Друиды (№3) - Воспевая бурю

– Они сделали выбор и знают, что их детям не дано будет исполнить предначертание. Теперь лишь мне одному предстоит продолжать этот путь.

Ничто в лице Киэра не дрогнуло, он только сжал кулаки. Мальчик прекрасно понимал, что имел в виду жрец, но ни за что не хотел согла­ситься с тем, что только Ивейн может идти по тропе магических знаний. Как это может быть, ведь существуют волшебницы, вроде колдуньи из Илсденвуда, которые, как говорят, могут видеть и прошлое и будущее?

– К сожалению, их смешанная кровь, – спокойно продолжал Ивейн, уверенный в том, что слова его – непреложная истина, – не позволяет им, подобно друидам, надеяться обрес­ти связи с силами, одушевляющими стихии.

При этих словах сердце Аньи пронзила боль, но она лишь прижала стиснутые кулачки к губам, подавляя стон, готовый сорваться с них. Она знала, что возлюбленный, как и Брина и Ллис, верит, будто смешанная кровь не позволя­ет обрести какие-либо связи с природой. Она гнала от себя мысли о том, что это может поме­шать ему взять ее в жены. Анья предпочитала думать, что Ивейн так холодно, отстраненно ведет себя, так как знает, что отец не одобрил бы их чувств. Теперь его резкие, недвусмыслен­ные слова не давали ей больше пребывать в за­блуждении. Было ясно, что он верит в свое ве­ликое предназначение всем сердцем и считает, что его дети непременно должны быть чисток­ровными лэтами. И значит, он никогда не поже­лает иметь ребенка от Аньи.

Ивейн ощутил боль Аньи как свою собствен­ную. Ему отчаянно хотелось обнять ее, успоко­ить, утешить, но он не мог. Не было таких слов, которые могли бы облегчить его горе. Он не мог взять обратно свои слова, поскольку говорил правду, тем более, что ему давно уже следовало поговорить с ней об этом начистоту. Ивейн про­сто откладывал неизбежное и надеялся, хотя и желал ее, что, если будет обращаться с ней, как с ребенком или как с младшей сестрой, необхо­димость в таком разговоре отпадет сама собой. Их страстные объятия показали, как смешны и нелепы были эти надежды; он должен был объ­ясниться с девушкой после первого же их поце­луя. Он поступил бесчестно, не найдя в себе силы это сделать, но Ивейн просто не мог и под­умать, что все между ними закончится навсегда. Теперь он раскаивался, но от этого ему было ни­чуть не легче сделать то, что давно уже следовало сделать.

Девушке хотелось убежать из их лесного ук­рытия, найти самую глубокую и темную из пещер, где она могла бы свободно отдаться сво­ему горю, выплакать слезы, которые теснили ей грудь. Ее своенравная натура пришла ей на помощь, она не желала смириться с отказом Ивейна.

Ее мать ошибалась, и Ивейн ошибается тоже! Пусть Анье не хватало уверенности в своих силах, но она таки вызвала к жизни не только свой собственный кристалл, но и тот, что венчал посох Ивейна. Еще до того как пуститься в дорогу, Анья была полна решимости доказать, что ее саксонская кровь – не преграда для пос­тижения знаний и обретения мощи друидов… и любви Ивейна.

– Иве…

Отчаянный крик оборвался, но Анья продол­жала неистово вырываться из рук, намертво при­тиснувших ее к мускулистой груди. Они только что пустились в дорогу после дневной передыш­ки, и вот – какие-то люди уже тащут ее назад, в зеленые заросли, темневшие в угасающем свете дня. Одна рука зажимала ей рот, другою мужчина держал ее руки. Тот, кто схватил ее, опустился на корточки, другой же, вынырнувший из чащи леса, придерживал за ноги, не давая ей шевельнуться.

Эти болваны, подумала Анья, надеются пе­рехитрить жреца. Похоже, они пребывают в не­лепой уверенности, что смогут укрыться в вотчи­не Ивейна – в нехоженом дремучем лесу, где редко бывают желанны люди.

Ивейн мгновенно обернулся на крик, и полы черного плаща взметнулись, как крылья птицы. Тропинка позади была пуста. Жрец замер. Гроз­ный огонь полыхнул в глубине его темных глаз; он все свои силы сосредоточил на притихшем во­круг него лесе, пытаясь проникнуть в его неес­тественное спокойствие.

– Анья! – Вопль Киэра разорвал тиши­ну. – Где ты?

Не ведая об умении друидов черпать знания, общаясь с безмолвными духами, мальчик бро­сился назад по тропинке, своим неподготовлен­ным слухом не уловив царившую вокруг необы­чайную тишину. Эта мрачная неподвижность и безмолвная, странная тишь сжали ужасом сердце Киэра – такого он не чувствовал даже в ночных кошмарах, когда ему снился страшный пожар, уничтоживший ферму.

После первых попыток вырваться Анья пе­рестала сопротивляться, понимая, что этим она все равно ничего не добьется. Хотя и совершен­но беспомощная, девушка ни минуты не сомне­валась в том, что Ивейн отыщет логово этих раз­бойников. И тут вдруг послышалось рычание и по­казалась острая мордочка маленького лисенка.

Анья обрадовалась. Нодди не отставал от нее ни на шаг с той минуты, как они вышли из пе­щеры. Ее маленький защитник не сдался и, за­щищая хозяйку, издал продолжительный резкий звук.

Анья почувствовала, как замерли нападав­шие, объятые ужасом. Конечно, лисенок не мог представлять для них серьезной угрозы, но он наделал достаточно шума.

Внимая указаниям духов природы, Ивейн уже шагал туда, где была Анья, и Нодди указал ему точное место.

Сообразив, что все может обернуться для них плохо, разбойники, как по команде, вскочили, бросив девушку в колючие кусты, усыпанные ду­шистыми цветами, и исчезли.

Друид, раздвинув заросли, увидел Анью, ле­жавшую в кустах диких роз, и рыженький пу­шистый комочек рядом с нею. Ивейн печально улыбнулся, обрадованный, что без труда нашел девушку, и сожалея, что она пострадала от ос­трых шипов. Наскоро возблагодарив небеса за то, что зверек оказался-таки лучшим защитни­ком девушки, друид наклонился и бережно под­нял Анью с тернистого ложа.

Чувствуя свою вину, Киэр смотрел на примя­тые кусты. Это он виноват, что ее схватили. Если бы он слушался указаний жреца – в чем он пок­лялся – и шел бы позади их небольшого отряда, тогда как Ивейн прокладывал путь, этот прокля­тый тупица не смог бы захватить их врасплох и так просто похитить Анью.

Синие, как сапфиры, глаза обратились на помрачневшего мальчика – Ивейн понял при­чину его уныния.

– Ты тут ни при чем, Киэр. За мной следят уже несколько дней.

Киэр верил, но это не объясняло нападения и не оправдывало его самого. Он спросил:

– Но почему схватили Анью, а не меня и не вас?

– Ты, конечно, не раз наблюдал, как ведут себя дикие звери, и должен понимать, что хищники выбирают самых маленьких, самых слабых и беззащит­ных, собираясь напасть. Анья шла позади, одна…

Девушке не очень-то понравилась характе­ристика, данная ей Ивейном, и глаза ее сверкну­ли, когда она взглянула на жреца.

– Твои сравнения весьма сомнительны, по­скольку самый слабый и самый маленький из нас первым прибежал мне на помощь. – Она накло­нилась и взяла лисенка на руки.

Киэр посмотрел на Нодди. Маленький зверек не испугался людей, он доказал свою верность, завоевав уважение мальчика.

– Я должен был идти позади. – Голос Киэра дрогнул от запоздалого сожаления.

– Конечно, – серьезно подтвердил Ивейн. – Но нам не дано изменить содеянного, бессмыслен­но сокрушаться над прошлым – это лишь поме­шает нам двигаться вперед и в следующий раз до­казать, что мы способны на большее.

Ивейн положил руку на плечо мальчика. Киэр расправил плечи, решив доказать, что он все-таки достоин доверия, и тихо спросил:

– Что же нам делать, чтобы уйти от пресле­дования?

Ивейн приложил указательный палец к губам, призывая к молчанию. Киэр прав. Враги будут та­иться и идти по их следу, в надежде захватить их врасплох. Друид решил лишить их этой возмож­ности. Он поднял посох и начал медленно, нарас­пев произносить слова заклинания.

Это был заговор о прикрытии, Анья узнала его и улыбнулась. Скрытые магической завесой, они смогут продолжить свой путь. Однако, когда Анья пошла по тропинке, ведущей на юг, – той, по которой раньше шел жрец, – Ивейн предо­стерегающе поднял руку.

– Те, с кем нам не хотелось бы встречаться, без сомнения, знают, в каком направлении мы движемся. Они достаточно долго следили за нами. Мы повернем и пойдем на восток, к мер­сийской границе.

Анья нахмурилась. Ивейн знает, куда они направ­ляются, их противники тоже знают – одна она ни о чем не догадывается, так что она-то как раз и чувст­вует себя сбитой с толку. Зная даже меньше, чем их недруга, девушка не ведала, куда ей повернул, как по лесной тропинке, так и по тропе своей жизни.

Почувствовав огорчение Аньи, заметив, как пе­чально опустились уголки ее губ, вкус которых он все еще ощущал на своих губах, юноша попытался утешить ее. У Аньи перехватило дыхание, когда улыбка озарила лицо возлюбленного, а присталь­ный, жаркий взгляд его синих глаз ласково, точно сладостный поцелуй, скользнул по ее губам.

Ивейну нестерпимо хотелось обнять ее, но ми­нута была явно неподходящей, и ласки были запре­тными, поэтому он резко отвел глаза. Это больно кольнуло Анью. Еще с рассвета, с той минуты, как она поняла, что для Ивейна невозможно связать с ней свою жизнь, и до теперешнего сумеречного часа, она все глубже погружалась в бездонные топи отчаяния и надежды – чувств, столь различных, вновь вспыхнувших в ней с еще большей силой.

Ивейн взял себя в руки: необходимо спокой­но обсудить их дальнейшие действия, сейчас это самое главное.

–Мы пойдем туда, куда идут наши недруги, чтобы выйти к замку, куца они, судя по всему, не собираются нас пустить.

Раздумывая о том, сколько раз их противник бежал, уклоняясь от прямых столкновений, Ивейн счел вероятным, что враг намеревается за­манить их поближе. В ловушку? Так, по крайней мере, он думал, пока нападение и попытка по­хитить дорогую для него девушку не нарушили логики этих соображении.

Анья попробовала понять, что задумал Ивейн. Очевидно, он хочет таким образом неза­метно ускользнуть от преследования.

Киэр, заметив, что его спутники как будто дого­ворились, нахмурился. Не зная о магическом закли­нании, мальчик не понимал, как это, идя по следам врагов, они смогут избежать столкновения с ними.

– Ты обещал доверять и подчиняться бес­прекословно, – напомнил мальчику жрец. – Надеюсь, ты собираешься сдержать слово?

Киэр тотчас кивнул. Как же иначе? Тем более, один раз он уже нарушил обещание, дан­ное друиду, которому так доверял.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Яркие краски заходящего солнца померкли, превратившись в лиловый полумрак летних су­мерек. Ни единое облачко не скрывало зажег­шихся в небе звезд. Друид вел своих спутников туда, где протянувшиеся в лощине вспаханные поля кончались и начинался лес. У ног их, под­нимаясь от зеленого ковра, покрывавшего землю, шел легкий пар.

Ивейн хмурился. Они шли уже всю ночь и весь день, но так как им то и дело приходилось петлять, они были теперь дальше от цели, чем когда отправ­лялись в дорогу. Размышляя о необходимости за­держек, хотя они затягивали поиски и могли погубить все дело, друид не слышал внутреннего голоса, предупреждавшего его об опасности.

– Кто это вам позволил залезать на чужое поле? – неприязненно окликнул их кряжистый, крепко сбитый мужчина, неколебимо, как скала, выросший у них на пути. Он угрожающе поднял вилы, словно это было копье.

– Мы с мужем, – спокойно заговорила Анья, взяв Ивейна под руку и не давая ему возможности схватиться за меч, – совершаем паломничество в обитель святого Ультрида в Уэссексе.

Заметив, как подозрительно блеснули узень­кие желтые глазки крестьянина, Анья на мгно­вение запнулась, отчаянно подыскивая какое-ни­будь правдоподобное объяснение.

– Мы хотим попросить святого заступиться за нас. Надеемся, что он услышит наши молитвы и благословит нас, ниспослав нам дитя.

Керла – отца многочисленных ребяти­шек – так поразило это признание в бесплодии, прозвучавшее из уст совсем молоденькой женщины, что он даже не заметил, как смутился ее предполагаемый супруг. Поскольку крестьянин все еще недоверчиво поглядывал на них, Анья тут же добавила:

– Пока что нам не было даровано этого блага.

Девушка скромно потупилась, но фермер успел-таки уловить огонек страстной надежды, блеснувший в зеленой глубине ее глаз. Это было искреннее чувство, хотя и вызванное совершен­но иным желанием – беспрепятственно пройти через поле.

Не особенно обрадованный этим намеком на со­бственное бессилие, Ивейн тем не менее молчал даже под испытующим взглядом крестьянина. Сак­сонец, разумеется, ожидал, что мужчина непремен­но начнет возражать, окажись такое постыдное ут­верждение ложным. Так что Ивейн надеялся, что его молчаливое согласие с хитростью девушки почти наверняка позволит им обойтись без столк­новения. Сказать по правде, Ивейн был поражен со­образительностью Аньи и ее выдумкой, объясняв­шей не только их появление здесь, но и то, что они направлялись на юго-восток.

– А мальчишка? – Этого недоверчивого крестьянина не так-то легко было в чем-либо убедить. – Он что, не ваш?

Причина недоверчивости керла была ясна – он то и дело переводил взгляд с густых, угольно-черных кудрей мужчины на золотистые волосы мальчика – даже в сгущавшихся сумерках кон­траст был разителен.

– Нет, – тотчас возразил Ивейн, радуясь, что еще на рассвете залепил глиной кристалл на посохе, опасаясь подобных встреч. – Киэр – сын моей покойной сестры. Он наполовину сак­сонец, как и моя жена, а я – чистокровный лэт. Наш дом в Уэльском княжестве, в Талакарне.

Ивейн надеялся, что это предупредит какие-либо вопросы, и керл не поинтересуется, почему он не в ополчении. Как отражение в спокойной воде пруда, эти мысли породили ответное недо­умение у Ивейна. Почему же, с удивлением под­умал он, этот керл не на поле брани? Мужчина был, правда, не первой молодости, но в здравом рассудке и довольно силен, судя по тому, как он размахивал вилами. Однако положение Ивейна было не таково, чтобы спрашивать об этом прямо.

Киэр молча наблюдал за происходящим, а Анья, услышав, как Ивейн назвал ее своей женой, обрадовалась, несмотря на эту явную ложь. Всем сердцем желая, чтобы это предска­зание сбылось, девушка искоса взглянула на сво­его прекрасного спутника – и тут ее неожидан­но поразила перемена, происшедшая в кресть­янине, почти столь же удивительная, как и внезапные смены настроения друидов.

– Ну так пойдемте же, путники! – Выра­жение угрюмой недоверчивости сошло с лица керла, и оно озарилось широкой, приветливой улыбкой. – Покажите, что вы не сердитесь за мою непреднамеренную враждебность и собла­говолите разделить со мной вечернюю трапезу в моем скромном, убогом жилище.

Он воткнул вилы в землю на краю поля, и тут Ивейну стало понятно, почему этот мужчина остался дома, когда вокруг бушует война. Ока­залось, что керл калека, и его левая рука свисает беспомощно, как плеть.

– Меня зовут Дарвин. Мы с женой, Морой, будем вам очень рады. Гости тут редки, и она вечно сидит одна. Детей у нас, правда, куча, но все они выросли и разъехались: ближе чем в Нествуде никого не осталось. Так что, прошу вас, пойдемте, откушайте с нами и переночуйте в нашем доме, а утром отправляйтесь дальше. Для мальчика мы подыщем местечко на чердаке – там довольно просторно, а вас можно будет уло­жить на постели моего старшего сына.

У Аньи перехватило дыхание. В первое мгно­вение от мысли, что она проведет эту ночь рядом с возлюбленным. Но она тотчас же вспомнила о привычках Ивейна. Ведь он друид и никогда не остается на ночь в возведенных, человеком пос­тройках! Однако, если только он откажется от гостеприимства крестьянина, тот, несомненно, воспримет это, как личное оскорбление.

– Благодарим вас, добрый человек. Ивейн сразу же принял приглашение, сознавая опасность отказа не хуже Аньи. Но он не хотел рисковать и так и не назвал своего имени. Слиш­ком велика была вероятность, что его могут узнать, даже в другом королевстве, в Мерсии.

Анья многозначительно взглянула на Киэра, предупреждая, чтобы он ненароком не проговорил­ся. Тот едва заметно кивнул, когда хозяин отвернул­ся и зашагал через залитое лунным светом поле к своему дому. Анья чуть-чуть отстала, знаками по­казывая Нодди, чтобы тот пока оставался в лесу.

Идя вслед за Даренном между ровными пол­осами проросших хлебов, Ивейн обернулся и бро­сил долгий взгляд на прохладную чашу леса. Он с неохотой снова повернулся к земле, оскверненной людьми, не имевшими даже капли рассудка, чтобы испросить позволения, прежде чем пожинать ни­спосланное природой, или возблагодарить ее духов за эти дары. Вместо этого, невзирая на силы, ко­торые они нечестивыми действиями заставляли умолкнуть навеки, саксонцы бездумно расхищали богатства земли, не оставляя на ней ни единого де­рева, безжалостно вгрызаясь в ее поверхность хо­лодными, острыми плугами.

Глядя в сумерках, как ноги идущего впереди мужчины утопают во вспаханных бороздах, жрец страдал за эту искореженную, глубоко взрытую, погибшую землю. Он с болью чувствовал, как слабеют его связи с природой. Боль эта порож­далась не тем, чего страшится и избегает каждый друид – молчания могущественных духов, которое воцарится навеки, если исчезнут те, кто умеет говорить с ними. Нет, она возникала при мысли о том, что саксонцы захватывают все боль­шие пространства земли. Правда, у него были друзья среди них, а теперь и родственники, но Ивейн слишком хорошо понимал, какой ценой им, друидам, придется расплачиваться за присутствие чужеземцев. Подолгу размышляя обо всем этом, он пришел к выводу, что поток захватчиков не умень­шится и вряд ли они когда-нибудь оставят его землю в покое. Их пагубное влияние на его род и предназначение наполняло душу Ивейна скорбью.

Анья почувствовала печальное настроение друида, отчасти догадалась о причинах, и ей стало больно за него. Не смея ни успокоить жреца, ни даже заговорить об этом при Дарвине, девушка обратила внимание на домик, к которому они подходили.

Дом фермера стоял на пригорке посреди поля созревающей пшеницы. Когда они подо­шли поближе, Анья заметила неподалеку от входа маленький, но прекрасно ухоженный садик с зеленью, овощами и ягодами.

Дарвин распахнул перед ними дверь, и они вошли в комнату, освещенную сальными свечками, стоявшими на простом деревянном столе, и огнем в очаге, от которого было больше дыма, чем света. Пока путники снимали плащи и ве­шали их на колышки у дверей, Ивейн незаметно поставил свой посох, укрыв его под одеждой.

Мора оказалась приветливой женщиной и такой необъятной толстухой, что ясно было – в полях у них недороды не часты, а урожаи зачастую обильны. Хоть ей и нелегко было передвигаться по крохотной комнатке, она так и сияла от удовольст­вия: женщина, несомненно, была рада гостям.

Мора оказалась также удивительно разговор­чивой и почти не умолкала, суетясь и обихажи­вая гостей. Для начала она каждому поднесла ро­дниковой воды – смыть с себя дорожную пыль, а затем по большой кружке с элем, чтобы уто­лить жажду. Конечно же она мучает путешест­венников после жаркого летнего дня, проведен­ного ими в пути.

Вымыв руки, Киэр с опаской поднял глиня­ную кружку, глядя, как Ивейн одним глотком осушил свою чуть не наполовину. Мальчик на­помнил себе, что если он хочет быть достоин ов­ладеть знанием друидов, то – что бы ни сделал жрец – он должен в точности повторить это вслед за ним. Скрывая гримасу отвращения, вы­званную уже одним только запахом, он заставил себя сделать глоток из кружки. Ощутив на языке горечь, Киэр порадовался, что отпил лишь не­множко. Он еще больше обрадовался, что никто не заметил, как он поморщился.

– Пойдемте.

Хозяйка суетилась вокруг гостей, подталки­вая их к нетесаным скамьям, окружавшим истер­тый, лоснившийся от старости стол.

– Садитесь же, не то вся еда остынет.

Аиья послушно опустилась на скамью между Ивейном и Киэром. Всем существом своим ощу­щая близость возлюбленного, девушка старалась не шевелиться, не сводя глаз с хозяйки, а та, обойдя вперевалку вокруг стола, уселась напро­тив них.

– Если бы я знала, что будет еще кто-ни­будь, – щебетала толстуха, – уж я бы постара­лась наготовить всего побольше.

– Все очень вкусно и сытно, да и мы не из­балованы. В последние дни наша пища была весьма скудной, – заверила Анья хозяйку, в душе недоумевая, что бы та еще могла пригото­вить, когда стол уже и так ломился от яств. Не удивительно, что женщина была такой грузной. Перед ними лежали большие куски жареной сви­нины, ягоды из ухоженного садика, который Анья заметила, входя в дом, чуть ли не по бу­ханке хлеба на каждого и вдобавок ко всему этому сыр, листья салата и множество всякой другой зелени.

– Вот уж верно, – Дарвин подмигнул си­девшей напротив девушке, поудобнее пристраи­вая на коленях покалеченную руку. – Моя Мора до сих пор столько стряпает, будто хочет накормить весь наш выводок, а ребятишки-то давным-давно выросли и разлетелись из нашего гнезда.

– И вовсе нет, – сдерживая улыбку, притворно вскинулась на своего благоверного Мора. – Наши дочки, да и супруги сыновей тоже – те-то сейчас воюют за короля – час­тенько нас навещают, да к тому же и всей семьей. А так как мы понятия не имеем, когда они могут пожаловать, то лучше уж на всякий случай на­готовить побольше.

Еще раньше, пока путники умывались, Дар­вин объяснил жене, зачем они собрались в аб­батство. Теперь, когда собственные дети уже выросли, Мора чувствовала себя вправе побе­седовать об этом с молодой женщиной; та, по неопытности, слишком рано забеспокоилась.

– Если вам хочется иметь дитятко, так надо кушать побольше, чтобы косточки-то обросли мясом! Чтобы выносить много детишек, нужно быть потолще, поздоровее.

Мора, правда, подозревала, что все дело тут только в терпении, однако из сочувствия и ос­новываясь на собственном опыте, решила посо­ветовать то, что казалось ей самым главным.

– Кому и знать, как не мне. Я-то их родила чуть не два десятка. Шестерых, правда, Бог при­брал, зато тринадцать живут и здравствуют, – с гордостью сообщила хозяйка.

Анья кивнула, как бы подтверждая, что Море есть чем гордиться. Мать девушки, леди Брина, была жрицей и знахаркой. По опыту матери, а также тех женщин и детей, чьи недуги Анья по­могала лечить, девушка знала, как часто новорожденные не доживают даже до года, и сколько случаев, когда ребенок или мать умирают при родах.

– Кушай, кушай… – снова начала увещевать хозяйка худенькую девушку, не отставая от нее.

Хотя Мора и говорила, что дети часто их на­вещают, Дарвин все же чувствовал себя очень одиноким на этой ферме у леса, на самом краю распаханных земель Мерсии. Время тянется бес­конечно – а они все одни да одни – только он да жена. Теперь, когда представилась наконец возможность поговорить по-настоящему, а не только выслушивать болтовню Моры, он повер­нулся к гостю.

– Вы идете издалека, не так ли?

Желая поговорить о чем-то более серьезном и важном, чем разные домашние пустяки, Дарвин не стал ходить вокруг да около, как он сделал бы в другом случае, и заговорил напрямую.

– Тогда вы, должно быть, знаете, как там война, скоро ли она кончится.

– К сожалению, это не так.

Ивейн лгал только в случае крайней необхо­димости, но сейчас это было незачем, так что он сказал правду. Друид сочувствовал желанию хо­зяина узнать побольше о происходящих событи­ях, ведь сыновья его были на войне, но он дей­ствительно не знал ничего такого, о чем стоило бы рассказать.

– Мы только зашли за племянником в Трокенхольт, – спокойно объяснил жрец, отодви­гая от себя пустое деревянное блюдо, – и по пути ни с кем не встречались, только с теми, кто не попал в ополчение. И все они так же жаждали узнать новости, как вы или я. И им точно так же было неоткуда об этом услышать.

Хозяин нахмурился, на лице его отразилось явное разочарование. Тем не менее, керл охотно поделился с ними тем, что знал сам.

– Мы тут все-таки время от времени узна­ем кое-что интересное. Правда, не так уж и много, особенно с тех пор как пришло извес­тие о союзе нашего короля с принцем Матру из Гвилла. С того дня ничего уже не было – одни слухи. Поговаривают, что они вроде бы хотят объединиться с Кадваллой из Уэссекса, но это случится, только если епископ Уилфрид договорится с обоими королями, нашими бла­годетелями.

Короли – благодетели? Друид опустил глаза, чтобы хозяин не заметил его мрачного и грозного взгляда: на лице его застыло выражение любезной заинтересованности. Пусть даже все это было правдой, жрец не сомневался в одном: Уилфрид ни за что не отозвался бы так о короле Нортумбрии Оддфрите. Скорее уж, если епископу удастся настоять на своем, он постарается, чтобы Этелрид и Кадвалла, короли Мерсии и Уэссекса, уничтожили Олдфрита.

Анья заметила, как застыло лицо друида, почувствовала, как он напрягся, услышав имя своего старого недруга, и искоса, тихонько стала при­сматриваться к нему. Она, правда, была совсем маленькой, когда епископ потерпел то позорное поражение, но легенды об этом передавались из уст в уста. По правде говоря, она слышала это так часто, что не могла уже провести четкой гра­ницы между собственными воспоминаниями и тем, что говорили другие. Так или иначе, несо­мненно одно – сестра Ивейна, Ллис, и ее супруг Адам были главными героями тех событий. Более того, это были деяния, в которых участ­вовали и родители Аньи; тогда же скончался и Глиндор, оставив свой могущественный посох жреца Ивейну.

– Хотелось бы мне, чтобы эти слухи оказа­лись верными, – вздохнул Дарвин с надеждой, но его собеседник в ответ лишь рассеянно кивнул. Глядя на крепкого молодого мужчину, Дарвин про себя пожалел, что тот не в ополчении мерсийцев.

Ивейн слышал, о чем говорил хозяин, но ни­чего не ответил. Ничто сейчас не могло бы от­влечь его от мрачных, безрадостных размышле­ний. Он давно уже пытался понять, что толкнуло мерсийских воинов на подобный, бессмыслен­ный с виду поступок – похитить Адама, тогда как обычно они приканчивали врагов на месте. Ивейн радовался, что Адам жив, – из-за Ллис. И все же, по мере того как месяцы шли, а никто не требовал выкупа, тревога жреца росла; намерения похитителей были неясны, но в них, несомненно, таилась угроза. Друид не сомне­вался, что все рано или поздно откроется. И так оно и вышло теперь, когда он услышал об участии в этом деле епископа. Правда, про­изошло это, по-видимому, несколько раньше, чем надеялись злоумышленники.

– Никак не могу уразуметь, – Дарвин снова попытался вовлечь в разговор темноволосого гостя, – чего это епископ так взъелся на друи­дов, да и на все, что до них касается? Он их так ненавидит, что сдается мне, этот святоша… – Керл поперхнулся на полуслове, испугавшись, что ляпнул нечто неподобающее. Как бы гости не приняли это за богохульство. Он тут же поп­равился: – Этот епископ на самом-то деле верит… нет, попросту боится тех духов, которые, даже если б они и существовали, давно уже пог­рузились в пучину. Свет христианства, воссияв­ший для нас, загнал их в непроглядную тьму.

Анья еле сдерживала слова, готовые слететь с ее губ. Ей хотелось объяснить Дарвину, что у духов, к которым взывают друиды, тот же источ­ник, какому поклоняются все христиане. Однако для этого ей пришлось бы пуститься в длинные и опасные объяснения, откуда у нее такая уве­ренность, иначе крестьянин просто-напросто удивился бы и решил, что у нее, как и у епископа, с головой не все в порядке.

Пока его спутницу обуревали сомнения, жрец опустил глаза. Гневное пламя вспыхнуло в них при предположении, что кто-либо из друи­дов может спасаться бегством, точно побитая со­бака. Подобное пренебрежение саксонцев к при­роде ввергнет землю во тьму их невежества. Ивейн пристально рассматривал свои руки, ле­жавшие на коленях. Он так крепко сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели. Наконец жрец почувствовал, что затянувшееся молчание вызы­вает тревогу и недоумение хозяев. Желая разря­дить напряжение, Ивейн заговорил спокойно, тщательно подбирая слова:

– Вы слышали, чтобы епископ Уилфрид когда-нибудь говорил об этом?

– Нет, – признался Дарвин, довольный, что непонятное напряжение рассеялось. – Но король Эгелрид послал Уэта, моего старшего сына, на службу к епископу, и Уэт говорит, что его нынешний господин то и дело предостерегает всех своих приближенных, будто подобные не­честивые верования противны Господу. И вот я вас спрашиваю, как это может быть, чтобы епис­коп так доверял всяким байкам и россказням? Можете ли вы или вообще кто-нибудь объяснить мне, отчего он так странно ведет себя?

Тогда Ивейн ответил – правдиво, но без опаски, по опыту зная, что правде-то реже всего и верят:

– Вы слышали, конечно, истории о столкно­вении епископа Уилфрида с подобными силами?

– А как же! Да ведь все это сказки!

– Кто знает…

Ну не смешно ли, что крестьянин считает по­вествования о событиях, происходивших в дей­ствительности, всего лишь сказками, придуман­ными для развлечения детей?

У Аньи перехватило дыхание, когда она услышала, как Ивейн решился заговорить об ис­тинных причинах враждебности и злобы епис­копа. Чтобы увести разговор от опасной темы, девушка притворно зевнула. Это возымело то действие, на которое она и рассчитывала, – Мора тотчас засуетилась:

– Ах вы бедняжки! Вы, должно быть, совсем измучены после долгой дорога. А мы-то, старые дурни, сидим туг вечно одни, как сычи, вот и держим вас теперь за столом, не даем отдохнуть спокойно!

Когда жена его, грузно, неловко вылезла из-за стола, Дарвину ничего не оставалось, как пос­ледовать ее примеру, хотя ему и хотелось бы еще побеседовать с гостем о том о сем.

Киэру подыскали местечко на чердаке, под крышей, и Ивейн в душе понадеялся, что маль­чик проспит эту ночь без кошмаров, спокойно. Пока Мора убирала со стола и гасила свечи, хо­зяин сгребал в очаге догоравшие угли. Ивейн и Анья тем временем улеглись на узком тюфячке у стены. Ивейн развернул плащ, чтобы накрыть­ся и укутать девушку, которая до утра будет счи­таться его женой.

Анье было необыкновенно хорошо под плащом, хранившим запах возлюбленного. Во мраке, сгустившемся, когда огонь в очаге погас, ей не надо было скрываться от любопытных глаз окружающих, и девушка слегка повернула голову, любящим взглядом лаская во тьме своего нена­глядного.

Ивейн почувствовал эту легкую, как дунове­ние, ласку зеленых глаз. Взгляд этот, словно баль­зам, омывал его душу, и, уверенный, что при людях ему не грозят искушения, жрец откликнулся на его молчаливый призыв. В ответ очаровательная улыб­ка расцвела на девичьих губах, сладостный нектар которых он мог бы вкушать бесконечно.