Люди Льда (№22) - Демон и дева

Маргит Сандему

Демон и дева

1

Никто не заметил, как он пришел в усадьбу своих предков.

Прошло более двадцати лет с тех пор, как неизвестно куда исчез его отец, Сёльве. Самому ему исполнилось двадцать. Он всю жизнь стремился попасть сюда, в усадьбу, что была его и что теперь досталась ему по наследству.

Гростенсхольм.

Он явился ниоткуда. Пришел с юга, прошел Швецию. Родственники были просто потрясены. Они и знать не знали, что где-то на свете живет этот парень. Зачатый в ненависти, рожденный в отчаянии, виновный в смерти матери. Мать умерла в тот самый миг, как он увидел свет.

Отец крестил его равнодушно. И получил он имя то ли девичье, то ли мужское, непонятно, — Хейке. Но к его фигуре это имя подходило. Оно звучало как синоним мужественности, силы и мощи.

Хейке… Судьба его — быть одиноким. До скончания дней своих.

На теле еще не зажили шрамы от отцовских ударов. Ведь как весело поддразнивать шипящего паренька, сидящего в клетке. В душе не заживала рана от страданий выше человеческого понимания.

Хейке, изгой общества.

В первый день своего пребывания на родине, в Норвегии, он остановил лошадь на дороге около моста, откуда была видна панорама местности.

Первое, что бросилось ему в глаза, — господская усадьба. Огромная и великолепная. «Нет, эта усадьба не может принадлежать ему, — подумал Хейке. — Это же целый дворец, а не усадьба».

Взгляд его скользнул дальше.

На него было страшно смотреть. Хейке был похож на огромное чудовище. Грива каштановых волос, настолько густая, что казалось — сзади обязательно должны торчать троллиные уши. Глаза, желтые, как огонь, сверкали из-под гривы. Лицо словно вырублено топором, крайне безобразное. Большие острые зубы. Их белизна оттенялась смуглой кожей. Чуткие, подвижные ноздри и острый лисий подбородок.

Да еще эти широченные плечи — наследство Людей Льда, грозившее смертью женщине, рожавшей таких чудовищ.

Итак, он был проклят, осужден и отмечен печатью Людей Льда. Страшилище, если судить по внешнему виду. Но те, кто был лучше знаком с ним, знали, что в сердце его жила печаль, тоска и безграничная нежность.

Желтые, как у кошки, глаза внимательно оглядывали окрестности.

От господской усадьбы шла аллея, что вела к меньшей усадьбе. Деревья были огромны, словно посажены в незапамятные времена.

По долине разбросаны мелкие хозяйства арендаторов…

А посреди домов возвышалась церковь. Наискосок от нее — великолепная усадьба у озера. Усадьба была несколько меньше господской, но все равно очень красива.

Элистранд?

Скорее всего.

А это, верно, Линде-аллее.

Но тогда…

У Хейке закружилась голова. Тогда… тогда та господская усадьба принадлежит ему! Гростенсхольм!

Всадник долго стоял недвижим. Пытался осознать все то, что открылось ему. Тот, кто был ничем, кто ничего не имел, — неужели же он будет обладателем всего этого? Луга и поля, простирающиеся на большую половину согна[1], дома и амбары. И этот великолепный дом на холме!

Мысли его разбегались.

В доме находилось сокровище. Священное сокровище Людей Льда — травы и снадобья. И самое главное — сосуд Ширы, бутылка из горного хрусталя. А в сосуде — вода из чистого источника горы Винденес. Сосуд был спрятан в доме на холме. Вода, принесенная ею Людям Льда. С ее помощью она хотела уничтожить силу Тенгеля Злого. Найти этот сосуд. Сосуд с темной водой Зла. Разрушить злую власть с помощью Ширы.

Хейке считал, что сделать это должен был именно он.

Прав он или нет, Хейке не знал.

Но он попытается.

Он непроизвольно наморщил лоб. Там, в усадьбе, кто-то был. Крошечные фигурки размером с муравья двигались взад и вперед — от дома к конюшне.

Пока еще не нашлось человека из рода Людей Льда, кто мог бы жить в усадьбе. Разве что маленькая дочка Вемунда?..

Нет, надо подождать и осмотреться. Гростенхольмский согн… Наконец-то он дома! Он проделал долгий путь. Вот он и у цели.

Хейке долго стоял на вершине холма, не зная, что предпринять. Он страшился разговоров с незнакомыми людьми, ему опротивело видеть страх в их глазах, омерзение на их лицах. Ему, верно, так никогда к этому и не привыкнуть.

Он так и не смог нигде осесть. В этом, вероятно, заключалась его ошибка. После более тесного знакомства люди привыкали к его виду. И быстро признавали его. Но Хейке был осужден на скитания. Он пришел из самой Словении, что находится далеко на юге. Люди, полные предрассудков, не спешили идти ему навстречу. Он устал. Ему до смерти надоело доказывать свои благие намерения. Объяснять, кто он таков и почему так выглядит. Он замкнулся в себе, стал нелюдим и объезжал попадавшиеся по дороге селения. Передвигался, в основном, лесами и полями.

Вот он и у цели.

Он медленно спускался с холма, так и не решив, что предпринять.

Тут ему повстречался пожилой человек с тележкой. Хейке придержал лошадь. Сначала он хотел тут же ускакать в лес, но передумал. Нужно учиться сдерживать себя. Закаляться. И здесь люди привыкнут к нему. Надо же когда-то начинать.

Старик, щурясь, разглядывал незнакомого всадника.

«Вот оно, началось», — подумалось Хейке.

— Мир Господу, — произнес он слова приветствия.

В этот раз, однако, получилось совсем не так, как ожидал Хейке.

Беззубая челюсть старика дрожала, голос тоже:

— Мир Господу… Но Боже святый, так это?.. Нет, нет, не может быть…

Хейке чуть было не ответил «нет, я не Сам Высокочтимый Сатана», но сдержался. Что-то особенное было во взгляде и интонации старика.

— Что такое? — спросил Хейке.

— Нет, мне просто показалось, будто это старик Паладин собственной персоной. Но это не так.

— Паладин?

— Да, его еще звали Ульвхедином. Но вряд ли он еще бродит по свету. Он был настоящим парнем. Тут Хейке улыбнулся и слез с лошади:

— Нет, я не Ульвхедин, но его родственник. Меня зовут Хейке. Я внук Даниэля. Ну, знаете, отец, сын Ингрид и Дана Линда из рода Людей Льда, Даниэль.

Подбородок старика задрожал заметнее. На глазах появились слезы. Он схватил ладонь Хейке обеими руками.

— Внук Даниеля? Неужели это правда? Как грустно, что фру Ингрид уже нет в живых!

— Да, жаль.

— Подумать только, в наш согн пришел один из Людей Льда! А мы-то думали, что роду пришел конец! Добро пожаловать, дорогой! Я вижу, ты отмечен проклятием.

— Да, но я не из Злых.

— Паладин тоже не был Злым. Разве только сначала. Но потом он переменился. Но теперь я вижу, что ты не он. Вы не так уж и похожи.

— Разве что плечи, — улыбнулся Хейке.

— Да, это верно.

— А вы кто такой?

— Меня зовут Эйрик. Я работал на усадьбе во времена Йона, Ульфа тоже. Но фру Тара была настоящей ведьмой. Нам так и не удалось с ней договориться. Так что на старости лет я сам по себе. Живу тем, что дает хозяйство.

— Понятно. А кто сейчас живет в Элистранде? Старик посерьезнел:

— О, господин, все в нашем согне переменилось. Ничего не осталось от заведенного порядка! Как пошло со смерти фру Ингрид, а потом Тарка и его жены, чудесной Элисабет. В Элистранде сейчас живет один из государственных чиновников. Пытается вести себя по-простому, но уж мы-то видим! Он считает, что усадьба вся его. А в Гростенсхольме… (Эйрик заговорил тише) туда словно Злой дух вселился! И получил он эту усадьбу не по закону. Вся деревня об этом перешептывается! Но у усадьбы нет иного владельца!

— Вот он я, — Хейке бросил мрачный взгляд на Гростенсхольм. — Что ж, больше никого из Людей Льда в Норвегии не осталось?

Старик наклонился и прошептал:

— Об этом никто не знает! Но ведь у Тарка была дочь. Однако она пропала.

— Что ты хочешь сказать?

— Говорят, что кто-то ее видел. Там, на холме. Год назад…

Он осторожно махнул рукой в сторону холма, как будто их кто-то мог видеть. Хейке взглянул на большой холм, что располагался сразу за Гростенсхольмом.

— Я хочу знать больше. Могу я пойти с тобой на твою усадьбу? Мне бы не хотелось, чтобы меня сейчас увидели те, кто захватил Гростенсхольм и Элистранд. Сначала надо самому во всем разобраться.

— Добро пожаловать в мою каморку, — торжественно произнес Эйрик. — Я живу бедно. Хейке тепло улыбнулся ему:

— Поверь, я знаю, что такое нищета. Прежде чем предпринимать какие-либо шаги в отношении усадеб, я должен выяснить, жива ли дочь Элисабет и Вемунда. Это для меня самое главное.

— Теперь я вижу, ты настоящий сын Людей Льда, — просветлел лицом Эйрик. — Сначала люди, потом имущество! Если б тебе удалось найти фрекен Тарк, вся деревня была бы рада. Что-то есть нехорошее в том, что она пропала.

— Да, — подтвердил Хейке. Он кое-что знал об этом. — Это самое ужасное.

Имя ее было Винга.

Ее назвали так в честь одной из самых сильных личностей в истории рода, в честь Виллему. Ее домом был Элистранд, но сейчас Винга там не жила.

Никто не знал, где у Винги дом, а сама она держала в тайне свое место жительства.

Она нашла себе пристанище на заброшенной усадьбе арендатора, что располагалась в горах. Эту усадьбу двести лет тому назад получили от Тенгеля и Силье Клаус и Роза. Усадьба пустовала с тех пор, как их внучка Элиса вышла замуж за Ульвхедина и переехала в Элистранд. С тех пор прошло много лет.

В усадьбе все пришло в негодность, но Винга обустроила одну комнату для жилья. Ей пришлось немало потрудиться, чтобы вытащить упавшие гнилые бревна, сломанную мебель и прочую ненужную утварь. Она подперла накренившуюся крышу свежими березовыми стволами. Березы она срубила найденным здесь же тупым топором. Но пригодного для жилья места оставалось все меньше и меньше — крыша все больше кренилась и текла.

Из Элистранда Винга прихватила с собой два больших окорока. Они висели под потолком, тщательно оберегаемые от мух и мышей. Правду сказать, они сильно уменьшились. Совершая побег, она прихватила с собой козу. Когда-то это был ее собственный козленок. Сейчас коза жила в комнате вместе с Вингой. Винга запасала для козы сено на зиму, а коза давала девочке молоко и сыр.

Стоя на холме, Винга могла видеть расположенные в долине усадьбы.

Свой Элистранд…

Там, вероятно, кто-то жил. Кто-то чужой. Вот все, что она знала.

Родители Винги умерли.

Это было непостижимо! Строгий, но всегда приветливый отец Вемунд, мама Элисабет. Они всегда были так добры к ней.

Но почему, почему они должны были умереть?

Смотря на небо, она не раз спрашивала: что плохого сделали ее родители? Они умерли во время неизвестной эпидемии. На похоронах одна дама сказала: «Не горюй, Винга! Твои родители были очень хорошими людьми. Господь полюбил их так сильно, что захотел взять маму и папу к себе».

А хотели ли они сами проститься с этой жизнью? Хотела ли Винга расстаться с ними? Об этом добрый Бог, конечно же, не спросил.

Сама она, вероятно, была настолько плоха, что Господу все равно, что с ней станется.

А потом пришел чужой сердитый человек…

— Винга, усадьба будет конфискована. Она заложена, а ты не выплатила долг.

— Я не знала… Я продам постр…

— Сейчас тяжелые времена, детка. Ты не сможешь продать строения. Годы были тяжелые, вот твой отец и заложил усадьбу. Ждать больше нельзя.

Холодные, как у жабы, хитрые и жадные глаза. Звали его герр Снивель. Какой-то государственный чиновник.

— Но мы с работником можем работать.

— Ваш работник не получал зарплату со дня смерти твоих родителей. Он нашел себе другую работу.

«У меня», — захотелось добавить герру Снивелю, но он сдержался.

— Все имущество Элистранда пойдет с молотка. Элистранд! Так любимый Виллему Элистранд!

— Тогда я перееду в Гростенсхольм. Мужчина высокомерно и презрительно улыбнулся:

— Винга, после смерти фру Ингрид никто не предъявил своих прав на Гростенсхольм. У короля другие планы в отношении этой усадьбы.

Снивель мог бы объясниться: «Мне уже пообещали эту усадьбу, так как у нее нет владельца. А Элистрандом будет владеть мой племянник. Аукцион будет только для отвода глаз».

Снивель был достаточно умен, поэтому промолчал.

Винга впала в отчаяние.

— Но я могу присматривать за Гростенсхольмом до приезда моих родственников.

— Насколько нам известно, наследников Гростенсхольма больше нет. И как это ты, девочка, сможешь смотреть за такой большой усадьбой? Ты не смогла управиться даже с Элистрандом.

— Я работала хорошо. Но меня никто не учил. «Мне это только на руку», — подумал Снивель и гаденько улыбнулся.

— Ладно, тогда я перееду в Линде-аллее. Это наша родовая усадьба.

— Как ты знаешь, она сдана в аренду. И нет никаких причин для прерывания контракта. — Он наклонился. — Смотри мне в глаза, девчонка! Ты осталась одна! Одна-одинешенька!

«Одна… Одна-одинешенька!» — эти слова звучали в ушах Винги не один год.

Снивель выпрямился.

— Но мы подумали и о тебе, Винга. Мы не бессердечны. Для тебя найдется место в доме мадам Фледен, недалеко от Кристиании.

У Винги по спине поползли мурашки. Стало вдруг холодно и неуютно. Мадам Фледен была известна своей тиранией. С попавшими к ней в дом обращались хуже, чем с узниками. Жившие у мадам ютились в крошечных каморках, словно монахи. Жизнь их проходила в молитвах, работе, голоде и побоях.

Винга сбежала в ту же ночь. Погрузив на маленькую тележку все, что могло пригодиться ей самой и козе, она ушла в горы. Ей очень хотелось прихватить с собой парочку кур, но с ними было много хлопот. Не взяла она с собой и корову. Усадьба арендатора была маловата для такого большого животного.

Как давно все это было!

Как-то она справлялась. Они с козой пережили уже две холодные зимы. Осенью она собирала ягоды в лесу, а во время уборочной страды пробиралась по ночам на поля и подбирала забытые колоски. Из них пекла хлеб. Иногда она приходила на поля до косарей. Зимы были долгими, корм у козы скудный. И что с того, что она утащит пару колосьев? Их же не пересчитывают!

Винга почти забыла, что она тоже человек. Она стала словно частью леса. Дровосеки рассказывали о злой фее, или лесной нимфе, небольшом существе, одетом в лохмотья. Она иногда мерещилась им за деревьями. Существо это было с длинными распущенными волосами и испуганными глазами. Поговаривали о том, что это, скорее всего, давным-давно исчезнувшая Винга Тарк.

Случалось, конечно, что люди проходили мимо заброшенной усадьбы. Усадьба разваливалась на глазах и мало кому могло прийти в голову, что дом обитаем. Крыльцо настолько прогнило, что никто не решался взойти на него. А маленькая Винга просто перепрыгивала через ветхие ступеньки. Она нарочно не ремонтировала крыльцо.

Она стала дикой, как волк, и боязливой, как молодая кобылка. Она привыкла к голоду и холоду. Передвигалась тоже как зверь — быстро и осторожно. По ночам вздрагивала от каждого шороха. А днем ее пугал любой непривычный звук.

Говорить она не разучилась, так как поверяла все свои тайны козе.

После первого проведенного в одиночестве года она разучилась плакать.

Больше всего Винга любила сидеть на холме и смотреть вниз, на согн.

Гростенсхольм. Пустой, заброшенный дом. Ветер воет в разбитых окнах на башенке. Шелушащаяся краска на стенах. Опавшие листья, покрывающие все вокруг. Собирать их было некому. Вспаханные поля. Их, верно, пахал арендатор с Линде-аллее. Господский дом пустовал.

Но в последнее время в усадьбе стали появляться признаки жизни. К стенам приставили лестницы. В конюшне и хлевах появились животные.

Винге становилось и грустно, и радостно от увиденного.

Может, это кто-то из ее рода? Вдруг приехали из Швеции? Осмелится ли она сойти вниз?

В один прекрасный день к дому подкатила коляска. Мужчина выглядел как хозяин. Это был не кто иной, как тот, кто предложил ей переехать в дом мадам Фледен.

Герр Снивель.

Ему нечего делать в Гростенсхольме! Вингу охватила злость и негодование. Однако она не посмела спуститься вниз — стала слишком боязлива.

Элистранд располагался слишком далеко, и с холма не было видно, живет ли там кто-нибудь.

Прошло время Людей Льда в Гростенхольмском согне.

Осталась одна Винга. Она мало что знала о двух семьях Людей Льда, что жили в Швеции. Их осталось так мало. Одну женщину звали Ингела, у нее был сын Ула. Еще Арв Грип. Он жил бобылем.

Вот и все. Винга даже не знала, где они живут. Да, по правде говоря, она почти забыла об их существовании.

В один из весенних дней 1794 года она собирала себе на суп хилые, тоненькие травинки.

Винга любила весну. Стало теплее, и по ночам уже не нужно было крепко прижиматься к козе. А снег так и норовил проникнуть в дом через щели в стенах и потолке. Не нужно было больше обдирать кору с берез, растирать ее в порошок, чтобы потом испечь хлеб. Больше не нужно было экономить корм для козы и слушать ее голодное блеяние.

Весной они обе — девочка и коза бегали где придется, собирая животворную зелень из-под почерневшей листвы. Коза безжалостно обрывала молодые побеги берез, а Винга весело обрывала верхушки у молодых сосенок.

Она, конечно, понимала, что вся жизнь свелась к борьбе за выживание. Да больше ни на что не хватало времени.

Но где-то глубоко в ее сознании работала мысль. У нее была цель, но с годами она все меньше и меньше думала об этом: она хотела получить назад то, что у нее так бессовестно украли!

В лесу послышались молодые радостные голоса. Винга сразу напряглась. Огляделась. Коза паслась в ложбине и была практически не видна. Винга, словно газель, помчалась было в укрытие. Но передумала. Пробралась поближе к тому месту, откуда слышались голоса. Было страшно, но любопытство, как у дикого зверя, победило. Она присела на корточки, укрывшись за поваленными соснами.

Молодой парень и девушка. Они шли, взявшись за руки и болтая без умолку.

У Винги от тоски сжалось сердце. Их было двое, и они были вместе! Она совсем не думала о том, что один из них — парень, а другая — девушка. Об этой стороне жизни она пока еще ничего не знала. Но они были вдвоем! И этого Винга не могла забыть.

Парочка остановилась. Они посмотрели друг на друга, крепче сплели пальцы. Глаза их сияли. Винга почти забыла, что так бывает. Такое она видела разве что во сне. Глаза отца, матери, полные любви, нежности и тепла.

У нее перехватило горло. Из глаз ручьями потекли слезы. Мама… папа! Ей так хотелось, чтобы эта парочка ушла поскорее. Винга хотела горевать в одиночестве.

По счастью, испытание длилось недолго. Пара медленно удалялась. Может, им показалось, что из-за поваленных деревьев за ними внимательно наблюдают чьи-то глаза… Да нет, это просто солнце блестит в прошлогодней листве, да может еще белка удивленно пялится на них — кто это там ходит по моему лесу?!

Когда парень с девушкой пропали из виду, Винга быстро вернулась в дом. Прикрикнула на козу:

— Ко мне! Мы идем домой!

Коза не то что собака. Но эта настолько привыкла к девочке, что смотрела на Вингу как на вожака. Коза моментально последовала за ней. Их во всем мире было только двое. И Винга олицетворяла в себе для козы еду, тепло, общество, защиту от диких животных. Диких зверей, положим, вокруг Гростенсхольма не водилось, но ведь никогда не знаешь…

И вот они снова дома. По дороге домой они заодно искали что-нибудь съедобное.

— Вороны сегодня что-то раскаркались. Верно, вьют гнезда. Слышала сегодня утром скворца? Думаю, он хочет свить гнездо в том ящике, что я выставила в прошлом году. Он, верно, осматривался. Послушай, это мои листья. Ты что, не можешь найти себе другого места? Тебе-то есть из чего выбрать. Ты можешь съесть осот или волчье лыко. Для тебя все — еда. Извини, я пошутила. На! Мне, конечно, не хочется, чтобы ты ела волчье лыко. У меня ведь никого нет кроме тебя.

Винга опустилась на колени и прижалась лбом к подруге. Коза утонула в рассыпавшихся русых волосах.

И снова девочка задумалась о грустном. Настанет такой день, когда она потеряет козу. Вряд ли козий век так же долог, как ее. Как страшно!

Тут она подняла голову и напряженно, словно дикий зверь, прислушалась.

— Тесс! Что это? Быстро в дом!

Они быстро перелетели через лужайку, взлетели на крыльцо. Винга знала, на какие доски можно наступать.

Девочка выглянула в щель в стене. Успокоенно вздохнула.

— Уф, это лось! С ним мы знакомы. Страшнее людей для нас ничего нет. Они могут схватить нас. Меня засунут в этот страшный дом, отнимут тебя. Только мы им этого не позволим!

Они улеглись вместе. Винга уткнулась носом в жесткую козью шерсть.

Пока коза ела, Винга ждала. Ей не хотелось варить суп, пока пара не отошла достаточно далеко. Через некоторое время девочка разожгла огонь в очаге, взяла горшок, привезенный из Элистранда, и принялась стряпать. От такого варева в презрении отвернулся бы даже самый последний нищий. А для этих двоих и такая еда была редкостью. Первые весенние ростки!

На следующий день Винга обнаружила, что в жизни что-то изменилось.

Она больше не была одна.

Кто-то осторожно пробирался через лес. Чужак. Слишком похож на нее.

Винга знала в лесу каждую тропку и могла полностью раствориться в лесу. Кто это там ходит? Кто умеет прятаться так же хорошо, как и она?

Она знала, там кто-то есть. Но не могла подойти ближе, чтобы не обнаружить себя.

В сердце ее росла тревога.

2

Она впервые поняла, что что-то не так, когда стояла на холме, заросшем печеночницей. Верно, она потеряла бдительность. Во всем виноват этот чудный неяркий голубой цвет. Она просто не могла не остановиться и не нарвать себе букет. Подумать только, как свежие цветы могут украсить ее неприглядное жилище! Она еще не забыла, как каждую весну собирала для матери букет голубых цветков печеночницы.

Вряд ли коза будет также радостно благодарить за букет. Она, скорее всего, возьмет да и сжует его.

Собирая букет, Винга почувствовала присутствие другого существа. Она быстро распрямилась и внимательно огляделась.

Нет, никого. В лесу все тихо.

Неприятное чувство не оставляло ее.

Винга не имела интуиции «проклятых» или «меченых». Чувствительность выработалась в ней от одинокой жизни в лесу. Это было крайне необходимо.

Но в этот раз все было по-другому.

Девочка не чувствовала присутствия другого существа. Оно как бы посылало ей сигналы своего присутствия.

Лесные звери так себя не ведут. Наоборот, они делают все, чтобы скрыть следы своего присутствия.

Винга осторожно пригнулась и, ухватив козу за рожки, стала медленно уходить с холма, так и не собрав себе букет.

Никто на нее не напал, никто не выдал своего присутствия.

Немного погодя она снова вышла из дому нарвать можжевельника для очага. И снова ее охватила тревога.

На старой лесной вырубке, где она обычно собирала можжевельник, Винга вдруг обнаружила готовую охапку. Можжевельник был красиво уложен на камне — без всякого сомнения именно для нее. Кроме Винги никто не углублялся так далеко в лес за растопкой.

— Мне это совсем не нравится, — девочка повернулась к козе.

И тем не менее она взяла охапку.

Придя домой, она пережила новое потрясение.

На скамье, что она использовала вместо стола, лежала еда. Такого она не видела со дня бегства из Элистранда. Мясо, рыба, яйца, хлеб, творог, домашней варки пиво, пирожные и фрукты. Рядом стоял мешок со всякой всячиной для козы.

— Ну нет! — сквозь сжатые зубы пробормотала Винга. — Меня не проведешь. Вы меня выследили, а теперь пытаетесь втереться в доверие, чтобы затем заманить в ловушку! Тут одна дорожка — в дом мадам Фледен. Если только вы не позаботитесь о том, чтобы я навсегда исчезла из согна. И с лица земли!

Девочка угрюмо посмотрела на еду. Голод терзал ее больше обычного. Руки так и чесались.

Винга взглянула на козу. Улыбнулась.

— Но сначала мы отведаем угощения. Вот тебе мешок. Он твой. Да-да, я серьезно! Жуй, если хочешь!

У Винги всегда теплел голос, когда она разговаривала с козой. Он словно шел волнами.

Она села. У этих двоих был сегодня настоящий праздник.

— Только не пойму, как они вошли сюда, — обратилась она к козе. — Нужно знать, куда ступать, чтобы не обвалились гнилые доски.

Винга потянулась за пирожным. Сначала десерт, остальное потом.

Обе улеглись. Так сытно они давно не наедались.

В эту ночь Винга положила около себя топор. Рука ее всю ночь крепко сжимала топорище.

Все последующие дни игра Винги в кошки-мышки с врагом шла своим чередом.

Она ничего не понимала. Она прекрасно различала любой лесной звук, слышала каждое движение.

Как-то раз она собралась к лесному озеру постирать летние вещи — старое, ставшее чересчур коротким и жавшее в груди платье. Там на трех шестах висело ее корыто. Она нашла это старое корыто в усадьбе. Оно хоть и было ржавым и гадким, зато целым.

На пути к озерцу она задолго почувствовала запах дыма.

Вода в корыте закипала.

— Ну ты подумай! Я как раз подумала о том, чтобы вскипятить воду!

Винга была не на шутку испугана и начала подумывать о том, чтобы переехать куда-нибудь в другое место.

И хоть девочка все время говорила «они», в глубине души она знала, что все это дело рук одного существа. Двое или более не смогли бы укрыться от ее внимательных глаз.

Только один раз, один единственный раз она увидела промелькнувшую меж сосен у обрыва огромную фигуру. Но видение тут же пропало, и Винга подумала, что у нее разыгралась фантазия. Тем не менее девочка чувствовала, что она словно стала меньше — от страха и чувства беззащитности.

Пока существо не принесло ей никакого вреда. Скорее наоборот. Винга всегда была начеку. Она должна была признать, что существо здорово ей помогало. В одно утро она вдруг обнаружила, что ее клочок земли был аккуратно вспахан и прополот, — вдруг она захочет там что-нибудь посадить. Ведро для воды, стоявшее у дверей, каждое утро наполнялось свежей ключевой водой. Что бы она ни собиралась сделать, было уже сделано.

Это было приятно.

И интересно.

Но однажды случилось нечто по-настоящему ужасное.

Через лес проходили мальчишки. И вдруг они обнаружили козу. Известно ведь, что мальчишки вечно забираются во все мыслимые и немыслимые места. Они попробовали поймать козу. Коза, естественно, испугалась и помчалась в панике куда глаза глядят. Прежде чем спрятавшаяся Винга успела что-то предпринять, коза уже катилась с обрыва. Мальчишкам игра надоела, и они пошли дальше.

Винга в отчаянии стояла у обрыва, из-под которого слышалось блеяние животного. Она побежала домой за веревкой, что сплела из ивовых веток. Она так боялась за козу! И злилась на пустоголовых мальчишек.

Козу она встретила на полпути к обрыву. Животное поцарапалось, шерсть была полна горного мха и шуршащего лишайника. Но самое главное — коза была цела и невредима.

Но выбраться сама коза не могла никак.

Винга почувствовала благодарность к своему невидимому помощнику. Оказание помощи невинному животному в ее глазах было подвигом.

— Они просто хотят завоевать мое доверие, — прошептала она. — А потом нападут.

Игра в кошки-мышки продолжалась. Винга никак не могла решиться на отъезд из этого места. Кроме того, ее одолело любопытство. Ее одинокая жизнь стала интересной.

И пока все шло хорошо…

Но поздно вечером игре настал конец.

Винга и коза возвращались домой уже в сумерках, проведя весь день в поисках трав.

На краю леса Винга вдруг резко остановилась и спряталась в кустах можжевельника.

Около ее дома стояли люди!

Мужеподобная женщина, изучающе оглядев дом, произнесла:

— Да нет же. Парни скорее всего ошиблись. Нет, никогда не поверю, что здесь может кто-то жить!

Голос у нее был резкий, пронзительный.

Тут у крыльца послышался шум перебранки.

Винга разглядела женщину и мужчину. Они оттаскивали от крыльца мальчишку.

— Что ты там забыл? Не видишь, что ли, ступеньки прогнили насквозь!

Мальчишка хныкал, отец ругался. Чуть поодаль двое мужчин наблюдали за этой сценой. Один из них был необычно большого роста. Может, это и есть ее невидимое существо? Тогда она правильно делала, что сомневалась в его благородных мотивах.

Еще один мальчишка вышел из ее комнаты. Ему-таки удалось туда пробраться.

Теперь Винга узнала мальчишек — те самые, что загнали козу под обрыв.

— И все же здесь кто-то живет, — сообщил он сенсационную новость. — Ну что, верите теперь?

Мальчишку вытащили из дыры, куда он тотчас же провалился.

— Надо сообщить герру Снивелю, — сказала женщина с пронзительным голосом.

Винга сжалась от страха. Теперь ей просто необходимо переезжать. В эту же ночь!

Она была так поглощена происходящим, что совсем забыла про козу. Коза же преспокойно выплелась на лужайку.

— О, только не это! Назад! — прошептала Винга.

— А вон и коза. Смотрите! — снова закричали мальчишки.

Винге ничего не оставалось делать. Она не могла потерять своего единственного друга.

Она стремглав выбежала на лужайку и захлестнула ошейник на козе. И потащила ту за собой, в лес. Винга бежала изо всех сил. Коза сначала сопротивлялась, потом стала более послушной.

Конечно же, девочку заметили. Все загалдели и рванулись за ней, все как один.

— Это она! — голосила мужеподобная. — Это Винга Тарк, могу поклясться! Вернись назад, девочка! Мы не желаем тебе зла!

Но Винга уже не в состоянии была различить, где друг, а где враг. Для нее все люди представлялись либо в образе герра Снивеля, либо мадам Фледен. Девочка уже давно не общалась с людьми. Она одичала, словно заблудившийся на зимнем холоде теленок.

Винга слишком долго жила вдали от людей. Ее мало заботило, были ли эти люди друзьями или врагами. Они были людьми — а потому опасны.

В обычных обстоятельствах она легко убежала бы от них. Сейчас же ей приходилось тянуть за собой козу. Но она не бросит ее никогда. Ей казалось, что козу тотчас же забьют на мясо и зажарят. Ни за что на свете она этого не допустит!

Сердце колотилось у нее где-то в глотке — не от усталости, а от страха. Она спасала свою жизнь и жизнь козы. Коза упиралась и не желала бежать. К тому же ей не нравилось быть на поводке. Винга в отчаянии дергала ее за собой. Она знала полно мест, где могла бы спрятаться, но только не с козой!

Пока ее отделяло от преследователей достаточное расстояние. Им нужно было сначала пересечь лужайку. Но мальчишки и один взрослый мужчина уже настигали ее. Женщины отстали и кричали мужчине и мальчишкам, прося их подождать. Но те, конечно, и не думали останавливаться.

Стемнело. И это было Винге на руку. В это время года темнело поздно, но в лесных сумерках все контуры стирались. Коза не умела передвигаться бесшумно, под ней хрустели и ломались ветки. Да к тому же коза громко блеяла — жаловалась на такое обращение.

Винга остановилась и прислушалась. Она была в отчаянии. Ей никак не удавалось отделаться от преследователей.

Ой, как же они близко!

Она была вся внимание. И тут вдруг кто-то возник совершенно с другой стороны и поднял козу на руки. Винга не успела открыть рот, как услышала шепот: «За мной!» И существо исчезло с глаз долой.

Винга колебалась не более секунды.

Стало легче. Она не могла видеть бегущего перед ней, только слышала быстрые шаги. Они взбежали на холм, пробежали мимо каменной изгороди…

Тут она остановилась вслед за своим неожиданным спасителем. Преследователи отстали. Винга прислушалась.

Скорее всего, один из мальчишек упал и расшибся. Преследователи устали, сбились с пути и проклинали темноту.

— С меня хватит, — послышался пронзительный голос мужеподобной.

Ей ответил мужской голос:

— Да, у мальчика идет кровь. Да и потом в темноте ее все равно не найти. Пошли домой. Другой мужчина сказал:

— Она была почти в наших руках. И вдруг исчезла! Нет, на сегодня хватит.

Постепенно голоса стихли.

Винга обернулась. Может ли она доверять своему спасителю? Рядом с ней была только коза.

И тут Винга почувствовала, как она устала. Усталость приходит всегда, когда теряешь мужество. И впервые за долгое время ей захотелось заплакать.

Куда теперь идти? Ее нашли. В том, что уже завтра в заброшенную усадьбу придут люди, не было ни малейшего сомнения. Наступил поздний вечер. В такое время Винга всегда спала. Начать укладывать вещи прямо сейчас, найти все необходимое в темноте и отправиться с козой куда глаза глядят… Это было так же трудно, как перевалить через высокую гору.

Она потеряла способность даже думать.

Но сдаться она не могла. С ней была ее коза.

Безвольно, без малейшей надежды или желания, она двинулась к дому. Больше она никогда не сможет там переночевать. На глаза наворачивались слезы.

Элистранд! И его она больше никогда не увидит! Теперь ей придется покинуть Гростенсхольмский согн. Это невозможно. Она держалась этих мест в какой-то безумной надежде. Ей не хотелось покидать места своего детства. В полные одиночества вечера она лежала и представляла себе, что живы и отец, и мать, в усадьбе кипит жизнь, как в прежние времена. Работа идет на полях и в лесу, работники приветливо здороваются с маленькой фрекен, отец поднимает ее высоко-высоко. Спрашивает, не хочет ли она сесть на лошадь впереди него. Материнские руки, нежно гладящие ее перед сном. Лампа, горящая в их комнате. Свет лампы пробивается сквозь щель почти что у самого пола.

Все, все прошло.

Прадед Ульф. Она знала его. Тетя Ингрид, Гростенсхольм… Все это еще до их смерти.

Винга помнила пышные похороны тети Ингрид, на которые собрался весь согн. Последняя из рода Людей Льда в Гростенсхольме. «Вот и попала наконец фру Ингрид в церковь», — ядовито шептали крестьянки.

Винге вспомнился первый трудный год в заброшенной усадьбе. Она, привыкшая жить в господском доме, совсем ничего не умела. Какая же она была неловкая! К счастью, в ее распоряжении было целое лето. А учиться ей надо было многому. И эта невыносимая тоска! Отчаяние, беспомощность, обмороки.

И одиночество! Страх темноты, боязнь лесных звуков. Она могла часами сидеть, забившись в угол и уперевшись взглядом в дверь. Ей вспоминались многочисленные истории о привидениях. В те ночи козе тоже не удалось поспать, так как Винга брала ее с собой в постель и крепко сжимала в своих объятиях.

И только страх перед мадам Фледен помогал ей держаться. Она боялась людей. Может, страх ее был необоснован. Но откуда она знала, кого бояться, а кого нет?! И потом, после смерти родителей все сразу отвернулись от нее. Один за другим ушли все работники. В конце концов остался только один. Да и тот предал ее как раз в тот момент, когда она больше всего нуждалась в помощи.

Девочка никак не могла собраться с мыслями. Потеряв свое укрытие, она совсем отчаялась.

Она ясно понимала, что больше никогда не решится вернуться в дом. Даже сейчас, посреди ночи.

Винга присела, закрыв в отчаянии лицо руками.

А завтра они придут и заберут все ее вещи. А она потратила столько сил на то, чтобы собрать все необходимое! Все, что она соорудила сама из подручных материалов!

В душе царило отчаяние. Она вспомнила, как начиналась борьба за жизнь. Тогда она сказала себе: «Хватит! Ты больше не боишься темноты, пора покончить со слезами и беспомощностью!» Тогда она была сильной. Она слилась с лесом воедино, стала словно лесной зверь. Люди бы назвали ее «немножко странной». Но самое необычное заключалось в том, что она сумела сохранить свою душу и здравый рассудок. Если бы Винга не поборола свой страх перед незнакомой природой, перед большими и дикими зверями, не стремилась бы выжить, а вместо этого предавалась бы грусти по прошедшим временам… Тогда у нее вряд ли нашлись бы силы жить дальше. Поэтому она как бы выпала из человеческого мира и стала «странной».

Но сейчас с нее спала та защитная оболочка, которой девочка так надежно защитилась от внешнего мира. И оказалось, что она всего лишь беззащитное и одинокое существо в этом большом и враждебном мире.

Так Винга просидела довольно долго. Коза улеглась на землю, медленно пережевывая траву. Иногда она переставала жевать, и тогда нижняя челюсть отвисала, а затем снова начинала двигаться взад и вперед.

Нужно что-то делать. Ей предстояло многое сделать еще до рассвета.

Девочка встала, стряхнув с себя все мрачные мысли.

Тут она почуяла запах горящего можжевельника. Она моментально очутилась на ногах. Неужели горит лес?

И как только эти негодяи осмелились поджечь ее лес! Но дым поднимался совсем слабой струйкой. Если это лесной пожар, она сможет легко потушить его.

— За мной! — шепнула Винга козе.

Та быстро вскочила на ноги. И они помчались, словно две козы, перемахивая через болотца и низкий кустарник. Винга немного боялась: кто знает этих людей, может, они решили вернуться назад. Никогда не знаешь, что может случиться…

Вдали показались багровые отблески.

Винга больше не могла бежать. Подошвы ног, избалованные за зиму обувью, еще не привыкли к твердой почве. Колючки можжевельника впивались в ноги. Когда подошвы ног грубели, она бегала все лето босая и ничего не чувствовала.

И все же хорошо было сбросить с себя обувь, которая, кстати, уже давно стала ей мала. Да и от подметок почти ничего не осталось.

Следующей зимой придется тяжелее.

Следующей зимой?

Винга пошла дальше. О таком далеком будущем думать не хотелось.

Когда они наконец приблизились к месту, откуда шел дым, Винга замедлила шаги и стала осторожно продвигаться вперед. Тут перед ней встала крутая гора. Но девочка знала, что тут есть небольшое отверстие. Между скалой и лесом. Оттуда-то и шел дым. Огонь, пожирающий можжевельник, шипел и ворчал.

Винга совсем остановилась, полностью слившись с лесом.

Сердечко ее трепыхалось, как у лесной пташки.

Рукой она надавила козе на лоб, приказывая остановиться. Потом крепко ухватилась за рог.

Дым шел от костра. У костра сидело огромное существо. А колеблющаяся тень делала его еще больше. Плечи у существа были такие широкие, что девочка сначала не поверила своим глазам.

Существо сидело недвижимо. Винге не было видно его лица. Костер лишь иногда отбрасывал свои блики на это существо. Впрочем, Винга не хотела разглядывать его более пристально.

Медленно, очень медленно девочка опустилась на корточки. Ей не хотелось, чтобы существо ее заметило.

Она была очарована. Что это за существо? Про себя она назвала его «оно». На человека не похож. На зверя тоже.

Винга глядела во все глаза. Она совсем забыла о времени, о том, где находится. А когда человек забывает, где находится, он как бы освобождается от балласта — страха, горечи и тому подобных чувств. Винга только смотрела. Каким-то необъяснимым образом она почувствовала, что существо желало именно этого. Существо, несомненно, обладало способностью посылать ей сигналы.

Девочка сидела тихо, как мышка, позабыв обо всем на свете.

Когда существо встало и отблески огня упали на его лицо, Винга попятилась. Она никак не могла решить, что ей делать — или сидеть недвижимо, или пуститься в бега со всех ног. И тут она услышала его голос:

— Добро пожаловать, Винга! Не желаешь ли посидеть около моего костра?

Голос был хрипл и низок, словно шел из-под земли.

«Горный король, — подумала она, — или огромный тролль».

Да, но он помогал ей. Много, много раз. Подхватил козу, словно та была невесомой, вытащил козу из расселины. Существо ни разу не сделало Винге ничего плохого.

Так что его нечего было бояться, кем бы он ни был — троллем или другим подземным жителем. Она была очарована им. Да и что ей до мира людей?!

Она осторожно поднялась. Винга была несколько раздражена — еще никто никогда не мог ее обнаружить. Но ведь и он не был обычным человеком, так что…

Он улыбнулся ей. Улыбка совершенно преобразила его ужасное лицо, желтоватые глаза.

Она осталась стоять. Не побежала. Может, она осталась потому, что в нем было что-то нечеловеческое?

Но что за лицо! Прекрасное, невероятное лицо!

Для Винги это лицо было словно луч солнца в темноте. Так оно привлекало, притягивало ее к себе, хотя и было безобразно.

Снова послышался его голос:

— Я искал тебя, — мягко сказал он. — Но я хотел дать тебе время привыкнуть к моему присутствию, понять, что я желаю тебе только добра. Ты боязлива и подозрительна, как животные, познавшие людскую неразумность.

После небольшой паузы он добавил:

— Меня зовут Хейке Линд из рода Людей Льда.

Винга глубоко вздохнула. Внутри нее разлилось спокойствие и блаженство.

Кончились эти тяжелые годы. Настал конец ее одиночеству!

3

Этот необычный вечер им не забыть. Ночь, синее небо, костер, поднимающийся к небу дым. В лесу только они одни.

Хейке впервые встретился с дочерью Элизабет и Вемунда. В отблесках костра волосы девочки словно оживали. Глаза — большие, темно-синие. Выражение глаз — как у лесной зверюшки. Чистые, тонкие черты лица, чувственный рот…

Хейке нисколько не удивился. До него доходили слухи о том, насколько красивы были родители Винги. Платье девочки превратилось в лохмотья, да и выросла она из него давно.

— Дитя мое, — произнес он. — Я не знаю, да и предположить не могу, сколько тебе лет. Либо ты очень взрослый ребенок, либо совсем еще юная девушка. Сколько же тебе лет?

— Ах, если бы я сама знала, — жалобно произнесла она. — Я родилась осенью 1777 года.

— Тогда тебе сейчас шестнадцать, скоро исполнится семнадцать.

— Выходит, что так, — застенчиво согласилась она. — А ты кто? Откуда?

— Я сын Сёльве. Ингрид, что жила в Гростенсхольме, приходилась мне бабкой по отцовской линии.

— Ясно, — беззаботно произнесла она. Подумать только, как хорошо она говорит. Винга сама удивлялась. Надо же, она почти ничего не забыла. Впрочем, с Хейке было легко разговаривать.

— Присядь-ка. Давай поговорим.

Винга послушалась и торжественно уселась. Момент был незабываемый! Один из рода Людей Льда вернулся в ее согн!

— Я слышала о проклятии, — сказала она. — Я поняла, что ты один из «меченых». Но я думала, что все «меченые» — злые.

Хейке хотелось ответить, что глубоко в душе у него спрятано нечто ужасное. Но он никогда не позволит этому ужасному выйти на поверхность и разрушить ее доверие.

— Однако твой предок Ульвхедин был не только злым. Да и Ингрид тоже.

— Нет! А Ингрид была такой красавицей! Он криво усмехнулся:

— Внешность и характер — две разные вещи.

— А вот и нет, — запальчиво выкрикнула она и тут же покраснела. Фу, как глупо! Нельзя так себя вести! А она еще старается произвести на Хейке хорошее впечатление. Показать, что она разумна и воспитана. Нельзя позорить своих родителей.

Он над чем-то задумался. Потом спросил:

— Так тебе действительно почти семнадцать? Никогда бы не подумал!

— А что, непохоже? — вконец сконфузилась Винга.

— Нет. Я думал, тебе не больше тринадцати. Но присмотревшись повнимательнее понял, что ты должно быть старше.

— И как это ты определил?

Он неловко обрисовал ее формы:

— По фигуре. По общему впечатлению.

— Но как ты определил? — повторила она.

— Ну… — Хейке пришлось нелегко. — Ну я просто чувствую, что ты не ребенок. — И прибавил со вздохом: — Все это только усложняет дело.

— Почему? — спросила она в третий раз.

— Я хотел взять тебя под свою защиту. Теперь это невозможно.

Он улыбнулся, увидев, что она снова собирается спросить «почему?», но тут же пожалел об этом.

И поторопился объяснить:

— Ты больше не можешь здесь жить. Да и я этого не хочу. Я живу в небольшом домике на краю согна. Мы могли бы жить там вместе. Один пожилой крестьянин, Эйрик, помог мне найти этот дом. Но теперь мы не можем жить вместе. Люди сразу начнут болтать. Видишь ли, жить в одном доме с ребенком или с почти взрослой женщиной — это две разные вещи.

— Я что-то не пойму.

Он взглянул на нее — уж не насмехается ли она над ним. Нет, она и вправду смотрела на него вопросительно.

Хейке вздохнул:

— Послушай меня. Мы с тобой вполне могли бы жить вместе. Ничего страшного бы не произошло. Да и как могло бы что-нибудь случиться? Но люди-то думают по-другому. Как, этот демон, этот монстр совратил саму невинность. В тюрьму их обоих! Тебя, может, и пощадят, но меня ни за что!

Винга задумалась, но не нашла в его словах никакого резона:

— Может, это и глупо, но не приводи больше никаких возражений.

— Ладно, устроимся по-другому. Но пока я не узнаю больше о Гростенсхольме, нам надо держаться подальше от этих мест.

— Там сейчас живет чужой. Переехал сюда весной.

— Я знаю. Герр Снивель. Я постараюсь получить усадьбу назад. Видишь ли, она принадлежит мне. Винга обрадовалась.

— Обязательно! А Элистранд? Там тоже кто-то поселился?

— Да. Его племянник с прислугой.

— О Господи, что им там надо? Это же мой дом! Пожалуйста, помоги мне получить его назад! Хейке задумался:

— Эйрик говорит, что это будет посложнее. Усадьба была продана с аукциона за неоплаченный долг. Но он еще сказал, что с этим не все чисто. Видишь ли, племянник главы аукциона не должен так получать собственность! А еще говорят, что он получил усадьбу за гроши, хотя другие крестьяне предлагали за нее намного больше.

— А ты справишься с этим?

Она осмелилась сказать ему «ты». Во-первых, потому, что он был ее единственным родственником, а во-вторых, потому, что чувствовала к нему полное доверие. И еще потому, что он был молод, и еще… Ей стало стыдно, но ведь так оно и есть на самом деле — он был так некрасив, что ни один человек с ним не считался.

Винга думала так не потому, что была плохая. Просто она вообще была низкого мнения о людях. Но только не о Хейке.

— Нет, я сам ничего не смогу. Чтобы почувствовать ко мне доверие, люди должны сначала пообщаться со мной некоторое время. Как правило, случается именно так. И я благодарен им за это. Но герр Снивель хитер, говорит Эйрик. Если он пронюхает о моих планах, то сразу перейдет в наступление, будет укреплять свое положение.

— А ты не мог бы… не употреблять такие сложные слова?

— О, конечно, извини.

Он стал объяснять более доступно. Винга понимающе кивала.

— Так что, мы должны скрываться от него?

— Во всяком случае, для начала. А пока пошли к тебе, сложим вещи. Ночь проходит, постепенно начинает светлеть. Они, скорее всего, придут пораньше, чтобы схватить тебя.

— Мне тоже так кажется.

Они встали, уничтожили следы от костра. Коза шла за ними.

— Винга, я не думаю, чтобы они хотели схватить тебя. Думаю, они хотят как лучше. Хотят помочь тебе вернуться к людям. Поселить тебя дома, обучить дикую Вингу хорошим манерам и почувствовать, что совершили доброе дело.

— Этого не должно случиться.

— Нет, этого не должно случиться. Потому что герр Снивель с племянником никогда не позволят кому-либо из Людей Люда жить в этом согне. И владеют они своей собственностью на весьма сомнительных основаниях.

— Да, — серьезно кивнула Винга. Она крепко ухватилась за руку Хейке и позволяла ему тащить себя через лес. Это она-то, такая самостоятельная! Она, знавшая в своем лесу каждую кочку!

Она и сама не понимала, почему так поступает.

Ее ладошка почти утонула в большой руке.

Хейке. Тепло его руки вселяло в нее чувство безопасности, которого она не испытывала уже много лет.

— Винга, расскажи мне о своей жизни дома, а потом тут, в этой усадьбе.

— Не знаю, захочу ли я. Боюсь, начну плакать.

— Что-то не так? Человек должен иногда поплакать.

Винга подумала про себя, а плакал ли он сам когда-нибудь. А причины для слез у него наверняка были. Жизнь его, по всей видимости, была нелегка.

— Знаешь, я не могу понять одного, — Винга бежала за Хейке вприпрыжку. — Откуда ты знаешь, куда я намереваюсь пойти или что хочу сделать?

— А я и не знал, чем ты собиралась заниматься.

— Нет, ты знал!

— Да, но это был не я. Мне помогли. Она резко остановилась. Он тоже. И только коза потрусила дальше.

— Помощь? — неуверенно произнесла она.

— Да. От наших предков. Они подсказывали мне, что я должен делать.

— Наши предки? Ты говоришь про отца с матерью?

— Нет. Они же не были отмечены. Ты понимаешь, мы обладаем некоторыми способностями. Мои заключаются в том, что я являюсь как бы посредником между нашими предками и живыми. Понимаешь, наши предки никогда бы не смогли помочь тебе. Потому что они не могут общаться с тобой. И они с нетерпением ждали того времени, когда я смогу вернуться домой. Через меня они могут помочь тебе. И им, конечно же, хочется, чтобы мы с тобой вернули Людям Льда то, что им принадлежит… Усадьбы!

— Да, — вздохнула Винга. — Подумай только, как была бы рада тетушка Ингрид, если б знала, что ты здесь! А ведь она, так же, как и я, ничего не знала о твоем существовании. А как она горевала, что некому передать Гростенсхольм!

Хейке мягко рассмеялся:

— Ингрид все знает! И она в прекрасном настроении, поверь мне! Ингрид сейчас в лесу и помогает нам.

— Ой, — глаза у Винги округлились. — Тетя Ингрид тут? Здравствуйте, тетя Ингрид! — Хейке засмеялся. — А кто еще?

Они пошли дальше:

— Конечно же, твой дед Ульвхедин.

— О, и дед здесь! А ведь я его так никогда и не видела. Очень жаль. Но он уже много лет назад умер. А кто еще?

— Еще двое. Но ты их не знаешь.

— Ну надо же!

— Одного из них зовут Тронд.

— Я знаю его! Вначале он был совершенно обычным молодым человеком, а потом вдруг словно с ума сошел. У него пожелтели глаза. И еще он пытался убить своего брата Тарье. Во время тридцатилетней войны.

— Так оно и было, — тихо сказал Хейке. — Так же, как и Сёльве. Он тоже был обычным человеком. А потом проклятие распространилось и на него.

— Сёльве? Твой отец? Но ведь…

— В другой раз, Винга, в другой раз. Видишь ли, мне так же тяжело говорить об этом, как и тебе о своем.

— Да, конечно. Но ты сказал еще двое. Кто этот четвертый?

— Женщина. Из давно прошедших времен. Она жила задолго до Тенгеля Доброго. Она довольно странная. Но она всегда помогает своим потомкам.

— Как ее зовут?

— Ее зовут Дида. Мне кажется, она жила во времена Тенгеля Злого. Во всяком случае, она очень много о нем знает. Я бы с удовольствием послушал рассказ о ее жизни еще раз.

— И ты с ними разговариваешь?

— Да. Для меня они как живые. Я и раньше встречал многих из них. Суль, например. Тенгеля Доброго, Мара…

— Я знаю. Он откуда-то далеко с востока.

— Точно. И еще однажды я — больше с ним никто не встречался, только я — встретил мужчину из далекого прошлого. Его прозвали «Скитальцем во тьме». Он не раз спасал мне жизнь. Но он не отсюда, не из Скандинавии.

— Тебе есть о чем рассказать, — медленно протянула Винга.

Хейке не упустил случая завоевать ее симпатии:

— О, я полон тайн. И самая главная из них всегда со мной.

Они снова остановились, на этот раз совсем недалеко от усадьбы.

— Всегда с тобой? — удивленно повторила Винга. — Покажи!

— Почему нет. Это корень мандрагоры. — Хейке развязывал шнурок на рубашке. — Ты наверняка слышала про него.

— Да-а-а-а, — дрожащим голосом согласилась Винга. — И он у тебя? А все думают, что он пропал навсегда.

В неярком свете весенней ночи девочка восхищенно рассматривала талисман. Рассказы о нем она слышала с самого детства, но думала, что все это сказки. Какой же он большой и какой… живой! Ну не по-настоящему живой, конечно, но создавалось такое впечатление, что он может в любой момент зашевелиться.

Слегка поколебавшись, она все же дотронулась до корня. Хейке почувствовал, что корень не против. Винга взяла корень и погладила указательным пальцем. Все это она проделала молча, не говоря ни единого слова.

Тут она заметила, что ее руки касаются груди Хейке, ощутила тепло его тела, щекотание волос. И рывком убрала руку.

Он вопросительно посмотрел на нее, но она не отвечала. Она не могла рассказать о том тайной огне, что пробежал по телу при прикосновении к нему. Она ничего не понимала, но интуитивно чувствовала, что об этом не говорят.

То, что она пережила, было очень приятно и в то же время ужасно!

Она оставила свои чувства при себе.

Хейке снова зашнуровал ворот рубашки, и они двинулись дальше. Небо на востоке посветлело; скоро встанет солнце. К восходу солнца им надо быть далеко отсюда.

— Совсем как тролли, — громко засмеялась девушка.

— Что ты имеешь в виду?

Она объяснила. И он тоже засмеялся.

Винга снова взглянула на парня. Ей в голову пришла дикая мысль: а что, если он и действительно горный король? Тогда ему надо прятаться от солнца. Пора торопиться в гору?

Потом она подумала о другом: она бы последовала за ним. В гору. Без колебаний!

В голове пролетели воспоминания о детских сказках. В детстве она не раз задавалась вопросом: почему у всех, уведенных в гору, всегда рождалось так много детей? Откуда они брались?

Теперь она уже взрослая. И ей совсем не хотелось ломать голову над этой загадкой.

Хейке помог ей выбрать и упаковать необходимые вещи. Старая тележка была в целости и сохранности. Оставалось только навьючить на козу все имущество. Скарб был не тяжел.

Можно пускаться в путь.

Винга в последний раз огляделась.

— Вряд ли я буду скучать по этому месту, — тихонечко пробормотала она.

— У меня не укладывается в голове, как ты смогла прожить здесь совсем одна, — сказал Хейке. — И обустроить это жилье. Я бы вряд ли стал двигать эти балки. Ведь все могло рухнуть тебе на голову. Пошли, нельзя терять времени. Сюда вот-вот придут!

— А как ты думаешь получить Гростенсхольм назад?

— Хорошо, что ты спросила только про Гростенсхольм. Сначала наши усилия надо будет сосредоточить на этой усадьбе. Не потому, что она моя, я не такой эгоист. Просто у них было мало причин конфисковывать ее. Я думал найти какого-нибудь честного чиновника — если такие есть, конечно.

— Помощника судьи?

— Это было бы лучше всего. Раньше один из наших предков, Даг Мейден, занимал подобную должность. Но это было в незапамятные времена. Так что мы не можем сослаться на него. Да и вряд ли о нем кто сегодня помнит. Но самое досадное в том, что герр Снивель сам занимает высокий пост. И очень влиятелен. Так, во всяком случае, говорит Эйрик. Так что нам будет непросто.

— Да уж, не так все весело, — констатировала Винга.

— Нельзя терять надежды. Мы еще не приступали к делу.

Винге очень нравилось, что Хейке все время говорил «мы». Он считался с ней.

Для того кто, подобно ей, так долго прожил вдали от человечества, это особенно приятно.

По дороге, вдоль опушки леса, шли две женщины. Увидев их, Винга инстинктивно бросилась прочь и спряталась в кустах.

Хейке поднял ее и, улыбаясь, заметил:

— Они не могут видеть нас. Ведь мы в лесу. Забудь, что ты когда-то была зверем. Теперь ты снова человек.

— Я в безопасности только тогда, когда ты рядом, — отвечала она.

— Потому что я сам как зверь?

— Может, и так. И это не в обиду тебе сказано, скорее наоборот!

— Да ты меня и не обидела вовсе. Они пошли дальше.

— Но сначала нам надо узнать некоторые подробности. Ты знаешь, например, сколько времени герр Снивель прожил в Гростенсхольме?

Она задумалась:

— Точно не помню. Но прошло не так уж много недель с тех пор, как я впервые увидела, как в усадьбе кто-то поселился.

Хейке кивнул:

— Тогда у нас есть шанс.

— О чем ты?

— О сокровище. Мы должны унести оттуда сокровище, прежде чем он обнаружит его и все уничтожит.

— А ты знаешь, где оно?

— Да. Тетя Ингрид мне рассказала. — Он улыбнулся. — О, Ингрид все знает. И ей очень хочется, чтобы мы нашли его!

— Она тебе сама об этом сказала? — боязливо осведомилась Винга.

— Нет, она ни словом не обмолвилась. Я сам чувствую.

— А все-таки, наверно, интересно быть меченым? — наивно спросила Винга. Он сразу посерьезнел:

— В этом есть, конечно, свои преимущества. Но я бы отдал все на свете, чтобы только стать обычным смертным.

— Ты хочешь сказать, быть красивым?

— Ты слишком бесхитростна, — сухо сказал он. — Да, именно это я и имел в виду.

Винга попыталась сгладить ту боль, что причинила ему своим вопросом:

— Но ведь все равно интересно. Не обязательно же быть красивым.

— Да, конечно. Оба замолчали.

— А как ты собираешься забрать сокровище? — безнадежным голосом спросила она. Ни за что на свете она не хотела обидеть своего нового друга, но так получилось.

Он ответил приветливо, как всегда:

— Я хотел пробраться в усадьбу ночью. И тогда…

— Мы вместе проникнем туда!

— Не говори глупости. Тебе туда нельзя.

— Кто лучше меня может спрятаться от людских глаз?

— Винга, я… Знаешь что, давай не будем обсуждать этот вопрос! Во всяком случае, я планировал пробраться на усадьбу через подвал.

— Так сокровище в подвале?

— Нет. Ты ведь знаешь, у нас в роду было много врачей. Целая комната отведена под… ну как сказать… лабораторию. Там много шкафов. Если открыть дверцы одного из них, найдешь потайную дверь. Там-то и лежит священное сокровище. Там же находится бутылка Ширы и все остальное. Если Снивель решит переделать дом, убрать все шкафы, то он может его найти. А этого, Винга, случиться не должно!

— Странно, почему Люди Льда не перепрятали сокровище после смерти Ингрид!

— Людьми Льда, девочка моя, были, между прочим, и твои родители, что жили в Элистранде. Они, вероятно, решили, что вскоре кто-нибудь из нашего рода приедет из Швеции и возьмет Гростенсхольм себе. Кто мог знать, что их поразит смерть! А потом осталась только ты.

— Да, — жалобно ответила она. — Я была тогда совсем ребенком. В душе. И я все еще играла в детские игры. И ничего не понимала!

— От тебя тогда никто ничего и не требовал. У тебя своих проблем хватало. Такая ужасная потеря, заботы об Элистранде.

Она задумчиво кивнула, глядя себе под ноги.

— А как ты думаешь забраться в подвал?

— Еще не знаю, — откровенно признался он. Винга задумалась. Предложить или не предложить?

— Хейке… может, я все же смогла бы тебе помочь?

— Что ты хочешь сказать?

— Когда я была маленькой, то часто приходила к тете Ингрид в Гростенсхольм. Однажды я получила хороший нагоняй, потому что могла свернуть себе шею.

— Что же ты сделала?

Она остановилась. За деревьями, на холме, виднелись потемневшие стены Гростенсхольма.

— Видишь вон ту башенку? Я решила удивить тетю Ингрид. Зашла я в обычную дверь, а спустилась с башни по лестнице.

Хейке остановился и взглянул на нее вопросительно. Коза рассеянно жевала свисавшую с телеги одежду.

Винга повернулась:

— Я просто взяла да и забралась на башню снаружи.

Хейке посмотрел сначала на Гростенсхольм, потом на Вингу:

— А что, там есть лестница?

— Нет. Я сначала взобралась на каменную стену, ставя ноги меж камнями. А затем ставила ноги на торчащие бревна.

Гростенсхольмский дом представлял собой сруб в лапу. И все равно! Хейке не мог представить себе, как Винга смогла забраться наверх. Дом был высок!

— И голова у тебя не закружилась?

— Кружилась. Но я просто не смотрела вниз. А по крыше ползти было уже проще.

Ему стало нехорошо уже от одной мысли об этом.

— Покажешь мне этот путь.

— Я хочу пойти сама.

— Не будь дурочкой!

— Но я не могу так, на пальцах, объяснить тебе дорогу.

Хейке надолго задумался. Затем кивнул:

— Хорошо. Ты победила. Пойдем вдвоем.

Вряд ли когда ему приходилось видеть такое сияющее лицо!

Но когда он упомянул про небольшой домик, снятый у Эйрика с сыном, она вдруг заартачилась.

— Разве он не находится совсем рядом с их усадьбой?

— Они совсем не опасны. Они ненавидят герра Снивеля. А нас, Людей Льда, любят. Кроме, пожалуй, Торы. Впрочем, она была не из рода Людей Льда. Они часто и тепло вспоминают тебя, переживают, беспокоятся — жива ли ты еще. Их тебе нечего бояться.

— Ладно, — Винга тихонечко освободила руку. — Тебя я признала. Ты как я. Но никого другого я видеть не хочу. Я могу жить в лесу.

— Нет, не можешь! Но, с другой стороны, со мной ты тоже не можешь жить. Я поговорю с Эйриком. Ты сможешь жить вместе с его внучкой.

— Нет! — уперлась Винга. — Я не могу, я не буду! — Хейке пришлось тащить ее за собой.

— Хватит ребячиться! — нетерпеливо бросил он.

Вскоре Хейке успокоился. Он вспомнил о том, что пришлось пережить Винге, как жизнь в одиночестве повлияла на ее развитие, как изменилась для нее жизнь.

Парень тяжело вздохнул:

— Сегодня переночуешь у меня. Но только один раз. Не будем давать почву слухам.

А про себя подумал: «Когда она ближе познакомиться с семьей Эйрика, с каждым из них, начнет им доверять, все станет проще». Он не мог оставить ее у себя. Слишком Винга стала взрослая. Люди любят посплетничать.

Как только Хейке успокоился, Винга тоже повеселела. Она следовала за Хейке словно послушный ягненок. Смиреннее, чем коза. Та пыталась бодаться, когда у нее отнимали такую вкусную зимнюю одежду.

— Вот тут я и живу, — вдруг сказал Хейке. Винга резко остановилась:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.