Космонавтика (Astronautique) - Звездоплаватели

Мне казалось, что что-то божественное было в рождении и в первых днях жизни этих существ. Во всем этом не было ничего гадкого и грязного, как и в акте любви.

Пока мы проводили наши подготовительные поиски, а на это нужно было больше, чем три месяца, мы могли ближе познакомиться с нашими друзьями.

Их зрение гораздо сложнее нашего, так как они могут видеть инфракрасные и ультрафиолетовые лучи.

Каждая из трех пар глаз воспринимает свой регистр лучей. Та, что помещается выше, воспринимает часть спектра от ярко-желтого до темно-синего, средняя пара — от красного до инфракрасного, а нижняя — от фиолетового и ультрафиолетового до высокой частоты включительно.

Очень развито у них чувство осязания: они воспринимают незначительнейшие колебания земли. Если же приближается кто-то из трехногов или пятиногов, они ощущают это вследствие магнитной индукции. Так же воспринимают они и изменения в атмосфере. Так что отсутствие слуха у них возмещено хорошо…

Все их искусства зрительного характера, но они не статичны, как наша живопись, наше рисование, наша скульптура. Их искусство динамично и ярко, их краски объемнее и изменчивее, чем наши, они играют ту же роль, как у нас — звуки.

Иногда мне казалось, что я вот-вот постигну всю утонченность и красочность их искусства, но, к сожалению, это только казалось.

Тщетны были все мои усилия понять не то что их симфонию, а хотя бы простейшую светящуюся мелодию. Было у меня здесь и увлечение, необычайное и наилучшее в моей жизни.

Случайность на Марсе, так же, как и на Земле, руководит событиями. Мне довелось несколько раз встретиться с той красивой особой, о которой я говорил раньше. А так как она очень интересовалась нашей Землей, то мы старались видеться почаще.

Она быстро освоила наш оптический язык и очень хотела узнать про Землю, откуда мы прилетели, разобраться в тайнах земной жизни.

Я описывал ей жизнь нашей планеты, которая, по ее мнению, была лучше, чем жизнь трехногое уже хотя бы потому, что мы смогли перелететь межзвездную бездну.

Она неутомимо расспрашивала меня и хотела узнать все, а в ее глазах переливалось сияние, и они были наилучшими из наилучших глаз ее подружек. Трудно описать то чувство, которое притягивало меня к ней. Тут были и обожествление, и радость, что открываешь каждый день высшую красоту, и очарование в прямом смысле этого слова. Но очарование, которое охватило мифического Элиана, когда он увидел богинь, и нежность, не сравнимая с какой-либо другой нежностью — ни с нежностью любви, которая казалась невозможной, ни с нежностью приязни, для которой требуется большая духовная родственность, ни с нежностью, которую ощущаешь, когда видишь маленького ребенка — ни с чем нельзя было сравнить то чувство. Да я и не хочу его сравнивать с чем-либо!

Вспоминаю, как мы гуляли с нею в лесу, по берегу озера, по красным полянам. Я жил в каком-то сказочном мире, объятый тем высоким чувством, когда пропадает время, и тебя охватывает беспечная беззаботность ребенка или маленького животного.

Однажды мы долго сидели над озером. Настал вечер, прозрачный вечер на Марсе, где звезды гораздо ярче, чем у нас на вершинах гор.

Грация — так звал я ее — была захвачена описанием чудес нашей Земли, она относилась к ним с какой-то набожностью. Вдруг, в прозрачном воздухе мы увидели таинственное сияние воздушных светящихся созданий.

Некоторое время я смотрел на их удивительные движения, а потом просигнализировал (так как мы еще видели друг друга):

— Вот вам, Грация, доказательство, что Марс гораздо выше Земли.

Она ответила, и этот ответ удивил меня:

— Я бы этого не сказала.

— А почему вы этого не сказали бы?

— Не имею уверенности, что эта светящаяся жизнь выше нашей или вашей. Ни одного доказательства этого нет… Ни одного! И я думаю, что и у вас на Земле должно быть что-то подобное, только вы не замечаете, так же, как наши далекие предки не замечали этих светящихся созданий.

— А может, тогда их совсем не было?

— В таком случае, им довелось бы пройти очень быструю эволюцию, слишком быструю, чтобы быть высшими!

Мы смотрели в ночь. Глаза Грации сияли как созвездие Ориона и, казалось, нежным прикосновением ласкали мой облик.

— Если на Земле нет таких созданий, она родит их в будущем, и еще больше и красивее, чем у нас на Марсе. Ваша планета во всем должна быть лучше нашей!

Молчаливо шли мы по лесу, и мое чувство после этого вечера еще больше усилилось. Я полюбил ее, и в этой любви проявлялись новые оттенки. Какая-то удивительная связь укреплялась между нами, какая-то возвышенная внутренняя радость, и это было совсем не похоже на грубое чувство земных существ. Казалось, и она хотела быть чаще со мной. Однажды я спросил:

— Скажи, Грация, мы — люди, наверное, очень некрасивы на ваш взгляд?

— Сначала, да, вы казались уродливыми, — ответила она, — но ничего неприятного я не заметила в вас. А теперь я знаю, что и в ваших обликах имеется своя красота. Что же касается вас, то я и сама не пойму, но я всегда с нетерпением жду вас… в наших встречах есть какое-то неведомое наслаждение, и это меня удивляет.

— Приятно слышать то, что вы говорите. Милая Грация, вы меня пленили.

И, казалось, словно здесь в подсознании нарождался новый мир, и из его глубины возникали новые, неведомые существа, и таинственное сияние оживляло легенды прошлого, и все становилось возможным в творениях великой природы: я чувствовал, как крепнут связи между миром Грации и таинственным миром моих далеких предков.

Да разве можно описать мои чувства, если звезды замерцали в моем маленьком человеческом сердце! Те чувства, которые захватили меня всего, как бурные волны горного потока во время таяния льдов и сплошных ливней!

ВОЙНА СО ЗВЕРОПОДОБНЫМИ

Наши приготовления продолжались больше времени, чем мы думали, но, наконец, закончились. Мы обеспечили себя энергией, питанием и уведомили, что готовы к бою со звероподобными.

Приблизительно во второй декаде лета звездолет остановился на расстоянии трех километров от захваченных врагом территорий. Это была равнина с невысокими холмами. Трехноги хотели освободить ее, так как здесь было два озера и несколько каналов.

Мы изготовили для наших друзей множество лучеметов большой мощности. Кроме того, пять лучеметов было на корабле. Несколько раз мы облетели территорию: звероподобные еще не полностью захватили ее, но уже многих животных они убили, а другие убежали.

В своем наступлении плоские существа остановились перед широкой полосой земли, где когда-то текла река. Вся захваченная ими территория равнялась почти трем тысячам гектаров, но звероподобные, а они были разных размеров, задерживались на ней только несколько дней и отошли, а вместо тех, что отходили назад, приходило столько же новых.

Невозможно было заметить какой-либо порядок в этих перемещениях, так же, как и в движениях этих существ на занятой местности. Напрасно искали мы намек на какую-нибудь организацию, всюду виднелось только беспорядочное движение.

— Я был уверен, что открою у них какое-нибудь одинаковое стремление, — сказал Антуан. — Конечно, не такое, какое имеется в улье или муравейнике, но, хотя бы, такое, как у птиц во время перелетов. Но здесь, вероятно, имеет место только инстинкт наступления, полностью выраженный в этом движении до высохшего русла.

Кстати, оно не являлось преградой для них. Мы видели, как они преодолевали и большие преграды. От трехногое мы узнали, что так было всегда: после каждого продвижения звероподобных всегда была продолжительная пауза, и никогда они не шли дальше, пока не использовали захваченную территорию для своих потребностей. В этом была какая-то таинственная закономерность, которая и на Земле иногда наблюдается в развитии видов животных.

— Пауза нам не помешает, — сказал Жан.

— Да, лучше подготовимся к атаке, она будет тяжелая. Наверное, если мы поразим и сотню этих существ, то это будет лишь малая толика. Опасаюсь, что на их место придут другие.

— Кто знает. Может, инстинкт, который руководит ими в наступлении, также предскажет им неминуемую гибель… В общем, будем делать все по порядку. Сначала очистим ближайшее место, затратив как можно меньше энергии.

Мы оповестили друзей про наше намерение и расставили аппараты, которыми трехноги уже научились орудовать. Потом Жан обратился к тому, кто по молчаливому согласию трехногов был вождем в этом наступлении. Мы звали его — вождь Непобедимый.

— Ничего не делать, пока мы не дадим сигнала… Сейчас мы очистим устье речки.

Звездолет поднялся на незначительную высоту. Видно было, как звероподобные существа-гиганты сновали во всех направлениях по занятой земле, среди множества мелких и средних, что напоминало муравейник.

Устье речки, которое находилось на северо-востоке, в длину равнялось 10 тысячам метров, а в ширину — тысяче. Там ползало с десяток гигантов.

Мы по прежнему опыту уже знали, какие лучи им не по вкусу, и сначала нанесли удар по одному великану: он точно окаменел, а потом попятился. Выгнав его, мы перешли к другому, третьему.

Мы изгнали уже пятерых и нацеливались на шестого, как увидели двух новых, которые быстро приближались.

— Вот чего нужно было опасаться, — сказал Антуан. — А что, если такое нападение будет по всей линии? Как тогда держать оборону? И сколько придется тратить энергии?

— Если мощное излучение нужно для того, чтобы прогнать их, — предположил Жан, — то нельзя ли держать их на расстоянии слабым излучением?

— Ты уже намечаешь план целой войны, а мы пока проводим эксперимент.

Гигант приближался к устью. Мы воздействовали на него слабым излучением. Сначала казалось, что это его не задержало, и он приближался по-прежнему. Однако, скоро его движения замедлились.

— Остановился!

Действительно, он остановился и стоял так долгое время. Наконец зверь попятился назад.

— А мы, таким образом, сможем сэкономить немало энергии! — радостно воскликнул Антуан.

Но для того, чтобы поднять боевой дух наших друзей, мы решили пока не экономить и выгнать скорее гигантов из устья. Каждый раз, когда новый гигант подходил сюда, мы его легко прогоняли без особых затрат энергии.

Прошли три четверти часа, и мы выполнили поставленную задачу: в устье оставались только маленькие твари, и трехноги могли легко выгнать их своими силами. Наш успех так подбодрил трехногов, что теперь они выполняли наставления звездоплавателей как священные наказы.

— Проба удалась, — сказал Жан. — Мы узнали очень полезную информацию. Излучать малыми дозами можно гораздо дольше. Я думаю, что тут есть кое-что поважнее, нежели экономия энергии: чтобы держать этих существ на расстоянии, нам нужны будут аккумуляторы малого напряжения…

Трехноги легко научатся изготавливать такие аппараты, и будучи пущены в ход, они станут вырабатывать энергию от солнечной радиации и будут постоянно излучать волны. Так что защищенная ими зона будет неприступной.

В то время, как Антуан дежурил, охраняя устье, я и Жан пошли к трехногам. Они встретили нас с нескрываемой радостью. Тысячи глаз сияли, придавая их обличиям фантастический вид. Особенно мерцали глаза женщин — этих живых цветов, которые блестели, как громадные светлячки.

Не зная, как выразить свое восхищение, Грация повторяла мне:

— Что мы по сравнению с вами? Мизерные, бессильные существа. Как прекрасно, наверное, жить на Земле, и как хорошо тем женщинам, которых вы охраняете…

— Нет, любимая Грация, на нашей планете нет таких чарующих созданий, как вы, и ничего, что напоминало бы вас. Бесспорно, вы не знаете красоты наших рек, нежности наших лугов, наших предгорий, одетых лесом, не знаете ветров и бурь наших океанов, красоты наших зорь, лугов с цветами, но вся эта красота, рассыпанная повсюду, не сравнится с вашей сияющей красотой!

— Реки… Воды, что волнами катятся… Волны, что вверх вздымаются и опадают — вы описывали их мне. Как прекрасно все это! И я чувствую, что где-то в глубине моего естества всплывают воспоминания, конечно, не мои воспоминания — они идут из глубины веков, с того времени, когда и марсиане знали, что такое живая вода…

И повторив:

— Живая вода! — она затрепетала всем телом.

Мы составили с трехногами план наступления. Было решено постепенно расширять фронт атаки, начиная с очищенного уже пространства бывшего устья. Мы выбрали эту тактику, а не наступление широким фронтом, так как это давало возможность приучить трехногов обращаться с аппаратами и, вместе с тем, бережно тратить энергию.

Кроме того, поступая так, мы не оставляли ни одного пропущенного места, откуда могла бы прийти неожиданная опасность для наших друзей или для нас самих.

Наступление началось во второй трети дня. Экономно тратя боевую энергию, за несколько часов мы отогнали звероподобных почти на три километра, то есть очистили почти 500 гектаров.

Оставалось много маленьких существ, но, чтобы выгнать их, пришлось бы затратить время, и поэтому мы пока отказались от своих планов. Подходила ночь. Мы поставили оборонительную линию лучеметов, разместив их веером. Они были маломощны, но все же могли удерживать врагов на расстоянии.

— Нам тяжело будет сделать такой заслон, когда мы очистим площадь в пять или шесть раз большую, — заключил Жан. — У нас мало аппаратов.

— Поэтому нужно срочно изготовлять аккумуляторы слабого напряжения.

Это была сравнительно легкая работа, так как у нас уже было достаточно требуемого материала и опыта. Кроме того, эти аппараты были маленькими и не требовали такой точности в изготовлении, как предыдущие.

Мы рассказали про наши планы вождю Непобедимому, и он понял всю важность этого дела. Светящиеся толпы трехногов собирались вокруг больших костров. Этот табор напоминал нам прошлые века, когда войска собирались ночью перед боем за сутки, минувшие века, когда люди бросались друг на друга, вооруженные копьями, луками и стрелами, — до времен огромных пушек и аэропланов.

Вспыхнувшая надежда, казалось, возвратила этой толпе прошлый пыл расы, который с давних времен уже почти угас.

— Наш мир словно помолодел! — сказала мне Грация. — Снова вернулась надежда на будущее. Многие из нас надеются, что Земля даст новую жизнь Марсу.

— А вы как думаете, Грация?

— Я еще не знаю, но чувствую себя счастливой… Словно я выросла.

Кажется, поэт сказал:

Когда мне средь темной ночи

Замерцали твои очи,

Ослепивши взор мой сразу…

Образ этот, бесспорно, преувеличенный и очень бледный по сравнению с действительностью. Глаза Грации гораздо милее, гораздо красивее, чем глаза земных существ. Они были подобны созвездию больших разноцветных звезд.

Мы вышли из лагеря и в холодной темноте смотрели на таинственный танец воздушных созданий. В каком-то мистическом озарении, еще большем потому, что рядом была Грация, я стремился понять этих волшебных существ.

— Нет, нам никогда не постигнуть их, — сказал я.

— Может, так и лучше, — ответила она. — Иногда плохо знать слишком много.

Какую нежность вложила она в эти слова. Я весь задрожал.

— Грация, я хотел бы понять, кто вы?

— Я очень простое существо, гораздо проще вас. Я руководствуюсь чувствами и не доискиваюсь до их спрятанных причин.

— Почему вы снова пришли ко мне?

— Да потому, что мне хорошо с вами!

И прижалась ко мне. Я почувствовал, как во всем моем теле пробежало что-то более неуловимое, чем волна аромата, чем звук мелодии. Словно я возродился в какой-то новой жизни, полной очаровательной красоты, — и в ней был образ Грации в минувшем и в будущем.

Похолодало. Мы вернулись к кострам и встали подле вождя Непобедимого — отца Грации. Он смотрел на нас с каким-то мерцающим интересом и, видимо, удивлялся необыкновенным чувствам, возникшим между его дочкой и мною. Очевидно, это ему было приятно.

Нельзя было заподозрить тут какое-то плотское влечение: слишком была велика пропасть между трехногами и людьми. А если бы это было возможно, то, наверное, отец все же не волновался бы. В необычайной лучистой любви марсиан нет ничего грубого, гадкого и смешного, как я уже говорил, нет ни ревности, ни ненависти, ни обиды.

Тут ни отец, ни мать не беспокоятся о том, кого любят их дети. И двое любящих могут проявлять необычайную верность друг другу без каких-либо возвышенных чопорных церемоний, без каких-то гарантий.

А что до детей, то уже на протяжении многих тысяч лет о них заботится общество, заинтересованное в этом.

Здесь нет семьи в нашем понимании, хотя детей любят так же, как и у нас. И ни у кого не появляется сомнений, таких обычных на Земле — действительно ли это твой ребенок: трехноги имеют безошибочный инстинкт, который позволяет им чувствовать сразу, его или нет новорожденное дитя.

И если моя тяга к Грации была приятна Непобедимому, то это потому, что он сам очень полюбил земных пришельцев. Сила его разума, б

В тот вечер он спросил меня:

— А небо у вас такое же красивое, как у нас?

— Ночью у вас оно гораздо красивее нашего, — отвечал я. — На Земле нет ничего похожего на эти светящиеся создания, которые живут здесь под звездами, более красивыми и яркими, нежели наши. И марсианские ночи были бы еще лучше, если бы они были теплее, как у нас летом, пусть даже в тех краях, где зимой лютует мороз.

— Эти теплые ночи прекрасны?

— В них есть своеобразная красота.

— А какие у вас дни?

— Я считаю, что они лучше марсианских, но вам, наверное, не понравились бы. Растения Земли разнообразнее и цветом, и количеством. На них вырастают цветы, из которых потом нарождаются новые растения. Красоту цветов можно приравнять к красоте ваших женщин. Три четверти Земли покрыто водами, которые играют волнами. Утро и вечер у нас намного лучше, чем на Марсе.

— Да… Разве у нас есть что-нибудь хорошее? — сказал вождь, и тоска промелькнула в его глазах. — Нашей планете остается жить гораздо меньше вашей. Прошли времена расцвета… Наши предки никогда не отваживались на полеты в просторах Бездны… Наша планета очень маленькая и далеко до Солнца, а потому и развитие ее нельзя сравнить с развитием вашей.

— А на мой взгляд она удивительна. У нас на Земле имеется один, так сказать, вид жизни, а у вас — три.

— Однако во время расцвета цивилизации и у нас был один вид жизни. Жизнь у вас началась почти так же, как на Марсе. Я думаю, со временем и на Земле она разнообразится, когда начнется эпоха вашего упадка. И логично предположить, что у вас она будет еще разнообразнее.

Тепло и приятно было возле костров. Из объяснений вождя я еще раз убедился, что умственные способности марсиан были выше наших.

— Не понимаю, почему, имея такой острый разум, ваша раса отошла от творческой работы?

— Это случилось не по нашей воле. Прошло много времени, пока это случилось.

— Но вы так легко схватываете суть вещей полностью чуждой вам цивилизации.

— Да, мы многое понимаем. Я думаю, что мы могли бы научиться всему, что делается на Земле. Но мы не умеем открывать новое, делать выводы и потеряли интерес к этому, так как это кажется нам бесполезным. Может, в том-то и наша трагедия, что мы отживающая раса, которая утратила остроту предвидения, отличающую молодые расы. Нам кажется, что теперь куда лучше не думать о будущем, застыв в настоящем.

Только одно нам мешает — нападение низших существ, звероподобных. Поэтому, с того времени, как вы появились здесь, что-то новое проснулось у меня, какое-то удивительное стремление повернуть все на новый путь, какая-то тяга к полной и всеобъемлющей жизни!

Непобедимый подкинул в костер топлива и задумался…

КАТАСТРОФА

На протяжении следующих четырех дней понемногу расширялась очищенная территория, составлявшая уже почти 1800 гектаров. Но теперь нужно было остановиться не потому, что уменьшились запасы энергии, нет, их легко можно было пополнять, а потому, что тяжело было держать линию обороны.

Теперь мы обратили все внимание на изготовление оборонительных аккумуляторов. Четыре таких малых аппарата, поставленные в линию, излучали веером радиацию почти на километр. А нам нужно было держать под обстрелом пять километров, и это очень затрудняло наше дальнейшее продвижение. Поэтому мы решили увеличить число устройств, и в течение декады весь лагерь изготавливал их.

Трудно найти на Земле подобных сметливых умельцев, которые бы так быстро схватывали суть сложнейших заданий и легко исполняли их. Но что до инициативы, то тут люди, бесспорно, были выше. Наши друзья, даже способнейшие, достигали лишь стадии исполнительства, точно выполняя поставленную задачу. Они совсем не имели инициативы и просто делали все автоматически. А если встречалось что-то новое, то марсианам требовалась наша помощь.

Но, невзирая на это, работа продвигалась быстрее, чем можно было сделать ее на Земле. Трехноги изготавливали партии аппаратов, идентичных образцам. Минуло еще две недели, и почти вся линия была защищена. Аккумуляторы тратили мало энергии и легко самозаряжались солнечными лучами.

Когда мы организовали работу трехногов, то освободились от хлопот, и это дало нам возможность познакомиться поближе со звероподобными. Во вновь захваченных ими местах, так же, как и в издавна заселенных, не было резкой разницы между царством растений и царством животных.

Все растительные плоские создания берут себе питание из почвы, животные этого вида плотоядны. Питание вбирается поверхностью тела, но ни одного ротового отверстия у них нет. Вещества всасываются всей кожей. Жертва гибнет лишь в исключительных случаях: сначала она словно каменеет и все ее жизненные функции приостанавливаются, а потом снова начинают действовать.

Нам не трудно было ловить маленьких и средних звероподобных, и мы изучали их анатомию. Но и до настоящего времени мы так и не разобрались, как функционируют их органы, и не могли точно указать их. Как я уже говорил, высшие из звероподобных имеют троичное строение, а у низших видов вещество тел напоминает ткань гриба или водорослей. И у высших, и у низших в теле имеется много вакуолей, размещенных в виде бус или треугольников.

Мы сделали вывод, что вакуоли обусловливают «кровообращение» и питание.

Так как у них нет жидкости в теле, то «кровообращение» состоит в перемещении мельчайших частиц. Разрезав несколько живых существ, мы видели в ультрамикроскоп перемещение материи. Это походило на движение соков.

Сначала мы думали, что некоторые из них прикрепляются к грунту, но это было ошибкой. Все звероподобные двигаются, но низшие из них могут перемещаться, лишь пробыв долгое время в неподвижности, после того, как они истощат грунт под собой. Плоская форма звероподобных свидетельствует, по-моему, о том, что им необходима большая поверхность тела — ею они прилегают к неживым или живым телам, высасывая питательные вещества.

Это верное решение природы, так как они очень мало берут из воздуха. Твердый грунт является, очевидно, основным элементом роста их тел, так как они не углубляются в землю. Так что не удивительно, что им приходится захватывать как можно большую площадь.

Следует отметить, что у хищников тело не такое плоское, хотя они и пользуются питательными веществами из почвы. Кажется, что у звероподобных нет ни одного общественного инстинкта. Я уже не говорю про такой инстинкт, как у муравьев, термитов, пчел или ос. Нет у них и того простейшего, который собирает во время перелетов птиц в одну стаю, бизонов в стадо, лошадей в табун. Каждая особь живет самостоятельной жизнью. У них нет, наверное, родственных объединений. Плодятся они поверхностно, потомки словно выходят из земли. Хотя детеныш очень маленький, все же он имеет все свойства своего вида и полностью самостоятелен.

Что же можно сказать про наличие зачатков разума у звероподобных? Легко можно допустить, что их жизнь построена полностью на инстинктах, и они тем разнообразнее, чем выше существо. Мы искали у них органы передачи команд и сделали допущение, что эти органы имеют связь с вакуолями там, где должна быть голова, как у обычного земного или марсианского животного.

Нет никаких сведений о материальной структуре этого органа, но виден целый ряд вакуолей, в которых с удивительной слаженностью двигаются материальные частицы. Что до вакуолей, расположенных бусами в канальцах, то, очевидно, они служат нервным или мышечным аппаратом. Нет ничего химернее, чем движения этих плоских отвратительных созданий, которые, кажется, ползают без всякой цели, делая беспорядочные зигзагообразные круги, пока их не останавливает какая-нибудь добыча или опасность.

Если обычные существа видят плотоядное, то они сразу убегают и это часто выручает их, тем более, что и на малом расстоянии их трудно заметить.

Кроме того, такое спасение — дело обычное, так что хищники питаются, в основном, почвой или воздухом и лишь время от времени ищут себе живую добычу. В отличие от жизни звероподобных, жизнь животных и растений на Марсе не отличается чем-то особенным: растения напоминают земные, животные — тоже. Что до водных животных, которые имеют пять плавников, то они более подобны нашим жабам, чем рыбам.

У всех этих животных жидкое кровообращение. В их теле течет что-то, подобное крови. У одних фиолетового цвета, у других — голубого или зеленого. Кровь течет в сосудах наподобие наших вен или артерий, но вместо одного сердца твари имеют от двух до пяти, в зависимости от вида. У всех есть ротовое отверстие, сложные глаза их — настоящие глаза, пищеварительные органы почти такие же, как и у большинства земных животных. Если бы мы никогда не видели птиц, рыб, насекомых, то и они бы нам казались такими же удивительными, как марсианские животные.

Но так как мы уже давно выявили сходство между земными и здешними млекопитающими, птицами, насекомыми и рыбами, это нас не поражало.

Что касается трехногов, то, в конце концов, мы считали их почти людьми, хотя некоторыми особенностями они весьма отличались от наших высших организмов, как и большинство животных на Марсе.

Их вертикальное положение, умственная активность, необычайно подобная нашей, их чувства, привлекательность — все это увеличивало приязнь, которая превратила их в наших близких.

На ночь мы обычно возвращались в звездолет, который стоял на опушке. Первые дни один из нас дежурил ночью, а потом, почувствовав себя беспечно, мы отменили это дежурство. Всю ночь мы спали таким спокойным сном, точно были в своих постелях на Земле.

Трехноги обычно просыпались раньше нас. Несколько сот их, отрыв пещеры в отвоеванной зоне, прижились в них, а другие свободно перемещались по территории. И вот однажды утром мы проснулись от стука в оболочку звездолета.

Не имея возможности проявлять свои чувства речью, трехноги высказывали их жестами. Увидев, что мы встали, они энергично засигналили. Мы сразу поняли, что звероподобные перешли заслонную линию.

— По всей линии? — выпытывал удивленный Антуан.

— Нет, — отвечало сразу несколько трехногов. — Там, с правой стороны, целая группа звероподобных… Много наших убито!

— Сейчас летим!

Звездолет поднялся вверх, и мы скоро были над боем.

Семь громадных звероподобных — наибольший из них был почти 100 метров в длину — сновали среди трупов трехногов. Многие лежали в высохшем устье, а остальные стояли большой толпой по другую сторону русла. Объятые ужасом, они отчаянно жестикулировали. На правом фланге только что захваченной территории не было ни одного трехнога, а потому мы сразу включили излучатели. Так как нельзя было напасть сплошным фронтом, мы начали последовательное наступление.

Мы нападали по очереди на каждое существо, решительнее, чем обычно, применяли все средства и быстро заставили их отступить. Поливая лучами, мы гнали их куда хотели. А так как вследствие какого-то инстинктивного чутья звероподобные не сворачивали назад, то даже если некоторое время мы их не трогали, они все равно отступали в нужном нам направлении.

За каких-то четверть часа мы освободили от них всю ранее очищенную территорию. Жан вышел посмотреть на излучатель с правой линии обороны.

— Весь аппарат поднялся на несколько градусов, — сказал он, возвратившись. — Вот поэтому лучи шли не параллельно земле, и звероподобные прошли под ними.

— Ты поправил? — спросил я.

— Конечно.

— Значит, надо прочнее укреплять их, ставя на определенный угол наклона, — сказал Антуан. — Это все не так страшно. А теперь поговорим с нашими союзниками!

Пока мы разговаривали, подбежал Непобедимый. Он казался сильно взволнованным: трепетал всем телом, как былинка под ударами ветра.

— Очень благодарю вас, мы не отважились повернуть остальные аппараты против тварей, — сказал он, — потому что боялись открыть фронт в других местах.

— Иначе и быть не могло, — буркнул я, подумав про обычное отсутствие у них инициативы.

Показывая на тела убитых, Антуан спросил:

— Как вы думаете, они не оживут?

Сумрачная тень появилась в глазах нашего союзника.

— Думаю, что не оживут, но среди тех, кто успел спрятаться в расщелинах скал, спаслось много.

— Неужели нельзя что-то предпринять?

— В данном случае ничего не поделаешь. Если кто не умер сразу, то через некоторое время этот паралич пройдет полностью за несколько часов или дней.

Вдруг, схватившись за голову, он показал:

— Там моя дочка!

Это прозвучало для меня точно удар грома, и я сказал, что выйду из звездолета.

— Я пойду с тобой, — присоединился Антуан. — Может, мы сможем оказать помощь.

Я уже ни о чем не спрашивал вождя и только с ужасом всматривался в трупы.

— Ее тут нет, — просигнализировал он. — Она успела отсюда убежать.

Глубокое потрясение, а вместе с тем, и удивление охватили меня. Это существо, совершенно незнакомое, здесь, на этой маленькой планете, которая мерцает красной звездой на ночном небе Земли, это существо, так непохожее на людей, теперь полностью занимало мои мысли и чувства. Печаль, горе, нетерпение охватили меня вместе с надеждой и ужасом — это была целая драма любви и смерти.

Идя следом за вождем, мы остановились возле длинного вала, который когда-то был берегом реки, — когда реки еще были в этом осужденном на смерть мире.