Остров Весёлых Робинзонов (с иллюстрациями)

– Извиняюсь, – отступая назад, пробормотал Раков.

– Однако, – продолжил свою мысль археолог, – если одно «белое пятно» с карты стерто, осталась еще куча других. Где лечебный корпус? Мне не придется производить раскопки, чтобы его обнаружить?

– Нет, не придется. – Машенька улыбнулась. – Вот он – лечебный корпус! Посмотрите, какой боль­шой и красивый!

И она широко развела руками.

– Вы хотите сказать, – дрожащим голосом про­изнесла Ксения Авдеевна, – что эта чаща, в которой наверняка есть волки, заменит нам сероводородные ванны?

– Успокойся, дорогая, – сказал Лев Иванович. – Ванны, если уж на то пошло, прописаны мне, а не тебе. Здоровым людям вполне достаточно и леса, а ты на редкость здоровый человек!

– Это я – здоровый человек! – Ксения Авдеевна возмутилась. – Да у меня от твоей музыки галлюцина­ции начались.

И вдруг меня осенило.

– Турбаза… крохотное хозяйство… в котором будут пастись твои кролики… – неожиданно выпалил я.

– Боже! Что вы городите, какие кролики? – с отча­яньем воскликнула Ксения Авдеевна.

– Псих! – заискивающе шепнул Раков Борису, с опаской поглядывая на меня.

Я заговорщически подмигнул Машеньке.

– Как это какие кролики? Кролики – животные, которые в первый же день могут свернуть шею. Правда, Машенька?

– Не думаю, – мягко ответила Машенька. – Кро­лики – очень смирные домашние животные. Особенно если, – Машенька блеснула глазами, – к ним найти правильный научный подход.

– Я лично нисколько не интересуюсь вашими кро­ликами! – вспылил Раков. – Мне лично обещали ком­нату с ванной. Где она?

– А вот, в этом корпусе, – включился Потапыч, с бородатого лица которого так и не сошла широкая ухмылка. – Любая комната на выбор в этих вот корпу­сах! – И Потапыч указал на сборные щитовые домики с причудливой резьбой под крышами. – А ванны, мил-человек, нет. Чего нет, того нет. Озеро под боком и котелок в каменке. А не хочешь в баньку– корыто дам, плескайся на здоровье!

Пока Раков доказывал Потапычу, что он директор столичного ресторана и не позволит старому босяку командовать, и пока Потапыч объяснял Ракову, что за «старого босяка» он сделает из директора ресторана от­бивную, и пока все гасили этот конфликт, я наскоро раскрыл Антону смысл моих реплик. Антон пришел в восторг.

– Погоди, этим еще не кончится! – радостно поти­рая руки, говорил он. – Эта ведьма, чует моя душа, еще не раскрыла свои карты!

– Товарищи, перестаньте шуметь и слушайте меня внимательно! – прозвенел вдруг ставший строгим и повелительным голос Машеньки. – Юрик, Шурик! Вылезайте из воды и немедленно идите сюда! Вытирай­тесь полотенцем. Ну, быстрее!

Окруженная галдящей толпой, Машенька стояла в своем сарафанчике, заложив руки за спину, и была по­хожа скорее на пионервожатую в лагере, но никак не на «главного врача санатория», как с уважением обра­щался к ней Потапыч.

– Товарищи, чтобы не возвращаться больше к это­му вопросу, должна сообщить следующее… – Машень­ка обвела нас спокойным взглядом и, заметив мои ободряющие подмигиванья, чуть улыбнулась. – Вы находитесь в экспериментальном санатории научно-исследовательского института невропатологии. У боль­шинства из вас имеются – в той или иной степени – нарушения нервной деятельности. Наукой установлено, что лучшим лекарством против бессонниц, головных болей, раздражительности и тому подобных недугов являются солнечные и водные процедуры, прогулки и работа на свежем воздухе. Все это будет в вашем распоряжении – разумеется, под моим медицинским контролем. Обо всем этом, между прочим, вам говорил Иван Максимович Бородин, авторитет которого, наде­юсь, для вас безусловен. С питанием дело обстоит так: столовой у нас нет.

– Что?! – взревел Раков. – Нет столовой?

– Я знала, что нас захотят уморить голодом! – про­хныкала Ксения Авдеевна.

– Извините, девочка, но что же мы будем есть? – удивился профессор. – Предупреждаю, что первой бу­дете съедены вы!

– Немедленно домой! – затеребила мужа Ксения Авдеевна. – В Москву! В Москву!

– Ти-ше! – потребовала Машенька. – Впервые в жизни у меня такие… шумные пациенты. Наша по­вариха ушла на месяц в отпуск, так что еду будем го­товить по очереди. Обслуживающий персонал штат­ным расписанием не предусмотрен, поэтому на курят­нике, в коровнике и на огороде будем работать по графику.

Антон радостно лупил меня кулаком по спине.

– Мне плохо, – сообщила мужу Ксения Авдеевна.

– Я буду лично готовить пищу? – грозно спросил Раков. – Я, директор…

– Мне просто смешно! – заявил Прыг-скок, выги­бая дугой грудь и запрокидывая голову назад. – Мне просто смеш-но! Я буду доить корову? Ха-ха!

– Погодите, здесь нужно разобраться, – деловито вступил в разговор Игорь Тарасович. – Я понял, что произошла ошибка. Мы попали не в санаторий, а на туристскую базу. Ошибка весьма странная, но не в этом дело. Меня, в частности, она не волнует, выпросить у коровы молоко я сумею…

– Му-у-у!

– Ку-ка-ре-ку!

Все обернулись в сторону Юрика и Шурика, но братья стояли с невинными рожами, выпучив свои бле­стящие глаза. Игорь Тарасович продолжал:

– Но что вы, уважаемый доктор, будете делать, если мы немедленно отправимся по до­мам и потребуем возвращения денег за путевки?

– Пожалуйста, – хладнок­ровно ответила Машенька. – Иван Максимович уполномочил меня никого не задерживать.

– Ну, тогда разрешите откланяться! – язвительно сказал Прыг-скок. – Был весьма рад познакомиться.

– Ай-ай! – Машенька сокрушенно покачала голо­вой. – А ведь только час назад вы мне говорили, что готовы оказаться со мной на необитаемом острове!

Прыг-скок побагровел. Все заулыбались.

– Боже мой! – спохватилась Ксения Авдеевна. – Скорее домой! Дедушка, когда приходит катер?

– Катер? – Потапыч почесал в затылке. – Сейчас со­образим. Значит, сегодня вторник, девятое. Раз, два, три не­дели – тридцатое, да еще пять дней… Четвертого августа.

– Что четвертого августа? – тупо спросил Раков.

– Как что? – удивился Потапыч. – Катер, как и заказано, придет четвертого августа. А чего раньше? Островов здесь тыща, а катер – один.

Все остолбенели.

– Ну, что нам с вами делать, Сусанин в юбке? – за­думчиво спросил Лев Иванович.

Машенька пожала плечами.

– Что хотите, – хмыкнув, сказала она. – Напри­мер, можете меня избить.

О, ДАЙТЕ, ДАЙТЕ МНЕ ЛОПАТУ!

Начался такой галдеж, что в озере поднялись волны.

– Так вот почему этот академик, эта старая лиса, потребовал, чтобы я доил корову! – надрывался Раков.

– А у меня он щупал мускулы и советовал рыть землю, – пожаловался Прыг-скок. – Я был уверен, что это шутка!

– Когда Иван Максимович дает советы, он никог­да не шутит, – холодно сказала Машенька. – Вы долж­ны понять, что физический труд на свежем воздухе буквально преобразит вашу нервную систему. Оставьте патентованные лекарства и ванны глубоким старикам и инвалидам.

– Нет уж, вы оставьте! – воскликнул Раков. – Я, слава Богу, лечился в двадцати санаториях и всегда уезжал как огурчик, хотя и не доил корову на свежем воздухе. Физический труд! Я лично не для того выло­жил сто новых советских рублей, чтобы колоть дрова и варить щи. Варить щи! Ха-ха-ха!

От одной только мысли, что его хотят заставить ва­рить щи, Раков пришел в такую ярость, что на минуту потерял дар речи.

– Если позволите, Илья Лукич, – вежливо обратился к нему Юрик, – маленькая просьба: не кладите, пожа­луйста, в щи лавровый лист. Перчику немножко куда ни шло.

– А я люблю оладьи из тертой картошки, – заискивающе сообщил Шурик. – Пожалуйста, Илья Лукич, будьте так добры, делайте почаще оладьи из тертой картошки!

– Я тебе таких оладий сделаю!.. – грозно пообещал Раков.

– Большое спасибо, Илья Лукич, – поблагодарил Шурик. – Со сметаной, пожалуйста!

– Они еще могут шутить! – прохныкала Ксения Авдеевна.

– Положение серьезное, – сказал Ладья. – Нужно подумать.

– Чего там думать? – нетерпеливо сказал Борис. – Хватит киснуть! Посмотрите на самого мудрого из нас! Вот с кого брать пример!

Шницель, вне себя от восторга, с радостным лаем носился по опушке. Он гонялся за бабочками, прыгал, становился на задние лапы, всем своим видом давая понять, что он всем доволен, что мирские хлопоты не его собачье дело.

– Этому воришке, видите ли, весело! – возмущался Раков. – Слопал мою ветчину и прыгает от восторга.

– А я завидую псу, – торжественно изрек Лев Ива­нович. – Для меня сейчас глубокой иронии исполне­ны слова, которые я где-то читал: «Нам приятно и лестно, что мы знаем о мире больше, чем знает собака». В неведении тоже есть свое счастье, в то время как зна­ние часто делает человека печальным. Я бы хотел, как и этот пес, не знать о том глупом положении, в котором мы очутились.

– Чепуха какая-то, – возвестил Раков.

– А я не завидую, совсем нет, – мечтательно сказал Игорь Тарасович, медленно пощипывая бород­ку. – Собаке многого не дано. Она лишена вели­чайшего наслаждения, доступного мне, – мышления; она не будет проводить долгие и волнующие часы, размышляя над осколком древнего сосуда и восста­навливая в своем воображении историю его сущест­вования; она никогда не окунется в волшебный мир прошлого, ибо с прошлым ее связывает не мысль, а инстинкты.

– Что вы болтаете? – раздраженно спросил Ра­ков.

– Кто знает, – сказал профессор, – быть может, мы недооцениваем силу ума животных, которые нас окружают. Мы многого еще о них не знаем. Посмотри­те, как Шницель заигрывает со старым козлом. Можете ли вы с достоверностью утверждать, что между этими двумя четвероногими нет интеллектуального контакта? Я верю, что собаки понимают музыку, причем иной раз лучше, чем некоторые люди… Вот вы, Раков, слушали Лунную сонату Бетховена?

– Лично меня оскорбляет сравнение с этой дрян­ной собакой, – обиделся Раков.

Машенька, с улыбкой слушавшая весь этот разговор, знаком остановила новую вспышку Ракова.

– Поговорите, товарищи, в красном уголке, – примирительно сказала она, – а мы с Потапычем поза­ботимся насчет обеда. Пожалуйста, проводите их, Петр Потапыч.

Красный уголок служил одновременно и конторой. У окна стоял письменный стол, а справа на стене ви­села большая картина: Лев Толстой в тельняшке и плавках. Не успели мы изумиться, как выяснилось, что это Потапыч, которого запечатлел художник-турист в благодарность за спасение его жизни. (Потапыч схватил за хвост козла, когда тот пытался поддеть худож­ника на рога. Кстати, дед нам сообщил, что этот козел, по кличке Мармелад, давно пользуется репутацией за­диры и грубияна.) В углу стоял шкаф с книгами, а на нем – невесть как сюда попавший гипсовый бюст Вольтера с нахлобученной бескозыркой. Рядом на сте­не висела балалайка с надписью: «На добрую память товарищу Потапычу от туриста Цыпкина».

Дед ушел, а за ним увязался Антон разыскивать исчезнувшего Шницеля. За стеной послышалось мы­чание. Прыг-скок вздрогнул.

– Недоеная, – с ухмылкой произнес Борис, выра­зительно посмотрев на артиста.

– Что вы хотите этим сказать? – высокомерно спросил Прыг-скок. – Уж не намекаете ли вы…

Борис радостно закивал.

– …на то, – с легким раздражением продолжал Прыг-скок, – что я, заслуженный артист республики, трясся три сотни километров до этого проклятого ост­рова, чтобы подоить корову?

Я внес предложение по процедуре собрания. Я ска­зал, что особая важность нашего производственного совещания требует ведения протокола, и попросил до­верить мне пост секретаря. Этот полный драматизма документ у меня сохранился. Привожу его в первоздан­ном виде.

Борис( энергично жестикулируя).Считаю вопрос праздным. Нужно перестать хныкать и стонать, сего­дня же изучить хозяйство и составить график дежурств.

Прыг-скок (элегантно раскачиваясь на стуле, с усмешкой).Поточная линия в курятнике?

Борис (с деланной наивностью).Я рад, что вы бе­рете на себя это дело. Вам, как специалисту по петухам на сцене, особенно полезно познакомиться с ними в жизни.

Ксения Авдеевна. Боже, о чем вы спорите, когда нужно немедленно отсюда уезжать!

Лев Иванович. На воздушном шаре?

Раков. А может, Потапыч отвезет нас на лодке?

Юрик. На подводной лодке.

Шурик. На ковре-самолете.

Юрик. На палочке верхом.

Шурик. На телеге-амфибии.

Ксения Авдеевна. Тише, дети! Четыре кило­метра на лодке? Я не сумасшедшая!

Прыг-скок (мрачно).Никогда в жизни меня так не обманывали. Возмутительно наглая девчонка!

Раков (со стоном).А меня?

Игорь Тарасович (задумчиво).Я понимаю, друзья, что все потрясены этой неожиданной ситуацией. Однако логика прежде всего! А с точки зрения логики наш академик и его Машенька – две большие умницы. Они знали, что делали, выдернув нас, как редиску, из привычной и суетливой обстановки. Академик Боро­дин – большой ученый. И я ему верю.

Лев Иванович. Вашу руку, коллега! Что мы, мужчины или тряпки? Академик, мировое светило, уверен, что от физического труда у меня исчезнут головные боли, а я буду брюзжать и хныкать? Баста! У ме­ня даже зачесались руки! О, дайте, дайте мне лопату!

Ксения Авдеевна (радостно).Вот увидишь, Левушка, ты еще и лишний вес сгонишь! А потом привыкнешь к работе и будешь дома натирать полы, хорошо?

Лев Иванович (пламенно).Конечно! Хочу ра­ботать! Зовите Машеньку. Пусть она скажет, что я дол­жен копать, рубить или доить!

Раков (мрачно).Даже слушать противно. Эта Ма­шенька просто шарлатанка, помянете мое слово.

Борис (ударив кулаком по столу).Вот что– хватит. Маша – славная девушка, и мы ее вам в обиду не дадим. Давайте немедленно кончать болтовню, или мы с Зайчиком приступаем к самостоятельным дейст­виям.

Игорь Тарасович. Вы правы, юноша! Да­вайте, друзья, представим себе, что мы потерпели кру­шение и оказались на необитаемом острове. Нас могут снять только через месяц. Так создадим же на этой Малой земле производственную ячейку человеческого общества – коммуну!

Лев Иванович. Великолепная идея, коллега! Пока наши инструменты звучат вразнобой, будет какофония. Выберем дирижера и создадим оркестр! Я готов по примеру музыкантов древней Эллады пасти коров!

Игорь Тарасович (весело).Ну, а я обязуюсь произвести тщательные раскопки на огороде!

Борис (удовлетворенно).Мы с Зайчиком берем на себя дрова!

Юрик. А мы с Шуриком будем играть в баскетбол и мыть посуду!

Ксения Авдеевна (вздыхая).Можно, я буду собирать ягоды и грибы? Или попробую доить корову, если она не лягается ногой.

Борис (с веселой дерзостью).Илья Лукич, как работник общественного питания, будет нашей главной кухаркой, товарищу артисту сам Бог велел взять на себя петухов и курей… Ну, а если говорить серьезно, то лучше всего овладевать смежными профессиями, ибо лучший отдых – перемена занятий. А тех, кто к работе отнесется халатно, Зайчик будет бить.

Раков (визгливым голосом).Вы не имеете права! Я приехал сюда по путевке лечиться от вспыльчивос­ти, а не чистить картошку и париться у плиты!

Прыг-скок(с ироническим поклоном).Присо­единяюсь к речи предыдущего оратора.

Борис. Что ж, кто не работает, тот не ест. Будете валяться в гамаках голодные как собаки!

За окном послышался лай. Дверь отворилась, и во­шел Антон, ведя за собой весело скалящего зубы Шни­целя.

Раков (раздраженно).Эта псина небось никогда не будет голодной.

Антон (резко).Оставьте собаку в покое, иначе я не ручаюсь за неприкосновенность вашей священной особы. Шницель отлично понимает человеческую речь.

Раков. Эта дворняга?

– Сам дворняга, – вдруг прошамкал старушечий голос.

Все вздрогнули, а Юрик и Шурик даже пере­крестились. Раков посмотрел на них с глубоким по­дозрением, но братья, как по команде, выпучили глаза, разинули рты и дружно замотали головами. Прокашлявшись, Игорь Тарасович обратился к Зай­чику:

– Ну, а как настроены вы?

– Мы с Борисом, – невозмутимо ответил Зай­чик, – вносим в общий котел мою инициативность и его силу.

В комнату вошла Машенька, серьезная и реши­тельная.

– Итак, на чем же вы остановились? – спокойно спросила она.

– Говорите вы, Борис, – шепнул Игорь Тарасович.

Борис улыбнулся, встал и, чеканя шаг, подошел к Машеньке.

– Товарищ главный врач санатория! – торжест­венно начал он. – Вверенный вам коллектив с неслы­ханным подъемом и огромным воодушевлением ждет ваших указаний. Все, за исключением двух сачков, готовы немедленно выполнять лечебно-трудовые про­цедуры.

Лицо Машеньки вдруг все засветилось и засияло.

– Вольно! – сказала Машенька.

ИТАК, МЫ НАЧИНАЕМ

Обед, приготовленный заботливым Потапычем, состо­ял из отличного борща и картошки с бараниной.

– Труд создал человека, друзья, – разглагольство­вал Игорь Тарасович, уписывая за обе щеки. – А мы забываем о теле и возлагаем непосильное бремя на мозг. В результате нарушается равновесие в организме, который мстит нам головными болями, бессонницами и прочими фокусами нервной системы. А между тем я, как некогда Базаров, горжусь тем, что мой дед землю пахал!

– А мой дед был кузнецом, – похвастался профес­сор. – Огромной силы человечище! Он гнул подковы, словно они были сделаны из воска.

– Что же касается внука, – скептически заметила Ксения Авдеевна, – то он сможет гнуть подковы, если они действительно будут сделаны из воска!

Потапыч вышел из-за стола и через минуту принес подкову. Мы окружили его, начался гам. Старик, ворча, выстроил желающих в очередь. Первым вступил в борьбу Ладья. Он сделал зверское лицо и выдохнул: «Э-эх!»

Раздался треск, все вскрикнули. Ладья чертыхнулся и снял свой полотняный пиджачок, с огорчением глядя на лопнувшие под мышками рукава. Подковой завла­дел Лев Иванович, который тоже сделал зверское лицо и тоже сказал: «Э-эх!»

– Дедушка был сильнее, – самокритично признал он.

Потом в подкову сразу вдвоем, подвывая, вце­пились Юрик и Шурик, их сменяли остальные, кроме Ракова и Прыг-скока, которые сидели в сто­ронке и озабоченно перешептывались. Наконец под­кова попала к Зайчику, он молча согнул ее и передал Потапычу.

– Молодец, – похвалил старик, с заметным усили­ем возвращая подкове первоначальное положение. – Да, не те уж силенки…

Когда кончились восторги, Машенька учредила приз: тот, кто в будущем согнет подкову – кроме Зай­чика и Потапыча, конечно, – получит в единоличное пользование деревянную ложку, из-за которой во вре­мя обеда было много криков и споров.

– А теперь, – сказала Машенька, – Потапыч разведет вас по домикам. Отдохнете, переоденетесь – и за работу!

Нам с Антоном досталась очаровательная комнатка с двумя кроватями и видом на озеро.

– По зрелому размышлению, – заявил Антон, ук­ладываясь в постель, – я сейчас имею полное мораль­ное право намылить тебе шею. Авантюрист несчаст­ный! Вместо того чтобы загорать на сухумском пляже, я целый месяц должен буду чистить картошку и драить полы!

Я сухо ответил, что никто его здесь не держит. Он мо­жет привязать себе на плечи свой сундук и плыть обрат­но.

– На чем? – окрысился Антон.

– Какое мое дело! Хотя бы на Ракове.

– Обратно, – проворчал Антон. – И оставить тебя наедине с этой голубоглазой тигрицей? Да она слопает тебя в одну минуту! Теленок!

– Ну и пусть слопает! – вызывающе сказал я. – Приятного ей аппетита!

Около дома послышалось чье-то покашливанье. Мы вскочили. У окна, улыбаясь, стояла Машенька.

– Извините, пожалуйста, – сказала она. – Я, рас­тяпа, забыла авторучку! У вас не найдется?

Мы с Антоном молча переглянулись. По лицу Машеньки скользнула улыбка. Антон достал авторучку.

– Возьмите, – буркнул он. – Кстати, не слышали, хищники здесь не водятся?

Машенька хмыкнула.

– Какие хищники? Волки, тигры?

– Ну да, волки, тигры и так далее, – нетерпеливо уточнил Антон.

– Волков здесь нет, – звонко ответила Машенька, не скрывая насмешки. – А вот тигрица, говорят, бро­дит. Голубоглазая такая. Только вы лично не беспокой­тесь, она ест только телят.

– Благодарю за сведения, – хладнокровно произ­нес Антон. – И, обратившись ко мне, добавил: – Ми­ша, никуда из дому не выходи.

Машенька засмеялась, тряхнула своей золотистой гривой и удалилась.

– Опасный противник, – подытожил Антон, про­вожая Машеньку проницательным взглядом Шерлока Холмса. – Мужайся, друг! Я не брошу тебя в беде.

Я в сердцах обозвал его абсолютным ослом, и мы, поругиваясь, пошли к конторе, возле которой уже стояли Ксения Авдеевна, профессор и Ладья. Непо­далеку резвились Юрик и Шурик. Они выпросили у Ксении Авдеевны авоську и соорудили на одинокой сосне баскетбольное кольцо с сеткой. Под возгласы одобрения зрительного зала в лице Шницеля братья по очереди бросали мяч в кольцо. Вскоре подошли Борис и Зайчик, и Потапыч коротко обрисовал стоя­щие перед нами задачи: 1) натаскать воды из озера и полить огород – две недели не было дождя; 2) за­полнить питьевой водой из колодца бочку на кухне; 3) разное.

Хотя тезисы были предельно ясные, возникла оживленная дискуссия. Лев Иванович предложил рас­пределиться по бригадам и начать соревнование. Игорь Тарасович согласился и так ловко скомплектовал бри­гады, что профессор взвыл: ему достались Ксения Ав­деевна, Машенька, Антон и я.

– А Зайчик? – надрывался профессор. – Дайте мне хотя бы Зайчика!

О Зайчике Ладья даже и слышать не хотел. В край­нем случае он соглашался обменять Юрика на Ксению Авдеевну. Профессор готов был ударить по рукам, но Ксения Авдеевна ужасно обиделась и заявила, что не позволит менять себя, как жилплощадь. Торг вспыхнул с новой силой, составлялись и отвергались все новые варианты. И тут настоящую мудрость проявил Борис. Он тихонько отозвал нас в сторону и предложил от слов перейти к делу. Пока профессор с Ладьей яростно спорили и осыпали друг друга упреками, мы сбежали на берег и устроили цепочку. Зайчик черпал воду из озера, и ведро передавалось наверх по живому конвейе­ру. Там ведро подхватывал Потапыч и вьливал воду в большую бочку, закрепленную на тележке с резиновы­ми колесиками. Темп, развитый Зайчиком, был доста­точно высок, и Ксению Авдеевну пришлось перевести на должность учетчицы. Но Машенька решительно от­казалась от привилегий и работала в общем строю в ка­честве «золотого звена нашей цепочки», по галантному выражению Бориса.

Когда бочка была почти заполнена, прибежали профессор и Ладья.

– Это неслыханный акт произвола! – кричал Лев Иванович. – Это… я не нахожу слов!

– Вы не имели права! – вторил ему Ладья. – Анар­хисты!

– Может быть, нам вылить воду обратно? – с иро­нией предложила Ксения Авдеевна.

– Смотрите, у них почти полная бочка! – пла­чущим голосом воскликнул профессор. – А еще док­тор! – обрушился он на Машеньку. – Вы фактически лишили нас лекарства!

– Форменное безобразие! – с негодованием под­твердил Ладья.

– Ничего, всем работы хватит, – успокоил Пота­пыч, ухмыляясь. – Впрягайтесь в телегу и везите бочку к огороду, а я буду толкать сзади.

Вряд ли лошади, которым выпала высокая честь во­зить императорскую карету, так пыжились от гордости, как впряженные в тележку доктор искусствоведения, композитор Черемушкин и доцент кафедры истории, археолог-любитель Ладья. Не обращая внимания на остроты, они бодрым галопом двинулись к огороду, проявив, по утверждению Антона, отличные скаковые качества. А в конце нелегкого пути запыхавшихся и взволнованных рысаков ждала заслуженная награда: Ксения Авдеевна с грациозным поклоном поднесла каждому охапку травы.

Лейками и ведрами мы быстро напоили огород и пос­ле короткого отдыха приступили ко второму заданию.

– Направление – на колодезный журавль! – ско­мандовал Борис.

– Вперед! – по-мальчи­шески крикнул Лев Ивано­вич и, тряся животом, мелкой рысью побежал к колодцу. Но вдруг он остановился и сде­лал нам таинственный знак. Мы осторожно подошли: у самого колодца, похрапывая, лежали на скошенной траве Раков и Прыг-скок.

– Переутомились, – сочувственно произнес Бо­рис. – Нельзя допустить, чтобы наиболее ценные чле­ны коллектива простыли. Потапыч, у нас есть гамак?

– А вот висит один, – понимающе ответил ста­рик. – Перенесем?

Зайчик и Потапыч подняли с травы вялых, размо­ренных на солнце лодырей и, нежно прижимая их к се­бе, понесли к гамаку.

– Не смейте! – пискнул Прыг-скок.

– Что? Куда? – испуганно пробормотал Раков.

– Сыпьте их прямо в гамак! – приказал Борис. – Вот так!

Побарахтавшись, как щуки в неводе, наиболее цен­ные члены коллектива кое-как выбрались на волю и, швырнув в нас парочкой угроз, величественно удали­лись.

– Тунеядцы! – презрительно крикнул им вслед Потапыч.

– Давайте их выселим! – предложил Борис. – Как вы на это смотрите, товарищ главный врач?

– Пусть решит коллектив, – серьезно ответила Машенька. – Можно и выселить. Есть куда, Потапыч?

– Найдем, – пообещал ста­рик. – Ну, давайте начинать. Умеете с журавлем управляться? Значит, тяните ведро вниз, обрат­но журавль сам потащит, только придерживайте. А я пошел, коро­ву нужно доить и ужин разогреть.

Быстрота, с которой мы по­знали сущность журавля, не только породила общий энтузиазм, но и привела к серьезной потере бдительности. Когда подошла оче­редь Зайчика, ведро вдруг не захотело опускаться. Зай­чик с недоумением подергал цепь, потом изо всех сил потянул, и раздался истошный вопль. В трех метрах от земли висел Игорь Тарасович Ладья и отчаянно дры­гал ногами. Зайчик с перепугу снова потянул журавль вниз, и бедняга археолог взмыл в воздух, как гимнаст на цирковой трапеции.

– Спасите! – заорал Ладья. – Я разобьюсь в ще­пки!

Но Зайчик уже пришел в себя и медленно опускал журавль. Игорь Тарасович показал себя объективным и великодушным человеком. Он и не подумал обвинять Зайчика, а сразу же признался, что случайно присел на короткий конец журавля, чтобы раскурить свою тру­бочку. Ладья даже крепко пожал Зайчику руку и за что-то его поблагодарил.

Ужинали мы с особым аппетитом, ибо заслужили еду, заработали ее честным и самоотверженным тру­дом. Лев Иванович гоголем ходил вокруг стола и пред­лагал всем пощупать его мускулы. Мы щупали и вос­торгались.

– А ну, где подкова? – молодецки воскликнул профессор. – Тащите ее сюда на расправу!

Юрик и Шурик побежали в мастерскую и минут через пять возвратились с подковой. Лев Иванович на­прягся, и – мы не поверили своим глазам! – подкова, уступая чудовищному нажиму, медленно согнулась и треснула, как бублик.

– Ура! – закричали Юрик и Шурик. – Ух!

– Ура! – воскликнули все мы.

Лев Иванович счастливо засмеялся, гордо подмиг­нул жене и провозгласил:

– Подать сюда мою деревянную ложку!

– Погодите, погодите, – пробормотал Борис, рас­сматривая подкову. – Ха! Так и есть. Отставить ложку. Посередине подкова распилена почти до конца.

– Где мальчишки? – возопил околпаченный про­фессор. – Где эти юные негодяи?

Юрик и Шурик уже карабкались, как кошки, на свою баскетбольную сосну.

Этим небольшим происшествием и закончился первый день нашей жизни на острове.

ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ

В моем архиве на почетном месте хранится пачка лист­ков из ученической тетрадки. Вот некоторые из них.

Спецвыпуск стенгазеты «ГОЛОС РОБИНЗОНА»

10 июля состоялся товарищеский суд над гражданами Раковым И. Л. и Весенним С. С. Упомянутые лица, ссылаясь на свои исключительные заслуги перед обществом в области общественного питания и оперетточного искус­ства, категорически и в грубой форме отказались выполнять какую бы то ни было работу в хозяйстве коммуны имени Робинзона Крузо.

Суд постановил: выселить граждан Ракова И. Л. и Весеннего С. С. за пределы санато­рия в охотничий домик. Не снимать с них судимость, пока они полно­стью не признают свои ошибки и не извинятся за оскорбления, нане­сенные членам коммуны.

Пред. товарищеского суда И. Т. Ладья.

Приказы по коммуне имени Робинзона Крузо

№ 1

График дежурств на 11 июля

1. Кухарки – Игорь Тарасович, Лев Иванович. Старшая – Ксения Авдеевна.

2. Дрова и колодец – Борис, Зайчик.

3. Коровник и курятник – Юрик, Шурик.

4. Огород – Петр Потапыч.

5. Мойка посуды – Машенька.

6. Адъютанты для особых поручений – Антон, Михаил.

7. Гр. гр. Раков и Весенний пищу готовят самостоятельно. Про­дукты им выдать по общей норме, за исключением молока: пусть доят сами, после получения инструктажа.

8. Обязанности военизированной охраны возложить на члена коммуны Шницеля, с окладом по штатному расписанию.

№ 2

Членам коммуны запрещается:

а) без серьезных оснований жаловаться на разного рода недомогания – бессонницу, головные боли и проч.,

б) задавать друг другу соответствующие вопросы, типа: «Не бо­лит ли головка?», «Как почивали?» и т. п.

Хныкать и размагничиваться можно только в медпункте и только в свободное от работы время, иначе жалобы будут рассматриваться как злостная симуляция.