Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана (Том 1)

      И тут Тюльпан вдруг остановился! Откуда-то долетали голоса. Дебора чувствовала, как её восхищение Фанфаном все растет и сгорала от возбуждения, представляя, как сможет рассказать сестре об этой ночной вылазке, хотя одновременно и тряслась от страха. Когда Фанфан вдруг замер, уставившись в землю, сердце её бешено заколотилось и она осмелилась спросить, что он нашел.
      - На этом месте я должен был погибнуть, только вместо этого убийца пал от моей руки. И звали его Пастенак! - ответил он.
      Но то, что Дебора Ташингем никогда уже не смогла забыть, последовало потом.
      Они спустились по десятку каменных ступенек к дверям, которые Фанфан открыл - а это были двери в "Рай" - и тут последовала немая сцена, словно из ночной тьмы возникла на пороге статуя командора - "каменный гость"!
      * * *
      Ненси Вонючка, игравшая на бочке в домино с Теодорой, столетнею хозяйкой "Рая", за спиной которой торчал Симон-Чудак, первая подняла глаза, когда в зал потянуло холодным воздухом, заколебавшим огоньки свечей, озарявших компанию старых приятелей. И даже джин, проглоченный в изрядных дозах, не уберег их от испуга при виде "призрака". Ненси завопила, к ней присоединилась Теодора, а Симон, зажмурив глаза, рухнул на колени. Последовавшая сцена описанию не поддавалась: перепуганные дамы заметались по залу, то и дело падая на пол и визжа от ужаса, в то время как Симон-Чудак, заикаясь, выл:
      - Vade retro Satanas! Vade retro Satanas! *
      - Но это же я! - кричал Фанфан. - Ведь это я, Невью!
      - Этот и в огне не сгорит! - истерически вопила Теодора.
      Ненси взмолилась:
      - Господи, отпусти мне грехи мои! Спаси дочь твою Ненси! Я тебе, Господи, обещаю на коленях проползти вокруг Лондона, пусть даже это будет стоить мне жизни!
      Дебора Ташингем ошеломленно взирала на эту сцену - ей передался испуг этих женщин - и уже спрашивала себя, а вдруг её Фанфан, человек с тысячью имен и тысячью лиц, и в самом деле тот, кто всемогущ - сам Дьявол? Но если она любилась с дьяволом, у её сына будут на ногах копыта!
      "- Нет, я с ума сойду!" - стенала она в душе, но тут Тюльпану в голову пришла гениальная идея: он шагнул в комнату - и три несчастных женщины, метнувшись в стороны, вжались в стены - схватил бутылку джина и отхлебнул как следует!
      - Дьявол пьет только воду! - громогласно возгласил он. - А будь я призраком, от такой выпивки исчез бы, испарился - - ------------- - * Изыди, Сатана! ведь джин все растворяет, особенно такой джин, как у Теодоры!
      Потом он мило улыбнулся и снова дружески представился:
      - Друзья мои, да я же Невью!
      Потом сел, стряхнул капли дождя со своего плаща и стал ждать, что будет дальше. Видел, что все начинают успокаиваться, но знал - лучшим доказательством того, что он человек, послужит только опыт: схватив пальцами уголек из очага, тут же его отбросил с криком:
      - Ох, дерьмо! - и всем троим продемонстрировал сожженную руку:
      - Теперь вы видите, я обжегся!
      - Господи Боже! - потрясенно завопила Теодора. - Невью! Это Невью!
      - Невью! Невью! - вопили остальные, и Дебора Ташингем подумала: нет, Фанфан прямо словно змей, меняющий свою кожу!
      Теперь она уже не знала, восхищаться Тюльпаном или опасаться его, и вообще, не под угрозой ли её будущее как женщины, жены и матери!
      - Так, значит, ты не умер? - спросила Ненси Вонючка, осмелившись наконец приблизиться к Фанфану и даже прикоснуться к нему. - А мы все думали, ты уже год, как мертв! Не знали, ни где, ни как это случилось, но были абсолютно уверены, раз и Аврора Джонс и Анжела начали носить траур!
      - А Анжела каждый день ходила к Темзе и бросала там в воду цветы! Теодора расплакалась. - Вот мы и догадались, только не решились спросить у Эверетта, что случилось.
      - Это долгая история, - уклончиво ответил Тюльпан, и вдруг спросил:
      - А почему закрыт "Проспект"? Там никто не отзывается!
      И по лицам приятелей тут же понял, что случилось что-то очень серьезное, так что ноги под ним подломились и на лбу выступил пот.
      - Там нет никого, - грустно сообщил Симон-Чудак. - Они уехали!
      - Когда?
      - Месяцев девять-десять назад.
      - Почему? - Сердце Фанфана больно сжалось. - И куда?
      - Ну, знаешь... нет, ты не можешь знать! Эверетт Покс, если я верно понял, почувствовал опасность. Боялся, что его сцапают - но я не знаю, почему!
      - Продолжай, - сказал Тюльпан, который знал это слишком хорошо. - Куда они поехали?
      Симон-Чудак покосился на Дебору, которая решила, что лучше будет сесть, и теперь злилась оттого, что среди всех этих людей, так хорошо знавших друг друга, и обменивавшихся столь загадочными репликами, чувствовала себя как среди готенготов; а кроме того, слишком уж много женских имен мелькало в разговоре: что это за Анжелы да Авроры? Зло поджала губы, когда услышала, как старик спрашивал Тюльпана:
      - Мы можем говорить при миледи?
      Правда, лицо её тут же прояснилось, когда Фанфан-Тюльпан коротко, хотя и сухо ответил:
      - Это моя жена! Говори!
      - В Америку! - сказал Симон-Чудак. - Я знаю точно, потому что когда полиция нагрянула в "Проспект" - уж несколько месяцев прошло - я был поблизости и слышал, как один констебль говорил другому:
      "- Этот негодяй смотался в Америку, но я узнал только вчера, и мы пришли слишком поздно, Том!" Вот так-то!
      - А что с Авророй Джонс?
      - Она отправилась с ними! С тех пор, как ты погиб, не выносила запах Темзы!
      - Ах, Боже мой! - вскричал Тюльпан, пытаясь отогнать мучительную мысль, что никогда уже не встретит Аврору, свою нежную Анжелу и даже Эверетта. К мучительной боли прибавилось сознание того, что без Эверетта и его сведений не найти капитана Рурка - а значит и Летицию, что нанесло ему удар ещё страшнее.
      - Ну что же, с Богом, друзья, - сказал он, хоть ему хотелось плакать. - Не знаю, когда мы теперь встретимся, но обещаю вам вернуться снова!
      И он обнял отчаянно рыдавшую Ненси Вонючку, присоединившуюся к ней Теодору и Симона-Чудака, который произнес короткую, но блестящую речь:
      - Тот, кто прошел все сражения, правда, без приближения, не может пускать слезу, Невью. Так что тебе не видать моих слез - я все их излил в моем сердце!
      - Расцелуйте за меня всех остальных, - поручил Тюльпан и торопливо покинул "Рай", чтоб избежать мучительного прощания.
      Дебора вышла раньше, так что Ненси, догнав его, смогла шепнуть на ухо:
      - Ты с ними ещё встретишься, Невью! Ты должен их найти! Анжела родила тебе прелестного мальчишку и назвала его Френсисом! А теперь иди, твоя жена тебя уже ждет!
      Тюльпан долго молча шагал по улице, а Дебора не думала ни о чем ином, или, точнее, только о том и думала, и наконец кисло спросила: - Кто такая эта Аврора?
      Тюльпан такого вопроса ожидал.
      - Аврора Джонс, восьмидесяти лет, самая веселая и самая храбрая женщина, которую я когда либо знал. Единственная мать, которую я знал. И я в отчаянии, что своей смертью причинил ей единственную боль, которую вообще мог причинить.
      - А, вот в чем дело! - Дебору это явно успокоило и она не меньше десяти минут раздумывала, прежде чем снова спросить:
      - А Анжела?
      - Племянница Эверетта Покса! Я обожал ее! Играли с ней часами, поскольку у неё не было маленьких друзей!
      - Но теперь у тебя будет ребенок, другой ребенок, которого ты сможешь любить - твой сын! - удовлетворенно заметила Дебора, вновь взяв его под руку. Тюльпан, чтоб удержать себя над пропастью отчаяния, сказал себе, пытаясь отогнать слезы и развеселиться:
      "- Теперь у меня будет столько карапузов, что не придется беспокоиться о своей старости!"
      И эта мысль его действительно развеселила. Слегка. Не очень. И только в глубине души.
      Когда они вернулись в свой номер в отеле "Фейрмонт", Дебора наконец решилась спросить (у неё явно оставались некоторые сомнения):
      - Чик Лейн, насколько я поняла - то место, где ты собирался с помощью Эверетта Покса узнать, как отыскать капитана Рурка. Но для чего он вам?
      - Чтоб отблагодарить! Ведь когда я его нечаянно увидел, ко мне вернулась память! - цинично бросил он, но тут же пожалел. Цинизм его был всего лишь попыткой разрядить обуревавшие его эмоции. Какой чужой казалась ему сейчас Дебора! Возможно - все возможно, - он бы тут же её бросил, ушел, сбежал бы аж в Америку - если бы Дебора вдруг так ласково не сказала:
      - Я все равно тебе не верю, мой милый! Здесь что-то другое, гораздо более важное! Мне все равно, в чем тут дело, но я хотела бы тебе помочь!
      Да, такова Дебора Ташингем! Умная и глуповатая, благородная и мелочная, надменная и простая, сама не знающая толком, что происходит у неё в душе и почему так поступает. И потому Тюльпан, тронутый её словами, ответил ей чувством на чувство и откровенностью на откровенность.
      - У Рурка - ключ к тайне моей жизни! - лаконично заявил он и тем открыл ту часть правды, которая не могла её задеть.
      - Знаешь, я близко знакома с адмиралом Бингом из адмиралтейства, заметила Дебора, начиная его раздевать, так сильно ей захотелось его ласк и так овладели ею обычные фантазии: она решила, что капитан Рурк знает тайну королевского происхождения её Фанфана.
      - Он нам найдет капитана Рурка в два счета! - обещала она нагому Фанфану.
      - Но я люблю тебя совсем не из-за таких твоих знакомств! - ответил Фанфан, начав её ласкать, поскольку знал, что радости любви разгонят его печаль.
      * * *
      - А, так вы приятель капитана Рурка! - протянул адмирал Бинг, краснолицый толстяк, сидевший в темном кабинете в здании адмиралтейства. Если давно с ним не встречались, увидите, он страшно изменился. Он все ещё числится у нас, но уже год в отставке! Бедняга потерял свой "Виндиктив" у Тенерифа! Ядром ему оторвало левую ногу и лишь в последний миг его спасли с корвета.
      Адмирал Бинг, сочувственно вздохнул и, провожая Орландо Моргана к дверям, попросил:
      - Постарайтесь как-нибудь взбодрить его! - правда, сказал он это тоном человека, заранее уверенного в тщетности усилий.
      И вот теперь Орландо Морган и Дебора Ташингем стоят на Нидл Стрит в старинном лондонском квартале перед облупленным домом, где живет капитан Рурк.
      Тюльпан сюда шел быстро, но словно в тумане, не глядя по сторонам, не замечая ни прохожих, ни экипажа, и, переходя улицу, едва не угодил под копыта гвардейского эскадрона! Дебора, испуганно вскрикнув, успела задержать его, схватив за руку.
      Тюльпан недоуменно на неё взглянул, словно не понимая, что случилось.
      - Твой Рурк никуда не денется! - убеждала она. - Тем более на деревянной ноге!
      - "Как важно же должно все это быть, - подумала она, - если её Ролло дошел до такого состояния!" Это её тревожило, но потом и её охватила горячка нетерпения, как и Тюльпана, и теперь она почти бежала вслед за ним.
      - Смотри, это здесь! - сказала она, взглянув на фасад дома из почерневшего кирпича, с немытыми окнами. - Не слишком-то тут весело!
      Какая-то беззубая старуха, завидев их, стоящих перед домом, открыла окно и уставилась на них.
      - Капитан Рурк дома? - спросил Тюльпан старуху.
      - На втором этаже! - ответила та, но окно не закрыла, продолжая с любопытством их разглядывать.
      - Если не возражаешь, я пойду к нему один! - предложил Тюльпан.
      - Ну разумеется, милый! Иди, конечно! Ты мне потом расскажешь - ну, если захочешь, разумеется! - поправилась Дебора.
      Фанфан-Тюльпан открыл входную дверь, стремительно вбежал на второй этаж и остановился - так забилось сердце!
      "- Что мне суждено узнать? А если Летиция мертва?"
      Когда адмирал Бинг упомянул о том, что"Виндиктив" потоплен, он обмер. "-А что, если Летиция была на борту?" Нет, это невозможно, ведь ещё год назад информатор Эверетта говорил, что корабль покинула больная молодая женщина... Но Фанфан не исключал и эту самую неправдоподобную и самую ужасную гипотезу - даже тогда, когда был почти у цели! Даже ту, что Летиция вышла замуж за Рурка! "-Нет, Бинг упомянул бы об этом! И думать так безумие! Ах, какое несчастье, что Эверетта нет! И как ужасно, что я не знаю, кто должен был искать Летицию по лондонским больницам! Во всяком случае, сейчас её там нет, жива она или мертва!"
      При этих мыслях Фанфану даже плохо делалось. Потом он услыхал, как за его спиной скрипят ступени, и обернулся: старуха тяжело дыша, ковыляла наверх.
      - Четыре раза в день я ему готовлю чай! - сообщила она.
      - Но эти лестницы! Как тяжелы они бедняге с деревянной ногой! Пойдемте!
      Тюльпан пошел с ней наверх. В какой-то миг его охватило желание вернуться, чтобы не узнать правды - но старуха уже открыла дверь и крикнула:
      - К вам гости, капитан Рурк! - И шепнула Тюльпану: - Вы его обрадуете! К нему совсем никто не ходит!
      Салон, куда они вошли, был не бедным, но запущенным и каким-то заброшенным. Там было до отчаянья уныло, шторы спущены, и стояла полутьма. Тюльпан внезапно ощутил, что у него прошла вся ненависть к капитану Рурку, которую он так долго вынашивал. Теперь тот только жалкий инвалид! Но он, никто другой, украл Летицию! Тюльпан, сжав кулаки, преодолел жалость и шагнул следом за старухой в следующую комнату. Там шторы тоже были спущены. Старуха неподвижно замерла посреди комнаты с подносом в руке, оглянувшись на Тюльпана с тихой покорностью старых людей.
      - Когда-нибудь это должно было случиться! - заметила она. - Он не мог смириться с потерей своего корабля и ноги к тому же!
      Капитан Рурк висел посреди комнаты на железном крюке, медленно покачиваясь и задевая ногами постель.
      На том крюке когда-то висела люстра. Нет, она висела там ещё сегодня! Бронзовая люстра теперь лежала на постели, прижимая конверт. На конверте стояло:"Миссис Слоун".
      - Это мне! - сказала старуха, доставая из конверта листок.
      Тюльпан, догадываясь, что старуха не умеет читать, взял его из рук.
      "Миссис Слоун, - прочитал он вполголоса, - знаю, что вам нравилась люстра. Когда-то она висела в моей каюте на фрегате. Завещаю её вам."
      Тронутая старуха расплакалась и начала причитать, что мистер Рурк был таким хорошим человеком! Тюльпан, отвернувшись, зашагал вниз. Плач и стенания старухи сопровождали покойного капитана на его пути в ад - или все же в рай? Кто знает? И узнает ли Фанфан когда-нибудь, что стало с его Летицией?
      * * *
      На носу неповоротливого брига, который в этот солнечный, но ветреный день входил в устье Темзы, направляясь в Лондон, сидела молодая женщина, вся завернувшись в шаль и только волосы оставив на волю ветра, и глядела на другой бриг, медленно плывший по течению реки.
      С такого расстояния молодой женщине были видны только неясные силуэты на палубе другого судна - кроме команды были там и пассажиры, которые, как она, опирались о фальшборт, глядя на воду, или на проплывающие берега, и для которых она сама была таким же неясным силуэтом. Через несколько минут суда должны были разминуться, и пассажиры уже махали друг другу. Молодая женщина почувствовала, что за её спиной кто-то стоит - это был сержант Лоусон, который с почтительно обнаженной головой сообщил:
      - Капитан Диккенс спрашивает, не придете ли вы выпить с ним чаю?
      - Скажите мужу, что я сейчас приду, Лоусон! Ах да, вы не можете сказать, что за флаг на том корабле, с которым мы скоро встретимся? Мне он незнаком.
      - Это португальский флаг, а корабль плывет, вероятно, во Францию.
      - О, во Францию? - молодая женщина прищурилась, чтобы лучше видеть. "Камоэнс" - тихо прочитала она название брига, которое стало различимо. - Я уже иду, Лоусон.
      Сержант Лоусон, вновь учтиво поклонившись, отошел. Молодая женщина ещё немного оставалась на носу, глядя, как приближается "Камоэнс". На португальском корабле можно уже было различить пассажиров, видно было, как они одеты и что делают. Некоторые расхаживали по палубе, другие - как и она - стояли неподвижно. Среди людей, опершись о фальшборт "Камоэнса" был и мужчина в синем сюртуке, как и она прикрывавший шарфом лицо от ветра. Женщина на носу брига, плывшего в Лондон, весело помахала рукой в тот момент, когда корабли расходились, и мужчина в синем помахал ей в ответ. Они продолжали махать друг другу и когда корабли начали медленно, но неумолимо удаляться.
      "- Неумолимо? Почему мне пришло в голову именно это слово? - подумала женщина. Почему именно это горькое слово, ведь просто незнакомка помахала незнакомцу!"
      Мужчина на "Камоэнсе" продолжал махать, хотя с растущим расстоянием становился все меньше. В тот миг, когда он должен был совсем исчезнуть из виду, она заметила, что рядом с ним появилась какая-то женщина. Потом обе фигуры растаяли вдали, женщина отвернулась и ушла к своему мужу, чтобы выпить с ним чаю. На палубе "Камоэнса" эти взаимные приветствия не ушли от внимания спутницы мужчины в синем.
      - С кем ты прощался, дорогой?
      - Да ни с кем! - ответил он, смеясь. - С какой-то милой дамой, пожелавшей нам счастливого пути!
      - Мне больше нравится здесь, чем ей может нравиться там! Старший офицер сказал мне, что тот корабль пришел из Америки, и что на нем воины, раненые в этой ужасной войне - их везут домой.
      Мужчина в синем и его спутница тоже пошли выпить чаю - в ту самую минуту, когда на бриге, плывшем в Лондон, молодая женщина села лицом к лицу со своим мужем капитаном Диккенсом, который полулежал на кровати, опираясь на большую подушку и любовно глядя на супругу, наливавшую ему чай.
      - Почему вы так меня разглядываете, мой милый?
      - Потому что вы так прекрасны! Я не могу налюбоваться вашей красотой, вы же знаете! - усмехнулся капитан Диккенс. - Даже привычка видеть вас не притупила восхищение, что вы моя, что вы моя жена! Но почему вы так задумчивы?
      Молодая женщина улыбнулась.
      - Нет, ничего. Просто пришло в голову...
      - Что?
      - Да ничего, в самом деле. Как вы себя чувствуете, Элмер? Как ваша нога? Элмер! - вдруг вскрикнула она.
      Капитан Диккенс закрыл лицо руками и тихо заплакал.
      - Элмер! Милый! Что с тобой?
      - Я так боюсь остаться калекой! - тихо ответил он. - Господи Боже! Счастье еще, что у меня есть вы. Дай Бог мне никогда не потерять вас, Летиция!. 2.
      Плыли они до Франции семь дней. Погода стояла прекрасная, море спокойное. Дебора была очень мила. Узнав, что Тюльпан обнаружил в квартире Рурка не ключ к тайне своей жизни, а только мертвое тело, пыталась утешить его, как могла.
      - Мы вместе откроем эту тайну! - говорила она. - Мы сумеем установить твое происхождение!
      Так наконец Тюльпан узнал о тех фантастических догадках, которые возникли у неё при виде его татуировки. Поскольку возвращались они во Францию, а значит и к "дорогому" герцогу Шартрскому, Тюльпан настрого запретил ей обсуждать свои догадки с кем бы то ни было, даже с ним самим.
      - Обсудим это позднее! - обещал он, чтобы не слишком разрушать её мечты. Не потому, что сам не интересовался своей семьей и своим прошлым, но, по правде говоря, был сыт своими приключениями и несчастьями, сердце его разрывалось от неотступных мыслей о непоправимой потере Летиции, и ему слишком хотелось покоя. Теперь он мечтал о спокойной жизни без проблем, по крайней мере, на первое время, - надеясь, что месяцы, проведенные в Бордо дадут такую возможность: просто, без проблем и будь что будет!
      На ке дю Лайон их встречала сестра Деборы Ташингем. Помахав зонтиком, хранившим её от майского солнца, та ловко выскочила из экипажа в тот самый миг, когда Дебора со своим возлюбленным в сопровождении носильщиков сошла на берег.
      Когда сестры со слезами и вздохами наобнимались, Дебора с ещё не просохшими глазами, но с улыбкой на лице представила:
      - Это моя сестра, милый!
      - Мое почтение, мадам Баттендье! - приветствовал Тюльпан и поклонился.
      Аврора! Сестрой Деборы Ташингем оказалась никто иная как Аврора Баттендье - а ироническим и нежным свидетелем их встречи был "Фанфарон", пузатый парусник, в чреве которого они впервые занялись любовью, и который был пришвартован рядом с "Камоэнсом", с которого сошли на берег Тюльпан с Деборой! Недаром Аврора Баттендье в эту минуту казалась свалившейся как минимум с Луны!
      - Но это же Фанфан! - воскликнула она, внимательно взглянув на сестру. - А ты его именовала в письмах Ролло!
      - Что? Вы знакомы?
      - Фанфан! Ну надо же! - пораженно воскликнула Аврора и расхохоталась.
      - Аврора! Вот так встреча! Как поживает Оливье? - Тюльпан был рад и вместе с тем смущен.
      - Он будет очень рад тебя увидеть!
      Аврора и Фанфан кинулись друг другу в объятия, и теперь свалившейся с Луны казалась Дебора. Она была настолько потрясена, что пришлось наспех объяснить, что два года назад Фанфан был на постое в доме Баттендье, что они стали добрыми друзьями и что...
      - Добрыми друзьями? - протянула Дебора, прекрасно знавшая свою сестру.
      - Ну, Оливье с Фанфаном, разумеется! - с подозрительной нервозностью и неуместным смехом поправилась Аврора, но тут же продолжала: - А мы все так тогда беспокоились, мой жучок, когда ты ночью вдруг исчез и с той поры ни слуху, ни духу!
      Когда их чемоданы погрузили и они расселись в экипаже, Тюльпан начал рассказывать, что пережил за эти годы и каким образом с Корсики попал в Англию.
      - Чтобы стать там любовником моей сестры! - прыснула Аврора, немилосердно ущипнув Тюльпана за бедро.
      - Это не худшее, что с ним могло случиться! - заключила Дебора, которая была раздражена, что сестра оказалась знакомой с Тюльпаном раньше, чем она и тем испортила сюрприз, и - хотя и не была уверена - боялась наихудшего! Недаром же Аврора называла его "мой жучок"!
      - Но в Англию я прибыл совсем не ради этого! - сказал Тюльпан, целуя руку своей английской любовнице, почувствовав, как той все действует на нервы. - Однако Господь Бог по счастью сделал так, что несчастье, едва не стоившее мне жизни, закончилось такой счастливой встречей!
      Дебора рассказала сестре о той ужасной ночи в Вуди Хилл, как будто там была сама. Рассказ она закончила как раз перед домом Баттендье, когда на его пороге появился Оливье, увидевший из окна их приезд.
      - Ну надо же! - едва смог выдавить Оливье. Он ждал некоего сквайра, лорда или хотя бы бифитера из королевской гвардии - кого же еще? Но кого он перед собой видел? Милейшего Фанфана!
      И перед домом Баттендье долго были слышны возгласы и крики обоих приятелей, хлопавших друг друга по спинам - а через пять минут вся эта прекрасная компания уже сидела в салоне, пила шампанское и говорили наперебой, чтобы поскорее рассказать друг другу о себе, о том, что и как сумели пережить. Все были так счастливы, что снова встретились, и никто не думал ни о чем ином - кроме Тюльпана, говорившего себе: "- Для начала Аврора ущипнула меня за бедро - так что же будет дальше?". И кроме Авроры, которая вся горела, как в огне, твердя себе:" - Тюльпан стал ещё красивее, чем прежде, я все ещё ему нравлюсь, и вообще, разве возможно, чтоб он был влюблен в мою сестру?". И кроме Деборы, которая говорила: "- Когда пятнадцать лет назад родители разошлись и наша мама с Авророй переехали в Париж, ей пришлось дочь отдать в монастырь Вознесения в квартале Сен-Дени, обнаружив, как неприлично та себя ведет с молодым кучером". В монастыре Аврора познакомилась с какой-то Фаншеттой, с которой до сих пор переписывается и о которой мне писала, что та весьма слаба на передок... Да, из-за этого всего мне стоит опасаться за Фанфана!".
      И только Оливье Баттендье не думал ни о чем, лишь говорил себе, что когда тут снова Фанфан и сестра жены, он сможет каждый вечер ходить в бордель. И его это так обрадовало, что он хлопнул в ладони и воскликнул:
      - Как здорово, что причудами судьбы здесь встретились четыре человека, которым жизнь позволила сдружиться и стать одной большой семьей!
      Ведь Оливье четыре года назад, во время предыдущего приезда Деборы, сумел заняться с ней любовью, пока полковник Ташингем отлучился. (Только Дебора, по правде говоря, уже и думать об этом забыла!). И что Оливье без всякой задней мысли лишь высказался по доброте душевной. И мы бы ошиблись, увидев в этом намек на связь между его женой и Фанфаном, поскольку Оливье продолжал делать вид, что ничего не знает. Так что оставим эти рассуждения и пойдем взглянуть на их малыша! Поскольку в конце концов семью скрепляет возможность восторженно ахать над колыбелькой!
      Малыш крепко спал, и когда ахи и охи его разбудили, открыл глаза, но никто не сказал, что у него глаза Фанфана - заметил это лишь Тюльпан. Судя по времени, когда он здесь гостил, и возрасту ребенка, все сходилось.
      "- Ах, - вздохнул Фанфан-Тюльпан, - так я отец Жозефа-Луи (так звали этого ангелочка), и буду отцом Мэтью (так должны были назвать второго ангелочка), если Дебора родит мне сына!".
      И с той поры Фанфан привык прикрывать глаза - ссылаясь на то, что они болят, - чтобы никто не мог уловить опасное сходство.
      - Правда, красавец? - гордо восклицал Оливье Баттендье. - А какие у него глаза!
      - Это глаза нашей мамочки! - торопливо заявила Аврора, превозмогая смех, чтобы не вызвать скандал. - Совершенно как у неё были! Помнишь, Дебора, какие у нашей мамочки были чудесные глаза!
      - Нет! - покачала Дебора головой. - Когда вы переехали в Париж, я ещё не имела привычки заглядывать людям в глаза, но раз ты утверждаешь, это правда!
      - Да, это точно мамины глаза! - снова вздохнула Аврора, отважно подмигнув Тюльпану.
      - Безусловно! - подтвердил Оливье Баттендье. - Ах, Дебора, у вашей мамы были изумительные глаза.
      "- Значит, скоро вместе с сыном Анжелы у меня будет уже три сына! сказал в душе Тюльпан, который был в восторге от такой шутки судьбы, и который вместе с тем начинал ощущать свою ответственность. - Но вот из вырастить - это будет проблема!" - подумал этот утомленный молодой человек, приплывший сюда с намерением зажить спокойной жизнью. Но, к счастью, до забот этих было пока далеко. Сейчас же нужно было умудриться никому не дать причин для подозрений, - ни Оливье, ни Деборе, - и любой ценой избежать предприимчивости разохотившейся Авроры, которая уже за ужином сжала обеими своими ногами его колено!
      - Почему она зовет тебя "мой жучок"? - спросила Дебора, когда они добрались до постели.
      - Да о чем ты говоришь?
      - На пристани она тебя жучком назвала!
      - Она меня знает с детских лет!
      - Поклянись мне, что у тебя с ней ничего не было!
      - Но я...с твоей сестрой!..
      - Тогда она ещё не была моей сестрой!
      - Как это - не была сестрой?
      - Я хочу сказать, ты тогда ещё не знал об этом, не валяй дурака!
      - Но я же друг Оливье! - огорченно заметил он. - Вы, женщины, что, не знаете, что у друзей такого не бывает?
      - Это правда, похоже, Оливье в тебе души не чает! - признала Дебора, уже почти убежденная словами Тюльпана.
      - Я его тоже обожаю! А теперь спим, да?
      - Нет! Докажи мне, что ты меня любишь!
      И начиная с этой ночи Дебора начала проявлять свою радость от любовных наслаждений не обычным воркованием, а громкими выкриками и бесстыдными словами, рассчитывая так принудить сестру, которая спала в соседней комнате, признать её право собственности на Фанфана и доказать той окончательно, как безумно Фанфан её любит и заодно подогреть у той муки ревности, если все-таки два года назад у Авроры с Фанфаном что-то было!
      Аврора это выдержала целых четыре недели. Ночные серенады в соседней комнате бесили её тем больше, что вообще не мешали спать Оливье, не пробуждая в том желания посостязаться с Фанфаном. К тому же Аврора была до предела возмущена и тем, что Фанфан подобным образом изменяет ей не с кем-нибудь, а с её старшей сестрой!
      Эти сложные чувства Аврора проявляла тем, что хлестала по щекам прислугу, или изображала мигрень, чтоб все её жалели и утешали. Только в один прекрасный день она не выдержала и сказала Тюльпану, когда они пошли собрать землянику к обеду:
      - Тебе не стыдно, в двух шагах от колыбели сына ведешь себя как свинья!
      - Но он же спит, как сурок! - удивился Фанфан этой атаке. - И вообще это не мой сын!
      - Ах ты мерзавец! Ты прекрасно знаешь, что твой! Не видишь, чьи у него глаза?
      - Твоей матери.
      - У нашей матери глаза были черные!
      - Ладно, я скажу Деборе, чтоб была потише, а то будит Оливье!
      - Она все делает назло, и я её за это ненавижу!
      Но было бы ошибкой в это верить. Также как не было правдой, что Аврору ненавидела Дебора. Сестры прекрасно понимали друг друга. Болтали вместе бесконечно, и разговоры становились тем дольше, чем больше становилась заметна беременность Деборы, чем больше та удерживала Дебору дома и чем меньше та ходила с Тюльпаном на прогулки.
      Аврора довольно наблюдала, как с каждым днем растет живот сестры. В конце июля он стал уже похож на бочку, чем Аврора и воспользовалась, в одной из долгих бесед посоветовав избегать в дальнейшем отношений с Фанфаном.
      - Ты думаешь? - воскликнула Дебора.
      - А что, ты хочешь потерять ребенка?
      - Нет, полагаю, ты права! - допустила Дебора, причем даже с каким-то облегчением. - Этот наездник может натворить дел!
      И заявила, что все сделает как надо.
      Мы с вами знаем, чего стоят такие решения. Жаркие августовские ночи заставили - неважно, виноват был наездник или она сама, - частенько забывать об осторожности, но после нового вмешательства Авроры Дебора все-таки решилась переехать в отдельную комнату. Получила она прекрасное помещение в доме, которое именовалось "королевскими апартаментами", и помещалось которое в дальнем крыле.
      Да и сама Дебора, у которой вечно что-то болело и которая уже вступила в нервное состояние последней стадии беременности, действительно считала невозможным рисковать жизнью внука Людовика XV, королевского бастарда, чья слава, как она чувствовала, уже начинала проявляться в её чреве, судя по тому, как тот брыкался.
      Что же касалось долгих разговоров между сестрами, мы ещё не сказали, чего они касались. Все потому, что они так старались избежать чужих ушей (даже наших) и все пытались удержать в страшной тайне.