Лошадь смеется

      Такси остановилось возле Художественного салона на улице Димитрова. Из такси поспешно вышла Карина. В руках у нее была большая хозяйственная сумка. Никого не спрашивая, Карина сразу прошла к эксперту.
      - Я вам звонила, вы сказали, что можно зайти.
      - Да-да. Пожалуйста.
      - У меня есть две картины. Вы не могли бы их оценить?
      - Чьи? Кто написал?
      - А вы посмотрите... Сами поймете.
      - Ну-ну, я жду. Показывайте.
      Карина вытащила из большой хозяйственной сумки аккуратно завернутые в газету две картины. Развернула и показала эксперту. Эксперт был ошеломлен:
      - Какой неожиданный цвет! Откуда они у вас?
      - То есть как - откуда?
      - Да нет, простите, мне показалось, что это похоже...
      - На что похоже или на кого?
      - Тысячу раз простите, солнышко... Да что вы, ни на кого и ни на что!.. Какой я невежда!.. Вы даже не представляете, какой я невежда. Мне показалось, что это похоже... И знаете, почему? - Потому что прекрасно.
      - Но на кого похоже?
      - Молодой Матисс...
      - Но это не Матисс.
      - Нет-нет, конечно же. Я вижу, что это не Матисс... Но какое умное влияние. Нет, вы только взгляните на эти линии... Вы будете их продавать?
      - Я не знаю, сколько стоит.
      - Да-да, солнышко, я понимаю. Вам нужны деньги... Но я вам найду покупателя. Если их продавать в салоне, они будут стоить дешевле.
      - А сколько примерно?
      - Тысячи три...
      - Обе? - удивилась Карина.
      - Нет, конечно, - ответил эксперт. - Каждая.
      - Три тысячи... Нет... нет, это...
      - Я вас понимаю... Но, подождите, я найду вам покупателя.
      - А кому вы хотите предложить?
      - Вы их не знаете. Это просто любители. Коллекционеры... Вы так спрашиваете, что я затрудняюсь, что вам ответить.
      - А за сколько можно продать коллекционерам?
      - Я думаю, что вот эта картина... Она могла бы стоить тысяч пятнадцать... А эта... какой колорит! Зачем вы их продаете?
      - Сколько?
      - Да-да... Уродливая картина - такое же несчастье для общества, как уродливый ребенок...
      - Сколько?
      Эксперт почти не смотрел на Карину. Он смотрел на картины:
      - Тысяч семнадцать... Если бы у меня были деньги... Я бы сам купил. Но у меня никогда их не было. Я бы мог сказать вам неправду. Но перед кистью такого художника может соврать только негодяй. Господи, когда я научусь быть коммерсантом! Это же моя профессия. Мое ремесло. Но кто, кто же написал их? Я растерялся и даже не спросил, кто автор...
      - Ну, какая разница? Разве это так важно? Это мой муж.
      - Я нигде не видел его картин... У вас с мужем совсем нет денег?.. Как все повторяется.
      - Что вы имеете в виду?
      - Вы этого не поймете... Какая глупость думать, что меняются люди. А на самом деле меняется век... И знаете, чем отличается каждый новый век от предыдущего?.. Просто большее число людей делает то, что раньше делало меньшее число...
      - Что же тут плохого?
      - Плохого? Вы знаете, в чем смысл свободы большинства людей? - Чтобы боль одного человека стала болью всего общества.
      - О чем это вы?
      - Я? Ни о чем. О жизни. Стоит людям начать жить лучше, как все повторяется... Одни продают, другие скупают шедевры. Извините, я думаю о своем. Я отключился, как теперь говорят...
      - Пожалуйста...
      - А почему он их не подписывает? Скажите ему, пусть подписывает.
      - Он пока не верит в себя.
      - Но главное, что вы в него верите. Только у художников бывают такие красивые юные жены. Хотите, я приду к вам домой и сам приведу покупателей. Поверьте мне, что со временем этим картинам цены не будет... Я приду к вам, оставьте адрес... Живопись - это мое проклятие... Где вы их держите? Старайтесь держать в темноте. Чтобы солнце не съело краски... Я к вам зайду...
      - Пока не надо... Сначала я поговорю с мужем... Если можно, я запишу ваш телефон.
      - Да-да, пожалуйста. И оставьте свой.
      - Я вам позвоню.
      - Вы думаете, я хочу вас обмануть? Хорошо, не оставляйте ни телефона, ни адреса. Но приходите ко мне, приходите с мужем. И... приходите с мужем. И скажите ему, чтобы он подписывал картины. Так нельзя. Люди должны привыкнуть к имени.
      Карина завернула картины и положила в сумку.
      - Я вам позвоню.
      Карина уже собиралась уйти.
      - Подождите. Я вам дам адрес одного профессора. Он крупный коллекционер. Он обязательно у вас купит какие-нибудь картины... Стоит ему увидеть такой оранжевый цвет... Он вам заплатит все деньги, какие у него есть... Ах, что это за умница! Может быть, вы читали его книгу "Цветовая гамма в космосе"?
      - Да-да! - сказала Карина. - Она у нас есть дома.
      - Ну, вот видите... Сейчас, сейчас, сейчас... Вот вам его визитка.
      - Спасибо.
      Карина вышла из магазина, села в такси и, вернувшись домой, повесила картины на прежние места... Отныне она знала, что на стенах висит богатство.
      - А я узнал этого эксперта. Это Теплицкий? Да? Сергей Николаевич Теплицкий?
      - Да. Это он...
      - А откуда ты его знаешь?
      - Я случайно с ним познакомился в Италии, в галерее Уффици. Он ведь раньше работал экспертом в Эрмитаже, а потом ушел на пенсию и переехал в Москву. Это первостатейный знаток живописи. Большинство экспертов ничуть не отличаются от скупщиков золота. И если бы Карина попала к кому-нибудь из них, они бы так высоко не оценили картины. Когда она сказала, что "Цветы в космосе" стоят десять тысяч, я понял, что она была у Теплицкого...
      - Да. Этот бессребреник не умеет врать. У нас часто к нему обращаются за консультациями. У тебя есть его телефон?
      - Где-то записан.
      - Позвонить бы прямо сейчас. Но старик спит.
      - Позвонишь завтра.
      - По-моему, нам пора услышать телефонный звонок стюардессы, - сказал Олег. - Наверное, она звонила Вадиму не раз, когда его не было...
      ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК СТЮАРДЕССЫ
      - Алё? - сняла трубку Карина.
      - Попросите, пожалуйста, Вадима, - сказал женский голос с эстонским акцентом.
      - Его нет дома... Что передать?
      - Скажите, что звонили из аэропорта. А когда он будет?
      - Минут через десять.
      - Я позвоню. Скажите, его ждет горячий кофе с пирожком.
      - А вы приезжайте... он уже будет.
      - Нет. Я не успею. Я позвоню. Завтра и послезавтра я буду в Москве. Тоже позвоню. А кто со мной говорит?
      - Это сестра Вадима, - легко солгала Карина.
      - Очень приятно, - ответил голос в трубке.
      - Мне тоже очень приятно. А какая в Прибалтике погода? Я скоро лечу в Прибалтику.
      - Хорошая. Дождь пройдет - и солнышко. А каким рейсом вы летите?
      - Еще не знаю. Я еще не брала билет.
      - Обязательно заходите ко мне. Запишите мой адрес...
      - С удовольствием...
      - А Вадим не приедет с вами?
      - У него сейчас навалом работы... Но я постараюсь его уговорить... Мы; может быть, приедем с Никой... Вы так часто звоните и ни разу к нам не зашли...
      - А я прилетаю и через четыре - шесть часов лечу назад...
      - Ты должен будешь найти стюардессу. Она тебе очень понадобится...
      - А как ты думаешь, она встретилась с Вадимом?
      - Думаю, что да.
      - В Москве или в Таллине?
      - Наверное, и в Москве, и в Таллине.
      - И что? Они встретились втайне от Ники? Ника знала о встречах Вадима со стюардессой? - спросил Олег.
      - Нет. Не знала.
      - Итак, - сказал Олег, - Вадим встречается с Никой и со стюардессой, но ни та, ни другая об этом не знают. А?
      - Скорее, со стюардессой было всего две встречи. Одна - в самом начале, ну, дня через три, через четыре после знакомства. И другая - совсем недавно. В самом конце. Вадим был в отчаянии...
      - В каком отчаянии?
      - Вадим был в отчаянии...
      - Хорошо, но в ночь смерти Карина стюардесса была в Москве? Или ты исключаешь такой вариант?
      - Нет, - сказал Ваграм, - не исключаю.
      - И могла оказаться в его квартире?
      - Могла.
      - В ночь смерти Карина? - переспросил Олег. - Она могла оказаться в его квартире?
      - Видишь ли, - ответил Ваграм, - я не могу проследить сейчас весь каринский поток боли.
      - А Карина познакомилась со стюардессой? И в ночь смерти Вадима эти две женщины могли встретиться?
      - Я не знаю, в какой степени боль Вадима распространялась на стюардессу. Но я могу тебе сказать, что Кариной было необходимо с ней встретиться. В эту ночь или накануне, но встреча должна была состояться и окончательно решить судьбу Карина. Убивать его или нет, - сказал Ваграм.
      - А почему Карина лишь спустя годы решила проверить, насколько талантлив ее муж?
      - А как бы ты реагировал, если в течение одной весны в твоей квартире появилось сто с лишним картин, целая галерея?
      - Ты хочешь сказать, что натянутость их отношений подтолкнула ее на этот шаг? Стоит ли вообще дорожить таким мужем?
      - Да нет!.. Все не так. Дело в том, что до сих пор Карин серьезно не занимался живописью... Что-то ему мешало... Ну, Ван Гог тоже стал серьезно заниматься живописью в двадцать восемь лет. А Поль Гоген... Так вот, когда в эту весну посыпались картины одна за другой, она растерялась. Она поняла, что с мужем происходит нечто невероятное...
      - Ну, да, она выходила замуж за обычного инженера. А тут однажды вечером домой явился гений... Как с ним говорить? О чем? Она, привыкшая себя считать пусть не состоявшейся, но актрисой, должна была непременно уйти в тень... То есть, пока у него все было плохо, картины скупали за бесценок, она диктовала свои условия, предъявляла претензии, требования... И вдруг - неожиданное крушение всех иллюзий.
      - Что-то в этом роде...
      - Так вот почему ни у одной из картин нет названия. Он еще сам не был уверен... А я думал, почему картины не подписаны? Откуда такая застенчивость у художника? Наше время, по-моему, не страдает застенчивостью. А красивое, как и талантливое, редко бывает несовременным.
      - Ты не сваришь кофе?
      - Поедем ко мне? Пообедаем?
      - Какой обед? Глубокая ночь. Так я в не позвонил на дачу.
      - Я сделаю яичницу с сыром. Сыр у тебя есть?
      - По-моему, есть в холодильнике.
      - А ты будешь?
      - Нет, Олег. Я выпью крепкий кофе со сливками.
      - Между прочим, наш Карин очень смахивает на Дон Жуана. Раздает телефоны направо и налево.
      - И правильно поступает. Многие женщины не прочь увидеть в своем возлюбленном скрытого Дон Жуана.
      - И все же, все же, все же... Психологических неясностей становится все больше.
      - Тебя это удивляет?
      - Да нет.
      - Жизнь уже навсегда вырвалась из привычного логического кольца. Наше мышление бродит по лабиринтам неизвестного, в наши отношения уже не подчинены той логике, где можно все легко объяснить...
      - Держу пари - сейчас мы услышим передачу на нашу тему. - Олег включил транзистор:
      ...Нет, нет, нет, нет - мы хотим сегодня,
      Нет, нет, нет, нет-мы хотим сейчас...
      Тигр захохотал.
      - Понимает, что такое современная цивилизация. Все хотят сегодня. - Он погладил зверя.
      - Всю жизнь мне приходится иметь дело с пространством, не обозначенным фактами, - сказал Ваграм. - Музыка, живопись, литература, - что в них является большей реальностью - наша повседневная действительность или воображение художника?.. В музыке Баха нет фактов... Но ты ее слышишь. И мир становится тебе конкретно ясен...
      - И все-таки я думаю, хотя Вадим Карин и Дон Жуан, а любил он впервые.
      - Вот сейчас ты сказал самое главное. Карин до сих пор никого не любил. А когда большой художник влюблен впервые, он видит этот мир таким, каким его до сих пор никто не видел. В его произведениях нет никакой осторожности... Мы столкнулись с тобой с явлением совершенного порядка в искусстве. Но беда в том, что совершенное беззащитно, как ребенок...
      - Ты устал?
      - Нет... Сваришь еще кофе?.. А что, много философствую? Да?
      - Какую ты мне готовишь подножку?
      - Я?.. Нет. Эту подножку нам подготовил Вадим Карин своим автопортретом... Все художники старались скрыть от людей свою нежность и ранимость. И старались написать себя суровее и даже более жестокими, чем они были в жизни. Автопортреты Леонардо, Микеланджело, Тициана и поближе к нам Ван Гога, Ренуара, Сезанна, Пикассо. Даже самый нежный из всех великих, Сандро Боттичелли, и тот нарисовал себя хмурым. Были, разумеется, меланхолические, спокойные портреты. Но ни Репин, ни Левитан, ни Тропинин, - никто из них не любовался собой... А Вадим Карин на автопортрете откровенно беззастенчиво влюблен в себя... Ты всмотрись в него - такая глубокая мятущаяся натура. Так себя любить может только очень жестокий человек.
      - Но этого жестокого человека уже нет. И давай ему простим самовлюбленность. В конце концов, когда жизнь кончается так трагически, трудно провести границу между самовлюбленностью и иронией по отношению к себе.
      - А ты мудрец, Олег... Хорошо, давай поговорим о его смерти. Что тебе известно?
      - А ничего. Следствия-то не было... Обыкновенная процедура. Акт о смерти с приложением двух заявлений - врача и Елены Кариной. Вызвали "скорую помощь". Приехал врач. Сделал болеутоляющий укол анальгина. Тут же уехал. Елена Карина хотела посидеть с мужем. Он ее послал на все четыре перекрестка. Она ушла ночевать к подруге. Вернулась утром. А он мертв.
      - Все понятно. После ухода врача Карина дала своему мужу с чашечкой сладкого кофе или с чашечкой сладкого чая дополнительную дозу анальгина... Наступила кома... Карин потерял сознание и уже больше не проснулся. Полное алиби. Очень современное убийство...
      - Но неужели у тебя нет никаких сомнений, что это было убийство?
      - Никаких, Олег, никаких. Это - тяжкое обвинение. Я понимаю, но это бесспорный факт.
      - И этот болван врач... Он ничего не помнит и считает, что за сто двадцать рублей у него память блестящая... Он сказал, что у него столько вызовов за вечер, что он успевает только войти к больному и выйти... С ним разговаривали... Такой тип в линзовых очках и с грязным носовым платком... Хотя бы спросил - нет ли у больного аллергии к каким-нибудь лекарствам...
      - Поверь, Карина знала, что ее муж аллергик. И была обрадована, когда врач сделал укол... Это ей развязало руки.
      - Но, по-твоему, получается так, что у нее уже были приготовлены ампулы с жидким анальгином. И если бы не приход врача... она бы все равно нашла способ угостить аллергеном своего мужа...
      - Да. Замысел уже существовал... И обстоятельства этой ночи его только ускорили.
      - Как это часто стало встречаться в моей практике, когда очень тесно соседствует случайное и продуманное. И нередко одно от другого почти невозможно отличить... Ведь Карина не профессиональная преступница. Но ей помог случай. В заявлении она пишет, что понятия не имела, что ее муж аллергик.
      - Заявление Кариной - ложь. Она все отлично знала.
      Богиня всех богинь - Истина в траурном платье. Ваграм отложил эту репродукцию.
      - Почему ты ее отложил? - удивился Олег. - Истина - тоже женщина.
      - Нет-нет. Это самая последняя работа художника. В ней - предчувствие угрожающих событий. Еще на выставке эта картина помогла мне преодолеть сомнения... Говоря языком математики, у каждого множества есть нижняя грань, которая обязательно является его предельной точкой и ему уже не принадлежит. Следовательно, "Истина", резко отличаясь по философскому замыслу и художественному исполнению от всех остальных картин, является той самой предельной точкой, то есть последней картиной автора... Усек?
      - Усек!.. Тогда что же ты отвлекаешься?
      - Извини. - Ваграм по-детски смутился.
      - Деньги. Опять деньги. Опять богатство. Страх потерять богатство. Боялась, что он разведется с ней.
      - Олег, все значительно сложнее. Как раз бросающаяся в глаза банальность истории и путает все карты. Карина понимала, что дело не обойдется без подозрений и обвинений. Люди завистливы. Так ведь бывает, и когда человек вовсе не виноват. А вот ты не задавал себе вопроса, почему Карин почувствовал себя плохо?
      - Она сама была удивлена.
      - Нет. Она не была удивлена. Если бы она даже не добавила аллергена и Карин умер бы от одной ампулы врача, все равно она - убийца.
      - Но сам-то Карин видел, что ему собираются делать укол. Не мог же он забыть, что он аллергик.
      - Да, не мог. Но нет, не видел.
      - Как это он мог не видеть и не чувствовать, что врач делает ему укол анальгина?
      - Он находился в глубочайшем трансе, Олег. И для этого у него были слишком веские причины.
      - Ваграм, есть статья, что у Карина наступил творческий кризис. Он не знал, как писать дальше. В ней прямой намек на самоубийство. Сейчас найду...
      - Не надо искать, - Ваграм выдержал паузу, - у Карина был мощный стресс. Он был переполнен такой болью, что не мог почувствовать, когда его кто-то кольнул в мягкое местечко. Он никого не видел и ничего не слышал вокруг. Вот чем воспользовалась Карина. Секрет в этом.
      - Дела-а-а...
      - Как у тебя завтра складывается день?
      - Кошмарно. Тебе лучше не знать. А у тебя?
      - Кафедра... Эффект бессмысленного пространства...
      - Это еще что такое? - спросил Олег.
      - Ну, представь себе, - сказал Ваграм, - человечество лишилось или Бальзака, или Шекспира, или Толстого...
      - Не было бы "Человеческой комедии", "Войны и мира", "Гамлета"?.. Чушь какая-то.
      - Какая-то чушь? Хм... Каждый большой художник - это законченная гармоническая форма в непрерывном гармоническом анализе мира. Казалось бы, ее уничтожить нельзя. Но, тем не менее, ее уничтожают. И тогда возникает эффект бессмысленного пространства. Мы же не знаем о существовании очень многих прекрасных художников, ни об их произведениях, ни о том, что они были. И для нас это далеко не безболезненный процесс - обворованные в искусстве столетия и эпохи. Я это говорю не потому, что потеря каринской живописи была бы для человечества невосполнимой. И все-таки где-то был бы ощутимый разрыв в цепочке этого анализа...
      - Ваграм, послушай, я тебе прочту одно интервью Кариной, где она страдальчески заявляет, что пожертвовала своей актерской судьбой ради мужа...
      - Не буду слушать. Двадцать один год, всего двадцать один год. Ну, и птичка! Вот наследственность - тут никакая генная инженерия не справится. Она выстрадала эти картины. Она их выстрадала! "О, времена! О, нравы!" Лучше посмотрим, как была совершена кража портрета Ники...
      КРАЖА ПОРТРЕТА НИКИ
      Карина пришла в квартиру Ники, представившись страховым агентом. Дверь ей отворила мать Ники.
      - Вы ко мне?
      - Да. Я страховой агент.
      - Мне нечего страховать.
      - Все так говорят. Вот я ничего и не зарабатываю...
      - Да вы пройдите. Можете сами убедиться.
      - Вы простите меня... Ну, наверное, у меня такая профессия. Я должна думать, что всегда есть что-нибудь застраховать.
      - Я вас понимаю. Вы ведь живете на проценты от страховки?
      - Да. Вот в соседнем доме я книжки застраховала.
      - Но у меня их очень мало, - ответила мать Ники.
      - А вот эту картину вы не хотите застраховать? - Карина увидела на стене портрет Ники.
      - Нет, - сказала мать, - это моя девочка.
      - Прелестный портрет.
      - Для меня он живой...
      - А, может, у вас есть другие какие-нибудь картины...
      - Не-ет... Других картин у меня нет. Нечего мне страховать.
      - Да-а! Можно, я поближе подойду? Я немного близорука.
      - Конечно, подойдите.
      - Спасибо. - Карина подошла поближе к портрету Ники. Она поняла, что портрет легко снимается. Было очевидно, что мать вечерами снимает его поцеловать и пожелать спокойной ночи. - Невозможно оторваться... Какая красивая!
      - Она больше печальная...
      - Но всем, кто смотрит, как она должна нравиться...
      - Некому нравиться... Только одна я смотрю на него.
      - Это я понимаю...
      - Нет у нас родственников. Нас на свете было двое. И больше никого... Никого... Мои родители и два брата погибли в войну.
      - А как же муж?
      - Я не была замужем. Работала. Училась. Наверное, мой муж прошел мимо меня...
      - Господи, как все одинаково.
      - Ничего не поделаешь. Время было неровное.
      - А у дочери тоже никого не осталось?
      - А кто? Дети? Ей самой только двадцать лет было...
      - Ну, а подруги, друзья? Они хоть к вам заходят? Не оставляют же они вас одну.
      - Никто ко мне не заходит.
      - Да, когда горе, человек никому не нужен.
      - До этой весны мы всегда были вдвоем. Только в эту весну она стала взрослой. И впервые уехала одна в Прибалтику...
      - Я тоже одна. Был любимый, а потом не стало.
      - Если мужчина любит, он не уйдет.
      - А у вашей дочери был любимый? Тоже не заходит?
      - Я не хочу об этом говорить. Дай бог, если это было так. Если это была любовь. Значит, хоть немного счастья, но у нее было. Я желаю счастья тому человеку, кого она любила.
      - А разве она вас с ним не познакомила?
      - Я сама не хотела знакомиться. Мало ли, вдруг не понравлюсь. В молодости я получила такой урок, - ответила мать. - Я видела его на похоронах. Он очень плакал. Никогда не думала, что мужчина может так убиваться. Но я его ни о чем не спросила. Я боялась ему помешать. И уехала с кладбища одна, а он остался. Поминок я не устраивала. Какие поминки, если она живая. Вы не верите, что она живая?
      - Верю. Хоть бы на кладбище к вам подошел.
      - Куда подходить? Нас всего было двое. Он и я.
      - Ну, поговорил бы с вами. Пожалел.
      - Я ушла.
      - А с работы кто-нибудь был на похоронах?
      - Нет. Ника после школы два года отработала чертежницей, а в этом году уволилась и хотела поступать в институт...
      - Вы бы повесили ее фотографии. Все легче было бы.
      - Она не любила фотографироваться, недавно даже все свои детские фотографии разорвала...
      - Ну, может, они у кого-нибудь из ее школьных подруг есть. Позвоните вернут! Может, она что дарила.
      - Ах, какая вы глупенькая!
      - А я еще лезу со своей страховкой. Простите, пожалуйста. Я хочу вам чем-нибудь помочь, но не знаю чем.
      - Что она могла подарить? Как была в одном джинсовом костюме, так в нем и ушла...
      - Да. Жаль, - сказала Карина.
      - Мне ничего не жаль, - ответила мать, - теперь мне ничего не жаль. Вот она здесь. А остальное меня не касается...
      - Нельзя быть такой безразличной к жизни. Вы еще молоды.
      - Я давно старая.
      - Ну, что вы! Какая же вы старая. Сколько вам?
      - Разве это что-нибудь значит - сколько?
      - Но ведь теперь ничего не изменишь...
      - Нет, - ответила мать, - это не ее смерть. Ника жива. Это я знаю. Вы думаете - это портрет? Видите, живая. Она утром пьет со мной чай. Я пью чай, а она - кофе. Она так любит кофе. Вот и улыбается уже, видите?
      - Успокойтесь... Я буду к вам заходить...
      - Ника жива... жива... Это я умерла...
      - И все же нельзя ставить на себе крест. Если вы не против, я бы к вам заходила. Мне тоже бывает так одиноко.
      - Приходите, - сказала мать, - я всегда после пяти дома. И всегда одна. Я поставлю чай. Или, может, кофе?
      - Хорошо. А я сбегаю за пирожными.
      - Да нет, нет. Не надо, что вы...
      - Вот этот момент, - сказал Ваграм. - Мать Ники пошла готовить чай или кофе. Карина молниеносно сняла и сунула портрет Ники в свою просторную сумку. Посмотрев, что мать Ники возится на кухне, ищет спички, наливает воду, моет или достает чашки и так далее, она выскочила из квартиры:
      - Я побежала за пирожными.
      - Для женщины с такой несладкой судьбой портрет дочери был единственной связью с жизнью. Мать всерьез принимала портрет за живую дочь. И вторично пережить ее смерть было для нее непосильно.
      - В это трудно поверить.
      - Можно не верить, но это так. Надо полагать, у матери Ники было совсем изношенное сердце, и оно не выдержало. А может быть, она была вообще тяжело больна. Так что этот вечер был для нее последним. Поэтому никаких данных о краже картины в твоей картотеке нет. Жаловаться было некому.
      - Превосходно выбранная маска. А зря ее не приняли в театральный... Страховой агент...
      - Помнишь, кто-то из посетителей посоветовал ей застраховать картины? И она ответила, что это не так просто сделать...
      - Да-да!.. Я помню. Посетитель настаивал.
      - А Карина снова ответила, что сейчас ей не до этого. И опять не произнесла глагол "застраховать". Хотя должна была бы его произнести. Она хотела убежать от этого слова. Человек совершает преступление, и место, где он его совершает, не дает ему покоя. Оно его навязчиво тянет к себе, а он старается это место забыть, вычеркнуть его из памяти... Это знают все. То же самое происходит и со словами. Преступник боится их произносить, если они обозначают способ его преступления.
      - Вот во что бы я совсем не хотел верить, так это в смерть Ники. Было бы лучше, если бы ты ошибся в своем гармоническом анализе... Нельзя убивать тех, кого надо любить...
      - Ника не понимала, что такое остерегаться. Она не была искушена ни как человек, ни как женщина. Это было ее первое и последнее чувство. Вот она и не оборачивалась. Вадим Карин встретился с женщиной незаурядной. Правильнее было бы сказать, что он находился в водовороте ее чувств. Это был какой-то фейерверк искренности. И когда бы так продолжалось дальше, я не знаю, выдержал бы Вадим Карин такое напряжение или нет. Скорее всего, эта любовь выпотрошила бы его.
      Во всяком случае, она всецело поглотила Карина.
      - Неужели ты не ошибаешься?
      - Это произошло за несколько дней до смерти Карина... За два, три или четыре дня...
      СМЕРТЬ НИКИ
      - Ты устал...
      - Ничего... Это пройдет...
      - Может, сварим еще кофе?
      - Да!.. Да!
      - Я недавно видел, как по Новому Арбату шла влюбленная молодая женщина...
      - Да. Да! Ты прав! Это была Ника!
      - Что?
      - Сейчас ты увидел Нику. Ты только не подумал об этом. Разве сам ты это не почувствовал?.. Просто надо обостренно чувствовать, что происходит в нашем мире... Это она... Это она прошла по Новому Арбату... Это случилось на Новом Арбате... Как же ты мог? Ты не поверил в то, что ты почувствовал, в то, что ты увидел?.. когда же, наконец, мы станем доверять тому, что мы живем в одном и том же времени...
      ...Ника шла по Новому Арбату... Иногда она останавливалась, запрокидывала голову и, лукаво прищурившись, смотрела в небо. Она шла с огромным букетом цветов. Все в ней было заразительно. Прекрасно и заразительно... Казалось, прохожие завидуют каждому ее движению. Завидуют и радуются... Приятно, когда идет человек и этот человек совсем иначе похож на то, что мы называем жизнью... Ника говорила вслух. Как будто ей самой надо было слышать то, что она сказала:
      - Как хорошо! - говорила она. - Как хорошо!
      - Девушка, - обратился какой-то прохожий. Но Ника не оборачивалась. Она продолжала идти...
      - Как хорошо! - повторила она. Какой-то другой прохожий спросил ее, где она купила такие цветы.
      - Вы хотите со мной познакомиться? - спросила Ника.
      - Очень! - сказал прохожий.
      - Поздно, - улыбнулась Ника и продолжала быстро идти.
      - Как хорошо быть женщиной! Как хорошо! Ты ни к кому не будешь так относиться... Ты ни к кому не будешь так относиться... Ни к кому...
      - Девушка, остановитесь! Нельзя так быстро идти...
      - Обернитесь, девушка!
      - Я не оборачиваюсь... - сказала Ника. На той стороне Калининского проспекта она увидела Вадима Карина. Ника побежала навстречу Карину сломя голову... Через дорогу. Она бежала с криком: Любимый! Любимый!.. Машина... Прямо на нее неслась машина...
      - Олег! Надо остановить машину!!! Надо остановить машину!!! Ты слышишь?!!
      - Это невозможно, Ваграм, она уже сшибла ее... Машина сшибла Нику... Жила она еще несколько минут. Очевидно, для того, чтобы сказать Карину, который подбежал только теперь:
      - Вот так-то, любимый... Я знала, что все кончится очень скоро... Но ты меня похоронишь?.. Я уже говорю с тобой издалека. Никогда еще не испытывала такого чувства... Слышишь?.. Совсем не больно... Наверное, с болью из этого мира не уходят... Любимый!.. Мне так хорошо было быть женщиной... Скажи маме... Привет, любимый!
      - Кофе! - сказал Ваграм, - давай сварим по чашечке крепкого кофе...
      - У тебя есть сигареты?
      - Да. Посмотри, где-то тут... Убийство Карина было лишь продолжением трагической смерти Ники...
      - Подожди. Давай сначала выпьем кофе.
      - Ты помнишь, что произошло?
      - Я тебе сказал, оставь меня в покое. Ради бога!
      - Я сам хотел затормозить машину... Хотел, но не мог. Он несся с такой скоростью. И она... Она все знала... Она сама побежала навстречу своей смерти с букетом цветов. Никто не мог остановить ее. Никто... Ты считаешь, что я виноват? Ну, скажи, что же ты молчишь? Ты считаешь, что я виноват?.. Это же не я сидел за рулем! Что ты на меня так смотришь, как будто я был в машине...
      - Какая нелепая смерть...
      - Романтика! Это все романтика! Нечего делать в нашем веке романтике... Мы ее давно перечеркнули за ненадобностью. Шофер бы никогда не задавил ее, если бы хоть чуть-чуть жил в ее измерении...
      - К сожалению, это не принимается во внимание...
      - Да. Я знаю. Но я постоянно испытываю чувство вины за других. Каторжное состояние... Невыносимо...
      - Тебе с сахаром?
      - Я положу сам.
      - Может, мне поехать домой?
      - Ты сам устал. Сколько лет прошло, как мы не спали с тобой целыми неделями?
      - А, старик! Мы с тобой уже давно не студенты.
      - Да. В декабре - тридцать пять!.. Тридцать пять лет... А ты - в ноябре, да?
      - Да. Ты забыл? Я на целый месяц старше тебя. Но если ты считаешь...
      - Да. Я считаю, что тебе уходить не надо.
      - Тогда май... Карин умер восемнадцатого мая... А смерть Ники... Ты говоришь, на три, четыре дня раньше...
      - Это ты будешь устанавливать точные даты... Неопровержимым должен быть сам принцип построения доказательства... И тогда оно естественно обрастает жизненными подробностями и бытовыми деталями... А к точности дня или часа гармоническое доказательство безразлично: