Camp America

Прямо за воротами начинается центр города — Манхэттен. В это время дня он производит пугающее впечатление — толпы людей, спешащих на работу, шумящие и сигналящие машины, грязные улицы, и занимающие полнеба небоскребы. Звуками утренний город напоминает работающий завод: ревут машины, вдалеке раздаются сирены полицейских машин, рабочие сверлят асфальт — все это смешивается в однообразный гул, который сопровождает тебя везде.

Схему нью-йоркских улиц, наверно, знают многие. С севера на юг город рассекают авеню — большие проспекты с широкими тротуарами и двусторонним многополосным движением. Перпендикулярно им, с запада на восток идут «стриты» — более узкие и гораздо менее красивые улицы. На них установлено одностороннее движением — обозначаемое в Америке простым указателем «one way» (одно направление). Такая схема не соблюдается лишь на окраинах и на юге Манхэттэна. Вдобавок к этому есть еще и Бродвей — главная улица Манхэттэна, которая по диагонали пересекает город и нарушает весь этот удобный и логичный порядок. Впрочем, именно благодаря Бродвею, который пересекает улицы не под прямым, а под острым углом, появилось несколько интересных зданий. Пройдя от автовокзала несколько кварталов на юг, я увидел небоскреб «Флэтайрон Билдинг» (Flatiron Building). Это стоящее на углу Бродвея и Пятой авеню здание имеет всего три стороны и напоминает формой трехгранную призму — слово «flatiron» переводится как «утюг». Только таким образом архитектору удалось вписать здание в перекресток.

Итак, Нью-Йорк — город поражающий и немного пугающий. Чем-то он напоминает Москву, да и вообще крупные мегаполисы мира. Контрасты здесь те же, что и в Чикаго: следом за бизнесменом в чистом выглаженном костюме пройдет грязный бродяга; аромат сладкого печенья, доносящийся из ближайшей кофейни, сменится зловонным запахом из канализационного люка. Стоит посмотреть не вверх, а вниз, и вместо сверкающих небоскребов увидишь грязный тротуар, брошенные окурки, сваленные в кучу мешки с мусором. Как мне показалось, любой другой город в Америке на порядок чище и опрятнее, чем Нью-Йорк.

Небоскребы создают довольно интересное психологическое ощущение. «Высота» улицы (то есть высота образующих его зданий) здесь больше, чем ширина. Особенно это заметно на «стритах», гораздо более узких, нежели «авеню». Здесь, на небольшой проезжей части и узком тротуаре, где небоскребы уходят наверх и теряются где-то далеко в небе, чувствуешь себя словно в глубоком ущелье, куда только иногда заглядывает солнце.

В этих ущельях, которые здесь называют улицами, почти нет жилых зданий. Начиная со второго и до последнего этажа, в небоскребах расположились офисы, а первые этажи занимает сфера услуг. Во время прогулки по улице всегда есть куда зайти, что-то поесть, купить или, скажем, постричься. В Нью-Йорке, в отличие от других американских городов, очень развита уличная торговля едой, что тоже роднит его с Москвой. Чебуреки здесь пока еще не продают, но хот-доги и другие американские блюда встречаются часто. Кроме того, на улицах торгуют овощами, фруктами, цветами. И если в России такая торговля сосредоточивается в основном на рынках, то здесь она разбросана по всему городу — не пройдете и пяти минут, как на оживленном перекрестке — на углу какой-нибудь Шестой авеню и Двадцать второй улицы — встретите торговца, у которого в лотках насыпаны яблоки, бананы, помидоры, виноград и все, что вы пожелаете.

Кроме продуктов, можно купить и множество бесполезных вещей — вроде сувениров, которые тут продают сплошь и рядом. По всему городу разбросаны сувенирные лавки с календарями, плакатами, одеждой, путеводителями, брелками и прочими безделушками с надписью «New York» и городскими видами. Как и везде по Америке, сувенирная продукция часто делается с юмором и иронией. Например, надпись на купленном мною брелке для ключей гласила: «Мой друг был в Нью-Йорке и единственное, что он привез оттуда — этот паршивый брелок».

А у выхода из магазинов, на улице стоят крутящиеся лотки с открытками и вешалки с нью-йоркскими футболками. Самой распространенная — незатейливая белая футболка с надписью «I love NY». Эти вещи можно взять оптом — так выйдет дешевле. Рядом с товаром так и написано: «Футболки: 6 за 10 долларов» или «Открытки: 5 за 50 центов». Особенно это выгодно тем, у кого имеются толпы жадных и нетерпеливых знакомых — можно закупить оптовую партию и потом раздаривать своим друзьям и родственникам.

Я покрутил лоток с открытками, примерил футболку, обошел двухметровую Статую Свободы, стоящую на тротуаре, и пошел дальше.

Простые нью-йоркцы идут по своим делам. Причем, идут очень быстро: на улицах все спешат, каждый словно имеет какое-то ответственное задание или важное поручение, поэтому торопится со страшной силой. Даже когда белая фигурка пешехода на светофоре сменяется мигающей красной рукой, останавливающей переходящих дорогу; даже когда она перестает мигать и загорается ровным красным светом — даже тогда пешеход, торопящийся на работу, может пробежать по улице прямо перед носом у машин, готовых двинутся с места. Правила дорожного движения здесь, как и везде в Америке, для пешеходов лишь нечто вроде декларации, которую рекомендуют, но не обязуют исполнять. Но нью-йоркские водители по сравнению с автолюбителями других городов гораздо более беспокойные. Ни в одном другом городе я не видел, чтобы водитель сигналил или торопил пешехода, переходящего дорогу на красный свет. Здесь же такое в порядке вещей. В Нью-Йорке можно наблюдать знакомые сцены: перебранку между водителем и пешеходом, в ходе которой каждый узнает о себе много нового и интересного. Но времени на спор и у того и у другого мало, так что прохожий скоро уходит по своим делам, а водитель заводит мотор и едет дальше.

В Нью-Йорке немного мест, какие встречаются в других городах — различных парков, уличных кафе и других мест, где люди могут расслабиться, посидеть, выпить чашечку кофе. Да и просто людей, разгуливающих по улицам, тоже очень мало. Все как-то незаметно включается в ритм, создаваемый этим городом. Даже туристы заметно ускоряют шаг, хотя, казалось бы, им особо торопиться некуда.

Я зашел в «Макдональдс», взял обед и сел за столик у окна, наблюдая за прохожими на улице. Тут в ресторан зашел попрошайка — крупный мужчина в затертой и поношенной одежде и стал обходить посетителей с просьбой дать ему немного мелочи. Несколько человек расщедрились на мелочь и он, довольный, снова вышел на улицу. Позже я убедился, что такое происходит в Нью-Йорке часто. Попрошайки здесь довольно смелые и не стесняются промышлять своим ремеслом прямо в «Макдональдсе» или других ресторанах быстрого питания. Как и везде по стране, просят милостыню здесь здоровые и ничем с виду не ущербные мужики трудоспособного возраста. То ли им лень работать, то ли наркотики и алкоголь уже окончательно заменили для них все на свете. Как ни странно, и таким людям многие дают деньги.

Ну а я, закончив обед, пошел дальше на юг. Неожиданно мимо меня по Седьмой Авеню с воем сирены пронеслась полицейская машина. Через несколько минут проехала еще одна, и такое стало повторяться все чаще. Иногда машины выезжали с боковых улиц и сворачивали на юг. На каждом встреченном мною перекрестке стоял полицейский, регулирующий и организующий движение так, чтобы его коллегам было удобнее проехать. Складывалось ощущение, что вблизи что-то произошло. В центре города возникла нервная и тревожная обстановка.

Наконец, на пересечении 7-й авеню и 24-й улицы я увидел причину этой суматохи — перекресток был оцеплен со всех сторон, и на желтых лентах, протянувшихся по периметру, было написано «do not enter» — «не входить». Полицейские машины подъезжали к этому месту чуть ли не каждую минуту. В самом огороженном пространстве стояли и о чем-то совещались несколько десятков человек в форме и в штатском. Плюс со всех сторон это место охраняли полицейские, чтобы не пропустить чересчур любопытных зевак.

Любопытствующих собралось чрезвычайно много, и их число постоянно росло. Прохожие, увидев полицейское оцепление, останавливались и спрашивали, что случилось. На это они обычно получали неопределенный ответ «shooting» («стрельба»), оставались и пристально смотрели за оцепление, пытаясь понять, что происходит. Туристы, вроде меня, щелкали фотоаппаратами: где еще такое увидишь — перекрытую улицу прямо посреди Нью-Йорка.

Минут через пятнадцать полицейские организованно оттеснили людей еще дальше. На сей раз улицы оцепили почти за квартал от места происшествия, так что разглядеть что бы то ни было стало невозможно.

Никто из стоящих у ограждения не мог дать точного ответа, что же произошло. Один сказал, что кто-то застрелил полицейского, другой — что полицейский застрелил кого-то. Только на следующий день, купив «New York Times», я узнал, что же все-таки таки случилось. В разделе городских происшествий была опубликована статья с заголовком "Человек с пистолетом был убит полицией в Челси[36] ". Фотография под заголовком изображала мужчину, лежащего на асфальте, и склонившихся над ним людей в штатском. Перестрелка, как оказалось, была результатом довольно запутанной детективной истории, которую я постарался перевести на русский. Автор статьи писал:

"Детективы застрелили человека в центральной части Седьмой Авеню в Челси вчера днем, после того как тот во время борьбы достал пистолет.

Мужчина, которого опознали как Боанегеза Мота, 37 лет, из Бруклина, был убит детективами, расследующими нападение на его сослуживца, сказали в полиции. Вначале пистолет выглядел неработающим, но прошлой ночью специалисты сообщили: огнестрельное оружие, которое им доставили, было действующим.

Детективы не были ранены.

Мистер Мота работал на 22-ой улице курьером компании «Columbus Messenger Service», на сотрудника которой было совершено нападение во время ссоры в пятницу.

Мистер Мота позвонил в службу вчера утром и сказал, что придет забрать платежный чек. Тогда компания позвонила в полицию. Три детектива, один из которых был сержантом, выследили его пересекающим Седьмую Авеню на 24-ой улице в два часа пополудни и приказали остановиться. По крайней мере, один из детективов начал с ним бороться, заявили в полиции.

Мистер Мота повалил двух мужчин на землю и выхватил оружие. Свидетели рассказали полиции, что слышали, как полицейские приказывали Мистеру Мота бросить оружие. Затем они услышали выстрел. Детективы повторили приказ, и затем открыли огонь снова.

Они совершили три выстрела, но было непонятно, сколько из них попало в мистера Мота. Все выглядело так, как будто одна пуля прошла через руку и вошла в туловище. Свидетели сказали, что Мота был в сознании после выстрелов, но он скончался в манхэттенской больнице Святого Винсента в 3-42.

«Вначале я подумал, будто что-то упало со строящегося здания на углу», — сказал один свидетель, Джала Асфор, 39 лет, владелец магазина одежды Golden Touch. «Но затем я увидел человека, лежащего на асфальте»

Мистер Мота был признан виновным в нападении первой степени в 1992 году, два года спустя, после того как он пытался убить человека с помощью мачете, сказали в полиции. Его осудили на срок от четырех до двенадцати лет тюремного заключения, но пока непонятно, когда он был освобожден"

Через двадцать минут после знакомства с криминальной стороной жизни в Нью-Йорке я дошел до станции метро «West 4th St», встал недалеко от выхода со станции и принялся ждать студентку Нью-Йоркского университета Джоанну, с которой заочно познакомился за несколько месяцев до этого.

Тут надо отступить немного назад и рассказать о том, кто эта девушка и откуда я её знаю. Начать следует с того, что в Санкт-Петербурге у меня есть виртуальный знакомый по имени Слава. Знаем мы друг друга только по Интернету, я ни разу не видел его «живьем», что не мешало нам некоторое время переписываться по электронной почте. Слава учился в каком-то техническом вузе, но в будущем хотел стать журналистом, так что спрашивал у меня совет и некоторую информацию о нашем факультете. За некоторое время до моего отлета в Америку он сказал, что тоже собирается в эту страну к своей девушке. Мы обменялись координатами и на время перестали общаться.

Уже по прилете в США во время работы в лагере я снова связался с ним по Интернету и выяснил следующее: несколько лет назад Слава по программе обмена приезжал в США, в Лос-Анджелес. Там он познакомился с одной американкой девушкой, влюбился и завязал с ней длительные отношения. Поскольку вскоре ему пришлось уехать обратно в Россию, видеться они стали один-два раза в год, когда у кого-то из них появлялась возможность приехать в другую страну. Джоанна (так звали эту девушку) вскоре начала учиться в Нью-Йоркском университете и большую часть времени стала проводить в этом городе. Туда же и собирался Слава этим летом. Но в его судьбу вмешалась большая политика: США из-за борьбы с международным терроризмом ужесточили визовый режим, и работники американского посольства по каким-то только им понятным причинам не дали Славе визу.

Обо всем этом он сообщил в письме и добавил, что, несмотря на все это, Джоанна все-таки будет в Нью-Йорке и может на время поселить меня в общежитии.

С Джоанной мы обменялись несколькими письмами, пока я работал в лагере, и еще потом, во время путешествия. За день до приезда в Нью-Йорк я связался с ней по телефону и договорился о встрече. Она должна была узнать меня по футболке «San Francisco», которую я приобрел в соответствующем городе. И здесь, на выходе из станции метро я и дожидался её, наблюдая, как на ближайшей спортплощадке несколько молодых ньюйоркцев играют в баскетбол.

Но вот ко мне подошла красивая молодая девушка со светлыми волосами, внимательно посмотрела на мою футболку и поздоровалась:

— Joanna? — спросил я.

— Yes, that"s me, — ответила она с улыбкой.

Мы скрепили международное знакомство рукопожатием и отправились в путь. Джоанна по ходу прогулки стала объяснять, по каким местам мы проходим:

— Это Нью-Йоркский университет, в котором я учусь. Он занимает несколько кварталов. Фактически, все здания, которые ты видишь — это наш университет. А район этот называется Гринвич-Виллидж — довольно известное место в городе.

— Да, я слышал про это место, — заметил я. — Это район обитания нью-йоркской богемы: художников, писателей, не так ли?

— Да, ты прав

— А что ты изучаешься в университете.

— Славянские языки.

— В том числе русский?

— Его я начала изучать только в этом году, так что пока почти не знаю его.

Вскоре мы подошли к общежитию — невысокому кирпичному зданию на углу Третьей Авеню и Девятой улицы. Вахтер, сидевший у входа, оформил на меня документы — бумагу с подписями и печатями, подтверждающие, что я вселен в комнату к Джоанне и буду жить там до 8 октября. Впоследствии при входе я должен был показать бумагу и документ, удостоверяющий личность, — тогда вахтер нажимал где-то у себя кнопку, разблокировал дверь, открыв которую, я из приемной попадал собственно в общежитие.

Американская общага, конечно, не похожа на российскую. Уже тот контроль при входе и чистота и порядок внутри несколько отличается от сумасшествия и раздолбайства в жилищах российских студентов. Атмосфера в американском общежитии какая-то совсем не общежитская. В пустынных коридорах всегда тихо и спокойно, особенно днем, когда все уходят на учебу. Только иногда вечерами кто-то устраивает вечеринки с музыкой и выпивкой.

Это место мне, скорее, напомнило гостиницу с некоторыми дополнительными удобствами, вроде кухни, и разделением некоторых удобств, например ванной, на несколько человек. Один номер состоит из трех комнат поменьше — каждая на одного человека. У них есть общая кухня и ванная. Так что здешнее общежитие, в отличие от российского, не прививает людям дух коллективизма и умение жить вместе. У каждого есть пусть маленькая, но своя собственная комната — это ли не воплощение пресловутого американского индивидуализма.

Глава 20. Прогулка по Манхэттену.

Нью-Йорк основали представители страны, которую сегодня с трудом можно найти на карте Европе. Речь идет о Нидерландах или, как еще называют эту страну, о Голландии.

Это сегодня Голландия съежилась до размеров Московской области и известна лишь легализацией наркотиков, а в свое время она была одной из ведущих морских держав мира. Сотни голландских кораблей совершали торговые плавания по всей планете и не могли обойти вниманием такую интересную часть света, как Америку. В начале 17 века она была еще слабо заселена. Несколько голландских мореплавателей обследовали этот континент и решили начать здесь торговлю. Для этой цели они в 1624 году основали поселение на острове, лежащем в устье Гудзона (реки, которая была открыта всего за пятнадцать лет до этого). По имени местного индейского племени и остров, и поселение назвали Манхэттен.

Через два года голландские купцы назначили в качестве генерал-губернатора заокеанских земель Петера Минуита. Он прибыл в Америку и совершил одну из самых известных сделок в истории США. Генерал-губернатор купил весь остров у индейцев за бусы, стеклянные украшения и пуговицы на общую сумму в 24 доллара.

Так и было положено начало городу, который спустя некоторое время назвали Новым Амстердамом. Голландцы постепенно расселились вокруг города и заняли территории современных штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут. Но вскоре отношения между Англией и Голландией испортились: в 1664 году несколько боевых кораблей, снаряженных англичанами, принудили город сдаться. Голландская колония перешла под контроль англичан и была переименована в Нью-Йорк — в честь брата английского короля герцога Йоркского.

Впоследствии город играл значительную роль в истории США. Во время войны за независимость его на некоторое время захватили англичане, с 1785 по 1790 год он выполнял роль государственной столицы. А в следующие два столетия он превратился в крупнейший порт — вначале США, а потом и всего мира, экономический и культурный центр страны. Для Америки Нью-Йорк стал своеобразным окном из Европы: именно сюда приезжал поток переселенцев с другой стороны Атлантики. У многих иммигрантов, совершивших такое дальнее по тем временам плавание, просто не было желания двигаться куда-то еще, и они оставались жить прямо здесь. Поэтому Нью-Йорк стал самым крупным и одновременно самым многонациональным городом страны.

К концу девятнадцатого века Нью-Йорку стало тесно в пределах Манхэттена — город вырос за счет включения в свой состав других территорий: Стейтен-Айленда — острова, лежащего южнее, в том самом месте, где река Гудзон впадает в Атлантический океан, Бруклина и Куинса — двух районов на восточной оконечности острова Лонг-Айленда — его с Манхэттеном разделяет узкий пролив, и Бронкса — района, который находится уже на материке к северу от Манхэттена.

Но до сих пор остров Манхэттен, купленный когда-то за 24 доллара у индейцев, остается сосредоточием всей культурной, деловой и любой другой жизни города. Его можно сравнить с Москвой в пределах Садового кольца: именно это и есть настоящий подлинный город, а все остальное — не более чем поздние приросты. Длина Манхэттена — около 20 километров, ширина — не более четырех, а общая площадь — 59 квадратных километров.

Кстати, меня затруднил перевод названия «Manhattan». По-русски его пишут как «Манхэттэн», «Манхэттан» или даже «Манхаттан». Но программа Word, в которой я набираю этот текст, признала только написание «Манхэттен» — с "е" на конце. Что ж, доверимся компьютерным технологиям.

Мне повезло: полторы недели, проведенных в Нью-Йорке, я жил именно на этом острове, и каждый день мог, не пользуясь метро или другими видами транспорта, пешком выходить на улицу и гулять, бродить, изучать этот город. Могу сказать точно: Манхэттен к югу от Центрального парка обследован мною вдоль и поперек.

Прогулку по городу нужно начинать с утра, когда все в нем только начинает приходить в движение — когда из метро выходят первые работники многочисленных офисов, машины заполоняют все улицы, постепенно открываются лавки, парикмахерские и дешевые забегаловки — и бродить до глубокого вечера, когда на улицы опускается мрак, а небоскребы начинают светить электрическим светом из сотен и тысяч окон. Впрочем, этот город почти никогда не засыпает, жизнь продолжает бурлить на некоторых его улицах круглые сутки. И если вам не спится, такси отвезет вас куда угодно в любое время. А работающее круглосуточно метро открыто для всех желающих — надо только дождаться поезда, который с наступлением ночи приходит все реже и реже.

Я стою у набережной реки Гудзон, на самом юге Манхэттэна, в Баттери-парке (Battery Park). Это тихое и спокойное место, непохожее на весь остальной Нью-Йорк, заселено художниками, которые продают свои картины и рисуют шаржи за пять долларов, и туристами, выстраивающимися в очередь на экскурсию к Статуе Свободы. Через определенные промежутки времени от пристани отходит небольшой пароход и везет гостей города на небольшие острова, виднеющиеся с берега: Эллис-Айленд (Ellis Island) и Либерти-Айленд (Liberty Island). На первом когда-то располагались иммиграционные и медицинские службы, которые давали разрешение на въезд в страну прибывшим из-за океана. Путеводители сообщают, что половина сегодняшнего населения США — потомки иммигрантов, прошедших через этот остров. Ну а Либерти-Айленд (или Остров Свободы) известен всему миру благодаря Статуе Свободы — памятнику, который Франция подарила США в конце девятнадцатого века. Она уже давно стала символом Нью-Йорка да и всей Америки. И хотя с берега статую прекрасно видно, многие предпочитают доплыть на пароходе до острова и сфотографироваться в непосредственной близости от неё.

Я поворачиваю взгляд в противоположную сторону, вижу небоскребы Нижнего Манхэттэна и иду к ним. Стоит немного отойти от набережной, и я попадаю к началу Бродвея — главной улицы Нью-Йорка, которая словно нарочно ломает четкую планировку здешних улиц и по диагонали пересекает весь Манхэттэн. Впрочем, здесь, на юге острова, улицы и так не слишком прямолинейны — этот район напоминает московскую мешанину и чехарду проспектов и переулков. Здесь несложно заблудиться — нью-йоркские «стриты» пересекают друг друга самым странным образом, с трудом можно найти перекресток, где улицы сходились бы под прямым углом.

Я иду по Бродвею мимо нависших над улицей небоскребов и дохожу до небольшого парка и церкви по левой стороне улицы. В этом месте можно свернуть направо — на маленькую узкую улицу, где даже нет автомобильного движения. Но зато именно в этом, протянувшемся всего на несколько кварталов переулке под названием Уолл-стрит (Wall Street) сосредоточена финансовая мощь США. Главная здешняя достопримечательность — Нью-Йоркская Биржа. Это большое серое здание, с колоннами, балкончиками и скульптурным барельефом у самой крыши. Лицевую сторону здания почти целиком накрывает огромный американский флаг, а внизу, у входа, стоят ограждения, несколько полицейских машин и парочка копов. Будучи здесь впервые, я спросил у женщины-полицейского, дежурящей у ограждения, как пройти внутрь на экскурсию (о такой возможности я читал в путеводителе). Она ответила, что после терактов 11 сентября вход для посторонних сюда закрыт. Так что попасть в самое логово капитализма и посмотреть, как американские спекулянты перепродают акции мировых компаний, у меня не получилось.

Ну да ладно, а я лучше пойду дальше по Бродвею на север, немного погодя, сверну налево и пройду по Либерти-стрит (Liberty Street — Улица Свободы) к Месту Всемирного Торгового Центра (World Trade Center Site), который был разрушен несколько лет назад в результате беспрецедентной атаки арабских террористов. Все, наверно, помнят жуткие кадры, которые показывали 11 сентября 2001 года: самолеты, врезавшиеся в небоскребы; два здания — гигантские конструкции, который развалились в несколько минут, как карточные домики; смятение и паника, охватившие Нью-Йорк и Америку после этого теракта.

Сейчас здесь, конечно, все по-другому. Место, где находились два небоскреба, огорожено со всех сторон, и увидеть, что там происходит, можно только через прутья решетки. Но смотреть особо не на что: на большом пространстве, где раньше стояли башни Всемирного Торгового Центра, сейчас только стройматериалы, контейнеры и подъемные краны — с помощью этого, видимо, и будут здесь строить что-то новое.

Но жизнь продолжается: вокруг снуют туристы, фотографируясь у памятного места, а рядом, у входа в метро, расположился небольшой рынок — несколько торговцев продают фрукты и овощи. Можно купить у них что-нибудь поесть и пойти дальше. А дальше, если снова свернуть к Бродвею и пройти немного на север, мы выйдем к зданию городской мэрии, спрятавшейся за небольшим парком. Помимо мэрии, в этом районе сосредоточены другие административные здания. Причем своим внешним видом они сильно напоминают сталинские высотки в Москве. Уже по возвращении домой я нашел в Интернете интересную информацию: советские архитекторы приезжали в тридцатые годы в США и позаимствовали там много идей, которые потом воплотили на родине. Самый яркий пример — стоящее недалеко от нью-йоркской мэрии «Муниципальное Здание» (Municipal Building). Этот небоскреб имеет поразительное сходство с Домом на Котельнической набережной.

Если свернуть от этого заповедника сталинской архитектуры направо, то можно выйти к восточной набережной острова и началу Бруклинского моста. Он соединяет остров Манхэттен с Бруклином — другим огромным городским районом на восточном берегу пролива. Мост был построен в 1883 году, когда Бруклин еще не входил в состав Нью-Йорка, и тогда, как и многое в Америке, считался архитектурным шедевром своего времени.

Ну а если проигнорировать Бруклинский мост, а пойти от мэрии прямо на север, то мы попадем в Чайна-таун — наряду с сан-францисским, один из самых больших в Америке районов компактного проживания китайцев. Небоскребов здесь уже нет — китайцы облюбовали обычные дома в несколько этажей с пожарными лестницами, которые протянулись через фасады зданий от балкона к балкону. Среди прохожих начинают преобладать низкорослые люди с узкими глазами, кругом мелькают вывески с иероглифами, а на лотках и в магазинчиках, разбросанных по всему району, торгуют всяким барахлом. Китайские рестораны, кстати, — одни из самых дешевых, так что если голодны, стоит подзаправится в этом месте.

Нью-Йорк — наверно, самый многонациональный город в мире. Сюда издавна приезжали из-за океана представители самых разных народов. Многие оставались в этом городе и образовывали этнические диаспоры. Есть известное наблюдение (уж не знаю, насколько оно соответствует действительности), что ирландцев в Нью-Йорке живет больше, чем в Дублине, евреев — больше, чем в Тель-Авиве, а итальянцев — больше, чем в Риме. Итальянцы — одна из самых влиятельных диаспор в Америке, чуть ли не все мафиозные группировки (если верить фильму «Крестный отец») состоят из итальянских иммигрантов. Так что и у них есть свой маленький уголок на Манхэттене. Рядом с Чайна-тауном находится небольшой район «маленькая Италия» (Little Italy). Я не большой знаток Италии, поэтому мне трудно определить, чем именно район похож на эту страну — разве что несколькими вывесками на итальянском языке. Но больше всего мне понравилось другое: а именно столы с белоснежными скатертями, столовыми приборами и стульями, которые стояли прямо на улице у входа в итальянские рестораны. Ряды таких столов, готовых принять клиентов сию же минуту, занимали полтротуара и протягивались иногда чуть ли не во весь квартал.

Я ухожу от «маленькой Италии» на восток и, дойдя до Бродвея, вновь отправляюсь на север. Через некоторое время, пройдя через район Сохо (Soho), известный своими художественными лавками и галереями, выхожу к зданиям Нью-Йоркского университета. Вместо деловитых брокеров с Уолл-стрит и китайцев из Чайна-тауна на улицах появляются молодые веселые студенты. Здешняя атмосфера напоминает окрестности любого университета — студенты гуляют по улицам, болтают, сидят на скамейках и читают конспекты и книги. На Вашингтон-сквер (Washington Square) — нечто среднее между площадью и парком — несколько парней и девушек катаются на роликах, откуда-то раздаются звуки гитары.

И здесь после запутанной планировки южного Манхэттена наконец-то появляются прямые улицы и четкая логичная схема: поперек острова — авеню с первой по двенадцатую, вдоль острова — улицы, они же «стриты», начиная с первой и заканчивая черт знает какой, лежащей где-то на самом севере острова. Тут же начинается одно из самых известных и, можно сказать, культовых мест Манхэттена — Гринвич-Виллидж (Greenwich Village). Этот район издавна был местом обитания нью-йоркской богемы — писателей, художников, музыкантов без постоянного дохода, ведущих беспорядочный образ жизни. Еще О. Генри двумя словами описал историю этого места в рассказе «Последний лист»: «И вот люди искусства набрели на своеобразный квартал Гринвич-Виллидж в поисках окон, выходящих на север, кровель ХVIII столетия, голландских мансард и дешевой квартирной платы. Затем они перевезли туда с Шестой авеню несколько оловянных кружек и одну-две жаровни и основали „колонию“»

Колония разрослась и превратилась в одно из самых известных мест скопления творческих людей — наподобие Латинского квартала в Париже. Здесь жили и творили многие писатели, поэты, художники, музыканты, сюда со всей страны приезжали потусоваться хиппи, одним словом — это район с богатым историческим прошлым. Здесь даже сохранилось множество домов 19 века — что нехарактерно для Нью-Йорка, где, как правило, безжалостно сносят старые здания, освобождая место для современных небоскребов. В последние десятилетия, правда, этот район слишком обуржуазился: цены на жилье подскочили, и жить здесь могут себе позволить только достаточно обеспеченные американцы. Но до сих пор благодаря студентам Нью-Йоркского университета район остается бунтарским и свободолюбивым по духу. Восточнее — в районе Ист-Виллидж (East Village) — находилось общежитие, в котором я прожил полторы недели.

Однако я иду дальше на север. Дома становятся все выше и выше, вырастают до высоты в сотни метров и превращаются в небоскребы.