100 великих - 100 великих вокалистов

Елена Васильевна Образцова родилась 7 июля 1939 года в Ленинграде. У отца, инженера по профессии, был отличный баритон, к тому же он хорошо играл на скрипке. В квартире Образцовых часто звучала музыка. Петь Лена начала рано, еще в детском саду. Затем стала солисткой хора Дворца пионеров и школьников. Там девочка с удовольствием исполняла цыганские романсы и чрезвычайно популярные в те годы песни из репертуара Лолиты Торрес. Поначалу ее отличало легкое, подвижное колоратурное сопрано, которое со временем трансформировалось в контральто.

Окончив школу в Таганроге, где в то время работал отец, Лена по настоянию родителей поступила в Ростовский электротехнический институт. Но, проучившись год, девушка едет на свой страх и риск в Ленинград, поступать в консерваторию и добивается своего.

Начались занятия у профессора Антонины Андреевны Григорьевой. «Она очень тактична, аккуратна как человек и музыкант, — говорит Образцова. — Мне все хотелось сделать скорей, петь сразу большие арии, сложные романсы. А она настойчиво убеждала, что без постижения „азов“ вокала ничего не выйдет… И я пела упражнения за упражнениями и лишь иногда — маленькие романсы. Потом настала очередь более крупных вещей. Антонина Андреевна никогда не наставляла, не поучала, а всегда стремилась к тому, чтобы я сама высказывала свое отношение к исполнявшемуся произведению. Первым моим победам в Хельсинки и на конкурсе имени Глинки радовалась не меньше меня самой…».

В 1962 году Елена в Хельсинки получает свою первую награду, золотую медаль и звание лауреата, и в том же году побеждает в Москве на II Всесоюзном конкурсе вокалистов имени М.И. Глинки. На заключительном концерте конкурса присутствуют солист Большого театра П.Г. Лисициан и заведующий оперной труппой Т.Л. Черняков, которые пригласили Образцову прослушаться в театре.

Так в декабре 1963 года, еще будучи студенткой, Образцова дебютировала на сцене Большого театра в партии Марины Мнишек («Борис Годунов»). С особым волнением вспоминает певица об этом событии: «Я вышла на сцену Большого театра без единой оркестровой репетиции. Помню, как я стояла за кулисами и говорила себе: „„Борис Годунов“ может идти и без сцены у фонтана, и я не выйду ни за что, пускай закроется занавес, я не выйду“. У меня было совершенно обморочное состояние, и если бы не паны, которые под руки вывели меня на сцену, может быть, действительно в этот вечер сцены у фонтана и не было бы. У меня нет никаких впечатлений о моем первом спектакле — только одно волнение, какой-то огненный шар рампы, а остальное все было в беспамятстве. Но подсознательно я чувствовала, что пою правильно. Публика приняла меня очень хорошо…»

Позднее парижские рецензенты писали об Образцовой в роли Марины Мнишек: «Публика… со всем энтузиазмом приветствовала Елену Образцову, обладающую прекрасными вокальными и внешними данными идеальной Марины. Образцова — восхитительная актриса, голосом, стилем, сценичностью и красотой которой любуются зрители…»

Блестяще окончив в 1964 году Ленинградскую консерваторию, Образцова сразу становится солисткой Большого театра. Вскоре она летит в Японию с бригадой артистов, а затем выступает в Италии с труппой Большого театра. На сцене «Ла Скала» молодая артистка исполняет партии Гувернантки («Пиковая дама» Чайковского) и княжны Марьи («Война и мир» Прокофьева).

М. Жирмунский пишет:

"До сих пор ходят легенды о ее триумфе на сцене «Ла Скала», хотя событию этому уже 20 лет. Ее первое выступление в «Метрополитен-опера» по длительности овации было названо «самым грандиозным дебютом за всю историю театра». Тогда же Образцова попала в группу певцов Караяна, достигнув высшего из возможных признания профессиональных качеств. За три дня записи «Трубадура» она пленила великого дирижера открытостью немыслимого темперамента, способностью извлечь из музыки максимум эмоционального воздействия, а также огромным количеством красивой одежды, полученной от американских друзей специально для встречи с маэстро. Она переодевалась по три раза в день, получала от него розы, приглашения петь в Зальцбурге и записать пять опер. Но нервное истощение после успеха в «Ла Скала» помешало поехать к Караяну на спектакль — он не получил уведомления от ответственной советской организации, обиделся на Образцову и на всех русских.

Крушение этих планов она считает главным ударом по собственной карьере. От последовавшего через два года перемирия остался единственный спектакль — «Дон Карлос» и воспоминания о шоке от его телефонного звонка, заваленного «Плейбоями» личного самолета и караяновского удара партитурой по голове у входа в театр. К тому моменту постоянным меццо-сопрано Караяна уже стала Агнес Бальтса — обладательница одного из тех бесцветных голосов, которые не могли отвлечь слушателя от восприятия последних идей Мастера".

В 1970 году Образцова удостоилась высших наград на двух крупных международных конкурсах: имени П.И. Чайковского в Москве и имени известного испанского певца Франсиско Виньяса в Барселоне.

Но Образцова не остановилась в росте. Значительно расширяется ее репертуар. Она исполняет такие разнохарактерные роли, как Фрося в опере Прокофьева «Семен Котко», Азучена в «Трубадуре», Кармен, Эболи в «Доне Карлосе», Женя Комелькова в опере Молчанова «Зори здесь тихие».

С труппой Большого театра она выступает в Токио и Осаке (1970), Будапеште и Вене (1971), Милане (1973), Нью-Йорке и Вашингтоне (1975). И повсюду критика неизменно отмечает высокое мастерство советской певицы. Один из рецензентов после выступлений артистки в Нью-Йорке писал: «Елена Образцова стоит на пороге международного признания. О такой певице мы можем только мечтать. В ней есть все, что отличает современного художника оперной сцены экстра-класса».

Примечательным было ее выступление в барселонском театре «Лисео» в декабре 1974 года, где были показаны четыре спектакля «Кармен» с разными исполнителями ведущих партий. Образцова одержала блестящую творческую победу над американскими певицами — Джой Дэвидсон, Розалинд Элайс и Грейс Бамбри.

«Слушая советскую певицу, — писал испанский критик, — мы еще раз имели возможность убедиться в том, сколь многогранна, эмоционально многопланова, объемна роль Кармен. Ее коллеги по выступлению в этой партии убедительно и интересно воплощали в основном какую-то одну сторону характера героини. У Образцовой образ Кармен предстал во всей сложности и психологической глубине. Поэтому можно смело сказать, что она является самым тонким и верным выразителем художественной концепции Бизе».

М. Жирмунский пишет: «В „Кармен“ она исполняла песню фатальной любви, невыносимой для слабой человеческой природы. В финале, двигаясь легкой походкой через всю сцену, ее героиня сама бросается на вынутый нож, воспринимая смерть как избавление от внутренней боли, непереносимого несовпадения мечты и реальности. По-моему, в этой роли Образцова совершила не оцененную пока революцию оперного театра. Одной из первых она сделала шаг к концептуальной постановке, которая в 70-е годы расцвела в феномене режиссерской оперы. В ее уникальном случае концепция всего спектакля исходила не от режиссера (а им был сам Дзеффирелли), а от певицы. Оперный талант Образцовой — прежде всего театральный, именно она держит в руках драматургию спектакля, навязывая ему свое измерение…»

Сама Образцова говорит: «Моя Кармен родилась в марте 1972 года в Испании, на Канарских островах, в небольшом театре „Перес Гальдес“. Я думала, что никогда не спою Кармен, мне казалось, что это не моя партия. Когда я впервые выступила в ней, то по-настоящему пережила свой дебют. Я перестала себя чувствовать артисткой, в меня словно вселилась душа Кармен. И когда в финальной сцене я падала от удара навахи Хозе, мне вдруг стало безумно себя жаль: отчего же это я, такая молодая, должна умирать? Потом, как в полусне, до меня донеслись крики зрителей и аплодисменты. И они вернули меня к действительности».

В 1975 году певица была признана в Испании лучшей исполнительницей партии Кармен. Эту роль Образцова исполняла позднее на сценах Праги, Будапешта, Белграда, Марселя, Вены, Мадрида, Нью-Йорка.

В октябре 1976 года в «Аиде» Образцова дебютирует в нью-йоркском театре «Метрополитен-опера». «Зная советскую певицу по предыдущим выступлениям в Соединенных Штатах, мы, конечно, многого ожидали от ее исполнения партии Амнерис, — писал один из критиков. — Действительность, однако, превзошла даже самые смелые прогнозы завсегдатаев „Метрополитен“. Это был настоящий триумф, которого американская сцена не знала долгие годы. Она ввергла аудиторию в состояние экстаза и неописуемого восторга своим захватывающим исполнением роли Амнерис». Другой критик безапелляционно заявлял: «Образцова — самое яркое открытие на международной оперной сцене за последние годы».

Много гастролировала за рубежом Образцова и в дальнейшем. В 1977 году она спела Принцессу Бульонскую в опере Ф. Чилеа «Адриана Лекуврер» (Сан-Франциско) и Ульрику в «Бале-маскараде» («Ла Скала»); в 1980 году — Иокасту в «Царе Эдипе» И.Ф. Стравинского («Ла Скала»); в 1982 году — Джейн Сеймур в «Анне Болейн» Г. Доницетти («Ла Скала») и Эболи в «Доне Карлосе» (Барселона). В 1985 году на фестивале «Арена ди Верона» артистка с успехом исполнила партию Амнерис («Аида»).

В следующем году Образцова выступила в качестве оперного режиссера, поставив в Большом театре оперу Массне «Вертер», где с успехом исполнила главную партию. Дирижером-постановщиком выступил ее второй муж — А. Жюрайтис.

Образцова с успехом выступала не только в оперных постановках. Имея обширнейший концертный репертуар, она выступала с концертами в «Ла Скала», концертном зале «Плейель» (Париж), нью-йоркском «Карнеги-холл», лондонском «Вигмор-холл» и во многих других местах. Ее знаменитые концертные программы русской музыки включают циклы романсов Глинки, Даргомыжского, Римского-Корсакова, Чайковского, Рахманинова, песни и вокальные циклы Мусоргского, Свиридова, цикл песен Прокофьева на стихи А. Ахматовой. В программу зарубежной классики входят цикл Р. Шумана «Любовь и жизнь женщины», произведения итальянской, немецкой, французской музыки.

Известна Образцова и как педагог. С 1984 года она профессор Московской консерватории. В 1999 году Елена Васильевна возглавила Первый Международный конкурс вокалистов имени Елены Образцовой в Санкт-Петербурге.

В 2000 году состоялся дебют Образцовой на драматической сцене: она сыграла главную роль в спектакле «Антонио фон Эльба», поставленном Р. Виктюком.

С успехом продолжает выступать Образцова и как оперная певица. В мае 2002 года она в знаменитом вашингтонском «Кеннеди-центре» вместе с Пласидо Доминго пела в опере Чайковского «Пиковая дама».

"Сюда я приглашена, чтобы петь в «Пиковой даме», — сказала Образцова. — Кроме того, 26 мая состоится мой большой концерт… 38 лет мы работаем вместе (с Доминго. — Прим. авт.). Мы пели вместе и в «Кармен», и в «Трубадуре», и в «Бале-маскараде», и в «Самсоне и Далиле», и в «Аиде». А последний раз выступали минувшей осенью в Лос-Анджелесе. Как и сейчас, это была «Пиковая дама».

Ее дочь тоже стала певицей, и сейчас готовится к выступлению семейный дуэт Образцовых.

ПЛАСИДО ДОМИНГО

(1941)

Хосе Пласидо Доминго Эмбиль родился 21 января 1941 года в Мадриде в семье певцов. Его мать (Пепита Эмбиль) и отец (Пласидо Доминго Ферер) были известными исполнителями в жанре сарсуэлы — так называется в Испании комедия с пением, танцами и разговорными диалогами.

Хотя мальчик с раннего детства вошел в мир музыки, его увлечения были разнообразными. В восемь лет он уже выступал перед публикой как пианист, позднее увлекся пением. Вместе с тем Пласидо страстно любил футбол и играл в спортивной команде. В 1950 году родители перебрались в Мексику. Здесь они с успехом продолжали свою артистическую деятельность, организовав собственную труппу в Мехико.

«Когда мне исполнилось четырнадцать лет… перед родителями встал вопрос, стоит ли готовить меня к профессиональной карьере музыканта, — пишет Доминго. — Наконец они решили отправить меня в Национальную консерваторию, где студенты изучали и музыкальные, и общеобразовательные предметы. Поначалу мне было там трудно. Я любил Барахаса, привык к нему и очень долго приспосабливался к своему новому учителю. Но я верю в la fona del destino, в провидение, все, что ни происходило в моей жизни, обычно оборачивалось к лучшему. Действительно, если бы мой учитель был жив, я мог и не попасть в консерваторию и в моей судьбе не случился бы тот переворот, который произошел в скором времени на этом новом жизненном пути. Оставаясь у Барахаса, я, вероятнее всего, стремился бы стать концертирующим пианистом. И хотя игра на фортепиано давалась легко — я хорошо читал с листа, обладал природной музыкальностью, — сомневаюсь, что из меня получился бы большой пианист. Наконец, если бы не было новых обстоятельств, я никогда не начал бы петь так рано, как это случилось».

В шестнадцатилетнем возрасте Пласидо впервые выступил в труппе своих родителей как певец. В театре сарсуэлы он провел несколько спектаклей и в качестве дирижера.

"В консерватории вместе со мной учился Мануэль Агилар, сын видного мексиканского дипломата, работавшего в США, — пишет Доминго. — Он всегда говорил, что я зря трачу время на музыкальную комедию. В 1959 году он устроил мне прослушивание в Национальной опере. Я выбрал тогда две арии из баритонального репертуара: пролог из «Паяцев» и арию из «Андре Шенье». Члены слушавшей меня комиссии сказали, что мой голос им нравится, но, по их мнению, я тенор, а не баритон; меня спросили, не могу ли я спеть теноровую арию. Я вообще не знал этого репертуара, но слышал некоторые арии и предложил им спеть что-нибудь с листа. Мне принесли ноты арии Лориса «Любви нет запрета» из «Федоры» Джордано, и, несмотря на фальшиво спетое верхнее «ля», мне предложили заключить контракт. Члены комиссии уверились в том, что я действительно тенор.

Я был поражен и взволнован, тем более что контракт давал приличную сумму денег, а мне исполнилось всего восемнадцать лет. В Национальной опере существовало два вида сезонов: национальные, в которых выступали местные артисты, и интернациональные — для них приглашали петь ведущие партии известных вокалистов со всего мира, а певцы театра использовались в этих спектаклях на вторых ролях. Меня, собственно, и пригласили главным образом для исполнения именно таких партий во время интернациональных сезонов. В мои функции входило также разучивание партий с другими певцами. Мне довелось быть концертмейстером во время работы над многими операми. Среди них оказались «Фауст» и глюковский «Орфей», при подготовке которых я сопровождал репетиции хореографа Анны Соколовой.

Моей первой оперной ролью стал Борса в «Риголетто». В этой постановке в заглавной партии выступал Корнелл Макнейл, Флавиано Лабо пел Герцога, а Эрнестина Гарфиас — Джильду. Это был волнующий день. Мои родители, как владельцы собственного театрального дела, снабдили меня великолепным нарядом. Лабо удивлялся, как это начинающему тенору удалось раздобыть такой красивый костюм. Несколько месяцев спустя я выступил в более значительной партии — пел капеллана в мексиканской премьере оперы Пуленка «Диалоги кармелиток».

В сезоне 1960/61 года я впервые получил возможность выступать рядом с выдающимися певцами Джузеппе Ди Стефано и Мануэлем Аусенси. В числе моих ролей были Ремендадо в «Кармен», Сполетта в «Тоске», Щеголь и Аббат в «Андре Шенье», Горо в «Мадам Баттерфляй», Гастон в «Травиате» и Император в «Турандот». Император почти не поет, но наряд у него роскошный. Марта, с которой я как раз в то время познакомился ближе, даже теперь не упускает случая напомнить о том, как я гордился великолепным одеянием, хотя сама роль была пустяковая. Когда мне предложили сыграть Императора, я совсем не знал «Турандот». Никогда не забуду своего первого появления в репетиционном зале, где в тот момент хор и оркестр разучивали номер «О луна, что ты медлишь?». Возможно, если бы я стал свидетелем их работы сегодня, то отметил бы, что оркестр играет плоско, да и хор поет не так уж хорошо, но в те минуты музыка совершенно захватила меня. Это было одно из самых ярких впечатлений в моей жизни — такой прекрасной вещи мне еще не доводилось слышать".

Вскоре после дебюта Доминго уже пел в Далласском оперном театре, затем на протяжении трех сезонов был солистом оперы в Тель-Авиве, где сумел приобрести необходимый опыт и расширить репертуар.

Во второй половине 60-х к певцу приходит широкая известность. Осенью 1966 года он становится солистом Нью-Йоркского городского оперного театра и в течение нескольких сезонов исполняет на его сцене такие ведущие партии, как Рудольф и Пинкертон («Богема» и «Мадам Баттерфляй» Дж. Пуччини), Канио в «Паяцах» Р. Леонкавалло, Хозе в «Кармен» Ж. Бизе, Гофман в «Сказках Гофмана» Ж. Оффенбаха.

В 1967 году Доминго поразил многих своей разносторонностью, блестяще выступив в «Лоэнгрине» на гамбургской сцене. А в самом конце 1968 года благодаря случайности дебютировал и в «Метрополитен-опера»: за полчаса до спектакля почувствовал недомогание знаменитый Франко Корелли, и Доминго стал партнером Ренаты Тебальди в «Адриенне Лекуврер». Отзывы критиков были единодушно восторженными.

В том же году испанский певец был удостоен чести петь на открытии сезона в «Ла Скала», в «Эрнани», и с тех пор остается неизменным украшением этого театра.

Наконец, в 1970 году Доминго покорил окончательно и своих соотечественников, выступив сначала в «Джоконде» Понкьелли и в национальной опере «Поэт» Ф. Торробы, а затем и в концертах. В октябре того же года Доминго впервые выступил в «Бале-маскараде» Верди — в ансамбле с прославленной испанской певицей Монтсеррат Кабалье. В дальнейшем они составили один из самых широко известных дуэтов.

С тех пор за стремительной карьерой Пласидо Доминго уже невозможно уследить перу летописца, его триумфы трудно даже перечислить. Число оперных партий, вошедших в его постоянный репертуар, превысило восемь десятков, но, помимо этого, он охотно пел и в сарсуэлах — излюбленном жанре испанского народного музыкального спектакля. Сотрудничал со всеми крупнейшими дирижерами современности и с многими кинорежиссерами, экранизировавшими оперы с его участием, — Франко Дзеффирелли, Франческо Рози, Джозефом Шлезинджером. Добавим, что с 1972 года Доминго систематически выступает и как дирижер.

На протяжении 70—80-х годов Доминго регулярно поет в спектаклях ведущих театров мира: лондонского «Ковент-Гарден», миланского «Ла Скала», парижского «Гранд-опера», гамбургской и венской оперы. Прочные связи установились у певца с фестивалем «Веронская арена». Видный английский музыковед, историк оперного театра Г. Розенталь писал: «Доминго явился настоящим откровением фестивальных спектаклей. После Бьёрлинга мне еще не приходилось слышать тенора, в исполнении которого было бы столько завораживающего лиризма, настоящей культуры и тонкого вкуса».

В 1974 году Доминго — в Москве. Проникновенное исполнение певцом партии Каварадосси надолго осталось в памяти многих любителей музыки.

«Мой русский дебют состоялся 8 июня 1974 года, — пишет Доминго. — Прием, который оказала Москва труппе „Ла Скала“, поистине неправдоподобен. После спектакля нам аплодировали, выражали одобрение всеми существующими способами в течение сорока пяти минут. Повторные спектакли „Тоски“ 10 и 15 июня прошли с таким же успехом. Мои родители были вместе со мной в Советском Союзе, и мы поехали ночным поездом, который скорее можно назвать „поездом белой ночи“, поскольку по-настоящему темно так и не стало, в Ленинград. Этот город оказался одним из самых красивых, которые я видел в своей жизни».

Доминго отличает поразительная работоспособность и самоотдача. А о широте и разносторонней одаренности художественной натуры певца свидетельствуют записи на пластинки, работа на радио и телевидении, выступления в амплуа дирижера и писателя.

"Великолепный певец с мягким, сочным, полетным голосом, Пласидо Доминго покоряет слушателей непосредственностью и искренностью, — пишет И. Рябова. — Исполнение его очень музыкально, в нем нет аффектации чувств, игры на публику. Артистическую манеру Доминго отличает высокая вокальная культура, богатство тембровой нюансировки, отточенность фразировки, необыкновенное сценическое обаяние.

Разносторонний и тонкий художник, он с равным успехом поет лирические и драматические теноровые партии, репертуар его огромен — около ста ролей. Многие партии записаны им на пластинки. Обширнейшая дискография певца включает и популярные песни — итальянские, испанские, американские. Несомненной удачей было исполнение Доминго ведущих ролей в самых значительных оперных экранизациях последнего времени — «Травиате» и «Отелло» Ф. Дзеффирелли, «Кармен» Ф. Рози".

Алексей Парин пишет: «Американцы любят регистрировать рекорды. К осени 1987 года Доминго восемь раз открывал сезон „Метрополитен-опера“. Его превзошел только Карузо. Доминго срывал самые долгие овации в мире оперы, ему принадлежит самое большое число поклонов после представления. „Он разве что не выступал еще в главном кратере Этны, не участвовал в прямой трансляции из космического корабля и не пел в благотворительном концерте перед пингвинами Антарктиды“, — пишет близкий друг Доминго, дирижер и критик Харви Сакс. Человеческая энергия и художественные возможности Доминго грандиозны — в настоящее время, безусловно, нет ни одного тенора с таким обширным и тесситурно разнообразным репертуаром, как у Доминго. Поставит ли его будущее в тот же ряд, что Карузо и Каллас, решит время. Однако уже сейчас несомненно одно: в лице Доминго мы имеем дело с крупнейшим представителем итальянской оперной традиции второй половины XX века, и его собственные свидетельства о своей богатой событиями артистической карьере представляют огромный интерес».

Доминго находится в расцвете творческих сил. Музыканты и любители музыки видят в нем продолжателя замечательных традиций выдающихся теноров прошлого, артиста, творчески обогащающего наследие своих предшественников, яркого представителя вокальной культуры нашего времени.

Вот фрагмент из рецензии, названной «В „Ла Скала“ — снова „Отелло“» (журнал «Музыкальная жизнь» за апрель 2002 года): «Было трудно, почти невозможно предположить, что испанский тенор окажется в состоянии исполнить роль мавра с теми же порывом и энергией, какие были свойственны певцу в самые лучшие годы. И, однако, чудо произошло: Доминго, хоть и испытывал трудности в верхнем регистре, предложил интерпретацию более зрелую, более горькую, плод долгих размышлений великого артиста, легендарного Отелло второй половины только что закончившегося двадцатого века».

"Опера — бессмертное искусство, она существовала всегда, — говорит Доминго. — И будет жить, пока людей волнуют искренние чувства, романтика…

Музыка способна возвысить нас почти до совершенства, способна излечить нас. Одна из самых больших радостей моей жизни — получать письма от людей, которым мое искусство помогло восстановить здоровье. С каждым прожитым днем все больше убеждаюсь, что музыка облагораживает, помогает в общении людей. Музыка учит нас гармонии, несет мир. Верю, что это и есть ее главное призвание".

ХОСЕ КАРРЕРАС

(1946)

«Он, безусловно, гениален. Редкое сочетание — голос, музыкальность, цельность, трудолюбие и потрясающая красота. И все это досталось ему. Я счастлива, что первая заметила этот бриллиант и помогла миру его увидеть», — говорит Монтсеррат Кабалье.

«Мы соотечественники, я понимаю, что он гораздо больше испанец, чем я. Может быть, это объясняется тем, что он вырос в Барселоне, а я — в Мексике. А может быть, он просто никогда не подавляет своего темперамента в угоду школе бельканто… Во всяком случае, мы прекрасно делим между собой титул „Национальный символ Испании“, хотя я прекрасно знаю, что он больше принадлежит ему, чем мне», — считает Пласидо Доминго.

«Потрясающий певец. Превосходный партнер. Великолепный мужчина», — вторит Катя Риччарелли.

Хосе Каррерас родился 5 декабря 1946 года. Рассказывает старшая сестра Хосе — Мария Антония Каррерас-Колль: «Он был удивительно тихим мальчиком, спокойным и умненьким. У него была черта, которая сразу же бросалась в глаза: очень внимательный и серьезный взгляд, что, согласитесь, достаточно редко можно встретить у ребенка. Музыка производила на него потрясающее действие: он замолкал и весь преображался, он переставал быть обычным маленьким черноглазым сорванцом. Он не просто слушал музыку, а словно пытался проникнуть в самую ее суть».

Хосе рано начал петь. У него оказался прозрачный звонкий дискант, чем-то напоминающий голос Робертино Лоретти. Особой любовью к опере Хосе проникся после того, как посмотрел фильм «Великий Карузо» с Марио Ланца в главной роли.

Однако семья Каррерасов, состоятельная и респектабельная, готовила Хосе отнюдь не артистическое будущее. Он некоторое время работает в родительской косметической фирме — развозит на велосипеде корзины с товаром по Барселоне. В то же время учится в университете; свободное время делит между стадионом и девушками.

К тому времени его звонкий дискант превратился в столь же красивый тенор, но мечта осталась прежней — сцена оперного театра. «Если спросить Хосе, чему он посвятил бы свою жизнь, если бы пришлось начать ее сначала, не сомневаюсь, что он бы ответил: „Пению“. И его вряд ли остановили бы трудности, которые пришлось бы заново преодолевать, огорчения и нервы, связанные с этим поприщем. Он не считает свой голос самым красивым и не занимается самолюбованием. Он просто хорошо понимает, что Бог дал ему талант, за который он в ответе. Талант — это счастье, но и огромная ответственность тоже» — так считает Мария Антония Каррерас-Колль.

«Взлет Каррераса на вершину оперного Олимпа многие сравнивают с чудом, — пишет А. Ярославцева. — Но ему, как и всякой Золушке, нужна была фея. И она, словно в сказке, явилась к нему почти сама. Теперь трудно сказать, что привлекло внимание великой Монтсеррат Кабалье в первую очередь — поразительно красивая, аристократическая внешность или удивительной окраски голос. Но, как бы там ни было, она взялась за огранку этого драгоценного камня, и результат, в отличие от рекламных обещаний, действительно превзошел все ожидания. Лишь несколько раз в жизни Хосе Каррерас выступил в маленькой роли. Это была „Мария Стюарт“, в которой сама Кабалье пела заглавную партию».

Прошло всего несколько месяцев, и молодого певца начали оспаривать друг у друга лучшие театры мира. Однако Хосе не торопился заключить контракты. Он бережет голос и в то же время повышает свое мастерство.

Каррерас отвечал на все заманчивые предложения: «Я еще мало умею». Не без колебаний он все же принял предложение Кабалье выступить в «Ла Скала». Но волновался он напрасно — его дебют прошел с триумфом.

"С этого времени Каррерас начинает неуклонно набирать звездные обороты, — замечает А. Ярославцева. — Он уже сам может выбирать роли, постановки, партнеров. При такой нагрузке и не самом здоровом образе жизни молодому, жадному до сцены и славы певцу очень трудно избежать опасности загубить голос. Репертуар Каррераса растет, он включает в себя почти все партии лирического тенора, огромное количество неаполитанских, испанских, американских песен, баллад, романсов. Прибавьте сюда еще оперетты и эстрадные песни. Сколько прекрасных голосов стерлись, потеряли свой блеск, природную красоту и эластичность из-за неправильного подбора репертуара и небрежного отношения к своему певческому аппарату — взять хотя бы печальный пример гениальнейшего Джузеппе Ди Стефано, певца, которого Каррерас на протяжении долгих лет считал своим идеалом и образцом для подражания.

Но Каррерас, может быть снова благодаря мудрой Монтсеррат Кабалье, отлично знающей все опасности, подстерегающие вокалиста, бережлив и благоразумен".

Каррерас ведет напряженную творческую жизнь. Он выступает на всех крупнейших оперных сценах мира. Его обширный репертуар включает не только оперы Верди, Доницетти, Пуччини, но и такие произведения, как оратория «Самсон» Генделя и «Вестсайдская история». Последнюю Каррерас исполнил в 1984 году, а дирижировал автор — композитор Леонард Бернстайн.

Вот его мнение об испанском певце: «Непостижимый певец! Мастер, каких мало, огромный талант — и при этом самый скромный ученик. На репетициях я вижу не хорошего вокалиста с мировым именем, а — вы не поверите — губку! Настоящую губку, которая благодарно впитывает все, что я говорю, и максимально выкладывается, чтобы добиться самого тонкого нюанса».

Другой знаменитый дирижер, Герберт фон Караян, также не скрывает своего отношения к Каррерасу: «Уникальный голос. Может быть, самый красивый и страстный тенор, который я слышал в своей жизни. Его будущее — лирико-драматические партии, в которых он, безусловно, будет блистать. Я работаю с ним с огромной радостью. Он настоящий слуга музыки».

Вторит двум гениям XX века и певица Кири Те Канава: «Хосе научил меня очень многому. Он великолепный партнер с той точки зрения, что на сцене привык больше отдавать, чем требовать от партнерши. Он настоящий рыцарь на сцене и в жизни. Вы знаете, как ревнивы бывают певцы к аплодисментам, выходам на поклоны, ко всему, что является словно бы мерилом успеха. Так вот, в нем я никогда не замечала этой смешной ревности. Он — король и хорошо это знает. Но он также знает, что любая женщина, находящаяся рядом с ним, будь то партнерша или костюмерша, — королева».

Все шло хорошо, но буквально за сутки Каррерас превратился из знаменитого певца в человека, которому нечем заплатить за лечение. К тому же диагноз — лейкемия — оставлял мало шансов на спасение. Весь 1989 год Испания наблюдала за медленным угасанием любимого артиста. Ко всему у него оказалась редкая группа крови, и плазму для пересадки пришлось собирать по всей стране. Но ничто не помогало. Каррерас вспоминает: «В какой-то момент мне вдруг стало все равно: семья, сцена, сама жизнь… Мне ужасно захотелось, чтобы все кончилось. Я был не только смертельно болен. Я к тому же смертельно устал».

Но был человек, который продолжал верить в его выздоровление. Кабалье отложила все дела, чтобы быть рядом с Каррерасом.

И вот произошло чудо — новейшие достижения медицины дали результат. Лечение, начатое в Мадриде, успешно завершилось в США. Испания с восторгом приняла его возвращение.

"Он вернулся, — пишет А. Ярославцева. — Похудевший, но не утративший природной грации и легкости движений, потерявший часть своей роскошной шевелюры, но сохранивший и преумноживший несомненный шарм и мужское обаяние.