Сан-Антонио (№16) - Неприятности на свою голову

— Дорогая мадам, вы можете сообщить нам полезные сведения…

— Я ничего не сделала! — говорит она. — Ничего! Это Жорж! Жорж!

Он… Он входил в организацию, это он подключил Франца к этому делу, а я…

Эта стерва меня раздражает. Я отвешиваю ей два или три пинка, заставляющие ее взвыть.

— Ах ты сука! — рычу я. — Ты упала в объятия толстого фрица и…

Глейтц кашляет.

— Ой, простите, — извиняюсь я, — это наследственное. Бывают моменты, когда простой человек забывает, что наши страны теперь строят взаимоотношения на новых основах.

Он улыбается.

— У нас тоже, комиссар… Югетт плачет.

— Я хотела разбогатеть, я…

— И тогда ты задумала вместе с Францем грязное дельце, так, мразь дешевая? Ты заманила Рибенса сюда, оставив ему записку. Вы его оглушили, а ночью отвезли в его дом.

— Я не хотела, чтобы его убивали… Я… Это Франц перерезал ему горло.

— Шинцер узнал, что делом занимается Глейтц, ты знала о моем участии… Чтобы подстраховаться от неприятной случайности, вы велели этой бедной девочке (я показываю на труп Жермен) получить посылку…

Она падает на пол, извиваясь, как в тот момент, когда я сообщил ей, что она стала вдовой… Но на меня это не действует. Вместо уксуса я привожу ее в чувство пинками.

— Не убивайте ее! — говорит Глейтц.

— Что? — удивляюсь я. — Вы испытываете жалость?! Это из чего же теперь делают немцев?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Толстяк Берюрье, чьи остроты я несколько раз цитировал, стоит в коридоре перед дверью в кабинет Старика. Заметив меня, он начинает махать рукой.

— Ну наконец-то, вот и ты! — восклицает он. — Сейчас тебе будет больно.

— Старик злой?

— Как черт!

Захожу…

Он сидит спокойный, холодный, лоб цвета слоновой кости поблескивает в свете лампы, манжеты сверкают чистотой, взгляд каменный…

— Браво! — говорит он.

— После, — перебиваю его безапелляционным тоном. — Сначала дайте рассказать… И я рассказываю… Все! Когда я закончил, он качает головой.

— Да, действительно любопытное дело. Понимаю, почему… Однако, Сан-Антонио, есть вещь первостепенной важности, без которой не может функционировать ни одна организация…

Так, это надолго — проповедь о дисциплине! Когда он истощил свою тему, я достаю из кармана конверт.

— Это вам в качестве утешения, патрон.

— Что это?

— Гроздевый объектив! Всей гроздью! Разве вы не хотите, чтобы Франция получила его раньше всех стран мира? Он выпучивает глаза.

— Но.., но… Сан-Антонио…

— Да, шеф?

— Это… Вы же сказали, что детали объектива забрал Глейтц…

— Он отдал их мне, вот и все!

— Добровольно? — недоверчиво спрашивает он. Я пожимаю плечами.

— Увы, нет. Он заупрямился, и мне пришлось рассердиться… Видите ли, босс, “сердечное согласие” с соседями наступит еще не скоро!