Пиратская история

По молчанию пиратов Фил понял, что появление острова было и для них неожиданностью.

Фил задумался.

Надо решать… Можно проплыть мимо, но — нет, нет, это не выход. Потом пойдут разговоры, будто адмирал струхнул. А прослыть струхнувшим означает вечный позор, И тогда ничего не останется, как уйти в гости к Чеду.

— А что, — неторопливо сказал Фил. — У океана много всяких загадок. Про такую, — он кивнул на остров, — мы еще не знали, теперь она — перед нашим носом.

— Это не океанское дело — выставлять целый остров, да еще и с деревьями, из воды, напоказ, — опасливо заметил молоденький матросик, это был его первый рейс на адмиральском корабле.

— Ты-то откуда знаешь? — сказал Фил, не повышая голоса.

Матросик до этого сделал несколько рейсов с другими капитанами и долго упрашивал Фила взять его на галион. Мечтал походить под командой самого адмирала. Чтобы потом, наверное, хвастать перед фрис-чедскими девчонками. Фил уступил — взял. На свою голову?

— Так откуда же тебе это известно? — повторил Фил.

— Ну… не бывает такого…

— Все молчат, а ты, зеленый, болтаешь… Негоже.., Шлюпку — на воду! — приказал Фил вахтенному помощнику. — Этого, — он кивнул на матросика, — с собой, пускай посидит на весле, болтун зеленый! Проверьте глубину на подходах к острову, есть ли там где пришвартоваться.

— Фил, это не остров, — сказал матросик, голос его звучал по-прежнему опасливо. — Это… я не знаю, что это…

— Не сядешь на весло?

Матросик долго молчал, озирался. Было тихо.

— Нет, Фил… Ну его, этот остров, он какой-то не такой…

Фил снял с пояса револьвер.

— Манцинеллы тут, на борту, нет, — сказал он. — Придется тебе лечь спать сразу в воду.

Он в упор выстрелил в матросика. Крутнул барабан револьвера.

Матросик медленно падал навзничь.

— В воду его, — сказал Фил. — В барабане еще пять пуль. Кто следующий?

Он ждал ответа, глядя, как пираты подтаскивают труп матросика к борту, как переваливают его ногами вперед.

Послышался всплеск воды.

— Туда ему и дорога, — сказал Фил. — Эй, парни! Живее! Живее! «Выполнять приказ!

Пока пираты промеряли глубину, Фил прохаживался по палубе.

Ни на кого не смотрел.

Монах мне этот остров подстроил, думал он. Точно. Монах. Или это его небесный хозяин решил надо мною подшутить? Я ему пошучу!

Филу опять, уже в который раз, стало неприятно, что он размышляет о Боге так, будто тот — есть.

Он терялся в догадках.

Как тут, рядом с Фрис-Чедом, вокруг которого, куда ни глянь, одна вода, мог появиться остров?

Пираты тоже молчали, искоса поглядывая на адмиральский револьвер.

И эти держатся не очень-то бойко, зло подумал Фил. Лучшие матросы Фрис-Чеда… Ничего, пусть перемелют свой страх. Смелее будут.

Вернулась шлюпка.

— Можно швартоваться прямо к острову, Фил… Тут берег сразу, у кромки, круто обрывается в воду. Глубина подходящая. Чудной островок… Что, адмирал, тут сосны будем брать?

Фил кивнул. Ну вот, заговорили уже повеселее. Им для смелости всего одной пули хватило. И это — матросы, которые в самый рисковый бой привыкли ходить, как на гулянку в таверну!

Впрочем их можно понять, тут есть отчего опешить…

Он встал к румпелю.

Пришвартовались на удивление легко. Сбросили дощатый трап.

Фил сошел на берег. Поднял ракушку с песка, подкинул ее на ладони.

Обыкновенная ракушка…

Пираты сносили на берег топоры, пилы.

— Живее, — приговаривал Фил. — К вечеру надо загрузиться бревнами.

К нему приблизился Жаклон.

— Фил, а с фрис-чедских горных батарей нас видят, как по-твоему?

— Видят, наверное.

— И — молчат?

— А что ж им, песни петь, что ли?

— Нет, это я так… Непривычно все же…

— Следи, чтоб бревна грузили как следует, — сказал Фил. — А я пойду, прогуляюсь…

Он поднялся на пригорок, оттуда спустился, цепляясь за редкий кустарник, в рощу.

Вокруг были только сосны.

Остров был намного меньше того, где размещался Фрис-Чед.

Фил, держа в руке револьвер, дошел напрямик до противоположного края острова.

Пусто.

Людей тут, похоже, сроду не было. Фил потрогал носком сапога песок на берегу, пощупал пальцами валуны. Все было настоящим.

Зачем я тут, вдруг с внезапным остервенением подумал адмирал. Что я тут делаю? Зачем я вообще живу на земле? Умру ли я своей смертью, погибну ли в сражении, но от этого ничего не изменится. Будет море, будет океан, днем будет светить солнце, по ночам — звезды, и кто-то другой будет водить пиратов в походы, грабить морских купцов, торговать с бешеными, улепетывать от погони, пить ром и жрать мясо, засовывая его жирными пальцами в рот.

Кто придумал этот мир, этот океан, пальмы, пауков размерами с крабов, ленивых и глупых красных попугаев ара или светящихся жуков кукуйо, которые, если собрать их в мелкую сетку, светят по ночам не хуже факелов? А откуда взялись люди?

Меня не станет, размышлял Фил, и я так и не узнаю, куда исчезают днем звезды, по которым я привык с наступлением темени держать курс. Они дьявольски далеки, и паршиво, что я до них никогда не доберусь, Я видел чужие берега только с воды, но чужие берега всегда были мне неинтересны. А на звездах я, пожалуй, не отказался бы пожить. Занятно было бы взглянуть на Фрис-Чед сверху, какой он оттуда, меньше комара, что ли…

Филу стало грустно, он не знал — почему. О таинственном сосновом острове он старался не думать. Фил уже знал, что будет дальше. Знал, И потому был спокоен.

Он вернулся к месту стоянки галиона и, сбросив куртку, тоже взялся за топор.

…Ближе к вечеру трюм был заполнен бревнами до отказа. Берег был завален грудами сосновых веток. Пахло хвоей:

— Отправляйтесь во Фрис-Чед, — сказал Фил пиратам, — Разгрузитесь и к утру вернетесь за мной. А впрочем, чего гонять галион туда-обратно… Пришлете сюда сторожевой бергантин.

— А ты? — спросил Жаклон.

— Разве не ясно? Останусь здесь. Переночую.

— Зачем?

— Скажете монаху, что адмирал Фрис-Чеда изволил провести ночь на острове, которого вчера еще не было. Так и передайте. Можете добавить, что мне тут очень понравилось: хороший воздух.

— Позволь, Фил, я останусь с тобой, — сказал Жаклон.

— Думаешь, без тебя не обойдусь?

— Я не люблю, Фил, когда кто-то в одиночку расхлебывает кашу, которую я сам заварил.

— А что тут расхлебывать? — как можно равнодушнее бросил адмирал. — Остров как остров.

— Не скажи… Тут всякое может быть. Так что, разрешаешь мне остаться?

— Как хочешь.

Стоя на берегу, Фил смотрел вслед тяжело груженному паруснику, который вел вахтенный помощник, тоже опытный кормчий.

Жаклон лежал на песке, положив руки за голову и уставясь взглядом в темнеющее небо,

— Не часто на галионах возят бревна, — сказал он.

— А по мне, так и вовсе в первый раз, — усмехнулся Фил, укладываясь рядом. — Ночь не спал, и теперь в сон не тянет.

— Меня тоже.

— Островок-то, а? — Фил засмеялся. — Ни зверья, ни птиц… Москитов — и тех нет.

— Занятный островок, — согласился Жаклон. Он, как и адмирал, старательно делал вид, будто ничего не происходит. — Помнишь, как мы, когда были пацанами, любили уходить на ночь в горы и выискивать там глухие места, где еще никто не бывал!

— Да-а… Оставались там до рассвета, сидели в засадах, держа арбалеты наизготове: ждали, вдруг на остров нападут враги. Мне, признаться, так хотелось, чтоб кто-нибудь да напал. Хотелось поубивать их, а утром вернуться в город и сказать, поплевывая сквозь зубы: «Тут ночью враги шли на штурм, но мы их — из арбалетов, сами, даже стражников не стали звать, дело-то пустячное!»

Он улыбнулся!

— Тебе тогда, в горах, страшно было? — спросил Жаклон.

— Ха! Каждого шороха боялся. Мы же, помнишь, вдалеке вдруг от друга устраивали засады. Рядом — никого не видать… Но я заставлял себя пересиливать страх. А ты? Боялся?

— Конечно… Мне и потом, в первых рейсах, страшновато было. Дым, кровь, трупы… Потом привык.

— Да, смелость приходит не сразу…

Фил вдруг вспомнил матросика, которого застрелил утром. Фрегат вот-вот вернется во Фрис-Чед, пираты начнут перетаскивать бревна на берег. Матери матросика, которая, конечно, придет встречать сына, пираты скажут, что тот… Ну, что, что? Нечаянно упал за борт, и его съели акулы, больше и придумывать-то нечего. Никто никогда не скажет ей правду, пожалеют, во Фрис-Чеде только матерей и жалеют, даже матерей предателей…

Филу перехотелось разговаривать с Жаклоном,

Уже стемнело.

Волны негромко накатывали на берег и, шипя, угасали на песке, но на их место уже торопились другие и тоже гасли…

— Фил, — произнес Жаклон, — а тебя радует твое адмиральство?

— Не знаю… Привык. Кто-то же должен быть адмиралом. Не я, так другой. Меня выбрали, вот я и адмирал.

— А вот я покапитанил чуток, и больше не тянет. Не мое это дело. Не люблю командовать другими. Могу, но не люблю,

— Тебе это больше не грозит, — заверил его Фил. — Лучше уж будь кормчим. И тебе хорошо, и всему Фрис-Чеду спокойнее.

— Злишься на меня за монаха-то?

— Как тебе сказать… Ты сделал это по глупости, потому тебе и сошло это с рук.

— Странный он, этот монах…

— Заткнись.

— Понял. Не буду. — Жаклон помолчал, но ему явно хотелось еще поговорить. — Вот смотрю я сейчас на звезды и думаю: жаль, что я никогда не смогу увидеть Мадрид.

— А что тебе там делать?

— Так, поглазеть, это самое, что за столица у наших первейших врагов. Как они там живут, что пьют, что жрут… Пошататься по ихним улицам… Фрис-Чед мне уже до смерти надоел. Всех знаю, одни и те же хари. Одна только радость — уйти в рейс. А то пошел бы в гости к Чеду! — с неожиданной злостью добавил Жаклон.

Фил зевнул.

— Ты, Жаклон, драпануть из Фрис-Чеда еще не собрался?

— Брось ты… Я пиратскую клятву давал. И ты знаешь, что я ее сдержу.

— Знаю… Потому и терплю твою болтовню, что уверен в тебе. Хорошо, что мы сейчас наедине. А сказал бы ты это при людях и лежал бы уже под манцинеллой.

— Сам знаю.

Жаклон вздохнул, прислушался. Ему почудился неясный гул, который доносился с разных сторон. Жаклон рассеянно поковырял пальцами в ушах. Это от бессонницы, решил он, в голове шумит.

Но гул быстро нарастал, и вдруг земля затряслась.

— Фил! — вскакивая, крикнул Жаклон. — Что это?! Вставай!

Но адмирал и сам уже был на ногах.

Весь остров светился разноцветными огнями. Гул уже стих, земля больше не тряслась, но стало неестественно светло.

— Вот так островок, — пробормотал Фил. — Вот так островочек!

Огни тяжело переливались. От них в сторону Фила и Жаклона шли волны густого серого тумана. Откуда-то из глубины острова к берегу пролегла узкая, ровная, как ствол мушкета, дорога, уложенная железными плитами.

С обеих сторон ее все гуще обволакивал туман, и вскоре сквозь него уже ничего нельзя было разглядеть. Но сама дорога была пронзительно ярко освещена невидимыми огнями. По ней навстречу пиратам шел человек в серой, блеклой, спадающей почти до самых плит одежде, похожей на грубую парусину, с отверстиями для рук и двумя большими карманами по бокам. На голых руках человека, чуть ниже локтей, виднелись две серебристые полоски.

Невозможно было определить, сколько ему лет. Неподвижное лицо его, казалось, было вытесано из серого гранита.

Его легкая, пританцовывающая походка никак не вязалась с натужно сгорбленными плечами.

— Что будем делать, Фил? — прошептал Жаклон,

— Ничего. Ждать.

— Чего, это самое, ждать?!

— Сам не знаю! Прикуси язык!

Человек приблизился.

Глаза его были похожи на выдолбленные в камне отверстия. Они ничего не выражали.

— Рад вас приветствовать, — ровным металлическим голосом сказал он. — Мне поручено встретить вас и провести в свой отсек.

Он произнес это на том же языке, на каком говорили во Фрис-Чеде.

— Кто ты? — медленно спросил Фил.

— Серебристые полоски на моих руках, — сказал человек, — означают, что я сегодня старший по отсеку на улице Карманных Воров.

— Какое мне дело, старший или младший! Кто ты?

— Старший по отсеку. Следуйте за мной.

— Куда? — выдавил из себя Жаклон.

— На улицу Карманных Воров.

— А имя-то у тебя имеется? — раздраженно спросил Фил.

— Да, Старший по отсеку.

— Занятное имя… Оружие здесь оставить?

— Все ваше может быть при вас. Никакое оружие здесь не стреляет, не колет, не режет, не убивает.

— А если мы откажемся с тобой идти? — спросил Жаклон.

— Ваше право.

— Приглашают — надо идти, — сказал Фил.

Он первым двинулся за незнакомцем. За адмиралом, озираясь по сторонам, шел Жаклон. Озираться, однако, было бессмысленно. Дорогу огораживал непроницаемый туман, который, точно потолок, ровным слоем нависал и сверху.

Дорога внезапно оборвалась и исчезла. Все трое очутились у стены, рядом расхаживали какие-то люди в такой же, как и у старшего, одежде.

Сзади, скрежеща, захлопнулись невидимые ворота.

— Пришли, — сказал старший. — Вы находитесь в одном из отсеков улицы Карманных Воров. Ваше пребывание здесь будет недолгим. У вас нет причин для беспокойства.

— И на этом спасибо, — с иронией заметил Фил.

— Скоро вы вернетесь назад. Разговаривать с кем-либо из обитателей отсека не пытайтесь. Они обязаны молчать. На ваши вопросы могу отвечать только я.

— Здесь нет домов, — задумчиво произнес Фил.

14

Он не ощущал страха.

Нет ничего бессмысленней страха, считал Фил. Если пуля предназначена тебе, от нее уже не уйти. Страх еще никого не выручил из беды. Испуганный человек противен сам себе, но его потуги тщетны. Сколько ни прячься, сколько ни осторожничай, твоя судьба все равно тебя найдет. Страх безобразит даже женщин, даже очень красивых, но для женщин это простительно: они — слабые. Для мужчины же страх наглухо оскорбителен. Взрослея, мужчина должен научиться быть не только сильнее своего страха, но и вообще забыть, что тот когда-то был. Выдавить его из себя безжалостно и забыть — навсегда.

Фил искоса глянул на Жаклона. Тот был явно подавлен происходящим, но мучил его, пожалуй, не страх, это было что-то другое, то ли растерянность, то ли изумление, но не страх. Фил одобрительно тронул Жаклона за плечо:

— Все нормально,

…Улица была широкой и прямой. Казалось, она бесконечна. Ее ограждали высокие, в несколько человеческих ростов стены, безукоризненно гладкие, без единой царапины, излучавшие яркий белый свет. Вместо земли было такого же цвета покрытие — не каменное, не деревянное, а просто нечто ровное, гладкое и безжизненное.

Фил попытался взглянуть вверх, но вскрикнул от боли: в глаза ему ударило что-то ослепительное,

— Здесь нельзя поднимать голову, — сказал старший.

— А ее тут и не поднимешь, — буркнул Фил.

Воздух улицы был пропитан прохладой, от которой слегка знобило.

Люди в серой одежде шагали от стены к стене, двумя неровными шеренгами и не в ногу, одна шеренга навстречу другой. На середине улицы обе на мгновение застывали, лицом к лицу. Каждый из серых людей быстро прикасался к стоявшему перед ним кончиками пальцев, и шеренги тут же продолжали движение, каждая к противоположной стене.

— Что они делают? — спросил Фил.

— Воруют номерки из карманов, — ответил старший. — Вот такие.

Он достал из кармана серебристый жетон размером с лесной орех.

— Зачем? — не понял Фил.

— Упражняются. Они же карманные воры.

— Весь день?

— Всегда, Тут не бывает перерывов. Тут нет ни дня, ни ночи.

— А если они не сумеют украсть номерок?

— Такое бывает с новоприбывшими, да и то — не с каждым. Старший обязан ударить за это неудачника ногой в живот. Но в нашем отсеке неудачников уже нет. Все освоились.

— А между собой они могут разговаривать?

— Нет. Говорить имеет право только старший по отсеку и только с гостями.

— И часто здесь бывают гости?

— Не знаю.

— Но ты же отсюда! Как же ты можешь не знать?

— Я знаю только то, что мне положено знать.

— Хм-м… Ты хорошо говоришь на нашем языке…

— Это от меня не зависит. Старший всегда говорит на языке гостей,

— А за какие заслуги тебя назначили старшим?

— Тут не может быть заслуг. Все одинаковы. Старшими становятся по очереди, на сутки. Каждый бывает старшим, когда наступает его черед.

Жаклон слушал, но сам ни о чем не спрашивал. Сжав губы, он напряженно, жадно следил за тем, что происходит вокруг.

— Кто эти люди? — спросил Фил.

— Люди, которых уже нет, — ответил старший. — При жизни они были карманными ворами.

— Постой, постой, — Фил опешил. — Постой… Ты… это… Значит, мы как бы на том свете?!

— Без как бы. А теперь позвольте мне сказать то, что мне еще поручено сказать.

— Кем? — отрывисто спросил Фил.

— Хозяином этого города.

— Кто он?

— Хозяин города.

— Но я спрашиваю: кто он! — взорвался Фил.

— Хозяин города. Больше я ничего о нем не знаю. Итак: каждый отсек нашей улицы одинаковый по размерам. Все отсеки разделяют невидимые поперечные стены. Сквозь них можно смотреть, вы это сами видите, но пройти через них нельзя. Желаете удостовериться? Сделайте шаг вперед.

Фил шагнул вперед, его лицо прикоснулось к чему-то твердому.

— А вы? — спросил у Жаклона старший. — Не желаете?

— Нет… Говорите. Я слушаю…

— Хозяин города, — монотонно продолжал старший, — сам решает, на какую улицу определить новоприбывшего. Хозяин знает о нем все.

— А ты, — спросил Фил, — давно уже здесь?

— Не считал. Здесь ни к чему вести подсчеты. Только хозяин знает, кто и как долго должен здесь находиться. Это может продолжаться и сто, и двести лет, и тысячу. Но в нужный момент житель улицы, для которого наступило время покинуть этот город, исчезает отсюда.

— Куда?

— Возвращение — так это называется.

— Возвращение — куда? Куда?!

— Не знаю. Но перед этим в отсеке каждый раз раздается голос хозяина города. Он называет место человека в шеренге и произносит: «Чист». И человек исчезает. Место в шеренге у каждого одно и то же. Всегда, от начала и до конца. Поменяться местами невозможно. Тут, — старший вдруг ехидно хмыкнул, — никого не обмануть! Бессмысленно! Хитер ты или нет — все равно, раньше положенного времени не уйдешь!

— Послушай, дружище, — вкрадчиво сказал Фил, — ты мне… ну, между нами, намекни хоть, что это значит — возвращение? Куда?

— Не знаю. Об этом знает только хозяин города.

Фил понял, что больше ничего от старшего не добьется. Адмирала охватило какое-то странное бессилие — перед тайной, в которую он не мог, никак не мог проникнуть. Это, видно, было то, что человеку ни на этом, ни на том свете не дано разгадать. Не дано. Кто же мы все, живущие на земле, подумал, теряясь в своих мыслях, Фил. Кому мы принадлежим! Или — нет?.. Но что же тогда значит это слово — возвращение? Что?! И что значит эта улица? И эти люди в сером, которые есть, но которых нет?!

— Вы желаете еще о чем-то спросить? — осведомился старший.

— Вот попал бы я сюда и ни за что не стал бы выхаживать взад-вперед! — буркнул

— Это невозможно. Старший бил бы вас ногами в живот до тех пор, пока вы не согласились бы делать все как надо.

— Я ему ответил бы!

— И это невозможно. Умением бить обладает только старший,

— Тогда — лучше бы он забил меня до смерти!

— Здесь не умирают. И бьют здесь очень редко, Все и без того подчиняются. Так что бросьте вы эти свои земные привычки. Тут это не проходит. Тут упрямых не бывает.

— Весело, — сказал Жаклон. — Обидно только, что здесь не умирают… А ты, дружище, тоже был вором, как и все эти, что тут шагают?

— Да. Карманным. Больше ничего о своей прошлой жизни я не имею права говорить.

— Фрис-чедские порядочки, — невзначай заметил Жаклон. — Гоур тут стал бы генералом!

— Не умничай! — осадил его Фил. — Дружище, — Фил опять заговорил со старшим, — а если вор был вором, чтоб не подохнуть с голодухи?

— Хозяину это все равно. Воровал — значит, вор. Надо было при жизни выбирать: голодная смерть или чужие карманы.

— А если, — не унимался Фил, — человек крал, чтобы было чем кормить голодную сестренку?

— Как хозяин города решит — так и будет. А мне это неизвестно — кто и для кого крал, и на какую улицу он потом попадет, и на сколько… В этом городе, кроме нашей, есть еще и другие улицы, их много. Улица Грабителей, улица Убийц, улица Извергов, улица Мошенников…

— Улицы Пиратов, случайно, нет? — деловито поинтересовался Фил.

— Если они убивали, то попадают на улицу Убийц. А если нет, то на улицу Грабителей.

— Но, может, тут есть улица и для тех, кто не убивал, не воровал, не мошенничал?

— Это — в другом городе. Я про него не знаю.

— Не понимаю, — сказал Фил. — Какого лешего ты» привел нас на эту улицу? Я за всю свою жизнь ни разу не лазил в чужой карман. И Жаклон тоже. Причины не было. У наших людей не бывает денег в карманах!

— Мне так было велено.

— Ошибся твой хозяин!

— Он не ошибается.

— Но мы — не карманные воры! Понимаешь? Мы никогда не занимались этой пакостью! А, — Фил махнул рукой, — что тебе объяснять, у тебя один ответ: хозяин, хозяин… Ты бы лучше рассказал про другие ваши улочки, что ли…

— На улице Больших Воров — те, кто воровал по-крупному: из казны. И те, кто брал взятки. Простолюдинов там не бывает. На улице Больших Воров — хреновенько, — вдруг шепотом произнес старший. — У нас — лучше!

— А про улицу Убийц ты… ничего не слыхал? — тоже шепотом спросил Фил,

— Нет.

— Жаль…

— Время нашей встречи заканчивается, — сказал старший. — Еще что-то желаете узнать?

Фил подумал.

— Мне тут наскучило, — сказал он. — Мелюзга… Слышь, Жаклон, ты желаешь что-то спросить у карманного вора?

— Нет…

— Прощайте, — сказал старший.

Едва он это произнес, как раздался удар невидимого гонга, и пираты опять очутились на песчаном берегу. На том самом месте, где находились до этого. Таинственный город исчез. На его месте опять росли сосны.

— Вот негодяи! — сказал Фил. — Улицу Карманных Воров показали! Почему?! Почему нас не сводили на нашу улицу?! Как будто в лицо плюнули! Вежливо-вежливо!

— Рассветает, — Жаклон поежился от ветра. — Скоро за нами придет бергантин…

— А мне жрать охота, — с внезапной веселостью произнес Фил. — Хорошо, когда все растолковывают заранее. Показали тихую мелюзгу, лазившую по чужим карманам, а про остальное, мол, догадывайся сам. Мол, как живется на улице Убийц: еще веселей, конечно! Эти-то ходят туда-сюда и нежно лапают друг друга. А там? Целыми днями режут друг друга на части?

Он захохотал.

— Брось дурака валять, — тихо сказал Жаклон.

— Бросил, — мгновенно перестав хохотать, мрачно произнес Фил. — Бросил… Адрес того света нам с тобой теперь известен. И город, и улица. А отсек… ну, отсек нам покажут уже на месте… Да, — помолчав, повторил он. — На месте покажут… У меня к тебе только одна просьба, Жаклон. Мы с тобой всю жизнь знаем друг друга. Дай мне слово, что эту нашу ночную… прогулку… никто из фрис-чедцев не узнает!

Жаклон, отвернувшись, медлил с ответом. Ветер трепал его волосы.

— Прошу тебя, Жаклон…

— Я должен поклясться в этом?

— Не надо. Я тебе и так поверю, ты всегда был честным малым. Только скажи: «Фил, никто про это не узнает». И все. Я тебя очень прошу!

— Хорошо… Фил, никто про это не узнает.

— Спасибо. Иначе я тебя сейчас убил бы. Но я не хотел этого делать…

Фил наклонился к воде, зачерпнул ее в ладони и плеснул себе в лицо.

— Холодна… Люблю умываться холодной водой… А монах, вот увидишь, Жаклон, монах на ком-нибудь да споткнется. Не может быть, чтоб у всех были одинаковые сны. Или чтоб все отвечали одинаково. Кто-нибудь, но проскочит. То ли забудет, то ли соврет, по дурости ли, из упрямства ли… Но ошибка будет. Разве не так?

— Возможно…

— Все мы на том свете будем соседями… Во Фрис-Чеде нет ни одного пирата, который бы хоть кого-нибудь да не убил. Там что мы еще пососедствуем.

— А как быть с пацанятами, — спросил Жаклон, — которые еще в рейсах не были? Как, Фил?

— Пусть сами выбирают… Я никого в море силком не тащу. Не стою над каждым и не говорю: убей, убей! Кто не захочет в море — и не надо, во Фрис-Чеде и на берегу работы хватает. А остальные… это их дело. У нас нет другого выхода, Жаклон. Ты не умеешь быть дальновидным. Хочешь, я кое-что растолкую тебе, и ты поймешь, что я прав?

— Растолкуй.

— Первое. Если мы все станем мирными трудягами, то что же с нами со всеми будет? Мы уберем пушки с горных батарей и затопим их. Мы затопим в бухте все свои корабельные орудия, мушкеты и пистолеты. Поклянемся перед Богом, что больше никогда ни в кого не будем стрелять. И назавтра же — слышишь, Жаклон! — назавтра же в нашу бухту ворвутся испанцы или бешеные! Эти твари всегда чуют по запаху, где что плохо лежит. Они перекрестятся и откроют по Фрис-Чеду огонь, сравняют наш город с землей. Наши пакгаузы разграбят, а нас самих закуют в кандалы, отправят на каторгу или продадут в рабство плантаторам. Молчишь? Что ты можешь мне возразить? Ничего… Вот так… Но даже если на нас никто не нападет, во что я не верю, но — допустим, то все равно мы не сможем больше быть моряками. Нам не дадут торговать. Испанцы нам заявят, что мы не испанцы, и потому не имеем права жить здесь и торговать, А бешеные и вовсе ничего заявлять не станут. Нас ограбят, затопчут, живьем сожрут!.. Чтобы жить — надо быть при оружии, а оружие придумано для того, чтоб из него стрелять, и значит — убивать… Это не мы с тобой придумали, это жизнь такая на этой земле…

— И второе, — помолчав, продолжал Фил. — Я, Жаклон, иной раз даже не могу понять: кто же пираты? Мы — иди те, которые плывут сюда под шелковыми знаменами с гербами своих королевств? И охотятся на индейцев, как на зверей, и грабят все и всех? Я так устал, Жаклон, от этой запутанности, — вдруг растерянно произнес Фил. — Тебе первому про это говорю… Даже отец — и тот не знает, какие мерзостные мысли меня донимают порою… От всех скрываю. Даже от самого себя! Гоню их от себя, как диких, псов! Может, есть другая жизнь, где все по справедливости? Где она, Жаклон? Я никогда о ней не слышал… В детстве все было иначе. Мы любили этот мир. Мы еще не знали, какая нас ждет в нем похабщина…

Жаклон слушал адмирала, сидя на песке и уткнувшись лицом в колени. Его знобило. Не от холода — от слов Фила. Жаклон не ожидал услышать от него такие слова… Нет, не ожидал. Жаклон всегда, с детства, был уверен, что Фил — это не человек, это — скала. Но, оказывается, адмирал — это просто парень по имени Фил, которому тоже бывает и тяжело, и страшно, и одиноко…

— Помнишь, — сказал Жаклон, — как наши парни подвесили меня за ноги в таверне? Там, под потолком, было темно, и они не видели, это самое, как я плакал, пока не потерял сознание… Да! Плакал! В первый раз в жизни… За что они так обошлись со мной? Разве я не имел права сказать про Чеда то, что думал?

— Не имел… И я, и все фрис-чедцы не имеют такого права, Жаклон. Мы обязаны верить в то, что Чед так и остался безбожником. И что Фрис так и остался для него лучшим другом. Мы не имеем права раздавать свои сомнения налево и направо. На этом держится наш город, наш остров… Ладно. Хватит про это. Будем считать, что ты ничего не слышал, а я тебе сейчас ни о чем не говорил, верно? Ну, верно же? Скажи — да!

— Да, Фил…

— Вот так-то оно лучше!..

Фил походил на берегу, потом присел на песок рядышком с Жаклоном, опустил голову.

— Давай помолчим, — устало сказал он. — Я тебе и так слишком много сегодня сказал… Боюсь, что Дукат, которому я обязан всем, ненавидит и свое прошлое пиратство, и наш Фрис-Чед, и самого себя. Да… Он так хочет хоть одним глазом увидеть свою Испанию, своих сестер, посидеть у могилы своих стариков, он кричит об этом во сне и не знает, конечно, что я все это слышу. Но он всегда будет молчать об этом. Он тоже верен своей клятве, как и мы с тобой. Не было у нас с тобой этого разговора, Жаклон. Не было… Я знаю, что все это останется при тебе. Иначе я не стал бы откровенничать. Мы больше никогда не будем говорить об этом, Жаклон… А теперь давай все-таки помолчим. Скоро придет бергантин, и я опять стану адмиралом пиратского острова, а ты — пиратским кормчим.

15

Но пришел за ними не бергантин, а все тот же галион. С него спустили шлюпку, и вскоре Фил и Жаклон уже поднялись на палубу по шторм-трапу.

— Адмирал! — наперебой заговорили пираты. — Лучше б мы не шли вчера во Фрис-Чед!

— Опять что-то стряслось? — поморщился Фил. — Ну, выкладывайте! Поживее!

Тот усталый Фил, который на рассвете говорил с Жаклоном, когда они были наедине, и тот Фил, который теперь, широко расставив ноги, по-хозяйски, по-адмиральски стоял на палубе… это были словно два разных человека.

Выяснилось, что горные пушкари не видели соснового острова, хотя он был перед их глазами. Когда галион вошел в горловину, пушкари крикнули: «Что так быстро?» — «Сосны везем, поблизости нашли!» — ответили пираты. Но в бухте уже, почти у самого пирса, глянули в трюм, а сосен там — нету!..

— И хрен с ними, — без всякого удивления сказал Фил. — Другие найдем.

— А те куда девались?

— В воде растворились, — усмехнулся Фил, — Дальше-то что было?

Когда пираты убедились, что трюм пуст, как индейский барабан, пришлось перед встречавшими их фрис-чедцами перекрутить дело так, будто бы вернулись лишь за пресной водой. Врали напропалую. Про Фила — что он, мол, спит в своей каюте, велел не будить. Про Жаклона — что тоже спит… Простояли в бухте всю ночь на якоре и пошли назад.

— А про сосновый остров почему не сказали? — спросил Фил. — И про то, что мы с Жаклоном остались там на. ночь?

— Видишь ли, Фил, — вахтенный помощник был смущен, — люди бы нас не поняли… На смех подняли был. А потом еще и паника началась бы. Сосен — нет, острова — не видно, хотя его весь день могли видеть из Фрис-Чеда, а вот — никто даже не заметил…