Коллекция чувств - Подарки ревности

Роман Волков

Подарки ревности

Глава первая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

«Последняя неделя в родном городе. Надо закрыть все открытые дела, проститься с каждым другом, приятелем и просто знакомым. Пенза, я тебя люблю. Москва, я тебя тоже уже люблю, но пока немного боюсь…

А вообще, если уж совсем честно, кроме любви к этим двум городам, ну и к моей семье, конечно, о настоящей любви мне сказать нечего. Значит, она обязательно меня найдет!»

28 августа в 11:04

– Мама, лонгслив! Толстовка – это в чем Лев Толстой в своей деревне ходил! Такая рубаха до колен, расшитая, веревочкой перевязанная! А вот это правильно называется лонгслив! И он мне очень нравится! Ну как ты считаешь?

– Самый настоящий слив, Рита! Слив засчитан!

Продавец еще раз повернул белую кофту от мамы к дочке.

– Очень вам пойдет! Вы примерьте, примерьте! Белый цвет, яркий, контрастом к черным волосам…

– Мам, ну красиво же!

– Красиво, если бы ты у меня парнем была! А ты девушка! Что ты себя уродуешь этими шмотками пацанскими!

Молодая брюнетка сжала губы и повернулась к крепкому мужчине с легкой проседью. Он скучал в углу, шлепая ладонью большую боксерскую грушу.

– Пап! – с отчаянием в голосе крикнула брюнетка. – Ну правда, ну скажи маме!

– А ты папу не приплетай! Игорь, ну когда она у нас вырастет! Что ты ей подыгрываешь всегда! – уже стала сдаваться женщина.

– Время придет – и вырастет. Марго, тебе в самом деле идет. Как, говоришь? Лонгслив? Покупаем и пошли дальше. Надоело мне тут, – закончил папа и перед выходом из магазина так сильно ударил грушу, что она закачалась и зазвенела на своих цепях.

Теперь у Марго (ну конечно Марго, она ненавидела это дурацкое имя Рита) появился замечательный комплект: белый лонгслив от HenryLloyd, узкие светло-голубые джинсы Levi’s и желтые ботинки Timberland. И выглядела она, конечно, не как пацанка (пацанки носили дешевые китайские спортивные костюмы, как и пацаны), а как европейская девушка с рабочих окраин.

Очень красивая и яркая! И сильная! И уверенная в себе! Она шла по улице, руки в карманы, взгляд голубых глаз тяжелый, цепкий и равнодушный (это она так считала). Черные волосы развевались на теплом весеннем ветру, и на нее заглядывались проходящие мимо мужчины, парни и даже старички! И это было так приятно! Она заметила, как какой-то седовласый джентльмен, этакий профессор, даже развернулся на сто восемьдесят градусов, чтобы попялиться на Марго с тыла, за что и получил от своей спутницы увесистую оплеуху.

«Ай-яй-яй, ревновать нехорошо», – мысленно погрозила даме пальчиком девушка. Хотя, впрочем, в этом возрасте «за пятьдесят», который вообще невозможно представить, многое кажется совсем по-другому.

Да, Марго сильная! Ну а с кем еще общаться, кроме как с сильными? Может, с нагламуренными клубными мальчиками? Буэ! Марго от таких тошнило. Да, впрочем, она и не пройдет фейсконтроль в эти клубы! А если бы и прошла – зачем? Клубы она тоже не переваривала. Марго – уличная девчонка, и она всегда будет тусить с парнями с района! С самыми интересными, спортивными, сильными! Потому что приятно, когда за тобой ухаживают самые лучшие!

Городской район – вещь глобальная. Тут живут десятки тысяч семей, и парней, выходит, тоже тысячи. Из тех, на кого вообще можно обратить интерес, – сотни. Можно очень четко отбросить всех этих эмо, готов, панков, гопников в одну сторону; ботанов и зубрил – в другую, просто неинтересных – в третью, клубных красавчиков и пикаперов[1] – вообще забыть и растереть. И кто останется? Только настоящие парни, словно бы из того самого прошлого, сильные, но скромные, яркие, но не пускающие пыль в глаза, те самые парни из рабочих кварталов! Те парни, с которыми Марго дружила с детства, с которыми целовалась, танцевала медленные танцы и спала в палатке в соседних спальных мешках.

И сейчас пришло время с ними проститься.

«Парни, парни, ребята из моего двора, – думала Марго, пробираясь через заросли сирени, – вот наши дорожки и расходятся. В этом нашем сонном городе, в этом райончике у меня нет будущего. Тут даже не надо родителей цитировать – я сама все понимаю. Да и у вас будущего нет. Куда вам идти после ваших техникумов? Повезет тому, кого возьмут в шиномонтажку или продавцом в магазин техники… А что будет с остальными?..»

Марго жила в неблагополучном районе, из тех, которые в последнее время стали именовать «депрессивными». Железная дорога, чадящие трубы заводов (впрочем, заводы почти все закрылись и перестали дымить), хмурые рабочие, серое небо и бетонные заборы. Но как же там было здорово и интересно играть с друзьями! Плющить монетки на рельсах, прыгать с вагонов, воровать катафотики для велосипедов из баков промзон… Много было хорошего, но – всему свое время.

За стадионом «ЗиК» – завода имени Каменева есть такая маленькая полузаброшенная площадка, где проводят время дворовые парни с пересечения четырех районов: Рабочего, Квадрата, Севера и Арбеково. Турничок, брусья, пара деревьев обмотаны поролоном, чтобы ставить удары, несколько скамеечек, большая коробка, которая заменяет урну. Спиртное запрещено, курение тоже (хотя этот закон иногда нарушался, Марго видела), ругательства тоже запрещены (это нарушалось без всяких сомнений, но в присутствии девчонок все старались сдерживаться). И парни все как на подбор, красивые, сильные. И влюбленные в Марго.

Ну а в кого еще, собственно? Девушек было немного, половина были просто некрасивые, другие вообще позабыли, что они существа женского пола, так что соперниц у Марго почти не имелось. Но они были такие разные, что о конкуренции было смешно говорить.

Итак, Марго перепрыгнула через бревно и вошла на площадку. И все сразу замолчали и посмотрели на нее, все – и Влад, и Андрюха и Рома, и второй Рома, и Масляй, и Пашевич, и толстый Ваня, и даже взрослый Дима Мамай перестал шептаться со своей Дашей. А она вошла такая легкая, красивая и в то же время серьезная, поздоровалась, прошла мимо всех как ни в чем не бывало и села на свое место – на скамеечке слева от турника.

Ах, как на нее смотрели! Все! Но влюбленнее всех – Никитос и Васян. Они даже вскочили, смешно столкнулись и подбежали к ней. Взрослый Мамай только неодобрительно покачал головой, глядя на такое проявление чувств, недостойное мужчин, а девушка смущенно улыбнулась.

– Марго, Марго, ну ты вообще такая красивая! Тебе так это… Ну, волосы как у Белоснежки! – затараторил Васян.

А Никитос подошел и поцеловал ее в щеку. Было приятно, губы у него были твердые, и сам он весь твердый и плотный. Васян тут же подлетел, расстроился, что не догадался или не осмелился сделать это первым, и тоже чмокнул красавицу в другую щеку, но как-то отрывисто, неуверенно. Хотя он был куда симпатичнее Никитоса, Марго сразу наказала его за эту неуверенность: скорчила недовольную гримаску и фыркнула. Сконфуженный Васян отошел в сторонку, пытаясь что-то рассказать, но Никитос, чувствуя, что удача сегодня ему явно улыбается, произвел «контрольный выстрел».

Он подошел к турнику, сбросил футболку и, легко подпрыгнув, схватился за перекладину. Он выделывал все трюки уличного воркаута[2]: «выход на одну», «выход принца», «перелет углом», и все это делал с улыбкой, поигрывая мышцами, и, конечно, Марго улыбалась ему, боковым зрением видя, как Васян обиженно сопит, отходя в сторону. Он был жилистый, легкий и занимался кикбоксингом в легком весе, до Никитоса – общепризнанного спеца по турнику и брусьям – ему было как до Луны.

Никитос соскочил с турника, ловко и небрежно перекинул футболку через плечо и подошел к Марго.

– Очень здорово, Никит. Правда! – сказала она и благосклонно улыбнулась. И даже легонько коснулась его обнаженного живота, что, пожалуй, было совсем лишним.

– Спасибо, Марго. Ну, ты пойдешь на соревнования? Мы завтра с центраковскими по воркауту состязаемся. Турник и брусья. Поболеешь за меня. А?

И тут же Марго ловко обломала Никитоса. Чтобы не зазнавался и не думал, что она такая доступная. Не-е-ет, за такую, как она, придется побороться.

– Извини, Никитосик. Я не очень это люблю. А вот на кикбоксинг я бы с радостью сходила.

Васян сразу улыбнулся, выбежал вперед.

– Пошли, Марго! У нас завтра как раз тренировка, спарринги будут!

И сделал свою фирменную «вертушку»: крутанулся в прыжке и резко махнул по воздуху ногой, и словно случайно немного задел Никитоса. Тот не стерпел, обхватил его сзади, и оба парня начали бороться, как бы в шутку. Хотя если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть, как у Васяна покраснело от натуги лицо и как он совсем не по-дружески ткнул кулаком Никитосу в бедро.

А Марго в этот момент думала:

«Наверное, права мама… Какие бы они ни были милые, но они самые настоящие мальчишки, и игры у них мальчишеские… Им еще по стройкам лазить и мультики смотреть… Может быть, в Москве встретится парень, который сможет меня повести за собой… А эти вон как дерутся только из-за одного моего взгляда… приятно, но этого мне, наверное, не надо…»

Борьба тем временем норовила перейти в партер. Никитос ухитрился сделать железный захват за шею Васяна, а тот змеей обвился вокруг ноги соперника. Марго решила это остановить и промолвила:

– Нет, ребята… Не получится. Ни туда, ни туда. Я уже на следующей неделе уезжаю. В Москву. Мне вещи надо собирать, к бабушке съездить. Мама отпустила попрощаться.

Парни медленно разжали свои захваты и выпрямились, поправляя смятую одежду и растирая багровевшие пятна на руках. Все же этот день, о котором так долго говорилось и думалось, настал.

– Да ладно, ну какое прощание, – подал голос Васян, – ну ты же не навсегда уезжаешь, не в плен германский. Вернешься.

Марго промолчала, а Мамай сказал, встав со своего места:

– Нет, Никитос. Из Москвы не возвращаются. Уж кто-кто, но точно не Марго. – Он подошел к Марго и сказал ей тихонько: – Отойдем-ка на пару слов, красавица.

Они отошли к небольшому заборчику среди кустов сирени.

Мамай был самым красивым и сильным из всей тусовки, жаль, еще и самым взрослым – за двадцать пять. Выпускнице одиннадцатого класса Марго подобные не нравились, она хотела полюбить яркого парня, но ровесника, а вот пока таких на горизонте не было. Да, Васян с Никитосом были забавные, прикольные, хорошие парни, но не больше. Мамай видел это отношение к своим молодым друзьям и не раз ругал девушку за то, что она играла с ребятами, вызывая ревность то в одном, то в другом:

– Марго, Бог частенько преподает нам мудрые уроки. Когда-нибудь тебе предстоит получить этот урок, и я бы очень хотел, чтобы ты его усвоила и сдала экзамен так же хорошо, как и в МГУ.

Любил он так витиевато изъясняться. Красиво, но непонятно к чему.

– Чего?

– Того! Чего ты с ребятами играешься? Они же живые!

– Ну… Мужчина должен доказать, что он лучший. И тогда я…

– Никаких тогда. Я не слепой. Они тебе только симпатичны, и все. Как бы они тут ни выкаблучивались перед тобой, ни скакали, как молодые петушки перед курочкой, ничего дальше вот этих редких поцелуйчиков у вас не пойдет. Ты гордая слишком, чтобы открыть им свое сердце.

Да, он, конечно, был прав. Все-таки с возрастом умные люди умнеют, а Мамай был не только умным, но еще и опытным. Вот и сейчас он легонько взял ее за плечо и сказал:

– Марго, ты, конечно, будешь приезжать на каникулы и все такое… Но Москва – мир совсем другой, и мир студентов – тоже совсем другой. Ты – человек общительный, сразу найдешь там и новых друзей, и того самого парня, в которого влюбишься. И, может быть, он в тебя.

– Мамай, ну зачем так… вы мои друзья и…

Мамай сердито махнул рукой.

– Ты красивая и яркая девушка, тебя ждет интересное будущее. Просто людям больно не делай.

– Я не делаю… – попыталась оправдаться Марго.

– Ну тем еще хуже, если не замечаешь. Уезжай, только с парнями простись по-нормальному. Сердца им не разбивай.

– Мамай, да хватит! Что ты как мама им… Прощусь я по-нормальному!

– Марго, давай я тебе преподам один из уроков. Васян с Никитосом в тебя влюблены по уши. Да-да, не делай изумленное лицо. Ты уедешь, а им тут жить. Простись с ними так, чтобы эта любовь им крылья не подрезала, а наоборот – вырастила. А то они от ревности друг друга перережут!

Урок в самом деле был такой, как и положено уроку. Когда учитель что-то говорит у доски, а ты смотришь в окошко, где уже пришла весна и воробьи скачут, и совсем его не слушаешь. А потом он тебя вызывает к доске, и ты пытаешься решить задачку, и решаешь, смотришь, довольная, на учителя, а он почему-то не радуется, а наоборот, снял очки и сокрушенно качает головой.

Марго поняла одно: Мамай хотел, чтобы оба парня не почувствовали себя обиженными, а наоборот. Так она и поступила. Сперва подошла к Васяну, отвела его в сторонку под обиженный взгляд Никитоса и сказала что-то вроде этого:

– Васечка. Ты мне всегда нравился. Только ты, ты один. Ты уж извини, что я так на Никитку поглядывала… не хотелось его обижать, он ведь парень хороший. Не такой, как ты, конечно. Ты для меня… правда, очень много значишь, и наверное, мы увидимся…

А потом чмокнула его в губы, вроде бы невинно, но задержала свои губы чуть дольше, чем потребовал просто дружеский поцелуй. Васян это почувствовал, хотел было обнять ее и продолжить поцелуй, но она отстранила его.

– Спасибо тебе, Вася. – И еще добавила: – Только Вась, не говори Никите, пожалуйста. Он… ну зачем ему… вы же друзья, не будем его обижать… Дашь честное слово?

– Честное слово! – радостно сказал Васян, и Марго крепко пожала ему руку, опять не по-сестрински, а ласково. А потом отошла в сторону и позвала Никитоса, виновато кивнув Васяну: так надо. Никитосу она сказала почти то же самое, только финал был немного другой:

– Я уеду, а вы останетесь… Зачем вам обижаться друг на друга? Пусть у вас все будет хорошо, а это будет нашей тайной. Только моей и твоей. Обещаешь?

– Обещаю, – сдержанно сказал Никитос, но голос у него дрожал. Потом он сам поцеловал Марго в щеку. Она ответила ему, но уже в губы, и добавила:

– Береги себя и… выигрывай.

Вот и все. Этот этап в жизни Марго можно считать завершенным. Ей уже стало немного грустно, и еще грусти подбавил Мамай. Когда девушка попрощалась со всеми друзьями и подошла к нему в последнюю очередь.

– Оценка «пять», Марго, – сказал Мамай, улыбаясь. – Ведь ничего сложного нет, а двум парням сейчас очень хорошо, и, может быть, будет хорошо еще долго. Может быть, даже всю жизнь. Молодец!

– Нет, Мамай. Ты мне, может, и поставил «пятерку», а я себе ставлю «два».

– Это еще почему? – удивился Мамай.

– Потому что я соврала. Если дело касается любви, то нельзя врать. Но это в самом деле очень хороший урок. И я его усвоила!

И тут Марго улыбнулась, повернулась и, перешагнув бревно, направилась в сторону дома.

– Стой! – крикнул Мамай, догоняя ее в зарослях сирени. – Глупыш! Блин, иногда вранье необходимо! Оно в сто раз лучше, чем правда! Правда – плохая, она портит жизнь!

Но Марго помахала ему рукой и ускользнула в глубь кустов. На этот раз урок был закончен, и пришла пора переходить в другой класс школы жизни.

Глава вторая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

Вот и все. Последние встречи со всеми моими друзьями и подругами, напутствия и наставления мамы и папы, слезы. Конечно, да. Я и сама немного поплакала: так уж положено. Счастливо вам оставаться! Поезд совсем безлюдный, какой-то дополнительный. Буду ехать одна в полупустом вагоне и думать.

Понятно одно: надо поменьше всяких грустных мыслей. Поменьше всяких слов типа «никогда» или «навсегда». Я не в экспедицию на Марс улетаю. Вернуться могу в любой день. Все рядышком, связь у всех есть.

Начинается новое приключение!

29 августа в 16:58

Все это Марго написала с мобильного, уже когда ехала в поезде Пермь – Москва. Она читала и отбрасывала на полку неинтересный женский журнал, и смотрела в окно. Мимо нее проплывали поля, заросшие высоченными стеблями кукурузы, из кукурузы иногда выскакивали люди с вороватым видом и выволакивали распухшие мешки.

Лето еще не собиралось сдавать позиции. Солнце палило немилосердно, а кондиционер не работал. Пришлось открыть окошко, и в плацкарте сразу запахло костром и пылью.

Настроение было радостным. Марго с самого детства была уверена, что предназначена для жизни не просто в большом городе, а именно в столице. И родители всегда ее к этому готовили. В Москве она проводила каникулы у дяди Володи – папиного брата, который преподавал в МГУ и во многом благодаря которому все у нее так удачно сложилось. ЕГЭ она сдала отлично, собеседование на факультет психологии прошла с блеском, рекомендации и характеристики тоже были – лучше не придумаешь! Вот и все – прощай, Пенза, прощай, дворик за стадионом, здравствуй, новая жизнь! И это было здорово!

Конечно, ясно, что учеба учебой, но в жизни должно быть и еще что-то яркое. А вот что – пока было непонятно. Мама определенно была права: обнимашки с парнями за стадионом она уже переросла. Ей это уже было неинтересно. Что-то необыкновенное ждало ее впереди. Что? Наверняка снова спорт, тусовки, приключения, квартирники, клубы, как и в Пензе – только на другом уровне и с другими людьми.

И тот самый парень тоже ждет ее впереди. Может быть, совсем рядом. Наверняка он так же смотрит в пыльное небо, уставший от одиночества, барабанит пальцами и думает: где же она, моя единственная, та, которую я ждал так долго…

Марго еще раз посмотрела на свое отражение в окне и подумала: ну что, понравится такая вот девчонка в сером худи, с длинными черными волосами и яркими голубыми глазами ему – одинокому, мужественному и интересному? Конечно, да!

Марго еще немного попозировала сама себе в окно и наконец заскучала. Поезд был полупустой, люди иногда подсаживались на редких полустанках. Общаться было не с кем, и девушка решила пройтись по вагонам – может, увидит что-нибудь интересное.

Интересное не заставило себя долго ждать: не успела Марго открыть дверь в соседний вагон, как услышала перепуганные женские крики и, конечно, сразу же бросилась на выручку. Такой уж у нее был боевой характер.

– Не трогайте скрипку! Пожалуйста, только не скрипку!

Марго ворвалась в плацкарт и увидела, как огромный пузан пытался отобрать скрипичный футляр у худенькой рыженькой девушки.

– Ой, ну что вы делаете, ну вы же ее сломаете! Это концертная!

Девушка вцепилась в футляр мертвой хваткой, но мужчина что-то рычал и, конечно, через несколько минут обязательно победил бы в схватке. Марго сразу определила, на чьей стороне правда (ну не могла же такая милая девушка украсть скрипку у известного музыканта, да и не существует музыкантов с такой пропитой физиономией), и закричала:

– Немедленно прекратите!

Мужчина не обернулся и рявкнул:

– А вот выкину эту скрипочку в окошко, а потом прекращу! А ну убери руки!

– Не уберу! – завизжала девушка. – Это моя скрипка!

– Была твоя! – демонически захохотал мужчина, и футляр уже почти оказался в его руках, но тут Марго приняла единственно верное решение в данной ситуации, хотя, может, и не совсем разумное: она встала рядом с девушкой, схватила футляр и стала помогать его тянуть. Мужчина же продолжал тянуть футляр на себя, поглядывая на открытое окно.

Со стороны эта картина выглядела, наверное, совсем странно, да и сопротивление девушек скоро было бы сломлено. Мужчина уже начал злорадно улыбаться, но тут раздался властный голос:

– Ваши документы!

Мужчина сразу отпустил футляр, отчего обе девушки вместе со скрипкой грохнулись на сиденье.

– А чего сразу документы? Это вы у нее требуйте, она тут пиликала!

Молодой полицейский, практически ровесник Марго, был не в форме, но выглядел очень сурово и внушительно. Он сразу представился:

– Сержант Мохов, линейный отдел РОВД на Российской железной дороге, – и небрежно распахнул и захлопнул свое удостоверение. – Потрудитесь объяснить, в чем дело?

– Товарищ… Господин… Мохов! – заверещала рыженькая. – Я репетировала в вагоне, ну вагон же пустой был, а он сразу начал кричать и скрипку хотел выкинуть, а скрипка концертная! Ну сказал бы, я что, не понимаю, я сама бы перестала…

– Не слушай ее, сержант, – заорал мужчина, снова принимая позу разъяренного быка, – она мне такого наговорила…

– Неправда! – воскликнула Марго. – Я все слышала, это вы, наоборот, грубили!

– Прекратить! – оборвал всех троих полицейский. – Не правы вы оба, и я не хочу, чтобы в моем поезде происходили подобные безобразия! Поезд пустой, а вы не могли договориться! Стыдно! Что мне, высаживать вас?

– Вот ее высаживай! Только собрался поспать, а она как завела свое пилиии-пилиии!

– Да он одеялами накрылся, я его и не увидела! – не отставала девушка. – Я сперва по вагону прошлась, посмотрела, может, кому помешаю. И думала, что никого нет…

Это бессмысленное препирательство продолжалось долго, но Марго не слушала. Она не сводила глаз с молоденького полицейского, который выслушивал каждого спорщика с самым серьезным видом и даже записывал все их бессвязные показания в маленький блокнот-молескин[3]. Марго даже отметила: надо же, как растет наша полиция – еще недавно это были толстяки вроде этого вагонного скандалиста, а сейчас – красавцы с модельной внешностью и дорогущими итальянскими молескинами!

Красивый был этот парень, и поглядывал он на Марго так строго, что казалось, вот-вот скажет: девушка, пройдемте в отделение! Возьмет за руку… и у Марго даже что-то сжалось в груди, когда он на самом деле посмотрел на нее и спросил:

– Та-а-ак… а вы куда едете? Вы – подруги?

– Да! – сказала рыженькая.

Марго удивилась, но спорить было бы неразумно, и пришлось подыграть:

– Только что познакомились. А сама я из Пензы. В Москву еду, в МГУ на первый курс.

– Все вы в Москву, – беззлобно заворчал сержант, пряча блокнот. – Кто Россию поднимать будет?

– Да! – подхалимски поддержал его мужик, хотя сам наверняка ехал в Москву из провинции, шабашить каким-нибудь охранником.

– В общем так, девушки. Тут вам, конечно, скучно. Переходите в третий вагон. Там тоже молодежь едет, места свободные есть. И вам повеселее будет, и от этого гражданина подальше переберетесь. Все будут довольны! С проводницей я поговорю, она против не будет.

Он отдал честь, развернулся и пошел к проводнице. Толстый мужик погрозил пальцем и отправился в свой закуток.

– Пошли? – сказала рыженькая, ловко надевая большой рюкзак и перехватывая скрипку под мышку. – Меня Катя зовут.

Марго тоже представилась и пошла вслед за новой приятельницей в свой вагон за вещами. Такая быстрая жизнь, где приключения и неожиданные знакомства сменяли друг друга со скоростью карусели, начинала ей нравиться!

Глава третья

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

Старый друг, как говорится, лучше новых двух. А один новый, получается, равен половинке старого?:) Маловато! Я оставила в Пензе много старых друзей, и хочу верить, что новые будут лучше и интересней!

29 августа в 19:23

По дороге к купе Катя успела в очень быстром темпе рассказать о себе все, что только можно. Она из Воткинска, едет учиться в знаменитый музыкальный колледж имени Гнесиных по классу скрипки. Сама она больше любит рок или фолк, но без классики сейчас тоже нельзя. Катин парень остался в Воткинске, но его уже можно было называть бывшим: слишком уж он на нее наседал со своими требованиями, а Катя считала, что он явно не тот, с которым можно было переходить к близким отношениям, одно дело дружба, а любовь – совсем другое. В Москве она была только один раз на вступительных экзаменах, и ей, конечно, очень понравилась столица, но знакомых у нее нет, и хорошо, что она познакомилась с Марго, и вообще Марго – смелая, и молодец, что вступилась за нее, и это здорово, что они подружились.

У Марго даже слова не получалось вставить в быструю речь Кати. Наконец, она взяла свою сумку, прикрепила ее к чемодану на колесиках, и обе девушки отправились к третьему вагону.

– А знаешь, почему поезд пустой? – продолжала щебетать рыженькая скрипачка, лавируя со своим огромным рюкзаком между полок полупустого вагона. – Пустили дополнительный, ночью из Перми, и никому не объявили. А у меня у соседки бабушка работает на вокзале, в кассах, и она мне билет отложила. Я думаю, в Рязани народ подсядет, такое вообще редко бывает, чтобы совсем пустой состав гоняли. А у тебя парень есть? Симпатичный? В Пензе или в Москве?

Марго на секунду задумалась. Парня у нее нет и, если честно говорить, никогда не было. Она по-дружески общалась со многими молодыми людьми, с Васяном и Никитосом даже целовалась, но никто из них не считал, что они что-то большее, чем просто друзья. Никитос несколько раз неуверенно пытался ее обнять, но получил по рукам, и свои попытки прекратил. А если говорить про любовь – про настоящую, как в книжках, ради которой люди совершают подвиги, да и даже самую обычную, когда на сердце просто становится хорошо и тепло, то ничего такого в жизни Марго не было.

Была, впрочем, безответная любовь: еще в совсем юном возрасте девушка влюбилась в известного пензенского боксера Романа Кармазина (эту глупость можно забыть), а чуть попозже в Сережу Зигунова из параллельного класса, крепкого атлета с короткой стрижкой и серыми глазами. Вот это было настоящее душевное томление! Она постоянно подходила к расписанию, которое висело возле учительской, и смотрела, где будут проходить уроки у «бэшек», и подгадывала, чтобы как бы невзначай оказаться у кабинета, когда оттуда выходили ученики, и увидеть его! На новогодней дискотеке ей даже удалось протанцевать с Сережей медленный танец, и это было просто счастье! Потом оно закончилось: Сережа оказался непроходимым тупицей, да и примерно через год он раскачался до чудовищных размеров и стал похож на инопланетного монстра, у которого из огромного туловища торчит маленькая голова.

– Нет у меня парня, – ответила Марго. – Но надеюсь, что я его еще найду.

Сержант этот был очень красивым, как раз таким, какие нравятся Марго: крепкий, спортивный, решительный и сероглазый. Да и она ему, скорее всего, понравилась. Так он на нее поглядывал, улыбался…

Жаль, что мент. Полицейских Марго не любила, хотя безусловно и среди них попадаются хорошие люди. Но не ехать же в Москву, чтобы связать свою жизнь с полицейским! Да еще не каким-нибудь матерым сыщиком из убойного отдела, а с сержантиком, который высаживает хулиганов из поездов и записывает их пьяную чепуху в свой молескин! Такого добра и в Пензе хватало!

Вот бывает же так: первый парень, который ей встретился на пути в столицу, оказался красавцем, но полицейским!

Марго как-то размечталась, даже не догадываясь, что такие вот размышления о малознакомом молодом человеке могут привести как раз к безответной любви. Сама же сто раз себе говорила: не мечтай! Понравился парень – выкинь из головы, чтобы потом не терзаться.

Между тем они подходили к третьему вагону, и Катя продолжала тараторить:

– А я, вообще, такая трусиха ужасная! Я когда эту скрипку тянула, думала, умру от страха! Москва – такой город огромный, я там одна, плохих людей много, больше, чем в Воткинске, в миллион раз, как я там буду? Хорошо, что я с тобой подружилась, ты такая…

Вдруг Катя остановилась и замерла, так что Марго даже в нее врезалась.

– Что такое?

– Слышишь?

Марго прислушалась. В самом деле, несмотря на громкое тарахтенье колес, вдалеке слышалась красивая музыка и чистое мужское пение. Катя выскользнула из рюкзака, бросила его на одну из пустых полок и быстрым движением извлекла из футляра скрипку и смычок. Она стала похожа на опытного снайпера, который вдруг увидел цель, за которой охотился всю свою жизнь. И вот – чехол расстегнут, приклад винтовки прижат к щеке – бах! Цель достигнута, объект устранен!

– Фа диез минор, хм, интересно, – забормотала Катя, приближаясь к источнику звука. Потом она спряталась за стенкой, мечтательно прикрыв глаз и взяв скрипку наизготовку.

Теперь и Марго увидела: в середине вагона сидели четверо длинноволосых парней, у двоих были гитары, у одного – флейта. Вокруг них сидели еще человек семь: слушали. Музыканты играли очень красивую мелодию, напоминающую средневековый романс, медленный и печальный. Она так не сочеталась с протертыми сиденьями и выцветшими занавесками старенького вагона! Кажется – закрой глаза и увидишь прекрасных дам, обмахивающихся веерами, длинноусых рыцарей, шутов и настоящих королей вечера – менестрелей, которым наплевать и на дворцовые интриги, и на турниры – знай себе играют.

Длинноволосый рыжий вокалист, который стоял и держал в руке карандаш (им он дирижировал), возмущенно захлопал в ладоши:

– Стоп, стоп!

И волшебная музыка прекратилась.

– Торин, ты зачем флейтой основную тему дублируешь? Пустота получается. Тут солировать надо!

Флейтист возмущенно ответил:

– Я так сразу импровизировать не могу! Мы же это только придумали! Ты лучше вокалом заполни!

– Каким? Слов-то нет!

– Ну я тоже не могу сразу! Мне подумать нужно!

Рыжий почесал бородку и сказал:

– Хорошо! Давайте я попробую просто чистым вокализом. Раз-два, раз-два-три-четыре!

Музыканты снова заиграли прекрасную мелодию, и тут произошло чудо: одновременно Катюшин смычок заходил по струнам, и рыжий парень запел красивым сильным голосом. Казалось бы, что песня должна была прерваться, кто-то должен был спросить: откуда скрипка, но нарушить это музыкальное волшебство никто не отважился, все доиграли до конца.

А вот потом повисло молчание. Катю никто не видел, она так и осталась за стенкой.

– Привет, скрипач, – наконец сказал рыжий. – Спасибо тебе. Выходи, не стесняйся. Стань нашим гостем и другом.

Но Катя не выходила и перепуганно смотрела на Марго.

– Я боюсь… – прошептала она.

– Чего? – удивилась Марго.

– Боюсь своего счастья…

Высокий гитарист с тоненькими усиками процитировал Пушкина, что удивительно подошло к ситуации:

– Коль ты красная девица, будь нам младшею сестрицей! Коль старушка – будь нам мать, так и станем величать! Выходи, скрипач!

Тогда вперед вышла Марго и громко сказала:

– Это не скрипач.

– А кто же? – удивился рыжий. – Я же слышал скрипку. Выходи, не стесняйся! Ты отлично играешь! А мы – группа «Дух Огня» из Ижевска. Едем в Москву на концерт.

Марго еще раз попыталась вытащить Катю, но та забилась в угол.

– «Дух Огня»! – прошептала она. – Я же их слышала! Я никогда даже представить не могла…

– Выходи, скрипач! – сказал гитарист.

– Это не скрипач, – повторила Марго. – Это скрипачка.

И тут рыжий парень быстро перешагнул через рюкзаки и чехлы от гитар и подошел к Кате. Они долго смотрели друг на друга. Оба милые, рыжие и веснушчатые. На губах каждого расплывалась странная улыбка, и Марго вдруг поняла: так рождается любовь. Так необычно и волшебно. И позавидовала, конечно. В ее жизни, пожалуй, так никогда не выйдет: неожиданно – все было серо и непонятно – и раз! В руки прыгает счастье.

Рыжий вокалист замялся, запнулся и произнес:

– Я – Викинг… Ну, то есть Макс… Викинг – это прозвище… ты… это… как-то… проходи, садись к нам… мы…

Катя, не сводя глаз с Макса, прошла и села рядом с ним. И Марго даже улыбнулась, так со стороны это выглядело трогательно и наивно. Она бы никогда не смогла: просто подойти и сесть и начать болтать как ни в чем не бывало… Но тут сердце у нее забилось очень быстро: прямо напротив нее стоял тот самый красавец-полицейский с маракасом в руке.

Он улыбался. А потом сказал:

– Привет, Марго. Я – Герман. Я знал, что ты придешь. И я очень счастлив. А ты?

Глава четвертая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

Не знаю, кто именно сценарист того фильма, в котором я играю главную роль, но чувство юмора у него определенно есть!

А самое главное, что непонятно, что это за фильм: только что был боевик, а вдруг уже комедия! И сразу же какая-то романтическая мелодрама – и сразу опять студенческий ситком!

Немного запутанно – зато не скучно!

29 августа в 21:32

Марго почему-то удивилась больше всего не тому, что полицейский ее ждал и что он был такой красивый, а тому, что он держал в руке маракас и гремел им в такт музыке. Маракас, итальянский молескин, мокасины от Abercrombie fitch[4] – похоже, реформа МВД в самом деле удалась, что бы ни говорили журналисты.

А потом вдруг все захохотали.

– Да не мент он! – крикнул рыжий Макс через смех. – Герман нам рассказал про свою очередную роль!

– Артист! – добавил гитарист.

А Герман опытным жестом раскрыл свою красную книжечку и показал Марго. Это был студенческий билет студента второго курса Всероссийского государственного университета кинематографии (ВГИК), факультет режиссуры.

– А я сразу догадалась, – сказала Марго.

– Да? – удивился и немного обиделся Герман. – И как же? Даже мужик этот толстый поверил.

Марго подняла руку и стала загибать пальцы:

– Блокнот-Молескин. Ручка-Молескин. Мокасы «Аберкромби».

Все снова засмеялись, а с Германа немного слетел самоуверенный вид, что немного порадовало Марго.

– Дьявол кроется в мелочах, – огорченно сказал он, опускаясь на сиденье. – Промашка по реквизиту, недоработка художника по костюмам, и вот оно – полный провал.

Он сказал это так искренне и опечаленно, что Марго даже стало его немного жалко.

– Нет-нет, роль удалась. Импровизация великолепная.

Все-таки сложный человек Марго. Правильно говорила мама: сложный! И тяжело ей будет в жизни с таким сильным характером. Вот Катя уже вовсю сидит с музыкантами, дирижирует смычком, как будто сто лет с ними знакома. Что-то объясняет на своем музыкальном языке, и при этом уже держит Макса за руку, и тот, похоже, совсем не против, он и сам гладит ее руку. Все так быстро и просто, и оба счастливы. Вот у Марго так никогда не получится.

Они сидят с Германом на боковых сиденьях. Вроде бы очевидно, что они нравятся друг другу. Парень был, в самом деле, именно тем, кого она так долго ждала: яркий, интересный и мужественный. А еще харизматичный и разносторонний. А еще, конечно, с чувством юмора, современный и уверенный в себе.

И еще (это было, конечно, не самым главным, но все-таки важным) у него были немного длинные темно-русые волосы, глаза ярко-голубые. И сам весь стройный, подтянутый, с длинными красивыми пальцами, как у художника. Такую внешность обычно называют модельной.

Да, он не отрывает от нее взгляда, но не трогательного, как у Васяна, или просительного, как у Никитоса. Он уверен в себе, и его глаза словно бы говорят: малыш, все уже давно решено, и ты это знаешь, ты принадлежишь мне, а я – тебе. Хочешь поиграть в эти старомодные ухаживания? Что ж, давай поиграем.

Они болтали о всякой ерунде: о психологии, о Пензе и Перми, и что эти города часто путают по непонятной причине (то есть понятной – первые две буквы одинаковы), о спорте и о кино. Он обожал кино, и был уверен, что станет великим режиссером, рассказывал о съемках и мастер-классах увлеченно, но главное, очень интересно. Ну и в самом деле кино – это, конечно, не воркаут.

Хотя не в этом дело! Наверное, бывают гениальные мастера турника и брусьев и бездарные режиссеры. Так вот, когда Герман говорил про кино, это у него выходило так здорово, что хотелось все бросить и идти к нему на площадку, слушать его команды и хлопать этой странной штукой – хлопушкой.

– Ты с вокзала куда? В общагу? Давай я тебя провожу.

– Спасибо. Меня дядя проводит. Так что я в Москве не одна.

Герман улыбнулся.

– Теперь – не одна.

И тут он подсел к ней на сиденье, обнял ее и поцеловал, уверенно и властно, именно так, как хотела Марго. Да, в самом деле, теперь она была не одна. И это было прекрасно.

Глава пятая

Запись Марго из ее дневника со странички Margo_the_sunny.livejournal.com

8 сентября в 23:19

«Всем привет, кто меня читает и комментирует! Особенно Васе и Никите! Напишу тут сразу подробно, а то межгород все-таки дорогой, да и всем все рассказать не получится!

Если честно, давно уже не писала в жэжэшке, но столько всего накопилось, что надо обязательно выразить! Напишу, а вы все читайте!

Вот и прошла моя первая неделя в Москве. Если честно, впечатлений так много, что даже не знаю, как их описать. Наверное, все и не получится.

Ну, начнем с того, что в Москве я все же не в первый раз. Но она каждый раз меня удивляет тем, что она такая огромная! Люди говорят: Москва – не Россия. Очень точно сказано, она в сто раз больше! Все, что есть в России, есть и здесь (и хорошее и, к сожалению, плохое). Я, может, постараюсь в другой раз об этом и подробнее написать, а сейчас только самое главное отмечу.

Что больше всего удивляет, конечно, это, что тут огромная скорость. Все делается быстро, и сам темп – сверхзвуковой. А иначе и нельзя, хоть немного отстанешь, разнежишься – и ты пропал, сметет тебя толпа, тут желающих миллион на одно твое место. Люди так к этому привыкают, что стараются хоть одну секунду, да отвоевать у города! Поэтому они и бегут по эскалатору, и несутся по станции, чтобы успеть попасть в уходящий вагон метро, и все делают на ходу: едят, читают и даже смотрят кино на планшетниках! Так привыкли жить в этой постоянной спешке, что физически не могут стоять на месте без дела. Вот это, наверное, первое, что бросается в глаза.

Так, кстати, можно москвича от приезжего отличить: эти ходят, по сторонам глазеют с открытым ртом. А москвичам некогда красотами любоваться, бежать надо.

Вот все говорят – москвичи злые и избалованные. Глупость это! Люди тут не злые, а замороченные. Слишком много всего надо делать, слишком далеко ехать, слишком торопиться. Время на то, чтобы на каждого встречного-поперечного тонны добра изливать, просто не остается. Да и если по-честному, что у нас в Пензе прям все такие добрые? Не смешите мои тапочки!

А люди тут красивые. Красивые и яркие. Не боятся ярко выглядеть. И девушки, и парни. То есть у нас они, конечно, тоже красивые, но тут процент красавцев больше. И тоже из-за этого: народу много, если не будешь выделяться – не заметит тебя никто.

Это по впечатлениям. Теперь по фактам.

В группе у нас в основном девчонки. Парней только трое, страшные. Один толстый, другой очкастый ботан, третий и очкастый и толстый. Да еще и глупенький какой-то. Женский коллектив, тем более психологи – сами понимаете, что это такое. Все слушают, пытаются друг друга понять и помочь мудрым советом. Сначала было прикольно, а сейчас – бесит. Меня в общаге заселили с Зиной и Алсу. Алсу маленькая, темненькая, хозяйственная. А Зина – высокая, модельной внешности, одевается очень ярко, блондинка. Ну и мы, конечно, сразу же подружились, такие подружки – неразлейвода, все друг другу рассказывали, радовались, советовались.

А вот наш комендант общежития, Игорь Иванович, сразу нам сказал: «В первый месяц вы все передружитесь, потом переругаетесь и даже из своих комнат съедете к новым подружкам, а кто и к друзьям, а когда диплом защитите на пятом курсе – опять передружитесь».

Мы сперва все были в таком восторге друг от друга! Думали, как же так может быть, чтобы такие славные, милые девчонки, подруги на всю жизнь могли хоть немножечко поссориться? Какой же Игорь Иванович дурачок! Но вот неделя прошла, и мы уже несколько раз немного поругались. С Алсу еще ничего – средне, а с Зиной – сильно. Лезет в мою личную жизнь, советует, как будто самая умная. Я же к ней не лезу! Будем думать, что до смены комнаты не дойдет…

Наверное, непонятно получилось. Попробую подробнее рассказать. Вроде мы похожи, каждая по-своему симпатичная, умная, а на самом деле ОЧЕНЬ разные. Я, например, пошла учиться на психолога, чтобы помогать людям решать семейные проблемы. На дядю с тетей своих насмотрелась: так у них все запутанно, а на самом деле – все просто. Надо просто поговорить с ними – и они разберутся! Работа интересная, а главное – нужная. Мне папа так всегда говорил: когда делаешь нужное дело, то чувствуешь себя счастливым.

А вот Зина не собирается психологом становиться. Для нее психология – это один из секретов, которым надо овладеть продвинутой девушке, чтобы лучше разбираться в людях, манипулировать мужчинами. А работать она хотела бы моделью, пока формы есть, а потом просто отдыхать, путешествовать, продюсировать группу какую-нибудь или стать хозяйкой бутика. Меня это вообще ужасно бесит! Сама в общаге живет, еще недавно в рабочем квартале под Липецком обитала – а уже все распланировала! Даже думает, что в бутике будет продавать – духи, и чтобы именно из Парижа возили, мол, тут все, что продают, – подделка!

И учит она всякую ерунду. Например, «Язык телодвижений» Алана Пиза, или что-нибудь по нейролингвистическому программированию или основам пикапа и все такое. Ну учишь – и учи, так нет, она лезет и ко мне и к Алсу, хочет перевоспитать, и еще говорит, что о нас беспокоится! Ладно, разберемся… Может, и правда сменим комнату, да и все. Кто с ней жить-то захочет?

А еще тоже одна неприятная история, но думаю, что с ней справлюсь. Общага у нас огромная, а сам универ – еще больше. Корпусов штук сто! Ну и студентов тоже много. Один там есть, Али, с четвертого курса. Богатый, уже ездит на «Ауди», ну и по поведению дерзкий, не привык, чтобы ему отказывали. Вот, начал ко мне приставать, так, по-хамски. Ну я, конечно, ему сразу от ворот поворот дала. С правой в солнечное сплетение. Он не ожидал такого, привык тут к перепуганным девочкам. Но говорит, что эта наша история только начинается. Эх, хотелось бы, чтобы она закончилась! Ну ничего, я сильная, справлюсь!

Ладно, и так уже много времени! Я в жизни так много не писала. Все-таки одна нормальная подружка у меня появилась, Катюша-скрипачка, с которой я в поезде познакомилась, ну я несколько дней назад о ней писала! Вот с ней мы нормально общаемся. И вообще, смотришь на нее и радуешься: как у нее все хорошо сложилось! Музыку она обожает. В колледже все отлично. С парнем, с Максом этим, все прекрасно, друг на друга не нарадуются. Его группе предложили в Москве остаться, а он ее пригласил на скрипке играть. Все здорово! Ну ничего, и у меня все здорово будет… Когда-нибудь…

Сейчас пригласила меня к ним на репетицию. Схожу, интересно!

Всем пока! Никит, напиши про свои соревнования по воркауту, а то по телефону я ничего не поняла. Не переживай, в другой раз выиграешь! Чмоки!»

Глава шестая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

Все-таки человек – глупое и странное существо. Когда у него чего-то нет, он чувствует себя несчастным. Когда это что-то у него появляется, он думает: а вдруг это не то? И снова чувствует себя несчастным.

19 октября в 10:18

Нельзя сказать, что Марго завидовала Катюше, потому что рыженькая скрипачка была очень уж милой и славной. И вокалист группы «Дух Огня», Макс по прозвищу Викинг, так ее любил, что глаза радовались на них любоваться. На репетиции они стояли рядом, оба невысокие, кругленькие, с длинными огненно-рыжими волосами, и глядели влюбленными глазами друг на друга. Когда Макс пел, у Кати на глаза наворачивались слезы счастья, а когда она играла на скрипке, он зажмуривался и раскачивался, как в священном трансе. Другие члены группы относились к этому с таким же умилением, как Марго: эта любовь и эти рыжие локоны приносили на репетиции самый настоящий дух огня!

И завидовала Марго, в сущности, вовсе не счастью Катюши: чужому счастью завидовать некрасиво. Ей было немножко грустно, что она сама не так просто устроена. Вот был ведь рядом с ней Герман: отличный парень, все в универе обзавидовались (особенно соседка – красавица Зина, которая мечтала стать кинодивой). Да и сама она понимала, что вроде бы все хорошо, а вот чувствовала: что-то не то. Что не то? Непонятно. С Германом ей было интересно, и он ее любил, без всякого сомнения, и он был ярким и все такое, но…

Вот уже месяц как сердце Марго отчего-то перестало учащенно биться, когда он был рядом с ней. Герман непонятным для нее образом перешел в категорию Васяна и Никитоса, только немного поинтересней. Просто хороший друг. Ну, которому она позволяла чуть больше, чем безропотным пензенским парням, они целовались и обнимались, но наедине с собой Марго точно могла сказать, что никакой любви тут нет. Более того, когда девчонки в аудитории разоткровенничались и Зина заявила, что ко второму курсу намерена съехать из общаги и жить на квартире с мужчиной, Марго представила себе этот вариант: жить у Германа. И сразу сама себе ответила: нет. Она еще могла как-то представить, что они проведут вместе ночь, может быть, когда-нибудь это и случится. Может, утром она и сделает ему кофе, пока он будет курить в постели, как это бывает в дурацких книжках или фильмах. А вот жить постоянно, готовить, убирать, стирать, мыть полы – нет. Однозначное нет.

Марго сдуру об этом сказала Зине (тогда они еще считали друг друга подружками), и та засмеялась.

– Ну из тебя сразу вся твоя провинциальная Пенза прет! – хотя сама Зина была вообще из Липецка, который в сто раз провинциальней Пензы. – Штопать носки, лепить пельмени, воду из колодца на коромыслах носить. Рита, – Марго ненавидела, когда ее так называют, и всем заранее об этом объявила, но Зина умудрялась иногда это «забывать», – на дворе двадцать первый век! И мы в Москве! И мой мужчина будет зарабатывать нормально! Нормально – это значит, что есть мы будем в ресторанах или кафе. А если иногда и будем перекусывать дома, то я буду разогревать в микроволновке полуфабрикаты, а посуду будет мыть посудомоечная машина! А если не устраивает – то пусть нанимает домработницу!

Марго и Алсу пробовали с ней спорить, хотя Марго понимала, что расчетливая соседка во многом права и спор начинается из духа противоречия.

– Мужчина и женщина живут друг с другом не для того, чтобы готовить и стирать, – продолжала Зина. – Это в каменном веке так было! Сейчас надо жить и работать в свое удовольствие! И это реально!

– А дети? – заикнулась Алсу.

– Точно, дети! – расхохоталась Зина. – Еще детей двадцать штук, и быть третьей женой у хана. Гюльфия вяжет у доски, а Алсу штопает носки! Да вы что, девчонки! Вы зачем сюда приехали? Возвращайтесь в ваши сакли и избы, зачем вам учиться? Чему? В пятнадцать лет замуж, и рожать, рожать, рожать! И всю себя детям, детям, детям! Вы что, вам ведь всего по семнадцать лет! Нам еще гулять и веселиться!

И тут она совершила странный поступок: скинула с плеч халатик, швырнула его на кровать, а сама встала в оконный проем в лифчике и трусиках, растрепала волосы и стала петь по-английски и танцевать, как стриптизерша, дерзко и вызывающе. Ее красивая фигура была хорошо видна на свету, и внизу стали останавливаться прохожие и смотреть на Зину.

А Марго именно в этот момент поняла: просто она не любит Германа, и в жизни у нее все так же пусто. Просто появился еще один интересный друг, но друзей у нее хватало. Любви не было.

Зина спрыгнула с подоконника в комнату, надела халат.

– Люблю я жизнь, – сказала она, нисколько не запыхавшись после страстного танца. – И жить хочу ярко. Серости под Липецком нагляделась, хватит. Сейчас на все пойду, чтобы из этой серости, из общаг, бараков, коридоров прокуренных вырваться! Пожить нормально!

– Мы все этого хотим, – неуверенно пробормотала Алсу.

– Я, например, в Москву переехала только для этого, – добавила Зина, совсем не слушая Алсу. – И я пробьюсь в кино, и найду себе достойного мужчину. И жить мне с ним будет в кайф, а если ты, Ритусик, этого не хочешь, то, значит, ты или еще молодая слишком, или глупая, а может, и то и другое.

А Марго улыбнулась. Конечно, она еще будет жить с мужчиной, и ей будет в кайф, но будет это не Герман.

Нельзя сказать, что Марго была капризная или привередливая. Нельзя сказать, что она ждала неведомого принца из сказки. Просто Герман сам несколько раз, а точнее, три, допустил досадные промашки, из-за которых вроде бы распускающийся цветок любви стал стремительно увядать.

Во-первых, и в самых главных, когда Герман встречал Марго после пары, к ней опять стал приставать Али. Абсолютно по-свински, видел же, что она с парнем. А Герман вот смолчал, отшутился, мол, мы – люди искусства, художник всегда выше толпы и все такое. В Пензе любой парень сразу бы бросился в драку за подобное, не важно, – один бы стоял против него или десятеро. И Марго привыкла к такому и ничего другого от парней не ожидала. А тут – вон как вышло.

Во-вторых, Герман презирал своих родителей, хотя они оплачивали его учебу в ВГИКе, называл их недалекими. Ну а уж если честно, то презирал он всех, кто был далек от его тусовки, от богемного мира. Может, это было первым пунктом.

В-третьих, не так уж он и отличался от тех нагламуренных мальчиков, которых ненавидела Марго еще по Пензе. Да, одевается по-другому, проще и практичнее, но в Москве все так одеваются. А вот так же любит тусоваться по клубам, сшибать коктейли на барной стойке, и танцевать, да еще и норовит пробраться на танцпол и затащить туда Марго. А она это все не-на-ви-де-ла! Прокуренные клубы, напомаженных девиц, дурацкую музыку – не-на-ви-де-ла!

Ну и в-четвертых, Марго совсем не понравилось то самое кино, за которое Герман был готов отдать жизнь. «Магия площадки, кино как наркотик» – да, звучало это, в самом деле, по-волшебному. Но когда Герман притащил девушку на какой-то свой киношный проект, она чуть не заснула со скуки.

Парни, которые ставили освещение (их смешно называли «светики»), возились со своими лампами несколько часов, потом оператор менял батарею, объективы на камере и сооружал со своими помощниками рельсы, на которых она должна была ездить. Потом звукооператор со своей командой никак не мог настроить звук, и все орали на парня, который носил мохнатый микрофон на длинной палочке, потом прибежал начальник павильона и начал всех выгонять, в общем, ужасная суета. Когда Герману всеми правдами и неправдами удалось договориться с начальником, и он, наконец, скомандовал «Мотор!», то вся эта куча народа стала ездить на рельсах вокруг ржавого крана, из которого медленно капала вода на засыхающий цветок – как говорил Герман, это был главный герой и главный арт-объект. Марго поняла, что такое кино – «кино не для всех» – ей не только не нравится, но даже немного бесит. Она ничего не сказала парню, это бы его обидело, но сделала вывод: часто многое перестает быть интересным, когда ты познакомишься с ним поближе.

Марго рассказала о всех своих переживаниях в общежитии, и так как была расстроена, не обратила внимания, как загорелись глаза у Зины.

– Он еще так всех называет, – говорила Марго, печально стирая лак с ногтей, – народишко, быдло, овощи, алкашня. Я, конечно, понимаю, да, есть среди обычных людей простые, недалекие. Но есть и умные, и интересные! И самое главное, я-то среди таких выросла! У меня, получается, и мама с папой такие, и все мои друзья, ну и я сама? А если я недалекая, почему же он говорит, что меня любит? Значит, меня, недалекую, можно любить, а людей, для которых ты снимаешь кино, – нельзя?

– Рита, ты опять рассуждаешь как провинциальная глупышка, – засмеялась Зина, болтая ногами на кровати. – За пацанов тебе обидно с райончика, что они арт-хаус[5] не понимают?

– Обидно! – крикнула Марго.

– Ну так выбирай, с кем ты, я тебе какой уже раз говорю. Нравится на лавочках у турника сидеть – так возвращайся! Ты ж сама говорила, что ты это переросла.

– Да, – с грустью согласилась Марго.

– Получается, тех переросла, а до этого – не доросла?

Марго задумалась. Может, до кинотусовки Германа, до его мира, его интересов она, провинциальная девчонка, в самом деле чуть-чуть не доросла?

– Может, и так… – тихо ответила она.

Зина засмеялась.

– Ты слушай меня, Марго. Я тебе помогу устроить нормальное будущее. А то закончишь МГУ и вернешься в свою Пензу, устроишься психологом в тюрьму (я знаю, у вас там много колоний), выйдешь замуж за конвоира-капитана, родите детей, купите дачку, машинку «Жигули» шестой модели и будете жить-поживать, добра наживать. Так тебе хочется?

Нет, так Марго не хотелось.

– А тут есть шанс жить с перспективным молодым режиссером. Съемки, фестивали, кастинги…

И опять Марго не увидела жадного блеска в глазах Зины, не услышала какого-то страстного придыхания в ее голосе. Подумала: а ведь неплохая все-таки девчонка – Зина, вон как о подружке заботится. Ну да, со своими странностями, ну так у нас у всех есть свои странности. Не заметила, слишком глубоко о своем думала.

А вот Алсу заметила. Но никому ничего не сказала.

Глава седьмая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

Москва ничем не отличается от любого места на планете. Законы природы действуют везде. Если ты зайчик – то будь самым быстрым. Если ты лисичка – будь самой хитрой. Если ты волк – то будь самым сильным. Медленным зайчикам и глупым лисам – не выжить.

2 ноября в 9:04

Когда Марго выходила из общежития, то на глаза ей снова попался Али. Он сидел в компании своих друзей, и когда все увидели ее, то заулюлюкали и захлопали. Марго вместо того, чтобы краснеть, бледнеть и пытаться пробежать мимо, подошла прямо к ним, оттолкнув какого-то приземистого блондина, который сидел на корточках, так что бедняга полетел на землю.

– Что ты хочешь от меня, Али?

– Тебя хочу, – ответил Али, сильно покраснев.

– А мама знает? – улыбнулась красавица-брюнетка. – Хочешь жениться – засылай сватов. Пусть мои родители думают. Или ты обычай отцов нарушить хочешь?

Пара друзей Али громко засмеялись, и парень отметил краем глаза, кто именно.

– Обычай отцов на родине остался, – ответил он. – А тут Москва!

– Ты уж выбирай, Али. По московским законам девушек силой не берут. А по-хорошему я с тобой не буду. Силы в тебе много, а вот уважения ко мне – нисколько нет.

Хорошо она говорила, правильно, и этим еще больше понравилась Али. А он словно язык проглотил. Не знал, что ответить. Не привык он женщинам уважение выказывать, да и не положено это.

– Женщинам уважение не положено, – с наигранным смехом ответил он. – Машину тебе дам, будем по клубам ездить, что тебе еще надо?

– Разве? А твой отец маму тоже не уважает?

Али опять смешался, его друзья снова захохотали, а Марго развернулась и ушла. Он даже не пытался ее остановить.

Али Сулейманов учился, разумеется, на юриста. В этом мире, если хочешь чего-то добиться, надо всегда быть там, где решаются самые главные дела. Когда ты взрослый – это служба в полиции, прокуратуре, правительстве. Когда ты еще учишься – это молодежные правительственные движения, практика в суде. Ну и всегда важно – дружба с влиятельными и сильными людьми. И вести себя надо именно так, как будто ты уже влиятельный и сильный.

На родине у Али все себя вели так. Там нельзя было быть слабым, да пожалуй, что таких там и не было. Потому что можно было иметь больное тело, не уметь управляться со штангой и гантелями, но командовать тем, кто не вылезал с борцовских ковров. Главное – это дух. А слабые духом просто не выживали. Али привык драться еще с детского сада, чтобы доказать всем и каждому: нет, я сильный! Вы меня не растопчете! Я сам вас растопчу! Так жили все, и иначе было нельзя. В школе он гонял на мотоциклах со своими друзьями, пару раз участвовал в уличных перестрелках и неплохо управлялся с большим охотничьим ножом, подарком старшего брата, Мусы.

Потом брат перебрался в Москву, поступил в Академию ФСБ, окончил ее с отличием и сейчас служил в одной очень секретной правительственной организации.

– Тебе надо идти во власть, – говорил Муса. – Пора взрослеть, брат. Погоны, они плечи давят. И еще. Оставь ножик дома. Здесь он тебе не понадобится, если не хочешь навлечь на себя беду.

Когда Али переехал в Москву, он увидел, как много тут слабых людей. Брат прав, нож совсем не нужен: слабые чувствуют сильного, даже если тот безоружен. Люди здесь жили совсем без друзей, а если у кого и были товарищи – то такие же слабые, как и они сами: не дорожили друзьями и боялись им помогать.

Девушки у Али не было. На родине не принято встречаться до свадьбы: старшие бы не одобрили. Здесь же встречались чуть ли не с младших классов, не стеснялись целоваться и обниматься при всех и рассказывать о своих любовных похождениях. Али сперва это было странно и неприятно. Но потом привык, и ему стало нравиться, когда на него обращали внимание красавицы из университета да и просто на улице: почему бы нет? Он был красив дикой мужской красотой, спортивного телосложения, одевался стильно, но неброско, а главное – был сильным. Девушки ведь это чувствуют, и если мужчин чужая сила пугает, то девушек – притягивает.

Но брат сказал: с девчонками не спеши. На них и время потратишь, и деньги. А тебе есть пока на что тратить. Универ закончишь, работать начнешь – тогда и будешь женихаться. А пока учись, связями обрастай, друзей находи.

Так что не подпускал к себе девчонок Али, и это тоже ему нравилось. Брат плохого не посоветует. На тех, кто лип к нему, внимания не обращал. А вот те, кто, наоборот, на него не смотрели, Али заводили. Особенно новенькая с факультета психологии, Маргарита. Тоже сильная девушка, таких сразу видно. Она притягивала Али как магнитом, и так как ухаживать он не умел, то попробовал несколько раз обнять девушку. Она умело выскальзывала из его объятий – как видно, тоже занималась борьбой. А в последний раз сильно ударила его ногой по голени, так что Али пару дней хромал.

У этой Марго был парень: но что она в нем нашла? Да, с виду симпатичный, подтянутый, но не было в глазах волчьего пламени. Али даже пару раз его оскорбил, надеясь спровоцировать драку. Ух, тогда бы заставил пару раз прокатиться пузом по асфальту этого хлюпика. Но тот струсил, втянул голову в плечи и поспешил дальше. А вот сама Марго не такая. Сильная.

Ничего, думал Али. Эта девушка будет моей. Просто немного попозже. Подумать надо как. Одной силой тут не возьмешь, надо хитростью. И силой тоже.

Глава восьмая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

Наверное, я взрослею… Если раньше мне казалось, что все ужасно и хочется зарыться в подушку и рыдать весь день, то теперь я понимаю – все эти проблемы – просто детские шалости. Сейчас все хуже и серьезнее.

Непонятно, что будет лет через десять. Страшно представить. Вообще не могу понять, как взрослые люди живут на земле и справляются с тысячью проблем, которых у меня пока нет: работа, квартира, семейные бытовые скандалы, дети, ипотека… Ужас, ужас! Не хочу взрослеть, не хочу, чтобы все это на меня наваливалось! Мне и так тяжело, и так всего слишком много для одной маленькой девочки!

Иногда просто надо присмотреться хорошенько, и ты поймешь, как у тебя все замечательно по сравнению с другими. Ну а если так – ура!

15 ноября в 21:24

В этот поздний вечер Марго забежала к себе в комнату, швырнула кроссовки в разные стороны и с разбега плюхнулась на кровать.

– Все-таки я такая глупая! – сказала она и засмеялась.

– Ну, в этом никто и не сомневался, – весомо согласилась Зина.

А Алсу тоже засмеялась и спросила:

– Что? Помирилась с Германом?

– Да мы и не ссорились. Просто… Просто я думала о всяком-разном, а потом решила – да что я выделываюсь? Парень он хороший, меня любит, а что еще надо девушке для счастья?

Зина сморщилась:

– Наверное, что-то подарил? Обычно девочки так говорят после хорошего подарка.

– Зина, ну как можно быть такой меркантильной! – разозлилась Марго.

– А может, наоборот, ты ему что-то подарила? Может, себя?

Марго схватила подушку и изо всех сил запустила в Зину. Та не стала уворачиваться, снаряд пролетел в сантиметре от ее лица.

– Зина! Ты… ты говоришь и думаешь, как одноклеточное! Амеба! Ничего он мне не подарил, и я ему пока ничего дарить не собираюсь! Просто он милый и с ним на самом деле бывает интересно! И он умеет очень хорошо говорить, у меня такое правда впервые. И я это ценю! Вот так!

Зина молча склонила голову: ну да, может, и такое бывает.

– Любовь? – с насмешкой спросила она.

Марго не ответила: к сожалению, она сама не знала. Герман пока не сказал ей ни слова про любовь, были все эти фразы: мне с тобой хорошо, мне кажется, что я прожил с тобой целую жизнь, такое ощущение, что я знаком с тобой давно-давно. Слова, слова, слова.

Герман умел очень хорошо говорить. Причем она сама видела, как с ним случалось это волшебное актерское преображение. Вот он вроде сидит, смотрит в сторону, уставший и равнодушный, чувствует невысказанный упрек Марго, внутренне распаляет себя и выдает такую пламенную, страстную речь влюбленного рыцаря, что после этого любая пойдет за ним хоть на край света. И в эти минуты он становился таким прекрасным, превращаясь в того самого принца на огненном коне, которого Марго ждала всю жизнь.

Жаль, но проходило время, и Герман снова становился обычным парнем. Это превращение актера в принца завораживало Марго, и именно сегодня она поняла – это оно. То самое чувство, которого она ждала, но пока не понимала. Твой парень – волшебник, разве это не здорово?

Ну и еще. Именно сегодня Герман рассказал, что его наставник по режиссуре – известный постановщик Бородулин – пригласил его принять участие в съемках масштабного эпизода. Должность хоть и не самая крупная – «второй ассистент по актерам» (то есть помощник помощника), но для такого молодого специалиста – это шанс! И Герман приглашает всех своих друзей и знакомых на съемки в массовке. Это кино точно увидит вся Россия – продолжение знаменитого «Опасного полицейского». А там будет по-настоящему интересно! Марго решила пригласить и Алсу, и Зину, и Катю с «Духом Огня».

У Алсу и у Зины парней не было. Алсу была тихоней, и веселых студенческих вечеринок сторонилась, хотя по убеждению Зины, если ей сделать правильный макияж, прическу и подобрать вызывающую одежду, она всех на курсе затмит. Она стеснялась разговоров о парнях, о любви, об отношениях. Скорее всего ее действительно ждала работа психологом в школе и муж, на которого укажут строгие родители.

А вот Зина еще в школе меняла парней как перчатки. Она сама говорила: был у меня сильный, был у меня красивый, был у меня богатый, был у меня умный. Природа дала ей яркую внешность северной красавицы, роскошную фигуру и хитрый расчетливый ум.

Она давно не верила в любовь. «Любовь – это химия, которой можно манипулировать. Умный человек может любовь вырастить, а может и загасить», – говорила она. Отношения – это всего лишь шаг к счастливой жизни, о которой она мечтала.

Отца у Зины не было, самолет капитана ВВС был подбит в первую чеченскую кампанию, от него на память остались только пара обгорелых железяк, которые привезли мрачные сослуживцы. Мать рано постарела, поднимая на ноги двоих сыновей и дочку. Старший брат служил в спецназе разведки, средний где-то в Азии промышлял экстремальными гонками на мотоциклах.

Все детство Зины прошло в маленьком районе мрачного поселка городского типа, который никак не хотели присоединять к городу. Дворовые пацаны, уличные разборки, и среди них Зина была королевой. Имена грозных братьев, отчаянных хулиганов – были лучшей защитой.

«Учись, – говорила мама, – учись, это твой последний шанс». И Зина училась, всю себя она тратила на учебу, деньги, заработанные в «Макдоналдсе» – на лучших репетиторов. Помогали и братья, присылая пачки купюр и теплые письма.

И сейчас, уже в университете, она строила планы. Ее мечтой были кино и модельный бизнес. Пару раз она пробовала сходить на кастинг на «Мосфильм». Но когда увидела огромную очередь кандидаток и похотливые взгляды молоденьких ассистентов, то сразу поняла: через этот вход в мир кино попасть будет очень сложно, надо пробовать по-другому: завести друзей и попасть туда через них.

И тут – на тебе! У соседки по общежитию Маргариты, симпатичной, но в общем-то ничем не примечательной, такой друг, оказывается, есть! Герман! Молодой режиссер, учится во ВГИКе на втором курсе, посещает семинары знаменитого постановщика Бородулина! Да и сам этот Герман был очень красивый. Зина сразу обратила на него внимание.

Ух, какой красавчик! Она как раз таких любила: стройный, подтянутый, волосы черные, а глаза голубые. Вариант отбить парня у своей подружки, да еще и соседки, конечно, не очень порядочный, хотя на это можно было пойти легко. Зина сто раз так делала без особых угрызений совести, а ради великой цели – попасть в киномир, повторила бы с радостью.

Кроме того, самой Марго ее кавалер, похоже, не очень-то нравился. Иначе она бы не устраивала эти ежевечерние «минуты психологической разгрузки». Сомневалась брюнетка, сомневалась. В Германе, в своих чувствах, в его чувствах, в их общем будущем. То есть все в этих отношениях было хлипко и ненадежно. Плод – то есть красавчик-режиссер – был уже почти ничейным. Осталось только его сорвать и правильно использовать, а это уж Зина умела как никто другой. А потом – на его плечах въехать в кинотусовку. Как это делать – тоже понятно. Судя по рассказам Марго, Герман был парень компанейский. Любил и клубы, и всякие кинопоказы, и фестивали. Уже вместе с ним Зина бы приосмотрелась, выбрала бы того, кто побогаче и поперспективнее, и сделала бы очередную «рокировку». А к окончанию института уже можно было стать телеведущей или актрисой в сериале, а может, и в большом кино. А это уже будущее, если, конечно, его не прохлопать. Второго такого шанса жизнь может и не дать.

Но тут всплывала достаточно серьезная проблема: судя по всему, этот Герман был по-настоящему влюблен в Марго. Более того, когда Зина пыталась привлечь его внимание (а делать это она умела), он не просто не отреагировал, а даже ничего не заметил, такими щенячьими глазами глядел на Марго. А значит, все было уже гораздо сложнее.

Ерунда. Зина сложности обожала. Старший брат, Егор, который уже два года как был лучшим снайпером взвода на Северном Кавказе и собирался в скором времени уйти в отставку, часто писал ей: «Зиненыш, сложности для того и существуют, чтобы их преодолевать. А правила – чтобы их нарушать».

Глава девятая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

В каком-то фильме видела, герой сказал: настоящее благородство – это помогать своим врагам. Часто от этого они становятся твоими лучшими друзьями. У меня врагов нет. Но кое-кого видеть в числе своих друзей точно не помешало бы. Не люблю склочничать и ругаться, люблю дружить!

24 ноября в 13:43

В Москве у Марго было немного подруг и друзей. Однако на ее приглашение все ответили по-разному. Катюша завизжала от радости, было слышно, как она прыгает – так, что дрожат скрипичные струны и медь от барабанных тарелок: видимо, шла репетиция.

– А можно… а можно взять еще моего Макса? – с придыханием спросила Катюша.

– Бери кого хочешь! – ответила Марго, и ей стало приятно от того, что она делает приятное. – Чем больше – тем лучше.

– Ура! Тогда я весь «Дух Огня» возьму… Ничего, что они все с длинными волосами?

– Наоборот – хорошо!

– А можно… можно я еще возьму Машку, Рому Бритого, второго Рому, Алину с Полиной и Наташу Верзилину?

– Можно! – Марго даже засмеялась. Все-таки, что ни говори, а легкая девчонка – Катюша. Приятно и комфортно с ней общаться, и настроение она повышает этой своей легкостью.

А вот Алсу, как услышала про приглашение на съемки – так заверещала, забилась на свою кровать и еще одеялом закуталась, как будто Марго собиралась ее силой выволочь и прямо в халате потащить на площадку.

– Нет, нет! Какая из меня актриса! Не пойду, не хочу!

– Да это массовка! Там ничего не надо будет делать, в толпе пойдешь, побежишь и все.

– Нет-нет-нет!

– Алсу, это ты сейчас не хочешь, а потом будешь жалеть! И дома твои одноклассники тебя все отругают: была возможность, а ты не воспользовалась!

– Наоборот! Будут ругать, скажут, в актрисы пошла. Какая ты актриса!

Зина сидела на подоконнике и с улыбкой сосала чупа-чупс.

– Марго, не хочет – не надо.

Марго улыбнулась: когда Зине что-то было надо, она называла ее Марго, а обычно – Рита, именем, которое она ненавидела.

– Зинуша, тебя, надо понимать, уговаривать не придется?

Зине очень хотелось попасть на площадку, оказаться на съемках. Но она давно перестала верить в чудеса. Можно было, конечно, помечтать: кто-то из маститых киношников заметит ее в массовке и скажет: «О, что за красивая девушка в третьем ряду вторая слева? Зина? Прекрасное имя! Не хотите ли вы сыграть главную роль в моем следующем фильме?» Но такие мечтания ни к чему хорошему не вели, надо быть реалистом.

– Я даже не знаю, Марго. А что там снимают?

– Мне Герман сказал, что снимать будут на улице, в Люблино, на рынке. По сюжету бандиты нападают на рынок и все там громят. Ну, как бы девяностые снимают, тогда такое постоянно случалось. Мы еще маленькие были, не помним.

– Ага. – Зина улыбнулась. Когда она была маленькой, то успела поприсутствовать на драках, которые ее братья устраивали на местной толкучке, и видела, как они отбирали нехитрые товары у пацанов из чужого района и отправляли их домой с разбитыми носами. Иногда она стояла у лотка, перепродавая то, что давали братья, а иногда и бежала по узкой тропинке, если пострадавшие звали на подмогу превосходящие силы.

– Ну вот, – продолжала Марго. – И там поделят всю массовку на бандитов, торговцев, простых прохожих и покупателей. Мы, скорее всего, будем покупателями. Ну, или продавцами, уж точно не бандитами. И по команде все побегут, а мы от них. Вот и все.

Зина улыбнулась, перекладывая чупа-чупс из-за одной щеки за другую.

– Я бы хотела сходить, Марго. Спасибо за приглашение. Я же в школе стояла на рынке, когда отец погиб… Торгану вашим киношникам по старой памяти.

Марго открыла от изумления рот. Образ рыночной торговки совсем не вязался с имиджем Зины, гламурной блондинки, которая, казалось, из лимузинов не вылезала.

– Торговала? Чем?

– Да… Барахлом разным… Неважно!

Зина не хотела никому раскрывать тайны своего прошлого. Она твердо решила, что с ним покончено, и не желала его воскрешать и делиться им. Поэтому она на себя немного злилась: зря разоткровенничалась. А вот Марго сразу потеплела к Зине. Она – такая же, как и Марго, только ей немного меньше повезло в жизни. Вот сейчас и пытается вести себя как стерва…

– Зина, да приходи конечно! Я даже постараюсь Германа попросить, чтобы тебя на торговку поставили. Он это, правда, не решает, но попробовать можно!

«Попробуй, попробуй», – подумала Зина, и вдруг ее обуяла страшная злоба. Почему у кого-то – все, а у нее ничего? У этой дурацкой Марго было и хорошее детство, и любящие родители, и верные друзья, и какие-то убеждения, и будущее. А что было у нее? Внешность? Ну так у всех внешность! Злость и целеустремленность? Вот этого было хоть отбавляй.

«Ничего, – думала Зина, – я всего добьюсь, чего бы мне это ни стоило. По вам пройдусь, а вырвусь вперед из этого болота. И маму вытащу, и братьев. Надежда – только на меня».

Марго не заметила в глазах у Зины нехорошего огонька, а может, заметила, но приняла за радостное возбуждение. Девушки взялись за руки и весело засмеялись.

– Зин, не будем ссориться! Ну у нас же здесь никого нет. Давай будем подругами! – сказала Марго в приливе чувств и осеклась. А вдруг Зина рассмеется, скажет что-нибудь в духе «прет из тебя провинция». Но та тоже раскраснелась и даже поцеловала Марго в щеку.

И в этот раз Алсу увидела, как блеснули Зинины глаза. Но никому ничего не сказала.

Глава десятая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

Все-таки Москва – это Москва. То, что ты здесь увидишь, почувствуешь, узнаешь, останется с тобой на всю жизнь. А те, кто сидят в комнате в общежитии, так там всю жизнь и просидят!

Тут можно встретить кого угодно, увидеть что угодно и узнать о чем угодно. И эти эмоции, которые ты в молодом возрасте приобретешь, – останутся с тобой навсегда!

26 ноября в 12:25

Бабье лето в этом году затянулось. Похоже, природа ломалась и никак не могла выдавить из себя зиму. Ноябрь был теплым и солнечным, как какой-нибудь сентябрь.

На Люблинском вещевом рынке было такое столпотворение, что казалось, в самом деле снова вернулись девяностые, когда вся страна была покрыта рынками, толкучками, базарами. На покосившихся лотках продавали спортивные костюмы, туфли с длинными носами, шапочки-бейсболки, борсетки, кроссовки: дешевейшие подделки, в которых опять же ходила вся страна. Рядом на асфальте лежали газеты, висели веревочки, на которых продавали свой товар те, кто не хотел платить за аренду – бабушки-пенсионерки, выносившие на торги свою молодость: бюстики вождей, старые книги, ордена и медали, коллекционные марки и потертые коньки. Поодаль бойкие мужички толкали ржавые запчасти, а среди них ходили серьезные парни в кожаных куртках и спортивных штанах, крутившие между пальцами деревянные четки и хрустевшие шейными позвонками.

Марго, конечно, посещала вещевые рынки, когда родители зарабатывали немного. Она с улыбкой смотрела на знакомые палатки, на китайское барахло и удивлялась: а ведь правда, жили так люди, и мы так жили, и мама покупала мне вещи в этих палатках и торговалась с краснорожими торговцами из-за каких-то копеек. Было, было, и хорошо, что прошло.

А вот у Зины растянулась улыбка до ушей. Она ненавидела эту жизнь, ненавидела, но любила. Она знала все закоулки на своем рынке, знала, как звали торговцев, смотрящего и участкового, знала, где были пути отхода и дыры в заборах, умела находить незнакомых торговцев и кивать на них старшим братьям, умела ловко подворовывать жвачки и значки, незаметно зажимая их мизинцем и безымянным пальцами.

Но этот рынок был киношным. Ненастоящим.

Знаменитый Вадим Бородулин на съемочной площадке выглядел не так притягательно, как на красной ковровой дорожке. Своим видом он напоминал скорее грузчика. Даже выражение лица у него было не как у великого режиссера, властное и уверенное, а наоборот, придурковатое и неряшливое.

Это неприятно удивило Марго, а еще больше – Зину. Через что-то она была готова переступить ради карьеры в кино, но внимание толстых стариков ей никогда не нравилось. Впрочем, Бородулину было не до Зины: перед ним стояли примерно триста человек из массовки, часть из которых уже выглядели в стиле девяностых: кто в спортивном костюме, кто в кожаной куртке, кто просто в потертых рубашках или платьях. Ассистенты по костюмам бойко переодевали всех, кто не соответствовал дресс-коду, в специальном автобусе.

Зато все киношники были одеты практически одинаково: потертые поло и футболки, раздутые пуховики и жилеты, горшкообразные шапки, штаны с карманами на бедрах и кроссовки, и выглядели они тоже одинаково: напряженно, возбужденно, собранно. Всю массовку оглядывали еще человек пять, среди которых был и Герман, ужасно нервничающий. На огромном десятиметровом кране, напоминающем стрелу от настоящего подъемного крана, крутилась камера. Рядом с ней стояли техники и операторы, глядя в мониторы. Бригада осветителей устанавливала высокие, как на стадионах, осветительные приборы.

Герман, пользуясь возникшей паузой, подбежал к девушкам и начал рассказывать, глядя на Марго.

– Вот этот толстый, с бородкой, это Андрей, второй режиссер. Ну, это в России эту должность так называют, а по-голливудски – первый ассистент режиссера. Он за всей работой на площадке следит. Бородулин – за творчество отвечает, а Андрей – чтобы все было вовремя, чтобы все отделы: и грим, и костюм, и светики, и постановщики – взаимодействовали правильно. А рядом стоит наш цех: ассистент по актерам, бригадир массовки, ну и нас двое – второй и третий ассистент по актерам.

– А почему ничего не происходит? – спросила Зина. Она не сводила глаз с Германа.

– Это только кажется. Тут все под контролем, – улыбнулся он в ответ, наконец удостоив Зину взглядом. Даже не обратил внимания, какая она вызывающе красивая. И опять начал смотреть на Марго. – Оператор объектив подбирает, техники кран готовят. Массовка одевается, гримируется. Главные герои, актеры уже, по-моему, готовы. – Он хохотнул. – Это только в модных журналах у актеров все интересно. Типа они чуть ли не главные на площадке. А на самом деле они почти все время в автобусе сидят. Вызовут, дубль отснимут – и опять в автобус. Неинтересно.

– А кто из главных героев будет? Известные? – снова спросила Зина.

– Бородулин известных не снимает: принцип! – Герман снова посмотрел на Зину. – Он говорит: все эти рожи уже надоели. Пора новых звезд открывать, а не на старых ездить.

Бородулин наконец подошел к своим коллегам. Он рассеянно взглянул на них из-под своих очков с толстыми стеклами и сказал:

– Солнышко хорошее.

– Хорошее! – согласились все.

– Андрюша, что у нас по времени? – спросил Бородулин у толстого второго режиссера. – Не прозевать бы солнышко.

Андрей даже не глядел на записи: всю информацию, мгновенно меняющуюся, он держал в голове.

– По технике и свету – еще полчаса, массовку одеваем и гримируем – там тоже около получаса. Я, с вашего позволения, массовку сам расставлю.

– Ставь, Андрюша. Пойду-ка чаю попью.

– Настя! Чаю режиссеру! – гаркнул Андрей, и сразу же молодая девчонка, ровесница Марго, та самая, которая хлопала хлопушкой, побежала в сторону импровизированного буфета, сделанного из «Газели». Бородулин покачался на каблуках, развернулся и, уже уходя, добавил:

– Бандиты пусть бегут с двух сторон, а вон у той палатки я хочу драку. Давайте туда каскадеров.

Марго вдруг вспомнила, кого ей напомнил режиссер: Кутузова из кино «Война и мир»! Такой же немолодой, ленивый и сонный с виду, но ничего не пропускающий и держащий всю огромную армию под полным контролем.

Катю Марго уже потеряла из виду: ей выпала роль продавщицы, и подругу увели в другую часть рынка. Музыкантов из «Духа Огня» разделили: двое стали покупателями в образе рокеров (так что их даже переодевать не пришлось), а плотно сбитого Макса увели в стан бандитов (волосы ему спрячут под шапку, а усы с бородкой обещали сбрить).

Наконец, пришла очередь Марго и Зины оказаться в вагончике гримеров и костюмеров. Андрей бойко сортировал всех на три очереди: бандиты и вышибалы получали спортивные костюмы и кожаные куртки, продавцы – одежду похуже, покупатели – одежду получше. Несмотря на просьбы Зины играть продавщицу, ее назначили покупательницей и одели в костюм девушки весьма фривольного поведения: короткую расклешенную юбку с блестками, красный пуховик и сапожки. Марго тоже стала покупательницей, ей выдали обтягивающие джинсы, кроссовки и джинсовую куртку с подстежкой.

Потом в другом конце автобуса их усадили перед зеркалом, и художник по гриму взбил им челки и закрепил лаком, а потом сделал ужасный макияж, как у древних зачесанных рок-звезд восьмидесятых вроде «Европы», чьи плакаты висели на стенах у старших братьев.

– Ужас какой-то, – скривилась Зина, глядя на свое очень преобразившееся отражение. – Страшное было время. Страшная мода, страшные люди.

Марго выглядела немного поскромнее, но ее жутко бесила белая рубашечка с широким воротником. Но назвался груздем – полезай в кузов. Герман увидел их обеих и показал большой палец. Ассистент по актерам, потертый усатый мужчина, захохотал:

– Эх, девчонки, как здорово! Словно вернулись старые добрые времена! Жаль, что я немного постарел, а так – хоть прямо сейчас «прыгай в мою «девятку» и поехали в сауну»!

Герман вспыхнул, а Марго не смолчала:

– По-моему, вы что в девяностые, что сейчас – только на велосипеде ездили.

Усач не обиделся, а засмеялся еще громче:

– Не, я на велик только сейчас заработал! А вы в образе, девчонки, язык – как бритва!

Затем Герман отвел девушек к Андрею, который «разводил массовку» – то есть ставил всех по местам и говорил, что надо делать, быстро, четко и не очень-то вежливо.

– Так, девчонки! Ставим покупательниц. Вы двое, идите сюда. – Он ткнул пальцем в Марго и Зину. – Красивые. Откуда вы? Модельное агентство? Снимались где-то?

– Это мои, – с деланой скромностью сказал Герман.

– Блондиночку я где-то видел. «Щука»? «Щепка»?[6] В рекламе, кажется, снималась?

– Нет, – с улыбкой ответила Зина. – Сегодня – дебют[7].

– Ладно, удачного дебюта, – подмигнул Андрей и сразу снова стал серьезным и быстрым. – Вы – две подружки, выходите отсюда. Запомните, вот ваше исходное место, – он нарисовал ногой на пыльной земле крест. – По сигналу «начали» вы подходите к этой палатке, смотрите кроссовки. Узнаете у продавца цену. Все это мы будем снимать с разных камер минут пять. Смотрите, торгуетесь, меряете. Пять-семь минут. Нужна игра, как будто вы на рынке на самом деле. Потом даем сигнал: «Пошли бандиты». Вы его не услышите, это сигнал для актеров, которые играют бандитов. То есть вы реагируете по факту. Все как на самом деле. Оттуда побежит толпа и будет все крушить, ломать палатки, бить продавцов и все такое. Вы визжите, все бросаете и бежите вон туда.

Потом он немного подумал и добавил:

– Надо вот еще что сказать. Бородулин – один из лучших режиссеров Восточной Европы. Он уважает и ценит импровизацию. Так что если кто осмелится или вдохновение придет – дерзайте. Можно не бежать, а забиться под прилавок. Можно побежать не сюда, а туда. Можно залезть в коробку. Можно вообще что угодно, как бы вы на самом деле поступили. От паники растерялись и встали столбом. Или…

Он снова подумал и закончил:

– Но! Сразу предупреждаю. Если ваша импровизация окажется фуфлом, то вы отсюда вылетите быстрее собственного визга. Халтуру Бородулин не выносит. Так что советую – лучше даже не пробовать. Смельчаки умирают первыми.

Он опять замолчал, попытался снова что-то сказать, но решил, что лучше все-таки промолчать. К нему подбегали ассистенты, художники, звукорежиссеры с микрофонами на длинных стойках, он направлял их в разные стороны, поглядывая на часы и секундомер.

– Сергей Павлович, мы готовы, – наконец сказал он в рацию.

– Мы подходим с операторской командой, – послышался ответ в рацию.

– Оператор сильная! – со значением подчеркнул Герман.

– Женщина? – удивилась Марго.

– Ага, Ливинская. Монстр вообще!

В этот момент из-за дальних палаток выплыл сам Бородулин вместе с оператором-постановщиком, которая, к удивлению Марго, оказалась не серьезной старухой, а милой молодой женщиной.

– Олечка, – мурлыкал режиссер, – я хочу все снять одним дублем. Никаких репетиций, я нарочно с массовкой вообще не работал, все с улицы. Бандитов моих им не показывал. Чтобы все реально было. Давайте попробуем?

– Не надо пробовать. Давайте делать, – ответила Ольга.

Бородулин подошел к массовке, оказавшись прямо перед Марго и Зиной.

– Красивые какие, – сказал он.

Марго ожидала, что он спросит что-нибудь в духе «из какого модельного агентства» или «где еще снимались», но вместо этого Бородулин вырвал из рук второго режиссера мегафон и заголосил в него:

– Молодые какие! Красивые! Умирать-то хочется?

Глава одиннадцатая

Запись на стене ВКонтакте на страничке Маргариты Солнечной

Драки я не люблю. То есть сами драки люблю, а драться не очень. Не от трусости: просто не нравится с распухшим лицом потом ходить или с фингалами. В младших классах это выглядело просто глуповато: хулиганистая девчушка типа Пеппи Длинныйчулок, а когда тебе скоро двадцать, тут даже сказать нечего. Но иногда драться просто необходимо, и в эти крайне редкие моменты я обожаю драку.

26 ноября в 12:25

Марго, да и не только ее одну, от этих слов немного передернуло. А Бородулин продолжал:

Примечания

1

Пикаперы – так называются «специалисты» по знакомству с девушками, от английского «pick up». Как будто с девушками нельзя знакомиться без науки!

2

«Воркаут» – современное и модное название обычных уличных тренировок с использованием турника и брусьев. Популярное еще в советские времена увлечение любой уважающей себя дворовой молодежи было забыто в девяностые. Это движение неожиданно стало популярно в американских черных кварталах: у местных парней денег на фитнес-центры не хватало. Вскоре это движение снова возродилось в России, уже под английским именем.

3

Молескин – модный и стильный (и, разумеется, неоправданно дорогой) аксессуар, блокнот в кожаном переплете. Производится в Италии вот уже более ста лет и считается незаменимым помощником творческого человека. Говорят, что Оскар Уайльд и Хемингуэй записывали свои творения именно в молескинах.

4

Abercrombie fitch – американский бренд одежды, один из символов современной Америки, очень популярный среди телевизионщиков и киношников.

5

Артхаусное кино – это то самое кино не для всех. Оно передает эмоции, настроение, мысли режиссера необычными методами, например можно назвать кино «Грязь» и показывать грязь, которую месят сотни ног, или «Луч» и показывать, как по земле бегает солнечный зайчик. Понятно, что такое кино интересно в основном его создателям и их редким друзьям.

6

«Щука», «Щепка» – так называют знаменитые театральные училища имени Щепкина и Щукина.

7

Дебют – это очень важное слово в киношной и театральной среде. Так называют любой первый опыт в том или ином амплуа – как актера, режиссера и т. д. Обычно от удачного или провального дебюта зависит вся дальнейшая карьера.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.