Шоколадная ворона

Саша Канес

Шоколадная ворона

Терминал

Огромный неоновый циферблат на стене показывал девять часов тридцать минут вечера. В небольшом ресторане на втором этаже международного терминала аэропорта Шереметьево сидели и тихо беседовали два человека. Говорил в основном один, черный носатый мужчина лет сорока, одетый в дорогой темно-серый костюм. Его собеседником был молодой человек крепкого телосложения в джинсах и спортивной куртке. Широкие скулы и характерный разрез глаз не оставляли сомнения в азиатском происхождении парня. Изувеченное и испещренное шрамами лицо его нервно подергивалось, он то и дело трогал пальцами левой руки свой сломанный и вдобавок обезображенный шрамом нос – будто с недоверием проверял, на месте ли тот вообще. Разговор шел на русском языке, хотя каждый из собеседников говорил на нем с небольшим акцентом.

Молодого человека звали Серик Гулиев, и родом он был из казахского поселка под названием Баян-аул, раскинувшегося на берегу озера Жасыбай. Два часа назад Серика привезли сюда из небольшого подмосковного городка, расположенного на живописном берегу Оки. Он уже бывал раньше в этом международном аэропорту – летал отсюда в Сирию, где целых три месяца жил и тренировался вместе с молодыми мусульманами из других стран. Именно там после встречи со стареньким белобородым шейхом, приехавшим из Саудовского королевства, Серик и выразил готовность стать шахидом. Этот внешне спокойный, благообразный старик специально проделал нелегкий для него путь, чтобы пообщаться с молодежью.

Своего сегодняшнего нового наставника Серик знал только по имени – Рамзи. Еще вчера Серик чувствовал себя уверенно и спокойно, но сегодня с самого утра его буквально трясло, и никакими усилиями он не мог совладать с собой. Рамзи прекрасно понимал, что творится с парнем – так бывало почти всегда. Но он хорошо знал свое дело и снова и снова повторял то, что уже давно было сказано. Важно было ни на минуту не оставлять сознание Гулиева в покое и говорить с ним, говорить, говорить... Рамзи вынул из кармана что-то скрученное темно-зеленое и протянул Серику:

– Пожуй, это бетель, мне его привезли наши братья из Пакистана. Говорят, очень приятная вещь.

– Это что, наркотик? – испугался молодой казах.

Он знал, что большинство его товарищей по тренировочному лагерю, особенно будущие шахиды, курят зелье. Но сам Серик все еще ощущал себя спортсменом и любому куреву противился. Бетель он также воспринял настороженно.

– Что ты, брат! Какой там наркотик! Это так... тонизирующий листок. Его просто жуют. Многим нравится – в Индии, в Пакистане. Если невкусно, выплюнь.

Серик быстро сунул бетель в рот и попробовал пожевать. Сладковатый вкус выделившегося сока показался ему приторным и даже гнилостным. Он выплюнул образовавшуюся массу в ладонь и глазами начал искать, куда выбросить. Но пепельниц на столиках в «некурящем» кафе не было. Рамзи пододвинул ему свой пластиковый стаканчик из-под колы:

– Бросай сюда. Я пойду, возьму еще стаканчик. Ты, брат, что-нибудь еще – чай, сок или кока-колу – будешь?

Серик неуверенно пожал плечами:

– Чай принеси. Кока-колу, говорят, много пить вредно...

Он запнулся, осознавая, что сморозил глупость. Ему теперь ничего уже вредно быть не может!

Но Рамзи, глазом не моргнув, согласно кивнул, двинулся к стойке буфета самообслуживания и через минуту вернулся с двумя дымящимися стаканчиками в руках. Серик повернулся назад всем телом и стал смотреть, как по коридору идет экипаж одного из бесчисленных международных рейсов. Последними, громко смеясь и стрекоча на непонятном Серику языке, проследовали две молоденькие стюардессы. Они вдвоем катили за собой один голубой чемодан на маленьких прорезиненных колесиках, с длинной выдвижной ручкой. Держаться вдвоем за одну ручку было неудобно, девушки то и дело сталкивались бедрами, и пышный бюст одной из них не переставая колыхался под форменным синим кителем и белой сорочкой. На лбу Серика выступила испарина. Ему безумно захотелось увидеть, как этот бюст выглядит без всего. И еще он чувствовал, что куда-то уходит ненависть и тает, тает, тает... вера.

Вслед за стюардессами по гулкой пустоте коридора быстрым шагом проследовала молодая темнокожая женщина. Ее лицо было европеоидным и совершенным по пропорциям. То же можно было сказать и о фигуре: длинные ноги, осиная талия, высокая грудь и безукоризненная осанка. Дыхание у Серика перехватило, и сердце сжалось, когда женщина чуть замедлила шаг и бросила на него резкий и пронзительный взгляд совершенно необычных для черной расы изумрудных глаз. Он вспомнил, что уже один раз видел эту красавицу несколько месяцев назад на маленьком полевом аэродроме на окраине Подольска. Ошибки быть не могло.

Собеседник Серика сидел вполоборота к коридору. Он ее не увидел.

– Главное, о чем ты должен всегда помнить, – они слабее, глупее и трусливее нас! – словно издалека услышал Серик голос Рамзи. – Американский летчик летит бомбить наших братьев в самолете-невидимке, чтобы не быть обнаруженным радаром, он окружен броней, под пилотским креслом – пиропатрон, который должен выстрелить этим креслом вверх и спасти подлую жизнь неверного, если с помощью Аллаха самолет его будет подбит. А мы с улыбкой взрываем себя в толпе врагов и, отправив их в ад, сами взлетаем в небо, где нас ждет милостивый и милосердный, где поют ангелы, где небесные девы откроют нам свои объятия.

– А скажи, какие они? – Серик отер свой мокрый лоб тыльной стороной ладони.

– Кто?

– Ну, девы эти небесные, они какие? Как выглядят, что говорят, как смеются?

– Они самые прекрасные, Серик! Их смех чист и светел, а говорят они только о том, какой ты славный герой. О чем же еще им говорить? Ведь Аллах создает их специально для тебя, чтобы наградить именно тебя. О! Он знает мысли каждого, Серик! Каждому мужчине за всю его жизнь нравится несколько женщин и каждый про себя знает несколько образов абсолютной красоты! И все они будут с тобой там, в раю!

– Ты знаешь, а мне, по-моему, одна только нравилась! Я один знаю образ красоты! – На глазах у Серика выступили слезы.

Честно говоря, едва произнеся эти слова, он понял, что это не совсем так. Та, ради которой он летел в Москву, – конечно, прекрасная девушка. Но и та темнокожая дива, которую он сейчас снова увидел, завораживала его своей красотой.

– Значит, будут они все, как одна! Как та, о которой ты мечтаешь!

– Ну, нестрашно, если кто-то из них будет чуть-чуть отличаться... – Серик попытался улыбнуться сквозь влажные ресницы.

– Да, и все они будут ласкать тебя и отдаваться будут тебе, и только тебе!..

– Рамзи, а что будет, если...

– Что если, Серик?

– Ну, если я не справлюсь... с семьюдесятью двумя... сразу...

– Справишься с семьюдесятью одной, а семьдесят вторая постоит рядом и подождет.

Рамзи сам понял, что допустил ошибку: молодой человек сейчас не может и не должен понимать юмора. С будущим шахидом нельзя шутить, он должен перестать быть человеком, он должен быть настроен на последний прыжок, как дрессированный зверь. А чем отличается зверь от человека? Только тремя вещами: у него нет чувства юмора, он не ведает, что сам смертен, и, наконец, ему неизвестно сослагательное наклонение – частица «бы» напрочь отсутствует во фразах, построенных по методу азбуки глухонемых, которой удалось обучить самых умных человекообразных обезьян. Так и готовый к своему последнему делу шахид должен быть предельно серьезен, осознавать, что его ждет не гибель, а встреча с небесными девами, ибо интим с семьюдесятью двумя девами проще и понятнее, чем единение с непредставимым и бесконечным Аллахом, милостивым и милосердным. И разумеется, никаких «бы» и «если», никакой попытки развеселиться! Так что сорвавшаяся с языка шутка была ошибкой, и Рамзи понимал: ошибку эту придется в ходе дальнейшей беседы сглаживать и исправлять.

– Нет, я серьезно, Рамзи! – как и следовало ожидать, обиделся Серик.

– Что ты, брат! Такой, как ты, герой и не справится! Конечно, справишься! Аллах даст тебе силы! – Для большей убедительности Рамзи доверительно дотронулся до шершавой ладони молодого спортсмена своей холеной рукой.

– Я никому не говорил раньше, но... в общем, у меня проблема...

– Какая проблема, брат? – участливо спросил Рамзи.

– Ты же знаешь, какой я к вам избитый попал?..

– Конечно, знаю, помню даже. И сейчас все видно, не забудешь! – Рамзи печально покачал головой. – Изувечили тебя неверные! Собаки!

– Я не знаю, рассказывали ли тебе братья... – Серик испытующе взглянул на Рамзи и продолжил: – Я тогда к девушке ехал, с которой на Медео познакомился, когда инструктором по горным лыжам там работал. Эля ее звали.

– Мусульманка?

Серик неопределенно вздохнул:

– Я только в Москву прилетел, но не сюда, а в Домодедово и сразу на электричке скоростной на Павелецкий вокзал приехал. А как на вокзал из электрички вышел, так сразу в метро спустился. Она, Эля эта, рядом со станцией метро «Фили» жила... и живет, наверное. И тут меня эти менты останавливают, прямо у эскалатора. Документы спрашивают, прописку, а я объясняю, что только прилетел, что жениться тут хочу на девушке, с которой на Медео познакомился. Они билет на самолет спросили, а я не помню даже, куда дел его. На кой мне этот билет, когда я уже прилетел по нему в Москву? Второй раз меня по этому билету уже не посадят! Правда ведь? Ну а они тут меня повалили втроем и как начали бить! То, что с лицом, с носом – это еще не самая беда, а то, что ниже, тоже сильно разбили... Я до сих пор не знаю, все ли у меня там... ну... одним словом, в порядке ли я в этом смысле. К Эле этой я потом, после больницы, не поехал уже, даже звонить не стал. Какой я ей теперь жених?! Пусть забудет... Спасибо Аллаху, что вы меня в больнице нашли, помогли мне... Если бы не вы, не знаю, как я сейчас... – Он словно поперхнулся последним словом.

Рамзи положил свою ладонь парню на плечо:

– Ты же знаешь, Серик, что мы всем нашим братьям и сестрам, попавшим в беду, пострадавшим от рук неверных, стараемся помочь. А ты наша гордость! Ты первый казах, пожелавший стать шахидом! Теперь можно плюнуть в лицо каждому, кто скажет, что казахи – плохие мусульмане! Казахи благодаря тебе, Серик, будут с завтрашнего дня лучшими мусульманами в мире. Плохих мусульман не бывает. Если кто плохой, он не мусульманин! Просто не мусульманин – и всё! А по поводу этого, – Рамзи простер длань к причинному месту своего подопечного, – не переживай! Ты явишься к небесным девам во всей своей мужской красе, и Аллах даст тебе столько силы, сколько ты пожелаешь!

– И все они будут, как моя... Эля?

– Внешность ты имеешь в виду?

– Да, лицо, фигура и голос тоже...

– Ну, может, только чуть-чуть будут отличаться, чтобы скучно не стало! – мягко улыбнулся Рамзи. Ему показалось, что Серик начал успокаиваться. Это очень радовало.

– Рамзи, а что, если в самолете будут еще мусульмане? Это не грех, если они тоже погибнут?

– Тебе это много раз объясняли, Серик! Но я сегодня буду повторять столько, сколько ты захочешь. Они тоже станут благодаря тебе шахидами, святыми! Разве это беда для верного слуги Аллаха, милостивого и милосердного, если он как можно скорее встретится со Всевышним? Ты только подумай, скольких бед и испытаний минуют эти люди: старость, болезни, немощь, кончина близких, предательство друзей! Они заплатили за билет до Нью-Йорка, но за ту же плату полетят в рай!

Рамзи украдкой бросил взгляд на электронное табло за спиной Серика. Регистрация рейса уже началась.

– Повторим еще раз. Ты абсолютно спокойно проходишь контроль! – Рамзи перешел на шепот. – Напоминаю, свое главное оружие ты купишь в дьюти-фри. Они такие тупые, что до сих пор сами продают его. Они идиоты, брат! Они отбирают даже ни на что не годные маникюрные ножницы и пилки, а самое сильное и грозное оружие продается внутри свободной зоны на каждом шагу. Как говорит наш имам, если Аллах хочет наказать кого-то, он лишает его разума! А я добавлю, что еще и наделяет его при этом жадностью! Им хочется продавать запрещенный Аллахом алкоголь! И они даже не задумываются, что он продается в стекле!

На занятиях в тренировочном лагере иранские инструктора учили будущих шахидов бить противника всеми подручными средствами, в том числе и горлышком разбитой бутылки. Это страшное и сильное оружие. И это будет твое оружие сегодня!

Молодой человек слушал своего старшего товарища и кивал. Все, что касалось силовой части операции, было многократно и досконально отработано и обсуждено.

– А девушка уже прилетела? Как ее зовут? – Серик сам не понимал, почему он так ждет встречи со своей напарницей, которая должна была прибыть транзитом из какой-то другой страны.

– Да, Залина уже здесь. Я получил сообщение. – Рамзи показал глазами на свой мобильный телефон.

Серик с девушкой должны были вместе лететь в салоне бизнес-класса, и именно ей предстояло имитировать приступ, который должен был выглядеть очень серьезным и опасным для ее жизни. Уже приготовлены специальные таблетки, которые через пять минут после приема подействуют так, что у окружающих не останется никаких сомнений в состоянии молодой пассажирки. Тогда, уверял Серика Рамзи, в конце концов на помощь к пассажирке бизнес-класса выйдет второй пилот, или, по крайней мере, одна из стюардесс пройдет в кабину пилотов, чтобы посоветоваться. А это означает, что эта самая запретная дверь, хоть на мгновение, откроется и вооруженный «розочкой» могучий Серик прорвется в кабину, убьет летчиков и своими руками направит самолет на одну из предполагаемых по ходу маршрута целей. Обычно этот маршрут пролегает над Скандинавией. GPS поможет Серику определить, на какой из тихих и спокойных городов направить громадный лайнер, заполненный десятками тонн не выработанного еще топлива.

Несколько занятий на одномоторном поршневом самолете «Як-18т», полученные им на маленьком аэродроме рядом с городком Подольском, разумеется, не позволят посадить тяжелый «Боинг-767» на аэродром, но снизиться и влупить его в любое большое здание он теперь сможет. На случай же непредвиденных затруднений была припасена еще и взрывчатка. Совсем мало – в заднем проходе у Серика размещался пятидесятиграммовый заряд субстанции, обладающей в пять раз большей мощью, чем тротил. Посторонний предмет немного мешал, но оно того стоило. Как известно, даже двадцати граммов обыкновенного тротила достаточно, чтобы насквозь пробить железнодорожный рельс, так что этой резервной бомбы уж точно хватит, чтобы разрушить стекло иллюминатора, что также сделает катастрофу неизбежной, хотя и менее эффектной, чем запланированный таран. Такую же запасную бомбу несла в себе вместо тампакса его напарница. Вероятность удачи предприятия, таким образом, практически равнялась ста процентам.

В далеком-далеком детстве маленький мальчик из Баян-аула мечтал стать летчиком и даже космонавтом. И вот сейчас настает черед ему лететь в свой последний полет.

Рамзи постучал ногтем по циферблату своего золотого «Патек Филиппа». Потом встал и обнял Серика за плечи: пора! – и спокойно и уверенно подвел своего друга к стойке регистрации пассажиров бизнес-класса.

Забавно, но за стойкой сидела девушка-казашка. Она улыбнулась и поинтересовалась наличием багажа вначале по-русски, а потом на родном языке и не удивилась, что ничего, кроме небольшой спортивной сумки, у пассажира-соплеменника нет. Богатые редко таскают с собой много вещей, несмотря на то что пассажирам бизнес-класса позволяется брать в полтора раза больше багажа, чем тем, кто летит в экономе. Казахский паспорт Серика был в порядке. Там же стояла гостевая виза в США, полученная в Астане. Молодой человек получил свой посадочный талон и быстро отошел в сторону.

– Подожди минуточку, брат! – попросил его Рамзи и быстрым шагом направился к соседней стойке, где шла регистрация на рейс, вылетающий в Париж на десять минут позже нью-йоркского.

Через минуту Рамзи вернулся, сжимая в руке свой талон, вложенный в темно-коричневый паспорт, на обложке которого красовалась эмблема Евросоюза.

– Ну вот и все! Теперь мы идем дальше вместе.

Спустя три минуты Рамзи с Сериком уже подходили к кабинам пограничного контроля. Серик шел, слегка повиливая задом. Со стороны это, наверное, смотрелось даже смешно. Но что поделаешь, если природа оставила в его теле только одно интимное место для маленького, но смертоносного груза.

Он внимательно посмотрел на посадочный талон в руках Рамзи. Париж... Шарль де Голль...

– Говорят, в Париже музей есть большой, Лувр... – тихо проговорил Серик. – Там короли раньше жили. Я, когда в школе учился, «Три мушкетера» читал. Там, в этом Лувре, все происходило. Я с детства посмотреть на него хотел, и на Эйфелеву башню, хотя бы издали...

На лице Рамзи отразилась озабоченность: подобным темам нельзя давать развития.

– Эйфелева башня, брат, это груда железа, собранная неверными! – еле слышно ответил он будущему шахиду. – К чему любоваться на жалкие ворованные сокровища Лувра, когда впереди у тебя все бриллианты и милости Всевышнего!

Рамзи со стороны пронаблюдал, как Серик проходит паспортный контроль в одном окне, а затем быстро прошел по своему английскому паспорту через другую кабинку. Встретились они уже в зоне дьюти-фри. Здесь полагалось идти на некотором отдалении друг от друга, чтобы вездесущие скрытые камеры не зафиксировали респектабельного английского бизнесмена рядом с будущим террористом-самоубийцей. У Рамзи было будущее, ему предстояло долго жить и работать.

Серик проследовал за наставником в магазин, беспошлинный только для тех, кто вылетает из зоны ЕС. Там, как и было запланировано, он приобрел две бутылки коньяка «Otard V.S.». Эту марку богопротивного алкогольного напитка выбрали еще на ранней стадии подготовки. Бутылка «Otard» отличается самым длинным и удобным для ладони бутылочным горлышком. А категория «V.S.» дешевле, чем «V.S.O.P.», «Napoleon» и уж тем более «X.O.». К чему тратить лишние деньги, если пить коньяк все равно не придется, а бутылки совершенно одинаковые! Теперь, по правилам, все разговоры между Рамзи и Сериком должны быть прекращены.

Ни слова не говоря, они направились в зал ожидания для пассажиров первого и бизнес-классов. Такие залы имеются во всех аэропортах мира: широкие кресла, удобные столики и огромный выбор бесплатных напитков и закусок – одна из привилегий для тех, кто заплатил за свой билет в несколько раз больше, чем большинство воздушных путешественников.

Дверь открылась автоматически. Вначале Рамзи, а потом и Серик вручили улыбчивому молодому человеку, сидевшему на входе в VIP-зал, талоны-приглашения, полученные при регистрации на рейс.

– Приятного вам отдыха, – говорил каждому из входящих молодой человек. – К посадке мы вас пригласим.

Залина уже была здесь. Невысокая миловидная девушка с короткой стрижкой пила апельсиновый сок прямо из горлышка маленькой пузатой бутылочки, нервно оглядываясь по сторонам и, как и было велено, стараясь не смотреть в ту часть зала, где за чашечкой капучино сидела красивая породистая брюнетка бальзаковских лет в роскошном цветастом платке-хиджабе. Эта женщина привела восемнадцатилетнюю смертницу, а сама улетала в Париж тем же рейсом, что и Рамзи. Холеная арабка бросила полный презрения взгляд в сторону расположенного неподалеку от Залины столика. Там упорно набирался дорогим шотландским вискарем мужчина, очевидно, из новых русских. Литровую бутылку голубого «Джонни Уокера», или «Вани-пешехода», как называют этот напиток в среде российских нуворишей, он, видимо, притащил из дьюти-фри. Пассажирам привилегированных классов наливают в First & Business Class Lounge бесплатно. Но, судя по всему, его не устраивал имеющийся в бесплатном баре ассортимент. Разумеется, сверхдорогой голубой «Джонни Уокер» задарма не наливают даже здесь. Разорились бы!

Если бы не пьяный взгляд и не безвольно отвисшая нижняя губа, новый русский мог показаться вполне симпатичным. Перед ним на столике лежал оранжевый посадочный талон, на котором Серик, прищурившись, разглядел три большие буквы JFK – код главного нью-йоркского аэропорта имени Джона Кеннеди. «Значит, летим вместе, – промелькнуло в голове у молодого казаха. – Одна у нас судьба».

Прощание в планы Рамзи не входило. Он только кивнул в сторону ожидавшей Серика девушки и направился было в сторону бара, но Серик, едва пошевелив губами, остановил его.

И тут, конечно, последовал самый ненавистный и самый неизбежный вопрос. Его задавали если не всегда, то часто, очень часто. Рамзи так и не привык спокойно на него отвечать. Этот вопрос всегда казался ему предвестником возможного провала, хотя бы потому, что слишком соответствовал той самой человеческой природе, от которой ничего не должно было остаться после проникновенных бесед имамов, коллективных молитв и тренировочных баз.

Серик еще раз посмотрел на нового русского. Внезапно ему показалось, что тот абсолютно трезв. В этот момент в душе молодого казаха шевельнулось что-то похожее на надежду. Но о какой надежде могла идти речь? Он попытался отогнать от себя вообще все мысли, но не смог и опять обратился к Рамзи.

– Рамзи! – Серик говорил шепотом, стоя вполоборота к своему наставнику. – А ты никогда не хотел сам...

– Мы не вольны сами распоряжаться своей судьбой. Моя доля назначена мне учителем. По его команде я пойду за тобой, и очень скоро мы будем вместе! – на одном дыхании проговорил Рамзи, для окружающих делая вид, что просто сказал на прощание что-то вежливое случайному попутчику. – В счастливый путь!

Странно прозвучала эта фраза в ушах Серика.

Рамзи одними глазами скользнул по эффектной брюнетке в хиджабе и, не показывая, что знаком с ней, расположился со своим эспрессо в самом дальнем углу. Серик решительным шагом подошел к своей напарнице и молча тяжело опустился в кресло за тем же столиком. Полиэтиленовый пакет с двумя бутылками он затолкал в свою дорожную сумку. Девушка, не мигая, смотрела застывшими сухими глазами куда-то в бесконечность, словно и бетонные стены не являлись для ее взгляда препятствием.

Серика не удовлетворил ответ Рамзи на последний вопрос, но выбора уже не было. И не было его давно. Свою дорогу, как ему самому, по крайней мере, казалось, он выбрал сам, но теперь руля в руках больше нет и свернуть в сторону уже невозможно.

Перед отъездом из Сирии с ним говорил толстый одышливый бородач. Сам шейх говорил по-арабски, а переводил унылый молодой узбек, еще ребенком подхвативший все возможные болезни на щедро опрыскивавшихся советской властью хлопковых полях. Этот парень недавно окончил медресе в Каире и тоже хотел стать шахидом, но он хорошо знал арабский и сносно русский, поэтому учителя не благословили его на подвиг – в его помощи они нуждались на базе.

– Ты выбрал путь шахида сам, и ты герой! – хвалил Серика астматический шейх. – Но если враг рода человеческого будет искушать тебя переменить свое решение, то помни, что обратного пути у тебя уже нет. Подвиг это твой, но, чтобы его свершить, мы потратили уже и потратим еще очень большие деньги! На эти деньги целый год можно кормить целую йеменскую или сомалийскую деревню, сотню детей, стариков и воинов Аллаха. Поэтому знай, что, если сегодняшний сорок первый рейс все же долетит до Америки, ты примешь прямо там позорную смерть от рук тех, кто сегодня зовет тебя своим братом и почитает как святого. Помни, такая же суровая кара обрушится на всю твою семью, на всех, кого ты любишь. Почет и богатая старость ждут родителей шахида, но смерть и позор ждут родственников предателя. И если услышишь в ухе своем шепот лукавого, то ответь, что младший брат твой должен учиться в лучшем медресе, а не сдохнуть, как собака, в сточной канаве. Старшая сестра шахида воспитает своих детей у семейного очага в почете и уважении, а сестру предателя муж вышвырнет на улицу в том, в чем она есть. Он призовет в свидетели почетных людей и трижды провозгласит, что женщине из такой семьи не место в его доме!

Молодой человек был полон страстной ненависти к неверным и ни на секунду не сомневался в правильности своего решения, равно как и в справедливости суровых правил ваххабитского братства. Но это было тогда, когда до подвига оставались недели, длинные бесконечные недели. Сейчас, когда срок настал, было страшно. И, глядя в остекленевшие зрачки своей спутницы, он понимал, что липкий, подлый страх пронизывает и ее.

– Здравствуйте... Я – Серик! Сериком меня зовут! – Он все же решил представиться и с большим трудом исторг собственное имя из пересохшего горла.

Залина не ответила. «А какое горе заставило ее пойти на это?» – задумался Серик о судьбе напарницы. Их специально не знакомили заранее – между двумя шахидами не должно быть никаких личных отношений или чувств.

Его раздумья прервались внезапно – в зал вошла та самая темнокожая девушка с зелеными глазами, которую он заметил совсем недавно в зале регистрации и которую до этого видел на подольском аэродроме. Она оставила молодому человеку на стойке приглашение и пошла к столику у окна. В мягком свете желтоватых ламп изумительная бархатная кожа ее казалась отлитой из самого настоящего молочного шоколада. Сев в кресло, она осмотрелась. Острый, даже немного жесткий взгляд скользнул по лицу Серика. Он не понял, узнала ли его темнокожая дива, но загнанное сердце будущего шахида забилось еще сильнее.

До посадки на рейс оставался целый час.

Схватка

Чтобы согреться, бежим двадцать минут. Три круга бежим в нормальном темпе, а один рвем изо всех сил. Потом опять три круга приводим дыхание в порядок. Батый непрерывно следит за нами. Он молчит, но все знают, что от его взгляда не ускользает ничего – ни ошибка, ни тем более халтура. Его лицо бесстрастно, как шаманская маска, оно ничего не выражает.

Батый – великий Учитель. На самом деле по документам он Тумэнбаатар Орчибатович Орчибатов. Отец его – монгол. У монголов раньше не было фамилий, да и отчеств, честно говоря, тоже не было. Но порядок есть порядок. Учитель родился в Советском Союзе, и он российский гражданин. Значит, в паспорте должны быть и фамилия, и имя, и отчество. Отец Учителя – Орчибат, и фамилию, как и отчество, ему дали по имени отца. Мы зовем его Батый, за глаза, конечно. Вслух произносится только Учитель.

Пробежка закончилась, но мы не останавливаемся. Кувырки вперед и назад. Никаких пауз. Каждый круг – новое движение. Сальто вперед, назад. Выход на две точки. Отдых – это бег. Рядом со мной бежит новенький – Исмаил Мусаев. Учителю он явно не понравился. Каждый из нас, его учеников, понял это. Точнее, почувствовал нутром. Ведь на каменной маске азиатского лица ничего не прочесть.

Продолжаем. Отжимаемся сто раз на кулаках. Когда-то это было больно, очень больно. Но теперь я привыкла. Этот корячится и сопит рядом. Там, где он занимался раньше, так не тренировались. Ничего, пусть сопит! Он заявился сюда с отцом. Мурат Хаджи Мусаев лично привел своего сынка, свою гордость. А вокруг них кругами бегал чиновник, отвечающий за спорт в нашей префектуре. С придыханием представил малого как восходящую звезду ичкерийского спорта. Именно этот Петр Петрович или Иван Иванович (чтоб я помнила!) прибегал к нам два дня назад и просил принять новенького в клуб. Пока он рассказывал Батыю о том, какая честь для нас принять в свои ряды сына орденоносного депутата, я сидела за столом Батыя и занималась по его просьбе приведением в порядок журналов и ведомостей. Волей-неволей я выслушала целиком почтительный рассказ косноязычного районного чиновника о его богатом покровителе. Если все, что он нес, перевести на нормальный язык, то становилось понятно, какую именно карьеру сделал упивающийся своей значимостью вайнах[1]. Когда-то служил прапорщиком в железнодорожной части. Попался на воровстве бытовок и обмундирования. Получил срок. Вышел на свободу по амнистии. Вернулся на свою историческую родину в Гудермес. Там дорос от рядового продавца киоска «Союзпечать» до полевого командира в одной из банд. Потом сдал федералам своего старшего, за что получил прощение за многочисленные зверства. Вдобавок ко всему ему вручили еще и звезду Героя России. Окончательно выйдя из леса, Мусаев переквалифицировался в народные избранники и, как это у нас водится, стал одновременно преуспевающим предпринимателем. Присосался к нефтяной трубе у себя на родине и захватил еще много всяческого нужного и ненужного ему имущества по всей России. Разумеется, обосновался и в Москве. Прикупил домик на двух гектарах земли в Одинцовском районе, привез родню и закорешился с местной властью, в особенности с руководством так называемых правоохранительных органов. Ребята при мне неоднократно шептались, что эта тварь предпринимает осторожные пока попытки прибрать к рукам весь спортивный комплекс, частью которого является наш клуб.

Слава богу, Мусаев-папаша пробыл недолго. Одарив окружающих высокомерным кивком, он ушел... уплыл, что-то гортанно порыкивая в свой отделанный золотом мобильник. Сынок, оставшись один, сразу же попытался ввернуть присутствующим что-то про свой тейп[2] и про высокое положение своего родителя. С раздражением обнаружил, что ни его понты, ни он сам никого не интересуют. Тогда, покосившись на меня, обратился к Учителю с наглым заявлением, что не привык, дескать, чтобы мужчины тренировались вместе с женщинами. Мужчина, блин! Этому, с позволения сказать, мужчине нет еще и двадцати, на лице двухдневная щетина, как у сорокалетнего пастуха, а от тела исходит неистребляемый никакими дезодорантами запах. Нет, не запах – нестерпимая вонь! Природа наделила меня повышенной чувствительностью к запахам. Иногда иметь тонкий нюх очень полезно, но порой эта природная способность доставляет мне мучения. Сегодня, например! Постараюсь об этом не думать. А о чем думать? Сколько в нем веса? Думаю, семьдесят пять – семьдесят семь килограммов... примерно. Вес откормленного барана.

Примечания

1

Вайнах, вайнахи («наши люди») – общее самоназвание чеченцев и ингушей.

2

Тейп (тайпа, «род, племя») – средневековая территориальная община, единица родоплеменной организации вайнахских народов (чеченцев и ингушей), состоящая из нескольких родовых общин (союзов общин) и самоидентифицирующаяся общим происхождением от конкретного лица (рода) либо лиц одного рода занятий (например, «биовлой» – «башня», чеч.). Тейпом руководит тайпанан хьалханча – предводитель тейпа, возглавляющий совет старейшин.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.