Фу Манчи (№10) - Остров доктора Фу Манчи

— Некоторые из сотрудников живут в этом крыле, — сказал доктор. — Квартиры тут новые и довольно удобные, как вы видели. Мои собственные покои — в главном здании, возле исследовательских лабораторий.

Он говорил, как экскурсовод на электростанции. Эта беседа с эскулапом, умершим три года назад, была самым гротескным моим воспоминанием о тех мрачных днях. Я даже не мог сообразить, что ему ответить.

— Одно время наш штаб располагался на юге Франции, — продолжал он, — но там нам очень мешали. Здесь, на Гаити, место идеальное.

Мы вышли в большой прямоугольный двор, в котором вдоль дорожек росли пальмы. Я увидел, что здание, из которого мы вышли, представляло собой несколько пристроенных друг к дружке бунгало. Почти все окна были распахнуты, на подоконниках стояли цветы в горшках, в комнатах виднелись книжные полки. В одном окне висел купальник. Можно было подумать, что здесь турбаза. По другую сторону стояли дома, похожие на современную фабрику, хоть я и не видел дымовой трубы. Чуть дальше виднелась горстка стоявших особняком зданий. Тут и там сновали люди, в основном гаитяне, в синих комбинезонах. Слышался гул станков.

Это была котловина, со всех сторон окруженная лесистыми горами. Я повернулся к своему проводнику.

— Где я? Что это за место?

Он улыбнулся.

— Официально это завод фирмы «Сан-Дамьен сизаль корпорейшн». Лучший сизаль в мире выращивается и обрабатывается здесь. Предприятие действует уже очень давно, но мы прибрали его к рукам лет шесть назад.

— Похоже, сюда не проедешь.

— Есть небольшая железная дорога, по которой вывозят продукцию. На склонах пониже, у вас за спиной, растет конопля. Корпорация нанимает около тысячи рабочих.

Свежий горный воздух, безоблачное небо, пальмы, волны зелени на склонах, ровная дорожка… Вокруг не было ничего зловещего. Но я бросал косые взгляды на каждого проходившего мимо человека, а присутствие Мэрриота Даути внушало мне нескрываемый ужас. Я находился в обществе живого трупа. Неужели все эти рабочие вокруг — тоже зомби?

Перед дверью дома, который выделялся среди других своим «возрастом», мой проводник остановился и нажал кнопку звонка.

— Ну вот, — сказал он, — вверяю вас заботам коллеги Хортона.

Дверь открыл какой-то гаитянин.

— Передайте управляющему, что пришел мистер Барт Кэрригэн, — сказал Даути и, бодро кивнув мне, ушел.

Я очутился в рабочем кабинете. Мне сделалось страшно. Мистер Хортон, худощавый флегматичный американец, поднялся из-за стола мне навстречу. Над его креслом висела большая фотография плантации конопли.

— Добро пожаловать, мистер Кэрригэн. Садитесь, закуривайте.

Я сел и взял предложенную сигарету.

— Благодарю. Мистер Хортон, кажется?

— Джеймс Риджуэлл Хортон. Это мое имя, сэр. Родился я в Бостоне первого июня тысяча восемьсот пятьдесят третьего…

— Тысяча восемьсот пятьдесят третьего?!

— Совершенно верно. Я выгляжу моложе своих лет, да ведь тут все так выглядят. Признаюсь, было время, когда мысль о том, чтобы продолжать жить, казалась мне отталкивающей. Но когда я обнаружил, что мои способности не притупились, а обострились, когда до меня дошло, что я в состоянии усваивать новые идеи и рассматривать их в свете старого опыта, я изменил свое мнение.

— Боюсь, я ничего не понимаю, — сказал я.

— Да что вы? Ну, это очень плохо. Могу ли я считать само собой разумеющимся, что вам известно о находящейся здесь штаб-квартире ордена Си Фан?

— Да… я знаю.

— Ну что ж… Вы испытываете те же чувства, какие я испытывал двадцать лет назад. Для вас Си Фан — просто шайка подонков общества, кучка профессиональных мошенников. Я сам думал так же. Но если вы рассмотрите методы, посредством которых любое тоталитарное государство добивается прогресса, вы обнаружите, что этот древний орден всего лишь усовершенствовал их. Поскольку вы встречали кое-кого из высокопоставленных лиц, возможно и одного члена совета, в весьма подозрительных местах, вы пришли к опрометчивому выводу.

Но софистика этого человека уже начала приводить меня в бешенство.

— Я считаю глав тоталитарных государств отпетыми душегубами, мистер Хортон. И их методы ничем не отличаются от методов заурядных уголовников.

— Но посмотрите, как отличны их цели от наших.

— Какими бы благородными вы их ни считали, я не могу согласиться с тем, что цель оправдывает средства.

— Ну, ну… Мне приказано передать вас человеку, который способен скорректировать вашу точку зрения, мистер Кэрригэн. — Он встал. — Будьте добры пройти сюда.

Хортон открыл дверь и пригласил меня следовать за собой. Я подумал, что он немного расстроился из-за моего упрямства. Человека, менее похожего на отпетого преступника, чем Джеймс Хортон, и впрямь было трудно найти. Когда я шагал рядом с ним по голому, тускло освещенному коридору, мне в голову вдруг пришло страшное объяснение присутствия здесь этого человека. Хортон был мертвецом!

Я находился в обществе зомби, бездушного разума, робота, управляемого изощренным колдуном.

Над сводчатой дверью горел зеленый огонек. Когда Хортон остановился, я почувствовал, как на меня повеяло холодом, и понял, к кому меня ведут. Хортон нажал кнопку, и тяжелая дверь бесшумно скользнула в сторону. На пороге стоял Хассан — белокожий нубиец!

— Мистера Кэрригэна ждут, — сказал Хортон, и Хассан отступил в сторону.

ГЛАВА XXXIV

ЗОМБИ

За столом на резном стуле эбенового дерева восседал доктор Фу Манчи в белом полотняном халате, как у Мэрриота Даути, и черной шапочке. Когда я вошел, он посмотрел на меня, но я постарался не встречаться с ним глазами.

— Присаживайтесь, мистер Кэрригэн. Вы, безусловно, заметили кровоподтек и маленькую ссадину в области моей левой верхнечелюстной мышцы. Если бы ваш сильный удар пришелся по костной структуре, боюсь, ущерб оказался бы куда серьезнее.

Усевшись напротив него, я решился поднять глаза. Левая челюсть у него была в царапинах и с синяком. Я сказал:

— Мне давно этого хотелось. По крайней мере хоть разок я вам врезал.

Он поиграл нефритовой табакеркой, лежавшей на столе, его глаза подернулись поволокой.

— Я не сержусь, мистер Кэрригэн. Звериная отвага — черта не самого высокого порядка, но я ее уважаю. Храбрости у вас не отнимешь, и она может мне пригодиться. Я вас приветствую и с удовольствием принимаю, как и всякую полезную тварь. Имея соответствующим образом ориентированное войско, можно нанести поражение любому полчищу врагов.

Его голос, как всегда, действовал на меня завораживающе.

— Вы уже встретили нескольких ваших собратьев, которых считали мертвыми. Несомненно, вы изучали традицию зомби, весьма устойчивую на Гаити. А устойчивые традиции всегда основаны на фактах. Сегодня ровно шестьдесят лет с того дня, как я занялся подробным изучением этого предмета. Я слышал, как, надеюсь, слышали и вы, о мертвых людях, действующих по команде шаманов. Эти автоматы были известны как зомби. Они есть на Гаити и сейчас. Я не имею в виду мои собственные опыты.

За те недели, что прошли со времени моей последней встречи с доктором Фу Манчи в подземной лаборатории близ Темзы, он заметно изменился. Тогда мне казалось, что он умирает, теперь же он как будто вновь вошел в силу и обрел свое сверхъестественное «я».

— Эти несчастные существа вовсе не вампиры, как полагали некоторые верхогляды, не трупы, оживленные посредством колдовства: они продукт некоей формы медленного отравления, которое вызывает каталепсию. Когда их хоронят, они еще не мертвы. Шаман вуду откапывает их и использует в своих целях. У них нет самосознания, они — его рабы.

Открыв нефритовую табакерку, доктор поднес щепоть табаку к ноздрям.

— После исследований, которые привели меня с Гаити в Центральную Африку, в Судан и, наконец, в Египет, я открыл природу используемых средств и способ их применения. Этот процесс был известен священнослужителям Фив. Я быстро понял, что обладание секретом дает мне возможность открыть любую другую тайну природы!

Голос его зазвучал громче, блестящие зеленые глаза на миг безумно засияли, и я вновь увидел перед собой страшного гения зла, не раз ужасавшего правительства.

— Я намерен скупать мозги, мистер Кэрригэн. Дабы провести многочисленные эксперименты по физике, ботанике, зоологии, биологии, я наберу лучших знатоков этих предметов. — Он постучал по табакерке длинным лакированным ногтем. — Я искал их по всему свету, используя средства Си Фана. Я не всегда добивался успеха, но тем не менее собрал замечательную коллекцию выдающихся умов. Решение многовековой загадки — открытие эликсира жизни — дало мне возможность отодвигать старость, если это нужно.

Он встал и, сделав шаг к двери между книжными шкафами, нажал кнопку. Дверь отворилась.

— Поскольку вам суждено остаться с нами в качестве активного участника нашей работы по созданию разумного мира, если будет угодно, я дам вам возможность составить мнение о наших трудах.

Вошел молодой человек с копной темно-рыжих всклокоченных волос и очень спокойными карими глазами. Это был мощный парень в синем комбинезоне, с натруженными руками, но, когда он заговорил, я понял, что передо мной образованный человек.

— Коллега Эллингтон, это мистер Барт Кэрригэн. Поскольку вы приблизительно одного возраста, я подумал, что, он, возможно, предпочтет вас в качестве гида. Вы можете показать ему все, что он пожелает увидеть.

— Буду в восторге, Кэрригэн, и весьма вам обязан, сэр.

— Вы хотите сказать, что вы командир эскадрильи Эллингтон?

— Ну, когда-то я был им, — ответил Эллингтон, бодро улыбаясь. — Сожалею, что я не на службе, а то бы поучаствовал в роскошном представлении во Франции.

— Вам принадлежал рекорд высоты в ВВС…

— Да… некоторое время. Потом я зазнался, попробовал совершить беспосадочный перелет и разбился в Тиморском море. Помните?

— Ну… я помню, вы пропали без вести. Вы были…

Я заколебался, глядя в эти смеющиеся глаза.

— Убит? О нет! Я вам не призывник-новобранец. Я доброволец.

— Вы хотите сказать, что добровольно вступили…

— В Си Фан? Да, пожалуй. Так будет и с вами в свое время. Меня подобрал пароход, который, так уж вышло, принадлежал им, понимаете? Вам еще многому предстоит учиться, Кэрригэн. Каковы бы ни были ваши обязанности, служба Си Фану — лучшая служба в мире!

Он выбрал ключ из связки и открыл дверь здания, которое я принял за гараж.

— Вот мы и пришли, — сказал Эллингтон, растворяя широкие двери. — Сначала вы должны посмотреть мои такси, неважно, хотите вы этого или не хотите!

Я оказался в помещении, похожем на длинный гараж. Там стояло в ряд около двадцати машин. С первого взгляда они показались мне похожими на небольшие монопланы, однако более тщательный осмотр привел меня в смущение. Командир эскадрильи Эллингтон засмеялся.

— Умора, правда? — воскликнул он. — Ни шасси, ни пропеллера. Как, по-вашему, мы поднимаем их в воздух?

Вопрос был нелегкий. Я не видел ни аэродрома, ни взлетно-посадочной полосы.

— Смотрите!

Он нажал какой-то рычаг. Часть крыши над машиной, которую я осматривал, отодвинулась, и я увидел небо.

— Прямо вверх, Кэрригэн! Даже ястребу нужен разгон, а эти птицы поднимаются прямо со своих пяток.

— Как?

— Один из наших рекрутов, профессор Суэйн, о котором вы, возможно, слышали, открыл в Польше метеоритное вещество, на которое не действует сила тяжести.

— Да что вы такое говорите?

— Я хочу сказать, что эти самолеты оснащены изолированным диском, который, когда на него действует поле Земли, поднимает машину вверх. Если им не управлять, она запросто улетит в стратосферу.

— Но…

— Диск управляется с пульта. Пилот может подниматься с огромной скоростью или планировать. Это просто чудо. За то время, что я здесь, я убедился, что не знал азов летного дела! Это просто восторг — получить доступ к знаниям, которые другие еще только нащупывают. Эти штуки взлетают бесшумно, как совы. Можно взлететь с лужайки для игры в шары и приземлиться на бильярдный стол. Когда корабль в воздухе, поступательное движение обеспечивается волнами Эриксена…

— Но волна Эриксена…

— Разрушает? Согласен. Однако применительно к этим «летучим мышам» она действует иначе. Летчик может «настраиваться» на подходящую длину волны, как радиоприемник, и забирать у нее энергию, которая позволяет развить скорость до трехсот миль в час. Есть, разумеется, и более крупные модели, которые гораздо быстрее. На одной из них я имел удовольствие доставить вас сюда с празднества на Волшебной горе.

Когда Эллингтон малость успокоился, я задал ему вопрос, который уже давно вертелся у меня на языке:

— А вас не тянет к старым друзьям?

Он скривил губы.

— Поначалу тянуло, и ощутимо. Кажется, бывали случаи, когда тем, кто не желал тут работать, позволяли уехать. Профессор Рихтер…

— Но ведь профессор Рихтер…

— Мертв, вы хотите сказать? Дорогой мой Кэрригэн, здешние сотрудники, все до единого, считаются умершими. Но профессор Рихтер придумал укол, который вызывает пробел в памяти. После такого укола вы можете вернуться к людям, ничего не помня. Вы понимаете?

Я все понимал: Ардате сделали именно такой укол.

— Когда сотрудник просто отправляется в отпуск, он едет туда, где его никто не знает. Если же его все-таки опознают, он говорит: «Извините, вы, наверное, меня с кем-то путаете».

— Значит, вы добровольно сделали выбор и вас не влечет к прежней жизни?

— В моей истории, как и в вашей, большую роль сыграла девушка. Я по ней с ума сходил и согласился на инъекцию доктора Рихтера.

— И что же произошло?

— Ну… это очень напоминало выздоровление от тропической лихорадки! Я увидел Джоан совсем в другом свете. Заметил ее противное жеманство, жуткий цвет лица. Я понял, Кэрригэн, что симпатичных девушек миллионы и у сотрудника Си Фана — богатый выбор.

Я немного помолчал. Мои чувства к командиру эскадрильи Эллингтону мгновенно переменились. Вот он, подлинный зомби! Это открытие поразило меня. Нет, уж лучше смерть, чем укол Рихтера!

А вдруг Найланд Смит мертв? Вдруг я один в этом логове дьявола?

ГЛАВА XXXV

АРДАТА ВСПОМИНАЕТ

Эллингтон оставил меня в моем новом жилище. У меня был тринадцатый номер, и я усмотрел в этом дурное предзнаменование. Я видел слишком много сверхъестественного и был сбит с толку. В моей небольшой гостиной нашелся бар с неплохим набором напитков, и я уже решил выпить, но потом задумался.

Сила Си Фана повергала в трепет. В мастерских и лабораториях трудились гении, чьи имена можно было встретить во всех фундаментальных трудах. Их хоронили как мертвых, потом выкапывали, продлевали им жизнь способом, известным только доктору Фу Манчи. Эллингтон познакомил меня с профессором Рихтером. Умер он в семьдесят два года. Сейчас Рихтер выглядел старым, но уж никак не тянул на девяносто лет!

Четыре дня… Я пробыл здесь четыре дня!..

Я поставил стакан и быстро повернулся. Кто-то открывал дверь.

Вошел доктор Мэрриот Даути.

— Вы очень нервничаете, Кэрригэн, — заметил он. — Мне хотелось посмотреть, как на вас подействовало первое знакомство со штаб-квартирой. Если вы собираетесь выпить виски с содовой, я бы составил вам компанию, вы не против? Выпивка бесплатная, за нее не вычитают из жалованья.

Я налил два стакана.

— Вы знаете, мне надо очистить вашу кровь. Ваш случай поможет мне показать все, на что я способен. Вы говорили, что вас наблюдал Партридж в Лондоне. Скажу по секрету, Партридж — старый дурень. Я вас вылечу за месяц.

— Какое это имеет значение?

— Ах, вот как вы настроены! Что ж, я сам прошел через это. Когда я «умер», именно Партридж подписал свидетельство о смерти. А я все время был в сознании, Кэрригэн!

— Боже милостивый!

— Меня погребли в родовой усыпальнице на римско-католическом кладбище. Я знал, что у меня каталепсия и что Партридж не сумел сделать анализы. Мне было интересно, сколько продлится агония…

— И сколько же она продлилась?

— Меня эксгумировали в первую же ночь! Я полагаю, сторожа одурманили. Парни, которые меня вытащили, были азиатами, они принадлежат к особой гильдии и никакой другой работой не занимаются. Гроб мой поставили на место, склеп снова опечатали. Чистая работа. Через забор меня переправили в поджидавшую машину и срочно доставили в дом на Кэдогэн-сквер. Весьма грамотный японский хирург сделал мне укол, и я снова превратился в живого человека!

— Но… что произошло потом? — задыхаясь, спросил я. Джон Мэрриот Даути допил виски с содовой и встал.

— Сейчас нет времени рассказывать. Меня послали, чтобы я опять отвел вас к доктору на беседу.

— Почему?.. Это означает, что я должен принять решение немедленно?

— Дорогой мой Кэрригэн, это знает только доктор.

И снова я отправился по мощенной плитами дорожке через двор. Опять Мэрриот Даути нажал кнопку звонка. На этот раз нам открыл нубиец Хассан. Меня сразу же провели в кабинет доктора Фу Манчи.

Он сидел за большим письменным столом и, сощурившись, смотрел на меня.

— Присаживайтесь, мистер Кэрригэн.

Я пытался взять себя в руки. Предстояло какое-то испытание: я знал, что результатом его будет либо компромисс, либо смерть.

— У вас была возможность узнать кое-что о работах, которые здесь делаются. Я не стану вас торопить. Вы, понятное дело, считаете, что я намерен вынудить вас принять решение. Мистер Кэрригэн, да откроются ваши глаза. Вы не столь ценны для Си Фана, чтобы мы мирились с вашей эгоистичной экстравагантностью. Я при желании могу сделать вас ручным или убить простым нажатием кнопки. Напрягите память.

Этот резкий гортанный голос завораживал меня, как бывало всегда.

— Что я должен вспомнить?

— Две вещи. Во-первых, что я никогда не нарушал слова. Во-вторых, мое обещание полностью освободить Ардату.

И когда он это сказал, взор мой застила лиловая дымка, точно такого же цвета, как глаза Ардаты. Я увидел разверзшийся передо мной ад, капкан у себя под ногами. Я знал, что выбор между гибелью и служением доктору Фу Манчи будет сделан помимо моей воли.

Доктор нажал кнопку. Дверь беззвучно открылась. Вошла Ардата.

— Ардата играет очень важную роль в моей организации, — заговорил Доктор Фу Манчи. — Она красива, мистер Кэрригэн, а я пользуюсь красотой, как фехтовальщик рапирой. Но вам, Кэрригэн, дважды удалось превратить презренный металл женского каприза в чистое золото любви.

Ардата стояла неподвижно, глядя на меня. В тусклом свете она была похожа на прекрасный призрак: ее глаза, казалось, говорили что-то, чего я не мог понять. Доктор Фу Манчи открыл нефритовую табакерку.

— Я обещал, — мягко сказал он, — что восстановлю ее. В ее памяти, как вы знаете, есть пробел, который я вскоре заполню. — Он взял понюшку табаку; Ардата не двигалась. — Вы видели моих сотрудников и некоторые наши достижения. Второй раз за десять лет враги пытались пошатнуть мою власть, и Ардата стала одним из их трофеев. Я вернул ее.

Он взял со стола и открыл деревянную шкатулку.

— Нынешняя попытка будет последней.

Его ногти неприятно скрипнули по дереву.

Он вытащил маленький телескопический стержень на металлической платформе и поставил его перед собой. На конце стержня на двух шелковых нитях был подвешен какой-то предмет, похожий на крупный черный бриллиант.

— Разновидность лигнита, известная как агат или черный янтарь. Замечательный образец из древнего британского кургана бронзового века. — Фу Манчи повертел камень в длинных пальцах, сплетя в узел поддерживавшие его ниточки. Его взгляд остановился на мне. — Я дал вам слово не причинять вреда Ардате. Я хочу лишь заполнить пробел в ее памяти.

Он повернулся к Ардате, стоявшей в двух шагах от стула эбенового дерева, на котором сидел я.

— Иди сюда. Наклонись и смотри внимательно.

Ардата повиновалась, как автомат.

Доктор отпустил камень, и тот завертелся.

— Скажи мне, что ты видишь… Говори.

— Пятно яркого света, — прошептала Ардата. — Оно все разрастается… становится блестящим зеркалом… В нем появляется картинка.

— Опиши картинку.

— Это мое отражение. Я иду в хижину на берегу реки; я что-то ищу… А-а! Там прячется мужчина! Он стоит между мной и дверью…

— Кто этот мужчина?

— Не видно. Все слишком смутно.

Ардата описывала нашу вторую встречу в хижине одного ловца угрей на реке в Норфолке.

— Продолжай.

— Я говорю с ним. — В ее голосе произошло неуловимое изменение, отчего у меня чаще забилось сердце. — Я обманываю его… Я убегаю.

— А ты хочешь убежать?

— Нет, я хочу остаться.

— Следуй за этим человеком и назови его имя.

— Это Барт, Барт Кэрригэн!

— Ты любишь его?

После мгновенной паузы она прошептала:

— Да.

— Изобретение, которым мы обязаны арабам, — сказал мне Фу Манчи. — Оно стимулирует подсознание. — Он резко хлопнул в ладоши. — Вернись, Ардата! Это твой желанный?

Ардата выпрямилась, вздохнула и огляделась по сторонам, будто ее внезапно разбудили. Когда ее взгляд остановился на мне, она побледнела, и я подумал, что сейчас она упадет в обморок. Но вот румянец вернулся на ее щеки, а в глазах засветилось божественное торжество.

— Барт! — всхлипнула она. — Ах, мой дорогой, где же ты был?

ГЛАВА XXXVI

ЛАМПА ФОРТЛАНДА

— Вы замечаете, что жизнь здесь имеет свои приятные стороны? — спросил доктор Фу Манчи.

Ардату он передал на попечение Хассана. Перед расставанием ее прекрасные глаза светились, но сиплый голос доктора вернул меня на землю. Некоторых людей любовь возносит до невиданных духовных высот. Я посмотрел на Фу Манчи уже без всякого страха, что прежде считал невозможным.

— Я вам обязан, — сказал я. — Чего вы потребуете взамен?

Он принялся вертеть в руках нефритовую табакерку.

— Я не меняла, мистер Кэрригэн. Вы в моей власти. Давайте предположим, что я отпущу вас на волю.

— Это была бы не настоящая свобода. Ардата привязана к вам узами, которые можно разорвать лишь ценою жизни.

— Вот как? Я полагаю, это она выболтала вам, когда ваша любовь возродилась, если можно так выразиться. Вы, безусловно, должны пожениться. Потомство от такого союза непременно будет весьма занятным.

Голос его звучал все так же тихо и с присвистом. Неужели он потешался надо мной?

— Мой сотрудник, которому было поручено это дело, обрабатывал Ардату психологически, — продолжал он. — Укол, который ей сделали, был безвреден. Противоядие — легкий стимулятор. Частичная потеря памяти — итог гипноза. Я все исправил.

Я испытал странный прилив чувств. Ардата больше не обречена на смерть при жизни. Но потом я вспомнил те страшные месяцы, которые ей довелось пережить.

— Ваши методы — это методы антихриста! — вспыхнул я. — Да, я встречал ваших «сотрудников», некогда бывших хорошими честными людьми. Сейчас они зомби, автоматы, их чувство реальности разрушено…

— Простая операция. Используемое средство, мое собственное открытие, известно как 973.

Но я сжал кулаки и продолжал орать во все горло:

— Они живут в выдуманном мире! Работают день и ночь ради воплощения ваших грязных амбиций.

Доктор Фу Манчи встал, и я приготовился к худшему.

— Неужели мои амбиции обязательно должны быть грязными? Радикальные перемены в мире достигаются только ценой страданий тысяч людей. Какая разница, отравить спящего врага или разбомбить ночью его дом? Вы не разозлили меня. Я восхищаюсь вашей храбростью, хоть вы и англичанин. Англичане — правильные люди, и министерство иностранных дел у вас правильное, недаром же вас заставили изменить кое-что в вашей статье о моей последней встрече с сэром Дэнизом Найландом Смитом — что ж, идемте. Я строю планы на ваш счет.

Как журналист я был задет: доктор говорил правду.

Он нажал кнопку; открылась дверь, и вошел один из этих низкорослых крепко сбитых бирманцев, с которыми мне уже приходилось иметь дело в прошлом. Одет он был в какую-то синюю униформу, желтая физиономия была совершенно бесстрастной.

— Следуй за нами, — бросил Фу Манчи по-английски.

Бирманец отдал честь и отступил в сторону. Доктор махнул мне рукой и пошел по тому же коридору, по которому я раньше проходил с Эллингтоном, но в противоположную сторону.

Открыв дверь в белой стене большого здания без окон, он сказал:

— Здесь вы переобуетесь.

Я увидел ряды галош на полках. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у них необычайно толстые подметки. Я развязал шнурки и сбросил свои туфли. Бирманец наклонился помочь мне. Я словно попал в восточную мечеть.

Металлическая дверь открылась, и я оказался в просторной лаборатории. Пол был покрыт каким-то материалом, напоминающим резину, стены и потолок были, очевидно, из светонепроницаемого стекла. Многочисленные механизмы, частью работающие, были расставлены по всему залу, в центре с потолка свисал медный шар футов двенадцати в поперечнике. На одной стене располагался громадный распределительный щит, а на столах со стеклянными крышками стояли неведомые сосуды с яркими жидкостями, неизвестные химические приборы. Чувствовалась слабая вибрация. Работал какой-то мощный завод, но людей я не видел.

— Моя личная лаборатория, Кэрригэн. Поскольку ваши научные познания весьма поверхностны, не стану утомлять вас рассказом о шаре Ферриса, который произвел революцию в системах освещения. Сэр Джон Феррис работает с нами. Вот радиопередатчик Стендла. Он не больше пишущей машинки. Приемник, как вы знаете, мог бы уместиться в этой табакерке, и действует он без помощи электроэнергии. — Фу Манчи постучал по нефритовой табакерке, которую прихватил. — Я привел вас сюда для того, чтобы прояснить некоторые недавние события. Следуйте за мной.

Я повиновался. Телохранитель-бирманец шел на шаг позади меня.

— Это… инфралазурная лампа Фортланда.

На длинном узком столе со стеклянным верхом я увидел точно такую же лампу, какая стояла в мастерской на берегу Темзы.

— Йоханн Фортланд умер, не завершив работу над лампой. Мученик науки. Сэр Уильям Крукс проводил почти параллельные исследования. Я приобрел все его материалы и приступил к опытам, которые проводил непрерывно в течение трех лет. Вероятно, вы помните, что как раз этим я занимался в Лондоне. Многие ученые пошли по стопам изобретателя. Фортланд, физик, победил; я, химик, потерпел неудачу. Лампа выполняла свои задачи, но тот, кто ею пользовался, либо умирал, либо серьезно заболевал. Вы, возможно, помните некоторые характерные образцы, которые собрал, и необычную внешность покойного доктора Остера.

При этих словах у меня по спине побежали мурашки.

— Хассан, нубиец, который пришел ко мне вместе с Ардатой, во многих отношениях помог моим исследованиям. Свет лампы не оказывал на него вредоносного воздействия. Он слеп от рождения. Однако результатом стала полная лейкодермия. Из угольно-черного он сделался белоснежным. Текстура и железы кожи остались в норме, органической реакции не последовало. Оперевшись на это достижение, я пошел дальше и добился успеха. Если бы во время моих визитов в «Регал-Атениан» в Нью-Йорке там нашелся внимательный наблюдатель, он бы не мог не заметить маленькую светящуюся точку, перемещавшуюся в воздухе на определенной высоте над полом.

Говоря, он облачал свое тощее тело в точно такое же зеленое одеяние, какое было на нем в лондонской лаборатории. Теперь, правда, добавились еще маска и перчатки. Все вместе это выглядело устрашающе.

— Сейчас я включу инфралазурную лампу, — глухо донеслось из-под маски.

Доктор наклонился и коснулся какого-то выключателя. И снова появилось странное аметистовое свечение.

— Вы видите, что над этой лампой есть лампа поменьше, а над ней третья, еще меньше. Теперь я включу вторую.

Так он и сделал. При этом большая лампа исчезла.

— Наконец, третью…

Исчезла вся установка!

— Смотрите внимательно, — поучал меня властный голос. — Верх третьей лампы остается едва видимым.

— Да, я его вижу.

— Рефлектор настроен особым образом. Лампу можно прикрепить к головному убору — вот так.

Подняв лампу, он прикрепил ее к верху маски… и исчез!

Сердце у меня дико запрыгало. Этот человек был не ученым, а волшебником.

— Прозрачным я не сделался, — донесся его голос из пространства. — Это воздействие на зрение смотрящего. Разумеется, я ограничен в движениях. Придя за Пеко в Колоне, я был весьма неуклюж. Глядите!

В воздухе появилась и исчезла зеленая рука!

Вот что Бартон видел в Колоне, а я — на Волшебной горе!

— Нужно оставаться в фокусе. Используя эту лампу, я сумел взглянуть на карту Кристофа во время вашего совещания в Нью-Йорке и принять необходимые меры.

Я оказался в полумраке, окруженный стеклянными шкафами, утопленными в тени. Эти шкафы имели внутреннюю подсветку, как в аквариуме.

— Одна хорошая коллекция, была уничтожена во Франции несколько лет назад; но в некоторых отношениях эта даже лучше, — сказал доктор Фу Манчи.

Он остановился перед одной из витрин. На дне ящика лежал толстый слой влажного песка, на котором росла какая-то колючка. Доктор молча заглядывал в шкаф. Бирманец стоял у меня за спиной. Я тоже заглянул в шкаф и вскоре увидел одного из его обитателей — чудовищную ярко-красную многоножку.

— Из-за ряда загадочных смертей на одном караванном пути в Бирме я лично посетил эту местность. Именно тогда комиссар полиции Найланд Смит впервые перешел мне дорогу. Сфера распространения этих тварей ограничивалась в основном постоялыми дворами вдоль этого маршрута. Возле одного из них я нашел свой первый образец. Эти существа и были повинны в гибели людей.

Он двинулся дальше. Я почувствовал тошноту.

Доктор поскреб ногтями по дверце шкафа, заваленного птичьими перьями и лапками.

Из какого-то глиняного гнезда выскочил самый здоровенный черный паук, какого я когда-либо видел: право слово, я даже не предполагал, что такие существуют. Его волосатые лапки были не тоньше человеческого пальца, а туловище не меньше апельсина. Я увидел глаза этого чудовища, они наблюдали за мной.