Романовы - Исторические портреты. 1613–1762. Михаил Федорович – Петр III

Если просмотреть записные книги Приказа Тайных дел за 60-е – начало 70-х годов XVII века, то можно убедиться в большой каждодневной работе царя (рассылка указов, писем, фиксация устных распоряжений и так далее). Показателем несомненной активности царя служат довольно многочисленные его автографы, имеющие прямое отношение к различным областям внутреннего управления и внешней политики, не говоря уже о хозяйственной документации. Если бы ученые задались целью подготовить к изданию все, что вышло из-под пера царя Алексея, им редактировалось, диктовалось (а именно по этому принципу печатаются более ста лет тома «Писем и бумаг императора Петра Великого»), то набрался бы солидный том, возможно, и не один. Так или иначе, можно с должными основаниями говорить, что причастность царя ко всему, что касалось страны в его правление, достаточно заметна.
      Многие документы начинаются словами «по государевому указу», «по именному государеву указу». В ряде случаев это еще не обозначало прямого участия царя, так как могли подобным образом ссылаться на законы, на то же Уложение 1649 года и так далее. Однако очень часто речь идет именно о непосредственной роли самого Алексея Михайловича. Известны ранние хозяйственные документы, исходящие от Алексея Михайловича, его резолюции на челобитной сокольников, письма будущему патриарху Никону (их более сотни) и другим деятелям. Алексей Михайлович получал от должностных лиц запросы, как поступать в тех или иных случаях, и давал на эти «статьи» свои руководящие ответы. В описях Дел Тайного приказа нередки указания на царскую руку. Готовясь к заседаниям Боярской думы, государь иной раз составлял для себя своего рода программу-тезисы, как вести дело. Вот пример достаточно показательный. В 1655–1656 годах царь написал «статьи», посланные в разные города воеводам с подьячим Приказа Тайных дел Ю. Никифоровым, в которых изложен такой план:
      «В Переаславле. О здоровье (то есть спросить. – А.Г.).О обнадеживании милости, что выданы не будут, а обережены будут ратными людьми, и о повороте в Переаславль Семенова полку Змеева, у которого быть Ивану Чаадаеву, и верному б быть надежну во всем, и впредь о верной службе безо всякого сомнения, о побое Чернецкого и очищенье Быхова…
      О развитии негодной крови ни за что и о унятии разрешением Днепром и Киевом.
      О миру польском, о третьих о том же и так никогда учинено не будет, хотя разлитие будет…
      О житье в подданстве, о могилевских поборах…»
      На первый взгляд малопонятный текст представляем собой план достаточно пространной информации, которую царский посланец должен был изложить устно представителям гетманской власти в Переяславле. О перемещении полков догадаться можно без труда. Сложнее расшифровать пункты, относящиеся к военным делам с Речью Посполитой. Можно полагать, что царь говорит о возможном перемирии на условиях разграничительной черты между Россией и Речью Посполитой по Днепру (Киев – русской стороне). «Негодная кровь» скорее всего понимается как напрасная. Под «третьим» разумеется посредничество в переговорах. Царь недоволен злоупотреблениями своих военачальников в занятом Могилеве и желает предоставить более благоприятные условия новым подданным.
      Во время одного из своих походов Алексей Михайлович составлял наказ Н.И. Одоевскому (писан «в наших царских шатрах»). Здесь же формулировался текст присяжной записи о приводе к «вере» украинских гетманов. А.Л. Ордину-Нащокину государь сообщал, что присланные тем «статьи» он прочел и они «зело благополучны», но тут же замечает, что одну из статей нужно «вынуть» до нового рассмотрения. Тому же адресату было сообщено о посылке «указных статей» царя на поступившие запросы. Ордину-Нащокину переправлялись с нарочными «тайные статьи» государя, в том числе написанные криптограммой. Сам царь был причастен к разработке тайнописи. Алексей Михайлович строго следил за тем, чтобы секретные бумаги доходили только до тех лиц, которым предназначались. В особых случаях надлежало сжигать письма и грамоты после прочтения.
      Алексей Михайлович требовал от чиновников приказного аппарата соблюдения определенных правил. Так, в 1658 году был принят указ: «Приказным людем, дьякам и подьячим в приказах сидеть во дне и в нощи 12 часов». Наказывалось в Золотой палате «сидеть» боярам, окольничим и думным «по вечерам, а съезжаться в 1-м часу ночи (то есть после захода солнца). «В приказах судьям и дьякам сидеть за делы с 1 часа ночи во все дни, да им же с делами входить в Верх перед бояр и сидеть в приказех до 8-го часа, с 1-го часа ночи». Это уточнение было дано в 1669 году.
      Определив продолжительность рабочего дня приказных людей, царь не разрешал своим подчиненным чем-либо заниматься в воскресные дни. Стольник князь Г.В. Оболенский угодил в тюрьму за то, что «у него июля в 6-м числе, в воскресение недели всех святых, на дворе его люди и крестьяне работали черную работу, да он же, князь Григорий, говорил скверные слова».
      По указанию государя было составлено расписание внесения дел приказами на рассмотрение Боярской думы по дням недели. Не ограничиваясь тем, что служители Приказа Тайных дел «надсматривали» за деятельностью других приказов, Алексей Михайлович время от времени лично посещал их для проверки. 12 июля 1662 года он, например, инспектировал Пушкарский и Сибирский приказы. С. Коллинс писал: «Скоро царь намерен ходить и осматривать бумаги дьяков своих, чтобы видеть, какие дела решены и какие просьбы остались без ответа». Но, видимо, это не было постоянной практикой.
      Многое в состоянии государственных дел зависело от местного управления. Царю Алексею не удалось наладить должным образом работу воевод, в обязанности которых входил самый широкий круг вопросов административного, военного и судебного характера. Воеводы правили как царьки, злоупотребления по должности являлись обычным делом. От притеснений местных «игемонов» стонал народ, в Москву тянулись вереницы челобитчиков в поисках управы на зарвавшихся правителей. Все это было хорошо известно царю, но изменить сложившуюся практику было, по сути дела, невозможно. И хотя время пребывания в воеводской должности было ограничено двумя – тремя годами, новые лица вели себя не лучше. Строгие наказы правительства беречь население, соблюдать закон, не позволять взяточничества и других преступлений оставались на бумаге. Не слишком помогали наряжаемые правительством сыски по жалобам, отзыв отдельных воевод и прочие меры. Жизнь шла по заведенному кругу. А дворяне, зная, что воеводская должность сулит обогащение, наперебой выпрашивали у монарха назначения на эти посты. Конкуренция была жестокой. И здесь пускались в ход подкупы приказных чиновников, родственные связи, знакомства.
      В условиях войны Алексей Михайлович при определении на воеводскую должность руководствовался собственными соображениями. И они имели свою логику. Требовалась широкая мобилизация служилых людей в действующую армию. Поэтому появляются на свет распоряжения царя о назначении воеводами отставленных от службы по ранению. Им предоставлялась первоочередность в определении на должность. Это одновременно означало и поощрение, награду за перенесенные на войне страдания. К раненым приравнивались и бывшие в плену. Такого рода указ был издан в мае 1660 года. Предполагалось воевод, пригодных для полковой службы, отозвать с мест и заменить их ранеными и освободившимися из «полона». Но и в данном случае более чем на один срок воеводства дворяне рассчитывать не могли. Еще более радикальный шаг предприняло правительство в следующем году. Вероятно, много треволнений доставил дворянству указ, согласно которому «…изо всех городов воевод и приказных людей для своей государевы службы переменить и выслать к Москве». Управление на местах препоручалось губным старостам, а там, где таковых не было, следовало привлечь отставных дворян и детей боярских. Была составлена именная роспись отзываемых в Москву. Попутно заметим, что в то время к раненым и перенесшим «полонное терпение» проявлялось посильное внимание, при этом не очень большое значение имела социальная принадлежность. Для выкупа пленников существовал государственный налог – «полоняничные деньги». Вчерашние крепостные и холопы, вернувшиеся из плена, становились свободными. Для «полоняников» устраивались приемы у царя. Семьи и вдовы погибших на службе получали казенное пособие, что распространялось, к примеру, на стрельцов. Увечных по возможности определяли в богадельни.
      Теперь вернемся к событиям войны и международных отношений, изложение которых мы лрервали на исходе 50-х годов XVII века.
      Мысль невольно возвращается к тому вопросу, который волновал и современников, а у последующих историков получил самую противоречивую трактовку. Нужно ли было России прерывать удачно начатую войну против Речи Посполитой на хрупкой основе перемирия и обращать оружие в сторону Швеции? Не было ли это роковой ошибкой внешней политики правительства Алексея Михайловича, в результате которой не удалось добиться присоединения всей Украины, а на северо-западе остаться «при пиковом интересе»? Пожалуй, наиболее определенно на сей счет выразился историк Н.И. Костомаров, который резко осуждал Алексея Михайловича и его советников за этот зигзаг внешней политики, называя войну со Швецией «нелепой». Заключенный в Вильно договор с Речью Посполитой этот историк назвал «самым гибельным ударом для Хмельницкого», то есть препятствующим укреплению союза России с Украиной. Сходную позицию занимали некоторые советские ученые, полагавшие русско-шведскую войну 1656–1661 годов случайностью в политическом курсе России, даже ошибкой. Была высказана и более уравновешенная точка зрения, согласно которой имелась своя логика в изменении внешнеполитической ориентации России в середине 50-х годов XVII века. Сложный клубок взаимоотношений государств на востоке и севере Европы в тот исторический момент порождал немало споров историков разных стран, гипотез. Один шведский ученый выдвинул положение о том, что нападение Швеции на Речь Посполитую в 1655 году явилось превентивным антирусским действием, которое сочеталось с попыткой шведской стороны договориться с Яном Казимиром о совместном выступлении против России. И лишь несговорчивость короля Речи Посполитой помешала осуществиться этому замыслу. Нашлись и сторонники и противники такого подхода. Но и среди советских исследователей бытует мнение, что война 1654–1667 годов со стороны России была направлена не только на восстановление старинных земель Руси – Украины, Белоруссии, Смоленска, но также и на продвижение к Балтике. В этом плане русско-шведский конфликт не кажется чем-то противоестественным и нелогичным. Верно и то, что в правящих кругах России шла борьба группировок.
      Вряд ли можно сомневаться, что вступление Швеции в войну против Речи Посполитой не было изолированным явлением. Известно, что могущественные литовские магнаты Радзивиллы перешли на сторону Карла X Густава добровольно. А это произошло тогда, когда значительная часть Литвы с ее столицей уже была занята русскими войсками. В Польше также были силы, делавшие ставку на шведского короля, союз с которым рисовался выходом из сложившегося положения – сначала щит против России, а затем и союзник в борьбе с ней. В любом случае позиция России была невыгодной, что и не замедлило сказаться на театре военных действий. Если правительству Алексея Михайловича удалось избежать войны против коалиции Речи Посполитой и Швеции, то сразиться порознь с этими державами пришлось.
      В обрисованном раскладе политических сил мы намеренно пока не рассматривали одну из важнейших составляющих тогдашней международной конъюнктуры – Украину. Сейчас можно достаточно уверенно говорить, что «малороссийский вопрос» занимал едва ли не ведущее место во внешнеполитической жизни России.
      После принятия Украины в подданство России Земским собором, а затем Переяславской радой 8 января 1654 года Москву посетило посольство от Богдана Хмельницкого. Были приняты так называемые «мартовские статьи», которые уточняли условия подданства, порядок управления Украиной, имевшей тогда автономное положение. Гетман располагал довольно широкими полномочиями, хотя было признано; что сношения с другими государствами он будет осуществлять по согласованию с Москвой. Это в дальнейшем обеспечило постоянные контакты посланцев Хмельницкого с царскими властями на всех уровнях. Последующая практика подтвердила, что во многих вопросах, несмотря на некоторые порой трения, Россия и Украина при Богдане Хмельницком проводили согласованную политику. Иной раз внешняя сторона дела для историков затмевала глубинный смысл происходившего. Не было недостатка в критике «непоследовательности» гетмана и «жесткости» московской линии. При более основательном изучении проблемы картина предстает в ином свете. Оказывается, военно-дипломатические шаги со стороны царя и гетманской власти были куда более скоординированными, чем можно было думать. Хмельницкий остался до своей кончины верным принятым на себя обязательствам, а правительство России с его помощью решало важные вопросы в интересах обоих народов. Между прочим, Б. Хмельницкий был посредником в переговорах придунайских княжеств Молдавии и Валахии (вассалов Турции) о переходе в российское подданство. В 1656 году прибывшие в Москву послы молдавского господаря Стефана привезли Алексею Михайловичу грамоту с просьбой о подданстве. Положительный ответ был дан в царском послании господарю от 29 мая 1656 года. Но осуществление на практике состоявшегося договора натолкнулось на серьезнейшие препятствия внешнего порядка. Османская империя и Крымское ханство стояли на пути, да и северный сосед – Речь Посполитая – имел свои виды на придунайские княжества. Не встречало поддержки такое развитие событий и у Империи. Последняя приложила усилия к тому, чтобы примирить Россию и Речь Посполитую, не позволив окончательно сломить католическую шляхетскую республику. Посол Империи Алегретти сумел сделать все от него зависящее, чтобы перемирие в Вильно было заключено и военные действия прекратились.
      Во всех хитросплетениях дипломатической борьбы Россия, вероятно, допустила тогда один изрядный промах: она начала войну против Швеции, не получив от Речи Посполитой официального признания территориальных завоеваний, то есть воссоединения Украины и Белоруссии, возвращения Смоленской земли. Это обстоятельство развязало руки Яну Казимиру в дальнейшем. Когда фактически прекратились боевые действия русских войск против Швеции, а переговоры о мире уже начались со шведской стороной, Речь Посполитая вдруг активизировалась. Ее войска повели наступление в Белоруссии, началось их продвижение в Литве. Осаде подвергся русский гарнизон в Вильно. Правда, князь Ю. Долгорукий нанес противнику серьезное поражение и пленил гетмана Гонсевского.
      Осложнилась обстановка на Украине после смерти в 1675 году верного последователя воссоединения – гетмана Богдана Хмельницкого. Ему не оказалось достойной замены. Старшинская верхушка проявляла колебания в своей политической ориентации. Пробившийся к власти Иван Выговский вскоре выдал свои тайные замыслы, перейдя на сторону Речи Посполитой.
      Чрезвычайно осложняла обстановку позиция Крымского ханства. На первых порах освободительной войны Украины и Белоруссии Хмельницкому удалось заручиться военной поддержкой Крыма. Тяжким был этот вынужденный союз для Украины, но другого выбора у гетмана тогда не было. Не раз войска хана и его подручных вели себя вероломно, так случилось в битвах при Зборове и особенно под Берестечком (1651 год). Пока Украина боролась против Речи Посполитой без признания себя в русском подданстве, крымско-украинский союз кое-как существовал. Но стоило Хмельницкому признать над Украиной верховенство России, Крымское ханство отказалось от военного союза с гетманом и перешло к враждебным действиям против непокорного края и поддержавшей его России. Более того, хан договорился с Яном Казимиром о совместной антиукраинской и антимосковской борьбе. Если какой урок и вынесла Россия из предыдущих военных конфликтов, так это нежелательность вооруженного противостояния одновременно на западе и на юге. И все же складывающаяся обстановка заставляла пойти на это. Усилия русской дипломатии при поддержке гетманской стороны не дали нужного результата. Россия вошла в полосу непредсказуемых обстоятельств. Измена И. Выговского внесла смуту на украинские земли, затруднив там положение сторонников Москвы.
      В апреле 1659 года у города Конотопа разыгралось сражение между казаками И. Выговского и ордой крымского хана с одной стороны, и русскими войсками князя Трубецкого с другой. Изобразив отступление, противник заманил русскую конницу под началом двух воевод в засаду и окружил рать. С большим уроном битва была проиграна. Несколько тысяч пленных резали как баранов, выведя на открытое поле. Трубецкому удалось вывести основные силы из Конотопа и перевести их в Путивль. Многократные атаки преследователей были отражены благодаря сильному артиллерийскому заслону русских.
      Известие о Конотопском побоище вызвало немалую тревогу в Москве. По царскому указу москвичей вывели на постройку земляных укреплений, опасаясь неприятельского прихода. Алексей Михайлович появился на людях в траурном «печальном» одеянии. Но случилось так, что хан, узнав о действиях запорожцев против Крыма, повернул назад. «Чинили промысел» над Крымом в это время и донские казаки. Выговскому ничего не оставалось делать, как отказаться от дальнейших активных действий в одиночку. Настроение казачества и всего народа было не в пользу преступившего клятву гетмана. Вскоре его лишили гетманских «клейнодов», и рада выбрала нового гетмана – сына Богдана Хмельницкого Юрия, который присягнул на верность Алексею Михайловичу. Речь шла о всей Украине – Левобережной и Правобережной. Польский военачальник А. Потоцкий,не без огорчения извещал короля, что население Украины поддерживает Москву. Выговский с семьей был выдан царским воеводам и отправлен в сибирскую ссылку. Князь А.Н. Трубецкой в какой-то мере сумел отплатить за конотопский позор. Его войска нанесли поражение неприятелю у Быхова. Город был взят. Царь отблагодарил воеводу. Ему вручили шубу в триста шестьдесят рублей, массивный драгоценный кубок, двести рублей придачи к жалованью и передали родовой город Трубчевск в вотчину. На одном из приемов в адрес Трубецкого по царскому велению произнесли речь, в которой отмечалось, что он «оборонной рукой» отбился от противника, заставив его понести большие потери.
      Поистине «черными» стали для России 1660 и 1661 годы, когда посыпались военные неудачи. Большая армия В.Б. Шереметева, измотанная предыдущими боями с польско-татарским войском, подступила к городу Чудново. Противник опередил русских и занял выгодную позицию на замковой горе. Шедшие на соединение, с Шереметевым казаки Юрия Хмельницкого получили ложные известия о разгроме русских. Ю. Хмельницкий, о котором тот же Шереметев отозвался как-то в очень нелестном духе («этому гетманишке надобно было бы гусей пасти, а не гетманствовать»), вступил в переговоры с польско-татарскими начальниками. Русский лагерь подвергался постоянному обстрелу из пушек, кончились запасы пороха и свинца, ратники голодали, в пищу пошли палые лошади. Принявший присягу королю Ю. Хмельницкий призвал казаков из стана Шереметева покинуть его. Русское войско оказалось в отчаянном положении. Двадцать третьего октября 1660 года Шереметев пошел на переговоры. Пришлось принять жесткие условия неприятеля о капитуляции. Самого Шереметева татары увели в Крым, надеясь получить за него богатый выкуп. Самое боеспособное войско России выбыло из игры.
      Чудновская катастрофа вызвала в Москве огромное беспокойство. Как и год назад, опасались продвижения неприятеля к столице – путь был почти открыт. К тому времени дурные вести поступили и из белорусско-литовских краев. Там потерпело поражение войско боярина И.А. Хованского. После упорной осады Ян Казимир взял Вильно, в его руки перешли многие города. Не исключалось, что и с этой стороны можно ждать угрозы Москве. Не было уверенности в надежности перемирия со Швецией: помнили внезапное нападение шведских войск на Речь Посполитую в 1655 году. В столице поговаривали и о возможном отъезде Алексея Михайловича в Ярославль или Нижний Новгород. «Дневальная записка» за это время не отмечает каких-либо отклонений от заведенного при дворе порядка.
      Царя серьезно тревожил вопрос о реакции на военные поражения России в других странах. По распоряжению государя было написано изложение событий в истолковании русской стороны. Указывалось на предыдущие победы русского оружия, изобличалась тактика затягивания мирных переговоров комиссарами Речи Посполитой, использованная для усиления войск и их развертывания против России. Не обойдено было и предательство Ю. Хмельницкого, а также осуждался крымский хан за содержание В.Б.Шереметева в тюрьме. Этот материал был отправлен в Любек русскому агенту для публикации в газетах и рассылки в окрестные государства. В сопроводительной царской грамоте говорилось: «Как к тебе ся наша грамота придет, а авизы (это слово знали в России еще до Петра. – А.П.)печатные в немецких государствах и в иных городех о побоее… воеводы Василия Борисовича Шереметева с товарищи и наших… ратных людей их полков учнут выходить, и ты б те авизы покупал и после тех авиз велел напечатать авизы другие по образцовому письму, каково тебе послано под сею… грамотою». Само это действие русского монарха свидетельствовало о заинтересованности в том, чтобы за рубежом существовало благоприятное мнение о его стране. В свою очередь, здесь нельзя не отметить понимания государственных задач, вполне соответствующих эпохе.
      Мирные предложения России были отвергнуты в Варшаве. Там не хотели и слышать о переговорах иначе как на условиях унизительного для России Поляновского мира, то есть полного отказа от всех приобретений, включая Смоленск. На это царь пойти не мог, и война продолжалась, хотя обе стороны изрядно обескровили друг друга и с трудом продолжали ее. По-прежнему основные события развертывались на Украине, где происходили почти постоянные столкновения между сторонниками и противниками Москвы. Обнаружились немалые противоречия казачества и городского мещанства. Да и в среде казачества существовали разные группировки, ориентация которых была нередко весьма переменчивой. Военная обстановка накладывала свой отпечаток, и состояние между молотом и наковальней – тем более. Противоборствующие стороны в равной мере допускали одну ошибку, имея дело с Украиной: они ее видели прежде всего как объект борьбы и властвования, а не субъект собственного исторического бытия. А это, в свою очередь, еще туже затягивало узел трудностей и противоречий, разговор шел порой на разных языках. Но одно обстоятельство из всех драматических событий той поры в связи с Украиной вырисовывалось с достаточной рельефностью, хотя его не все принимали и понимали. Жизнь показывала, что Украине собственными силами из водоворота событий выйти невозможно. Отсюда частые метания тех или иных значительных лиц из казацкого лагеря то в одну, то в другую сторону. Между тем и в Варшаве и в Москве воспринимали все это лишь сквозь призму «измены» и склонны были объяснять происходящее своеволием и непостоянством казаков. Подобный взгляд проник и на страницы солидных исторических сочинений. Так, В.О. Ключевский счел возможным в следующих словах оценить роль казаков и их вождей в то бурное время: «Истый представитель своего казачества, привыкшего служить на все четыре стороны, Богдан (Хмельницкий. – А.П.)перебывал слугой или союзником, а подчас и предателем всех соседних владетелей, и короля польского, и царя московского, и хана крымского, и султана турецкого, и господаря молдавского, и князя трансильванского и кончил замыслом стать вольным удельным князем малороссийским при польско-шведском короле, которым хотелось быть Карлу Х. Конечно, нельзя отрицать того факта, что казачество как воеобразный социальный слой (особенно вольное запорожское) не могло обходиться без грабежа, который доставлял средства для существования. И все же в конечном счете оно проявляло чувство своей родины и хотело ей свободного житья. По мере развития конфликта между Речью Посполитой и Россией из-за Украины все явственней выступала на историческую арену роль южных соседей – Крымского ханства и Османской империи. Оба эти государства заявили свои претензии на Украину и включились в конфликт. Турция заявила себя в этом отношении позже Крыма, но зато и угроза с ее стороны для других участников была наивысшей. Пока шло соперничество между гетманами варшавской и московской ориентации, выдвинулся деятель украинского казачества, считавший целесообразным признать власть турецкого султана. Им был Петр Дорофеевич Дорошенко. Свою позицию он откровенно выразил в 1666 году. К той поре Украина являла собой страшное зрелище – результат бесконечных распрей и военных походов, в том числе неизменно грабительских нашествий крымских татар. Тысячи и тысячи людей угонялись в рабство. Особенно пострадало Правобережье. Относительно благополучным было положение Левобережья, где русская сторона стремилась наладить мирную жизнь и пресекать вторжения с правого берега Днепра и с юга. Состояние Правобережья было метко названо современниками «руиной».
      Для людей того времени независимо от их настроений разница в положении двух частей Украины объективно была в пользу Москвы. Антимосковски настроенный гетман Правобережья Павел Тетеря признавался в письме польскому королю (1664 год), что «…вся Украина решила умереть за имя царя московского». Кошевой атаман Запорожья Иван Сирко уверял Алексея Михайловича, что все города от Днестра до Днепра хотят «держатися под крепкою рукою вашего Царского величества, доколе души их в телесах будут». Население не раз просило, чтобы царь прислал на Украину своих воевод. При всех недостатках этой формы правления, которую на своем опыте познали русские люди, введение воеводской власти было признаком хоть какого-то порядка во всеобщем беспорядке. Воевод то изгоняли, то настаивали на их возвращении. Характерно в этом плане письмо нежинского писаря Филиппа Константинова находившемуся в Москве представителю мещан города и крестьян: «Припадайте к степени ног престола государева, чтобы кроме власти государевой ни едина власть власти не имела над нами… в противном случае жизнь наша будет хуже каторжной». Можно понять поэтому, что даже после заключения Андрусовского перемирия, по которому Правобережье осталось за Речью Посполитой, украинский вопрос полного разрешения не получил.
      Последующие военные действия протекали с переменным успехом. Намерение Яна Казимира перенести войну на Левобережье Днепра на первых порах осуществлялось небезуспешно. Польско-литовско-татарское войско заняло несколько городов. Однако под Глуховом король потерпел неудачу и отвел поредевшую рать за Десну, а потом и за Днепр. Не получилась и операция близ Киева и Белой Церкви. Чтобы усмирить поддавшиеся Москве правобережные полки, противник прибег к уничтожению урожая на полях. Татарские загоны мешали русским отрядам сосредоточиться и соединиться с запорожцами. От царя поступали грамоты гетману И. Брюховецкому о лучшей организации совместных действий и налаживании снабжения служилых людей, которые нередко оставались без продовольствия. Удачные действия произвели у Перекопа донские казаки и калмыки. Недалеко от Умани воевода Г. Касогов вместе с казаками разбил прославленного польского полководца Чарнецкого. Но русские силы на Украине были невелики, почему гетман Брюховецкий и просил Алексея Михайловича прислать подмогу. Он писал со своими посланцами, прибывшими в Москву в январе 1665 года, что Украина в тяжком положении. Она – «преддверие Великой России. Если государь потеряет ее, не приславши… ратных людей, тогда неизбежная в Российской земле война будет». Гетман также уведомил царя о разгроме в Полесье польских полков и о других успешных действиях. В «дневальных записках» Приказа Тайных дел за 60-е годы XVII века достаточно часто мелькают сообщения о приеме и отпуске посланцев с Украины. Среди них был и гетман Иван Мартынович Брюховецкий, который удостоился необычной чести. Ему на приеме было «сказано» боярство в знаменательный праздник 22 октября 1665 года после крестного хода с образом Казанской Богоматери. Будучи в Москве, свежеиспеченный боярин женился на русской дворянке. Правда, на родине все это ему не прибавило веса в глазах населения.
      В течение 1665 года военные действия между Россией и Речью Посполитой почти прекратились, но переговоры о перемирии не шли на лад. Каждая из сторон стояла на своем, и территориальный спор никак не мог найти разрешения. Король Ян Казимир пытался добиться соблюдения условий, на которые Алексей Михайлович пойти не мог (отказ от всех завоеваний России на Украине, в западнорусских землях и в Белоруссии). Показавший себя в качестве умелого дипломата А.Л. Ордин-Нащокин, в то время уже думный дворянин, усиленно уговаривал царя пойти на уступки Речи Посполитой и поскорее заключить с ней мирное соглашение. В одном из писем Алексею Михайловичу он развернул доводы в пользу своей позиции. Не скрывая антишведских настроений, он ссылался на возможности в дальнейшем усилить связи с дунайскими княжествами, которые после заключения договора с Яном Казимиром «пристанут к союзным государствам и отлучатся от турка». Одновременно Ордин-Нащокин давал знать государю, что в Швеции продолжаются антимосковские козни. Они выражались и в том, что там «составляют злые вести, в Стокгольме печатают и во весь свет рассылают, унижая Московское государство». Оскорбительное содержание шведских известий усматривалось в том, что расписывалась слабость России, недостаток у нее войск, значительная часть которых занята подавлением восстаний внутри государства, включая движение в Башкирии. Ордин-Нащокин подозревал в этом шведского резидента в Москве. Под воздействием такого рода известий польская сторона занимает жесткую позицию. Ордин-Нащокин был склонен пожертвовать Украиной, считая казачество опасной для России силой, лишь бы договориться с Яном Казимиром. Отвечая Ордину-Нащокину, Алексей Михайлович со многим согласился, но относительно судьбы Украины был непримирим. Он наставлял своего дипломата, чтобы тот старался на переговорах отстаивать права России на обе стороны Днепра, однако не исключал и некоторого компромисса: «Иди с миром царским путем средним… не уклоняйся ни на десную, ни на шую, Господь с тобой». Последующая секретная инструкция послам предельной чертой уступок предусматривала Днепр, но лишь после конечной неудачи исходного тезиса о полном присоединении Украины. Царь болезненно воспринимал возможные отступления России по территориальному вопросу, считая себя ответственным перед Богом за православное население этого края.