Миры Кима Стенли Робинсона - У кромки океана (Калифорнийская трилогия - 3)

      - Это всего лишь вода! - сказал Альфредо.
      - Твою мать! Решил всех одурачить?! - вскипел Кевин. Дорис пихнула его локтем, и Кевин вспомнил, где находится. Покраснев, он опустил голову. Среди публики кто-то захихикал. Еще бы! Понаблюдать за скандалом не где-нибудь, а в Совете!
      Ладно. В разговоре наступила пауза. Кевин оглядел других членов Совета. Мэтт насупился. Центристы сидели с озабоченным видом, смущенные.
      - Послушайте! - сказал Кевин. - Я не знаю, кто эти кандидаты, не знаю подробностей предложения от УВС. В такой ситуации я не могу одобрить пункт двадцать седьмой. Предлагаю перенести обсуждение на другое заседание.
      - Я поддерживаю, - сказала Дорис. Альфредо выглядел так, будто хотел что-то возразить, но всего лишь произнес:
      - Кто за это предложение?
      Кевин и Дорис подняли руки. Хироко с Джерри их поддержали.
      - Хорошо, - сказал Альфредо, пожав плечами. - Тогда на сегодня все.
      Он быстро закрыл заседание и, когда все встали, взглянул на Мэтта.
      "Они что-то хотели протащить через Совет, - подумал Кевин. - Но вот что?" Злость вспыхнула в нем с новой силой. Хитрит Альфредо! И никто, кроме Кевина, этого не замечает.
      Перед Кевином выросла грузная фигура городского прокурора. Стоящий Будда.
      - Так вы придете посмотреть мой домик?
      - Ах да, - рассеянно проговорил Кевин. Оскар дал ему свой адрес.
      - Может, вы и мисс Накаяма сможете зайти к завтраку. Вы посмотрите дом, а я постараюсь прояснить вам некоторые тонкости сегодняшней повестки дня.
      Кевин быстро взглянул на Оскара. Крупное лицо толстяка было совершенно непроницаемо. Потом он со значением подмигнул обоими глазами, черными как вороново крыло. И снова круглый лик его окаменел.
      - Хорошо, - сказал Кевин. - Мы придем.
      - Я буду ждать вас.
      * * *
      Ночное возвращение домой после долгого собрания. Кевину надо было завезти кое-какие инструменты Хэнку, а Дорис с Надеждой направились прямо домой. И вот сейчас он ехал в одиночестве.
      Встречный напор прохладного воздуха, мерцающая фара, легкое жужжание велосипедной цепи. Повсюду запах цветущих апельсинов, смешанный с ароматом эвкалипта, приправленного шалфеем, - характерные запахи Эль-Модены. Забавно, что два из трех - пришлые. Они сопровождали Кевина всю дорогу...
      Вырвавшись наконец на свободу, все еще слегка навеселе, Кевин чувствовал, как ароматы земли наполняют его. Он легок, словно воздушный шарик. Неожиданный восторг охватил его этой весенней прохладной ночью.
      Как всегда говорил Хэнк, в каждом атоме, в каждой молекуле, в каждой крошке материального мира существует Бог, так что с каждым глотком воздуха ты вдыхаешь Бога. Кевин иногда действительно чувствовал что-то в этом роде, заколачивая гвозди в новую конструкцию, паря в небе, катя вот так в ночи на велосипеде, когда вокруг громоздятся черные холмы... Ему знакомы были очертания каждого темного дерева на пути, каждый поворот. Всю дорогу Кевин чувствовал, как растворяется в окружающем, запах деревьев становится его частью, тело его становится частицей этих холмов, а душа полнится священным трепетом.
      Бедра Кевина еще гудели от недавнего полета, и, ощущая это, он снова представил себе ноги Рамоны. Длинные мускулы, гладкая загорелая кожа, пушок шелковистых волос... Бах, бах - ударами по ультралитовой раме выражает Рамона свою ярость и боль. Еще многое связывает ее с Альфредо, это несомненно.
      Долгий-долгий день. Игра. Четыре - четыре. Руки еще помнят сильные, жесткие удары по мячу. Потом пустая болтовня на Чапмен-авеню. Мысли о собрании заглушают приятные воспоминания этого дня. Ох парень! Влип ты с этим чертовым Советом на целых два года. В Кевине снова вскипела злость на Альфредо, на его уловки. Вспомнилась странная мимика нового городского прокурора. Стоящий Будда. Что-то происходит. Забавно, что Кевин уловил это даже сквозь полудрему, в которой пребывал. Друзья подшучивали над ним за медлительность, но дураком-то он не был, нет! Взгляните только на его дома, и поймете это. Интересно, обратил бы Кевин внимание на этот скользкий пункт повестки дня, если б не сонливость? Трудно сказать. Да и не в этом дело. Какое-то подсознательное сопротивление. Упрямый разум отказался быть одураченным.
      Кевин свернул влево, на дорожку, поднимавшуюся к дому. Он жил в большом старом переоборудованном здании, построенном в виде подковы вокруг пруда. Кевин сам занимался реконструкцией и до сих пор считал, что это лучшее из его созданий: огромный шатер, заполненный светом, дом для целого рода. Жильцы дома, соседи Кевина, и в самом деле были настоящей семьей.
      Последний болезненный толчок бедер и короткий спуск к велосипедной стоянке у открытого конца подковы. Наверху, как всегда, светилось окошко Томаса. Наверняка сидит перед экраном компьютера и работает не покладая рук. У большого кухонного окна сновали тени. Это, конечно, Донна и Синди. Болтают, наблюдая, как дети моют тарелки, и одаривают их подзатыльниками.
      Дом стоял в роще авокадо у подножия Рэттлснейк-Хилла, одного из последних вздутий земли, называющихся горами Санта-Ана, перед пологим спуском к морю. Темная громада холма наверху, укутанная зарослями кустарникового дуба и шалфея. Дом Кевина под холмом. Холм, центр его жизни.
      Кевин вдвинул переднее колесо своего горного велосипеда в "стойло". Повернувшись к дому, он вдруг что-то увидел и остановился. Какое-то движение. Там, в темноте рощи.
      Кевин скосил глаза на освещенные окна кухни. Звон кастрюль, голоса. В глубине рощи, среди деревьев, мелькнула тень. Внезапно Кевин почувствовал на себе взгляд. Высокая тень, по форме - человек. Слишком темно, чтобы разглядеть как следует.
      Темное нечто шевельнулось, двинулось в сторону и исчезло среди деревьев - совершенно беззвучно.
      Кевин перевел дыхание. По спине и затылку бежали мурашки. Что за черт?..
      Просто, видать, слишком долгий был день. И ничего там нет, кроме ночи. Кевин тряхнул головой и вошел в дом.
      Глава 2
      2 марта 2012 года. 8 часов утра. Я решил - дабы, что называется, глубже проникнуться духом моей книги - писать ее на свежем воздухе. К сожалению, сегодня с утра идет снег. Впрочем, балкон верхней квартиры образует над нашим нечто вроде крыши, поэтому я все же пробую осуществить свое намерение. Выкатываю на балкон компьютерную стойку и кресло, подключаю через удлинители, надеваю теплые брюки и куртку, натягиваю теплые сапоги. Итак, прочь от мирских забот. Замечательные минуты, свободный полет фантазии... Бр-р! У меня стынут руки.
      Stark bewolkt, Schnee [Снегопад, никудышная погода (нем.)]. За весь этот год мы толком и не видели солнца, на погоду жалуются даже местные жители. Внезапно меня посещает видение: долина Оуэнс-Вэлли весной, когда все цветет.
      Я пишу утопический роман. Разумеется, он - своего рода компенсация, этакая попытка преуспеть хотя бы тут, раз уж ничего не получилось в главном. Или, по крайней мере, попытка разобраться в собственных убеждениях и желаниях.
      Помню, когда я учился в юридическом колледже, мне казалось, что жизнь общества определяется законами, которые, если их как следует изучить, помогут изменить сложившийся порядок. Затем были работа в должности государственного защитника, множество клиентов, сплошная рутина. Я понял, что изменить ничего не удастся, и в обратном меня не убедили даже судебные процессы, которые я вел от имени социалистической партии - точнее, от имени жалкой кучки, что была когда-то партией. Непрерывные атаки со всех сторон; если удавалось сохранить, что имели, мы считали, что нам повезло. Никаких изменений к лучшему, только бы не потерять последнее. Признаться, я вздохнул с облегчением, когда получил возможность уйти (Памела как раз защитила докторскую).
      Теперь я изменяю мир в мыслях.
      Балкон выходит на крошечный дворик, размеры которого ограничены кирпичными стенами соседних зданий. Посреди дворика растет липа, которая намного выше других деревьев и, естественно, кустов. Ее мокрые черные ветки тянутся к небу, которого не видно из-за густой снежной пелены. Прямо под балконом я вижу два вечнозеленых растения: одно смахивает на падуб, другое похоже на можжевельник; среди ветвей, изредка что-то щебеча, копошатся птицы, маленькие пернатые комочки. В промежутке между стенами двух зданий виднеется кусочек Цюриха: медно-зеленые шпили Гроссмюнстера и Фраумюнстера, отливающая сталью поверхность озера, университет, банки... Средневековый город. Доносится скрежет катящегося под гору трамвая.
      Я пишу утопический роман, находясь на территории страны, устройство которой напоминает хорошо отлаженный механизм; и это несмотря на четыре языка, две религии и почти полное отсутствие каких бы то ни было природных ресурсов. Причины конфликтов, раздирающих на части весь остальной мир, устанавливаются здесь с холодной рассудительностью (словно речь идет о пустяках вроде задачек на сопротивление материалов), а сами конфликты благополучно гасятся. Если науке угодно знать, какой вращающий момент способно выдержать общество, пусть спросит у швейцарцев.
      Возможно, они со своим благоденствием слегка хватили через край. В страну хлынул поток беженцев; местные жители утверждают, что ныне Auslander [Иностранцы (нем.)] составляют половину населения. Вот почему на выборах в некоторых кантонах одержала верх партия национального действия, которая вошла в правящую коалицию. Ее девиз, вернее, боевой клич: "Швейцарию швейцарцам!" Кстати, вчера мы получили Einladung [Извещение (нем.)] из Fremdenkontrolle der Stadt Zurich. Управление по делам иностранцев города Цюриха. Необходимо продлить наши Auslanderausweise [Вид на жительство (нем.)]. Подобная процедура повторяется теперь раз в четыре месяца. Интересно, а не вознамерились ли власти дать нам пинка под зад?
      Впрочем, пока все спокойно. Падают белые снежинки. Я будто очутился в своего рода карманной утопии, сочиняю на крохотном островке покоя посреди обезумевшего мира. Может быть, так будет проще приспособиться к тому, что меня ожидает; быть может, отныне, стоит лишь вспомнить Швейцарию, я буду всякий раз испытывать схожие чувства.
      К несчастью, карманных утопий на свете не бывает.
      * * *
      На следующее утро Надежда вместе с Кевином и Дорис отправились к Оскару Балдарамме. Они сели на велосипеды, выехали на шоссе - гул голосов, скрип тормозов, то и дело кто-то с кем-то сталкивается, - вскоре добрались до улицы, на которой жил Оскар, и покатили по ней вниз, в тени высоких деревьев, чьи стволы в лучах утреннего солнца отливали янтарем.
      Возле дома Оскара росли лимоны и авокадо. Некоторые плоды попадали на землю; от них исходил сладковатый запах. Сам дом - типовой, возведенный в пятидесятых годах, представлял собой одно из тех деревянных строений с покрытыми штукатуркой стенами, которыми когда-то изобиловали городские пригороды; на крыше лежала каменная черепица. В глубине двора, под сенью авокадо, располагался навес для велосипедов и сельскохозяйственных инструментов. Его крыша углом соприкасалась с крышей дома.
      - Навес для автомобиля, - сказал Кевин, с интересом разглядывая сооружение. - Их почти не осталось.
      Оскар вышел навстречу гостям в пестрой гавайской рубашке, узор которой составляли чередующиеся желтые и голубые полосы, и сиреневых шортах. Не обратив ни малейшего внимания на Дорис, которая насмешливо прищурилась, он пригласил всех внутрь. Дорис заметила, что дом чересчур велик для одного человека; Оскар тут же напыжился, отступил в сторону, насупил брови, помахал в воздухе воображаемой сигарой и произнес: "Милости просим подселяться!"
      Кевин и Дорис недоуменно уставились на него.
      - Граучо Маркс [Джулиус (Граучо) Маркс (1895-1977) - американский комик, один из четверых братьев, которые были популярны в тридцатых сороковых годах XX в. В фильмах постоянно появлялся с усами и курил сигару], - пояснил Оскар.
      - Я слышала это имя, - проговорила Дорис, переглянувшись с Кевином, который утвердительно кивнул. Оскар поглядел на Надежду. Та улыбалась.
      - В таком случае... - пробормотал он, сложил губы дудочкой и пригласил гостей в соседнюю комнату.
      Когда они осмотрели дом, Кевин поинтересовался, чего конкретно хочет Оскар,
      - Никаких излишеств. - Оскар взмахнул рукой. - Стены настолько прозрачные, что невозможно определить, внутри ты или снаружи; третий этаж с мансардой, а также, возможно, с голубятней, солярием, холодильником и мусоропроводом; банановые и коричные деревья, лестница с позолоченными перилами; библиотека, способная вместить двадцать тысяч томов, и система бесперебойной доставки продуктов.
      - А огород вам не нужен? - спросила Дорис.
      - Терпеть не могу работать в огороде.
      - Оскар, это просто смешно! - Дорис закатила глаза.
      - Вот такой я недотепа, - торжественно заявил хозяин.
      - Откуда же вы собираетесь брать овощи?
      - Буду покупать. Помните, что это означает?
      - Помню. - Похоже, шутка Оскара пришлась Дорис не по вкусу.
      Воцарилось ледяное молчание. Все вышли на задний двор. Кевин попытался выяснить, что же нужно Оскару на самом деле, но особого успеха не добился: Оскар по-прежнему рассуждал о библиотеках, деревянных панелях, каминах и уютных гнездышках, которые скрашивают долгие зимние вечера. Кевин попробовал объяснить, что в здешних краях зимние вечера короткие и совсем не холодные, что его манера - оставлять как можно больше свободного пространства, так сказать, превращать городской дом в своего рода маленькую ферму. Оскар как будто не возражал, однако продолжал вещать все в том же духе. Кевин почесал в затылке и прищурясь поглядел на прокурора. Ни дать ни взять этакий болтливый Будда.
      Наконец Надежда спросила, что думает Оскар по поводу вчерашнего заседания Совета.
      - А... Что ж... Вы представляете себе, какое тут положение с водой?
      - Американский Запад начинается там, где годичный уровень осадков опускается ниже десяти дюймов, - отрапортовала Надежда, словно отвечая в школе на уроке.
      - Совершенно верно.
      И поэтому, пустился объяснять Оскар, Соединенные Штаты представляли собой, в общем и целом, пустынную цивилизацию и, подобно всем предыдущим пустынным цивилизациям, оказались на грани уничтожения, когда начались проблемы с водоснабжением. На Западе в то время жили шестьдесят миллионов человек, а природных запасов хватало от силы на два-три миллиона. А так как засоряются даже крупнейшие резервуары, приходится пользоваться в основном подземной водой, которую добывают словно нефть (менее чем за столетие из-под земли выкачали едва ли не всю воду, которая копилась там на протяжении тысячелетий). Громадные водоносные пласты стали пересыхать; резервуары непрерывно мелели, а засуха мало-помалу сделалась привычным явлением. Естественно, требовалось принимать какие-то меры.
      Найденное решение оказалось весьма впечатляющим и получило полное одобрение командования инженерных войск. На северо-западе Соединенных Штатов протекает река Колумбия, которая каждый год сливает в Тихий океан поистине чудовищное количество воды. Штаты Вашингтон, Орегон и Айдахо подняли шум: мол, вспомните, что случилось с долиной Оуэнс-Вэлли, когда Лос-Анджелес получил право на ее воду.
      Однако объем воды в Колумбии превышал потребности этих штатов раз в сто, а на юге между тем положение становилось просто отчаянным. Да, инженерные войска пришли в восторг. Дамбы, резервуары, трубопроводы, каналы, многомиллиардные доходы, роль спасителей задыхающегося от жажды Юга... Великолепно! Потрясающе! Что может быть лучше?
      - Вот чем мы занимались все эти годы: вместо того чтобы переселяться туда, где есть вода, перебрасывали воду к людям.
      - Знакомая ситуация, - кивнула Надежда. - В моей стране одно время носились с планом развернуть Волгу, чтобы она протекала по засушливым землям. От затеи отказались лишь тогда, когда стало ясно, что это приведет к изменению климата во всем мире. - Она улыбнулась. - Или же по причине отсутствия средств. Но я не совсем поняла вчерашние разногласия. Ведь у вас воды скоро вновь будет предостаточно?
      - Меня заинтересовали две детали. Первая - запрос, отправленный в управление водоснабжения в Лос-Анджелесе, которое отвечает за обеспечение нас водой по трубопроводу от реки Колорадо. Вторая - кандидатуры на должность ответственного за водоснабжение. С одной стороны, мэр вроде бы пытается увеличить объем воды, выделяемый Эль-Модене, с другой - не прочь единолично им распоряжаться. Я понятно выражаюсь?
      Гости дружно кивнули.
      - А что там с запросом? - полюбопытствовала Надежда.
      - Принимая решение о разделении воды Колорадо между штатами, по территории которых протекает река, федеральный суд вынес его на основании данных о годовом стоке. К несчастью, по чистой случайности были использованы цифры, которые относились к году сильного паводка. В результате фактический объем воды существенно отличается от зафиксированного на бумаге и штаты дерутся за нее как собаки за кость. Поэтому суд в конечном итоге урезал квоты всех штатов; однако Калифорния точнее, управление водоснабжения - не так давно добилась, чтобы ей восстановили прежнюю норму.
      - Каким образом?
      - Во-первых, Калифорния пользовалась этой водой дольше других, что подкрепляло ее претензии. Во-вторых, когда появился трубопровод Колумбия, стало ясно, что штатам-соперникам вода Колорадо больше не понадобится. Итак, управление водоснабжения получило излишек воды, а поскольку права на нее, если водой будут активно пользоваться, уже никто не оспорит, потребовалось срочно продать весь новый объем. Предложения об увеличении квоты были направлены всем без исключения клиентам в Южной Калифорнии. Большинство отказалось, и УВС занервничало.
      - А почему большинство отказалось?
      - У них ровно столько воды, сколько нужно. Это один из методов регулирования численности населения. Все рассчитано до мелочей. Так называемая "стратегия Санта-Барбары".
      - А ваш мэр, наоборот, хочет увеличить квоту?
      - Вы вчера сами слышали.
      - Но почему? - проговорил Кевин.
      - До меня дошли кое-какие слухи. - Оскар поджал губы, воровато огляделся по сторонам, словно в поисках подозрительных личностей, и прошептал заговорщицким тоном: - Как-то раз, вскоре после своего приезда сюда, я сидел за обедом в ресторане. Вдруг из-за перегородки донеслись голоса...
      - Вы подслушивали! - воскликнула Дорис.
      - Увы. - Оскар напустил на себя донельзя расстроенный вид. - Не мог удержаться. Простите великодушно. Дорис скорчила гримасу.
      - Позже выяснилось, что разговаривали ваш мэр и некто по имени Эд. Они обсуждали новый комплекс, в котором будут и лаборатории, и конторы с магазинами. В качестве потенциальных арендаторов упоминались "Новаджин" и "Хиртек".
      - "Хиртек" принадлежит Альфредо и Эду Мейси, - сообщила Дорис.
      - Вон оно что. Понятно.
      - А они не говорили, где собираются строить? - справился Кевин.
      - Нет, о конкретном месте речи не было. Впрочем, мистер Блэр сказал: "Им нравится этот вид". Возможно, имелись в виду близлежащие холмы. Так или иначе, чтобы построить в Эль-Модене новый торгово-промышленный комплекс, необходимо увеличить городскую норму воды. Поэтому, увидев вчера в повестке заседания двадцать седьмой пункт, я сразу подумал, что это, возможно, пробный шар.
      - Хитрая лиса! - процедила Дорис.
      - По-моему, он не хитрил, - возразил Оскар.
      - Что, демонстрируете нам пресловутую беспристрастность юриста? поинтересовалась Дорис, кинув на Балдарамму испепеляющий взгляд.
      Кевин моргнул. Он знал, что Дорис на дух не переносит юристов. "Мы сыты законниками по горло. Они ничего не делают, лишь придумывают все новые оправдания для своего существования. Перед колледжем им всем нужно вбить в головы основные принципы экологии, чтобы они ценили в жизни не только деньги". "Всех юристов обучают экологии, - обычно отвечал Дорис Хэнк. - Где бы они ни учились". "Обучать-то обучают, - фыркала Дорис, - да что толку? Бездельники проклятые!" Сейчас, в присутствии Оскара, она проявляла ледяное безразличие, однако сколько сарказма было вложено в ее последнюю фразу!
      Правда, Оскар не подал виду, что заметил оскорбление.
      - Я вовсе не беспристрастен, - отозвался он, глядя на Дорис.
      - И не хотите, чтобы Альфредо построил свой комплекс?
      - Пока мы не знаем, собирается ли он строить что-либо вообще. Нужно разузнать поподробнее.
      - А если так оно и есть?
      - Все зависит...
      - Ну разумеется!
      - Все зависит от того, где именно хотят строить комплекс. Мне бы не хотелось, чтобы он занял один из здешних холмов. Их и так-то осталось всего ничего.
      - Да уж, - согласился Кевин. - Кстати, вид на Эль-Модену открывается только с Рэттлснейк-Хилла. Они с Дорис переглянулись.
      Оскар накормил гостей роскошным завтраком из сосисок и гренок, поджаренных в молоке с яйцом. Кевин съел свою порцию совершенно без всякого аппетита. Его холм, его убежище...
      - Если допустить, что Альфредо нацелился именно на этот холм, проговорила Надежда, - как можно его остановить?
      - Закон на нашей стороне! - объявил Оскар, поднимаясь со стула, и замахал руками, изображая боксера. - Но прибегнем ли мы к его помощи?
      - Тоже мне, боксер-самоучка! - фыркнула Дорис.
      - Конечно, прибегнем! - откликнулся Кевин.
      - Тут есть за что зацепиться, - продолжал Оскар. - Я, разумеется, не специалист, но мне известно, что водное законодательство Калифорнии настоящее болото. Мы можем выступить в роли существа из черной лагуны. - Он прихрамывая прошелся по кухне, как бы иллюстрируя словесный образ. - Кроме того, следует потолковать с моей приятельницей из Бишопа, Салли Толлхок; она преподает в юридическом колледже, а до недавних пор работала в Управлении по охране водных ресурсов штата, поэтому знает интересующие нас законы лучше кого бы то ни было. Я как раз собирался навестить ее, заодно и поговорю.
      - Нужно выяснить, что конкретно задумал мэр, - сказала Надежда,
      - Как?
      - Очень просто, - заявил Кевин. - Я пойду к Альфредо и спрошу его в лоб.
      - И правда, чего юлить? - заметил Оскар.
      - Можно поступить иначе, - вмешалась Дорис. - Притаиться под окном и подслушивать до тех пор, пока не узнаем, что хотим.
      - Тяжелый случай, - сказал Оскар, обращаясь к Кевину.
      - Кажется, где-то поблизости живет Томас Барнард? - спросила Надежда.
      - Это мой дед, - отозвался удивленный Кевин. - Он живет в холмах.
      - Возможно, он сумеет помочь.
      - Возможно, однако я...
      Дед Кевина долгое время занимался политикой, являлся одним из организаторов экономических реформ двадцатых - тридцатых годов, но все это было в прошлом.
      - Он прекрасно разбирался в законах, - сказала Надежда. - Моментально улавливал суть.
      - Вы правы, - кивнул Кевин. - Честно говоря, мне нравится ваша идея. Правда, сейчас дед живет отшельником. Мы с ним не виделись давным-давно.
      - У всех свои странности. - Надежда пожала плечами. - Лично мне хотелось бы его повидать.
      - А вы знакомы?
      - Встречались однажды.
      В конце концов Кевин согласился отвезти ее к деду.
      Напоследок Оскар показал им свою библиотеку, что располагалась в одной из комнат. Книги лежали в картонных коробках, которые громоздились друг на друга и доставали чуть ли не до потолка. Заглянув в одну из коробок, Кевин увидел биографию Лу Герига [Лу Гериг (1903-1941) - американский бейсболист, установивший рекорд по количеству сыгранных подряд игр (2130)].
      - Эй, Оскар, вам надо играть с нами в софтбол.
      - Увы, мой друг, я ненавижу софтбол. Дорис фыркнула.
      - Почему? - изумился Кевин.
      Оскар принял воинственную позу и прорычал:
      - Клейборн, мир играет в жестокие игры.
      Да, мир играет в жестокие игры, и с этим ничего не поделать. Но только не Рэттлснейк-Хилл!
      И не просто потому, что тот - за его домом (что, безусловно, важно само по себе). Холм - небольшая возвышенность на оконечности гряды Эль-Модена - принадлежал Кевину с самого детства. На вершине росли деревья, посаженные ребятами из дедушкиного выпускного класса, а под ними приткнулись чахлые кустики.
      Больше незастроенных холмов в окрестностях не было, да и этот уцелел лишь благодаря тому, что им на протяжении десятилетий владело управление водоснабжения округа Ориндж.
      На холм, по мнению Кевина, теперь поднимался только он. Правда, время от времени ему случалось находить на вершине пустую банку из-под пива или другой мусор, однако людей он не встречал. Кругом царила тишина, которую нарушало разве что жужжание насекомых; ощущалось чье-то незримое, умиротворяющее присутствие, словно на холме обитал некий могущественный, хотя и не слишком, индейский дух.
      Кевин поднимался на вершину, когда ему хотелось подышать свежим воздухом. Брал с собой блокнот, шел на свое любимое место на западной опушке рощицы, садился, глядел на равнину и рисовал планы фасадов, комнат и нежилых помещений. Так он поступал не один год: еще школьником зачастую прибегал туда делать уроки. А потом изучал распадки на западном склоне, кидался камнями с вершины или отправлялся вниз по старой грунтовой дороге. Он приходил на холм, поддавшись желанию понежиться на солнце, ощутить кожей землю, а в романтическом настроении приводил наверх подружек.
      Но сегодня он пришел на вершину в одиночестве. Близился полдень, было жарко, пахло пылью и полынной настойкой. Кевин провел ладонью по земле, прикоснулся к осколкам песчаника, подобрал, растер в пальцах... Привычное ощущение покоя не возникало, он не чувствовал себя заодно с холмом; радость, испытанная накануне вечером по дороге домой, улетучилась без следа. Слишком много забот, от которых, к сожалению, не избавиться.
      * * *
      Беспокойство не отпускало даже во время работы. Они с Хэнком и Габриэлой в срочном порядке заканчивали отделку двух домов, один из которых находился в Коста-Месе. Кевин работал автоматически, ни на секунду не переставая думать о планах Альфредо. "Им нравится этот вид". Чтобы построить комплекс, необходимо увеличить городскую норму воды. А чтобы открывался вид на Эль-Модену... Как ни крути, все упирается в Рэттлснейк-Хилл. В холм, на вершине которого человеком овладевала уверенность, что уж здесь-то все всегда будет как прежде. И тем отчасти объяснялась притягательность холма. Кевин понял это только сейчас, соскребывая с черепицы замазку.
      Обычно, когда Кевин работал, ему было хорошо. Труд, связанный со строительством, особенно плотницкие работы, доставлял истинное наслаждение. Ведь результаты появлялись буквально на глазах; сборка каркаса, установка проводки, оштукатуривание, покраска, окончательная отделка... Одновременно он испытывал нечто вроде счастья архитектора, который видит воплощение своих замыслов. К примеру, с домом в Коста-Месе было много сложностей, ведь по проекту требовалось создать целую анфиладу, чтобы комнаты переходили одна в другую. И достаточно ли света в левом крыле? Не узнаешь, пока не сделаешь; зато какое удовольствие наблюдать за тем, как материализуется видение, и убеждаться в правильности расчетов! Срывать покровы с тайны. Короче говоря, мгновенно получаешь удовлетворение, решая поочередно не очень сложные задачи и тем самым разгрызая орешки покрепче. И постоянно ощущаешь какую-то детскую радость. Бум! Бум! На улицу, туда, где солнце и ветер, к давним приятелям-облакам.
      Но эту неделю омрачила тревога по поводу холма. Отделка, любимое занятие Кевина, ничуть не отвлекала от мрачных мыслей и в конце концов обрыдла до тошноты. А все остальное просто-напросто раздражало. Черт побери, такими темпами городскую улицу будут перекапывать до скончания века!
      Нет, необходимо внести хоть какую-то ясность. Что ж, он сказал тогда у Оскара, что встретится с Альфредо, значит, придется встретиться. Иного выхода нет.
      И вот, выбрав день, Кевин после работы сел на велосипед и поехал к зданию на Редхилле, где жили многие сотрудники "Хиртека". В том числе, с недавних пор, и Альфредо.
      Здание располагалось на площадке, вырубленной в склоне холма, что возвышался над Тастином и Футхиллом. Его проектировщики использовали ненавистный Кевину стиль "Возрождение миссий". Для Кевина калифорнийские индейцы оставались благородными дикарями, которых истребил Хуниперо Серра, поэтому стиль этот, что каждые лет тридцать или около того снова приобретал в Южной Калифорнии популярность несколько ностальгического свойства, представлялся ему своего рода архитектурным оправданием геноцида. Когда появлялась возможность, он с удовольствием уничтожал даже самые незначительные признаки этого стиля.
      Впрочем, стиль обладал одним достоинством - позволял без труда отыскать входную дверь. Вот и сейчас Кевин сразу обратил внимание на парочку вырезанных из древесины дуба монстров под крытым черепицей портиком. Он пересек усыпанный гравием двор, приблизился к массивной стене и дернул за толстый шнур звонка.
      Дверь открыл сам Альфредо, в шортах и футболке.
      - Кевин! Какой сюрприз! Заходи, старина.
      - Если не возражаешь, давай поговорим здесь. Ты как, временем располагаешь?
      - Конечно. - Альфредо спустился по ступенькам, оставив дверь открытой. - Что случилось?
      Кевин не сумел придумать ни единой фразы, которую можно было бы использовать в качестве обходного маневра, и поэтому решил взять быка за рога:
      - Правда, что вы с Эдом и Джоном хотите построить на Рэттлснейк-Хилле промышленный комплекс?
      Альфредо приподнял брови. Кевин ожидал, что он либо вздрогнет, либо признает свою вину каким-то иным, не менее очевидным образом. А так поведение Альфредо заставило Кевина занервничать, даже почувствовать себя виноватым. Может, Оскар услышал совсем не то?
      - Кто тебе это сказал?
      - Неважно. Сказали, и все. Это правда?
      - Разговоры, конечно, были, - сообщил Альфредо, выдержав паузу, и пожал плечами. ("Ага!" - мысленно воскликнул Кевин.) - Но конкретно никто ничего не предлагал. В любом случае подобное предложение прошло бы через Совет, значит, ты наверняка о нем бы знал.
      Кевин ощутил раздражение.
      - Так вот почему ты попытался протащить через Совет свою заявку!
      - Я ничего не пытался протащить. - Альфредо выглядел озадаченным. Все делалось открыто, никто никого не обманывал, верно?