Passe Decompose, Futur Simple

      Он оставил салат недоеденным, рассчитался и через Лувр вышел к Сене и по мосту Искусств, мимо унылого престарелого рокера, тренькавшего что-то неразборчивое на своей усталой ситаре, мимо загоравшего на скамейке длинноного янки, на кепке которого было написано Living Immortals, мимо человека в темном костюме и галстуке, который, сжав узкие губы, через видоискатель камеры смотрел на остров Сите (с похорон что ли? как можно в такую сумасшедшую жару...), мимо японца с мольбертом, писавшего теневую набережную и стоянку барж, мимо человека в огромной соломенной шляпе и драных шортах, собиравшего на опохмелку - вышел на Левый берег. Это был его любимый маршрут.
      Через полчаса, бросив взгляд на веранду Ростана, он свернул в свою контору. Отключив сигнализацию, он раскупорил окна и сел за стол. На автоответчике пульсировала цифра 2. Первое послание было копией того, что Жюли оставила дома, второе хриплым голосом Кима, выдало:
      - Я прилетел... Попробую найти тебя в конторе, или на Монпарнасском... See you...
      - Японский бог! - подумал Борис, а как же бабки? Капуста? А.., в конце концов, переведут назад. Потеря времени, не более.
      Он был рад. О Дэзире он старался не думать. Наверняка поцапались. Может быть, опять расходятся. Жаль. Они друг другу вполне... Бутылка "виши" была теплой. Он, обливаясь, глотнул. Кипяток. Сняв рубаху, громко зевнул и отправился в закуток туалета. Он облился по пояс, глотнул из-под крана. Тоже - теплая. Вернулся, уселся на продавленный диван. Дождя не будет, подумал он, потянулся и передвинул поближе телефон. Какой номер у них на Полей Богоматери? Он вспомнил номер, но не был уверен в последней цифре. Набрал. Ответил молодой женский голос по-английски:
      - Хеллоу?
      Он спросил квартира ли это мадемуазель Леру. Да это была ее квартира. С кем он говорит? Со съемщицей. Мисс снимала квартирку на шесть месяцев. Нет, никто мадемуазель Леру не звонил и никто, нет-нет, никто не заходил... Шипела вода, телефон трещал. Мисс, это было ясно, говорила по переносному телефону, стоя под душем.
      Он решил перелистать "Нью-Йорк Книжное Обозрение", но его не было забыл в кафе, включил компьютер и от нечего делать начал чистить файлы. Стер к чертям половину подстраховочных, залез в "нортон", уплотнил диск, закрыл... Хорошо бы купить модем.
      Натягивая влажную от пота рубаху, он поймал себя на том, что из какой-то внутренней трещины сочится хандра, выудил из бумажной корзины запрятанную фляжку "бэллэнтайна" и глотнул. Виски отозвалось легкой изжогой.
      - Завтра,- сказал он, - драконий режим. Баста!
      * *
      Сандра сидела на самом углу, возле лотка с книгами. Она была одна. Он плюхнулся рядом. Покрутил головой.
      - Мы знакомы? - спросил он.
      - Нет, - сказала она, целуя его в губы. - Но это пройдет.
      - Боже, как же ты хороша,- у него щекотало в горле.
      - По крайней мере, ты знаешь, что теряешь...
      На какое-то мгновенье она перестала улыбаться.
      Он хотел заказать "панаше", но, глядя на нее, спросил "кир", вдогонку гарсону передумал и тот принес хайболл водки со льдом и бутылку тоника.
      - Без двух порций я тебя не вынесу.
      Она пила кофе.
      - Ночной рейс,- улыбалась она, рассматривая его лицо. - Все равно не спать.
      - Как всегда, - сказал он, чувствуя, как пьянеет.
      - Ты знаешь куда? - она гладила его руку. - ... В Москву...
      - Ca..!
      В течении нескольких минут он не знал на каком языке они говорят.
      - Ca, tu as mal choisi...
      - Почему? спросила она.
      - Сюрприз, журналисткие бредни... Завтра узнаешь... Не обращай внимания, это так, шутка, добавил он, заметив, что глаза её продолжают спрашивать.
      Помолчали. Мимо прошел Тетсо с сумкой ракеток, махнул рукой. Из-под соседнего столика выползла болонка, высунув язык, уставилась на Сандру. Та бросила ей кусочек сахара. Солнце было теперь ниже крон деревьев и время от времени полыхало в просветах усталой электросваркой.
      - Ким приехал,- наконец сказал Борис. - Может быть появится. У них опять всё вверх ногами...
      - Слушай, - Сандра подняла его руку, разглядывая ладонь, - пойдем в твой офис, это ведь рядом?
      - Десять метров,- ответил он. Он знал этот её тихий голос.
      - Стоит ли? Опять всё начнется сначала... Он отер пот со лба салфеткой.
      - Когда я с кем-нибудь другим,- она смотрела теперь в сторону, - я думаю о тебе. Я практически каждый раз кончаю с тобой.
      - Я тоже... сказал Борис.
      Он отобрал у нее одеревеневшую вдруг руку, она встала, вытащил сотню, подсунул под пепельницу. Уже стоя, он допил водку-тоник и, чуть не раздавив псину, выбрался из-за столика.
      Мимо витрин книжных, мимо крошечного выставочного зала, мимо магазинчика киноафиш, мимо принадлежностей письменных и мимо цветочной лавки, возле которой в зарослях барбариса и далий бился и плясал на мокром асфальте резиновый шланг, мимо гадальных карт, мимо витаминов и трав прошли они и повернули направо в холодный, как церковь, подъезд.
      Уходя, он забыл включить сигнализацию и теперь, выключая, на самом деле её включил. Сообразив, он в самый последний момент набрал код. Его знобило и трясло.
      Je suis malade de toi...
      Сандра, заведя руки за спину, расстегивала лифчик. Юбка была аккуратно повешена на спинку кресла. Прыгая на одной ноге, она содрала с себя слипсы. Он повернулся к ней, и она резко притянула его к себе и, крепко целуя, вслепую начала расстегивать ремень на его джинсах. Её рука скользнула под джинсы, он почувствовал, как наполняется силой в её руке, её грудь вжалась в него, на какое-то мгновенье они отпустили друг друга - он содрал с себя рубаху, джинсы - и, почти упав на диван, они жадно гладили и мяли друг друга, словно проверяя после разлуки, всё ли на месте. Его рука была у неё меж ног, он осторожно ласкал её там, где природа надрезала её.
      Она текла, как порванный пакет с манговым соком.
      Диван был неудобен, он кое-как нашел равновесие и вошел в неё с силой, чувствуя, как всё её тело поднимается ему навстречу. Она умела кричать почти молча, закусив руку, не обязательно свою. Он бился об неё, вбивал себя в неё с каким-то озверением.
      - Я не могу ждать,- прошептала она и, не закрывая глаз, глядя ему в глаза, ища его рот своим, сильно дернулась и забилась в мелких спазмах. Он целовал её мокрые плечи, мокрую грудь, лицо...
      * *
      Было начало десятого. Сандра вышла из туалета, вытираясь жалким крошечным полотенцем. Он сидел на полу, курил. Тело медленно остывало. Меж лопаток подсыхал ручеек пота.
      - Не грусти,- сказала она, стягивая юбку с кресла. - Ca nous est deja arrive... Помнишь? На Искии? Ты тоже не мог кончить.
      - C'est ma tete... - сказал он.
      - Чья же еще? Конечно, это твоя голова. Твоя дурацкая голова. Она застегивала блузку.
      -У меня еще немного времени, пройдем через сад?
      Он протянул руку и достал флягу с виски.
      - Я бы выпил пива,- сказал он, делая большой глоток. - Холодного пива.
      - Ростан открыт до которого часа? - спросила она.
      * *
      Было начало десятого. Он позвонил Жюли. Её голос был карамельно сладок.
      - Я тебя жду...
      - Слушай, - он смотрел, как Сандра большим гребнем расчесывает волосы. - Приехал Ким. Он не звонил? Я не знаю, где его искать...
      - Во сколько ты будешь? - её голос погас.
      - Через час? - вопросительно ответил он. Сандра кивнула.
      - Через час. Если он позвонит,- скажи, что я еду...
      * *
      Они вернулись в "Ростан" и он быстро, у стойки, выпил кружку бочкового. Перейдя улицу наискосок, они вошли в сад.
      С этой стороны, со стороны улицы Медичи и бульвара Сен-Мишель, каштаны уже начали желтеть. Солнце теперь было совсем низко, где-то возле монпарнасской башни, и приходилось щуриться. Лучи были густо малиновыми, иногда почти зелеными, и пока они не миновали фонтан и бассейн с утками, было невозможно снять солнечные очки. Они сели возле балюстрады, сдвинув вместе два тяжелых кресла.
      - Je ne suis pas triste, - сказал он. - Не переживай за меня.
      Она нагнулась и поцеловала его в ладонь. Она делала это редко и каждый раз по спине у него пробегали мурашки. Длинные тени падали со всех сторон, сужались, тянулись к бассейну. Слабо пахло лимоном, цветами табака, застоявшейся водой.
      - Ты думаешь, мы смогли бы жить вместе? Если бы я развелась? - Сандра смотрела в сторону.
      Боже! - подумал он. Конечно! С этой же минуты, раз и навсегда!
      - А ты хочешь? - сказал он вслух.
      Он достал сигарету, сломал пополам, закурил.
      - Я не знаю, - он смотрел, как, тараня мягкие складки рыжей пыли, к ножке кресла ползла пчела, - что именно в нас испорчено. Я имею, в виду во мне... В Киме, быть может... Мы ведь двойники... Понимаешь? У меня такое ощущение, что я или родился без какого-то органа внутри, или же он у меня атрофирован с детства. По крайней мере я - не такой, как вы. Как вы здесь. Мы - не такие. Глупо, но к тому выводу приходишь после стольких лет... Не люблю это слово - эмиграции.
      Ветер колыхнул ветви деревьев над ними, розовая пыль поднялась облаком, светясь там, где ее пронизывали лучи низкого солнца, завилась игрушечным смерчем... Небо было наполнено остывающим светлым дрожанием.
      - Ты хочешь сказать, она продолжала смотреть в сторону, что каждый раз, я знаю, ты это слово тоже не любишь, каждый раз, когда ты чувствуешь себя счастливым, у тебя появляется чувство вины... Или грусти? Что ты не можешь быть просто - счастливым? Без - последствий?
      - Знаешь, когда падаешь из окна, можно при желании сказать, что летишь, но на самом деле все же - падаешь... Когда я с тобой, я действительно счастлив. И в то же самое время во мне гудит какая-то тревога. Сирена. Словно я не имею права... Словно это, не знаю, как сказать... Самоубийство? Самоубийственно?
      Пчела дернулась, снялась с места и исчезла.
      - Это твой ответ? - спросила Сандра. - Ты не хочешь жить со мной, из-за этой твоей тревоги?
      Где-то возле баскетбольной площадки раздалась трель свистка. И сразу со всех сторон, из глубины сада, от дворца, из далеких зарослей рододендронов у фонтана Медичи, со стороны колоннады и облупленных львов полетели свистки охранников.
      - Fermeture! - кричали со всех сторон. -Закрываем. Fermeture!
      Толстый седобородый охранник со свистком в руке приближался к ним. Закрываем, дамгоспода,- красными мокрыми губами улыбался он,- Fermeture!
      Они встали и пошли к выходу. В густой тени каштановой рощи самые последние солнечные подтёки горели в горячем песке, как лужи крови.
      - С этой стороны закрыто, предупредил их откуда-то сбоку голос охранника. - По центральной аллее, пожалуйте...
      - Если бы ты и я с завтрашнего утра стали бы жить вместе, начал он, удивляясь тому, что слова удавались ему с трудом, что их трудно вдруг стало выговаривать,- и если бы через год или же через пять лет между тобой и мной все бы кончилось, перестало вибрировать, иссякло, для меня бы это был конец всего. Не тебя и меня... - он вел ее за руку, как водят детей. - А всего. Понимаешь? Конец всего, что может в жизни быть. Вообще.
      - И ты не хочешь рисковать? - спросила она, скосив глаза. Голова ее была опущена, словно она на ходу искала что-то под ногами. - Дурак.., добавила она после паузы, тряхнув головой. - Ты просто очень глупый, дебильный, совершенно идиотский круглый квадратный дурак!
      - Я знаю, сказал он. - Я больше, чем дурак.
      - Поговорим о чем-нибудь другом... Она подняла голову. Глаза ее блестели, рот натужно улыбался. - О чем ты хотел? Когда мы шли...
      Он набрал полные легкие воздуха.
      - У меня такое ощущение, начал он, чувствуя почти физически, как раздваивается, что настала совсем другая эпоха. Это пока не заметно. Но мы перебрались всем скопом в совсем другие времена. Не знаю, чувствуешь ли ты это... Я помню году в семьдесят пятом,- почти всхлипывая, продолжал он сквозь густой туман невыносимой собачей тоски, - встретил я где-то в Москве одну приятельницу. Она была замужем за дипломатом и только что вернулась из Европы. "Ну как там, спросил я, в Европе? - Потрясающе, сказала она, - вся Европа танцует..." Так вот, я хочу тебе сказать... - они остановились, это не потому, что теперь мне за сорок. В Европе больше не танцуют. Танцы кончились. В общем-то всё кончилось: сексуальная революция, гонки по автострадам, эЛэСДэшные путешествия, острова в теплом море, по дешевке купленные старые фермы в Бретани, Вудсток, Маклюен, ТМ... То есть всё это продолжает кое-как существовать, всё это еще наполнено жизнью, но это как отражение в гаснущем зеркале. Знаешь, посмотришь на ветку жасмина, закроешь глаза, и она у тебя еще дрожит где-то на изнанке век... Все что происходит нынче - лишь отражение в гаснущем зеркале, на изнанке век...
      Они стояли под липами. Она смотрела на него с прежней нежностью.
      - Эсхатологический бред, - сказала она и провела ладонью по его лицу. - Как насчет нашествия инопланетян? Что еще застряло меж твоих полушарий?
      - Наугад? - спросил он. - Мы как евреи, в абсолютном рассеянье, даже дома. И - без Израиля. Без земли обетованной.
      - Это всё?
      Он притянул ее к себе, вдохнул запах ее волос, поцеловал за ухом.
      - Боже, как утомительно быть дураком, - сказал он, беря ее под руку.
      Шаги его были теперь неуверенными, разными, он чувствовал, как качается, как плывет земля, как за спиной беззвучно, медленно, широким движением поворачивается небо: сползает набок монпарнасская башня, вповалку ложатся деревья, ползет в зенит дворец Сената, хлещет через край зеленая вода бассейна, бьются на гравии дорожки жирные карпы...
      У ворот, выходящих на Бульмиш, было небольшое столпотворение. Какая-то парочка пыталась воспользоваться давкой и проскользнуть в сад.
      - Закрыто,- сказал розовощекий офицер охраны, загораживая им путь. Сожалею. Приходите завтра. С восьми утра.
      FIN