Агония 1941. Кровавые дороги отступления

Если на карту Восточной Пруссии, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии поставить флажки с данными о сосредоточении и группировках войск вторжения, то даже не посвященному в военные дела человеку станет ясно то тревожнейшее положение, которое сложилось на западной границе СССР летом 1941 года. В каждом населенном пункте, хуторе, деревне расположились вражеские войска. Не на отдых же они сюда пришли! Игнорировать эти факты руководство советской страны и армии, конечно, не могло.

Нападение фашистской Германии стало неожиданностью для советского народа, но только не для его руководителей. Тогда возникает правомерный вопрос: почему к 15 мая 1941 года войска западных военных округов были своевременно приведены в боевую готовность, а к 22 июня этого не произошло? Здесь, на мой взгляд, может быть только один ответ – полная уверенность руководства страны в боеспособности соединений Красной Армии.

И подтверждением этому служат слова, сказанные вождем советского народа в апреле 1941 года на встрече с югославским послом, сообщившим информацию о возможном нападении на СССР войск Германии. Ответ И.В. Сталина был очень уверенным: «Мы готовы, если им угодно – пусть придут»[19].

Да, никакого сомнения в будущей победе над врагом у советского правительства не было. 5 мая 1941 года на приеме в Кремле выпускников военных академий Сталин разоткровенничался за праздничным столом. Он сказал: «...Германия хочет уничтожить наше социалистическое государство... истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых превратить в рабов. Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне»[20].

Еще дальше пошел в своем откровении всероссийский староста М.И. Калинин, который, выступая 5 июня 1941 года перед слушателями Военно-политической академии, сказал: «...На нас собираются напасть немцы... Мы ждем этого! И чем скорее они нападут, тем лучше, поскольку раз и навсегда свернем им шею»[21].

Руководство СССР и армии в июне 1941 года уже было твердо уверено в том, что Вооруженные Силы страны смогут отразить удар войск вермахта и перейти в победоносное наступление. Считалось, что даже при неблагоприятном исходе боев на границе Красная Армия сумеет остановить дальнейшее продвижение войск противника в глубь своей территории. И у этого утверждения были достаточные основания.

В первом эшелоне армий прикрытия (расположенных на расстоянии до 50 км от границы) находилось 56 стрелковых и кавалерийских дивизий, две отдельные стрелковые бригады; во втором (на удалении 50 – 100 км от границы) – 52 дивизии; еще 62 дивизии находились в резерве командования округов, располагаясь в 100 – 400 км от границы. Всего 170 дивизий западных округов должны были в случае возникновения боевых действий сдержать натиск войск фашистской Германии до подхода основных сил Красной Армии и обеспечить проведение отмобилизования в стране.

Дислокация войск приграничных округов имела глубоко эшелонированный характер, в котором, как считало командование РККА, и «увязнут» ударные группировки врага. Вот тогда и перейдут в решительное наступление сосредоточенные в Белостокском и Львовском выступах ударные группировки и подошедшие стратегические резервы войск Красной Армии. Вот здесь и понадобится неизрасходованный ресурс новых танков и бронемашин, чтобы без остановки дойти до Берлина.

И когда основная масса войск второго стратегического эшелона, перебрасываемая из глубины территории страны, начала занимать предназначенные им районы сосредоточения, последовал приказ об отводе приграничных войск от границы. Немецкому руководству как бы демонстрировали, что СССР не готовится к войне и удар войск вермахта будет действительно неожиданным для Красной Армии.

Да, на некоторых участках советско-германской границы войска Красной Армии в начале июня 1941 года располагались на своих оборонительных позициях. Как вспоминал участник Великой Отечественной войны А.К. Ужинский, «...в Гродненском укрепленном районе, куда я с некоторым запозданием из-за болезни приехал 17 июня, еще шло строительство, сновали сотни машин, подвозя бетон, а в окопах между дотами уже расположились в полной боевой готовности стрелковые подразделения, пулеметы и врытые в землю танки... через день войска, занимавшие позиции, были отведены в тыл»[22].

Командование вермахта очень внимательно отслеживало положение на границе. Даже в ночь на 22 июня 1941 года все руководство группы армий «Центр» побывало на переднем крае, убедившись, что на противоположной стороне все спокойно и не видно никаких военных приготовлений. Генерал вермахта Гудериан отмечал: «Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками»[23].

Советским правительством все было тонко продумано и рассчитано, а чтобы не насторожить руководство Германии и подтолкнуть его к активным боевым действиям против СССР, войска Красной Армии заранее и не приводились в боевую готовность, проявляя мнимую беспечность. Сталин, советское правительство и высшее руководство Красной Армии и ожидали нападения фашистской Германии, чтобы в глазах мирового сообщества выглядеть не агрессором, а страной, подвергнувшейся нападению.

И первым такую версию выдвинул Адмирал флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов. Прибыв после начала боевых действий в Кремль за получением указаний, он удивился царившей в нем безмятежности: «В Кремле было так же спокойно, как в обычный выходной день. Видимо, происходит какое-нибудь совещание и где-нибудь в другом месте. Но что совещаться, когда война налицо, и еслиее не ожидали (выделено мной. – Р.И.), то следовало хоть теперь со всей энергией организовать отражение врага. Что происходило в этот момент на самом деле, я рассказывать не берусь, но как Нарком Военно-Морского Флота по-прежнему никуда не вызывался и никаких указаний не получал»[24].

Подтверждением этому служит и тот факт, что в архивах не обнаружено ни одной докладной записки руководства Красной Армии с просьбой о приведении войск в боевую готовность. Впоследствии Маршал Советского Союза Г.К. Жуков объяснял это тем, что они с наркомом докладывали об этом Сталину устно. Но, извините меня, такие доклады устно не делаются, а приводятся аргументированные данные о соотношении сил на границе, на основании которых и принимаются действенные меры.

Если бы руководство страны заранее привело войска Красной Армии в боевую готовность, посмело ли тогда правительство фашистской Германии нанести удар по ощетинившейся тысячами стволов армии, по приведенным в готовность тысячам танков и самолетов?

Но нужно ли это было Сталину и руководству Красной Армии? Маховик войны был уже запущен, и остановить его не пыталась ни одна из противостоящих сторон. Да и что там потеря десятка своих дивизий при «внезапном нападении» для могучего Советского Союза? Зато будет прекрасный повод перейти границу и стальным катком освободителями пройтись по всей Европе. А чтобы наши части шли беспрепятственно на запад, вот и не минировались участки предполья, не ставились инженерные заграждения, не были взорваны пограничные мосты, у границы складировались запасы боеприпасов, топлива, продовольствия, размещались аэродромы.

Но об этом задуманном плане знало ограниченное количество людей в самом ближайшем окружении Сталина. Подтверждением этому служит тот факт, что после катастрофического разгрома войск Красной Армии в приграничном сражении не слетели головы ни у Маршала Советского Союза Тимошенко, ни у генерала армии Жукова, они остались на своих местах. Да и направление 22 июня 1941 года (хотя это распределение состоялось еще накануне) в войска приграничных округов представителей высшего командного состава РККА свидетельствует о том, что весь ход операций Красной Армии был уже заранее спланирован (наступательный) и их функция заключалась в том, чтобы претворить в жизнь задуманные решения. Если бы нападение войск вермахта было неожиданным для руководства СССР, то присутствие начальника Генерального штаба и других руководителей армии при выработке решений для отражения удара было просто необходимо в Москве.

Негативную роль на ходе начавшихся вскоре боевых действий сыграло и то обстоятельство, что основные силы Красной Армии были сосредоточены на юго-западном направлении, откуда планировалось нанести ответный удар по Германии, отрезав ее от своих союзников и нефтеносных районов Румынии. Но с началом войны все пошло не так, как задумывалось руководством страны, и войска 16-й и 19-й армий, уже сосредоточенные на территории Украины для нанесения главного удара, пришлось срочно перебрасывать на западное направление.

Нельзя однозначно подходить и к оценке состояния Рабоче-Крестьянской Красной Армии накануне войны. С одной стороны, в ее составе имелось огромное количество соединений, проводились большие организационно-штатные изменения, осуществлялось техническое перевооружение войск на новую боевую технику.

С другой – наблюдалось значительное отставание в уровне боевой подготовки войск (особенно переучивающихся на новую технику), слабая оперативная подготовка штабов и руководящего состава армии. К началу боевых действий не удалось полностью завершить и мероприятия по сосредоточению и развертыванию войск западных округов, предусмотренные планом обороны страны.

Все проводимые в этих округах мероприятия не приносили заметных результатов в повышении боеготовности их войск, так как соединениям и частям запрещалось до начала боевых действий занимать подготовленные рубежи обороны на границе. В распоряжении командования западных округов было вполне достаточно сил, чтобы противостоять агрессии, но указание Генерального штаба Красной Армии от 11 июня 1941 года – «Полосу предполья, без особого на то распоряжения, полевыми войсками и уровскими частями не занимать»[25], – не позволило создать устойчивую оборону приграничными соединениями.

Командование военных округов и флотов, непосредственно наблюдая сосредоточение вражеских сил на границе, неоднократно пыталось заручиться поддержкой некоторых проводимых мероприятий по повышению боевой готовности своих войск и кораблей, но непременно получало указание из Москвы: «Не поддавайтесь на провокации!» Да и разве мог быть другой ответ, когда все политическое и высшее военное руководство страны ждало нападения Германии. Все запреты шли сверху, от наркома обороны и Генерального штаба РККА, поэтому и катился этот вал до войск со словами «Запрещаем, до особых указаний!»

Все передаваемые из Центра распоряжения совершенно лишали командный состав округов, армий, корпусов и дивизий инициативы, ставили их порой в затруднительное положение. Находясь на переднем рубеже обороны страны, они прекрасно видели и понимали, для чего осуществляются военные приготовления противостоящих войск противника. А от вышестоящих штабов поступали иной раз совершенно непонятные приказы и распоряжения, противоречащие вопросам повышения боевой готовности и здравому смыслу.

Попытки некоторых командующих и командиров самостоятельно предпринять какие-то действия сразу наталкивались на запрещающие указания свыше и серьезные разборы. Конечно, после таких серьезных нагоняев у командного состава штабов западных военных округов возникало чувство «нервозности» и неуверенности в своих отданных ранее приказах и распоряжениях, заставляя постоянно оглядываться на Москву: а что скажут там?

Сталин не бывал в войсках, поэтому об их боеготовности он мог судить только по докладам руководства армии. А то, что эти доклады были обнадеживающими, я нисколько не сомневаюсь, иначе не сидеть на своих местах ни наркому обороны, ни начальнику Генерального штаба.

Возможно, руководитель страны считал, что достаточно ему дать команду и весь сложный войсковой механизм тут же будет приведен в немедленную готовность к отражению противника. Поэтому приказ о приведении войск западных приграничных округов в боевую готовность, чтобы заранее не насторожить немцев, был послан только за несколько часов до нападения.

Очень интересные факты вспоминал адмирал Н.Г. Кузнецов, вызванный к наркому обороны около 23 часов 21 июня 1941 года и получивший от него предупреждение о возможном нападении Германии: «Когда я возвращался в наркомат, меня не покидали тяжелые мысли: когда наркому обороны стало известно о возможном нападении гитлеровцев? В котором часу он получил приказ о приведении войск в полную боевую готовность? Почему не само правительство, а нарком обороны отдал мне приказ о приведении флота в боевую готовность, причем полуофициально и с большим опозданием? Было ясно одно: с тех пор как нарком обороны узнал о возможном нападении Гитлера, прошло уже несколько часов. Это подтверждали исписанные листки блокнота (когда Кузнецов прибыл к Тимошенко, Жуков под его диктовку писал радиограммы в войска. – Р.И.), которые я увидел на столе. Уже позднее я узнал, что руководители наркомата обороны – нарком и начальникГенштаба – были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину (выделено мною. – Р.И.).

Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И.В. Тюленева – в то время он командовал Московским военным округом, – что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО.

Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И.В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в этот вечер к И.В. Сталину были вызваны московские руководители А.С. Щербаков и В.П. Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. «Возможно нападение немцев», – предупредил он»[26].

Таким образом, Сталин и руководство армии прекрасно знали о том, что произойдет утром следующего дня, но никакой тревоги это у них не вызывало. Поэтому и телеграмма о приведении войск западных округов в боевую готовность была отправлена из Москвы в 00 часов 30 минут 22 июня 1941 года. Видно, руководство страны и армии рассчитывало, что их соединения и части успеют занять оборонительные позиции на границе непосредственно перед наступлением наземных войск вермахта (по плану прикрытия на это отводилось от 3 до 9 часов), но это оказалось несбыточной надеждой.

Правительство и руководство Красной Армии совсем не учли одного: достаточно длительную передачу зашифрованного приказа по линии Центр – штабы округов – штабы армий – штабы корпусов – штабы дивизий – войска. А если уже прервана связь в одной из этих цепей?

И все же анализируя документы той поры, воспоминания участников боевых действий, приходишь к выводу, что какой-то приказ из Москвы во второй декаде июня 1941 года о частичном приведении войск и флота в боевую готовность был! Об этом свидетельствуют многие факты:

– в Прибалтийском особом военном округе с 16 июня в боевую готовность приведены шесть стрелковых дивизий и два мехкорпуса;

– с 18 июня в боевую готовность приводятся все части и соединения ПрибОВО; первые эшелоны 8-й армии (три стрелковые дивизии) получили приказ на выход в полевые районы обороны; в полосе 11-й армии оборону на границе заняло по одному полку и артиллерийскому дивизиону от 5, 33, 188, 126 и 128-й стрелковых дивизий;

– в Ленинградском военном округе войска в середине июня были приведены в боевую готовность;

– в Западном Особом военном округе авиация 20 июня 1941 года получила приказ на приведение в боевую готовность, запрет отпусков и отзыв в части находящийся в них личный состав. Но 21 июня этот приказ был отменен;

– в Киевском Особом военном округе в июне некоторые стрелковые части были выдвинуты на границу для усиления гарнизонов укрепрайонов, но затем отведены назад;

– начавшееся минирование некоторых участков местности на советско-германской границе;

– вывод механизированных корпусов в районы рассредоточения;

– перевод флота с 18 июня в готовность № 2, а 19 июня из Москвы получено разрешение на отражение нападения противника, если оно последует, всеми имеющимися силами и средствами;

– в 23.15 21 июня 1941 года по флоту объявлена готовность № 1.

Конечно, самостоятельно принять решение о приведении войск в боевую готовность командующие западными военными округами и флотами не могли, это было бы чревато для них серьезными неприятностями.

А вот заблаговременного разрешения о занятии частями западных военных округов оборонительных позиций на границе от Москвы так и не последовало, хотя все военное руководство и в Центре, и в округах прекрасно знало о надвигавшихся грозных событиях. Но Москва в эти дни молчала, преследуя понятные только ей цели.

Негативным образом сказалось и то обстоятельство, что никаких четких указаний по действиям при нападении противника в войска послано не было, только туманная фраза – «не поддаваться на провокации». Да и приказ на ответные действия войск (в том числе и на открытие артиллерийского огня) был отдан только в 6 часов 30 минут[27], когда нога врага уже топтала советскую территорию. Такое промедление тоже понятно: в этом случае правительство Германии уже не могло бы отговориться тем, что это провокация их генералов.

Одной из важных причин наших военных неудач явился просчет военных теоретиков Красной Армии, ошибочно считавших, что в начальный период войны (15 – 20 дней) боевые действия будут проходить в ограниченных масштабах при одновременном проведении отмобилизования, сосредоточения и развертывания главных сил противоборствующих армий. Но к 22 июня 1941 года мобилизация, сосредоточение и развертывание германских войск были уже завершены, о чем прекрасно знало военное руководство страны.

В своих расчетах Генеральный штаб РККА исходил из предположения, что противник первоначально предпримет наступление только частью своих сил и война неизбежно примет затяжной характер. А командование вермахта сразу ввело в сражение большую часть своих войск, сосредоточенных у границы, что стало неприятной неожиданностью для руководства Красной Армии. Маршал Советского Союза Г.К. Жуков впоследствии вспоминал: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов»[28].

Заранее не были отработаны и вопросы вывода войск из-под первого удара и ведения длительной стратегической обороны, так как предстоящие боевые действия Красной Армии рассматривались только как наступательные.

Войска, выдвинутые к границе, вернее большая их часть, должны были постоянно находиться в полной боевой готовности к немедленным боевым действиям. Но этот факт был нарушен. Из приграничных соединений были изъяты артиллерийские и зенитные части, саперные подразделения, которые находились на окружных или армейских сборах, на полигонах и строительстве укрепрайонов, ослабив боевые возможности своих частей и соединений. Неужели командование округов и армий, получая тревожную информацию с границы, не могло своим решением закрыть эти сборы и перенести их на лучшие времена?

Огромным фактором, повлиявшим на ход боевых действий, особенно в первый период войны, явилось отсутствие опытного командного состава во всех звеньях руководства Красной Армии. В результате массовых репрессий армия лишилась довольно значительного количества командиров, прошедших школу Гражданской и советско-финляндской войн. Пришедшие на высокие должности командиры и командующие не успели до начала войны с фашистской Германией полностью освоиться на них, имели небольшой стаж руководства частями, соединениями и объединениями, еще не научились брать на себя смелость решения неотложных и не терпящих никакого промедления вопросов. Так, в Западном Особом военном округе 62,5% командиров корпусов имели стаж руководства менее 1 года, 31,2% – менее 2 лет и только 6,3% – 2 года и более. Среди командиров дивизий 63,5% имели стаж менее года, 28,8% – до 2 лет, 7,7% – 2 года и более. Да и сам генерал армии Д.Г. Павлов не имел опыта командования не только армией, но даже корпусом и дивизией.

Боеспособность Красной Армии по ряду объективных и субъективных причин оказалась намного ниже боевых возможностей и тактики действий войск вермахта. Враг оказался намного сильнее, чем предполагалось.

К тому же ряд серьезных просчетов руководства Красной Армии и фронтов при проведении первоначальных операций привел к катастрофическому и неоправданному разгрому советских войск в начальный период Великой Отечественной войны.

Несостоятельной и не подтвержденной весомыми фактами, на мой взгляд, является и версия как будто бы готовящегося в июле 1941 года превентивного удара Красной Армии по войскам фашистской Германии. Посмотрите политическую обстановку, сложившуюся в 1941 году в Европе. Вся она или оккупирована войсками Германии, или находится с ней в союзнических отношениях. Так зачем Сталину воевать со всей Европой? Если бы он хотел нанести удар по Германии первым, то лучшим для этого было время, когда немцы воевали с Францией или Югославией. В этом случае Германии пришлось бы вести боевые действия на два фронта.

При выдвигаемой некоторыми писателями версии опережающего удара, Сталин ни в коем случае не допустил бы наступления противника 22 июня 1941 года. Своевременно приведя войска Красной Армии в боевую готовность, он, несомненно, поставил бы в очень сложное положение германское командование. Одно дело нанести неожиданный удар, и совсем другое дело атаковать изготовившиеся войска и поднятую в небо авиацию, получившие четкий приказ на отражение огнем вражеского вторжения. В этом случае можно поставить вопрос о целесообразности самого удара.

А это только и нужно было в этом случае Сталину. Показав свою готовность к отражению вражеского наступления, Советский Союз мог продолжать дальнейшую подготовку к своему «вторжению». Но ничего этого не произошло, на советской стороне 21 июня 1941 года все было спокойно.

Эту версию отвергают и бывшие генералы вермахта. Генерал К. Типпельскирх вспоминал: «То, что Советский Союз в скором будущем будет сам стремиться к вооруженному конфликту с Германией, представлялось в высшей степени невероятным по политическим и военным соображениям; однако вполне обоснованным могло быть опасение, что впоследствии при более благоприятных условиях Советский Союз может стать весьма неудобным и даже опасным соседом. Пока же у Советского Союза не было причин отказываться от политики, которая до сих пор позволяла ему добиваться почти без применения силы замечательных успехов»[29].

Это подтверждает и высказывание генерала В. Мюллера: «За все время подготовки к войне против СССР вопрос о превентивном нападении со стороны России ни разу серьезно не рассматривался. Необходимые на этот случай оборонительные мероприятия не проводились – ни в пограничных районах, ни в глубине расположения германских войск не было создано никаких укрепленных рубежей... Стратегические резервы противника находятся в глубине русской территории. Это обстоятельство особенно убедительно подтверждало чисто оборонительные намерения русских»[30].

Но война между Германией и Советским Союзом была неизбежна. Вот что отмечал адъютант Гитлера полковник Шмундт: «Рано или поздно она (война. – Р.И.) все равно началась бы, для Германии же выгоднее было вступить в нее именно в этот момент, после успехов и побед 1940 года, и не только ввиду достигнутой военной мощи, но и учитывая боевую готовность германского народа, вдохновленного этими успехами. Позже было бы очень трудно вселить в германский народ и вермахт такую уверенность в победе и вызвать такой энтузиазм»[31].

И германское командование довольно успешно провело операцию по разгрому приграничных войск Красной Армии, в том числе и Западного фронта. Уделяя большое внимание взаимодействию всех родов войск, непрерывно осуществляя воздушную и наземную разведку, командование вермахта имело возможность предусмотреть планируемые действия войск Красной Армии и своевременно принятыми мерами помешать их осуществлению.

Еще до начала боевых действий начальник Генерального штаба Сухопутных войск Германии дал командующим группами армий следующую установку: «Необходимо прочно захватить инициативу и вынудить противника вводить в бой преждевременно и частями новые или высвобождаемые с других участков фронта резервы, с тем чтобы громить их поодиночке и не дать возможности свести их в крупные стратегические группировки. От этого будет зависеть выполнение главной задачи – уничтожение основных сил противника, прежде всего в районах западнее Днепра»[32].

И это указание нашло свое отражение в действиях германских войск, которые с первых минут нападения прочно захватили и длительное время удерживали в своих руках инициативу ведения боевых действий.

Нанося непрерывные бомбовые удары, противник срывал сосредоточение войск Западного фронта, мешал, а то и полностью исключал занятие ими новых оборонительных рубежей, нарушал коммуникации, связь, управление войсками, вносил панику и сумятицу в рядах неустойчивых воинов. Танковые части врага в результате обходных действий появлялись в тылу наших соединений, заставляя их начинать поспешный и неуправляемый отход по проселочным и лесным дорогам, передвигаться только по ночам, оставляя на всем пути тяжелое вооружение и дорогостоящую боевую технику.

Огромные, очень огромные потери в личном составе и боевой технике понесли войска Западного фронта в приграничном сражении, но война продолжалась, забирая все новые и новые жертвы.

Карта 1. Положение 2-й и 3-й танковых групп вермахта на 1.07.41 г. и их дальнейшие планы действий

На 1 июля 1941 года линия фронта группы армий «Центр» пролегала по рубежу Казакай, Вильнюс, Сморгонь, Долиново, Борисов, западнее Пухович, Свислочь, Бобруйск, Паричи. Главные силы 2-й и 3-й танковых групп еще продолжали оставаться в районе Минска, замыкая кольцо оперативного окружения войск Западного фронта. Передовые части генерала Гота вышли в район севернее Борисова и Лепеля, а генерала Гудериана вели бои в районе Борисова и Бобруйска.

Дивизии 4-й и 9-й полевых армий в это время вели ожесточенные бои с пытавшимися вырваться из окружения под Белостоком, Волковыском и Новогрудком разрозненными соединениями и частями Красной Армии.

Считая, что окруженные западнее Минска советские войска не смогут решительным образом повлиять на дальнейший ход боевых действий, командование вермахта 30 июня отдало приказ группе армий «Центр» на продолжение наступления с выходом на линию Полоцк – Орша – Могилев[33].

Перед танковыми группами была поставлена задача быстрейшего продвижения к Днепру и захвата передовыми отрядами переправ через Западную Двину у Витебска и Полоцка, через Днепр у Орши, Могилева и Рогачева.

Ослабленные соединения и части Западного фронта в это время продолжали вести тяжелые бои на рубежах рек Птичь, Березина, Ола, у Лепеля, Борисова, Березино, Свислочи, Бобруйска, стремясь задержать продвижение противника к Днепру и Западной Двине и дать возможность армиям резерва подготовить оборону.

Но надежд на это было очень мало. Войска Западного фронта, понесшие в предыдущих боях огромные потери, ощущали острый недостаток в личном составе (в некоторых дивизиях осталось только по 1500 – 2000 красноармейцев и командиров), вооружении и технике. Особенно остро ощущалась нехватка боевых самолетов. К началу июля в Военно-воздушных силах фронта осталось только 498 самолетов (374 бомбардировщика и 124 истребителя), объединенных в семь авиадивизий[34].

Но новое командование фронта, не располагая в это время необходимыми резервами для усиления отходивших войск 13-й и 4-й армий, поставило перед ними задачу на удержание рубежа по реке Березина. В войска было отправлено следущее распоряжение[35]:

ДИРЕКТИВА № 14

ШТАБ ЗАПАДНОГО ФРОНТА МОГИЛЕВ

1.7.41 г.

Первое. Противник захватил Минск и стремится выйти на р. Днепр, направляя основные усилия на Могилев и Жлобин. Основные группировки противника отмечены до 1000 – 1500 танков восточнее Минска и до 100 танков прорвались через р. Березина у Бобруйска.

Второе. Справа и слева фланги армий открыты. Задача армий фронта – не допустить противника выйти на рубеж р. Днепр и до 7.7.41 г. удерживать рубеж р. Березина на фронте Борисов, Бобруйск, Паричи, обеспечивая себя от обхода танков справа, севернее Борисова. Прорвавшиеся танки в районе Бобруйск – уничтожить.

Третье. 13-й армии в составе 50, 64, 100, 108 и 161-й стрелковых дивизий, отряда Борисовского гарнизона, 7-й противотанковой артиллерийской бригады, сводного отряда в гор.