Криминальный гамбит

Все задуманное получилось, и Колодников невольно расслабился. Отвлекся, наблюдая за сценой расставания двух друзей, и Могильнов. Тертый, прошедший огни и воды Мишаня быстро оценил обстановку, стрельнул глазами по сторонам и неожиданно прыгнул вперед, схватил со стола охотничий нож, вторым молниеносным резким движением выхватил из рук Татьяны ребенка и отскочил в угол.

— Не подходи! — заорал он, поднеся блестящее лезвие к горлу Романа. — Оружие на пол!

— Рома! — закричала Татьяна, кидаясь вперед. Зудов еле успел перехватить ее. Все замерли, в этот момент ситуацией могли завладеть бандиты, но Санек слишком ошалел от всего происходящего и оцепенел, вместо того чтобы поддержать Мишаню.

— Отпусти ребенка! — велел Колодников, выдвигаясь вперед. Могильное направил на бывшего десантника охотничий карабин Антонова, но Андрей твердо сказал:

— Не надо!

Пару секунд в комнате висела тишина, и Колодников снова обратился к гусевскому прихлебале:

— Отпусти ребенка и иди. Тебе ничего не будет.

— Ага, щас, так я тебе и поверю! — ухмыльнулся своей изуродованной мордой Мишаня.

Колодников поднял вверх руки и сказал:

— Иди, пока я тебя отпускаю. Но помни, если что-нибудь сделаешь с ребенком, я тебя из-под земли достану! И умирать тогда ты будешь долго, это я тебе гарантирую, я — майор Колодников!

Он сделал знак рукой, и Зудов, по-прежнему придерживая застывшую Татьяну, отошел в сторону, освобождая выход.

— Иди, ключ в машине. Уезжай, — повторил Колодников.

Мишаня несколько секунд смотрел в глаза этому странному на вид хлипкому мужику, и бывший десантник понял, что опер говорит правду, не играет с ним в «кошки-мышки». Стрельнув глазами по сторонам, Мишаня начал медленно продвигаться вдоль стены к выходу. В его громадных ручищах младший Антонов казался большой куклой, только глаза «куклы» исказил страх. Уже за порогом десантник остановился, еще раз быстро глянул по сторонам и, толкнув ребенка в комнату, практически одновременно закрыл дверь и кинулся к машине.

— Рома! — отчаянно крикнула Татьяна, с рыданиями кидаясь к сыну. Через несколько секунд с улицы донесся резкий звук рванувшей с места машины.

Колодников не обманул, ключи были в замке, джип завелся с полоборота, и, выжав сцепление, Мишаня воткнул рычаг сразу на четвертую скорость. Пригнувшись к рулю, он ожидал выстрелов сзади. Но бывший десантник и бывший зек никак не ожидал автоматной очереди в лоб. Грохот выстрелов привел его в секундное недоумение, последнее в его не слишком длинной, неудавшейся жизни.

Мазут, сидевший в своей яме, конечно, и не подозревал о неожиданном вторжении милиции в коттедж, в этот момент он для храбрости прикладывался к бутылке, да и неприятности ожидались со стороны дороги, а никак не с турбазы.

Услышав выстрел, так и не дождавшись распоряжений Гусева по рации, он точно выполнил его приказ, изрешетив роскошную машину своего бывшего бригадира с методичностью швейной машинки. Массивный джип развернулся поперек дороги и заглох. А Мазут нашарил рацию и начал вызывать турбазу:

— Гусь, что там у вас? Гусь?!

Турбаза молчала. Тогда парень торопливо поднял с земли бинокль и начал разглядывать освещенные окна коттеджа. Первое, что он увидел, была милицейская фуражка Могильнова. Выматерившись, Мазут вставил в автомат другой магазин и открыл огонь по окнам.

Когда издалека донеслись первые выстрелы, все отнеслись к этому с недоумением, но вскоре пули начали бить по окнам, полетели стекла, посыпалась со стен штукатурка.

Колодникову повезло: пуля просвистела не более чем в сантиметре от его уха, вскочивший с пола Антоша, кинувшись к жене и сыну, прикрыл их собой…

Категорически не повезло напарнику Мазута — Саньку. Он стоял перед окном, как на витрине, и две первые же пули моментально сразили его.

Могильнов кинулся на пол, быстро прополз до порога, пристроил на него карабин и, припав к оптическому прицелу, поймал в перекрестье огонек выстрелов.

В небольшом помещении карабин грохнул как пушка, и тотчас наступила тишина.

Могильнов чуть переждал, потом перевернулся на спину и выстрелом разнес фонарь над входом.

— Пойду посмотрю, что там, — сказал капитан, подхватил карабин и исчез в темноте.

Все только начинали приходить в себя, как последовали новые события.

Отдышавшийся за время перестрелки Гусев неожиданно вскочил на ноги и ласточкой выскочил из окна.

— Стой! Стрелять буду! — заорал Колодников и бросился к окну, открыв огонь вдогонку беглецу. Спрыгнув на землю, Андрей пробежал метров десять, когда его догнал Зудов. Капитан, в отличие от майора, покинул домик более длинным путем, через дверь.

— Паша… возьми… его, — прохрипел Колодников в темноту. Он остановился, борясь с дурнотой и внезапным приступом кашля.

Вадим Гусев несся вперед не разбирая дороги, его гнал двойной страх, он бежал от ментов, но больше ментов он боялся попасть в руки бывшего друга и напарника. Страх подстегивал его, Гусев проваливался в какие-то канавы, спотыкался о кочки, падал, снова вскакивал и бежал дальше. Ветки кустарников и деревьев хлестали его по лицу, со лба его стекала кровь, но он ломился сквозь чащу, не видя ни цели, ни направления, лишь бы уйти подальше от этого страха перед неминуемым возмездием. Не зная того, он приближался к месту высадки на берег оперативников.

В очередной раз провалившись в какую-то яму, Гусев потратил много времени, вылезая из нее, и, когда выкарабкался наверх, услышал топот ног бегущего за ним человека. Это подстегнуло Гуся, он взвыл и прибавил скорости. Очередная ветка больно хлестнула по лицу, он невольно зажмурился и неожиданно полетел куда-то вниз, успев лишь коротко, испуганно вскрикнуть.

Сидевший с удочкой в руках на корме катера «Сетунь» шофер Володя почувствовал сильнейший толчок, суденышко качнуло так, что он чуть было не выпал за борт. Раздался стон, и шофер не успел прийти в себя, как почти на него сверху что-то обрушилось. Володя от непонятного толчка все-таки вывалился за борт, окончательно распугав свой будущий улов.

Выбравшись на берег, водитель поспешил к машине, на приборной доске нашарил тумблер и зажег переднюю фару. Развернув ее в сторону катера, Володя присвистнул. На днище его лежал корчившийся, видимо, от боли незнакомец, а на нем верхом сидел Паша Зудов. Вскоре трусцой, астматически хрипя, прибежал Колодников. Все начали разбираться, что же все-таки произошло.

Оказалось, что Гусев со всего маху упал в катерок, левой ногой сильно ударившись о борт, вдребезги раздробив пятку и порвав сухожилие. Пашу так же хлестнула по глазам та же самая ветка, поэтому через три секунды он, как и Гусев, десантировался на «Сетунь» и тоже мог что-нибудь себе сломать, но в катере вместо подстилки уже лежал Вадим. А вот девяносто килограммов капитанской массы с хрустом обрушились на правую ногу несчастного Гуся, потерявшего на сегодня свою всегдашнюю везуху. Новоявленный кривовский бригадир был окончательно лишен возможности передвигаться самостоятельно.

— Все, отбегались? Ну и слава богу. Эта физкультура, братцы, не по мне, — с облегчением сказал Колодников, без сил опускаясь на нос катера.

Паша закурил, вытер со. лба пот и тихим голосом спросил Андрея:

— Как думаешь, это все?

— Да хрен его знает. Я ничему уже не удивлюсь. А что?

Капитан улыбнулся странной детской улыбкой, и Колодников отметил, что Пашка выглядит смертельно уставшим.

— Да задолбали меня осколки этого твоего стеклянного лабиринта. Скорей бы все кончилось, — признался Зудов.

Подполковник Мамонов прибыл в здание родного управления. К этому времени его бывший личный шофер на пару с собакой был погребен в одной из лесопосадок.

Мамонов и после смерти решил доверить своему любимому псу и личному, много раз проверенному шоферу самое ценное — второй «дипломат» с деньгами. Обычному человеку подобное даже представить себе страшно, но времени у Мамонова не было, к тому же он повидал в своей жизни столько трупов и столько разных смертей, что совершенно спокойно пошел на такой изуверский, явно безумный шаг.

Пока подполковник шел по длинному коридору, навстречу ему попалось человек пять подчиненных, и на их лицах Мамонов заметил одно и то же странное выражение, словно те увидели не действующего и. о. начальника ГОВД, а некое привидение. Зайдя в кабинет, Мамонов снял фуражку, закурил и задумался: «Что они, с ума посходили? Жучихин уже ничего не скажет, Винт, Боря, все они на том свете. Есть еще тот парень со шрамом на подбородке, из новеньких, но он должен быть с Гусем. Антоша? Вадим обещал с ним разобраться. Обстановка в городе? Ну и что? Фомин тут всех распустил, а я навожу порядок. Надо позвонить Сидихину, пусть поторопит генерала, пора убрать эти дурацкие и. о. и основательно подтянуть дисциплину». Но подполковник понимал, что подобными мыслями он лишь успокаивает себя. На самом же деле он чувствовал, что случилось что-то непоправимое. Но что?!

В управлении этажом ниже два других заместителя начальник ГОВД, Голов и начальник штаба Жуков, обсуждали создавшееся положение.

— Неужели сам пришел? — словно не веря своим ушам, переспрашивал Голов. — Я, честно говоря, думал, что он сбежал, скрылся.

— Я тоже не верил, что увижу его опять в этих стенах. Что же он суется головой прямо в петлю?

— Что он, не знает, что его ждет?

Жуков пожал плечами и предположил:

— А может, наоборот, чувствует себя настолько уверенно, что чихать он хочет на все наши потуги. Ты же знаешь, какие у него наверху связи?

— Да, ты прав. И что нам теперь делать?

— Как что? Прокурор дал санкцию на арест, надо брать.

— И кто это будет делать? Может, ты пойдешь?

— Почему я, почему не вместе? — удивился Голов. Жуков усмехнулся:

— Ты с ним в одном звании, тебе и карты в руки.

Но все решилось без их участия.

Мамонов услышал торопливые шаги, приближающиеся к его кабинету, и невольно подобрался. Он приготовился услышать стук в дверь, но она просто распахнулась.

На пороге с пистолетом в руках стоял лейтенант Михаил Ковчугин, и от взгляда на его лицо Мамонову стало нехорошо. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не этого человека.

Рука подполковника скользнула к кобуре, пальцы привычно легли на ребристую рукоять пээма, но лейтенант быстро прошел вперед и, вскинув руку с пистолетом, нажал на спуск раньше, чем Мамонов успел вытащить оружие.

Первая пуля попала подполковнику в правое плечо, он зажал рукой рану и начал клониться набок, но лейтенант стрелял и стрелял, всаживая свинец в дергающееся тело почти уже мертвого Мамонова, пока в обойме не кончились патроны.

Наступила тишина. Лицо и китель подполковника были залиты кровью, голова откинута назад. Последние секунды жизни утекали вместе с каплями сочащейся крови, единственный оставшийся глаз Мамонова еще жил, выражал страдание и удивление, но судорога агонии, Электрическим разрядом пробежав по его телу, погасила последний признак жизни.

Михаил Ковчугин беспрепятственно спустился вниз, на ходу выкинул пустую обойму и зарядил новую. Выглянувший из дежурной части капитан не решился даже окликнуть лейтенанта, настолько безумным было выражение его глаз.

Ковчугин вышел из здания управления, спустился с крыльца и скрылся в темной аллее. Прошло несколько секунд, и в темноте блеснула вспышка. Прозвучал выстрел… Все было кончено.

В это утро Лариса Онищенко поднялась в беспричинно хорошем настроении.

Весело напевая, она приготовила вкусный завтрак, благо вчера выдали наконец-то долгожданный аванс, и пошла будить Алешку. Сын словно почувствовал настроение матери — не ревел, не капризничал, сам умылся и так же без хныканья и нытья пошел в детский сад.

До больницы Лариса летела как на крыльях, даже проскакала по квадратикам классиков, и ни у кого это не вызвало удивления. Ни комплекция, ни манеры Ларисы не выдавали в ней мать-одиночку с трехлетним стажем. Она скорее походила на восьмиклассницу — худенькая, голенастая, с несерьезным хвостиком русых волос на затылке.

В больнице все было так же замечательно. Она в первый раз за два года пришла раньше положенного времени, старшая медсестра впервые за все годы совместной работы улыбнулась ей. Но все это непонятное счастье длилось до того момента, пока Лариса не услышала знакомый голос.

— С-суки, костоломы, я вас всех за яйца подвешу! — неслось по коридору. — Мне же больно!

Лариса не поверила своим ушам и пошла на голос. Он доносился из процедурной, и, осторожно заглянув внутрь, она увидела только затылок крикливого пациента. Но и этого ей было достаточно, чтобы узнать того страшного человека, еще сутки назад заставлявшего ее убить Ольгу Орлову. Эти волосы цвета ржавчины с двумя завитками на затылке могли принадлежать только Вадиму Гусеву.

Лариса прижалась спиной к стене и, слушая, что происходит в процедурной, думала: «У меня две тысячи. Я их не хотела расходовать, хотела отдать ему обратно. А ведь это шубка для Алешки, валеночки ему, может, и я выкроила бы себе на осенние сапоги… Но надо отдать, а то так и будут приставать всю жизнь, требовать то одно, то другое».

Внезапно обожгла мысль о двух шприцах, лежащих у нее в шкафчике.

«Выбросить, — решила она. — И немедленно!»

Птицей она пролетела по коридору, ворвалась в раздевалку, открыла свой шкафчик и, осторожно взяв два шприца, положила их в карман халата. После этого уже шагом пошла к туалету, с твердым намерением избавиться от страшных предметов. Около процедурной она сбавила шаг, прислушалась и заглянула в приоткрытую дверь. Судя по тому, что Гусь перестал кричать, дело шло к завершению, это было видно и по движениям рук Богомолова.

— Ну вот, все готово, а ты орал как недорезанный, — сказал врач, вытирая со лба пот.

— Ага, посмотрим, как ты бы орал, когда тебе самому так крутили ноги, — заявил, приподнимаясь со стола, Гусев. Лариса чуть было не убежала, она боялась, что сейчас тот встанет и увидит ее. Но Богомолов держал строптивого клиента. А Лариса никак не могла пройти мимо двери, она боялась всех, кто сейчас находился в процедурной. Тот же Богомолов мог позвать ее, невольно подставив девушку под взгляд этих пристальных, невыносимых глаз Гусева.

— Лежи-лежи, куда это ты с двумя переломанными ногами идти собрался?

Сейчас позовем санитаров, и тебя перевезут в палату. Теперь тебя торжественно сопровождать будут, милиция уже здесь.

Гусев чертыхнулся:

— Вы бы лучше сказали, чтобы мне укольчик сделали, а то терпеть сил нет..

— Ну вот, а еще мужчина. Ладно, Макарьевна, сделай ему ношпу с анальгином, — велел Богомолов медсестре.

— Мне бы лучше морфенольчика, — заявил Гусев.

— Ишь, размечтался! Морфенольчика ему. Это тебе не онкология, здесь такого не водится.

Вадим приуныл. Кайф от последней дозы давно прошел, боль в раздробленных костях накладывалась на первый прилив ломки.

— Давай хоть чего-нибудь, — взмолился он. — Невмочь терпеть!

— Ну, ладно-ладно, не стони. Лежи спокойно, сейчас тебе сделают укол, то, что надо, — и обратился к медсестре:

— Приказано поместить его в седьмую, там кроме этих ментов сейчас никого больше нет.

Врач с медсестрой вышли из процедурной и, пройдя мимо прижавшейся к стенке Ларисы, отправились в ординаторскую.

— Где сейчас санитаров для этого борова найдешь? — на ходу рассуждал Богомолов. — Поди, гуляют после вчерашнего аванса.

— Думаю, да, — согласилась Анна Макарьевна.

Лариса могла беспрепятственно идти дальше, но мысль, пришедшая ей в голову, заставила ее остановиться. Она была и ужасна, и восхитительна в своей простоте. Лариса колебалась недолго — секунд десять, потом повязала на лицо маску и решительно вошла в процедурную, на ходу вынимая из кармана один из шприцев. В другом кармане она нащупала ваточку, оставшуюся со вчерашнего дня, и, сунув ее под струйку воды из крана, подошла к пациенту в полной готовности.

Гусев пытался поймать кайф от воспоминания о последней встрече с бывшим другом и подельником Аркадием. Когда Вадима поднесли к «скорой», уже достаточно рассвело, и он увидел стоящее в сторонке семейство Антоновых. Татьяна все так ж куталась в плед, Аркадий держал на руках спящего сына. Гусева на носилках начали запихивать в салон, «скорой», но он рукой улепился за край машины и проорал в сторону святого семейства:

— Антоша, ты только не думай, что я тебе это все спущу! Василька-то ты убил вместе со мной, да, ты тоже стрелял. Считай, что я на тебя уже заявил! Так что вместе сядем, и надолго!

Он успел рассмотреть на лице Аркадия беспомощное, затравленное выражение и, захохотав, сделал неприличный жест рукой. Это воспоминание сейчас грело его душу, когда он беспомощным куском мяса валялся в процедурной в ожидании неизбежной ломки.

Увидев вошедшую медсестру, Вадим оживился.

— Ну, наконец-то! — сказал он, а потом спросил:

— Куда колоть будешь?

Лариса жестом велела ему перевернуться, Гусев со стоном перетащил свои ноги, до колен закованные в массивные, похожие на разрезанные валенки лангетки.

Лариса обернулась на дверь, Гусь внимательно наблюдал за ее действиями.

— Что колоть будешь? — поинтересовался он. Девушка молчала, быстро растирая ягодицу пациента сырой ваткой. И у Вадима возникло первое подозрение.

— Эй, подруга, где я тебя раньше видел? — спросил он, пристально всматриваясь в глаза девушки.

— Лежите спокойно, — сказала медсестра, чуть прихлопнув его по голой заднице. И тут он вспомнил этот голос, вспомнил эту девушку, больше похожую на подростка. Но острое жало иглы уже вонзилось в ягодицу бригадира кривовской мафии, Лариса нажала на шток, и Вадим почувствовал, как у него немеет нижняя часть тела.

— Сука, ты что сделала! — успел выкрикнуть он, прежде чем паралич замкнул его уста. Лариса быстро выдернула иглу. Дрожащими руками, сама едва не уколовшись, накинула наконечник и, сунув шприц в карман, торопливо вышла из процедурной. На ходу она сняла маску, в туалете зачем-то выкинула ее в мусорное ведро вместе с двумя шприцами и ваткой, а потом долго, усиленно отмывала руки и лицо хозяйственным мылом, словно смывая все то, что произошло за последние дни.

Когда Анна Макарьевна вплыла в кабинет, Вадим Гусев был еще жив, но это можно было понять только по глазам, полным боли и ненависти. Ларисе попался шприц «замедленного действия».

Глава 35

Спустя две недели в воскресенье в больничном сквере сидела с виду обычная компания: выздоравливающие больные и навестившие их друзья. Они разместились на скамейке в зарослях карагача, прикрывавшего их от проницательных глаз медработников. Необычным был только профессиональный состав присутствующих. Все они были сотрудниками МВД.

Если с лица следователя прокуратуры Сергея Шалимова синяки уже почти сошли, то на худенькой мордочке участкового Андрея Мысина они расплывались в желтых и коричневых тонах позднего Пикассо. Иван Михайлович Мазуров, отложив костыли, пристроился на траве, воспользовавшись любезно подстеленной курткой Колодникова. Сам майор сидел рядом на бетонном блоке, оставшемся с незапамятных времен капитального ремонта больницы. Здесь же, на расстеленной газетке, расположился как всегда невозмутимый Паша Зудов, главный виновник нынешнего торжества. На другой газетке была разложена нехитрая закуска.

— Ну, Паша, за твою майорскую звездочку, — сказал Колодников и выпил из пластикового стаканчика, запив водку минералкой. Для конспирации оба напитка размещались в одинаковых пластиковых бутылках из-под нарзана, но разложенные на газетке сало, лук и свежие огурцы указывали на то, что компания потребляет не только минералку.

— Давай, Сергей, — сказал Колодников, протягивая стаканчик Шалимову.

— Андрей, мне, может, хватит, — нерешительно сказал тот. — А то еще скажут, ну вот, в прокуратуре работает, а нализался, как свинья.

— А ты что, уже нализался?

— Нет.

— Ну и пей тогда.

Шалимова подобный аргумент сразил наповал, он выпил водку и, приняв из рук Паши минералку, запил.

— Ладно, ты рассказывай дальше, — затеребил Мазуров Андрея. — Как все-таки к этому делу пристегнут Свинорез?

— Все оказалось довольно просто. Сынки эти высокопоставленные приволокли Ольгу в дом, раздели, ну, в общем, сами понимаете… Она начала сопротивляться и даже угрожать: мол, ее все равно будут искать и найдут, и тогда им не поздоровится. Сказала, что та же Света Самойленко может рассказать милиции, кто к ней приставал во время банкета. И кто-то из них, Ольга не помнит — слишком быстро все произошло, — ударил ее по голове чем-то тяжелым. Они ведь все обкуренные были. Ну вот, она только, почувствовала жуткую боль и потеряла сознание. Они и решили, что она умерла. Младший Гусек испугался и вызвал папашу. И вдруг приезжает Семенов, пенсионер, тот, которого вместе с женой Свинорез потом замочил. Дом-то, куда «золотая молодежь» притащила Ольгу, по документам Семенову принадлежал, кроме коттеджа, в котором его грохнули.

— Он еще какой-то родственник Мамонова, — напомнил Паша.

— А получилось так: Свинорез пришел к Семенову за дозой, а гера возьми да и кончись. Он сел в машину, за ним увязался и Сергеев-Быков. Семенов этот, бывший майор, слишком был уверен в себе.

— Да, здоровый мужик был, под два метра, — подтвердил Паша. — Всю жизнь с зеками дело имел, решил, что и этот ему не страшен.

— Да, а Мамонов с Гусем этот дом использовали как перевалочный пункт для хранения героина, — продолжил Андрей. — Там в подоконнике был тайник, мы потом его нашли. Ну и приезжает Семенов со Свинорезом, а Ольга в это время в себя пришла, глаза открыла и встать пытается. Гусев сразу понял, что от девушки надо избавляться, но самому пачкаться не хотелось, парни на это были не способны, а Свинореза он знал еще с зоны. Позвали его, и тот за пять доз героина пырнул Ольгу. Весь прикол был в том, что сам Гусев снял все это на видео.

— Он что, дурак? — удивился Шалимов.

— Нет, не дурак! — отрицательно мотнул головой Колодников. Он раскраснелся, глаза блестели. — Снимать начал еще его сынок, пока там шла чистая порнуха, как они насиловали Орлову, к сожалению, того момента, когда ее ударили по голове, нет на пленке, уже, видно, струхнули и камеру бросили. Ну а папа просто доснял ритуал убийства и испуганные лица молодых щенков. Потом он этой кассетой хотел шантажировать Мамона и бургомистра. Собственно, он и начал это делать. Вызвал подполковника, тот Стародымова, показал им пленочку, и оба у него на крючке. Но с мэром этот номер не прошел.

— Да, никто не ожидал, что бургомистр пустит себе нулю в лоб, — сказал Мысин.

Колодников искоса глянул на тезку:

— Не кажи гоп, пока не перепрыгнул.

— С чего это?

— А то, что Касьян там такого накопал! Откуда-то выплыла вторая гильза, представляешь? Выстрел был один, а гильз две, причем одну нашли на лестнице, Стародымова сразу начала путаться, менять показания, потом потребовала вызвать Мамонова. А когда узнала, что тот крякнул, совсем упала духом. Пришлось «скорую» вызывать. Сейчас здесь, в больнице. Допрашивать пока врачи не разрешают, так что все еще впереди, скоро узнаем, что на самом деле произошло в «святом семействе».

— Мишку Ковчугина жалко, — как бы не к месту сказал Мазуров.

— Да. А Ленка… его родители… Но парень пошел до конца, — Колодников вздохнул и перевел разговор. — Вчера видел мать Татьяны Антоновой, говорит, та до сих пор не отойдет от кошмара, спать не может, ходит к психотерапевту. Сын у них начал заикаться.

Печальную паузу прервал дальнозоркий новоявленный майор:

— О, смотрите, кто к нам продвигается!

От крыльца в сторону карагачевой рощи, прихрамывая, медленно шел Юрий Астафьев. Голова его была забинтована, правая рука лежала на перевязи, лицо по цвету не отличалось от бинтов. Но лейтенант улыбался: он явно был рад снова видеть своих друзей.

— Первый раз на улицу вышел, — сказал Мазуров, с внезапно нахлынувшей нежностью глядя на лейтенанта.

— Ну вот, жив-здоров, а две недели назад я думал, что все, искать тебе нового напарника, — пошутил Колодников.

Астафьев поздоровался с «действующими» коллегами, пожатие руки было слабым, почти бессильным. По праву наиболее покалеченного устроился на скамейке, заняв место Мысина.

— Как дела? — спросил Павел.

— Да ничего, говорят, что пули удачно прошли — навылет, а башку только зацепило, ничего и резать не пришлось, так, шкуру заштопали. Но голова трещит.

— А я, признаться, думал, что тебе хана. Кровищи было как с резаного поросенка. Невеста-то приходит? — спросил Колодников.

— Кто, Ольга? Была один раз на пару с мамочкой.

— Ну и что? — добивался подробностей Андрей.

— Да что, посидели, помолчали. Она сама еще не совсем оклемалась, этажом ниже лежит.

— Ну и как она тебе сейчас, «в живую»?

— Ничего, красивая девушка, — и, чтобы перевести этот неловкий разговор, покрасневший и смущенный Юрий спросил:

— По какому поводу сидим?

— Как по какому?!

Пашка майора получил.

— Здорово!

— Да не очень, Касьянов тоже звездочку сейчас обмывает, — поморщился Павел.

— А он-то за что? — ахнул Астафьев.

— Ты что, он так все дело повернул, что мы там и рядом не сидели, так ведь, Андрей? — спросил Зудов.

Теперь поморщился Колодников. Разговор с областным начальством был не лучшим воспоминанием в его жизни. Его собственный доклад выглядел чересчур сухим и скомканным по сравнению с четко выстроенными фразами Касьянова.

— Да, он работал и на Мамонова и в то же время копал под него. Сохранил все результаты экспертиз, те, что заставил выкрасть Мамон. Именно он догадался обыскать квартиру любовницы Гуся — Зойки и обнаружил ту кассету с компроматом.

Это пока мы по болотам с Пашкой бегали. А знаешь, как он красиво вычислил похитителей Ольги?

— Ну?

— Он бегать и опрашивать никого не стал, просто взял список приглашенных на банкет и сравнил с тем, который заставил его изъять Мамонов. Был, оказывается, такой списочек. Его Касьянов по горячим, можно сказать, следам сделал. Естественно, там было на три фамилии больше. Не дурак, конечно, он.

— Вот это да! — восхитился Юрий.

— Да, кстати, вчера в Астрахани взяли младшего Гусева.

— А мамоновский отпрыск?

— Тот ушел, хрен они его теперь найдут в самостийной Украине. А Петруша-то, полудурок, прилетел с Канар. Беседовал я с ним, недалекого ума малый. Все не может поверить, что его на нары определили.

Колодников вздохнул.

— Ты чего это, Андрюха? — удивился Павел.

— Да, чувствую, не бывать мне начальником угро.

— Чего это?

— Знаю, — печально ответил он.

Колодников опять вспомнил совещание у областного руководства: заинтересованные взгляды генерала, его свиты и нового начальника ГОВД на подтянутого, делового и компетентного в своем выступлении Касьянова. Андрей хорошо знал, что для начальства гораздо больше значат внешний облик и умение отрапортовать, чем истинные заслуги и авторитет среди коллег.

В это время от крыльца донеслось звонкое девичье:

— Андрюша!

Мысин встрепенулся и тихо сказал:

— Я сейчас.

— О, видал? — кивнул ему вслед Мазуров. — Такой роман закрутил с вдовой Свинореза, аж искры от обоих летят.

Колодников с удивлением узнал в пышной девушке в цветастом платье свою старую знакомую, кустодиевскую красавицу Лену Сергееву.

— А-а! То-то он в «Айсберге» все твердил про официантку «худовата больно».

Теперь понятно, какая ему нужна. Сам-то ей по плечо.

Андрей помрачнел:

— Для него есть одно неприятное известие. Выпустили его «крестных», Крылова и тех двоих.

— Какого хрена? — ахнул Мазуров.

— Ну, вину в смерти Брошиной нам сейчас доказать будет трудно, машину мы помяли сильно, а там еще адвокаты нажали… В общем, выпустили их под подписку о невыезде. Если послушать Занчевскую, то мы должны были Андрюху не снимать с крюка, а дождаться приезда понятых и только потом, зафиксировав все, везти его в больницу. Да и полкаш наш новый что-то на нас всех волком смотрит. Так что, — Колодников сделал многозначительную паузу. — Мамон мертв, но дело его живет.

— Ты думаешь, что этот, новый, тоже того?.. — Мазуров мотнул головой куда-то в сторону.

— Точно не знаю, но нутром чувствую. Ты же знаешь, у меня как у собаки нюх, особенно на таких… Он и внешне-то чем-то на Мамона похож, к тому же, говорят, они в свое время учились вместе. Из области к нам — это в чистом виде понижение, — заключил Колодников.

— На тебя там вообще хотят дело завести, — Зудов кивнул в сторону майора.

— Об избиении задержанных.

— Дурдом, — подал голос Шалимов. — Я бы их сам там так отделал, что потом они у меня месяц пальцем пошевелить не могли бы.

— Что у вас там, кроме водки, попить есть? — спросил Астафьев, чувствуя наступившее утомление после первой прогулки.

— А вот, минералка, — Колодников подал лейтенанту пластиковый стаканчик, тот начал было пить, но вдруг фонтаном выплюнул все изо рта.

— Ты че, дурак? — спросил он, отплевываясь и кидая стаканчик опешившему Андрею. — Это же водка!

— Тьфу ты, черт! — сказал Колодников и подал второй стаканчик. — А я думал, там вода.

Астафьев торопливо хлебнул и вдруг точно так же все выплюнул. Водка все-таки попала ему в горло, Юрий закашлялся и смог выразить свои чувства, только повертев у виска указательным пальцем. Ошеломленный Колодников понюхал оба стаканчика и спросил:

— А где же у нас минералка?

— Не знаю, сам дегустируй, — прохрипел Астафьев, а Мазуров укоризненно покачал головой.

— Ты что это, Андрюха, решил мне единственного напарника угробить?

Колодников попробовал жидкость из одной бутылки, но поперхнулся и так же закашлялся. Эта третья подряд неудача привела коллектив здоровых и больных милиционеров в состояние бурного восторга. Паша беззвучно смеялся, откинув назад голову, Шалимов согнулся в приступе хохота, Мазуров держался за сердце.

Астафьев же обхватил руками больное плечо и только постанывал от смеха, опасаясь, что разойдутся швы. Подошедший Мысин с удивлением рассматривал всех, неуверенно улыбаясь.

— Вы чего это? — спросил он.