Сто дней Наполеона

Непосредственно позади укрепленных позиций в Угумоне линия покидала улочку и забирала к югу. Местность превосходно соответствовала своему оборонительному назначению, с изгородью и склоном с обратной стороны, где могли укрыться солдаты. Впереди земля уходила на юг долгим покатым склоном и затем поднималась в направлении французских позиций на противоположной стороне. У подножия склона с правой стороны англичан, то есть неподалеку от западного края поля, находился Угумон, почтенная деревен-ская усадьба с фермой, часовней и обширной землей, включающей в себя густой лес. Одним из преимуществ оборонительной позиции, выбранной Веллингтоном, было то, что подъем впереди, по которому должны были пройти французы, если бы они предприняли фронтальную атаку, был достаточно крутым, чтобы замедлить их продвижение, особенно сейчас, когда почва была сырой. Резерв можно было хорошо спрятать за склоном с обратной стороны, с тыла сюда вели дороги с высокой пропускной способностью.
      Направо по брюссельской дороге, прямо напротив центра союзников, находилась укрепленная ферма Ла-Э-Сент, где 2-м легким батальоном Королевского Германского легиона командовал майор Баринг. Угумон, где командовал полковник Макдонелл, был укреплен сильнее и выступал так далеко, что почти смыкался с французскими позициями. (Особняк и ферма в Угумоне охранялись легковооруженными ротами 2-й гвардейской бригады во главе с полковником Макдонеллом, а сады и лес - ротами 1-й гвардейской бригады лорда Сэлтона. Кроме того, густой лес, расположенный у южного края позиций, был занят полком из Нассау и двумя ротами ганноверских стрелков.) Эти два укрепленных оплота оказались бесценными в ходе предстоящей битвы. Среди других аванпостов имелся гравийный карьер, из которого накануне стрелял капитан Мерсер (прямо напротив центра линии, на противоположной стороне дороги в Ла-Э-Сент), а также фермы Папелотт и Ла-Э напротив левого края центра, с войсками принца Бернарда Саксен-Веймарского.
      Фронт Веллингтона, длиной в три с половиной мили, был разделен на три части. Левой, на верхней дороге, командовал сэр Томас Пиктон, правой принц Оранский. Далее направо, к западу от дороги из Нивелля в Мон-Сен-Жан, находился участок под командованием лорда Хилла. Веллингтон возлагал на лорда Хилла величайшие надежды и снабдил его мощным резервом пехоты там, где боялся обхода своих позиций с фланга. Еще дальше на запад войска стояли в Хале, что являлось еще одной предосторожностью на случай обходного маневра к западу.
      Веллингтон пытался спрогнозировать ситуацию, опираясь на то, что он сам предпринял бы на месте Наполеона. Хорошо обученные британские и германские войска высочайшего класса, на которых он более всего рассчитывал, служили сдерживающей силой в обороне. Худшее, что мог сделать Наполеон, было позволить таким солдатам стоять и защищаться на исходных позициях. На его месте Веллингтон совершил бы маневр, и он строил свои планы с учетом того, что Наполеон мог бы это сделать. В то же время он основательно подготовился к каждой из трех стратегий, которые его противник мог избрать при атаке; были также сделаны все приготовления на случай соответствующих передвижений пруссаков. Если бы Наполеон атаковал правый фланг Веллингтона, пруссаки совершили бы марш-бросок к Оэну, чтобы принять участие в битве; если бы он атаковал в центре, пруссаки послали бы одну колонну через Оэн на помощь левому флангу Веллингтона, а другую через Сен-Ламбер и Лан, чтобы атаковать французов в тыл. Если бы Наполеон пошел на Сен-Ламбер и попытался втиснуть свою армию между союзниками, пруссаки должны были бы сдерживать его атаку, пока армия Веллингтона не перейдет в наступление и не атакует французов с левого фланга и с тыла. Не удалось предугадать лишь количество времени, которое может понадобиться французам для перехода на поле. Было решено, что первым в военные действия вступит корпус Бюлова, поскольку он не воевал 16-го числа; однако по прибытии в район Вавра его разместили дальше к востоку от остальной армии, поэтому много времени было потеряно в ожидании, пока он выйдет вперед. Хотя кавалерия продвигалась быстро и ее уже было видно на холмах у Оэна, пехоту задержали затопленные дороги и поля, и авангард под командованием генерал-майора фон Лостхина добрался до Вавра лишь к 7 утра. Пока войска маршировали через город, случайно возник пожар, который распространился так быстро, что это замедлило все передвижения. Основная часть 4-го корпуса дождалась, пока огонь потушат, и таким образом замешкалась больше чем на два часа. В это время корпуса Пирха и Цитена праздно ждали, пока их не обойдет Бюлов, они располагались ближе к полю битвы. Эта отсрочка, а также то, что войска в Хале не были использованы Веллингтоном в течение дня, некоторым образом компенсировали ошибочное удаление Груши так далеко от основной армии.
      Веллингтон подготовился к бою своевременно, задолго до предполагаемой атаки; однако, к счастью для него, это произошло гораздо ранее, нежели битва началась в действительности, так что позднее прибытие прусской армии не имело катастрофических последствий, что могло бы произойти, если бы Наполеон поторопился. В восемь часов значительная часть французских войск еще шла по брюссельской дороге из Женаппа; но даже если бы она уже была собрана, Наполеон не стал бы спешить, поскольку считал, что англичане целиком в его власти. "Вот они где у меня, эти англичане!" - воскликнул он, обращаясь к собравшимся на рассвете. Необходимо было также выяснить состояние почвы. Генерал Друо придерживался того мнения, что за два-три часа почва значительно высохнет от ветра, и потому стоит немного отложить сражение. Наполеон решил подождать.
      Между восемью и девятью часами он завтракал на ферме Ле-Кайю. Стол был сервирован императорским столовым серебром, и среди офицеров присутствовали Сульт, герцог Бассано и Друо. После завтрака на столе разложили карты, и Наполеон сделал оптимистичные зявления. "Противник численно превосходит нас более чем на четверть, - говорил он. - Тем не менее в нашу пользу примерно 90 шансов, да и остальные десять - не против нас". На самом деле Наполеон располагал в этой битве 74 000 человек и 266 орудиями и, таким образом, численно превосходил Веллингтона, у которого было 67 661 солдат и 156 орудий. Фортескью приводит данные, согласно которым, соотношение армий Веллингтона и Наполеона составляло два к трем. Он подсчитывает действительную боеспособность армии герцога, включая всех, на кого можно было более или менее положиться.
      Маршал Ней присоединился к генералам за завтраком; он только что осмотрел аванпосты и сообщил, что налицо признаки отступления Веллингтона. Но Наполеон уже достаточно видел и слышал, чтобы быть уверенным в намерениях Веллингтона драться.
      "Ваши наблюдения неверны, - сказал он. - Слишком поздно. Веллингтон обрек бы себя на неминуемое поражение. Жребий брошен, и он в нашу пользу".
      Несмотря на самоуверенность Наполеона, некоторые из присутствовавших генералов были глубоко обеспокоены и предпочли бы видеть сейчас рядом с собой Груши и его солдат. Те, кто воевал против герцога Веллингтона в Испании, были высочайшего мнения о его способностях, а другие знали по слухам, что он - грозный противник. Свое мнение высказал лишь маршал Сульт; попытавшись сделать это накануне, он вновь вернулся к данной теме и стал убеждать Наполеона послать гонцов и отозвать Груши на поле боя.
      "Вы считаете Веллингтона сильным полководцем лишь потому, что он смог победить вас, - уколол Наполеон своего начальника штаба. - А я говорю вам, что он слабый полководец и что у англичан плохая армия. Мы с ними быстро разделаемся".
      "Надеюсь, что это так", - ответил Сульт.
      Вскоре после этого приехал генерал Рейль вместе с Жеромом Бонапартом; они прибыли во главе 2-го корпуса, авангард которого к 9 утра добрался до Бель-Альянса. Наполеон спросил Рейля, что он думает об английской армии. "Когда английская пехота удачно размещена, - а Веллингтон знает, как ее разместить, - сказал Рейль, - они непобедимы во фронтальной атаке, и всё благодаря их спокойствию, твердости и превосходной стрельбе. Прежде чем подойти к ним со штыками, половина атакующих бывает уничтожена. Но английская армия менее подвижна, менее гибка и менее маневренна, чем наша".
      Наполеон прервал дискуссию недоверчивым восклицанием.
      Жером Бонапарт привез Наполеону сведения, к которым ему полезно было бы прислушаться. Жером накануне обедал в том самом Roi d'Espagne в Женаппе, где во время своего отступления обедал и Веллингтон. Адъютант герцога был достаточно легкомыслен, чтобы во всеуслышание разглагольствовать о решении герцога и Блюхера выступить против французов на юге, у леса Суанье. Официант, состоявший на службе у Жерома, поспешил повторить все, что услышал, добавив, что пруссаки будут идти по дороге через Вавр. Но Наполеон выбросил все это из головы как пустую болтовню. "После битвы во Флёрюсе, сказал он, - англичане и пруссаки дня два еще не смогут объединиться. Кроме того, Груши идет за пруссаками по пятам".
      Больше сказать было нечего. Он поднялся из-за стола и приготовился ехать в Бель-Альянс. В его голове уже созрел план. Около 9.30 утра он ехал по дороге по направлению к фронту.
      Если его многоопытные генералы были не слишком уверены в победе, офицеры помоложе и слуги, оставшиеся в Ле-Кайю, были столь же убеждены в исходе сражения, как и их августейший хозяин. Само собой разумелось, что штаб императора будет сей же ночью переведен в Брюссель; однако Наполеон приказал приготовить обед в Ле-Кайю в 6.30 вечера и заказал хорошо прожаренную баранью лопатку; это означало, что в Брюссель приедут поздно. Несмотря на это, радость становилась все сильней; не было никаких сомнений в том, что все произойдет так, как задумано.
      Выехав к Бель-Альянсу, Наполеон взял с собой в качестве проводника местного жителя, крестьянина по имени Декостер, владельца кабачка между Ле-Кайю и Бель-Альянсом. Декостер ехал между Наполеоном и адъютантом, его седло было привязано к седлу ехавшего позади него кавалериста. Наполеон детально расспрашивал его об особенностях местности и не отпускал от себя весь день. Наполеон имел привычку пользоваться услугами местных гидов, воюя за границей, и на этот раз он принудил к службе еще одного крестьянина, некоего Жозефа Буржуа, который трясся от страха при встрече с императором. Когда впоследствии его попросили описать Наполеона, он дал любопытный ответ: "Его лицо было как циферблат часов, на который не посмеешь взглянуть, чтобы узнать время".
      В Бель-Альянсе Наполеон обсудил со своими инженерами состояние почвы и неприятельские позиции, а также надиктовал приказы о размещении войск, на которые он был намерен взглянуть, пока они будут маршировать на боевые позиции. Затем он отъехал назад, к ферме Россомм, находившейся на полпути между Ле-Кайю и Бель-Альянсом. Эта ферма располагалась на возвышенности, оттуда открывался широкий вид на позиции Веллингтона и всю территорию предстоящего сражения. Ясно виднелись холмы и леса у левого фланга Веллингтона, однако кавалерия Бюлова осталась незамеченной французами.
      В это время Груши находился в Сарт-а-Валене, куда он прибыл в девять часов. Его войска шли к Вавру; самые первые из них, те, что были с Вандаммом, приближались к Нил-Сен-Венсану. Дружелюбный нотариус, проживавший неподалеку от деревни Вален, предложил Груши воспользоваться его гостеприимством и сообщил ему некоторые полезные сведения. Груши узнал, что пруссаки прошли насквозь или мимо города тремя колоннами и что они, по-видимому, направляются к Веллингтону в Брюссель.
      Смотр войск, устроенный Наполеоном, начался в 10 утра. Из Россомма он наблюдал за тем, как армия расходилась по местам. Солдаты маршировали вперед одиннадцатью колоннами, рассредоточившись по равнине, открыто демонстрируя всю свою мощь. Тактика Веллингтона была совершенно другой, он как можно тщательнее скрывал расположение и численность своих войск; но Наполеон, с его любовью к театральным жестам, сделал ставку на зрелищность и, вероятно, надеялся таким образом устрашить своего врага. Играли военные оркестры, рокотали барабаны, звенели горны. Солнце отражалось вспышками на мечах и шлемах, сияло на разноцветной форме - алой, зеленой, золотой, голубой и белой. Флаги трепетали на ветру, блестели золотые орлы. Зрелище было великолепным; но как же жалко выглядел каждый отдельный человек элемент этого грандиозного шоу; каким бледным, голодным и настороженным был каждый отдельный солдат, с какой тревогой вглядывался он в будущее.
      Пехота д'Эрлона и Рейля формировала линию фронта армии, разместившись налево и направо от брюссельской дороги напротив центра линии Веллингтона, с легкой кавалерией на внешних флангах. Во второй линии, позади Рейля и д'Эрлона, стояли кирасиры Келлермана и Мийо; в центре слева от дороги на Брюссель стоял корпус Лобау, справа - Домон и Сюберви. Третью линию образовывала Императорская гвардия. Тяжелая кавалерия Гюйо размещалась позади Келлермана, легкая кавалерия Лефевр-Денуэтта находилась позади Мийо; за центром стояла пехота и артиллерия гвардии. Далее, перед корпусом д'Эрлона, справа от Бель-Альянса, была собрана грозная батарея пушек.
      Из Россомма Сульт наконец выслал Груши ответ на вчерашнее донесение: "Император получил Ваш последний рапорт, написанный в Жанблу. Вы сообщаете Его Величеству о двух прусских колоннах, которые прошли через Совеньер и Сарт-а-Вален. Однако есть сведения о том, что довольно мощная третья колонна прошла через Жери и Жантинн в направлении Вавра.
      Император поручил мне сообщить Вам, что Его Величество в данный момент готовится атаковать английскую армию, которая заняла позиции в Ватерлоо недалеко от леса Суанье. В соответствии с этим Его Величество желает, чтобы Вы направились к Вавру, так чтобы вновь приблизиться к нам, действовать согласованно и поддерживать связь, двигая перед собой прусские корпуса, которые также избрали это направление и могли остановится в Вавре, куда Вы должны прибыть как можно скорее. Вслед за теми вражескими колоннами, которые избрали направление к Вашему правому краю, пошлите несколько легких подразделений, чтобы следить за их передвижениями и окружать отставших.
      Сообщите мне немедленно о Ваших приготовлениях и передвижениях, а также сведения о противнике, и неизменно поддерживайте с нами связь; император желает как можно чаще получать от Вас новости".
      Таким образом Груши было приказано двигаться дальше к Вавру.
      Письмо было отослано Груши; он получил его только к 4 часам вечера. Наполеон снова сел на лошадь и поскакал вперед, принимая приветствия своих войск. Двигаясь слева направо вдоль своей линии, он проехал мимо всех своих полков по очереди. Перед ним склонялись знамена, его приветствовали громогласными возгласами. Армия, по словам Тьера, была "пьяна от радости и надежды". Как же далеко может зайти воображение историка в тиши и уединении кабинета!
      Разумеется, солдаты получили перед выходом на позиции двойную порцию бренди, но хлеба им не дали.
      Теперь Наполеон ехал обратно в Россомм, где, согласно Тьеру, немного вздремнул. Возможно, ему необходимо было поспать, но, оставляя своих солдат праздно стоять после смотра, он сокращал их боевые качества, так как в бездействии их одолевал "голод и мысли об опасностях, которые их ожидали". "Эта задержка перед лицом смерти, - пишет капитан Модю, - была использована Веллингтоном, чтобы поддержать силы своих солдат раздачей еды. Что касается французской армии... то ей, как обычно, приходилось воевать на пустой желудок. Все наши запасы оставались в Шарлеруа, где мы их скоро обнаружим сваленными в кучи невообразимой кашей, словом, в самом ужасном беспорядке". (Войска Груши почувствовали себя лучше после того, как захватили обширные прусские запасы.)
      Герцог Веллингтон проезжал из конца в конец своего фронта. По пути в Угумон он на некоторое время задержался в лесу, изучая войска Рейля, которые были построены для атаки. Он обнаружил, что войска нассаусцы несколько обеспокоены близостью столкновения с превосходящими вражескими силами. Он попытался приободрить их, но без особого успеха, поскольку, когда он уезжал, ему в спину было выпущено несколько выстрелов, просто так, от злости. Герцог продолжил путь, сухо заметив своим спутникам, что от него требуется выиграть битву, имея подобных солдат.
      Британские войска и германские легионеры сердечно поприветствовали его, когда он проезжал мимо; но лучше всего было то, что он с облегчением увидел, как французская армия строится для фронтальной атаки. При таком размещении не оставалось шансов на то, что Наполеон будет маневрировать. Веллингтон не помышлял ни о чем, кроме того, чтобы выстоять и защитить свои позиции. Было послано сообщение пруссакам, которые, как было задумано, должны были атаковать французов на фланге с тыла, неподалеку от Бель-Альянса, и также поддерживать левый край линии Веллингтона.
      Наполеон, не приняв во внимание мнение своих генералов, действительно решился на фронтальную атаку. Уссей пишет: "Il dedaigne de manoeuvrer" ("Он не соизволил сманеврировать" - фр.). Он мог бы с пользой для себя атаковать левый край линии Веллингтона, сместив его и отдалив от пруссаков. Но, как предполагает Уссей, он не удостоил Веллингтона вниманием. Одна из самых любопытных особеностей этой кампании - непоколебимая уверенность Наполеона перед битвой Ватерлоо. Действительно, внешне все выглядело в его пользу. Он имел огромное преимущество в пушках, авторитете и количестве солдат. Ему была хорошо известна структура разношерстной армии Велингтона, он мог даже знать его собственное мнение о ней; можно было ожидать, что такая армия недолго продержится перед его армией, с ее-то национальным духом и отношением к делу. Кроме того, лучшие британские войска понесли серьезные потери в Катр-Бра. Если бы расчеты Наполеона относительно Веллингтона были точны, в наступающем сражении ему и в самом деле не потребовались бы никакие тактические finesse (хитрость - фр.). Ему не приходило в голову, что Веллингтон мог руководить, как никто другой, и, как никто другой, умел преодолевать все трудности. Не прислушиваясь к мнению своих генералов, которые могли предупредить его об опасности, и полагая, что Веллингтон ничтожество, он, понятное дело, не видел необходимости возвращать Груши. Он мог ударить в свое время; результат не подлежал сомнению. Час или два потрепать веллингтоновский центр при мощной концентрации артиллерии, кавалерии и пехоты, и он сломает их линию и хлынет на брюссельскую дорогу, отбросив остатки англо-бельгийской армии обратно к проливу.
      "Черт побери этого парня, да он в конце концов просто трепло!" воскликнул в этот момент Веллингтон, словно будучи разочарован в том, что некоторые аспекты прославленного военного гения его противника не спешили проявляться.
      Наполеон был настолько уверен в успехе, что перевез в Ле-Кайю свою казну, государственную мантию и другие монаршие атрибуты для завтрашнего обращения к своим верным бельгийским подданным из их собственной столицы. Старой гвардии приказали взять с собой в ранцы парадную форму и быть готовыми триумфально промаршировать через Брюссель. Вес парадной формы составлял 65 фунтов. Этих солдат держали в резерве, Наполеон, по-видимому, не предполагал использовать их в сражении, разве что под конец, для прекращения агонии англичан.
      В одиннадцать утра Блюхер, превзойдя самого себя, сел на лошадь и выехал из Вавра вместе с колонной Бюлова. Солдаты брели рядом по щиколотку в грязи, с огромным трудом вытаскивая из канав пушки. Блюхер, разъезжая среди войск, умело воодушевлял солдат, и их боевой дух поднимался везде, где бы он ни появлялся. Именно в то время, когда он таким образом добирался до поля сражения, пришло сообщение о том, что французы готовятся атаковать Веллингтона в центр; согласно заранее намеченному плану и обстоятельствам, войскам были отданы соответствующие приказы.
      Маршал Груши, находясь в Валене, писал очередной рапорт Наполеону, сообщая детально все сведения о передвижении пруссаков, которые ему удалось собрать. Сегодня вечером он соберет свои войска в Вавре, писал он и спрашивал о дальнейших указаниях.
      Отослав рапорт с гонцом на хорошей лошади, Груши приступил к ланчу в обществе своего гостеприимного хозяина, нотариуса, в красивом саду загородного дома.
      Наполеон сидел в тяжелом, старомодном кресле за большим столом во дворе фермы Россомм. Мебель была поставлена на толстый слой соломы. Нюхая табак, он изучал свои карты и время от времени поглядывал на расстилавшуюся перед ним квадратную равнину, где друг напротив друга выстроились армии, подобно фигурам на шахматной доске. В данный момент он диктовал приказы маршалу Сульту: "Как только вся армия будет выстроена в боевом порядке, около часа дня, император даст приказ маршалу Нею, и будет начата атака, нацеленная на захват деревни Мон-Сен-Жан, где дороги перекрещиваются..."
      Артиллерийская батарея приготовилась бомбардировать англичан, и графу д'Эрлону предстояло начать атаку, а графу Рейлю - за ним последовать. Инженеры были готовы забаррикадировать деревню тотчас после ее захвата.
      Примерно в это время Наполеону принесли рапорт Груши, посланный им в 6 утра: "Сир, все рапорты и сообщения подтверждают, что противник отступает к Брюсселю, чтобы там сконцентрироваться или дать сражение после объединения с Веллингтоном..." Невозможно сказать, воспринял ли Наполеон это как намек на то, что ему, возможно, сегодня придется встретиться с пруссаками. По-видимому, он не счел сообщение важным и не дал никакого ответа до часа дня.
      Хотя нападение на центр Веллингтона было назначено на час дня, Угумон был атакован без промедления. В 11.15 Рейлю было приказано зачистить лес перед этим укреплением, и первые выстрелы битвы при Ватерлоо раздались в 11.30 утра.
      13.
      Первая фаза битвы;
      Груши в Валене;
      вторая фаза;
      неудачная атака на левый центр линии Веллингтона
      Первая фаза битвы, атака на Угумон, обычно рассматривается как отвлекающий маневр, целью которого было вынудить Веллингтона передвинуть часть войск из центра направо. Однако Веллингтон не передвинул из центра ни единого человека, и если это была диверсия, то вскоре командование забыло об этом, поскольку яростная схватка продолжалась вокруг Угумона весь день и обошлась французам дороже, чем англичанам.
      Три дивизии Рейля были расположены перед Угумоном (одну оставили во Флёрюсе), во главе с генералами Жеромом Бонапартом, Фуа и Башлю. Одна из его батарей открыла огонь по позициям англичан, а Жером атаковал юго-восточную часть леса. Стрелковая цепь двигалась вперед, за ней эшелоном следовали колонны поддержки. Английские батареи открыли огонь, и с опушки леса раздалась мушкетная стрельба; но французы оказали давление и вскоре укрепились среди деревьев. Нассаусцы, которые незадолго до того в присутствии Веллингтона теряли голову от страха, теперь храбро сражались плечом к плечу с ганноверцами; они отступали, но защищали при этом каждый фут. За Жеромом шли солдаты Фуа и Башлю; воздух наполнился дымом и шумом битвы.
      Эти звуки достигли Валена, где маршал Груши мирно вкушал свой ланч. Он как раз добрался до десерта, клубники на блюде, когда один из его полковников, зайдя в загородный дом, прервал его трапезу и сообщил, что из сада слышно стрельбу. Он вскочил, прислушался, и действительно - далеко на западе раздавался низкий грохот. В саду собрались офицеры, некоторые всматривались вдаль на запад, некоторые прикладывали ухо к земле, остальные стояли небольшими группками и обменивались мнениями. Несколько крестьян приблизились к ним и также озабоченно прислушались. Генерал Жерар настойчиво потребовал, чтобы Груши немедленно отправился в направлении стрельбы. Но Груши ответил, что то, что они слышали, вероятно, было действиями арьергарда Веллингтона при отступлении к Брюсселю. Заметив крестьян, он спросил их, где, по их мнению, стреляют, и они ответили, что это, должно быть, в Мон-Сен-Жане. Груши обсудил случившееся с офицерами, но не счел необходимым менять свой маршрут.
      На поле боя французы заняли большую часть леса в Угумоне; однако защитники, при активной поддержке пушек майора Булла и капитана Сэндхема, вновь выбили их оттуда, хоть и ненадолго. Жером не оставлял своих попыток, и вскоре ему удалось захватить весь лес, хотя его удерживали мощные стены, окружавшие сады и внутренний двор замка. Герцог Веллингтон наблюдал за сражением, руководя им сзади, с дороги. Затем он отвел войска из Ганновера и Нассау с занимаемых ими позиций и послал шесть гвардейских рот в подкрепление гарнизону замка. Убедившись, что они смогут продержаться, он поехал в центр, который, как ему виделось, вот-вот должны были атаковать. Ней действительно готовился к обстрелу и собирал пушки в одну огромную батарею недалеко от Бель-Альянса.
      Рейлю было приказано занять окрестности Угумона, и, когда лес уже прочно удерживался, генерал Гильемино, начальник штаба Жерома, порекомендовал прекратить бой. Рейль несколько раз посылал соответствующие приказы, но Жером их проигнорировал и пытался любыми средствами проникнуть за стены и захватить замок. В этом отношении операция в Угумоне полностью пошла на пользу англичанам; французы понесли гигантские потери, а англичане могли удерживать их там лишь небольшим гарнизоном.
      По приказу Наполеона в бой вступили две батареи конной артиллерии Келлермана; к ним присоединилась конная батарея Пире и продольным огнем обстреляла пушки линии Веллингтона. Капитан Мерсер почувствовал на себе действие орудий Пире. Его перевели на правый край второй линии обороны Веллингтона с фермы Мон-Сен-Жан, где он стоял в резерве, и приказали наблюдать за уланами Пире, расставленными к западу от Угумона, но ни в коем случае не стрелять по ним, пока они не пойдут в наступление. Однако батареи Пире открыли стрельбу по подразделению Мерсера и, хотя в большинстве случаев они не попали в цель, несколько снарядов, особенно гаубичных, приземлилось очень близко.
      Перед Мерсером стояли легковооруженные драгуны Германского легиона, от которого время от времени отделялись и уходили вперед отряды; далее, почти скрываясь в высоких колосьях, шли французские стрелки. Слева от него были построены в каре британские пехотинцы, а справа расстилалось прекрасное, чистое поле, мирное и безмятежное. Небо снова покрылось тучами, пошел дождь. Что до сражения, он не мог знать, что там происходит. Вот что он пишет: "Примерно в это время, устав от праздного стояния и батарейного огня с брюссельской дороги, я отважился совершить глупость, которая могла бы обойтись мне очень дорого, если бы герцог случайно оказался в нашей части поля. Я отважился не подчиниться приказу и нарочно открыл по батарее неторопливый огонь, думая, что мои девятифунтовые орудия быстро заставят замолчать их четырехфунтовые. Однако каково было мое изумление, когда на первый же наш удар откликнулась по крайней мере полудюжина джентльменов гораздо большего калибра, о присутствии которых я даже не подозревал и чье превосходство мы сразу же распознали по нарастающему шуму и большой дальности стрельбы, так как они упали далеко позади нас. Я сразу понял свою ошибку и прекратил стрельбу, и они сделали то же - лишь четырехфунтовые продолжали канонаду, как и прежде. Но это было еще не все. Первый раненый среди моих солдат появился вследствие одного из этих проклятых дальнобойных выстрелов. Я никогда не забуду крик, который несчастный издал, когда его ранило. Это был один из последних выстрелов, и пока он стоял между лафетами, его левую руку разорвало в клочья. Этот крик проник мне в самое сердце, и я обвинял себя в том, что стал причиной его несчастья. Однако я был вынужден скрыть свои чувства от солдат, которые обернулись и смотрели на него; поэтому, приказав им "смотреть вперед", я продолжал ходить туда-сюда, в то время как Хитчинс (врач) поспешил ему на помощь".
      Случилось так, что герцог заметил этот акт неподчинения издалека, но подумал, что повинен в нем был капитан Сэндхем, командир соседней батареи. Увидев, что одну из французских пушек подбил британский снаряд, он немедля приказал отдать капитана Сэндхема под арест. К счастью, капитан Сэндхем смог оправдаться, дав какие-то объяснения, а вина капитана Мерсера осталась нераскрытой .
      Капитан Мерсер и его солдаты смирились со своей ролью пассивных наблюдателей, хотя по ним продолжали стрелять пушки Пире. В тот день герцог требовал от подчиненных выдержки и терпения и сам подавал им пример. Однако среди этих испытаний артиллерийский капитан и его солдаты смогли обратить внимание и на смешную сторону событий. Два-три офицера подошли поговорить с ними, и один из них, врач, держал над головой зонтик. Случилось так, что в это время на них обрушился град снарядов из французских пушек, что заставило посетителей поспешить восвояси; врач был так напуган, что упал на колени и быстро побежал на четвереньках, при этом он аккуратно прикрывался от подобного дождя зонтиком. "Наши ребята, - пишет Мерсер, - огласили поле громким смехом".
      Груши и его товарищи в Валене заметили, что стрельба под Угумоном усилилась. Поле битвы находилось от них примерно в четырнадцати милях по прямой, и видно было, как клубы дыма поднимаются над горизонтом. Очевидно было, что сейчас между армиями Наполеона и Веллингтона происходит решающее столкновение. Жерар, при поддержке генерала Валязэ из инженерных войск, все еще убеждал Груши выступить в направлении стрельбы. Но генерал Бальту, командующий артиллерией, возразил, что перевезти пушки по затопленным улочкам, ведущим к Мон-Сен-Жану, будет невозможно. Последовал довод Валязэ, который настаивал, что его инженеры легко смогут передвинуть пушки, Бальту это не убедило, а Жерар разозлился на Груши, который терзался сомнениями, но не решался двинуться в другую сторону.
      "Monsieur le marechal, ваш долг - идти на пушки!" - кричал Жерар.
      "Император сказал мне вчера, что намерен атаковать английскую армию, если Веллингтон примет бой, - сказал Груши. - Потому все это меня нисколько не удивляет. Если бы император пожелал, чтобы я принял в этом участие, он не отослал бы меня на такое расстояние в тот самый момент, когда идет против англичан".
      Ответ Груши был вполне резонным, и если бы Наполеон был более склонен признавать свои ошибки, мы вряд ли узнали бы о сцене в Валене. Акцент следовало бы сделать не на отказе Груши идти на пушки, а на том факте, что Наполеон отправил его слишком далеко, чтобы он мог помочь в битве при Ватерлоо.
      Пропаганда со Святой Елены сделала из Груши козла отпущения: некомпетентного, апатичного маршала, который мог бы спасти положение, если бы прислушался к уговорам Жерара.