Династии - Романовы. Сбывшееся пророчество

Однако матушка его придумала. Марфа Иоанновна, не обсуждая ничего со своим сыном, созвала срочный боярский совет.

– Нехорошая болезнь осквернила кремлевский терем, – обратилась она к собравшимся. – Ужасающая смерть надвигается на него. И негоже нам этого допускать, – закончив свою речь, Марфа многозначительно посмотрела в сторону Хлоповых. И все было понятно по этому взгляду. Эта речь означала вовсе не то, что Марфа собиралась положить все свои силы на выздоровление Марьи. Эти слова говорили о том, что Марьины дни в кремлевском тереме были сочтены.

– Невенчанная дева не должна умереть здесь, – добавила она.

– Не бывать этому! – горячо выкрикнул в ответ Иван Хлопов. – Сударыня, я должен Вас уверить в том, что наша Марьюшка с самого детства отличалась отменным здоровьем, никогда ни единая хворь не могла ее одолеть.

Так и в этот раз будет, господа, я прошу вас, поверьте мне! Марья очень скоро будет здоровее любого из нас! – закончил Иван, обращаясь уже ко всем присутствующим боярам.

– Решение принято, – постановили бояре. – Государева свадьба и все ведущиеся к ней приготовления необходимо срочно отменить в силу непрочности Марьи Хлоповой к царским радостям.

– Но позвольте! Так ведь нельзя! Все скоро переменится! – не унимался Иван. – Это большая ошибка! Это решение нужно обсудить с государем!

Однако решение было принято и более не обсуждалось. Невесту, которой, очевидно, не суждено было стать женой, свели сверху и не позволили ей даже пожить у ее бабки на подворье, дабы предотвратить возможные встречи с государем. Марья в срочном порядке была сослана в дальний город Тобольск. И не дозволено ей было даже поехать вместе со своими родителями, в ссылку она отправилась вместе со своей бабкой, коломенскими тетками и дядьями Желябужскими.

Глава 4

Надежда на счастье

Михаил был убит горем. Он не мог никого видеть, ни с кем разговаривать, ему не было никакого дела до всего, что происходило вокруг. Более того, кипящая и бурлящая вокруг жизнь его раздражала. Ему хотелось, чтобы все вокруг остановилось и замолкло. Буквально вымерло.

– Да ты не переживай, Мишенька, – успокаивала его мать. – Никто не виноват в том, что такое несчастье с тобой и с девицей несчастной приключилось. Значит, так уготовано было ей самой судьбой. Мы не ведаем о том, какой путь нам намечен Господом.

– Так и есть, государь, так и есть, – вторила ей Евникия. – На то была воля Божия, и никак иначе.

– Ты пойми, Мишенька, – продолжала Марфа, – не было здесь другого выхода. Подумай, ведь негоже это – из дворца гроб выносить. Сделано было все точно так, как положено, по-божески. Не грусти ты оттого, что без невестушки своей остался. Мы тебе скоро новую сыщем. И поверь моим материнским словам – будет она у тебя знатной красавицей, другой такой вовек не сыщешь! А здоровья у нее будет, как у кобылицы! Детишек тебе народит много, ладных и здоровых. И будут твои наследники такими же, как и весь род Романовых, и как она сама – крепкими. Более того… – загадочно произнесла Марфа и немного помолчала. – Кое-кого для этой роли я уже приметила.

Но Михаила такое решение не устраивало. Никого другого не желало его сердце. Поэтому втайне от матушки своей он интересовался Марьиным здоровьем. И надеялся. Очень сильно надеялся, что все наладится, и они все-таки смогут еще побыть вместе на этом свете.

Возможно, именно это и помогло Марье, проживающей в Тобольске на небольшом подворье со своими родными, очень быстро поправиться. Все только и диву давались – что ни день, то Марьюшке лучше. Щечки порозовели, улыбка на личике появилась. Марья свою судьбу приняла с готовностью. Ни на что не жаловалась она, довольствовалась своими пятью предписанными копейками в день да улыбалась всем вокруг. Родичи глядели на нее и понять не могли:

– Марья, да что же это за жених у тебя такой, который при первой же беде тебя от своих глаз подальше отослал?! – то и дело сетовали они.

– Значит, так было угодно Господу, – улыбалась им в ответ она. – Как знать, может он от меня какую другую беду отвел таким образом?

И, возможно, она была права. Марфа Иоанновна с Евникией не отступились бы просто так и продолжали бы перечить всякими способами намеченной свадьбе. Так она, по крайней мере, осталась жива и могла бороться за свое право на счастье.

Михаил быстро проведал о скором выздоровлении Машеньки и тут же позаботился о том, чтобы зимой 1619 года его любимая вместе со своим семейством была перевезена в Верхотурье. Там ее уже ждало роскошно отстроенное немалое поместье, о строительстве которого предусмотрительно позаботился Михаил. Но из-за старого предписанья, запрещающего ей оттуда отлучаться, встретиться они так и не могли. Там Марья прожила год, после чего ее тайно вывезли в Нижний Новгород под именем Анастасии.

Как ни старался Михаил, как ни горевал, не смог он добиться большего для Машеньки. Он стал совершенно нелюдим, неприветлив, осунулся совсем, а мать свою и Салтыковых стал и вовсе избегать. Понял Михаил, где корни всех бед его, и боялся, как бы чего нового они не придумали. А Марфа Иоанновна вины за собой никакой не чуяла. Богомольная и благочестивая, стала она молиться об исцелении души сына своего со всем своим монастырем, а по храмам заказывала о Михаиле молебны. Волновалась она о царе, переживала за него, однако вовсе ей это не мешало упрямо и бесстрашно править всей Россией. Таким образом, при дворе снова наладился прежний порядок. Как и рассчитывала Марфа. Теперь царский двор был обеспокоен только одним – ожиданием возвращения отца-государя из плена.

Прохладным июньским утром 1619 года звон колоколов разбудил весь Кремль. Красиво и величаво он раздался по зеленым просторам, поплыл над всей Москвой-рекой! Этот радостный звон увещевал о долгожданном возвращении патриарха Филарета из Польши. Новое время было уже не за горами.

Филарет гордой походкой вошел в покои Михаила. Михаил не верил своим глазам.

– Как долго, батюшка, как же долго я этого ждал! – бросился он в ноги отцу, не скрывая своих слез радости. Он знал, он чувствовал, что отныне начнется новая эпоха в правлении Романовых – эпоха справедливости. И все в столице этого ожидали. Давно уже пора было менять прежний уклад.

Так и случилось. Мудрость Филарета, сразу же взявшего в свои руки все дела, повела царский двор иным путем – спокойным и справедливым. Салтыковы быстро утратили свое влияние при дворе. Только Евникия так и осталась подле Марфы Иоанновны.

Как только Филарет уладил все неотложные дела государственного значения, пришла очередь Михаила. И снова, как и в день своего приезда, Филарет явился в его покои.

– Сын мой, настало время обсудить нам серьезный вопрос. Я считаю этот разговор мужским, поэтому позаботился о том, чтобы нас в ближайшее время не беспокоили, – обратился он к Михаилу.

Михаил восхищался своим отцом. Этот человек был действительно мудр, поэтому разговоры с ним всегда доставляли ему удовольствие.

– Слушаю Вас, батюшка, – ответил он.

– Давай-ка мы присядем, разговор серьезный. – Филарет направился в сторону красивых обтянутых бархатом красных кресел. Михаил присоединился к нему.

– Я смотрю, ты весь сам не свой в последнее время, – продолжил он. – И мне кажется, причина тому мне известна.

Михаил не отвечал. Его сердечная боль давно изменила его облик, но разговаривать об этом он не любил. И хотя рядом с ним сидел его отец, с которым он с радостью делился всеми своими счастьями и несчастьями, плакаться ему он не хотел, дабы не показаться малодушным. Он знал, что отцу не может быть известна причина его горестей, однако хотел услышать его версию.

– Наступило время, когда пора укреплять страну и свое властвование над нею. Негоже молодому царю у престола одному оставаться. Одиночество совсем тебя поработило и вогнало в уныние. Жена тебе нужна.

Михаила на этих словах перекосило всего. Такого поворота от отца он не ожидал. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что доживет свой век без Марьи, а теперь ему предлагали искать новую невесту. Снова. Сердце защемило у него в груди и готово было сию же минуту разорваться на части. Филарет смотрел на сына и не понимал, что означает такая реакция. Неужели же женитьба не входила в его жизненные планы? И, тем не менее, он продолжал:

– Я думаю, польская царевна смогла бы возрадовать твою душеньку… – он хотел было продолжить дальше, но запнулся – на лице царя он увидел покатившуюся слезу. Нет, это не могло не иметь серьезных оснований. И Филарет замолчал в ожидании того момента, когда молвит слово его сын и прольет свет на происходящее.

– Не бывать тому, батюшка, – молвил, наконец, Михаил. – Не надобно мне ни польской умницы, ни французской красавицы. Мне суждено коротать свой век одному.

– Однако что ты говоришь такое, сын мой? – возмутился всем естеством своим Филарет. – Ничего такого тебе не суждено! Тебе суждено быть мудрым правителем, счастливым мужем и добрым отцом своим детям!

– Нет, батюшка, – твердил Михаил. – Не знаешь ты многого о судьбе моей и, видит Бог, я не хотел, чтобы узнал.

Филарет остолбенел. Что за история приключилась с его сыном за время его отсутствия?

– Говори, сын мой. Все как есть говори. И мы рассудим по справедливости, как надобно здесь поступить. И ежели это будет твоим решением – то так тогда тому и быть… – не успел Филарет окончить, как разразился Михаил горькими слезами. Он поведал ему всю свою несчастную историю о любви своей, никому не угодной, о заговоре против невесты его ненаглядной, о ссылке ее несправедливой.

Филарет был потрясен.

– Сын мой, нелегкая доля тебе выпала, – сказал он, осмыслив немного услышанное. – Но не печалься, я немедленно займусь этим вопросом.

Глава 5

Тяжелый выбор

Филарет сдержал свое слово. Как только он удалился из палат государевых, он назначил расследование. Для этого он вызвал к себе отца Марьи, Ивана Хлопова, и коломенских дядьев Хлоповых. После чего он опросил в присутствии священнослужителей и архимандрита Иосифа заморского врача Валентина и лекаря Балсыря.

– Скажите, господа, как такое могло случиться, что пациентка ваша, которой вы смертный приговор приписали, жива-здорова оказалась?

– Я и тогда утверждал, и сейчас утверждаю, что Марья Хлопова никогда не была смертельно больна, – решительно заявил Валентин. – И никакого отношения к чадородию хворь ее не имела тем паче.

– Не могу знать, чем болела Марья Ивановна при осмотре многоуважаемого врача Валентина, однако же при моем осмотре она была действительно тяжело больна, – произнес в свою очередь Балсырь. – Но предписанное мною лечение быстро поставило бы ее на ноги, болезнь ни в коей мере не была смертельной. И я полностью согласен с тем, что чадородие здесь совершенно не при чем.

И Филарету стало все ясно. Заговор здесь был налицо.

– Не медля выслать Салтыковых вон из Москвы в самые дальние вотчины, лишив их любого имущества! – приказал он.

Салтыковы горько раскаивались в своих злодеяниях и молили патриарха о помиловании, однако Филарет был беспощаден.

– Сын мой, теперь твой путь к невесте своей наглядной свободен! – ворвался Филарет в покои Михаила с радостной вестью.

Как же счастлив был Михаил! Он не находил себе места. Он уже видел, как входит в Кремль, ведя под руку душеньку его, Марьюшку, в красивом подвенечном платье. Тут же Михаил достал бумагу и принялся писать депешу в Новгород. Филарет оставил его с этим занятием наедине. Но это было очень неосмотрительно с его стороны…

Черная тень вошла в царские покои и нарушила опустившийся на них ночной покой. К государю явилась сама Марфа Иоанновна. И не предвещало это ничего хорошего ему.

Марфа вошла безмолвно и стала посреди палаты. Ее фигура была чернее ночи, и только два решительных глаза сверкали решимостью. Наконец, она решилась произнести речь:

– Слушай мои слова внимательно, Михаил, и запоминай. Повторять не буду, – тихо и страшно произнесла в конце концов она. – Ежели Хлопова твоя станет московской царицей, ты тот час же проводишь гроб своей матери на погост.

Эти ее жестокие слова пробрали Михаила до дрожи. Но Марфа еще не закончила свою ужасающую речь:

– Если же эту трагедию мне пережить удастся, я навсегда покину Русь, и ты, сын мой единородный, более свою мать никогда не увидишь. И будешь проклят мною – как на земле, так и на небесах, – отрезала она и, махнув, словно черный ворон крылом, своим саваном, вышла из палаты твердой поступью, не дожидаясь ответа государя.

Этой ночью Михаилу было не до сна. Он думал о многом. С одной стороны, его манила к себе депеша, дарующая долгожданное счастье. Оно было так близко! На расстоянии всего пары шагов. С другой же стороны, его не оставляли мысли о матери. Он понимал, что эти ее слова были вызваны лишь ее беспокойством о нем самом, о сыне ее родном. Не сказала бы она такого никогда, если бы не сомневалась в невесте царской глубоко и серьезно. Он понимал, как непросто матери говорить такие слова сыну своему, знал о муках и страданиях, перенесенных ею во время принятия такого решения. Разрывался Михаил. Между двумя женщинами разрывался. И не мог он выбирать между ними, ибо разные места они в его сердце занимали.

В ноябре 1623 года Хлоповы получили грамоту следующего содержания: «Великий государь не соизволяет взять в жены Марью, дочь Ивана Хлопова. Иван теперь должен один возвратиться в свою родовую вотчину – в Коломну. Марье же и впредь положено оставаться в Нижнем Новгороде, принимая тамошнее имение спасителя Руси Кузьмы Минина, некогда вымороченное в казну». Подписана грамота была самим Михаилом Романовым.

Неизвестно было Хлоповым, как дорого далась ему эта грамота, через какие муки душевные ему пройти довелось, чтобы подписать ее. Однако выполнить предписание государево они были обязаны.

Ничему не удивилась Марья, когда отец показал ей эту грамоту. Она уже давно смирилась с тем, что не быть ей вместе с любимым больше никогда. А в душе продолжала любить его нежной любовью. И знала, что любить его будет до последнего дня своего. Попрощалась она с отцом своим и села у камина. Желтые языки пламени нежно ласкали ее взгляд. Марья любовалась ими и думала о своей судьбе. Не о плохом думала, думала о хорошем. Вспоминала теплые денечки, приведенные подле милого своего, их прогулки под луной, его частые визиты к ней в терем… Ни на что она бы не променяла эти воспоминания. Слишком дороги они были ее сердцу. Весь смысл ее жизни заключался в них.

Тем временем о произошедшем стало известно отцу Михаила. Злость его взяла безграничная!

– Как ты мог допустить такое?! – кричал он ему. – Ты неужели не помнишь, как плакался мне о том, что не быть тебе счастливым в этой жизни без Марьюшки твоей? Что она тебе судьбою предназначена и никого другого подле себя ты видеть не сможешь? Сколько сил я приложил к тому, чтоб расследование провести и всех на чистую воду вывести! И вот она, благодарность твоя великодушная? Не сын ты мне более. Не может мой сын быть таким малодушным.

И сделалось Михаилу еще хуже на душе от услышанного. Но поправить уже ничего было невозможно. Марья уже получила горькую грамоту. Слово Марфы снова верх взяло.

И не только в этот раз. Позднее, в 1624 году, по подсказке Евникии Марфа женила сына на дочери знатного и зажиточного князя Владимира Тимофеевича Долгорукого – Марии.

Празднование пришлось как раз на Новый год, на Рождество Богородицы (тогда этот праздник справлялся в сентябре). Михаил шел под венец под руку с Марией. Да не с той Марией, с которой он так хотел под него идти. Свадьба была по-царски роскошной, но поспешной. И каково же было удивление Михаила, когда на следующий же день после того, как он сочетался с Марией семейными узами, он узнал, что ее постигла серьезная хворь.

Что-то неладное творилось в Доме Романовых. Болезнь Марии развивалась очень быстротечно, она почти сразу же слегла без сознания, а по прошествии трех месяцев и вовсе покинула мир земной. И снова по двору пошли слухи, что дева была испорчена злодеяниями различными.

Один Михаил, казалось, и не был вовсе удивлен. Он точно знал причину случившегося с Марией. И вовсе не злодеяния были тому виной, это было наказание Романовым за Марью Хлопову, за предательство, которое они ей учинили. Хотя не исключал он и того, что это могло быть отцовское проклятье – отец Филарет был не на шутку разозлен отказом Михаила от Марьи. Не думал он только о том, что дело здесь могло быть совершенно в другом. Позабыл он о Марине Мнишек, сына которой он так зверски казнил, боясь потерять престол. Не было ли все происходящее знаком того, что пророчество, произнесенное ею перед смертью, обретало силу и начинало сбываться? Так или иначе, Мария Долгорукая почила, и этого было уже не изменить.

Михаил Федорович снова остался один. С готовностью он встретил свое наказание – одиночество и был готов ему не сопротивляться. Пока спустя два года, в 1626 году, его снова скоропостижно не женили. Но на этот раз все проводилось под строгим присмотром отца Филарета. Он позаботился о том, чтобы третья царская невеста, дочь незнатных дворян Евдокия Стрешнева, попала в царский терем всего за три дня до свадьбы. Так он хотел избежать возможных черных козней, которые уже постигли обеих прежних государевых невест. Пышная и не очень веселая свадьба состоялась. И далее все пошло своим чередом.

Глава 6

Скорбящий призрак

Убитый горем царь Алексей, сын Михаила Романова, сменивший его на русском престоле, не находил себе места. Его любимой больше нет… Он не мог в это поверить. В его голове просто не укладывалось, как женщина, прожившая с ним до его сорокалетия и родившая ему тринадцать детей, могла его покинуть. Покинуть навсегда… Третьего марта 1669 года Марии Милославской не стало.

Она прожила с Алексеем двадцать лет. Алексей был крайне неординарным человеком, отличающимся от всех его предшественников. Но она всегда была рядом с ним.

Теперь ему нужно было жить дальше. Без нее, одному. Не мог он себе представить, как ему это удастся. Только глядел в серое небо, стоя у окна, и грустно улыбался своим мыслям.

– Смотри, какая погода гадкая. Приятная картина. Такая же, как у меня внутри, – промолвил, не оборачиваясь, Алексей сидящему позади него человеку, сложившему ногу на ногу.

Человек казался задумчивым. Но в то же время, возможно, он только хотел таким казаться. Это был близкий друг Алексея, Артамон Матвеев, который приехал поддержать Алексея в трудную минуту. Сам он был человеком тихим и спокойным по натуре, очень трудолюбивым. Алексей любил посещать Артамона, чем вызывал полное недоумение среди своих знатных сородичей. Чем этот совершенно незаурядный человек мог быть так интересен великому царю?

– Держу пари, что уже завтра будет солнечно. Как и в твоей душе через время. Мария была удивительной женщиной, но не стоит хоронить себя заживо. Я и моя семья скорбим вместе с тобой, в тяжелую минуту ты всегда можешь обратиться к нам за поддержкой. Однако жизнь переменчива, не забывай об этом. Плохое всегда сменяется хорошим, – отвечал Артамон.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.