Хоуторны (№2) - Симфония любви

– И я тоже, дорогая Лаура, – тихо ответила Мария, на секунду прикрыв глаза. – И я тоже.

* * *

Когда луна поднялась из-за окружавших дом холмов, Салтердон проскользнул в ее комнату, принеся с собой запах холодного ветра, сырой кожи и лошадей. Мария, расчесывавшая волосы перед зеркалом, не успела даже повернуться. Он обнял ее и закружил. Она засмеялась – каждый раз, когда он оказывался рядом, радость переполняла ее. Он поцеловал ее плечо, шею, нежную кожу за ухом.

– Ваша светлость, я несколько часов искала вас. Становится очень трудно скрывать ваше выздоровление от бабушки.

– Не желаю говорить о ней, – прошептал он ей на ухо и снова закружил ее. – Я хочу рассказать тебе, где был и что видел.

Мария отстранилась и, прислонившись к трюмо, рассматривала его лицо и глаза, которые больше не были ни мрачными, ни сердитыми, и нисколько не напоминали волчьи. Он был похож на озорного мальчишку.

– Похоже, у вашей светлости с каждым днем прибавляется сил…

– С каждым часом, милая, – он ударил кулаками по своим длинным, обтянутым кожаными брюками ногам и снова потянулся к ней. Она отстранилась, чтобы не поддаться искушению броситься к нему в объятия и отдаться в его власть.

– Гости начинают прибывать завтра утром. Думаете, Бейсинсток будет вечно поддерживать этот обман?

– Я удивлен, что он так легко согласился плясать под дудку герцогини.

– Эдкам продолжает давить на ее светлость, чтобы она отправила вас в «Роял Оукс». Он считает, что человек, который заперся в комнате и отказывается общаться с кем бы то ни было, лишился остатков разума.

– Эдкам подлец. После смерти отца они с Такли, как пиявки, присосались к бабушке. Упрятав меня в «Роял Оукс», они получат возможность распоряжаться имуществом и финансами семьи после ее смерти. Такли понимает, что я выгоню его, как только получу бабушкино наследство. Это называется инстинкт самосохранения, моя милая Мария. Не одна семья была разрушена бессовестными управляющими.

– Если вы считаете их нечестными, то почему не настаивали, чтобы бабушка…

– Избавилась от них? – Он пожал плечами. – Настаивал. И мой брат тоже. Но она почему-то восхищается ими. У нее острый как бритва ум, и она знает, что они иногда воруют по мелочам. Но считает это неопасным. Кроме того, кто еще будет терпеть ее характер? Баловать ее? Льстить ей, вынуждая считать себя более значительной, чем она есть на самом деле?

Он рассмеялся.

– Не так давно я сам действовал точно так же. Затем Салтердон извлек из кармана брюк сложений листок бумаги, развернул и протянул девушке.

Мария увидела линейки нотных знаков и заглавие вверху: «Песня Марии».

– Мое произведение, – сказал он и танцующей походкой медленно обошел вокруг Марии. – Каждое утро перед рассветом я скакал в поле за холмами и, подставив лицо ветру, смотрел, как над горизонтом встает солнце, освещая бархатистыми лучами долину. В алых и серебристых сполохах мне чудилось твое лицо. Сладкий аромат крокусов напоминал запах твоего тела. Я представлял себе, как мы любим друг друга на этой зеленовато-бурой траве. И ко мне, как на крыльях ангелов, спускалась музыка.

– Ваша светлость… умоляю вас…

– Что? Заняться с тобой любовью? Здесь? Сейчас? Пойдем в музыкальную залу, и я подарю тебе «Песню Марии», а потом положу на рояль и сделаю так, что ты будешь кричать от наслаждения.

Она повернулась, чтобы убежать, но он перекрыл ей дорогу своим телом, ставшим необходимым ей, как воздух.

– Я больше не могу. Ложь вызывает у меня отвращение. Я ненавижу себя, когда сижу рядом с Лаурой и притворяюсь. Я устала от глупых мечтаний, которые преследуют меня и днем и ночью. Но больше всего я презираю себя за ту проклятую беспомощность, которую я испытываю в вашем присутствии, – она отступила. – Я ненавижу все то, что вы олицетворяете. Ваш образ жизни ужасает меня. Брак без любви, а только лишь ради материальной выгоды отвратителен. Меня бесит ваша трусость.

Глаза Салтердона прищурились, на щеках заиграли желваки. В серых глазах опять мелькнуло что-то волчье.

– Да, – кивнула она. – Вы трус, ваша светлость. Вы прячетесь от неизбежного. Предпочитаете ничего не предпринимать относительно вашей свадьбы, а скрываетесь, боясь, что бабушка лишит вас наследства, если вы ослушаетесь ее.

* * *

Сливки высшего общества, как стая голодных волков, съезжались в Торн Роуз в своих черных блестящих каретах, запряженных великолепными лошадьми. Огромный дом наполнился болтовней, смехом и… вопросами.

Действительно ли его светлость выздоровел?

Или Дансуорт настолько глуп, чтобы отдать свою дочь сумасшедшему?

И верны ли слухи, что здоровье герцогини резко ухудшилось?

Салтердон стоял в нише наверху, наблюдая за вереницей мужчин и женщин. Когда-то они были его друзьями. Он танцевал с ними. Соблазнял. Пил с ними. Играл в карты. А они отвернулись от него. Называли его безумцем. Чудовищем. Монстром.

Еще ощущая запах Марии, вкус ее губ, он посмотрел на Лауру Дансуорт, стоявшую рядом с отцом. Она любезно приветствовала любопытных гостей и, вероятно, извинялась за отсутствие Салтердона.

Когда-то он считал ее необыкновенно привлекательной… как ребенка. Но в ней не было души и огня. Она походила на цветок из оранжереи, на который приятно смотреть, но который легко сломается при малейшем ветре.

Она, несомненно, умна. Она могла пересказать сведения и факты, почерпнутые из серьезных книг, чтобы поддерживать беседу в течение целого вечера. Но как насчет способности делать правильный выбор и принимать разумные решения относительно собственной судьбы? Помимо всего прочего, она, без сомнения, переживет его на несколько лет… Справится ли она тогда с обязанностями герцогини?

Когда-то его влекло к ней. Подобное влечение испытывает любой мужчина к прекрасному женскому телу. Внезапно это влечение показалось ему таким незначительным, как одинокий уголек среди лесного пожара чувств, которые он испытывал к Марии.

Мария – полная противоположность тому, что он считал необходимым для женщины, подходящей для брака.

Да, именно так. Череда мыслей вытеснила музыку из его головы. Желание обладать ею болью отозвалось во всем его теле.

Вдруг открылась одна из выходящих в коридор дверей. Спрятавшись за портьерой, он наблюдал, как из комнаты – комнаты Эдкама – вышла Молли, держа подмышкой пару грязных туфель. Одновременно из-за угла появился Тадеус. Он что-то коротко бросил Молли и, постучав, вошел к Эдкаму.

Салтердон двинулся по коридору.

Он, как всегда, нервничал перед тем, как войти в комнату герцогини. Огромное помещение, сравнимое по размерам с парадными залами дворца, блистало позолотой и хрусталем. Стены были украшены роскошными гобеленами с изображением вооруженных всадников. Тут же висели портреты предков и отца, а также изображения его и брата, прекрасных в своей юности, еще не успевших превратиться в циничных подлецов.

В дальнем конце комнаты стояла кровать герцогини. Она лежала неподвижно, как труп.

Он неслышно приблизился к кровати, не отрывая взгляда от тела бабки. Тишина в комнате гулко отдавалась у него в ушах. Он вспотел – как всегда в ее присутствии.

Заметив какое-то движение, он вздрогнул и поднял глаза.

Вскочив со стула, Гертруда торопливо приблизилась к нему.

– Боже мой, сэр, что вы делаете? В доме полно народу. Если кто-нибудь увидит вас…

– Она умерла? – хриплым голосом спросил он.

– Конечно, нет, – прошептала Гертруда. – Просто спит.

– Господи. Когда она так состарилась?

– Ей восемьдесят пять, ваша светлость. Она уже давно старуха.

Он покачал головой.

– Но не такая. Это все из-за меня, Герти?

Гертруда прикусила губу.

– Она очень переживала, сэр.

Салтердон провел рукой по своим растрепанным волосам и опять покачал головой.

– Я пришел сказать ей, что отказываюсь от этого брака. Я пришел сказать, что люблю Марию и что если она не может принять этого, то пусть идет к черту. Я первый раз в жизни действительно решил ослушаться ее… Но как я могу, когда она в таком состоянии?

Герцогиня пошевелилась.

– Она просыпается, ваша светлость, – схватила его за руку Гертруда. – Если она обнаружит вас здесь, то ее точно хватит удар. Если она увидит, что вы ходите, то пути назад не будет. Вспомните, она считает, что вы заперлись у себя в комнате и угрожаете застрелить себя и всякого, кто осмелится побеспокоить вас.

– Не такая уже плохая идея.

– Но я не уверена, что она выдержит потрясение, увидев вас, а кроме того… – Гертруда еще больше понизила голос. – Подумайте, какое унижение ей придется пережить, если вы в таком виде прямо сейчас спуститесь вниз и объявите целой сотне людей, что не собираетесь жениться на леди Лауре.

Герцогиня опять зашевелилась. Веки ее затрепетали, руки слабо сжались, сверкнув бриллиантами в надетых на пальцах перстнях.

Салтердон отступил назад, и внутри него вновь поднялась волна отчаяния и гнева. Тихо выругавшись, он повернулся и вышел из комнаты. Вернувшись к себе, он так сильно хлопнул дверью, что стекла задрожали.

Глава 18

Спрятав босые ноги под юбку и откинув голову на спинку кресла, Мария прислушалась к разносящимся в ночной тишине последним аккордам «Песни Марии».

Каждая нота дрожью отзывалась в ее сердце, лишала спокойствия, вызывала слезы.

Слава Богу, единственная свеча на крышке рояля да вала недостаточно света. Слава Богу, любопытные гости давно разошлись по спальням. Если бы она могла совладать со своими чувствами и последний раз поцеловать Салтердона и пожелать ему спокойной ночи! Невозможно. Она смотрела, как хозяин извлекал божественные звуки из инструмента, как целая гамма противоречивых чувств пробегала по его лицу, и понимала, что он принял решение.

Он женится на Лауре Дансуорт.

Он сделает это из чувства долга. Ради получения наследства. Из чувства любви и уважения к бабушке.

Встав с кресла, она подошла к распахнутой стеклянной двери на балкон. От холодного ветра у нее перехватило дыхание. Музыка смолкла. Повернувшись, она увидела, что Салтердон продолжает смотреть на свои руки, оставшиеся лежать на черно-белых клавишах. Он медленно поднял голову и встретился с ней взглядом.

В этот момент в дверях показался Бейсинсток. Его темный широкоплечий силуэт выглядел угрожающе.

– Вот ты где, – обратился он к брату, но, увидев Марию, быстро отступил назад и умолк.

– Вы вовремя, милорд, улыбнулась ему девушка. – Его светлость как раз собирался сообщить мне свое решение относительно леди Дансуорт.

– Вот, значит, как, – резко ответил он и снова повернулся к Салтердону. – Прекрасно. И очень вовремя, правда, Трей? Особенно, если учесть тот факт, что последние несколько часов я провел у постели бабушки. Она чуть не отправилась на тот свет, и ты прекрасно знаешь почему. Она клянется, что, проснувшись, увидела, как ты стоишь рядом с ее кроватью. Заметь – стоишь. И свободно ходишь по комнате. Мне с трудом удалось убедить ее, что это был сон.

– Ты-то что волнуешься? – спросил Салтердон и осторожно закрыл крышку рояля.

– Я сам себе все время задаю этот вопрос. Не могу понять, зачем я продолжаю покрывать тебя. Вероятно потому, что меня заботит ее физическое и душевное здоровье. Бабушка не вынесет унижения, если обнаружится, что она выдает – людям своего круга – одного внука за другого. Я не говорю уже о потрясении, которое она испытает, обнаружив, что ты не инвалид и совсем не сумасшедший… Хотя насчет последнего я могу ошибаться.

Повернувшись, Мария вышла из комнаты на балкон. Ветер завывал в переплетениях цементной балюстрады, иголками впиваясь в открытые участки тела. До нее доносились гневные голоса.

Завтра она уедет. Положит в убогий маленький чемоданчик свои два платья, рваные туфли и вернется в Хаддерсфилд. Она просто больше не может здесь оставаться. Постоянно сталкиваться с мстительной жестокостью отца все же лучше, чем каждый день видеть любимого герцога Салтердона.

Громкое и сердитое восклицание заставило ее повернуться и броситься к двери. Сердце ее замерло.

В комнату вошел лорд Дансуорт с дочерью. Лаура, не отрывавшая изумленного взгляда от Салтердона, была на грани обморока. Ее тонкие пальцы судорожно вцепились в руку отца.

– Боже, что все это значит? – в голосе Дансуорта было столько ярости, что казалось, стены комнаты обрушатся на них. – Обманщики! Вы задумали ввести в заблуждение мою дочь и выдать замуж за… за… ты только посмотри на себя!

– Я тебе говорила, папа, – всхлипывала Лаура у него на плече. – Он зверь, чудовище…

– Нет, Лаура! – ворвалась в комнату Мария. – Не зверь! Не чудовище! Просто человек, который устал от своих бесчисленных обязательств. Поверьте, его светлость хороший и добрый человек, а оказался в таком ужасном положении только потому, что не хочет причинить боль ни вам, ни бабушке. Я была бы счастлива оказаться на вашем месте.

Несколько секунд Лаура непонимающе смотрела на нее полными слез глазами, а затем губы слегка приоткрылись – она все поняла.

– Надеюсь, вы поняли, миледи, – тихим голосом добавила Мария.

– Я хочу немедленно видеть герцогиню, – взорвался Дансуорт.

– Черта с два, – ответил Бейсинсток.

– Неужели? – раздался из-за их спин голос герцогини, и все обернулись.

Тяжело опираясь на трость, она вошла в комнату. Слова ее были обращены к Клею, но взгляд не отрывался от Салтердона.

– Я всегда знала, что вы неисправимые фантазеры и выдумщики. Вы уже достаточно взрослые, чтобы понимать, что я с пеленок знала каждое движение любого из вас. Вы могли обмануть кого угодно, только не меня. Но в этот раз… я просто не знала, в своем ли я уме. Собственное горе не позволило мне понять, как далеко может зайти его светлость, не теряя шансов унаследовать мои деньги. Какой трудный выбор мне предстоит сделать.

– Выбор? – рявкнул Дансуорт. – О каком выборе, вы, черт возьми, говорите?

Остановившись у рояля, она осторожно положила руку на инструмент и снова посмотрела на Салтердона.

– Выбор между чувством и долгом, Дансуорт. Между свободой и проклятой удавкой ответственности, которая с рождения сдавливает нашу аристократическую шею.

– Выбор, говорите? – сжав кулаки, ответил Дансуорт. На скулах его вздулись желваки. – Единственно возможный выбор, моя добрая леди, это состричь волосы, одеться, как подобает благородному человеку, и выполнить обещание, данное моей дочери.

– А если он этого не сделает? – вскинула брови герцогиня.

– Тогда я позабочусь, чтобы все гости, находящиеся в доме, узнали, как вы пытались обмануть меня и мою дочь.

Этот мошенник (он ткнул пальцем в лицо Бейсинстока) должен был обманом заставить мою дочь выйти замуж за человека, умственно и физически неполноценного.

– Если он умственно и физически неполноценен, – сказала герцогиня, – тогда зачем вы вообще заставляете дочь выходить за него замуж?

– Он герцог Салтердон, мадам. И моя дочь станет герцогиней. Она будет герцогиней… нравится это вам или нет.

С этими словами он схватил Лауру за руку и потащил прочь из комнаты.

– Папа, папа, – всхлипывала она. – Я не хочу выходить замуж…

– Тихо!

– Но…

– Молчи!

* * *

Звуки игравшего внизу оркестра разносились по всему дому. Собравшиеся в танцевальном зале гости пили лучшее шампанское герцогини, демонстрировали роскошные парижские туалеты и строили предположения, почему его светлость еще не вышел к своей явно расстроенной невесте и ее взмокшему отцу.

Если быть точным, то он не показывался никому.

Кроме Марии.

Положив руки на плечи Салтердона, она смотрела поверх его головы на их отражение в зеркале. Она попыталась улыбнуться. Не получается. Слова тоже застревали у нее в горле. Сначала нужно закончить начатое.

Захватив пучок его волос, она взмахнула острой бритвой. Шелковистые пряди скользнули между ее пальцами и упали ему на плечи. Темные волосы продолжали падать на пол, кольцами ложась у ее ног. Когда у нее в руке оказалась последняя прядь, Мария изо всех сил стиснула пальцы и прижала ее к груди.

– Далила, – прошептал он. – Ты лишаешь меня мужественности и отдаешь врагам.

– Ради вашей же пользы, сэр.

Он повернулся на стуле и нежно взял ее за руку.

– Ты спустишься со мной вниз.

– Нет, – она отстранилась и взяла красивый черный фрак с мягким бархатным воротником, который Салтердон небрежно бросил на кровать. – Кроме того, мне просто нечего надеть для такого торжественного случая. Черное платье сиделки здесь вряд ли будет уместно.

Она застенчиво разгладила ладонями свою юбку.

– Я уверена, что вы прекрасно справитесь и без меня. Почти без видимых усилий Салтердон встал со стула, надел двубортный жилет и повязал широкий льняной галстук.

– Странно, что я никогда не замечал, как эта чертова штуковина мешает дышать. Неудивительно, что брат каждый раз сыплет проклятиями, когда бывает вынужден надевать его.

Мария подала ему пиджак и отвела взгляд. Он величественно вдел руки в рукава, а затем медленно повернулся к ней.

– Итак, мисс Эштон. Похож я на герцога?

– Да, – ответила она, не глядя. – Вы просто… неотразимы, ваша светлость. Но ведь… вы всегда были таким.

– Маленькая лгунья. Совсем недавно мой вид наводил на тебя ужас.

– Меня пугал ваш характер, сэр, а не внешность. Совсем не Внешность.

Он опять потянулся к ней. Мария бросилась к двери в свою комнату. По дороге она – как ни старалась – не выдержала и оглянулась. Он стоял во всем блеске своей надменной красоты – воплощение аристократизма и равнодушия. Только глаза, в которых отражались огни яркой люстры, были живыми.

* * *

Спрятавшись за портьерами наверху, Мария наблюдала за герцогом Салтердоном, медленно и осторожно спускавшимся по лестнице. С одной стороны от него шла герцогиня, с другой стороны брат. Шум разговоров внизу сразу смолк – гости увидели, что хозяин решил присоединиться к ним. Он входил в привычную жизнь с легкостью и грацией искусного танцора. Завтра он будет совсем другим человеком. Он будет принадлежать им… и ей… леди Лауре Дансуорт, которая не любит его… которая любит другого.

Толпа друзей, словно морской прилив, нахлынула на него и увлекла за собой в соседнюю гостиную, скрыв от ее взгляда.

Музыка заиграла вновь, и Мария вернулась в свою комнату. Она открыла книгу, прекрасно понимая, что даже если и сможет сфокусировать взгляд на расплывающихся строчках, но понять смысл прочитанного будет не в силах. Она пыталась не обращать внимания на доносившийся снизу веселый шум: громкий смех и звуки скрипки, от которых ей хотелось плакать.

Нет, она не заплачет. Она не будет себя жалеть. Она в первый и, возможно, единственный раз в жизни узнала любовь – и этого достаточно.

А потом она увидела платье.

Оно висело на крючке платяного шкафа: малиновая туника, напоминающая древнегреческую. К лифу была приколота записка.

«Я буду танцевать с тобой при луне».

Нет! Разве она осмелится? Она не носила ничего, кроме серого и черного. Зачем он ее так дразнит?

Хотя что в этом плохого?

Дрожащими руками она стянула с себя одежду, уронила ее на пол, оттолкнула ногой в сторону и протянула руки к роскошному платью, которое было прекраснее, чем она могла представить себе в самых смелых мечтах.

В мгновение ока Мария натянула его на себя, почувствовав, как легкая и нежная ткань скользит по телу и малиновым водопадом стекает к ее ногам, а затем повернулась к зеркалу.

Стянутое под грудью газовое йлатье открывало ее плечи и большую часть груди. Сзади был глубокий вырез, до самой поясницы, а ниже множество мелких складок собирались в пышный шлейф. Все было отделано тончайшим кружевом того же цвета. На шлейфе, как звезды на темнеющем небе, сверкали блестки.

Задрожав, Мария повернулась, закрыла глаза и позволила себе погрузиться в звуки далекой музыки. Потеряв счет времени, она скользила и кружилась по комнате. Свеча совсем догорела, огонь в камине почти погас, а она все кружилась и кружилась, наклоняясь и раскачиваясь в такт тихому пению скрипок. А потом…

Она замерла.

Музыка. Его музыка. Едва слышная. Нежная. Мольба, которая вывела ее в коридор и повела, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, в музыкальную залу.

«Песня Марии».

Салтердон был один в огромном полутемном помещении. Сквозь открытую балконную дверь внутрь проникал лунный свет. Он поднял голову, и руки его замерли на клавишах. Глаза его сощурились, на лице отразилось волнение.

– Не останавливайтесь, – попросила она. – Я бы хотела послушать еще, с начала и до конца.

– Мы закончим ее вместе, – ответил он, встал и, улыбнувшись, протянул руку.

Она порывисто – возможно, даже слишком – приблизилась к нему, коснулась кончиком пальца его руки, а затем, вздохнув, прильнула к груди Салтердона. Сильной рукой он обнял девушку за талию, прижал к себе и поцеловал в губы.

Они легко заскользили в танце. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Мелодия рождалась где-то глубоко в груди Салтердона и щекотала ей ухо, заставляя колени дрожать, а сердце биться сильнее.

– Мария, – его горячее дыхание обжигало ее плечо. – Я…

Внезапно снизу раздался громкий хлопок. Салтердон резко повернулся, и лицо его исказилось. Затем он согнулся пополам, ловя ртом воздух.

– Сэр! – вскрикнула она, вцепившись в него руками.

– Не… я, – простонал он, оттолкнул девушку и бросился к двери. – Клей. Что-то случилось с моим братом.

Мария выбежала за ним в коридор, и сердце ее замерло от доносившихся снизу криков.

– Салтердон!

Он неуклюже бежал к себе в комнату.

Через некоторое время он появился на пороге спальни, держа в руке пистолет, которым раньше угрожал слугам.

– Беги к себе в комнату и запри дверь.

– Нет.

– Черт возьми, Мария, сейчас не время проявлять упрямство.

Отстранив ее, Салтердон двинулся по коридору. Внезапно дом погрузился в пугающую тишину. Мария бросилась за ним, путаясь в подоле роскошного малинового платья.

Салтердон остановился на верхних ступеньках лестницы, отпрянул и резко вскинул руку, давая знак Марии остановиться.

Прямо под ним стоял закутанный в одежды человек. Лицо его закрывала маска, а в руке он держал пистолет. Очевидно, он еще не заметил присутствия Салтердона.

В холле внизу глаза застывших гостей были прикованы к лежащему ничком человеку, рядом с которым растекалась лужа крови.

Бейсинсток!

Мария почувствовала, что колени ее подгибаются. Ухватившись обеими руками за перила, она отчаянно боролась с внезапно подступившей дурнотой.

Внезапно сквозь толпу гостей пробилась герцогиня, одетая в платье из тончайшего китайского шелка. Ее серебристые волосы выбились из-под украшенных бриллиантами шпилек. Она покачнулась и, жалобно вскрикнув, упала на распростертое тело.

– Тупицы безмозглые, – вскрикнул человек на ступеньках до ужаса знакомым женским голосом. – Вы убили не того! Застрелили Бейсинстока. Хоть что-нибудь вы способны сделать как следует, черт бы вас побрал?

Второй человек в маске, размахивая пистолетом, прокладывал себе дорогу среди гостей. Те с испуганными криками освобождали ему место.

Салтердон, стиснув зубы, медленно спускался по лестнице. Лицо его было совершенно бескровным.

Внизу человек в маске остановился перед Бейсинстоком и всхлипывающей у тела внука герцогиней. Затем он поднял голову и увидел Салтердона. Глаза его широко раскрылись.

Салтердон схватил вооруженного преступника и приставил к его затылку пистолет.

– Бросай оружие, сукин сын, пока я не разнес твою голову на кусочки.

Грабитель опустил сумку с добычей и бросил пистолет на пол.

– Это все он! – в панике закричал негодяй. – Он шантажировал меня. Сказал, что сгноит нас в тюрьме, если я не убью герцога.

Мария слишком поздно почувствовала движение у себя за спиной. Чья-то рука обхватила ее талию. К ее горлу приставили нож.

Салтердон повернулся, не отрывая пистолета от затылка второго грабителя. Его бледное лицо окаменело.

– Эдкам. Подонок.

Доктор учащенно дышал прямо в ухо Марии.

– Жаль, что вы не погибли с честью, ваша светлость. Это было бы наилучшим выходом для всех. Знаете, что я чувствовал все эти годы? Смотреть, как никчемный, избалованный мальчишка глупо сорит деньгами, в то время как я – благородный джентльмен – вынужден все время ублажать старух и неблагодарных бездельников, чтобы свести концы с концами.

– Отпусти ее, – сказал Салтердон.

Мария поморщилась – Эдкам еще сильнее стиснул ее.

– Нет. По крайней мере, не сейчас, – он подтолкнул Марию к лестнице. – Возможно, через день или два, когда я найду приемлемый способ выпутаться из этого неприятного положения. Посмотрим, на какую жертву вы способны ради обычной маленькой шлюшки. Сколько вы дадите за ее жизнь, ваша светлость?

Придерживаясь рукой за перила, Мария спускалась по винтовой лестнице. Горло ее сжимали спазмы.

Они спустились в холл. Глядя перед собой, Мария позволила Эдкаму подвести себя к двери. Внезапно грабитель в маске, стоявший рядом с Бейсинстоком, загородил им дорогу.

Увидев в прорезях маски горящие злобой глаза, Мария сразу же узнала его.

Тадеус!

– Негодяй, – прошипел он Эдкаму. – Так мы не договаривались. Ты уверял, что все рассчитано, и что, всадив пулю в Салтердона, мы займемся их кошельками…

– Ты убил не того человека, идиот.

Эдкам попытался протолкнуть Марию мимо Тадеуса, но тот схватил девушку за руку.

– Я не дам тебе увести ее.

– Неужели?

Тадеус медленно снял маску.

– Нет. Ты не получишь ее. Только через мой труп.

– Отлично. Как скажете, сэр.

Эдкам поднял пистолет ко лбу Тадеуса и нажал на спусковой крючок.

Мария вскрикнула. Тадеус продолжал стоять. Глаза его расширились, в середине лба зияла кровавая рана. Затем он сложился, как карточный домик, и рухнул на пол.

Раздались нестройные крики. Мужчины и женщины в роскошных парижских нарядах наконец очнулись от шока и, расталкивая друг друга, кинулись к ближайшим дверям. Несчастная герцогиня Салтердон осталась сидеть у тела Бейсинстока.

– Помогите ему, – громко всхлипывала она. – Помогите, кто-нибудь. Он истекает кровью.

Сверху доносились отчаянные вопли Молли, которую продолжал держать Салтердон.

– Боже, он убил его! Сволочь! Я позабочусь, чтобы тебя повесили вместе со мной, даже если это последнее, что я успею сделать!

С этими словами она вырвалась из рук Салтердона и бросилась вниз по лестнице, сорвав с себя маску и направляя пистолет в сторону Эдкама и Марии.

Эдкам выстрелил. Пуля отбросила Молли назад. С громким стуком она упала на пол, и ее светлые волосы рассыпались вокруг головы, как солнечные лучи.

– Возможно, теперь вы поймете, что я не шучу, – заявил Эдкам застывшим от ужаса свидетелям этой сцены. – Может, кто-нибудь еще желает умереть? Буду счастлив…

Раздался неприятный чмокающий звук, напоминающий треск расколотой дыни.

Рука, державшая Марию, сжала ее с такой силой, что у девушки затрещали ребра. Затем какая-то сила повалила ее на пол. От сильного удара все поплыло у нее перед глазами.

Лаура Дансуорт, сжимая в руках кочергу, смотрела на кровавое месиво, в которое превратилась голова Эдкама после ее удара.

– О Боже. Кажется, я убила его, – произнесла она, обратив на застывших зрителей свои огромные зеленые глаза.

* * *

– Кто бы мог подумать, – сказала Гертруда. – Наш Тадеус оказался главарем разбойников. А Молли… глупая девчонка. Я всегда ей говорила, что она когда-нибудь попадет в такую беду, из которой не выпутается.

Экономка улыбнулась Бейсинстоку.

– Теперь отдыхайте, милорд. Думаю, плечо немного поболит. Только между нами, сэр, мне кажется, вы будете более спокойным пациентом, чем ваш брат. Он постоянно испытывал наше терпение.

Бейсинсток вздрогнул и взглянул на Салтердона. – Я всегда говорил, что ты когда-нибудь меня убьешь.

Салтердон ходил из утла в угол комнаты, засунув руки в карманы. Вошла герцогиня. Былая решительность вернулась к ней, раскрасив щеки румянцем. Она взглянула сначала на одного внука, затем на другого.

– Похоже, с годами я утратила способность разбираться в людях. Эдкам только что признался, что Такли тоже замешан в этом деле. Мне следовало бы давно обо всем догадаться. Но иногда мы почему-то не видим того, что находится у нас под носом.

Герцогиня села на стул у постели Бейсинстока и сжала его руку, но взгляд ее был прикован к Салтердону.

– Я говорила с Дансуортом. Он требует, чтобы званый вечер продолжился, как только гости придут в себя и успокоятся.

– Правда? – усмехнулся Салтердон. – Ну конечно, немного разбросанных по холлу человеческих мозгов не помешают ему заарканить герцога для своей дочери. Полагаю, все мы должны прямо идти к цели.

Где же Мария? Он уже несколько часов не видел ее. Салтердон направился к двери.

– Она уехала, – сказала герцогиня.

Он медленно повернулся и посмотрел в лицо бабке. Острая боль пронзила все его тело. В этот момент он понял, что за тридцать пять лет своей жизни он впервые осмелился взглянуть ей в глаза.

– Что вы сказали? – сухо переспросил он.

– Уехала. Я уплатила ей жалованье и отослала. Думаю, что теперь, окончательно выздоровев, ты больше не нуждаешься в ее услугах.

Некоторое время он молчал, потирая плечо. Острая боль шла откуда-то изнутри и не давала дышать. Салтердон опять повернулся к двери.