Джейсон Борн - Предательство Борна

Роберт Ладлэм, Эрик Ван Ластбадер

Предательство Борна

Памяти Адама Холла (Эллестона Тревора), литературного наставника

Пролог

Ревя двигателями, «Чинук» карабкался вверх в кроваво-красное небо. Большой вертолет сильно трясло в турбулентных завихрениях, особенно опасных на большой высоте, в разреженном воздухе. Паутина облаков, подсвеченных сзади угасающим солнцем, быстро проплывала мимо, словно шлейф дыма, оставленный горящим самолетом.

Мартин Линдрос прильнул к иллюминатору боевого вертолета, который поднимал его к самой высокой точке горного хребта Сымен. Хотя ему вот уже четыре года не приходилось заниматься оперативной работой – с тех пор как Старик назначил его своим ближайшим помощником, первым заместителем директора ЦРУ, – Линдрос тщательно следил за тем, чтобы не растерять былые навыки. Не меньше трех раз в неделю он по утрам занимался на полосе препятствий в учебном центре управления в Квантико, а по четвергам в десять вечера смывал усталость однообразного изучения отчетов и утверждения планов операций, проводя полтора часа на стрельбище, где практиковался со всеми образцами стрелкового оружия всех стран мира, как со стоящими на вооружении, так и с новейшими разработками. Все это позволяло ему хоть как-то приглушить ощущение того, что он остался не у дел. Однако все это изменилось, когда Старик одобрил предложенный Линдросом план создания «Тифона».

В отсек военного «Чинука», переоснащенного в соответствии с требованиями ЦРУ, проник пронзительный скорбный вой. Линдроса тронул за плечо Андерс, командир «Скорпиона-1», группы из пяти оперативников. Линдрос обернулся. Выглянув в иллюминатор, он увидел сквозь разрывы в облаках северный склон Рас-Дашана, терзаемый свирепыми ветрами. Определенно, в этой горе высотой четыре с половиной тысячи метров, высочайшей вершине хребта Сымен, было что-то зловещее. Возможно, все дело в местных преданиях, с которыми ознакомился Линдрос, – преданиях о духах, древних и злобных, якобы живущих на вершине.

Завывание ветра усилилось до рева, словно гора пыталась оторваться от корней.

Пора.

Кивнув, Линдрос направился вперед, к пилотской кабине, где сидел в кресле надежно пристегнутый ремнями летчик. Заместителю директора было лет под сорок. Рослый светловолосый выпускник университета Брауна, он был приглашен на работу в ЦРУ, еще когда оканчивал аспирантуру Джорджтаунского университета по специальности «Международные отношения». Умный, проницательный и бесконечно преданный делу, Линдрос идеально подходил на должность заместителя директора Центрального разведывательного управления. Согнувшись пополам, чтобы его было слышно сквозь рев двигателей, Линдрос сообщил летчику точные координаты места посадки, которые, из соображений безопасности, до самого последнего момента держал при себе.

Операция продолжалась всего чуть больше трех недель. За это время Линдрос уже потерял двух человек. Жуткая цена. «Допустимые потери», – сказал бы Старик, и Линдросу, для того чтобы добиться успеха, требовалось заставить себя мыслить такими же категориями. Однако как оценить человеческую жизнь? Этот вопрос Линдрос часто обсуждал с Джейсоном Борном, но им так и не удалось найти приемлемый ответ. Сам Линдрос втайне считал, что это один из тех вопросов, на которые приемлемого ответа не существует.

И все же, когда агентам приходилось действовать в боевой обстановке, все это принимало совершенно другой оборот. С «допустимыми потерями» приходилось мириться. И с этим ничего нельзя поделать. Так что – да, гибель этих двоих агентов нужно принимать, потому что в ходе операции получили подтверждение слухи о том, что некая террористическая организация, действующая где-то в районе Африканского рога, заполучила в свои руки целый ящик возбуждаемых искровых разрядов (ВИРов). ВИРы – это небольшие, очень мощные переключатели, которые используются для коммутации огромных напряжений; по сути дела, это высокотехнологичные предохранительные клапаны, защищающие такие электронные компоненты, как микроволновые трубки и медицинские измерительные приборы. Кроме того, ВИРы используются для приведение в действие ядерной бомбы.

Начав в Кейптауне, Линдрос шел по запутанному следу, ведущему из Ботсваны в Замбию и далее через Уганду в Амбикаву, крохотную эфиопскую деревушку – горстка домов, церковь и питейное заведение, – затерявшуюся среди альпийских лугов на склоне горы Рас-Дашан. Там ему удалось получить один из ВИРов, который он немедленно специальным курьером отправил Старику.

И тут произошло нечто – нечто совершенно неожиданное, пугающее, жуткое. В убогом питейном заведении с земляным полом, покрытым слоем навоза и спекшейся крови, Линдрос услышал рассказ о том, что террористическая организация переправляет из Эфиопии не только ВИРы. И если этот рассказ соответствовал истине, из него вытекали ужасающие последствия не только для Америки, но и для всего мира, так как он означал, что в распоряжении террористов есть инструмент, с помощью которого они могут низвергнуть в кошмар весь земной шар.

Через семь минут «Чинук» совершил посадку в эпицентре пылевой бури, поднятой собственными несущими винтами. Маленькое плато оказалось совершенно пустынным. Прямо впереди возвышалась древняя каменная стена – согласно местным преданиям, врата в жуткую обитель демонов, поселившихся за ней. Линдрос знал, что за проломом в полуразвалившейся стене начинается крутая, чуть ли не отвесная тропа, ведущая к огромному каменному поясу, надежно охраняющему вершину Рас-Дашана.

Линдрос и бойцы «Скорпиона-1» быстро спрыгнули на землю. В вертолете остался один только летчик. Двигатели продолжали работать на холостых оборотах, громадные лопасти несущих винтов медленно вращались. У всех глаза закрыты очками-консервами, защищающими от вихрящейся пыли и града мелких камешков, поднятых в воздух приземлившимся вертолетом, около губ крохотные беспроводные микрофоны и засунутые в ухо наушники, упрощающие общение среди рева двигателей. Каждый вооружен облегченной автоматической винтовкой «Экс-эм-8», способной выпустить в минуту семьсот пятьдесят пуль.

Линдрос первым двинулся по неровной поверхности плато. Напротив каменной стены возвышалась неприступная скала, в которой зияло черное отверстие входа в пещеру. Все остальное вокруг было бурым, рыжим, ржаво-красным – дьявольский ландшафт чужой негостеприимной планеты, дорога в ад.

Андерс расставил своих людей в боевом порядке: сначала они проверили наиболее вероятные места устройства засады, затем рассредоточились по периметру, готовые к обороне. Двое подошли к каменной стене и осмотрели, что скрывается с противоположной стороны. Другие двое направились к пещере: один остался у входа, другой убедился, что внутри никого нет.

Ветер, который начинал зарождаться над устремившейся ввысь вершиной, нещадно терзал открытое место, забираясь под одежду. Скалы или обрывались отвесно вниз, или возвышались вокруг, зловещие, могучие, обнаженные, в разреженном воздухе высокогорья кажущиеся еще более грозными. Линдрос задержался у кострища, которое тотчас же заинтересовало его.

Андерс, не отходящий от него, внимательно следил за сообщениями своих людей, как и подобает хорошему командиру. За каменной стеной никого. Андерс встрепенулся, услышав доклад второй группы.

– В пещере труп, – доложил Линдросу командир. – Получил пулю в голову. Убит наповал. Кроме него, вокруг все чисто.

Линдрос услышал в ухе голос Андерса.

– Мы начнем вот здесь, – сказал он, указывая на кострище. – Единственный след человека, оставленный в этом проклятом богом месте.

Они присели на корточки. Андерс поворошил угли и золу затянутой в перчатку рукой.

– Тут небольшое углубление. – Командир разгреб угли. – Видите? Дно затвердело от огня. Это означает, что здесь горел не один костер. Вероятно, на протяжении последних месяцев, а то и целого года здесь их разжигали постоянно.

Кивнув, Линдрос поднял вверх большие пальцы.

– Похоже, мы попали туда, куда нужно.

Его охватила тревога. Становилось все более очевидно, что услышанный им рассказ соответствует истине. Вопреки всему, Линдрос до последнего надеялся, что это лишь выдумки, слухи, что он поднимется сюда и ничего не найдет. Потому что любой другой исход был просто немыслим.

Достав из подсумка на поясе два прибора, Линдрос включил их и поднес к кострищу. Одним из этих приборов был детектор альфа-частиц, другим – счетчик Гейгера. Он искал сочетание альфа– и гамма-излучений, надеясь их не обнаружить.

Оба прибора над кострищем ничего не зарегистрировали.

Линдрос продолжал искать. Используя кострище в качестве центра, он двигался концентрическими кругами, не отрывая взгляда от приборов. На третьем круге, метрах в ста от кострища детектор альфа-частиц ожил.

– Проклятие! – выругался себе под нос Линдрос.

– Нашли что-нибудь? – спросил Андерс.

Линдрос сдвинулся с радиуса, и детектор альфа-частиц тотчас же умолк. Счетчик Гейгера тоже продолжал хранить молчание. Ладно, это уже хоть что-то. На такой высоте альфа-излучение может исходить от чего угодно, в том числе и от самой горы.

Линдрос вернулся в ту точку, где детектор зафиксировал альфа-излучение. Подняв взгляд, он увидел, что находится прямо напротив входа в пещеру. Линдрос медленно направился к нему. Показания детектора альфа-частиц оставались постоянными. Затем, метрах в двадцати от входа в пещеру, они стремительно рванули вверх. Остановившись, Линдрос вытер с верхней губы капельки пота. О господи, он только что был вынужден признать, что в крышку гроба земного шара вколочен еще один гвоздь. И все же – пока что гамма-излучения нет. «Гамма-излучения пока что нет», – пытался успокоить себя Линдрос. Это хоть что-то. За эту надежду он держался еще двенадцать метров. Затем ожил и счетчик Гейгера.

О господи, гамма-излучение в сочетании с альфа-частицами. Именно та сигнатура, которую так надеялся не обнаружить Линдрос. Он почувствовал, как по спине побежала струйка пота. Холодного пота. Ничего подобного Линдрос не ощущал с тех самых пор, как впервые на оперативной работе убил человека. В рукопашной схватке, лицом к лицу, полный отчаянной решимости, как и его противник, прилагавший все силы, чтобы убить его. Подчиняясь инстинкту самосохранения.

– Свет. – Линдрос с огромным трудом выдавил это слово. Его голосовые связки застыли в смертельном ужасе. – Мне нужно осмотреть труп.

Кивнув, Андерс отдал распоряжение Брику, бойцу, который первым осмотрел пещеру. Тот зажег ксеноновый фонарь. Втроем они вошли в полумрак.

Неровный каменный пол пещеры не был покрыт ни опавшей листвой, ни слоем органического грунта. Массивные своды, казалось, физически давили сверху. Линдрос вспомнил то ощущение удушья, которое испытал, когда впервые вошел в гробницу фараона в недрах пирамиды под Каиром.

Яркий луч ксенонового фонаря играл на голых каменных стенах. В этом унылом окружении труп выглядел чем-то само собой разумеющимся. Брик перевел луч света, разгоняя тени. В неестественном пятне ксенонового света труп казался начисто лишенным живых красок: не человеческие останки, а зомби из фильма ужасов. Он лежал в позе полного умиротворения, словно отдыхал, но это ощущение опровергало аккуратное входное пулевое отверстие посреди лба. Лицо было отвернуто в сторону, словно убитый хотел оставаться в темноте.

– Это не самоубийство, тут никаких вопросов быть не может, – Андерс высказал вслух то, что явилось отправной точкой размышлений Линдроса. – Самоубийцы выбирают что-нибудь попроще: самый распространенный случай – пуля в рот. Этого человека убил профессионал.

– Но почему? – отрешенным тоном спросил Линдрос.

Командир пожал плечами:

– Имея дело с этими людьми, это может быть любая из тысячи…

– Назад, черт побери!

Линдрос заорал в микрофон так громко, что Брик, который медленно приближался к трупу, испуганно отскочил назад.

– Прошу прощения, сэр, – виновато произнес он. – Я просто хотел показать вам кое-что странное.

– Посвети фонариком, – распорядился Линдрос.

Но он уже догадался, что его ждет. Как только они вошли в пещеру, стрелки обоих детекторов принялись выделывать пугающую пляску.

«О господи, – подумал заместитель директора. – О господи…»

Труп принадлежал необычайно тощему и очень молодому парню, которому не исполнилось еще и двадцати. Можно ли сказать, что у него семитские черты лица? Вряд ли, но определить это наверняка было практически невозможно из-за…

– Матерь божья!

Теперь это увидел и Андерс. У трупа отсутствовал нос. Вся середина его лица была словно съедена. Отвратительная рана чернела свернувшейся кровью, которая медленно вытекала, пенясь, словно тело еще продолжало жить. Словно что-то пожирало его изнутри.

«На самом деле, – подумал Линдрос, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту, – именно это и происходит».

– Черт побери, что это может быть? – хрипло произнес Андерс. – Токсин, разлагающий ткани? Вирус?

Линдрос повернулся к Брику:

– Ты прикасался к трупу? Отвечай, ты к нему прикасался?

– Нет, я только… – опешил тот. – Я что, заразился?

– Господин заместитель директора, прошу прощения, сэр, но в какую чертовщину вы нас втянули? Я привык во время совершенно секретных операций оставаться в полном неведении, но в данном случае, по-моему, это уже переходит всякие границы.

Опустившись на колено, Линдрос открутил крышку небольшого металлического контейнера и пальцем затянутой в перчатку руки соскоблил с камня рядом с трупом немного грязи. Крепко завинтив крышку, он поднялся на ноги.

– Нам нужно уходить отсюда, – сказал он, глядя прямо в глаза Андерсу.

– Господин заместитель директора…

– Не беспокойся, Брик. С тобой все будет в порядке, – решительным тоном, не допускающим возражений, остановил его Линдрос. – Все, больше ни слова. Уходим.

Когда они достигли выхода из пещеры и оказались среди голых кроваво-красных скал, залитых клонящимся к закату солнцем, Линдрос произнес в микрофон:

– Андерс, с этой минуты в пещеру ни шагу. Передай этот приказ всем своим людям. Чтобы даже не вздумали ходить туда мочиться. Это понятно?

Командир заколебался. У него на лице явственно отразились ярость и забота о своих людях. Наконец он словно мысленно пожал плечами.

– Так точно, сэр.

Следующие десять минут Линдрос потратил на то, чтобы обойти маленькое плато с детектором и счетчиком Гейгера. Ему очень хотелось понять, каким образом сюда попало радиоактивное заражение – какой дорогой пришли сюда люди, принесшие его. Не было смысла искать, каким путем они отсюда ушли. Убийство парня без носа красноречиво свидетельствовало о том, что остальные члены группы узнали об утечке радиации – причем самым жутким образом. Несомненно, они герметично укупорили свою ношу перед тем, как тронуться дальше. Но теперь удача отвернулась от Линдроса. Вдали от пещеры следы альфа– и гамма-излучения полностью отсутствовали. Не осталось даже слабого намека на след, по которому можно было бы идти.

Наконец он вернулся к Андерсу.

– Командир, уходим отсюда.

– Ребята, вы все слышали! – крикнул Андерс, трусцой направляясь к ожидающему вертолету. – Мальчики, по коням!

– Ва’и, – сказал Фади. «Он знает».

– Не может такого быть, – возразил стоявший рядом Аббуд ибн Азиз.

Пригибаясь, они прятались за камнями на вершине высокой скалы, которая возвышалась метров на триста над плато, – передовой отряд группы из двадцати человек, притаившихся у них за спиной.

– Вот в эту штуку мне все видно. Произошла утечка.

– Почему нас не известили?

Ответа не последовало. В этом не было необходимости. Им ни о чем не сообщили из чувства животного страха. Фади, узнай он правду, перебил бы всех – всех до одного носильщиков-амхарцев. Такова расплата за абсолютный страх.

Фади, поднеся к глазам мощный полевой бинокль 12х50 российского производства, перевел взгляд вправо, чтобы не выпускать из вида Мартина Линдроса. Бинокль предоставлял невыносимо крохотное поле зрения, зато с лихвой искупал это большим разрешением, позволяющим различить мельчайшие подробности. Фади увидел, что предводитель маленького отряда – заместитель директора ЦРУ – использует детектор альфа-частиц и счетчик Гейгера. Этот американец знает, что к чему.

Фади, высокий, широкоплечий мужчина, определенно излучал харизматичное обаяние. Когда он начинал говорить, все присутствующие умолкали. У него было красивое, сильное лицо; смуглая от рождения кожа еще больше потемнела под палящим солнцем пустыни и пронизывающими горными ветрами. Длинные волосы и борода иссиня-черного цвета безлунной полночи слегка вились. Губы были широкими и полными. Когда Фади улыбался, его подчиненным казалось, что само солнце спускается с небес, чтобы озарить их своим сиянием. Ибо Фади возложил на себя обязанности мессии: нести надежду тем, кто расстался с надеждой, истреблять тысячами членов саудовской королевской семьи, стирая эту скверну с лица земли, освободить свой народ, распределить поровну нечестивое состояние деспотов, восстановить истинный порядок в своей любимой Аравии. Он понимал, что для начала необходимо разрушить симбиоз саудовской королевской семьи и правительства Соединенных Штатов Америки. А для этого нужно нанести по Америке удар, сделать ясное заявление, долгосрочное и несмываемое.

Но только ни в коем случае нельзя недооценивать способность американцев терпеть боль. Это заблуждение по какой-то причине широко распространено среди собратьев-террористов; именно из-за него у них возникают неприятности, именно оно больше чего бы то ни было становится причиной жизни, прожитой без надежды.

Но Фади не был глупцом. Он старательно изучал мировую историю. Больше того, он учился на ее уроках. Когда Никита Хрущев угрожал Америке: «Мы вас похороним!» – он верил в это всем своим сердцем, всей своей душой. Однако кого похоронили в конечном счете? Советский Союз.

Когда товарищи-экстремисты говорили Фади: «У нас много жизней, чтобы похоронить Америку», они имели в виду нескончаемый поток молодых парней, достигающих совершеннолетия, из которых можно выбирать мучеников, готовых положить свою жизнь в священной борьбе. Однако при этом они совсем не думали про смерть этих ребят. Да и с какой стати? Мученики попадают прямиком в рай, где их встречают с распростертыми объятиями. И все же что на самом деле достигнуто? Разве Америка живет без надежды? Нет. Эти террористические акты подтолкнули Америку к жизни без надежды? Опять же нет. Так где же ответ?

Фади верил всем своим сердцем и всей своей душой – но в первую очередь всем своим незаурядным умом, что ему наконец удалось этот ответ найти.

Наблюдая за заместителем директора ЦРУ в мощный бинокль, Фади пришел к выводу, что тому не хочется покидать это место. Озирающийся вокруг американец был похож на хищную птицу. Самоуверенные американские солдаты поднялись на борт вертолета, однако их командир – разведка Фади не была настолько совершенной, чтобы выяснить его фамилию, – не собирался оставлять предводителя на плато одного, без охраны. Это был хитрый и проницательный человек. Быть может, он учуял носом то, что не видели его глаза; а может быть, он просто действовал, повинуясь впитавшейся в кровь дисциплине. В любом случае, глядя на двух американцев, которые стояли рядом, разговаривая, Фади решил, что лучшей возможности ему не представится.

– Начинай, – тихо шепнул он Аббуду ибн Азизу, не отрывая глаз от окуляров.

Аббуд ибн Азиз поднял с земли ручной реактивный гранатомет «РПГ-7» советского производства. Коренастый и круглолицый, Аббуд с рождения имел бельмо на левом глазу. Быстро и уверенно он вставил гранату с оперением на длинном хвосте в пусковую трубу. Хвостовое оперение придавало гранате вращательное движение, обеспечивая высокую точность выстрела. При нажатии на спусковой крючок первичный заряд выбросит гранату из трубы со скоростью сто семнадцать метров в секунду. Эта свирепая вспышка энергии, в свою очередь, воспламенит реактивный двигатель в хвостовой части гранаты, который разгонит боеголовку до двухсот девяносто четырех метров в секунду.

Аббуд ибн Азиз прильнул правым глазом к оптическому прицелу, установленному прямо над рукояткой со спусковым крючком. Отыскав «Чинук», он мимолетно подумал о том, какая жалость терять такую великолепную боевую машину. Однако лучше даже не мечтать об этом. В любом случае брат Фади скрупулезно рассчитал все, вплоть до цепочки преднамеренно оставленных улик, которые заставили заместителя директора ЦРУ покинуть свой кабинет и привели его долгим, мучительным путем в северо-западную часть Эфиопии, почти к самой вершине Рас-Дашана.

Аббуд ибн Азиз направил «РПГ-7» на передний несущий винт. Теперь он слился в единое целое со своим оружием, с боевой задачей всего отряда. Он ощутил непреклонную решимость своих товарищей, нахлынувшую на него неудержимой приливной волной, готовой выплеснуться на берег и смыть всех врагов.

– Не забудь, – прошептал Фади.

Но Аббуду ибн Азизу, мастерски умеющему обращаться с любым видом оружия, получившему от брата Фади познания в современной военной технике, напоминание не требовалось. Единственный недостаток советского ручного гранатомета заключается в том, что при выстреле граната оставляет за собой характерный дымовой след. Они тотчас же выдадут свое местонахождение врагу. Однако и это также было учтено.

Аббуд почувствовал плечом легкое прикосновение пальца Фади, означающее, что цель на месте. Его палец обвил спусковой крючок. Аббуд сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

Последовала отдача – ураган раскаленного воздуха. Затем сверкнула яркая вспышка, через мгновение донесся грохот взрыва, взметнулось облако дыма, и в разные стороны разлетелись искореженные лопасти несущего винта. Не успели еще затихнуть громоподобные отголоски и тупая боль в плече Аббуда ибн Азиза, как люди Фади в едином порыве вскочили и бросились к возвышению. В ста метрах к востоку от них Фади и Аббуд ибн Азиз на корточках отползали в сторону от того места, откуда уходил предательский дымовой след гранаты. Как их и учили, бойцы открыли ураганный огонь, обрушивая на врага святую ярость правоверных.

Аль-хамду лил-алла! Хвала Аллаху! Атака началась.

Мгновение назад Линдрос объяснял Андерсу, почему ему необходимо задержаться здесь еще на пару минут, и вдруг он словно получил по голове удар пневматическим отбойником. Заместителю директора потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он лежит, распластавшись на земле, а рот его набит песком. Линдрос приподнял голову. В густых клубах дыма во все стороны разлетались по безумным траекториям пылающие обломки, но звука не было – ничего, кроме странного давления на барабанные перепонки, какого-то внутреннего шелеста, словно в голове гулял ленивый ветерок. По щекам струилась кровь, горячая, будто слезы. Ноздри заполнил резкий, удушливый запах горелой резины и пластмассы, к которому примешивалось еще что-то: тяжелый привкус паленого мяса.

Попытавшись откатиться в сторону, Линдрос обнаружил, что его придавил лежащий сверху Андерс. Пытаясь его защитить, командир отряда принял на себя большую часть энергии взрыва. Лицо Андерса и обнаженное плечо под прогоревшей насквозь формой обуглились и дымились. Волосы на голове сгорели, оставив голый череп. Линдроса вырвало. Судорожным движением плеч он сбросил с себя труп и поднялся на четвереньки. Его снова вырвало.

После чего его слух начал различать какое-то ворчание, неестественно приглушенное, словно доносящееся издалека. Обернувшись, Линдрос увидел, что бойцы «Скорпиона-1» выпрыгивают из обломков «Чинука», стреляя на ходу.

Один из них упал, сраженный убийственным градом очереди из крупнокалиберного пулемета. Следующее движение Линдроса было чисто инстинктивным. Он по-пластунски подполз к убитому, забрал у него автоматическую винтовку и начал стрелять.

Закаленным в боях коммандос было не занимать ни мужества, ни опыта. Они знали, как стрелять самим и как укрываться от вражеского огня. И все же, полностью сосредоточив внимание на неприятеле перед собой, они оказались совершенно не готовы к тому, что попали под перекрестный огонь. Один за другим бойцы пали, сраженные пулями, причем каждому их досталось не меньше десятка.

Линдрос продолжал сражаться даже после того, как остался один. Удивительно, в него никто не стрелял: ни одна пуля не пролетела даже рядом с ним. Но только он начал об этом задумываться, как патроны у него кончились. Заместитель директора поднялся в полный рост, сжимая в руках винтовку. Враги, спустившись с господствующей вершины, направились к нему.

Молчаливые, они были все до одного худые, словно тот изуродованный труп в пещере, с глубоко запавшими глазами, повидавшими слишком много пролитой крови. Отделившись от общей толпы, двое забрались в дымящийся остов вертолета.

Линдрос вздрогнул, услышав выстрелы. Один из боевиков вывалился из открытого люка «Чинука», но через мгновение второй вытащил из вертолета окровавленного летчика.

Линдросу очень хотелось узнать, летчик мертв или же просто потерял сознание, однако его обступили со всех сторон плотным кольцом. Он увидел в глазах боевиков болезненно-желтый огонь фанатизма, пламя, погасить которое сможет только их собственная смерть.

Линдрос отбросил бесполезную винтовку, и ему тотчас же с силой заломили руки за спину. Несколько боевиков принялись собирать валяющиеся на земле тела убитых и стаскивать их в «Чинук». Затем к искореженному вертолету приблизились двое с огнеметами. С равнодушным старанием они подожгли вертолет и сложенных в нем убитых и раненых.

Линдрос, оглушенный, покрытый кровью, текущей из многочисленных поверхностных ранок и ссадин, молча следил за безукоризненно согласованными действиями. Его захлестнуло смешанное чувство изумления и восхищения. И страха. Тот, кто устроил эту западню, кто обучил этих людей, был не простым террористом. Воспользовавшись тем, что все от него на мгновение отвернулись, Линдрос незаметно снял с пальца перстень и уронил его на каменистую осыпь, после чего наступил на него. Те, кто придет сюда вслед за ним, должны будут узнать, что он был здесь, что его не убили вместе с остальными.

Вдруг кольцо людей расступилось, и Линдрос увидел, как к нему приближается высокий араб атлетического телосложения, с жестким, волевым лицом, изваянным суровой жизнью в пустыне, и большими проницательными глазами. В отличие от других террористов, которых приходилось допрашивать Линдросу, этот нес на себе печать цивилизации. Современный мир прикоснулся к нему; он испил из его чаши технического прогресса.

Араб остановился перед Линдросом, и они скрестили взгляды.

– Добрый день, господин Линдрос, – сказал по-арабски предводитель террористов.

Не моргнув глазом, Линдрос продолжал смотреть ему в глаза.

– Молчаливый американец, куда же подевалась ваша хваленая общительность? – Улыбнувшись, предводитель добавил: – Притворяться бессмысленно. Мне известно, что вы владеете арабским. – Он отобрал у Линдроса детектор альфа-частиц и счетчик Гейгера. – Я должен исходить из предположения, что вы нашли то, что искали. – Ощупав карманы заместителя директора, он достал металлическую колбу. – Ну да. – Отвинтив крышку, предводитель высыпал содержимое Линдросу под ноги. – Сожалею, но след настоящих улик давно простыл. Разве вам не хотелось бы узнать, куда они исчезли. – Последнее предложение было произнесено не как вопрос, а как насмешливое утверждение.

– Разведка у вас поставлена на высшем уровне, – на безукоризненном арабском ответил Линдрос.

На боевиков это произвело впечатление – на всех за исключением самого предводителя и одного верзилы с бельмом на глазу, как предположил Линдрос, его ближайшего помощника.

У предводителя на лице снова появилась улыбка.

– Отвечаю вам тем же самым комплиментом.

Молчание.

Внезапно предводитель со всей силой ударил Линдроса по лицу, так что у того щелкнули зубы.

– Меня зовут Фади, «спаситель» – запомни это, Мартин. Надеюсь, ты ничего не будешь иметь против того, что я стану звать тебя Мартином. Видишь ли, в течение следующих нескольких недель нам с тобой предстоит очень сблизиться друг с другом.

– Я не намерен ничего тебе говорить, – сказал Линдрос, переходя на английский.

– То, что ты намереваешься делать, и то, что ты будешь делать, – две совершенно разные вещи, – на таком же безупречном английском возразил Фади.

Он едва заметно кивнул, и Линдрос поморщился от боли, ощутив, как ему грубо заломили руки за спину, едва не вывернув их из плечевых суставов.

– Ты предпочел пропустить этот раунд. – Разочарование Фади казалось искренним. – Какое заносчивое самомнение, право, какая бесконечная глупость. Но, в конце концов, ты ведь американец. А всем американцам свойственно заносчивое самомнение, да, Мартин? Так же, как бесконечная глупость.

И снова у Линдроса мелькнула мысль, что перед ним не обычный террорист: этому Фади известно, как его зовут. Несмотря на невыносимую боль, разливающуюся по рукам, заместитель директора изо всех сил старался сохранить лицо непроницаемым. Ну почему у него во рту нет капсулы с цианистым калием, замаскированной под зуб, как это бывает у шпионов в детективных романах? Линдрос подозревал, что рано или поздно ему придется очень пожалеть об этом. И все же он был готов сохранять лицо, пока хватит сил.

– Да, прячься за стереотипами, – сказал Линдрос. – Вы обвиняете нас в том, что мы вас не понимаем, однако сами вы понимаете нас еще меньше. Ты меня совсем не знаешь.

– Ха, вот тут ты, Мартин, ошибаешься, как и во многом другом. На самом деле я знаю тебя довольно хорошо. На какое-то время я сделал тебя – как это называется у американских студентов? – ах да, я сделал тебя своим наставником. В антропологических исследованиях или в реалистической политике? – Он пожал плечами, словно они были коллегами, ведущими дружеский спор. – Впрочем, это лишь вопрос семантики.

Улыбка Фади стала еще шире. Он поцеловал Линдроса в обе щеки.

– Итак, теперь мы переходим ко второму раунду. – Когда он отстранился от него, у него на губах была кровь. – На протяжении нескольких недель ты искал меня; а вместо этого я нашел тебя.

Фади не стал вытирать со своих губ кровь Линдроса. Вместо этого он ее слизнул.

Книга первая

Глава 1

– Мистер Борн, когда именно вас начало мучить это воспоминание? – спросил доктор Сандерленд.

Не в силах усидеть на месте, Джейсон Борн расхаживал по удобному, уютному помещению, похожему скорее на личный кабинет в жилом доме, чем на приемную врача. Кремовые стены, обшитые красным деревом, антикварный письменный стол из мореного дуба на гнутых ножках, два кресла, небольшой диванчик. Стена за спиной доктора Сандерленда была увешана многочисленными дипломами и впечатляющей коллекцией международных наград за выдающиеся достижения в психологии и психофармакологии, связанные с его основной специализацией: человеческой памятью. Внимательно изучив их, Борн остановил свой взгляд на фотографии в серебряной рамке на письменном столе.

– Как ее зовут? – неожиданно спросил он. – Вашу жену?

– Катя, – после некоторого колебания ответил доктор Сандерленд.

Психиатры всегда с неохотой раскрывают информацию личного характера о себе и своих близких. «Но в данном случае…» – подумал Борн.

На снимке Катя была в горнолыжном костюме. На голове вязаная полосатая шапочка с помпончиком. Светловолосая, очень красивая. Глядя на ее позу, Борн почему-то подумал, что она чувствовала себя перед объективом фотоаппарата очень уверенно. Катя улыбалась, и в ее глазах отражалось солнце. Морщинки в уголках глаз делали ее совсем беззащитной.

Борн почувствовал, что у него наворачиваются слезы. Раньше он сказал бы, что это слезы Дэвида Вебба. Но эти две враждующие личности – Дэвид Вебб и Джейсон Борн, день и ночь его души, наконец слились воедино. И хотя Дэвид Вебб, в прошлом профессор лингвистики Джорджтаунского университета, действительно все глубже погружался в тень, ему удалось смягчить самые безумные, антиобщественные черты Борна. Борн не мог существовать в мире Вебба, в нормальном мире, точно так же, как Вебб не смог выжить в жестоком теневом мире Борна.

Его размышления прервал голос доктора Сандерленда:

– Пожалуйста, мистер Борн, сядьте.

Борн послушно сел. Расставшись с фотографией в серебряной рамке, он испытал какое-то странное облегчение.

На лице доктора Сандерленда застыло выражение искреннего сочувствия.

– Эти воспоминания, мистер Борн, – насколько я понимаю, они начались после смерти вашей жены. Такое сильное душевное потрясение не могло не…

– Нет, не тогда, – поспешно остановил его Борн.

Однако это была ложь. Осколки воспоминаний поднялись на поверхность в ту самую ночь, когда он увидел Мари. Они разбудили его – кошмары, не покинувшие его даже после того, как он зажег яркий свет.

Кровь. Кровь у него на руках, на груди. Кровь на лице женщины, которую он держит на руках. Мари! Нет, не Мари! Какая-то другая женщина, бледная кожа шеи, проступающая сквозь потоки крови. Он бежит по пустынной улице, а живительная влага, вытекая из страшной раны, обливает его, капает на булыжную мостовую. Несмотря на ночную прохладу, он обливается потом, дышит учащенно. Где он? Почему он бежит? Боже милосердный, кто эта женщина?

Вскочив с кровати, он оделся и, выскользнув из дома, побежал по просторам канадских полей, хотя на дворе стояла ночь. Он бежал до тех пор, пока у него не защемило в груди. Призрачно-белый лунный свет преследовал его вместе с кровавыми осколками воспоминаний. Ему не удалось оторваться ни от одного, ни от другого.

И вот сейчас он лжет врачу. Черт побери, а почему бы и нет? Борн не верил доктору Сандерленду, хотя его посоветовал ему Мартин Линдрос, заместитель директора ЦРУ и его близкий друг. Линдрос показал Борну впечатляющие рекомендации психолога. Его фамилию он узнал из списка, составленного аппаратом директора ЦРУ. Борн понял это и не спрашивая друга: его предположение подкрепило имя Анны Хельд внизу каждой страницы. Анна Хельд была помощником директора ЦРУ, его неизменной правой рукой.

– Мистер Борн? – подтолкнул его доктор Сандерленд.

Впрочем, какое это имело значение? Борн видел лицо Мари, бледное и безжизненное, ощущал рядом присутствие Линдроса, слышал голос коронера, говорившего по-английски с заметным французским акцентом:

«Вирусное воспаление легких распространилось слишком далеко, мы не смогли спасти вашу жену. Вы должны утешать себя тем, что она совсем не страдала. Просто заснула и больше не проснулась. – Коронер перевел взгляд с умершей на ее убитого горем мужа и его друга. – Если бы она только вернулась из этой лыжной прогулки чуточку пораньше…»

Борн прикусил губу.

«Мари заботилась о детях. Джеми на последнем спуске подвернул ногу. Элисон ужасно испугалась».

«Она не обратилась к врачу? А если бы речь шла о растяжении связок – или даже переломе?»

«Вы ничего не понимаете. Моя жена… вся ее семья живет за городом, они фермеры, люди крепкие. Мари с самых ранних лет научилась сама заботиться о себе в лесной глуши. Она ничего не боялась».

«Иногда, – заметил коронер, – немного страха совсем не помешает».

«Вы не имеете права судить Мари!» – воскликнул Борн, давая выход гневу и горю.

«Вы слишком много времени проводите с мертвыми, – осуждающе промолвил Линдрос. – Вам следует подучиться общаться с живыми людьми».

«Приношу свои извинения».

У Борна перехватило дыхание. Повернувшись к Линдросу, он сказал:

«Мари позвонила мне, она решила, это обыкновенная простуда…»

«Совершенно естественное предположение, – ответил друг. – В любом случае все ее мысли были поглощены детьми».

– Итак, мистер Борн, когда начались эти воспоминания? – В произношении доктора Сандерленда определенно проскальзывали нотки румынского акцента.

Это был мужчина с высоким, широким лбом, волевым подбородком и приметным носом, внушающий доверие, вызывающий на откровенность. У него были очки в стальной оправе, а его волосы по-старомодному зализаны назад. Никаких персональных компьютеров, никакой бегущей строки с вопросами. И в первую очередь полная сосредоточенность. На докторе Сандерленде были строгий костюм-тройка из плотного твида, белая сорочка и красный галстук в белый горошек.

– Ну же, ну же. – Доктор Сандерленд склонил набок свою массивную голову, что придало ему сходство с совой. – Надеюсь, вы меня простите, но я не сомневаюсь в том, что вы – как бы это получше выразить? – скрываете правду.

Борн тотчас же насторожился.

– Скрываю?..

Достав дорогой бумажник из крокодиловой кожи, доктор Сандерленд вытащил из него стодолларовую купюру. Положив ее на стол, он сказал:

– Готов поспорить, что воспоминания начались после того, как вы похоронили свою жену. Однако наше пари не будет иметь силу, если вы не пожелаете сказать мне правду.

– Кто вы такой – детектор лжи в человеческом обличье?

Доктор Сандерленд мудро промолчал.

– Уберите деньги, – наконец сказал Борн. Он вздохнул. – Разумеется, вы правы. Воспоминания начались в тот самый день, когда я последний раз видел Мари.

– В какой форме это произошло?

Борн поколебался.

– Я смотрел на нее – в погребальной конторе. Сестра и отец уже опознали Мари, и ее тело забрали от коронера. Я смотрел на нее – и совершенно ее не видел…

– А что вы видели, мистер Борн? – Голос доктора Сандерленда был мягкий, беспристрастный.

– Кровь. Я видел кровь.

– И?

– Ну, на самом деле крови не было. Никакой крови. Это было внезапно всплывшее воспоминание – без предупреждения, без…

– Но именно так всегда и происходит, правда?

Борн кивнул.

– Кровь… она была свежая, блестящая… в свете уличных фонарей она казалась голубоватой. Она покрывала это лицо…

– Чье лицо?

– Не знаю… лицо какой-то женщины… но это была не Мари. Это была… какая-то другая женщина.

– Вы можете ее описать? – спросил доктор Сандерленд.

– В том-то все и дело. Не могу. Я ее не знаю… И в то же время я ее знаю. Я знаю, что я ее знаю.

Последовала непродолжительная пауза, которую доктор Сандерленд нарушил еще одним вопросом, казалось не имеющим никакого отношения к разговору:

– Скажите мне, мистер Борн, какое сегодня число?

– Таких проблем с памятью у меня пока что нет.

Доктор Сандерленд склонил голову набок.

– И все же, будьте добры, уважьте мою просьбу.

– Сегодня вторник, третье февраля.

– Прошло четыре месяца со дня похорон, с тех пор, как вас начали мучить воспоминания. Почему вы ждали так долго, прежде чем обратились за помощью?

И снова наступило молчание.

– На прошлой неделе произошло одно событие, – наконец сказал Борн. – Я увидел… я увидел своего старого друга.

Алекса Конклина, идущего по улице Старого города в Джорджтауне, куда Борн вывез Джеми и Элисон. Теперь он не скоро отправится куда бы то ни было вместе со своими детьми. Они вышли из кафе-мороженого, дети держали в руках пломбиры в вафельных стаканчиках, и вдруг откуда ни возьмись появляется Конклин собственной персоной. Алекс Конклин, наставник, человек, сотворивший личность Джейсона Борна. Невозможно представить, чем бы он был сегодня, если бы не Конклин.

Доктор Сандерленд поправил очки.

– Простите, не понимаю…

– Этот самый друг умер три года назад.

– Однако вы его увидели.

Борн кивнул.

– Я окликнул его по имени, а когда он обернулся, я разглядел, что у него на руках что-то… точнее, кто-то. Женщина. Окровавленная женщина.

– Та самая окровавленная женщина.

– Да. В тот момент мне показалось, что я схожу с ума.

Именно тогда он решил отправить ребят домой. Сейчас Элисон и Джеми живут в Канаде вместе с сестрой и отцом Мари на огромном семейном ранчо. Для них так лучше, хотя Борн страшно по ним скучает. Однако не стоит, чтобы они видели отца в таком состоянии.

Сколько раз с тех пор он переживал заново те самые мгновения, которых боялся больше всего: видел бледное безжизненное лицо Мари, забирал ее вещи из больницы, стоял в полумраке погребального зала вместе с директором похоронной конторы, глядя на тело Мари, на ее застывшее, восково-белое лицо, покрытое густым слоем грима, хотя сама она почти не пользовалась косметикой. Склонившись над ней, Борн протянул руку, и директор дал ему носовой платок, которым он вытер помаду и румяна. После этого он поцеловал Мари, и холод ее губ пронзил его электрическим разрядом: «Она умерла, она умерла. А это значит, нашей совместной жизни пришел конец». Борн с глухим стуком опустил на гроб крышку и, повернувшись к директору, сказал: «Я передумал. Гроб будет закрытый. Я не хочу, чтобы ее видели такой – особенно дети».

– И все же вы последовали за ним, – настаивал доктор Сандерленд. – В высшей степени любопытно. Учитывая ваше прошлое, амнезию, психологическая травма, вызванная внезапной кончиной супруги, подтолкнула появление этих необычных воспоминаний. Вы не можете предположить, каким образом ваш покойный друг может быть связан с этой окровавленной женщиной?

– Нет.

Но, разумеется, это была ложь. Борн подозревал, что переживает заново одно старое задание – на которое Алекс Конклин послал его много лет назад.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.