Тайны советской эпохи - Полигоны смерти? Сделано в СССР

В перестройку насаждалась упорно мысль: вот появятся частные собственники земли, заводов и фабрик, поликлиник и магазинов – и сразу все изменится к лучшему. Надо только порушить эту проклятую административно-командную систему, сделать все так, как там, на Западе или (утверждали те, кто именовал себя патриотами-монархистами) как при царе-батюшке.

Вроде бы, урок провала наступления на целину был тому подтверждением. Особенно для тех, кто то ли не ведал, то ли умело забывал, что практически во всех индустриально развитых странах фермеры находятся на дотации у государства. На них тратятся, скажем в США, огромные средства. Да и условия для ведения сельского хозяйства в Западной Европе и Америке значительно лучше, чем почти на всей территории СССР.

Природа против цивилизации

Помнится, и в США провалилось наступление на целину. Однако там это не вызвало бурю революционных выступлений в печати. Почему? Казалось бы, налицо яркий пример хищнического отношения капиталистической системы хозяйства к природным ресурсам, национальным богатствам. Даёшь социалистическую революцию!

Нет, власти постарались обойтись без подобных обличений в стиле политэкологии. У каждой общественной формации есть свои плюсы и минусы, а также имеются возможности исправлять недостатки имеющимися средствами, не предпринимая радикальных мер, без демонтажа всей системы. Другое дело, когда сам народ восстанет против имущих власть.

В горбачевском СССР всё было иначе. Советский народ продолжал трудиться на благо страны, мирясь с «отдельными недостатками» (которых было, надо признать, многовато. Но М.С. Горбачев и его команда под громогласными лозунгами «Перестройка! Ускорение! Гласность!» упорно проводили так называемую революцию сверху. Не дворцовый переворот, не смену властных элит, а разрушение сложившегося общественного уклада. Для этого требовалось, прежде всего, сформировать соответствующее общественное мнение, всеми возможными средствами доказывать, что «Так жить нельзя» (название ура-перестроечного фильма Говорухина).

Народ понимал, что вообще-то так жить можно. Конечно, желательно жить лучше. Вроде бы к этому дело идет, хотя и не так быстро, как хочется и как обещал, в частности, Хрущев от имени руководимых им партии и правительства. Но кто всерьез относился к таким посулам? Я, например, таких людей не встречал.

Можно было бы сослаться на то, что марксисты-ленинцы исповедовали принцип хищнического отношения к естественным ресурсам. Разве не тиражировали они в виде лозунга слова И.В. Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее – наша задача».

Так-то оно так, да не совсем. Даже охотники каменного века старались брать у природы все, что могли, а со времен первых скотоводов и земледельцев техногенная нагрузка на окружающую среду постоянно возрастала.

Фридрих Энгельс предупреждал о том, что не стоит слишком обольщаться победами над природой: «Каждая из таких побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение первых».

Карл Маркс верно отметил: «Культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно… оставляет после себя пустыню». (Только вот везде и всегда преобладает именно стихийное развитие цивилизации вне зависимости от воли и желания отдельных мыслителей и даже вождей.)

Теоретически все было более или менее ясно. Однако на практике люди с удивительным упорством наступают во все века все на те же «экологические грабли», получая заслуженные удары. Почему?

Отчасти, конечно, от недопонимания и отсутствия навыка заглядывать далеко вперед. В первую очередь озадачивают насущные текущие проблемы, которых для руководителей любого государства, а тем более крупного всегда невпроворот. В прежние времена далеко не всегда можно было достоверно судить о дальних последствиях экологических проектов.

Но самое главное, пожалуй, не в этом. Экологические проблемы никогда и нигде не были приоритетными. Таков принцип технической цивилизации (а к ней относятся все общественные системы). На первом месте обычно стоят вопросы экономики. На втором – социальные (материальное обеспечение граждан, занятость, санитария и гигиена). На третьем – политические (взаимоотношения с другими государствами, идеологическая обработка граждан).

Все эти три пункта взаимосвязаны, и серьезные решения приходится принимать, учитывая все их, ориентируясь не только на ближнюю, но и на отдаленную перспективу. Экологические вопросы с государственной точки зрения связаны, прежде всего, с использованием природных ресурсов. Об их охране и восполнении тоже речь идет, но только не в первую очередь.

…Илья Ильф занес в свою записную книжку: «Давайте ходить по газонам, подвергаясь штрафу». Вот и «нетронутая природа» представляет собой подобие всепланетного газона. По нему надо ходить и ездить (а как иначе?), его надо использовать для получения пищи, добычи полезных ископаемых. За это приходится расплачиваться не только своим трудом, но также большими и малыми экологическими бедами.

Есть в нашем распоряжении только один вечный (по человеческим меркам) источник энергии – Солнце. Все остальные природные ресурсы области жизни (биосферы) человек использует с немалыми затратами энергии и материалов, техники, умения, труда. Можно уменьшать урон, наносимый окружающей среде, и к этому необходимо стремиться. Однако такие мероприятия сопряжены с экономическими расходами. Вот и приходится решать: надо ли ради блага природы пренебрегать благами людей, интересами государства?

Безусловно, предпринимая авантюрные решения тотального наступления на целину, а также массового внедрения кукурузы, Хрущев не желал нанести урон советскому сельскому хозяйству и государственной экономике в целом. Хотя эти и некоторые другие его решения (в особенности клеветнические нападки на Сталина) стали первыми решительными шагами к подрыву единства и могущества СССР и социалистического лагеря.

В ноябре 1964 года в английском парламенте чествовали Уинстона Черчилля в связи с его девяностолетием. Произносили тост за него, как за самого главного последовательного врага России. Ответил он с неприсущей ему скромностью: «К сожалению, сейчас имеется человек, который нанес вреда Стране Советов в тысячу раз больше, чем я. Это Никита Хрущев, так похлопаем ему!»

И все-таки, если говорить всерьез, главным виновником был не Хрущев. Может ли один человек, тем более вовсе не выдающихся способностей, нанести сокрушительный удар по великой державе? Нет, конечно. У него должно быть немало сообщников в верхних эшелонах власти. Предположим, он отдавал нелепые распоряжения. Но ведь их поддерживали, одобряли, принимали к исполнению. Значит, виной всему была действительно сложившаяся в то время система руководства народным хозяйством и обществом.

Предположим, решения принимались бы не с подачи высшего начальства, не по приказам партийного руководства, а каким-то иным путем. Разве в таком умозрительном случае непременно произошло бы что-то иное? Скажем, оставили бы в покое целинные и залежные земли во имя охраны природы и как природные ресурсы будущего?

Нет никакой гарантии, что так бы и произошло. Учтем, что практически все публикации в первые годы освоения целины были восторженными и приветствовали инициативу КПСС и лично товарища Хрущева. Пожалуй, подавляющее большинство подобных выступлений были искренними. Плохо ли получать в кратчайшие сроки небывалое количество зерна? И получили, несмотря на значительные потери (а какое крупное наступление обходится без потерь?).

Насколько мне известно, в те годы раздавались предупреждения не увлекаться распашкой обширных пространств. Например, почвовед В. Пульман писал в «Литературной газете» (март 1961 года): «Часто в азарте текущих дел мы забываем о земле, лишь требуем с нее урожаев, берем больше, чем даем, надеясь, что сама природа похлопочет за нас, исправит наши грехи. Оценка работы руководителей ведется по результатам одного года, а что остается после этого года, нас не интересует. Карьеристы пользуются нашей забывчивостью, благо земля безгласна… Сам призыв «выжать все из земли» преступен. Как можно «выжать все» из той самой земли, которая вот уже не одно тысячелетие кормит род людской и будет кормить человечество еще не одну тысячу лет? Выжать все – значит ничего не оставить потомкам».

Справедливости ради надо отметить, что не было недостатка в постановлениях правительства и указаниях партии, имевших целью рационально использовать природные богатства страны. Критики советской системы об этом обычно умалчивают.

В Программе КПСС (1961 год) отмечалось, что надо в первую очередь улучшать использование уже освоенных земель, а не расширять пашни: «Главный путь подъема сельского хозяйства и удовлетворения возрастающих потребностей страны в сельскохозяйственной продукции – всесторонняя механизация и последовательная интенсификация; достижение на основе науки и передового опыта во всех колхозах и совхозах высокой культуры земледелия и животноводства, резкое повышение урожайности всех культур».

Содержались в программе и некоторые конкретные мероприятия. Предполагалось «расширять работы по полезащитному лесонасаждению, строительству водоемов, обводнению пастбищ и мелиорации, избыточно увлажненных земель; вести систематическую борьбу с водной и ветровой эрозией почв. Большое внимание будет уделено охране и рациональному использованию лесных, водных и других природных богатств, их восстановлению и умножению».

В общем, на словах, в замыслах и программах все было учтено. Почему же правильные призывы и указания партии не выполнялись? Кто мог им успешно противодействовать?

Прежде всего – объективные обстоятельства.

Наследие прошлого

В 1892 году вышла в свет книга В.В. Докучаева «Наши степи прежде и теперь», как было отмечено – «издание в пользу пострадавших от неурожая». Постигшая почти всю черноземную полосу в предыдущий год засуха погубила урожай и вызвала страшный голод.

В завершение этой работы автор писал: «До тех пор, пока деятельность человека будет направлена не к улучшению естественных условий нашей страны, а только к их ухудшению, как в настоящее время, путем самой неразумной эксплуатации и расхищении природных богатств русской земли».

Сказано сильно и, безусловно, справедливо, ибо Василий Васильевич много лет изучал природные условия Русской равнины и их изменение под влиянием хозяйственной деятельности людей. Он знал, о чем говорил.

«К сожалению, – писал он, – от типичной степной флоры, когда-то сплошь одевавшей черноземные степи Полтавской губернии, остались только жалкие лоскутки. Небольшие узкие полоски межников между старыми перелогами, нераспаханные курганы, кое-где крытые склоны балок и речных долин в приднепровских уездах, да случайно уцелевшие, ежегодно ожидающие своей гибели десятинки девственной степи – вот все, что осталось от богатой и характерной флоры, когда-то привлекавшей к себе орды кочевников. Степи, воспетые Гоголем, будут не сегодня-завтра иметь так же мало общего с современностью, как и сама Запорожская Сечь».

Уже во второй половине ХIХ века было отмечено, что на Русской равнине из-за вырубки лесов и осушения болот многие прежде судоходные реки стали в межень мелеть, бурно разливаясь в паводок. Докучаев рекомендовал устраивать лесозащитные полосы и небольшие водоемы для стабилизации поверхностного и подземного стока.

Великий русский мыслитель Д.И. Менделеев писал: «Недостаток лесов очень силен именно там, на Русском поле (губернии Астраханская, Екатеринославская, Херсонская), где польза от разведения была бы особенно ясно ощутимою… Вопрос засадки лесом южных степей принадлежит к разрешимым задачам… И я думаю, что работа в этом направлении настолько важна для будущего России, что считаю ее однозначной с защитой государства».

Однако подобные научно обоснованные рекомендации не были своевременно реализованы. Тем более что вскоре началась война с Японией, революционные волнения, а там и грянула Первая мировая война.

Представление о том, будто СССР достались в наследство от царской России гигантские природные богатства, совершенно безосновательно. Минеральные ресурсы были изучены слабо, и даже уголь в столицу завозили из Англии. Черноземы в Европейской части России были в немалой степени истощены, значительная часть земель подверглась эрозии. Ситуацию чрезвычайно усугубили Первая мировая и Гражданская войны.

Необходимость ускоренной индустриализации для подготовки к грядущей войне с фашистской Германией не давала возможности столько же сил и средств вкладывать в сельское хозяйство. Оно по необходимости вынужденно велось экстенсивными средствами. Но вскоре после Победы развернулись мероприятия по возрождению природы по рекомендациям, которые некогда были даны Докучаевым и другими учеными.

В СССР нашлось немало людей, поверивших в возможность резко улучшить положение в сельском хозяйстве за счет освоения целинных и залежных земель. Эти территории можно было бы оставить как резерв, постепенно осваивая их – без лихорадочной штурмовщины, без революционного задора. Требовался не молодежный наскок и напор, а хозяйская степенность, основательность.

Дурную роль сыграла привычная установка партии и правительства на не только выполнение, но и перевыполнение плана, взятие встречных дополнительных обязательств, постоянное увеличение плановых заданий. То, что оправдывалось в предвоенные, военные и первые послевоенные годы, когда требовалось напряжение всех сил, теперь стало все больше вредить не только сельскохозяйственному, но и промышленному производству.

Постоянная спешка, а также погоня за высокими заработками, премиями и наградами, стремление местных руководителей выслужиться перед начальством, заставляли распахивать все больше земель, даже из числа запретных, увеличивать нагрузку на почву, не заботясь о ее сохранности. Первые успехи не отрезвили, а напротив, еще более укрепили в уверенности, что взятый курс верен.

Сказалась и «экономическая близорукость» руководителей страны, от которых требуется умение видеть не только ближнюю, но и дальнюю перспективу. Этим умением в полной мере обладал И. Сталин. Однако его принципы управления были охаяны в ходе «борьбы с культом личности». В отличие от него Хрущев и его сторонники, не обладая достоинствами почившего вождя, были слишком самоуверенны и неопытны в деле управления великой державой.

К сожалению, пропали втуне верные мысли, высказанные Сталиным в его последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР». По его словам, следует ориентироваться на рентабельность «не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10–15 лет». Только в таком случае можно избавиться от «периодических экономических кризисов, разрушающих народное хозяйство и наносящих обществу колоссальный материальный ущерб».

Надо иметь в виду, что первые успехи в освоении целины печально сказались на состоянии земель в Европейской части СССР. Ведь отсюда на восток шли сельскохозяйственные машины, переселялись или отправлялись на временные работы массы людей, уезжали специалисты. Все внимание было направлено на тотальное наступление, тогда как на других направлениях появлялись огромные прорехи.

Показательно, что в тяжелейшие послевоенные годы и позже, в начале 1950 х годов, Сталин не предпринял тотального наступления на целину. Напротив, он осуществлял переход на интенсивное ведение сельского хозяйства. Хрущевская эпоха словно вернула страну в период революционных катаклизмов.

…Должен оговориться. Я не претендую на полноту анализа проведения и результатов целинной эпопеи. Важно подчеркнуть, что это был первый и, возможно, самый значительный по масштабам экологический кризис в СССР. Он в значительной мере подорвал сельское хозяйство. Пришлось закупать зерно за рубежом, то есть оплачивать труд иностранных земледельцев.

Надо только иметь в виду, что наступление на целину было вызвано не только субъективными, но и объективными факторами. Его провал не может служить доказательством каких-то коренных роковых дефектов социалистической системы, Советского Союза.

Наша страна за три пятилетки не только возродилась после разрухи Гражданской войны, но стала сверхдержавой, победила в самой кровопролитной и разрушительной в истории войне с фашизмом, а затем в невероятно короткие сроки восстановила и приумножила свое могущество. Это ли не безоговорочные доказательства мощи советского государства и величия советского народа!

Глава 2

Полигон ужаса

Народы! Знайте раз и навсегда, что природа хотела уберечь вас от наук, подобно тому, как мать вырывает из рук своего ребенка опасное оружие. Все скрываемые ею от вас тайны являются злом, от которого она вас охраняет, и трудность изучения составляет одно из немалых ее благодеяний. Люди испорчены, но они были бы еще хуже, если бы имели несчастье рождаться учеными.

Жан Жак Руссо, ХVIII век

Семипалатинский синдром

В журнале Союза писателей Казахстана «Простор» (1989, № 11) была опубликована статья Евгения Гуслярова «Что же это было тогда в поселке Караул?» Начинается она весьма характерно:

«Я так думаю, что впечатлительные люди достают в последнее время газеты из почтового ящика со страхом. Обязательно будет в них такое, что и в горячечном бреду не увидится. Я, наверное, отношусь к толстокожим. Заметил, что в последнее время все эти разоблачительные кошмары уже не действуют на меня с прежним, потрясающим душу ужасом. И все-таки я понял – это только потому, что как-то уж трудно представить, что все отлитое в свинец типографских букв и в самом деле происходило со страной, с каждым отдельным человеком, что за каждой такой строчкой небывалая трагедия миллионов живых людей.

Однако вот и у меня, пообвыкшего, обретшего иммунитет к трагическому восприятию событий нашей истории, только ли от суховея шевелились волосы на голове, когда я слушал этот эпизод из пятьдесят третьего года на склоне сопок поселка Караул».

То было время перестройки, когда вся гласность сводилась к беспросветному очернению истории Советского Союза. Нашу державу – у нас же! – обличали как «империю зла». Именно так обгадили ее сначала Рейган и Тэтчер, а их инициативу тотчас подхватили Горбачев, Яковлев и прочие «прорАбы перестройки» и прорабЫ США.

Но что же могло так ошеломить толстокожего (по его признанию) автора статьи, что у него встали волосы дыбом? Что же такое чудовищное свершилось в поселке с двусмысленным названием Караул?

Впрочем, допустима ли ирония, если автор приводит свои записи показаний свидетелей страшного преступления? Он признается: «Может быть, впервые я ощущаю, что строчки, записанные в моем блокноте, так жгучи, что способны опалить душу. И так тяжки, что мне надо передать их, одному нести не по силам».

Оказывается, в тот год и в том месте произошло чудовищное преступление. «Их осталось в живых только пятеро из тех сорока человек».

Тогда на Семипалатинском полигоне был произведен взрыв водородной бомбы. «Огненная вспышка того дня не просто лишила мир очарования. Она сделала мертвыми людей, которые и теперь еще живут вместе с нами».

Свидетеля этого события Е. Гусляров расспрашивал в тот день, когда жители окрестных поселков и участники общественного движения «Невада» встретились, чтобы срочно потребовать закрытия ядерного полигона на этой земле.

«Свидетельствует ветеран труда, инвалид Великой Отечественной войны Талгат Слямбеков:

– Теперь уже мало кто знает об этом. Мало свидетелей осталось в живых. Пятого августа пятьдесят третьего года на ядерном полигоне был проведен надземный взрыв… Как мы потом узнали, это была взорвана первая водородная бомба. За пять дней до взрыва к нам в аул прибыли военные. Они в спешном порядке приступили к эвакуации людей и скота. Вывезли их из Караула за двести пятьдесят километров. Люди даже подъемные получили по пятьсот рублей. Однако вывезли из аула не всех. Нас было оставлено там сорок человек. Отбирали самых сознательных как бы для поручения важного дела. Мы, мало что соображая, по неопытности своей остались. Как потом оказалось, нас оставили как подопытных кроликов в опасной зоне для эксперимента. Ничего не подозревая, мы даже любовались взрывом. Выходили на открытые места, чтобы яснее увидеть необыкновенное облако в виде гриба и вспышки… Так продолжалось два часа. Потом снова прибыли военные в противогазах и защите, увезли нас за пятьдесят километров от аула, построили, замерили приборами степень облучения. Как нам объяснили, мы поставлены теперь на учет. Дали по двести граммов водки. Насильно заставили пить тех, кто не хотел… Через год было отобрано восемь человек для госпитализации. Я был в их числе. Полтора месяца мучили всякими анализами. Объяснили при этом, что все это делается ради нации и для будущих поколений. Выдали на руки справки, из которых стало ясно, что обследование мы проходили в засекреченном учреждении, называемом Четвертым диспансером… Нам никто не сказал тогда, что мы по чьей-то недоброй воле стали подопытными в неслыханном по жестокости эксперименте. Оставшиеся в живых узнали это только через тридцать шесть лет. Многих из тех сорока уже нет в живых, а остальные стали никому не нужными инвалидами. Мне доводилось читать о том, что фашисты проводили в концентрационных лагерях бесчеловечные эксперименты, знаем о японском отряде-732, повинном в таких же преступлениях. И мы не в состоянии были понять, как могли наши советские военные и медики пойти на то же самое?..

Недавно я получил еще одно приглашение в Четвертый диспансер. Я им ответил, что не желаю больше быть подопытным кроликом и отказываюсь участвовать в их преступных экспериментах. Загубленных жизней и здоровья не вернешь, но хотелось бы услышать ответ: кто и за что обрек нас на муки…

В моем блокноте еще четыре такие же записи. Об этом же говорят свидетели беспрецедентного по бесчеловечности эксперимента Хафиз Тлеухасимов, Нуртаза Кожахметов, Гизат Рахимбаев, Данислям Аржимбеков. По требованию этих людей мы начинаем расследование еще одного преступления сталинской эпохи».

Правда, речь идет о взрыве, который произошел через полгода после смерти Иосифа Виссарионовича – 12 августа 1953 года. Впрочем, можно считать, что дух Сталина все еще носился над страной и продолжал свои бесчеловечные деяния, толкая на них не только демона зла Берия, но и академика Андрея Сахарова и победоносного борца с усопшим вождем Никиту Хрущева…

Ну вот, опять проскальзывает ирония. Невольная. Какое-то чрезмерное и вполне бездарное нагнетание ужасов. Слишком уж нарочито. Видно, что ретивый журналист спешит присоединиться к всесоюзной кампании по изливанию всяческих нечистот на недавнюю историю все еще существующего СССР. Хотя, с другой стороны, все-таки приводятся свидетельства очевидцев, безвинных мучеников, жертв Семипалатинского полигона.

Автор статьи признается, что происходили не поддающиеся логике преступления «против советского человека. Но и на их фоне история с «ядерными заложниками» потрясает… Есть, по крайней мере, еще десяток селений, которых коснулся чудовищный эксперимент. Мы обращаемся ко всем, кто знает об этом: напишите нам. Мы обращаемся к военным и врачам, которые по чьей-то недоброй воле были втянуты в проведение эксперимента на живых людях, обращаемся к бывшим работникам Четвертого диспансера, давшим пресловутую расписку о неразглашении тайны, – оставшиеся в живых и их потомки ждут вашего слова».

Возможно, этот призыв был услышан, а, скорее всего, независимо от него другие журналисты постарались сообщить читателям правду о полигоне ужаса. У меня сохранилась вырезка из журнала «Работница» (1990, № 7) со статьей «Пленница полигона». Она начинается так:

«Катастрофа в Чернобыле, масштабы ее последствий потрясли нашу страну, да и все человечество и с жестокой непреложностью показали, что его ожидает, когда атом вырвется из-под контроля и вместо обещанного блага сотворит уже непоправимое зло… А как быть с испытаниями ядерного оружия, которые ведутся на некоторых полигонах вопреки требованиям общественности прекратить их?.. Казахский писатель Канат Кабдрахманов побывал недавно в Семипалатинской области – той самой, где на известном всему миру полигоне проводятся испытания новейшего ядерного оружия…»

Далее следует рассказ о казахской девочке. «Все члены ее семьи больны разными болезнями… В семье резко выражен иммунодефицит. Его причина – большие и малые дозы радиации, в течение многих лет приносимые с ядерного полигона». Сверстники ее росли нормально, а она сильно отставала от них, становясь, в сущности, карлицей.

Автор сообщил, что в Семипалатинской области число младенцев с врожденными аномалиями растет и достигло 233 на 18 377. «Беременные женщины в Семипалатинской области живут в постоянном страхе. Они наслышаны, что радиация проникает в механизм наследственности, и испытывают тревогу все девять месяцев беременности… И дети не только часто и подолгу болеют, но многие из них кончают с собой, не справившись со своими страхами. Здесь очень молодые самоубийцы… Факт этот сравним разве что с концом света…»

Общественное движение «Невада – Семипалатинск», по его словам, несправедливо обвиняют в национализме: «Мы, участники этого движения, не говорим, что ядерные, плутониевые, водородные бомбы взрывали здесь русские, что бессердечны по отношению к нам были русские…» (Обратим внимание на резкое разделение «нас» и русских; впрочем, об этом мы еще поговорим.) Сообщается, что в Семипалатинске был проведен общественный суд над теми, кто ответственен за деятельность испытательного полигона. В постановлении этого суда предлагалось «считать факт передачи земель под полигон актом аннексии территории суверенной республики в антигуманных целях…».

Мягко сказано. Однако нетрудно заметить прозрачный намек: оккупанты изъяли исконные земли туземцев и учинили геноцид местного населения. Примерно так, как некогда действовали завоеватели из Западной Европы в Новом Свете.

Только вот интересно бы знать, кто виноват в том, что беременные женщины Семипалатинской области живут в постоянном страхе? Кто их запугивает ужасами радиации? И как же надо настойчиво воздействовать на психику людей, чтобы доводить их до самоубийства!

Ясно, что ничего такого советские власти не предпринимали. Напротив, они были заинтересованы в том, чтобы успокоить население, объяснить, что ничего опасного нет, а главная беда – от всяческих жутких слухов. И кто же такие слухи распространял? Противники полигона и Советского Союза.

Страшное место

Читая подобные жуткие материалы, я не имел о них сколько-нибудь обоснованного мнения. Единственно, что было ясно: есть немало влиятельных людей у нас в стране, заинтересованных в подобных публикациях. Они используют экологическую тему для политических целей. Одни стремятся представить СССР как империю зла. Другие возбуждают вражду казахов к русским.

Но даже если сверхзадача у них такова, они ссылаются на факты, на свидетельства очевидцев, демонстрируют конкретные жертвы варварских испытаний. Тут-то что можно возразить?

К тому же полигон смерти расположен в Казахстане, а не где-то, предположим, в Центральной Чукотке, куда не всякий дикий северный олень забредет. Места хотя и не густо населенные, но все-таки с поселками, куда вполне может долетать радиоактивная пыль, и где земля вздрагивает от подземных ядерных взрывов.

Мое мнение о Полигоне сформировалось в 1992 году. Той осенью я побывал именно там, где взрывали смертоносные ядерные заряды, слышал не только официальные выступления, но и застольные высказывания активистов движения «Невада – Семипалатинск». После этого существенно изменилось мое отношение к проблемам не только данного полигона, но и Чернобыльской аварии.

Впрочем, начнем по порядку.

Нас везли, как особо опасный груз. Впереди – милицейская машина с мигалкой. Встречные автомобили в замешательстве и тревоге останавливались или прижимались к обочине.

Мы действительно были взрывоопасной смесью для атомного Полигона: большая группа решительно настроенных журналистов из разных стран и активисты движения «Невада – Семипалатинск». Они добились окончательной победы: указом президента Казахстана Семипалатинский полигон был закрыт.

Взрыв народного негодования оказался мощней термоядерных мегатонн. У каждого, кто ехал в это гиблое, если не сказать смертельно опасное, место, была своя программа действий.

Как корреспондент журнала «Техника – молодежи» я должен был выяснить в первую очередь, какой смысл в испытаниях ядерного оружия, если оно и без того изготовлено в большом количестве и поставлено на вооружение. Есть ли в этом хотя бы какая-то польза для людей или один только вред? И что же, в конце концов, происходит с окружающей природой и местными жителями?

…Караван наших сверкающих фарами и окнами автобусов выглядел, пожалуй, экзотическим видением в этот поздний вечер в темной степи, когда созвездия пригородов Семипалатинска остались далеко позади. Только Луна, словно летающее блюдце, смутно просвечивала сквозь кисею облаков. На душе было бы легко и спокойно, если бы не та информация, которую я узнал об этом Полигоне.

Активисты движения «Невада – Семипалатинск» предоставили нам некоторые документы. В одном из них были приведены пугающие цифры:

«Онкосмертность от лейкозов за десятилетний период (1975–1985)… увеличилась в 7 раз, смертность от рака органов дыхания – в 2 раза… Наблюдается значительный рост психических заболеваний… Содержание йода, цезия, стронция, полония в кормах и продуктах животноводства в 30 – 100 раз выше, чем в районах, удаленных от полигона».

И вот мы мчимся в это страшное место, как будто нам предстоит посетить экзотическую страну. Где та незримая грань, которая отделяет его от окружающих территорий? Ничего подобного не почувствовал. Роль сталкера, проникшего в смертоносную зону, мне явно не давалась. Пришлось положиться на здравый смысл, толику знаний, объяснения специалистов и собственные измерения радиометром-дозиметром минского производства – РКСБ-104.

Нас доставили – через металлические ворота с часовыми – в военный поселок, в гостиницу. А там и военный городок имени нашего отца атомной бомбы – Курчатов.