Мужей много не бывает

      Мы не могли жить друг без друга. Каждая минута, час, день были наполнены сознанием того, что мы вместе и не можем, не хотим существовать друг без друга.
      Нам с Семеном не было скучно вдвоем. Нам не захотелось отдохнуть друг от друга ни через месяц, ни через год, ни через два. Мы были тривиально счастливой парой. Но это не могло не раздражать окружающих, особенно моих подруг Лиду и Ларису. Они явно ревновали меня к мужу.
      Беды никогда не ждешь. А если и ждешь, то совсем не оттуда, откуда она приходит. Тебе кажется, что должно случиться что-то нехорошее, и ты всячески пытаешься предотвратить это, пытаешься хоть как-то смягчить удар судьбы. И тут тебе – на! Потрясение такой силы и с такой неожиданной стороны, что все страшное, чего ты боишься, кажется ничем в сравнении с тем, что произошло на самом деле.
      В то памятное утро, что оказалось переломным моментом счастливого существования, ничто, как говорится, не предвещало беды.
      Мы с Семеном поднялись рано. Наскоро позавтракали бутербродами и кофе и через пятнадцать минут уже въезжали в ворота моей обители, которую я гордо именовала «Центром реабилитации заблудших душ». Последние два слова я, конечно же, добавляла только для себя. Смешно было называть центром одноэтажное ветхое строение, бывшее когда-то местным планетарием. И тем не менее центр этот существовал вот уже почти четыре года. За это время в стенах его побывало много хороших ребят, в силу обстоятельств неспособных найти себя на перепутье жизненных дорог.
      Столовая, две большие спальни на тридцать мест. Библиотека с тщательно подобранной литературой, большим цветным телевизором и допотопной видео-электроникой, зал отдыха. Над переоборудованием последнего мы трудились с ними сообща. Переносили стены. Красили, клеили обои. Стелили ковролин, с боем выцарапанный у спонсоров. Нашли даже печника, выложившего в постоянно плесневевшем углу камин. И пусть пожарники очень долго не подписывали мне акт, в конце концов и они смягчились, зато ребята в результате долгих трудов получили очень уютное место, где можно было поваляться с книгой, поболтать ни о чем, а то и просто посидеть у окна и понаблюдать за сменой времен года...
      День был субботний, но, как ни странно, представители местной администрации затребовали моего обязательного присутствия на рабочем месте.
      Если бы я знала, чем обернется для меня моя спешка и радужный душевный подъем, с которым я летела на эту встречу, то послала бы их ко всем чертям и отсиделась бы дома, сказавшись больной. Глядишь, что-нибудь да переменилось бы.
      – Мы решили... – гнусавил незнакомый мне мужчина в стильных узких очочках, – что ваша организация должна быть перенесена в другое место. В области уже работают в этом направлении. Есть средства... серьезные средства на то, чтобы укомплектовать это начинание жилищными корпусами, компьютерами, мебелью, всем необходимым. Короче, программа глобальная, а не эта ваша самодеятельность. Ну вы меня понимаете...
      Я ничего не понимала. Нет, вернее, я понимала, что кто-то проникся идеей и решил вытащить все это на более серьезный уровень, но почему в ущерб кому-то?! Почему кто-то должен страдать?!
      Как оказалось, пострадали лишь я да пять человек обслуживающего персонала: уборщица, дворник, повариха и два психолога-воспитателя, которые, как и я, были сокращены как штатные единицы. Одним словом, изгнаны за ненадобностью.
      Часом позже, выйдя с пылающим лицом к своим подопечным, что в напряженном ожидании оккупировали дальнюю часть нашего маленького садика, я очень долго не могла найти нужных слов для того, чтобы все объяснить им. Попытаться успокоить как-то. Попробовать живописать ту атмосферу, которая будет царить там, куда их планируют перевести. Если честно, мне это было очень трудно, просто невыносимо. Несколько десятков пар глаз смотрели на меня с надеждой, а я толком не знала, что их действительно ждет впереди. И как же велико было мое изумление их реакцией по окончании моего сбивчивого повествования!
      Господи правый, я ожидала чего угодно, но только не громогласного «ура!!!», прокатившегося над садом. Не того проявления шальной радости, которая охватила их при возможной перспективе переезда в более престижное и благоустроенное место. Их совсем не затронул тот факт, что нас не будет рядом. Нас, что были рука об руку с ними все это время. Нас, разделявших с ними и радость, и печаль, а порой и сильное горе. Их совершенно это не потревожило, хотя наши отношения с ними можно было смело называть дружескими.
      Воистину, молодость очень эгоистична...
      Я провалялась в постели ровно неделю. Не билась в рыданиях, не жаловалась никому и ни на что. Просто, лишившись любимого дела и оказавшись ненужной и невостребованной, я утратила потребность выходить из дома.
      Мой милый Семен, уходя утром на службу и возвращаясь вечером домой, заставал всегда одну и ту же картину: окруженная горой подушек, я возлежала на диване перед включенным телевизором, а рядом валялась стопка полуизмятых исписанных моим мелким почерком тетрадных листков.
      – О! Дорогая, совсем неплохо! – воскликнул он однажды, заинтересовавшись записями. – Очень, очень неплохо. Хочешь, я покажу одному из своих приятелей.
      – Тому, что звонила тебе в прошлом месяце, представившись родной сестрой? – съязвила я, сделавшись вдруг неприятной даже самой себе.
      Ну откуда вдруг эти отвратительные собственнические нотки в голосе? Зачем? Семен же не виноват, в конце концов, в том, что со мной произошло. А молодой девичий голосок на другом конце провода вполне мог принадлежать его сестре. Странно, что я ничего не рассказала ему тогда, что он не преминул мне сейчас заметить:
      – Витуля, милая, – зажурчал его приятный голос у моего уха. – Ну зачем ты так?! Знаешь же, что это все чушь! Я ничего не знаю ни о каких звонках, ни тем более о родных сестрах, которых у меня, как ты знаешь, нет и никогда не было. Кому понадобилось так подшутить над тобой, мне неизвестно. Хотя это вполне могли быть твои воспитанники, которым ты отдавала всю себя и которые потом...
      – Не нужно. – Я остановила его едва ли не царственным жестом ладони, походя отметив, что ногти мои давно требуют маникюра. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Давай-ка лучше поужинаем.
      Единственное, что я исправно делала все это время, – готовила вкусную и разнообразную еду. Мой муж всегда питался дома, считая непозволительной роскошью наживать себе гастрит в общественных столовках.
      Сегодня я непонятно с чего расстаралась, приготовив его любимое мясо в духовке, сдобренное сыром, луком, майонезом и зеленью. Молодая картошка с топленым маслом, обильно усыпанная молодым укропом. Салат из парниковых огурцов и помидоров, заправленный сметаной. И когда глаза у мужа удивленно округлились в предвкушении плотного и вкусного ужина, я выставила на стол бутылку белого вина.
      – О-о-о, Витуля! – выдохнул он, влажно заблестев повеселевшим взором. – Кажется, все у нас нормально?
      – Да, пожалуй, пора, – непонятно с чего облегченно выдохнула я, усаживаясь напротив и поправляя взъерошенные волосы, которые за последние семь дней забыли, что такое фен.
      – За что выпьем? – Он достал штопор и через минуту звучно хлопнул пробкой. – За возрождение былой Виолетты Александровны или за рождение новой?
      Я прекрасно поняла, куда он клонит. Ненадолго задумалась и, глядя на него сквозь пустой хрустальный бокал, загадочно произнесла:
      – Наверное, за рождение. Только...
      – Только? – перебил он меня, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
      – Будешь ли ты так же любить эту другую? Ту, что, возможно, будет несколько нова и непривычна для тебя? Ту, которой ты еще не знаешь?
      – Милая, – Семен наполнил бокалы вином и, подхватив свой, подсел ко мне, сильно загромыхав своим стулом. – Милая моя дурочка! Господи, я так люблю тебя, что... Правда, кто-то спел когда-то: я люблю тебя до слез. Нежность к тебе просто душит меня. Мне хочется обнять тебя и никогда не выпускать из своих рук. Держать вот так крепко-крепко, чтобы тебя никто и никогда не посмел обидеть. Ты такая... нежная, хрупкая, ранимая. Я обожаю тебя! Иди ко мне, милая...
      Смог бы кто-нибудь не разомлеть от подобных слов?! Да нет, конечно же, господи ты боже мой!!! Нет, если говоривший тебе по-настоящему дорог. Нет, даже если ты безразличен по отношению к нему. Потому как подобные признания никого не смогут оставить равнодушным, из какого бы металла ни было выплавлено ваше сердце. Слова эти способны затронуть такие чувствительные струны, что они, завибрировав, непременно найдут отклик в вашей душе. Непременно найдут. Ну а что касается меня, то я была на седьмом небе от счастья. Все отодвинулось, растаяло под его взглядом. Проблемы улетучились сами собой, сделавшись вдруг несущественными. Все, что было важно сейчас, – это он и я. Всего остального мира просто не существовало. А когда часом позже мы принялись-таки за успевший остыть ужин и Семен жестом фокусника извлек из кармана пиджака две путевки на отдых, то я просто-напросто по-девчоночьи взвизгнула и кинулась ему на шею...
      Отдых намечался на середину июня. Судя по рекламному проспекту, приложенному к путевкам, нас ожидали комфортабельные коттеджи, рассчитанные на две, три и более персон, в зависимости от количества членов семьи; превосходная кухня; необыкновенной чистоты озерная вода с песчаным побережьем; великолепно распланированный досуг и – что самое главное (собственно, то, ради чего мы и решились отдыхать именно в этом месте) – полная оторванность от внешнего мира. Никаких дорог или населенных пунктов поблизости на карте не значилось. Сей благословенный райский уголок находился якобы в чаще дремучего непроходимого леса. Отдыхающие должны были добираться туда (сведения черпались из того же прайс-листа) вертолетом, который прилетал туда дважды в неделю.
      Изучив все эти сведения с особой тщательностью и решив, что на данный момент это как раз то, чего нам недостает, – заделаться эдакими отшельниками в самом центре России, – мы с Семеном занялись сборами.
      Вспоминая сейчас те дни, наполненные приятной предотъездной суетой, я с ужасом признаю, что мое сердце мне все же что-то пыталось подсказывать. Что-то все же нашептывала мне моя обленившаяся донельзя интуиция. Почему я не обратила на это внимания? Почему?! Отчего не задалась вопросом: с чего это коротенько так заноет-заноет в груди и почти тут же отпускает? Носилась со своей робинзонадой, словно с писаной торбой, пропустив мимо ушей предостерегающие напутствия своих подружек. Вернее, разозлилась на их бестактность и на их желание постоянно совать нос куда не следует. А ведь по истечении некоторого отрезка времени не могу не признать, что в те дни в словах их было больше дружеского участия, чем когда-либо.
      – Ох, Витка, – вздыхала Лидия, встретившаяся мне на рынке, где я рылась в огромной куче летних пробковых сандалий. – Ну почему туда? Почему не Сочи, Турция, Анапа, наконец?! Не ездила бы ты туда, что ли.
      – Это еще почему? – рассеянно пробормотала я тогда, отыскав-таки нужную мне пару.
      – Место какое-то дурацкое. В лесу... Ни дорог, ни людей. Комары одни размером с лошадь. Мало ли что может там случиться в этой глуши с ее бездорожьем?!
      – Хватит болтать! – оборвала я ее, отдавая деньги продавцу с внешностью представителя кавказской национальности. – Мне это как раз и требуется: отдохнуть от людей, от всяких проблем, вытекающих из общения с ними. К тому же я вынашиваю одну интересную идею... Не делай таких глаз, я не собираюсь становиться матерью. Потом обо всем узнаешь, если у меня получится.
      – Ладно, поступай, как считаешь нужным, только не плачь потом. – Выдавать мне полную расшифровку своих предсказаний Лидка явно поостереглась. Она лишь поцеловала меня, зная, что больше не увидит перед отъездом, и, продолжая укоризненно качать головой, скрылась в гуще галдящей рыночной толпы.
      Лариска, конечно же, оказалась более категоричной. Она дождалась, когда машина Семена выедет со двора, ворвалась ко мне без предупреждения и битый час кружила над моей головой, подобно зловещей вороне, выплевывая из себя истории одну зловещее другой.
      – Нельзя же быть такой дурой, Витуля!!! – поначалу достаточно мягко пыталась она меня вразумить. – Неужели ты не понимаешь, зачем он тащит тебя в такую глушь?!
      Нет, я не понимала. Вернее, понимала, но это Лариской отметалось напрочь.
      – Чтобы молодой здоровый мужик захотел отдыхать вдали от кабаков, рулеток и молоденьких загорелых девчушек?! Черта с два! Что-то он задумал! Непременно задумал.
      – Лариска, прекрати, пока я не обиделась окончательно. Зачем ему девчушки, если у него есть я!
      – Ага, ты! Так я и поверила! Все они козлы, Витка, все!!! Исключений не бывает! Пусть он тебе не изменял эти три года. Или делал это так аккуратно, что никто не смог узнать об этом. Но скажи мне, как может мужик, не пропускавший до тебя ни одной юбки, вдруг разом стать монахом?! Тебе же не хуже, чем мне, известно, что до брака с тобой он перетрахал половину женского населения нашего города!
      – Ты все врешь! Этого не было! Это сплетни! – категорично заявила я, против воли осознавая, что Лариске все-таки удалось заронить мне в душу зерно сомнения. Дал бы бог, чтобы оно не попало в благодатную почву и не разрослось буйным цветом. Но тут опять совершенно некстати вспомнилась та молоденькая девушка, что увела Семена из столовой при первой нашей встрече. – Пусть даже и был кто-то, но за время жизни со мной... Нет! Я тебе не верю!!! Семен верен мне и не способен сделать подлость. И совсем уж ему без надобности везти меня для этого к черту на кулички. Где логика, дорогая?!
      Лариска раздумывала недолго. Потеребив острыми зубками с минуту свою нижнюю губу, что являлось явным признаком напряженной работы ее извилин, она вдруг не к месту поинтересовалась:
      – У тебя выкупили акции твоего центра? Если не секрет, во сколько их оценили? Слышала, что прилично...
      – Лариска! – От подобного загиба в ее рассуждениях у меня даже дыхание перехватило. – Ты сошла с ума! Подозревать моего Семена в корыстном интересе!.. Ты что же напридумывала, что из-за паршивых двух тысяч долларов он способен убить меня?! Ты совсем шальная. Он даже сделал меня наследницей – оформил на меня документы на свой дом. Говорит, не дай бог, что с ним, налетят родственники дальние, начнут судиться... Нет, у тебя определенно крыша съехала. Не хочу больше ничего слышать. Лучше уходи и прекрати портить мне жизнь, кровь и настроение.
      – Ладно, – она обреченно махнула рукой и обессиленно рухнула в кресло. – Может, я и того... перегнула малость. Ты уж прости меня. Чего взять с такой стервозины, как я, кроме паскудства?! Просто твоя поездка мне совсем-совсем не нравится. Прямо как у Агаты Кристи: десять негритят решили пообедать.
      – Там был остров. Здесь же самое сердце России. К тому же почти каждый второй житель нашей многострадальной Родины сейчас вооружен мобильником. Твоя подруга как раз из их числа. Будет невыносимо – позвоню, попрошу о помощи. Хотя, думаю, она не понадобится.
      – Напридумывала себе: отдохнуть от цивилизации! Это что такое вообще?! Сортир на огороде и вода горячая лишь в чайнике, так, что ли?! – горестно воскликнула Лариска, нервно закидывая ногу на ногу. – Ты с Аркашкой тоже вон хотела от людей отдохнуть – и что получилось?! Получилось то, что в трудную минуту ему таблетку валидола некому было под язык сунуть! Этот-то аргумент для тебя что, тоже ничего не значит?!
      – Значит, конечно же. – Я вдруг зябко поежилась, нехотя признавая, что известная доля резона в Ларискиных словах все же имеется. – Но он был один на один с одиночеством. А теперь нас будет двое. К тому же нас заверили, что все путевки распроданы еще пару месяцев назад, а это по меньшей мере человек пятьдесят.
      Лариска лишь протестующе качнула головой и от дальнейших комментариев воздержалась. Она перевела разговор на нейтральную тему, попутно выцарапав у меня признание, в котором Лидке я отказала. И лишь узнав о том, что я всерьез обдумываю идею начать писать настоящий солидный роман, немного успокоилась.
      – Так бы сразу и сказала! – почти облегченно выдохнула она, прощаясь на пороге моей квартиры. – А то понакрутила тут...
      – Так это ты, а не я! – Я облегченно рассмеялась.
      – Это хотя бы объясняет причину твоего идиотского желания прожить месяц в сосновых дебрях. Но все равно! – Лариска оставалась сама собой в любой ситуации. – Глаз со своего муженька не спускай! А то пока дама его сердца будет писать мемуары, он найдет себе даму своего тела. За ними глаз да глаз нужен!..
      Она ушла, аккуратно притворив дверь и поцеловав меня на прощание. А мне бы, идиотке, присесть да поразмышлять над ее словами. Задаться вопросом, что и откуда проистекает. Ан нет! Эйфория, вызванная предстоящей поездкой, тут же придушила все мои сомнения, добросовестно подогретые Лариской. К тому же вернувшийся со службы с огромным букетом благоухающих пионов Семен мгновенно оценил ситуацию и, иронично рассмеявшись, устыдил меня:
      – Лариска была? Была... Предостерегала наверняка. Гадости обо мне говорила? Говорила... А ты что? Ушки свои прелестные развесила? Дурочка ты моя милая. Какой же ты еще ребенок, Витуля! Неужели ты не понимаешь, что твои подруги всячески пытаются вбить между нами клин, потому что завидуют тебе? Никогда не приходило в голову, что Лариска просто-напросто не может успокоиться из-за того, что у тебя получилось то, в чем ей было отказано!
      – Как это?! – вытаращила я глаза, наполняя большую керамическую вазу водой и втискивая туда пионы.
      – А так! – Семен с облегчением потянул узел галстука, попутно расстегивая пуговицы сорочки. – Неужели я целый месяц буду валяться в одних трусах на пляже и не думать ни о чем?! Мне просто не верится, что такое возможно. Что не будет никаких телефонов, никаких совещаний, ночных экстренных вызовов. Ничего этого не будет. Лес, озеро, тишина и любимая женщина рядом. Что еще нужно, чтобы почувствовать себя счастливым?
      – Что? – Я любовно оглядывала его поджарое натренированное тело, совсем упустив из виду то, что так и не получила объяснений вероломного поведения моей подруги.
      – Чтобы эта женщина была к тому же любящей! – Он шутливо чмокнул меня в нос, с силой привлекая к себе. – Чтобы она верила, не сомневалась и не мучилась сомнениями сама и не мучила других. И тогда все получится. Все, все...
      – Я тебе верю! – совершенно искренне заверила я его, прильнув ухом к его груди и вслушиваясь в ритмичный стук его сердца. – Мы уедем. Все проблемы останутся здесь и к нашему возвращению исчезнут сами собой. Все, что от нас требуется, – это отдыхать, отдыхать и еще раз отдыхать.
      – Телефон не бери! – с шутливой угрозой потребовал он. – Какой тогда, к черту, отдых?! Я не возьму, и ты не бери. Идет?
      – Идет... – пообещала я с чистой улыбкой и принялась щебетать ему на ухо всякий наивный бред, который так любят повторять все влюбленные дуры.
      В том, что я была влюблена в своего Незнамова Семена, сомнений у меня не было. Открытием явилось другое: никогда не предполагала, что окажусь такойвлюбленной дурой.
      А телефон я все же с собой взяла...

Глава 4

      Вертолетная посадочная площадка с трудом угадывалась в густой кроне деревьев. Сплошняком одни сосны и ели, кое-где виднелись дубы, еще реже березы. Подлетали мы вечером, и отчего-то эта густая поросль вековых хвойных деревьев произвела на меня мрачноватое впечатление.
      – Страшно? – Семен скорчил комичную физиономию. – Сейчас нас встретят леший с Бабой Ягой. Все расскажут, помогут добраться и... затем изжарят себе на ужин.
      – Да ну тебя! – отмахнулась я, не разделив его юмора. – Жутковато мне как-то здесь...
      Выбравшись из вертолета, мы с ним поспешили к маленькому грузовичку с кокетливой эмблемой «Мерседес» на капоте. Водителя, правда, нигде не было видно, но он появился минуту спустя из густых зарослей неизвестного мне кустарника. Высоченный мосластый мужик с испитым лицом и прокуренными рыжими усами, свисающими на подбородок.
      – Вы, что ли, сегодня прилетели? – сурово поинтересовался он, распахивая дверцы.
      – Да, – Семен протянул ему для приветствия руку. – Почему-то больше никого не было.
      – И не будет! – отрезал мужик, проигнорировав приветственный жест моего супруга. – Все, кто должен был прибыть, давно на месте. Три дня назад катал их целый день туда-сюда. А больше никого и не ждут. Полный комплект посетителей... Тридцать человек.
      «Подразумевалось не меньше пятидесяти, – мелькнуло у меня в голове, но я смолчала, мысленно готовя себя к новым сюрпризам. – Коли явилось преувеличением количество отдыхающих, не исключена возможность, что и качественный фактор будет далек от описанного в прайс-листе».
      Но я не стала говорить о своих подозрениях супругу. Зачем портить настроение человеку, когда его переполняют эмоции?
      Семен и на самом деле источал радость. Предвкушением чего-то необычного и прекрасного было исполнено все, что он говорил мне, пока мы ехали. Кончилось это тем, что к моменту прибытия в пансионат у меня жутко разболелась голова. А когда у меня болит голова, то выгляжу я, как бы это поудачнее выразиться, чуть лучше облезлой гиены из обнищавшего донельзя зоопарка.
      – Вашей жене что-то не нравится? – с легкой обидой в голосе поинтересовалась директриса, которая приветствовала нас лично у ворот, ведущих на территорию, окруженную полутораметровой чугунной оградой.
      – Нет, нет, – поспешил успокоить ее Незнамов, любезно склоняясь к ее пухлой ручке. – Просто ее укачало немного. Мигрень... Не обращайте внимания. Выспится – и все будет в порядке.
      Директриса сочувственно заохала, не забывая скалить в улыбке вставные зубы. Улыбка была адресована моему супругу, сделавшемуся вдруг на удивление галантным. Он вообще сегодня был не похож на самого себя. Сыпал без устали шутками, то и дело теребил волосы, которые наотрез отказался подстричь перед отъездом. По его мнению, коли уж записываться в отшельники, то начинать нужно именно с этого. Одежда, которой он набил свои сумки, на мой взгляд, также мало напоминала носильные вещи. Какие-то потерявшие форму линялые футболки. Шорты, которые давно забыли выбросить, свитера с рукавами до колен. В ответ же на мои возмущенные возгласы он опять-таки аргументировал это своим желанием поиграть в Робинзона.
      Сейчас же он явно играл роль Казановы, расстилаясь перед пожилой теткой, вызвавшейся проводить нас до нашего коттеджа. А может, мне это просто казалось, поскольку голова моя разламывалась на тысячу мелких кусков. Кто знает? Но в том, что супруг с первых минут своего появления в этом заповедном местечке завладел ее вниманием, сомневаться не приходилось.
      – Вот вы и дома, – радостно оповестила она нас, причем интуиция мне подсказывала, что она с большей радостью заменила бы местоимение «вы» на «мы». – Располагайтесь, обживайтесь. Завтрак у нас в половине десятого. Обед в три. Ужин в половине восьмого. Необычное расписание, не правда ли? Но, учитывая желание наших постояльцев, мы даем возможность выспаться за время отдыха. О досуге завтра будет объявлено дополнительно. Опять-таки все это без обязаловки, по желанию. Кстати, у нас работает магазин. Если кого-то что-то не устроит в меню, милости просим. Всегда к вашим услугам. Все, что только пожелаете!..
      Я так лично желала, чтобы она убиралась ко всем чертям и не мучила меня своим присутствием, которое (сильно подозреваю) раздражало бы меня и при отсутствии головной боли.
      Наконец свершилось! Старая каракатица отшаркалась, сверкнув напоследок вставной керамической челюстью, и предоставила-таки нам возможность с пристрастием оглядеть то место, где нам предстояло жить следующие несколько недель.
      – Да-а-а, – с саркастической ухмылкой оглядела я убогое деревянное строение. – Коттедж, пожалуй, это очень-очень громко сказано. Сарайчик скорее...
      – Ладно тебе, Витуля, крыситься, – попенял мне мой Незнамов, вставляя ключ в замочную скважину, хотя дверь смело можно было вынести даже моим плечом. – Вполне приличный домик. К тому же Вера Ивановна клятвенно заверяла меня, что внутри полный комплект услуг...
      Услуги включали в себя две односпальные панцирные койки времен семидесятых, жутко ревущий унитаз, вторящий ему в унисон душ с чуть теплой мутноватой водой непонятного происхождения и овальный холодильник «Мир», который успела выбросить еще при жизни моя бабушка, а ее уже пять лет не было в живых.
      – Да-а-а, – продолжала сочиться я сарказмом. – Сей ненавязчивый сервис впечатляет, дорогой! Стоило все же прислушаться к советам подруг, стоило.
      – Ладно, хватит, – неожиданно резко оборвал меня мой благоверный, падая задницей на свою койку и несколько раз качнувшись на ней под восторженное гиканье. – Не нравится, можешь улететь следующим вертолетом. Я намерен отдохнуть на полную катушку...
      Знала бы я, что означает эта его полная катушка, то, не раздумывая, засунула бы его с ногами в чехол от матраца, взвалила себе на плечи и пешком бы уволокла куда-нибудь подальше. Но сие мне было неведомо. Посему я вытащила из своего дорожного баула банное полотенце, теплую байковую пижаму в смешных мультяшных человечках, туалетные принадлежности и, подивившись неучтивости супруга (прорезавшейся вдруг вместе с желанием быть дикарем), поплелась в душевую кабинку.
      Два на метр размером душевая капсула просто вопила о запущенности и нищете. Ее стены, когда-то обитые дорогим пластиком, и выложенный мозаичной плиткой пол давно утратили былой блеск. Пластик облупился. Плитка повыщербилась. Смеситель отсутствовал, имелся один-разъединый кран и длинный резиновый шланг с лейкой на конце. Да если уж на то пошло, второй кран вовсе и не был нужен, так как горячая вода отсутствовала. В жаркий летний полдень, возможно, было достаточно и подававшейся воды комнатной температуры. Но ближе к ночи, да еще в чаще леса, да еще при непроходящей головной боли...
      Короче, выбралась я из этой кабины еще более измученной, чем прежде. Стеная и охая, добралась до своей койки, попутно отметив, что супруг отбыл в неизвестном направлении, ухнула всем телом на кровать и вскоре забылась целительной дремой, перешедшей в хороший здоровый сон, продлившийся аж до самого утра.
      – Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало... – журчал нежный голос Семена над моим ухом. – Вставай, дорогая, нас ждут великие дела!!!
      Я осторожно приоткрыла сначала один глаз, прислушалась в тому, что происходит в глубинах моего черепа, и, поняв, что голова не болит и что я хорошо отдохнула, открыла и второй.
      – Привет, – прошептала я хриплым со сна голосом и обняла мужа за шею. – Давно проснулся?
      – Да с час уже! Даже успел пробежаться, пока ты дрыхла. Давай, давай, поднимайся. – Он вывернулся из моих объятий, стянул с меня верблюжье одеяло и похлопал чуть пониже поясницы. – Тебе бы тоже не мешало заняться утренним шейпингом, какие булки наела в этом своем центре. Еще годик-другой – и целлюлит вам обеспечен, сударыня.
      Он и раньше частенько шутил по поводу моей задницы, но все больше нахваливая ее крепость и приятную округлость, и ни разу взгляд его при этом не был столь оценивающе холоден. Почему-то это меня укололо в самое сердце. Что, интересно, могло произойти за неделю с моей задницей, если из «милого орешка» она вдруг превратилась в «целлюлитные булки»?
      – Отстань, – резко остановила я его руки, пытающиеся стянуть с меня пижамные брюки. – Скоро время завтрака, мы опоздаем.
      – Ну и что? – попытался быть игривым мой Незнамов, но сделал это как-то очень уж неуверенно, что опять-таки не укрылось от меня.
      – А то! – огрызнулась я, пожалуй, излишне грубовато, но остановиться уже не могла. – Что на тебе надето, милый?! Ты сейчас мало похож на начальника отдела маркетинга, больше смахиваешь на бездомного бродяжку! Переоденься, будь добр!
      Он опустил вниз изумленный взгляд и принялся елозить глазами по своим сандалиям, джинсовым шортам с прорезями в нескольких местах и майке с сильно вытянутыми проймами.
      – Может быть, это и стильно, но не совсем к месту, – попыталась я несколько смягчить свой тон. – Твоя щетина... Лохмы на голове... Хотя ты и перехватил их этой хипповской ленточкой, аккуратностью все равно не пахнет. Переоденься, пожалуйста.
      – Да? – О взгляд, которым он смерил мою подростковую пижамку, можно было уколоться. – И не подумаю! Сходи и посмотри, во что одеты все остальные, а потом придирайся ко мне... киска!
      Я почувствовала, что ему хотелось сказать мне что-то гораздо более резкое и неприятное, но он воздержался и лишь шарахнул со всей силой входной дверью, оставив меня в одиночестве.
      Обессиленно опустившись на край кровати, жалобно застонавшей подо мной, я попыталась собраться с мыслями и сформулировать для себя разъяснение того, что здесь только что произошло. Но у меня ничего не получилось.
      Семен Незнамов, вернее, его поведение перестало поддаваться анализу. Оно выходило из-под контроля. Не из-под моего, упаси господи, из-под его же! Ведь это был человек, который и помыслить не мог о том, чтобы выйти из дома в нечищеных ботинках или без галстука. И вдруг такая метаморфоза! Когда же я проглядела его?! Когда его подменили?! В вертолете или чуть позже, когда он вовсю распускал павлиний хвост перед этой дамочкой? Это была катастрофа! Во всяком случае, для меня. Нет, ну как можно пойти на завтрак в потной майке и джинсовых шортах, в которых приличные люди картошку копать не будут?! Волосы растрепаны, щеки небриты, и еще эта его дурацкая повязка на лбу. Что подумают люди, увидев его впервые?!
      Я всерьез обеспокоилась, заметавшись по комнате и натыкаясь то и дело на полированный стол, пару стульев и платяной однодверный шкаф с треснувшим посередине зеркалом. В момент моих метаний я вдруг налетела на сумку моего Незнамова, брошенную прямо посередине комнаты. Больно ударила большой палец ноги и, всхлипнув непонятно от какой печали, осела на пол.