Кто же убил Джона Кеннеди

      - Будь ты проклят, Сэм! - орал он в трубку. - Что это за чертовщину ты бормочешь? Я специально вернулся домой, чтобы отсюда серьезно поговорить с тобой, а ты мне подбрасываешь сволочные, ужасные и глупые шуточки вроде этой. Ты всегда отпускаешь свои вшивые гадкие шутки по всякому поводу...
      Он продолжал орать еще минут двадцать, распаляясь все больше и больше.
      Я так и ждал, что он в конце концов швырнет трубку. Но он не сделал этого.
      Под конец разговора он сказал усталым и каким-то отчаявшимся голосом:
      "Я позвоню тебе как-нибудь в другой раз".
      Линдон Джонсон больше никогда не касался в беседах с братом этого их разговора...
      4.
      ОСВАЛЬД, РУБИ И ДРУГИЕ
      Это событие произошло на третий день нового 1967 года.
      Самая первая телеграмма ТАСС о нем, как и положено в солидном телеграфном агентстве, была предельно краткой.
      Вот она: "Нью-Йорк, 3 января (ТАСС). Джек Руби, застреливший Ли Харви Освальда, обвиненного в убийстве президента Кеннеди, скончался сегодня (в 16.30 по Гринвичу) от рака в Далласе. Об этом сообщила администрация Парклендского госпиталя, где Руби находился на лечении".
      Сообщение американского агентства Ассошиэйтед Пресс отличалось легковесностью и, пожалуй, не очень-то уместным оптимизмом. Вот оно:
      "Нью-Йорк. Корреспондентка АП Пегги Симпсон передает из Далласа:
      Утром 3 января Джек Руби проснулся веселым и голодным. Через несколько часов из-за большого тромба у него нарушилось дыхание и он скончался.
      Официальной причиной смерти, последовавшей в 10 час. 30 мин.
      утра (но местному времени), явилось "расстройство дыхания". Один из присутствовавших при вскрытии сказал, что образовавшийся в ноге Руби тромб закупорил артерию, а затем оторвался и попал в легкое.
      Вечером 2 января Руби стало трудно дышать и его поместили в кислородную палатку. Ему стало лучше и он спокойно заснул. Утром 3 января Руби "был веселым", принял душ и заказал на завтрак яйца, сказал д-р Юджин Френкел.
      Через час последовал, как заявил Френкел, острый приступ, и Руби уже не реагировал ни на кислород, ни на массаж сердца".
      Если бы только все обстояло так просто и с .этой смертью, как старалась уверить мир Пегги Симпсон!..
      Оба сообщения - наше и американское - лежали передо мной (я уже работал в Москве), только что сорванные с редакционных телетайпов, я читал их снова и снова и память вернула меня назад в Вашингтон, в тот самый день, когда имя безвестного далласского кабатчика Джека Руби, прогремев на весь мир, оказалось в зловещей и таинственной связи с именами Джона Фитцджеральда Кеннеди и Ли Харви Освальда.
      ...Воскресным утром 24 ноября 1063 года в пресс-отделе Белого дома находилось гораздо меньше журналистов, чем в минувшие двое суток: похороны Джона Кеннеди были назначены на следующий день, а сегодня в полдень тело убитого президента должны были перевезти в здание Конгресса для торжественной церемонии прощания с ним.
      Весь день в Вашингтон прибывали для участия в похоронах высокопоставленные представители иностранных государств со всего света, и многие из нас отправились их встречать.
      Я появился в пресс-отделе около одиннадцати часов утра, чтобы попасть на утреннюю встречу пресс-секретаря президента Пьера Сэлинджера с корреспондентами. Здесь могли быть важные новости: ведь Белый дом до сих пор не сделал ни одного заявления об убийстве Джона Кеннеди, а сообщения из Далласа продолжали распространять "улики" против Освальда. Увы, ничего нового и эта встреча с пресс-секретарем нам не дала: теперешний хозяин Белого дома предпочитал публично отмалчиваться, предоставляя властям и полиции Далласа возможность действовать так, как они действовали до сих пор.
      После встречи с пресс-секретарем я еще остался в Белом доме, обсуждая с коллегами, какой же будет при новом президенте политика Соединенных Штатов во Вьетнаме, в вопросе о гражданских правах американских негров и т. д. Об убийстве Джона Кеннеди или об Освальде разговора почти не было. Один из корреспондентов агентства Франс Пресс начал было уверять, что, как он слышал, ФБР "вот-вот все-таки добьется полного контроля над далласским следствием, а Освальда, может быть, даже переведут в Вашингтон". Никто из нас ничего подобного не слышал, но подвергать сомнению эту новость не стал: она казалась вполне логичной.
      И вдруг в пресс-холл из приемной Пьера Сэлинджера с возгласом "Включите телевизор... там... опять..." вбежала одна из секретарш пресс-отдела.
      Телевизор был мгновенно включен и мы увидели то же, что уже видела почти вся Америка и вскоре увидел весь мир: как застрелили Освальда. Вслед за этим из Далласа пришла "молния": убийца - некий Джек Руби, владелец ночных клубов "Карусель" и "Вегас".
      Когда минут через двадцать телевидение повторно показало сцену убийства Освальда, прессхолл уже снова был набит журналистами и служащими Белого дома. Стоявший рядом со мной агент президентской охраны, как бы размышляя вслух, сказал при мне:
      "Почему, когда они вели его к машине, никто не прикрывал его спереди?"
      "А-а, заткнись, умник! Вы, что ли, делали там все как положено?" огрызнулся тот, к кому обращался охранник.
      Очередные "молнии" телеграфных агентств из Далласа сообщали: Руби после ареста заявил полицейским: "Я сделал это, движимый чувством глубокой ответственности перед миссис Жаклин Кеннеди... Я сделал это, чтобы избавить ее от мучительно долгого и публичного судебного процесса".
      - Ах, сукин сын, он еще, оказывается, и наш благодетель, - проговорил Мерриман Смит, читавший вместе со мной эти "молнии" в пресс-отделе Белого дома.
      - Какое презрение к умственным способностям человечества! - откликнулся корреспондент агентства Рейтер.
      - Что они, с ума сошли, прерывать передачу о подготовке к похоронам президента паршивым гангстерским боевиком! - воскликнул, увидев на экране телевизора убийство Освальда, один из помощников нового президента Джордж Риди. Он не сразу сообразил, что Голливуд тут ни при чем, свои гангстерские нравы и законы на этот раз демонстрировал Даллас.
      Как стало потом известно, в это время Председатель Верховного суда Соединенных Штатов Эрл Уоррен у себя дома заканчивал писать речь, которую ему предстояло сказать в Капитолии над гробом Джона Кеннеди. Уоррен не видел прямой передачи из Далласа, и когда его дочь Дороти вбежала в кабинет со словами: "Они только что застрелили Освальда", будущий глава комиссии по расследованию убийства Джона Кеннеди, которой история присвоила его имя, недовольный тем, что его оторвали от важного дела, ответил: "Дорогая, пожалуйста, не обращай внимания на всякие дикие слухи!".
      Председатель Объединенного комитета начальников штабов США генерал Максуэлл Тэйлор, находившийся в это время в Белом доме, позднее, вспоминая о своей первой реакции на выстрел Джека Руби, рассказывал: "Я был уверен: сразу же возникнет подозрение, что убийство Освальда предприняли для того, чтобы что-то скрыть".
      Форрест Соррелс, главный агент ФБР в Далласе, участвовавший в следствии по делу Освальда, в разговоре по телефону с агентом президентской охраны Джерри Бенном на реплику Бенна: "Это - заговор", не задумываясь, ответил:
      "Конечно". У Соррелса, пожалуй, с самых первых минут после выстрела Руби было больше оснований быть уверенным в этом, чем у кого бы то ни было.
      Ведь он своими глазами видел сцену, очень похожую на стремление добить Освальда уже после выстрела Руби, добить на тот случай, если пули, выпущенной в упор в верхнюю часть живота Освальда, оказалось бы недостаточно.
      Дело было так: после выстрела одни полицейские схватили Руби. Другие, подняв Освальда с бетонного пола гаража в подвале здания городской полиции Далласа, где все это происходило, внесли его в одну из комнат нижнего этажа и положили там в ожидании прибытия "скорой помощи". О новом убийстве сообщили Соррелсу, находившемуся наверху в кабинете начальника полиции Джесса Керри. Оба они помчались вниз. Войдя в помещение, где без сознания лежал Освальд, Соррелс увидел, что какой-то человек, наклонившись над Освальдом, мял его живот.
      То же самое видел другой агент секретной службы Томас Келли, только ему показалось, что человек этот держит в руках стетоскоп. Джесс Керри тоже видел все это, попозднее, на вопрос Соррелса, кто манипулировал над Освальдом, коротко ответил: "один наш сыщик", и ничего больше не сказал.
      Да и Соррелс, судя по всему, больше ничего не спрашивал. Мять живот, пусть под предлогом искусственного дыхания, значило катастрофически расширять внутреннее кровоизлияние у Освальда, уже вызванное пулей Руби. Можно, конечно, сослаться на то, что анонимный сыщик не знал, что делал. Однако поверить этому трудно, ибо американские полицейские (как и пожарные) в массе своей проходят не только курс медицинской первой помощи с упором на первую помощь при огнестрельных ранах, но даже обучаются... принимать роды!
      Да, у Ли Харви Освальда не было шансов выжить!..
      Все эти факты мы, конечно же, узнали через несколько недель, как и разговор между далласским полицейским Джеймсом Ливеллом и Освальдом, когда последний был выведен из камеры для перевозки в тюрьму. К левой руке Ливелла была прикована с помощью наручников правая рука Освальда. Перед тем как оба они сели в лифт, спустивший их в подвал, где их ждали корреспонденты, автомашина и Джек Руби, Ливелл сказал своему "подопечному":
      "Если в тебя кто-то станет стрелять, у меня одна надежда, что они будут такими же хорошими стрелками, каким оказался ты". По словам Ливелла, Освальд на это возразил:
      "Никто в меня не станет стрелять".
      Примерно так же думал и сотрудник приемного покоя Парклендского госпиталя Джилл Помрой, за двадцать минут до выстрелов Руби предупредивший медицинскую сестру госпиталя Берту Лозано, что нужно быть готовым к новым чрезвычайным происшествиям в районе полицейского управления города. И действительно, когда Освальда привезли в этот госпиталь, его уже ждала дежурная хирургическая бригада.
      Операция, как известно, ничего не дала: пациент скончался, так и не приходя в сознание. Если пуля "благотворителя" Джека Руби и "недоделала" свое дело, ей помог в этом тот, кого Джесс Керри назвал "одним нашим сыщиком".
      И хотя все это стало известным позднее, тогда, сразу после полудня 24 ноября 1963 года, и мне и многим другим моим иностранным и американским коллегам уже было ясно: с версией о "коммунистическом заговоре" или просто о "марксисте Освальде" было покончено и покончил с ней не кто иной, как Джек Руби. Такой вывод делался в разговорах. В статьях же многие утверждали другое. Вот типичный пример. В газете "Вашингтон пост" появилась статья Чалмерса Робертса, в которой он, хоть и называл новое убийство в Далласе "пятном для всего американского правосудия", писал:
      "Конечно, болезнь Далласа - его ультраправый фанатизм, однако президент, как кажется, был убит ультралевым фанатиком".
      А пятно на американском правосудии тем временем становилось все жирнее и жирнее. 27 ноября корреспондент Юнайтед Пресс Интернэшнл, ссылаясь на рассказ тюремщика Джека Руби, некоего Е. Л. Холмана, сообщал:
      "Руби позволили позвонить из тюрьмы по телефону бармену клуба "Карусель" Эндрю Амстронгу и своему приятелю Сесилю Хемлину. Амстронг в ответ на вопрос Руби: "как дела в "Карусели"?" ответил,что "бизнес идет туговато" и что никто из посетителей "не говорит ничего ни о нем самом, ни об убитом им Освальде". Сесиль Хемлин на вопрос Руби, как отнеслись друзья к тому, что он сделал, заверил Руби: "Друзья на вас совсем не сердятся".
      В заключение корреспондент ЮПИ сообщил, что уже на второй день после ареста Руби, плотно позавтракав, засел за ответы на 100 писем, которые пришли в тюрьму на его имя.
      Насколько мне известно, это было, пожалуй, одно из последних сообщений, в котором цитировались слова самого Джека Руби. В дальнейшем, вплоть до самого суда над ним, газеты писали все больше о разных юридических казуистических перипетиях подготовки судебного процесса.
      В общем (случайно или нет, судить не берусь), но о деле Руби писалось так и такое, что чем больше вы читали все это, тем неинтересней вам становилось.
      И вот 17 февраля 1964 года в Далласе открылся процесс над Руби.
      Председательствовал на нем судья Джо Браун, который, как выяснилось, в 1959 году давал Руби рекомендацию, необходимую для принятия его в члены торговой палаты Далласа. Свыше двух недель у суда ушло на формирование состава присяжных. Собственно же судебный процесс продолжался семь дней.
      Самому Руби на нем позволили сказать всего четыре слова в ответ на вопрос судьи, признает ли он себя виновным. "Не признаю, ваша честь", ответил подсудимый.
      Все остальные миллионы слов говорились прокурором и адвокатами Руби.
      Спор шел по сути дела лишь об одном: вменяем ли был подсудимый, когда убивал Освальда, или нет. Найдя, что подсудимый был вменяем, суд приговорил его к смертной казни. Руби и на это ничего не сказал.
      Вопрос же о возможных связях Руби с Освальдом, о возможности существования заговора на суде фактически не только не расследовался, но даже не затрагивался вообще!
      О Фемида, столь многократно воспетая американская Фемида! На судебном процессе в Далласе местные жрецы твои не только удалили с твоих глаз повязку. Они вырвали у тебя из рук и другой полагающийся тебе по древней легенде символ беспристрастности - весы. И обезоружив тебя таким образом, далласские жрецы твои, как могли, глумились и над тобой и над истиной.
      Они просто не желали заниматься ничем, что не относилось к психике Джека Руби. А фактов (и каких!), показывающих, что Руби имел самое прямое отношение к убийству не только Освальда, но и самого Джона Кеннеди, обнаруживалось все больше и больше. Корреспондент нью-йоркской "Дейли ньюс" при Белом доме Сет Кантор вместе с другими журналистами освещал поездку Джона Кеннеди в Техас. Когда он добрался до Парклендского госпиталя, где врачи тщетно пытались спасти застреленного президента, то встретил там... Джека Руби. И не просто встретил: Джек Руби дернул Кантора за пиджак и спросил: "Должен ли я закрыть мои заведения на следующие гри дня, как вы думаете?" Кантор не понял вопроса и потому, ошарашенно посмотрев на Руби, прошел мимо - ведь он торопился узнать, что с президентом. Сет Кантор не мог обознаться: он знал Руби до этой поездки в Даллас!
      Кантор, после убийства Освальда, принялся рассказывать о своей встрече с Руби всем, кто хотел его слушать, написал об этом статью. Но жрецам американской Фемиды это было неинтересно. Во время суда над Руби эти показания вообще не фигурировали, как не фигурировали показания и другой свидетельницы - жительницы Далласа Вилмы Трайс, которая также утверждала, что она видела Джека Руби в Парклендском госпитале, после того как туда доставили застреленного президента.
      Да что там далласские жрецы! Забегая вперед, скажу, что то же самое равнодушие и Кантор и Вилма Трайс обнаружили и у жрецов правосудия вашингтонских. Следователи комиссии Уоррена внимательно выслушали их обоих и... "Опровержению" (без единого четко доказанного факта!) того, что видел в Парклендском госпитале Сет Кантор, в основном докладе комиссии Уоррена посвящено несколько абзацев. Какое это "опровержение", судите сами: в докладе категорически утверждается лишь одно: "По всей вероятности, Кантор не видел Руби в больнице Паркленд..."
      Показания же Вилмы Трайс упоминаются там мимоходом, даже без ссылки на нее, а анонимно - "одна женщина".
      И все. Помните, как Джесс Керри сказал о человеке, мявшем живот раненого Освальда, - "один сыщик".
      Теперь комиссия Уоррена назвала важного свидетеля "одной женщиной".
      О жалкая, беспомощная, проституированная американская Фемида!..
      Довольно, может сказать читатель. Разве не очевиден весь этот балаган?!
      И все-таки автор просит набраться еще чуть-чуть терпения.
      Другой американский журналист - Виктор Ф. Робертсон - г .жазал комиссии: Джек Руби находился в полицейском управлении Далласа после того, как туда привезли арестованного Освальда и... пытался проникнуть в помещение, где допрашивали Освальда, но был остановлен полицейским, стоявшим в дверях. Подтвердил это и полицейский детектив Ричард М. Симе.
      Подтвердил и сообщил еще одну деталь: Руби пытался сделать это под предлогом, что он несет туда бутерброды!
      Уже после полуночи Джек Руби превратился из "буфетчика" в "журналиста".
      Когда окружной прокурор Далласа Генри Уэйд вывел Освальда к журналистам, Руби присутствовал и там. На лацкане его пиджака красовался значок со словом "пресса". Больше того, когда Генри Уэйд, отвечая корреспондентам, назвал "Комитет на освобождение Кубы", организацию, к которой якобы принадлежал Освальд, Джек Руби вмешался и громко поправил прокурора: не "Комитет за освобождение Кубы", а "Комитет за справедливую политику по отношению к Кубе".
      Почему вмешался Руби? Да потому, что "Комитет за освобождение Кубы" был организацией кубинских контрреволюционеров, пользовавшейся поддержкой Центрального разведывательного управления США и существовавший на деньги американского правительства. Связать Освальда с этой "конторой", значило тут же похоронить миф о "марксистском убийце-прокастровце". Вот ведь от какой жуткой ошибки спас далласского окружного прокурора "скромный, не вмешивающийся в политику, психически неуравновешенный" кабатчик Джек Руби!
      Но и это еще не вся (далеко не вся!) правда о подлинной роли Руби в далласской истории.
      ...22 ноября 1963 года, за час с небольшим до выстрелов в Джона Кеннеди, жительница Далласа Джулия Энн Мерсер ехала на своем автомобиле по той самой Элм-стрит, где и произошло убийство президента. Джулия Энн остановилась в конце Элм-стрит перед тем местом, где улица ныряла под железнодорожный виадук - впереди была самая обычная автомобильная пробка.
      Справа от Джулии Энн находилась та самая покрытая травой и обсаженная редкими деревьями насыпь, с которой, по последующим утверждениям множества свидетелей, раздались выстрелы по президентской автомашине. По соседству с ее машиной Джулия Энн увидела зеленый грузовичок типа "пикап", остановившийся у насыпи. Из грузовичка вышел молодой человек, державший в руках длинный сверток из коричневой бумаги. Джулия Энн четко увидела, по очертаниям свертка, что в нем находится винтовка. Молодой человек с винтовкой поднялся вверх по насыпи к железнодорожному виадуку. Джулия Энн, как и все далласцы, знавшая, что через час здесь поедет президент, внимательно посмотрела на водителя зеленого "пикапа". Посмотрел на нее, в свою очередь, и водитель. Тут пробка рассосалась, Джулия Энн включила скорость и поехала по своим делам.
      Узнав о том, что произошло на Элм-стрит час с небольшим спустя, Джулия Энн Мерсер заявила властям обо всем, что видела. В субботу 23 ноября 1963 года (напомню:
      Джек Руби стрелял в Освальда в воскресенье 24 ноября)
      Джулию Энн допрашивали агенты Федерального бюро расследований. Они показали ей целую дюжину фотографий разных мужчин и спросили, нет ли среди них водителя того зеленого "пикапа". Джулия Энн выбрала одну фотографию и сказала: "Вот он!" Тогда кто-то из агентов взял эту фотографию, чтобы посмотреть на нее, и Джулия Энн увидела обратную сторону снимка. На ней было написано всего два слова: "Джек Руби". Но Джулии Энн Мерсер это имя тогда еще ничего не говорило.
      Спросив ее, не похож ли тот молодой человек с винтовкой на Ли Харви Освальда, и услышав в ответ твердое "нет", агенты ФБР отпустили Джулию Энн с миром.
      На следующий день Джулия Энн увидела по телевидению, как знакомый ей водитель зеленого "пикапа" застрелил Ли Харви Освальда! Увидела и сразу крикнула находившимся рядом членам ее семьи, что это тот самый человек, о ком она говорила агентам ФБР накануне.
      Если бы миссис Мерсер знала (как теперь знаем и мы), что Джек Руби все эти дни открыто и нахально вертелся на глазах у далласской полиции и агентов ФБР, она, по меньшей мере, удивилась бы тому, что происходит. Но Джулия Энн Мерсер не знала тогда ни этого, ни того, что стало с ее показаниями агентам Федерального бюро расследований. И если бы она узнала об этом до того, как два года спустя ее разыскал новоорлеанский прокурор Джим Гаррисон, то, пожалуй, могла бы не рассказать ему всего, что рассказала.
      Однако не будем забегать вперед, нарушая порядок нашего повествования.
      Мы доскажем эту поразительную историю в другой главе.
      А пока что вернемся к Джеку Руби в его одиночной камере под номером "6-М" в далласской окружной тюрьме.
      Он не покидал ее, по сути дела, с того дня, когда убил Освальда, не считая, разумеется, времени присутствия на судебном процессе. Смертный приговор не обескуражил защитников Руби - они тут же апеллировали в высшие судебные инстанции Техаса, обещая своему подзащитному близкую свободу.
      Между тем на апелляцию ушло два с половиной года.
      И только в один из первых дней октября 1966 года в камеру "6-М", в которой по-прежнему содержался Джек Руби, ворвался его адвокат и крикнул:
      "Джек, ты победил!
      Приговор отменен!" Действительно, Высший апелляционный суд штата Техас признал проведенный судебный процесс недействительным, в частности, на том основании, что он состоялся в Далласе, где обвиняемый не мог рассчитывать на "необходимую абсолютную беспристрастность". Дело Руби было назначено к новому разбирательству, к тому же за пределами штата Техас. Вот как комментировал значение и смысл такого решения один из ведущих американских еженедельников "Ньюсуик" в своем номере за 17 октября 1966 года: "Самое большее, на что теперь может надеяться прокурор, - это приговор за непредумышленное убийство - гораздо меньшее обвинение, влекущее за собой тюремное заключение сроком от двух до пяти лет. А поскольку Джек Руби уже провел в камере под номером "6-М" почти три года, вполне вероятно, что на новом суде его могут признать виновным, после чего он выйдет из зала суда несколько ошарашенным, но свободным человеком".
      Что ж, пожалуй, так бы оно и случилось, если бы не одно обстоятельство... Во всей вакханалии с расследованием убийства Ли Харви Освальда и последующим судебным процессом над Джеком Руби от самого обвиняемого требовалось одно из двух: либо вообще не открывать рта, либо, если уж открывать, то продолжать отстаивать версию "убийства в состоянии временной невменяемости", "убийства из сострадания к миссис Жаклин Кеннеди".
      До поры до времени Джек Руби поступал именно таким образом: на следствии он придерживался этой версии, а на суде вообще помалкивал. Не берусь судить, что стряслось с Руби после суда, какие внутренние перемены приключились с ним - это, думается, никому не известно. Но известен такой непреложный факт: весной 1964 года Джек Руби начал просить перевести его из Далласа в другое место, обещая, что в этом случае он "расскажет всю правду". Именно эти слова услышали от него следователи комиссии Уоррена, когда они прибыли в далласскую окружную тюрьму, чтобы получить его показания. Надо полагать, что просьба Руби к следователям комиссии Уоррена осталась без ответа, ибо он в конце мая вторично обратился к комиссии Уоррена с призывом выслушать его, и слухи об этом попали в прессу. Это значило, что теперь уже игнорировать просьбу Руби никак нельзя было, а самую встречу надлежало провести на уровне более высоком, чем следователи.
      И вот 7 июня 1964 года в камеру "6-М" в сопровождении полицейских чинов Далласа вошли два члена комиссии - конгрессмен Джеральд Форд, известный среди коллегзаконодателей как "самый лучший друг ЦРУ" в Капитолии и председатель комиссии - верховный судья Эрл Уоррен собственной персоной.
      В состоявшемся разговоре Джек Руби, несмотря на присутствие далласских полицейских чинов, решил играть "ва-банк", ибо у него, и в самом деле, не было другого выхода, раз уж он настаивал на встрече и не хотел больше молчать. Убийца Освальда буквально слезно молил председателя комиссии по расследованию убийства президента Соединенных Штатов перевезти его из Далласа в Вашингтон. "Я скажу там всю правду... Здесь моя жизнь в опасности..." - говорил Руби и снова, обещая сказать, почему он это совершил, добавлял: "здесь об этом нельзя говорить...".
      Что же ответил Эрл Уоррен Джеку Руби? А вот что:
      "Если бы я был в вашем положении, то, разумеется, испытывал бы нежелание говорить. Я бы наверняка тщательно взвесил, поставит это меня под угрозу или нет".
      Дав такой "совет" узнику камеры "6-М", верховный судья Америки (!) отверг просьбу Руби перевезти его в Вашингтон. Он не станет делать этого, сказал Эрл Уоррен.
      Почему? Оказывается потому, что такая операция вызвала бп "всеобщее внимание и необходимость в дополнительной охране в самолете".
      Джек Руби все понял и на прощание крикнул Эрлу Уоррену и Джеральду Форду: "Теперь вы меня больше никогда не увидите. Я уверен".
      Фраза эта прозвучала до смешного наивно: разве не ясно было, что комиссия Уоррена не имела ни малейшего желания видеть вновь убийцу Освальда, ни тем более слушать его. Далласские власти поняли, что могут теперь делать со своим узником все, что им заблагорассудится.
      Джек Руби тоже, конечно, понял это. Понял он и свое бессилие. Вот почему, когда в октябре 1966 года он услышал новость об отмене судебного приговора судьи Джо Брayна, Руби остался абсолютно безразличен к этому сообщению и к тому, как растолковал его значение журнал "Ньюсуик". Руби ведь прекрасно знал: до нового суда ему не дожить.
      Так оно и получилось: вскоре после того октябрьского дня 1966 гола Джек Руби "заболел", был переведен "для лечения" в Парклендский госпиталь и 3 января 1967 года стал героем уже знакомой нам сенсационной корреспонденции мисс Пегги Симпсон из агентства Ассошиэйтед Пресс.
      Итак, мы пришли к финалу истории с Джеком Руби.
      Надеюсь, теперь вряд ли кого удивит то, что комментарии мировой печати на смерть Руби были пронизаны одной общей и главной мыслью. Вот наиболее типичные:
      Швейцарская "Трибюн де Лозанн" : "Руби больше не будет говорить. Не исключено, что со вчерашнего дня коекто вздохнет в США свободно. Смерть Руби фактически делает невозможной задачу тех, кто считал, что еще не все сказано о трагической гибели Джона Кеннеди..."
      Канадская "Торонто дейли стар" в корреспонденции Роберта Ригали из Вашингтона: "Меня не удивило, что Руби умер", - сообщил мне Пэн Джонс из редакции своей газеты, находящейся в 25 милях от Далласа. Джонс, редактор еженедельной газеты "Мидлотиан миррор" в Техасе в течение трех лет проводил расследование обстоятельств смерти президента Кеннеди и убежден, что это был большой заговор. Он предсказывал год тому назад, что Джек Руби умрет "перед тем, как вырваться из лап далласских властей".
      По данным Джонса, Руби был 19-м лицом, связанным с этой трагедией и умершим при таинственных обстоятельствах".
      Итальянская "Унита" в своем сообщении подчеркивала "внезапность и странность" болезни Джека Руби, а Ориана Фаллачи - римская журналистка с европейским именем - обратила внимание читателей еженедельника "Эуропео" на такое странное обстоятельство: именно в Парклендском госпитале скончалось большинство главных участников или очевидцев преступления в Далласе.
      То, что Ориана Фаллачи обратила внимание на это, еще не говорит о ее какой-то дьявольской проницательности. Подобную роль этого госпиталя просто невозможно было не заметить, хотя бы после того, что случилось с капитаном далласской полиции Фрэнком Мартином, который среди прочих своих сослуживцев был вызван в Вашингтон для дачи показаний комиссии Уоррена.
      Фрэнк Мартин был не простым свидетелем убийства президента. Вместе с другими полицейскими он арестовывал вначале Освальда, а затем и Джека Руби. Допрос Мартина приближался к концу. Капитан ответил на все поставленные ему вопросы. Выслушав эти ответы, члены комиссии под конец поинтересовались: не хочет ли мистер Мартин сообщить им что-нибудь дополнительно. Капитан помялся, а потом вдруг заявил: "Я бы сказал кое-что, но при непременном условии, что вы этого не станете записывать..."
      Реакция комиссии была более чем странной: Фрэнку Мартину сказали буквально следующее: "В таком случае, капитан, вам лучше ничего не говорить".
      Свою фатальную ошибку Мартин понял несколько позднее - когда вернулся в Даллас. Здешние власти, оказывается, уже знали о его сакраментальных словах.
      И вот два дня спустя после допроса в комиссии Уоррена полицейского офицера почти насильно доставляют в Парклендский госпиталь "для осмотра".
      Здесь ему заявляют:
      "У вас обнаружен ураганный рак". Фрэнк Мартин скончался, не выходя из Парклендского госпиталя, всего три дня спустя после принудительного "осмотра"!
      И никого - ни в комиссии Уоррена, ни в федеральных органах власти этот "случай", хоть он и получил широкую огласку, не заинтересовал.
      А между тем простое сравнение историй "болезни"
      Фрэнка Мартина и Джека Руби, даже по тем крохам информации, которые приводятся здесь, неумолимо показывает: обе болезни протекали совершенно одинаково и начались после того, как "больные" проявили перед комиссией Уоррена один и тот же "симптом" - желание сказать чтото новое и неизвестное относительно обстоятельств убийства Джона Кеннеди.
      Единственная разница - в сроках "болезни" Джека Руби и Фрэнка Мартина. Что ж, и это можно понять. Джек Руби был в руках далласских и иных американских властей и его "рак" можно было хорошо подготовить и проводить без особой спешки. С Фрэнком Мартином все обстояло гораздо сложнее: кто мог поручиться, что он не вознамерится возобновить свое "правдоискательство" и не обратится к печати. В итоге - Парклендский госпиталь и "ураганный рак".
      Грязная работа, не так ли? Поберегите эпитеты хотя бы до тех пор, пока не узнаете историю многих свидетелей убийства Джона Кеннеди или тех, кто так или иначе причастен к этому преступлению. Рассказать об этом непременно нужно, чтобы стал ясен, во-первых, широкий характер операции по "заметанию следов", и, во-вторых, полная безнаказанность, какой пользовались организаторы и исполнители этой операции со стороны далласских и прочих властей США, включая власти федеральные.
      Помимо Освальда, Руби и Фрэнка Мартина, таинственная и необъяснимая смерть, зачастую при более чем подозрительных обстоятельствах (а иногда действительно похожая на случайную), постигла после 22 ноября 1963 года еще около двадцати человек, так или иначе связанных с историей убийства президента Кеннеди.