиты и направил его к Солнцу. Он поймал в поле зрения телескопа планету два, включил вычислительную машину и опять уселся ждать.
      Ещё один шанс. Потому что из всех планет только на двух была атмосфера. Или планета два, или — ничего.
      А если и вторая планета окажется мёртвой, что тогда?
      На это был только один ответ. Другого не могло быть. Повернуть Корабль к другой звезде, прибавить скорость и надеяться — надеяться, что ещё через несколько поколений люди найдут планету, на которой смогут жить.
      Он был голоден. Вода из системы водяного охлаждения была выпита уже два дня назад.
      Люди не появлялись. Дважды он открывал дверь и выходил в коридор, чтобы сделать вылазку за пищей и водой, но каждый раз передумывал и возвращался. Нельзя было рисковать. Рисковать тем, что его увидят, поймают и не пустят обратно в рубку.
      Но очень скоро ему придётся рискнуть, придётся сделать вылазку. Ещё через день он будет слишком слаб, чтобы сделать это. А до планеты два лететь ещё много дней.
      Он ещё раз посмотрел на пульт управления. Как будто всё в порядке. Корабль всё ещё набирал скорость. Сигнальная лампочка вычислительной машины горела синим светом, и машина тихо пощёлкивала, как бы говоря: «Всё в порядке. Всё в порядке».
      Потом он спустился в тот угол, где спал, лёг и свернулся клубном, закрыл глаза и попробовал заснуть.
      Лёжа ухом на металле, он слышал, как далеко позади работают машины, слышал их мощное пение, наполнявшее весь Корабль.
      Задремал, проснулся, снова задремал — и внезапно услышал крики и отчаянный стук в дверь.
      Он сразу вскочил, бросился к двери и отпер её одним движением руки. Споткнувшись на пороге, в рубку упала Мери… В одной руке у неё был большой бак, в другой — огромный мешок. А по коридору к двери бежала толпа, размахивая палками и дико крича.
      Джон втащил Мери внутрь и захлопнул дверь. Он услышал, как бегущие тела ударились в неё, как в дверь заколотили палками и заорали.
      Джон нагнулся над женой.
      — Мери, — сказал он. Горло его сжалось, он задыхался: — Мери!
      — Я должна была прийти, — сказала она, плача. — Должна, что бы ты там ни сделал.
      — То, что я сделал, — ответил он, — к лучшему. Это была часть плана. Мери, я убеждён в этом. Часть общего плана. Люди там на Земле всё предусмотрели. И я как раз оказался тем, кто…
      — Ты еретик, — сказала она. — Ты уничтожил нашу веру. Из-за тебя все перегрызлись. Ты…
      — Я знаю правду. Я знаю цель Корабля.
      Она подняла руки, охватила его голову, нагнула и прижала к себе.
      — Мне всё равно, — сказала она. — Всё равно. Теперь.
      Он прижал её к себе. В глазах у него всё расплылось.
      — Вот еда, — сказала она, — и вода. Я притащила всё, что могла.
      — Жена моя, — сказал он. — Моя дорогая жена…
      — Вот еда, Джон. Почему ты не ешь?
      Он встал и поднял её.
      — Сейчас, — сказал он. — Сейчас буду есть. Я хочу тебе сначала кое-что показать. Я хочу показать тебе Истину.
      Он подвёл её к окну.
      — Смотри. Вот куда мы летим. Вот зачем мы летим. Что бы мы себе ни говорили, вот она — Истина.
      Планета два — это была ожившая Священная Картина. Там были и Ручьи, и Деревья, и Трава, и Цветы, Небо и Облака, Ветер и Солнечный Свет.
      Мери и Джон стояли у кресла пилота и смотрели в окно.
      Анализатор после недолгого журчанья выплюнул свои доклад.
      «Для людей безопасно», — было напечатано на листочке бумаги. Было прибавлено много данных о составе атмосферы, о количестве бактерий, об ультрафиолетовом излучении и разных других вещах. Но этого было уже достаточно. «Для людей безопасно».
      Джон протянул руку к центральному переключателю на пульте.
      — Вот оно, — сназал он. — Тысяча лет кончилась.
      Он повернул выключатель, и все стрелки прыгнули на нуль. Песня машин умолкла, и на Корабле наступила тишина, как тогда, когда звёзды ещё вращались, а стены были полом.
      И тогда они услышали плач — человеческий плач, похожий на звериный вой.
      — Они боятся, — сказала Мери. — Они смертельно испуганы. Они не уйдут с Корабля.
      Люди были привязаны к нему много поколений. Они искали в нём крова и защиты. Для них огромность наружного мира, бесконечное небо, отсутствие всяких пределов будут ужасны.
      Но как-то их нужно выгнать с Корабля — именно выгнать и запереть Корабль, чтобы они не ворвались обратно.
      Мери спросила:
      — Что они сделают с нами? Я об этом ещё не думала. Мы не сможем спрятаться от них.
      — Ничего, — ответил Джон. — Они нам ничего не сделают. По крайней мере, пока у меня есть вот эта штуна.
      Он похлопал по пистолету, заткнутому за пояс.
      — Но, Джон, эти убийства…
      — Убийств не будет. Они испугаются, и страх заставит их сделать то, что нужно. Потом, может быть, не очень скоро, они придут в себя, и тогда страха больше не будет. Но чтобы начать, нужно… — Он вспомнил нужное слово — слово, внушённое ему удивительной машиной. — Нужно руководство. Вот что им нужно — чтобы кто-нибудь руководил ими, говорил им, что делать, объединил бы их.
      «Я думал, что всё кончилось, — подумал он с горечью, — а ничего ещё не кончилось. Посадить Корабль, оказывается, недостаточно. Нужно продолжать. И что бы я ни сделал — конца так и не будет».
      Нужно будет устраиваться и учиться заново. В ящике, вспомнил он, было много нниг — больше половины ящика. Наверное, самые основные. Книги, которые понадобятся, чтобы начать.
      И где-то должны быть инструкции. Указания, оставленные вместе с книгами, чтобы он прочёл их и выполнил.
      «Инструкция. Выполнить после посадки».
      Так будет написано на конверте, или что-нибудь в этом роде. Он вскроет конверт, и там будут сложенные листки бумаги. Так же, как и в том, первом письме.
      — Это было предусмотрено на Земле, — сказал он. — Каждый шаг был предусмотрен. Они предусмотрели невежество, как единственный способ для людей перенести полёт. Они предусмотрели ересь, которая передавала знание. Они сделали Корабль таким простым, что любой мог управлять им — любой. Они заглядывали в будущее и видели, что должно случиться. Их планы в любой момент опережали нас.
      Он поглядел в окно, на широкие просторы новой Земли, на Деревья, Траву, Небо.
      — И я не удивлюсь, если они придумали, как выгнать нас из Корабля.
      Вдруг пробудился громкоговоритель и заговорил на весь Корабль:
      — Слушайте все, — сказал он, чуть потрескивая, как старая пластинка. — Слушайте все. Вы должны покинуть Корабль в течение двенадцати часов. Когда этот срок истечёт, в Корабле будет выпущен ядовитый газ.
      Джон взял Мери за руку.
      — Я был прав. Они предусмотрели всё до конца. Они всё время на один шаг впереди нас.
      Они стояли вдвоём, думая о тех людях, которые так хорошо всё задумали, которые заглянули в такое далёкое будущее, которые видели все трудности и предусмотрели, как их преодолеть.
      — Ну, идём, — сказал Джон.
      — Джон…
      — Да?
      — А теперь мы сможем иметь детей?
      — Да, — ответил Джон. — Мы теперь можем иметь детей. Каждый, кто хочет и сколько хочет. На Корабле нас было так много. На этой планете нас будет так мало.
      — Место есть, — сказала Мери. — Много места.
      Он отпер дверь рубки, они вышли, и он аккуратно запер дверь за собой.
      Громкоговоритель снова заговорил: «Слушайте все. Слушайте все. Вы должны покинуть Корабль…»
      Мэри прижалась к нему, и он почувствовал, как она дрожит.
      — Джон, мы сейчас выйдем? Мы выйдем?
      Испугалась. Конечно, испугалась. И он испугался. Страх многих поколений не проходит сразу, даже при свете Истины.
      — Не сразу. Я должен кое-что найти.
      Но придёт время, и им придётся покинуть Корабль, выйти на пугающий простор планеты — обнажёнными, испуганными, лишёнными безопасности, которая окружала их в Корабле.
      Но когда придёт это время, он будет знать, что делать.
      Он наверное будет знать, что делать.
      Потому что, если люди с Земли всё так хорошо предусмотрели, то они не могли упустить такой важный момент и оставили где-нибудь письмо с указаниями, как жить дальше.

ЧЕРЕЗ РЕЧКУ, ЧЕРЕЗ ЛЕС
Перевод Л. Жданова

1

      Была пора, когда варят яблоки впрок, когда цветут золотые шары и набухают бутоны дикой астры, и в эту-то пору шли по тропе двое детей. Когда она приметила их из окна кухни, то на первый взгляд показалось дети как дети, возвращаются домой из школы, у каждого в руке сумка, а в ней, понятно, учебники. Будто Чарлз и Джемс, подумала она, будто Алис и Магги, да только давно минуло то время, когда эта четверка шагала по тропинке в школу. Теперь у них свои дети в школу ходят.
      Она повернулась к плите помешать яблоки — вон на столе ждет широкогорлая банка, — потом снова выглянула в окно. Они уже ближе, и видно: мальчик постарше, лет десять ему, девочке-то никак не больше восьми.
      Может, мимо? Да нет, не похоже, ведь тропа сюда приведет, куда еще по ней попадешь?
      Не дойдя до сарая, они свернули с тропы и деловито зашагали по дорожке к дому. Ведь как идут, не задумываются, точно знают, куда идти.
      Прямо к крыльцу подошли, и она вышла на порог, а они смотрели на нее снизу, с первой ступеньки.
      Мальчик заговорил:
      — Вы наша бабушка. Папа велел первым делом сказать, что вы наша бабушка.
      — Но ведь это… — она осеклась.
      Она хотела сказать, что это невозможно, она не может быть их бабушкой. Но, посмотрев вниз, на сосредоточенные детские лица, обрадовалась, что не произнесла этих слов.
      — Меня звать Элен, — тоненьким голоском сказала девочка.
      — А меня Пол, — сказал мальчик.
      Она отворила затянутую сеткой дверь, дети вошли в кухню и примолкли, озираясь по сторонам, будто в жизни не видели кухни.
      — Все как папа говорил, — сказала Элен. — Плита вот, и маслобойка, и…
      — Наша фамилия Форбс, — перебил ее мальчик.
      Тут женщина не выдержала.
      — Но это невозможно, — возразила она. — Это же наша фамилия.
      Мальчик важно кивнул.
      — Ага, мы знаем.
      — Вы, наверно, хотите молока и печенья, — сказала женщина.
      — Печенья! — радостно взвизгнула Элен.
      — Мы не хотим причинять вам хлопот, — сказал мальчик. — Папа говорил, чтобы мы не причиняли хлопот.
      — Он сказал, чтобы мы постарались быть хорошими детьми, — пропищала Элен.
      — Я уверена, вы постараетесь, — отозвалась женщина. — Какие уж тут хлопоты!
      Ничего, подумала она, сейчас разберемся, в чем дело.
      Она подошла к плите и отставила кастрюлю с яблоками в сторонку, чтобы не пригорели.
      — Садитесь-ка за стол, — сказала она. — Я принесу молока и печенья.
      Она взглянула на часы, тикающие на полке: скоро четыре. Вот-вот мужчины придут с поля. Джексон Форбс сообразит, как тут быть, уж он всегда найдется.
      Дети вскарабкались, пища, на свои стулья и с важным видом смотрели вокруг — на тикающие часы, на плиту с алым отсветом в поддувале, на дрова в дровяном ящике, на маслобойку, стоящую в углу.
      Сумки они поставили на пол рядом с собой. Странные сумки. Из толстого материала, может, брезента, но ни завязок на них, ни застежек. Да, без завязок и застежек, а все равно закрыты.
      — У вас есть марки? — спросила Элен.
      — Марки? — удивилась миссис Форбс.
      — Не слушайте ее, — сказал Пол. — Ей же не велели спрашивать. Она всех спрашивает, и мама ей не велела.
      — А что за марки?
      — Она их собирает. Ходит, таскает чужие письма, только чтобы добыть с конверта марки.
      — Ладно уж, поглядим, — сказала миссис Форбс. — Как знать, может, найдутся старые письма. Потом и поищем.
      Она пошла в кладовку, взяла глиняный кувшин с молоком, положила на тарелку печенья из банки. Они степенно сидели на месте, дожидаясь печенья.
      — Мы ведь ненадолго, — сказал Пол. — Как бы на каникулы. А потом родители придут за нами, заберут нас обратно.
      Элен усердно закивала.
      — Они нам так сказали, когда мы уходили. Когда я испугалась, не хотела уходить.
      — Ты боялась уходить?
      — Да. Почему-то вдруг понадобилось уйти.
      — Времени было совсем мало, — пояснил Пол. — Все спешили. Скорей-скорей уходить.
      — А откуда вы? — спросила миссис Форбс.
      — Тут совсем недалеко, — ответил мальчик. — Мы шли недолго, и ведь у нас карта была. Папа дал нам карту и все как следует рассказал…
      — Вы уверены, что ваша фамилия Форбс?
      Элен кивнула.
      — Ну да, как же еще?
      — Странно, — сказки миссис Форбс.
      Мало сказать — странно, во всей округе нет больше никаких Форбсов, кроме ее детей и внуков. Да еще этих детей, но они-то чужие, что бы сами ни говорили.
      Они занялись молоком и печеньем, а она вернулась к плите, снова поставила на огонь кастрюлю с яблоками и помешала их деревянной ложкой.