Золотой ключ (№3) - Золотой ключ. Том 3

– Да защитят нас Матра эй Фильхо, – прошептал Гиаберто. – Он мертв.

Глава 79

Рохарио никогда не видел Совета, который проходил бы так беспорядочно. Советники его отца всегда говорили только после того, как к ним обращались, и крайне редко высказывали мысли, с которыми Великий герцог мог бы не согласиться. Именно по этой причине Рохарио находил заседания – Совета невыносимо однообразными.

Второе официальное собрание либертистов никак нельзя было назвать скучным.

– Я заявляю, что мы должны объявить себя Парламентом и плевать на тех, кто уповает на разрешение Великого герцога! – выкрикнул молодой подмастерье из гильдии каменщиков, старейшей среди всех строительных гильдий.

– Сядь, юноша! Маэссо Торрехон еще не закончил. Мы будем выступать по очереди. Или еще раз напомнить всем 6 правилах, принятых нашим собранием?

Подмастерье опустился на скамью, стоявшую в пяти шагах от Рохарио. Он выглядел довольным и сердитым одновременно. Его молодой приятель в шляпе с бахромой – таковые были популярны среди начинающих архитекторов – что-то прошептал ему на ухо. Это несколько удивило Рохарио: ведь архитекторов принимали при дворе – в отличие от ремесленников и торговцев, которые попадали во дворец только по каким-то праздничным дням. Однако этих людей связывало нечто неуловимое. Собравшиеся между тем обсуждали заявление подмастерья.

Маэссо Веласко застучал кулаком по столу, требуя тишины. У него был могучий бас и живые манеры, за которыми скрывалась стальная воля.

– Друзья мои, коллеги, прошу вас соблюдать тишину, чтобы маэссо Торрехон мог продолжать.

Постепенно толпа людей, собравшихся в столовой Гаспара, немного успокоилась. Они могли с чем-то не соглашаться – иногда весьма темпераментно, – однако старались соблюдать придуманные ими самими правила, в соответствии с которыми каждый имел право высказать свое мнение.

И они пользовались этим правом. Маэссо Торрехон, представлявший интересы торговцев одеждой. Маэссо Арохо, хвастливый человек, возглавлявший банкирские дома Мейа-Суэрты. Ювелир. Нотариус из гражданского отделения Палассо Юстиссиа. Маэссо Лиэнас, чрезвычайно богатый землевладелец, который умудрился выдать свою самую красивую дочь за разорившегося графа. Двое санктос, высказавших кощунственные сомнения в том, что екклезия должна поддерживать Великого герцога. И даже некий человек, которого Рохарио видел при дворе, вечный оппозиционер, младший сын одного из министров Ренайо. Рохарио сидел в своем углу, надеясь, что его никто не узнает.

Что касается маэссо Веласко, то его прапрадедушка превратил строительные верфи, которые издавна являлись собственностью семьи в провинции Шагарра, в торговую фирму, имевшую представительства на всей территории Тайра-Вирте и даже за ее пределами. Рохарио хорошо знал имя Веласко по торговым “Договорам” на стенах Галиерры. Теперь потомок этой торговой династии с удивительной выдержкой председательствовал на совете и тщательно следил за тем, чтобы выступающие соблюдали регламент.

Их пожелания, как отметил про себя Рохарио, совсем не походили на требования воров и бандитов.

Участвовать в обсуждении налогов. Иметь право приостановить действие новых законов, которые вводит Великий герцог. Создать собственные суды, где можно было бы разрешать спорные вопросы и выдвигать проекты законов, регулирующих жизнь множества ремесленников, торговцев и других собственников в Тайра-Вирте, ведь именно они – с этим соглашались все – являлись основой государства. И возродить Парламент, обладающий теми же правами, что и совет Великого герцога, где сейчас заседали лишь представители благородных семейств.

Один из санктос предложил наделить правом голоса всех людей, потому что в глазах Матры эй Фильхо они равны между собой.

– “Все люди – братья!” – такой лозунг выдвинули в Гхийасе! – выкрикнул он.

Его быстро заставили замолчать. Рохарио нахмурился, когда слово взял следующий оратор.

– Господа, вы все меня знаете как маэссо Асему. – Серебряные волосы выгодно оттенял черный воротник прекрасно пошитого костюма.

– Проклятый аристократ! – закричал подмастерье из гильдии каменщиков, восхищаясь собственной дерзостью.

Асема снисходительно улыбнулся. Рохарио не верил людям, которые так ловко преодолевают трудности.

– Да, вы правы, мой юный друг, я родственник барона до'Брендисиа. Для тех, кто не знает, почему я пришел сегодня сюда…

– Я не знаю! Возвращайся в Палассо, если сможешь обойти баррикады!

– Тихо! – сурово сказал Веласко. – Пусть наш друг говорит. Он может рассказать нам много интересного.

– Я пришел сюда, – спокойно продолжал Асема, – из-за того, что мой любимый брат, Себастьяно, умер в тюрьме Великого Герцога Коссимио – третьего, который носил это имя. Себастьяно хотел того же, на чем настаиваете сегодня вы: возрождения Парламента. Я поклялся продолжить его дело.

Признание Асемы вызвало гул удивления в зале. Рохарио вздохнул и еще больше сгорбился. Помещение было переполнено, поэтому он видел только верхнюю половину картины, которую нарисовала Элейна. Ей не хватило всего нескольких дней. Рохарио было грустно смотреть на эту великолепную фреску, так и оставшуюся незаконченной.

Неужели она действительно произнесла эти слова: “Ты понял, что в моем сердце”. Матра Дольча! Она поцеловала его. Сюда. Рохарио поднял руку и коснулся щеки. Даже сейчас, через столько дней, он чувствовал прикосновение ее губ к своей коже.

– Для достижения успеха, – Асема продолжал говорить все тем же елейным голосом, – вы должны объединить всех недовольных в Тайра-Вирте, а не только представителей разных гильдий. И если для этого вам придется сотрудничать с теми из нас, кто вырос при дворе, значит, так тому и быть. Нет! – Он поднял руку ладонью вверх в сторону молодого подмастерья гильдии каменщиков, снова вскочившего на ноги. – Мой юный друг, ваш взгляд полон гнева, но если вы мечтаете о том, чтобы ваши дети процветали, то вам необходимо понять: имея общую цель, мы станем сильнее. У нас есть могучее оружие, которое нам следует разумно использовать. Среди нас находится второй сын Великого герцога Ренайо, который симпатизирует нашим идеям, – мне уже давно об этом известно.

Матра эй Фильхо! Но было уже слишком поздно. Сначала один, потом другой, а затем и все остальные, проследив за взглядом Асемы, повернулись к Рохарио. Неожиданно наступила мертвая тишина.

– Дон Рохарио, может быть, вы скажете нам что-нибудь? – спросил Асема.

Мердитто! Свиньям Брендисиа никогда нельзя было доверять. Его мать не раз это повторяла. Несмотря на охватившую его ярость, Рохарио знал, что у него нет выбора. Он встал.

Люди зашевелились, как учуявший добычу зверь, еще не знающий, на что решиться. На лице владельца гостиницы Гаспара появилось комичное выражение – тайное наконец стало явным.

– Друзья мои, – начал Рохарио, хотя ему совсем не хотелось именно так обращаться к собравшимся. – Я стою перед вами… и у меня нет слов. Я не ожидал, что мне придется говорить.

Раздались негромкие смешки. Он подождал, пока они стихнут, пытаясь собраться с мыслями. Асема продолжал улыбаться, но Рохарио показалось, что в его улыбке больше злорадства, чем доброжелательности.

Рука Рохарио сама потянулась к галстуку, но он сообразил, что сейчас, когда на него смотрят, его не следует поправлять.

– Я никогда не интересовался политикой. И плохо представлял себе, что происходит за стенами Палассо в Мейа-Суэрте до того момента, пока не вошел в эту гостиницу.

– А что вас сюда принесло? – дерзко выкрикнул молодой подмастерье.

Отсутствие титула прозвучало как оскорбление.

Фильхо до'канна! Рохарио с трудом сдержал гнев. Что им сказать, чтобы они поверили?

К его удивлению, вперед вышел Гаспар. Хозяин гостиницы широким жестом показал в сторону незаконченной фрески.

– Он влюбился в прелестную молодую женщину, которую я нанял, чтобы она нарисовала эту фреску!

Его слова вызвали грубый хохот. Рохарио покраснел, но почувствовал, что настроение в зале изменилось. Пришло время решительных действий.

– Но остался я тут совсем по другой причине! – Теперь он чувствовал себя увереннее. – Я работал… – ему пришлось подождать, пока стихнет шум, —.в качестве писца. Одновременно прислушивался к голосам людей. Когда я сказал отцу, что он должен обратить внимание на ваше положение и рассмотреть обиды и требования – справедливые, с моей точки зрения, – он вышвырнул меня вон! – Рохарио умолк, давая возможность присутствующим до конца осознать эти слова, и закончил уже спокойнее:

– Поэтому я здесь.

Собравшиеся задумались и теперь уже без подозрительности смотрели на Рохарио, однако они не могли принять окончательного решения.

– Как вы собираетесь помочь нам? – спросил, снова вскакивая на ноги, молодой подмастерье.

Веласко стукнул ладонью по столу.

– Руис, если ты еще раз откроешь рот, не дожидаясь своей очереди, я с превеликим удовольствием велю вышвырнуть тебя вон. Бассда! Дай дону Рохарио говорить.

Но дон Рохарио беспомощно смотрел на притихших людей, не зная, что сказать. Усмешка на лице Асемы стала еще злораднее. Казалось, происходящее доставляет ему колоссальное удовольствие.

Возможно, произошло всего лишь совпадение. А может быть, Матра и в самом деле помогает своим достойным сынам. В этот самый момент раздался громкий стук, дверь распахнулась, и все увидели крепкого молодого парня с дубинкой в руках.

– Маэссо Веласко, – сказал головорез, на куртке которого красовался знак гильдии производителей шелка, – сожалею, но здесь человек…

– Сожалею, – повторил его слова гость, решительно проталкиваясь в зал.

Это был энергичный пожилой мужчина с длинными седыми волосами. На шее у него висел Золотой Ключ.

Как только он оказался в зале, собравшиеся недовольно зашумели:

– лакей Великого герцога…

– Чи'патро…

– проклятый иллюстратор…

– Молчать! – взревел потерявший терпение Веласко. – Здесь все могут говорить!

– Прошу меня простить, – произнес старик, которого Рохарио хорошо знал. – Меня зовут Кабрал Грихальва. Я пришел сюда, чтобы поговорить с… – он оглянулся, —.доном Рохарио. Я не хотел прерывать ваше собрание.

– И вы собираетесь донести на нас Великому герцогу? – потребовал ответа Руис.

Кабрал спокойно посмотрел на юношу, его совершенно не смутила дерзость, обращенная против него, известного фаворита Великого герцога Ренайо.

– Молодой человек, если вы представите свое прошение, не нарушая при этом спокойствия и порядка, могу вас заверить, что Великий герцог рассмотрит ваши жалобы.

Сразу же несколько человек закричали одновременно:

– Вышвырните его вон! Сядьте! Сядьте! Безобразие! Чирос! Веласко схватил кинжал и рукояткой застучал по столу.

– Бассда! Я требую тишины! – Когда собрание немного успокоилось, он обратился к Кабралу Грихальве:

– Чего вы хотите, мастер Кабрал?

– Маэссо Веласко, как вы поживаете? Как ваша прелестная жена? Я помню, какой красивой невестой она была.

– Свадебный портрет, который вы нарисовали, до сих пор висит в нашей гостиной. По правде говоря, наша дочь уже помолвлена, и нам пора подумать о Пейнтраддо Марриа. Мы уже говорили о том, что было бы здорово нанять вас еще раз.

Кабрал поклонился, принимая комплимент.

– Надеюсь, вы замолвите за меня словечко перед этой враждебной аудиторией. Мое появление здесь, в такой момент, совершенно случайно. Мне сообщили, что я могу найти дона Рохарио в этой гостинице. Мне нужно переговорить с ним по одному вопросу.

– Прошу меня простить, но вы должны быть более конкретны. Кабрал медленно поправил кружевные манжеты, тщательно взвешивая каждое слово.

– Мое дело связано с молодой женщиной, чье доброе имя мне не хотелось бы упоминать при таком стечении народа. Я надеюсь, вы меня понимаете.

Рохарио направился к Кабралу.

– Нам понадобится всего несколько минут наедине, – сказал он, обращаясь к Веласко и всем остальным. – А потом я вернусь.

Рохарио покраснел, но теперь его ничто не занимало – лишь мысль о том, что Кабрал принес весть об Элейне, взволновала его.

Им разрешили поговорить на кухне. Здесь, возле очага, было жарко; если перейти на шепот, никто не сможет их подслушать.

– Элейна… – выпалил Рохарио прежде, чем Кабрал успел присесть на стул, на котором обычно сиживал повар, когда поворачивал вертел с поджаривающимся мясом.

– в безопасности в Палассо Веррада. Мне кажется, ты поступаешь неразумно, связываясь с мятежниками, Рохарио.

– Я буду поступать так, как считаю необходимым. Большая часть из того, что они говорят, меня убеждает. А вот мой отец не желает прислушиваться к доводам разума. Если я их поддержу…

– то у сборища этих головорезов появится некая опора на закон.

– Они вовсе не головорезы, тио! Посмотрите сами! Большинство вполне уважаемые люди, которые хотят принять участие в управлении…

– И к чему это может привести? – Пламя охватило одно из поленьев, и в разные стороны полетели искры. Кабрал усмехнулся. – Эйха! Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы спорить о политике, нинио мейо. – Он снова поправил манжеты (кастейское кружево, мысленно отметил Рохарио, лучшее из всех). – Я хочу, чтобы ты отнес Элейне письмо. – Он вытащил сложенный лист бумаги из внутреннего кармана сюртука. – А она, в свою очередь, передаст тебе ответ, который следует доставить в Палассо Грихальва мне или Агустину. Никто другой не должен об этом знать.

– Я обязательно найду возможность!

За дверью шумело собрание.

Рохарио нетерпеливо расхаживал по кухне – пять шагов вперед, пять назад. Ему еще не удалось завоевать доверие этих людей. Если он пойдет в Палассо, то это сразу вызовет у мятежников подозрение. Но разве это имеет какое-нибудь значение, если Элейна нуждается в его помощи? Он взял письмо и спрятал у себя на груди.

– Тебе следует узнать еще одну новость, – мрачно добавил Кабрал. – Вчера скоропостижно скончался Верховный иллюстратор Андрее.

– Я скорблю вместе с вами, тио. Мне больно это слышать. Кто будет новым Верховным иллюстратором?

Кабрал нахмурился. Все прекрасно знали о его прямом характере и близости с Ренайо, что позволяло старику быть резким и правдивым. С тех пор как ему исполнилось двенадцать лет, Рохарио четыре года учился живописи у своего “тио” – как они с любовью называли Кабрала, хотя, естественно, никто из них не состоял с ним в родстве. Занятия продолжались до того дня, когда он попросил учителя честно оценить его способности.

"Вполне сносные, – ответил тогда Кабрал, – но ты никогда не станешь великим художником”.

Лучше уж совсем не рисовать, чем быть средним художником. С тех пор Рохарио никогда не брал в руки кисть.

Кабрал мягко улыбнулся и сжал плечо Рохарио, как мог бы сделать любимый дядя.

– Я не имею ни малейшего представления, кто будет следующим Верховным иллюстратором. Мне пора идти, нинио.

– Я тревожусь за вашу безопасность на обратном пути. Один из молодых подмастерьев мог бы проводить вас.

Улыбка Кабрала стала почти насмешливой.

– Ты уже ими командуешь? Нет, дон Рохарио. Я старый человек. И слишком много видел, чтобы бояться чего-нибудь в Мейа-Суэрте.

С этими словами Кабрал ушел.

Рохарио вернулся в обеденный зал, где его с нетерпением дожидались три дюжины мятежников. Их подозрения только усилились за время его отсутствия. Вдруг он понял, что ему будет совсем не легко убедить их в том, что дон Рохарио, присутствовавший на собрании, теперь должен отправиться в Палассо Веррада. Он мучительно пытался найти выход.

– Семья Грихальва понесла тяжелую утрату. Умер Верховный иллюстратор Андрее. Однако у них нет возможности сообщить об этом Великому герцогу Ренайо.

– Повесим тело проклятого иллюстратора на нашей баррикаде!

– Щенок! Это уже слишком! Выведите его отсюда! – На этот раз Веласко действительно потерял терпение.

Четверо мужчин схватили Руиса и потащили вон из зала. Прошло минут десять, прежде чем порядок был восстановлен.

– Я еще не закончил! – воскликнул Рохарио. Его слова заставили всех успокоиться. – Если собрание сегодня вечером сумеет составить список официальных требований, я обещаю выступить в качестве вашего представителя и доставить все пожелания в Палассо Веррада. А потом я вернусь с ответом Великого герцога Ренайо.

Поднялся такой шум, что у Веласко ушло немало времени на то, чтобы восстановить относительную тишину. Лицо Асемы хранило непроницаемое выражение, что начало беспокоить Рохарио. В конце концов вопрос решили голосованием. Незначительным большинством собрание либертистов согласилось поручить Рохарио отнести список жалоб Великому герцогу Ренайо. Теперь отступать было некуда.

Глава 80

Элейна наблюдала, как работает Сарио. Он велел ей рисовать фонтан, но она не могла отвести глаз от мастера – его техника и абсолютная уверенность в себе являлись как раз теми качествами, о которых Элейна мечтала. Она была не в состоянии заниматься чем-либо другим, когда Сарио целиком отдавался своему искусству, точно все его существо охватывало ослепительное, всепожирающее пламя, и Элейна просто не видела ничего вокруг.

Он писал Беатрис. После того как родственники при помощи заколдованного портрета отдали ее замуж за Фелиппо, Элейна всегда нервничала, как только речь заходила о портретах. Но она помогала Сарио готовить краски и знала, что на этот раз они столь же безобидны, как и те, которыми рисует она сама.

Матра Дольча! Почему никто ничего не видит? Сарио Грихальва – блестящий, опытный, зрелый художник, намного лучше всех ныне живущих живописцев из рода Грихальва, его работу можно сравнить лишь с произведениями старых мастеров. Будет ли кощунством сказать, что он даже лучше Риобаро, что его мастерство сродни таланту первого Сарио? Почему Вьехос Фратос не обратили на него никакого внимания? Они ослепли, все до единого!

Потрясенная своим страстным, пламенным негодованием, Элейна положила мел и подошла к огромному окну, выходящему во двор. Вечернее солнце затопило зеленую лужайку и вылизанный садовниками парк золотым сиянием. Фонтан – копия знаменитого фонтана ста колоколец, обнаруженного в древнем тза'абском Палассо в Кастейо Хоарра, – под нескончаемый перезвон колокольчиков разбрасывал в воздухе искрящиеся брызги.

Беатрис – Сарио разрешил ей немного передохнуть, потому что вошел Эрмальдо, граф до'Альва, – встала рядом с Элейной.

– Лестно, не так ли? – спросила Беатрис.

– Что?

– Портрет. Я там такая красивая, разве нет?

– А ты и в самом деле красивая, Беатрис. Посмотри, Эдоард не сводит с тебя глаз.

Беатрис чуть отвернулась от окна. Аласаис сидела на кушетке, накрытой бледно-голубым шелковым покрывалом, доставленным по морю купцами, находящимися под защитой Тайра-Вирте, из далекой Синны. Дон Эдоард рассказывал ей анекдот, очевидно, из охотничьей жизни, но при этом все время поглядывал на Беатрис с видом озадаченного и немного смущенного щенка. Беатрис кивнула ему, улыбка едва коснулась ее губ. Он замолчал на полуслове, едва не запутался, но все-таки сумел снова отыскать нить повествования. Аласаис вышивала, ни на минуту не прекращая своего занятия. Она всего лишь однажды подняла голову от работы – только затем, чтобы посмотреть, куда пошел Сарио. Он разговаривал с графом до'Альва.

– Как ты думаешь, они скоро поженятся? – спросила Элейна. Беатрис пожала плечами и прижалась лбом к теплому стеклу.

– Не знаю. Эдоард говорит, что отец не обсуждал с ним этого, хотя, конечно, все и так ясно.

– А ты?

– А что я? – удивленно переспросила Беатрис. – Когда будет объявлено о бракосочетании, я получу имение и свободу.

– А тебе что, все равно?

– Эдоард приятный, привлекательный мужчина, немного скучный – между нами, конечно. Он женится по приказу отца, а после этого станет время от времени обращаться ко мне с разными вопросами, так уж сложились наши отношения. А я получу то, что желаю.

– Какое поразительное хладнокровие! Ты же должна что-нибудь чувствовать!

Беатрис поправила кружевную шаль, соскользнувшую с волос. У нее была новая прическа, “Революсьон”: волосы чуть приподняты и собраны наверху, несколько локонов так естественно обрамляют лицо, что Элейна поняла – потребовалось несколько часов для достижения нужного результата. Она и представить себе не могла, что можно просидеть столько времени и ничего при этом не делать. Но Беатрис давно научилась терпению и теперь совершенно спокойно сказала:

– Говори потише, Элейна. Я гораздо меньше, привязана к дону Эдоарду, чем ты к своему мастеру Сарио.

– Я!..

– Ш-ш-ш, милая Элейнита. Я точно знаю, что не каждый день Одаренный иллюстратор соглашается взять в ученицы женщину. Он отличный художник.

– Нет, не отличный, дорогая, – возмутилась Элейна. – Он блестящий!

– Эйха! Как я вижу, он нашел себе хорошего защитника в твоем лице.

– Он тебе не нравится? – Элейна явно рассердилась.

– Я нахожу его поведение немного необычным. Не думаю, что нам с тобой суждено полюбить какого-нибудь мужчину так же страстно, как бабушка любила своего Северина.

Элейна вдруг подумала о Рохарио – ее мысли были похожи на запоздалое приветствие, брошенное через плечо человеком, уже стоящим у двери и собирающимся уйти. Его имя возникло, точно луч белого холодного света, ворвавшийся в теплую, погруженную во мрак комнату. Последнее время она думала только о живописи.

– Это не правда! – запротестовала она и вдруг представила себе Рохарио, его застенчивость, за которой скрывался мятежный дух, линию подбородка, покрой костюма. – Это не касается меня! – Или все-таки касается? Сможет ли она когда-нибудь любить мужчину больше искусства?

Беатрис посмотрела на Сарио, который поклонился Эрмальдо и вернулся к мольберту.

Матра! Беатрис не правильно ее поняла. Подумала, что она, Элейна, влюблена в Сарио Грихальву!

– Беатрис, – сказал он, – будьте любезны, вернитесь на свое место, я уже скоро закончу. Элейна, займись, пожалуйста, делом.

Беатрис ласково потрепала ее по руке и ушла. Элейна осталась стоять на месте.

– Элейна! – рявкнул Сарио и бросил на нее сердитый, тяжелый взгляд.

Не отдавая себе отчета в том, что происходит, Элейна словно завороженная сделала несколько шагов в его сторону.

Матра Дольча! Может быть, она и в самом деле в него влюблена? Не в мужчину Сарио Грихальву, а в то, кем он является и что может ей дать? Это открытие потрясло Элейну. Она послушно подошла к нему и встала рядом. А Беатрис наблюдала за ней с многозначительным видом.

Элейна рисовала, но была слишком занята своими мыслями, так что у нее получился лишь весьма приблизительный эскиз фонтана. Дверь в студию открылась, снова закрылась; а потом все повторилось еще раз. За последние несколько дней гостиная Аласаис – и ателиерро Сарио – стала самым популярным местом при дворе.

– Ты не думаешь о том, чем занимаешься, – сказал Сарио не оборачиваясь.

Ему прекрасно удалось передать характер Беатрис. Элейна увидела упрямые линии точеного подбородка, скрытый огонь в глазах, мягкую, немного робкую улыбку, обещавшую так много и не дающую ничего существенного. Как много сумели узнать и увидеть в Беатрис глаза Сарио – того, о чем она, ее родная сестра, и не подозревала до самого последнего времени.

Элейна прикусила нижнюю губу и нахмурилась, глядя на свою работу. Взяла белый мелок и попыталась придать блеск колокольчикам.

– Проклятье! – тихонько выругалась она, потому что ничего не вышло.

Сарио хмыкнул, повернулся, сделал к ней четыре шага, взял из ее руки мел и быстро провел на листе три линии.

– Вот здесь. Тут. И еще так.

Эйха! Потрясающе! Солнце отражалось от колокольцев, окутанных изукрашенным бисером покрывалом.

– Тебя что-то отвлекает, – сказал он. – В таком состоянии работать бессмысленно. Займешься эскизами завтра утром.

Пораженная, Элейна молча взяла из его рук мел, а он вернулся к портрету Беатрис. Кто-то откашлялся у нее за спиной, и, оглянувшись, Элейна увидела слугу в ливрее до'Веррада.

– Маэсса Элейна. – Он поклонился. Одну руку слуга держал за отворотом ливреи, откуда выглядывал краешек белого листка бумаги. – Прошу меня простить за то, что я отрываю… У меня письмо… – Он чуть приподнял одну бровь.

– Я уже закончила.

Стряхнув мел с рук, Элейна сердито посмотрела на свой рисунок, словно надеялась, что он таинственным образом изменится, извинилась и вышла из комнаты. Слуга последовал за ней. В коридоре он вручил ей сложенный листок бумаги. Элейна развернула записку.

Дорогая моя Элейна.

У нас ужасные новости. Верховный иллюстратор Андрее умер три дня назад, но мы до сих пор не понимаем, явилась ли причиной его смерти какая-нибудь серьезная болезнь, поскольку никто больше не захворал, если не считать того, что вчера Никою стало хуже и мы опасаемся за его жизнь. Они не знают, как быть. Притворяются, будто это не так, но я вижу, что они перепуганы. Никто не решается покинуть Палассо. Сделай все так, как написано в этих указаниях, и, возможно, мы поговорим. Сначала пришли мне изображение твоей спальни, как она выглядит рано утром. Ничего не меняй в комнате, только положи мой маленький рисунок на стол так, чтобы ты могла сидеть совершенно неподвижно и смотреть на него, а на своей картинке пометь то место, где он будет находиться. На рассвете, когда все тени одинаковы, ты должна там сесть. Умоляю тебя, будь терпелива. Если я повторю твою зарисовку, использовав в красках свою кровь, и положу ее на указанное тобою место, может быть, мы сумеем связаться друг с другом. Ни в коем случае не сжигай ни это письмо, ни маленький рисунок. Наверное, тебе интересно знать, каким образом удалось передать их тебе? Эйха! Нам помогает твой поклонник. Он согласился отправиться в Палассо Веррада, чтобы его доставить. Сделай все, как я прошу.

Твой любящий брат Агустин.

Пожалуйста, помни, ни в коем случае не сжигай это письмо! Ты поймешь почему.

Элейна прижала листок бумаги к груди. Агустин, наверное, подмешал свою кровь в крошечную картину, сделанную масляными красками, – точное изображение одного из уголков ателиерро, окутанного бледными рассветными тенями.

Наконец, придя в себя, она подняла голову и увидела, что рядом терпеливо ждет слуга.

– Дон Рохарио хочет видеть вас. Он встречался с Великим герцогом…

Как мало времени! Она ведь не может знать, сколько еще Рохарио пробудет в Палассо.

– Я должна зайти в свою комнату. Идем со мной. Она бросилась к себе. Слуга оставался за дверью, пока Элейна, перерывая свои рисунки, пыталась найти тот, что был сделан на рассвете. Выбрав один, принялась его разглядывать, а потом быстро и ловко изобразила листок бумаги, лежащий на краю маленького столика. Запомнила точное расположение предметов. Снова все внимательно осмотрела. Да, так будет хорошо, просто великолепно. Совсем как отблески солнца, появившиеся на колокольцах после того, как Сарио взял у нее из рук мел. Элейна свернула свое произведение в трубочку, обернула его еще одним листком бумаги и перевязала веревочкой.

Лицо слуги оставалось спокойным и непроницаемым.

– Сюда, маэсса.

Глядя на него, трудно было поверить, что нужно спешить, что у нее совсем мало времени.

Они шли по узким боковым коридорам, – как поняла Элейна, отданным слугам, – к большой винтовой лестнице, ведущей в кабинет Великого герцога. Наверху площадка выходила прямо в прихожую, где стоял резной столик, украшенный инкрустацией из слоновой кости, и четыре кресла из светлого дерева, на их сиденья были наброшены вышитые сапфировыми звездами накидки. Две двери – одна открытая – вели из прихожей дальше, внутрь покоев Великого герцога.

– Сюда, пожалуйста. – Слуга подвел Элейну к открытой двери. Она чуть задержалась на пороге, заметила внутри длинный черный стол с множеством стульев вокруг него. Комната, где проводятся заседания Совета, была пуста. Свет проникал сюда сквозь два маленьких оконца.

В этот момент дверь в кабинет Великого герцога распахнулась.

– и больше не возвращайся. Ты мне не сын! В прихожую, пятясь, вышел молодой человек, а в следующий момент дверь захлопнулась прямо у него перед носом.

Тишину разорвал грохот и тут же стих, словно тяжело вздохнуло какое-то диковинное живое существо. Где-то внизу нервно зашагал солдат, стоящий на посту.

– Господин, – тихо позвал слуга, но молодой человек вздрогнул, как от взрыва, и быстро развернулся.

Слуга втолкнул Элейну в Зал Совета. В следующее мгновение туда же вошел Рохарио, и за ним бесшумно закрылась дверь. Он смотрел на Элейну и ничего не говорил. Только сейчас она обратила внимание на тихий рокот, которого не замечала раньше: внизу, за окнами Палассо, жил город. В этом звуке слышалось какое-то ворчливое беспокойство. Темнело.

– Рохарио, – сказала Элейна и сама удивилась тому, как легко его имя соскользнуло с губ.

– Он хочет, чтобы я женился на принцессе Аласаис, – с негодованием выкрикнул Рохарио. – Он взял у меня из рук письмо с жалобами либертистов и сжег его в камине. Сказал, что не намерен читать глупости, выдуманные мятежниками. Но ведь на собрании присутствовали и люди, которых он принимал здесь, при дворе. Люди, изображенные в “Договорах”, составленных при их участии. А потом он объявил, что я должен жениться на принцессе Аласаис и стать королем Гхийаса.

У Элейны возникло ощущение, будто она в густом тумане пытается нащупать дорогу, но постоянно натыкается на острые камни.

– Естественно, я ответил, что не намерен ему подчиняться. – Рохарио хрипло рассмеялся. – Я не хочу быть королем. Год назад, возможно, я бы и согласился, но… Матра Дольча! Элейнита, неужели это и в самом деле ты?