Сан-Антонио (№46) - Сан-Антонио в Шотландии

— Ну да. Я нашел этот револьвер во дворе завода и сунул в карман, потому что такие предметы лучше не оставлять на дороге, тем более он был заряжен. На следующий день я отнес его в полицию. Если не верите мне, можете сходить туда и убедиться.

Он со стонами поднимается на ноги.

— Что за манеры, — протестует он. — Обращаться со мной как с каким-нибудь бандитом! Джентльмены, вы потеряли голову или пьяны? А этот телефонный звонок посреди ночи? Гм!

Он сильно возмущен. Его история с пушкой кажется мне правдоподобной. Итак, у меня стало еще одним подозреваемым меньше.

Тогда я открываю ему, кто я такой и зачем приехал сюда. Он не может прийти в себя.

— Леди Мак-Геррел замешана в торговле наркотиками! Даже не думайте об этом!

— Леди Мак-Геррел умерла двадцать пять месяцев назад, джентльмены, и не от закупорки кишечника.

Восклицания, изумление.

— Объяснения позднее, — останавливаю я их. — Мак-Орниш, у вас есть ключи от завода?

— Естественно!

— Тогда поехали туда!

— Что?

— Быстро!

Сказано-сделано. Мак-Орниш, двое парней в смокингах и я, единственный и всегда любимый сын Фелиси, садимся в мою катафалкообразную “бентли”.

По дороге я забрасываю директора вопросами. Он дает удовлетворительные ответы, которые меня просвещают. Например, я узнаю, что по бутылкам разливают один бак в день и иногда по приказу миссис Дафны дневную продукцию увозит грузовик, который якобы доставляет ее друзьям старой леди (чему я охотно верю).

— Старая пройдоха была в курсе разлива скотча из баков по бутылкам?

— Каждый вечер миссис Мак-Геррел указывает мне, из какого бака следует завтра разливать виски. Я всегда считал это старческим маразмом.

Странный маразм! Это просто-напросто ключ к разгадке подпольного бизнеса. Ночью Синтия или другой сообщник высыпал героин в указанный бак. За ночь наркотик растворялся, а на следующий день виски с приправой, разлитое по бутылкам, забирали другие сообщники, которые посылали его потребителям. Однажды произошла ошибка и месье Оливьери получил ящик виски с наркотиками. Роковая ошибка (роковая главным образом дли Оливьери) и позволила раскрыть всю хитрость.

— Почему вы хотите осмотреть завод в такой час? — беспокоится Мак-Орниш.

В такой час! Сколько раз я слышал это возражение! С ума сойти, как люди беспокоятся о времени!

— Я хочу не осматривать завод, а только заглянуть в подвал.

Мы направляемся туда спортивным шагом. Под ошеломленными взглядами моих спутников иду прямо к баку с трупом. Возле него огромная лужа.

Я залезаю на него и издаю крик отчаяния.

Мою дырку заделали. Поверх нее теперь набит деревянный диск. Я просекаю все в одну секунду. Эти гады схватили Берю, убили его, как того типа, и решили, что они составят друг Другу компанию. Проклятье! Три раза проклятье! Мой бедный Берю! Придя открывать бак, они увидели, что я выпилил дырку в крышке…

— Быстро! Клещи, долото, молоток!

Господа в смокингах протягивают мне инструменты. Это зрелище я никогда не забуду.

Я срываю деревянный диск, потом крышку. Мои предчувствия оправдываются. Вместо одного в виски плавают два трупа: человека с кобурой и Берюрье.

Я кричу остальным, чтобы они помогли мне. Ударами кувалды мы разбиваем верх бака. Я беру Берюрье за одну руку, сэр Конси за другую. Мы вынимаем его из этого странного саркофага и кладем на пол.

По моим щекам бегут слезы.

Мой храбрый, мой верный Берю! Умер утопленный! Правда, в виски, но все равно утопленный! Значит, конец его словесным ляпам, его ругани, его обжорству и бесценным замечаниям?

И вдруг сквозь застилающий глаза туман я вижу, как огромная мокрая масса шевелится, а пьяный голос затягивает песню: “Чешите шерсть, мы же матрасники”. Да, это Берю…

"Мы матрасники, братцы, мы матрасники”. Я не знаю автора этого шедевра французского фольклора, но будь он благословен за ту радость, что доставил мне своей песней!

Закутанный в. одеяло и удобно лежащий на диване в кабинете Мак-Орниша, Толстяк щелкает зубами. Его тошнит, и он периодически пачкает пол. Бедняга проглотил, должно быть, не меньше двух литров скотча!

— Что с тобой случилось? — спрашиваю я. Его снизу доверху сотрясает дрожь, и он смотрит на меня налитыми кровью глазами.

— А, ты вернулся, комиссар хренов! — булькает он. — Не слишком… ик!.. быстро. Слушай, я… ик!.. тебе скажу одну вещь. Нельзя зарекаться на будущее, но… ик!.. я больше никогда не буду пить виски! Какая же это гадость! Ик…

— Ну, мой бледнолицый брат, приди в себя и рассказывай!

Он разглядывает моих спутников.

— Какого хрена тут надо… ик!.. этим типам? И че они на меня пялятся, как… ик!

— Они помогли мне вытащить тебя из бака. Ты чуть не утонул, Берюрье! В это невозможно поверить! Давай объясни!

— У вас не найдется немного воды? — бормочет он. Я знаю, что мы живем в эпоху сенсаций, но все-таки услышать, как Толстяк просит воды, это огромное потрясение. Ему приносят стакан воды, и, к моему огромному облегчению, он выливает ее себе на затылок.

— У меня жуть как болит башка, корешок! Эти сволочи отвесили мне по кумполу такой удар дубинкой, что от него у быка запросто бы отлетели рога!

— Наверное, твои крепче приросли. Рассказывай, как все произошло.

Он рыгает с такой силой, что Мак-Орниш отлетает к стене, потом громко чихает.

— Эта мерзость виски у меня повсюду, я ей совершенно пропитался… Значит, так, пока тебя не было, я следил за всей компанией из дома Глэдис… Насчет этого (он показывает на Мак-Орниша) сказать нечего Но вот этот (он изысканно тычет пальцем в сэра Конси) устроил в замке большой шухер! Я наблюдал за ним в бинокль. Он так орал, что я удивлялся, как это его не слышно Наконец он ушел Я отчалил от Глэдис, чтобы постараться узнать, что он затевает…

Берю замолкает.

— Бр-р, эта гадость сожгла мне весь желудок. Отныне я буду пить только мюскаде и божоле, даю тебе слово.

— Спасибо, я тщательно сберегу его. Продолжай.

— Думаю, — рассуждает Толстяк, — что я сделал глупость.

— Какую?

— Что вернулся в замок.

— Ты вернулся в замок?

— Да, через черный ход. Я пришел потихоньку и сказал лакеям, что забыл в своей комнате часы. Я сходил туда и спрятался в маленькой каморке как раз рядом.

— Придурок! — бешусь я. — Я ведь тебе говорил, чтобы ты был крайне осторожен.

— Вся разница между мной и Байардом состоит в том, — сообщает он, — что на мне нет доспехов, запомни это, комиссар…

— Хватит! Продолжай.

— Я прождал несколько часов в темноте Хотел, чтобы лакеи подумали, что я свалил, сечешь?

— Еще бы. Дальше.

Остальные, по крайней мере сэр Конси и сэр Констенс Хаггравент, которые закончили Оксфорд и владеют французским, с Молчаливым вниманием слушают его. Мак-Орниш же поочередно разглядывает нас, стараясь по нашим физиономиям понять, о чем говорит Берюрье.

— Я дождался ночи, чтобы предпринять вылазку, — продолжает спасенный из виски. — Мне потребовалось много терпения, чтобы досидеть.

— Ты заснул? — догадываюсь я. Он краснеет — Скажем, чуток подремал. В этой каморке было невесело, а я всегда был подвержен кастрации Сэр Констенс Хаггравент поворачивается ко мне с озабоченным видом.

— Кажется, это также называется клаустрофобией? — Кажется.

— Спасибо.

— Я могу говорить? — возмущается Толстяк, который боится снизить эффект рассказа так же, как кастрации.

— Можешь.

— Тогда я пошел по хибаре. Поскольку я ее знал, то неплохо ориентировался… Я спустился и увидел свет в салоне. Я подошел, пригнулся заглянуть в замочную скважину и увидел блондинку совсем одну. И вдруг я получил по башке жуткий удар! Могу тебе сказать, что у меня звезды посыпались из глаз. Я сразу отрубился, как будто ток выключили.

— А потом?

— Потом ничего. Я ничего не помню. Хотя, если задуматься, мне кажется, меня везли на машине. Когда я очнулся, то уже плавал в этой пакости. Я стал Тонуть, от того и очухался. В тот момент, когда я уже совсем подыхал, мне удалось вдохнуть. Для этого я встал на какую-то кучу, тоже находившуюся в баке. Держа морду возле крышки, я мог немного дышать. Вдруг моя нога соскользнула, я нырнул вниз и наглотался.

Он замолкает.

— Это все, — говорит он.

— Кажется, мы пришли вовремя, чтобы вытащить тебя.

— Мне тоже так кажется, — Куча, о которой ты говоришь, это труп, дружище.

— Не может быть.

— И ты остался в живых потому, что тебя бросили в бак. Твой вес выплеснул часть виски, что позволило тебе высунуть твою великолепную морду из жидкости.

Я поворачиваюсь к сэру Конси.

— Ну что, Фил, вы все еще сомневаетесь?

— Нет, комиссар. Я слишком поздно понял, что влюбился в монстра.

— А что теперь? — спрашивает Мак-Орниш, которому пересказали по-английски приключения Берю.

Я стою возле окна его кабинета и смотрю на унылый двор завода. Я думаю, вернее, советуюсь с самим собой.

— Теперь начнем охоту. Мак-Орниш, позвоните в Стингинес Кастл. Попросите Синтию и скажите ей, что случилось большое несчастье: Конси нашел меня и убил. Вы ей скажете, что он хочет в последний раз встретиться с ней перед тем, как сдаться, сечете?

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, но сделаю то, что вы говорите.

И звонит малышке. Все проходит великолепно, и бедная мисс Синтия, перепугавшись, отвечает, что согласна на прощальную встречу со своим женихом-убийцей.

Мак-Орниш кладет трубку.

— Отлично, — хвалю его я. — Теперь, поскольку вы знакомы с шерифом, позвоните ему и попросите приехать в Стингинес Кастл. Пусть он возьмет с собой одного из своих людей и запасется наручниками. Мак-Орниш, убежденный моим тоном, набирает номер, но кладет трубку, сообщив: “Занято”.

Пауза. Он набирает номер снова. На этот раз ему отвечают.

— Мак-Хесдресс? — спрашивает Мак-Орниш.

Директор говорит шерифу то, что я ему велел. Тот долго отвечает, и Мак-Орнишу приходится слушать. Закрыв микрофон трубки ладонью, он ошеломленно шепчет мне:

— Ему только что позвонила Синтия. Это с ней он разговаривал. Она попросила его немедленно приехать в Стингинес Каста арестовать ее жениха, который совершил большую глупость!

Бедняга Конси со стоном падает на стул и, обхватив голову руками, начинает рыдать. Мне его жаль.

— Ну, Фил, — успокаиваю его я, — мужайтесь. Девчонки никогда не стоят слез, которые мы по ним проливаем!

Потом я делаю Мак-Орнишу знак заканчивать разговор с шерифом.

Глава 18

Мы, Берюрье и я, сидим в засаде в кустах парка, тогда как трио, состоящее из Конси, Мак-Орниша и Хаггравента, поднимается по ступенькам крыльца.

Когда они вошли внутрь, я делаю Толстяку знак следовать за мной. Шагая, Берю производит шум мочащейся коровы, потому что с его одежды стекло не все виски.

Мы входим в холл и приближаемся к двери салона. Я слышу всхлипывания.

— О, Филип, — рыдает красотка, — почему вы не сдержались? Я одна во всем виновата! Если бы я не проявила слабость к этому проклятому французу!..

— Вы действительно виноваты, Синтия, — добавляет старуха лже-Мак-Геррел. — После такого скандала вам остается только уйти в монастырь… Пауза. Ахи-охи, вздохи, всхлипы…

— Вот старая сволочь! — шепчет мне на ухо Берю. Я приказываю ему заткнуться. За дверью Синтия, шмыгая носом, спрашивает:

— Как вы это сделали, Фил?

По молчанию сэра Конси я понимаю, что его нервы на пределе и, если я сейчас не вмешаюсь, он на самом деле кого-нибудь убьет.

Тогда я вхожу в салон. Увидев меня, Синтия становится зеленой, а руки тети Дафны начинают трястись явно не от ее преклонного возраста.

— Как видите, сердце мое, очень неплохо…

— Но, но… — блеет потрясенная красавица.

Настает черед Берюрье войти. Смятение дам достигает наивысшей точки. Войдя в салон, Берю чихает, вытирает повисшую на носу соплю и заявляет:

— Что скажете, суки?

— Употребление слова женского рода во множественном числе кажется мне в данном случае необоснованным, — поправляю я.

Сказав это, я подхожу к креслу на колесиках тети Дафны, хватаю его за спинку и толкаю. Калека падает на пол в громком шорохе юбок.

— Однако, комиссар! — аристократически отчитывает меня сэр Констенс Хаггравент.

Вместо того чтобы извиниться перед старушкой, я поднимаю ее за шкирку. Странное дело, она вдруг держится на своих двоих.

— Вот видишь, Стив, — усмехаюсь я, — я сэкономил твои денежки. Со мной тебе не придется отправляться в паломничество в Лурд!

Лжестаруха выхватывает из-за пазухи парабеллум.

Я ожидал фортеля в этом стиле, потому и не даю ему времени направить пушку на меня.

Удар, захват, залом руки. Пистолет летит через салон, потом за ним в том же направлении следует парик. Наконец разорванная блузка открывает атлетический торс в майке.

— Представляю вам Стива Марроу, джентльмены, — объявляю я.

Представив, я сбиваю его лучшим апперкотом в моей жизни, потом срываю остатки блузки и при помощи виски “Мак-Геррел” смываю грим. Перед нами предстает парень лет тридцати.

— Перед вами убийца Дафны Мак-Геррел и одного господина, который, если мои умозаключения верны, работал на американское Управление по борьбе с наркотиками. Правда, Синтия? Она валится а широкое кресло. Ее ноздри сжимаются, глаза закатываются. Однако она соглашается.

— Тот парень был мой коллега. Мы оба занимались этим делом, разматывая ниточку с двух сторон: он с начала, а я с конца… Мы встретились слишком поздно. Его убил Марроу, не так ли?

Она взмахивает ресницами в знак согласия.

— Гениальная выдумка с могилой в баке. А маленький наезд в тупике у завода тоже Марроу?

Новое согласие. Я подхожу ближе и смотрю на нее.

— В Ницце Стив и вы, Синтия, задумали безумное предприятие. Настолько безумное, что оно продержалось два года. Это — рекорд!

— Объясните, — умоляет сэр Конси. Я смотрю на Берю, который снова уложил Марроу ударом по зубам, потому что актер пытался подняться.

— Объяснения будут быстрыми, Фил. Настоящая Дафна была жуткой мегерой, много лет издевавшейся над своей племянницей. Надеюсь, из-за этого жюри присяжных проявит к Синтии некоторую снисходительность. Малышка задыхалась под властью своей тетки. Ей надо было найти себе отдушину, и она стала ходить в более или менее сомнительные бары. Чтобы проделывать ночные вылазки, она начала давать старухе снотворное. Однажды ночью она познакомилась с этим проходимцем.

— С этим, что ли? — спрашивает Гигант Мысли, отвешивая Марроу удар ботинком по морде.

— С ним самым. Бывший актер-неудачник, связавшийся с торговцами наркотиками, стал любовником Синтии. Для нее, одинокой несчастной девушки, он стал спасителем. Она превратилась в его вещь. Однажды в голову Стиву пришла потрясающая идея: убить старуху и занять ее место в доме. Это было менее безумно, чем кажется на первый взгляд. Дафна жила в Ницце одна, ни с кем не общалась, порвала все связи с немногочисленными родственниками. Отличная добыча! Они убили старуху (при каких обстоятельствах, мы скоро выясним) и начали сказочную жизнь… У них были деньги, свобода, они любили друг друга. Но через некоторое время произошла катастрофа: погиб Мак-Геррел, возглавлявший завод по производству виски и распоряжавшийся семейным состоянием. Что делать?

Полагаю, Стив сохранил добрые отношения с наркодельцами и они на него немного надавили. Играя роль с дьявольской дерзостью и большим талантом, по-прежнему при помощи Синтии, он приехал в Стингинес. Завод сам по себе уже ничего не стоил и, по общему мнению, был в упадке. Они сделали его перевалочным пунктом в контрабанде наркотиков…

Я похлопываю Синтию по плечу:

— Вы ведь сразу поняли, что я полицейский?

— Мы думали, вы расследуете исчезновение американского сыщика.

— Поэтому вы действовали осторожно, ограничившись плотным наблюдением за мной. В ту ночь, когда я обыскивал завод, Марроу следил за мной, не так ли?

— Да.

— Он угнал со стройки Конси их машину, чтобы в худшем случае навести подозрения на Филипа?

— Да.

— Вас защищала безупречная репутация. Пока фальшивую Дафну считали настоящей, вам нечего было бояться. Еще бы: старая больная леди, благочестивая, благородного происхождения и такая мужественная.

Я перехожу к другой теме:

— Где был убит американский полицейский?

— В парке. Он подсматривал в окно кабинета. Мы заметили его случайно и подстроили ловушку. Я заняла место тети в кресле, стоявшем к нему спиной, а тем временем Стив…

— Потом вы отвезли тело на завод?

— Да.

— И когда волокли его по двору; у него выпал револьвер.

— Я знаю, — говорит она. — Мак-Орниш нам сказал, что нашел оружие…

— Ваша организация большая, лапочка?

— Да, довольно большая, — шепчет она. — Но я знаю намного меньше, чем Стив.

Вот это да! Она уже сейчас все валит на него! Вот они, женщины! Готовы на любые безумства ради своих парней, пока те доставляют им кайф, а чуть становится паршиво, бросают их.

— Доверьтесь людям Ярда, они сумеют его разговорить. Мы получим имена и адреса европейских корреспондентов. Лично я с удовольствием займусь французской группой.

Снаружи слышится звук подъехавшей машины. Гулкие шаги в коридоре. Входит рыжий гигант. Сколько же рыжих я видел во время этого задания! Целый парад. Этого хватит, чтобы на всю оставшуюся жизнь отвратить вас от моркови.

Это шериф Мак-Хесдресс. Он подходит к Синтии и с улыбкой говорит:

— Надеюсь, я не слишком задержался, мисс? Моя машина никак не заводилась.

Он замолкает, увидев лежащего на полу в задравшихся юбках Стива Марроу.

Наступает глубокая тишина, едва нарушаемая бульканьем. Это Берю, успевший забыть свою клятву, пьет “Мак-Геррел”.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В три часа пополудни следующего дня я открываю дверь моего дома в Сен-Клу.

И кого я вижу на пороге? Фелиси! Мою славную, дорогую, чудесную Фелиси.

Я бросаюсь к ней.

— Уже вернулась, ма?

— Как видишь. Без тебя отдых для меня не отдых, ты же знаешь.

Она ведет меня в столовую, и я замираю, широко разинув рот. Ирэн, милашка, которую я подцепил в поезде, возвращаясь с Дордони, сидит там и спокойно вяжет. Увидев меня, она розовеет и заявляет:

— Как видите, я вас дождалась. Ваша мама очень милая, это она настояла…

Обалдев от изумления, я бормочу:

— А, да! Конечно! Гм! Я-то есть да… Однако… правда Мама потихоньку смеется над моим смущением, а я чувствую, что выставить эту девицу за дверь будет чертовски сложно. Господи, как же я от нее отделаюсь?

Я занимаюсь этой проблемой, гораздо более деликатной и сложной, чем мое расследование, когда дверь с шумом распахивается и Толстяк, которого я высадил перед дверью его дома, врывается, ни с кем не здороваясь.

— Сан-А! — вопит он, потрясая номером “Франс суар”. — Сан-А! Прочти вот это, черт подери!

Я машинально беру брехаловку и читаю на первой странице:

ЧУДОВИЩЕ ОЗЕРА СТИНГИНЕС (ШОТЛАНДИЯ) НЕ БЫЛО СКАЗКОЙ.

— Будешь знать, как утверждать, что я вру, лопух! — рявкает Берю.

Раздраженно пожав плечами, я продолжаю чтение:

Сегодня утрам рыбаки, шедшие по берегу Стингинес Лоха, были потрясены, увидев среди утесников страшное животное, словно пришедшее из доисторических времен и принадлежащее, по всей вероятности, к семейству ящеров. Длина животного двадцать два метра от головы до хвоста. Оно имеет наспинные плавники и атрофированные лапы, наподобие крокодильих. Оно было убито кучно посаженными восемью пулями из пистолета калибра 7,65 французского производства. Музей Естественной истории предлагает тысячу фунтов стерлингов лицу, совершившему этот беспримерный подвиг.

Я поднимаю качающийся от восхищения взгляд на Берю.

— Тысяча фунтов — это сколько во франках? — тихо спрашивает он.