Песнь Хомейны (Хроники Чейлуси - 2)

      - Тинстар...
      Ну, по крайней мере, он снова мог говорить.
      - Финн - ты глупец! Глупец! Это была ловушка... ловушка... - я в отчаянье замотал головой. - Почему ты снова сделал это? Почему дал ему еще один шанс?
      - Тинстар... - шепот-шипение с окровавленных туб, - Тинстар... здесь...
      - Он чуть не убил меня! - голос Электры сейчас был грубым и надтреснутым.
      - Твой оборотень пытался меня убить!
      - Тинстар был здесь...
      - Нет, - я почувствовал какую-то пустоту в груди. - О Финн, нет, не Тинстар. Электра. Это была ловушка...
      - Тинстар, - он нахмурился с некоторой растерянностью, пытаясь устоять на ногах самостоятельно.
      Он осознал, что я держу его и кажется понял, почему.
      - Пусти.
      - Нет, - я покачал головой. - Ты снова нападешь на нее.
      Это привело финна в себя. Я увидел в его глазах осмысленное выражение, а потом страх снова поднялся в нем, поглотив все его существо.
      Когда он снова попытался двинуться вперед, я еще раз ударом швырнул его об стену Электра закричала, на этот раз по-солиндски, и я услышал в ее голосе ярость. Не только страх - хотя был и страх. Ярость. И дикую, жгучую ненависть.
      - Финн... - я прижал его горло локтем и почувствовал, как напряглось его тело. Так уже однажды было.
      - Мой господин, - в голосе Роуэна звучал ужас, - что ты будешь делать?
      - Мэйха Тинстара, - выдохнул Финн. - Тинстар был здесь...
      Я отпустил его - разжал пальцы на его запястье, опустил локоть и отступил.
      К этому моменту у меня в руках был меч - мой меч, и Финн замер, когда его острие коснулось его горла.
      - Нет, - сказал я. - Стой. Я добьюсь от тебя правды, так или иначе.
      Финн потрясенно уставился на меня.
      - Финн, я понимаю. Дункан объяснил мне, что это было, и я помню, что видел такое во время снежной бури в Эллас, - я замолчал, пытаясь встретить понимание в его глазах, потом продолжил. - Не ухудшай ситуацию.
      Он все еще был смертельно бледен. Открывшийся шрам на лице сочился кровью.
      Сейчас я отчетливо видел седину в его волосах. Хотя его лицо заливала кровь, было заметно, что его черты стало жестче, резче обрисовывались скулы, а глаза запали. За два месяца он постарел на десять лет.
      - Финн, - с растущей тревогой спросил я, - ты болен?
      - Тинстар, - повторил он, и еще раз, - Тинстар. Он коснулся меня.
      Когда я смог немного отвлечься от Финна, то перевел взгляд на Роуэна:
      - Как ты попал сюда?
      Он судорожно сглотнул несколько раз:
      - Королева кричала, мой господин. Мы все пришли, - он указал на Лахлэна и Перрина. - Сначала нас было больше, но я отослал их. Я решил, что это твое личное дело...
      Я почувствовал себя старым, усталым и опустошенным. Меч я по-прежнему держал у горла своего ленника. Одного взгляда было довольно, чтобы понять, что это было необходимо.
      - Что вы увидели, когда вошли?
      - Королева была... в несколько странном виде. Руки Финна были на ее горле, - лицо Роуэна выражало одновременно гнев и растерянность. - Мой господин... мы больше ничего не могли сделать. Он хотел убить Королеву.
      Я знал, что Роуэн имеет в виду рану на ноге Финна. Я задумался о том, насколько она серьезна. Сейчас Финн твердо стоял на ногах, но по тому, как напряжено было его лицо, я понимал, что он испытывает сильную боль.
      Наконец заговорил Лахлэн:
      - Кэриллон... я не хочу обвинять его. Но это правда. Он хотел взять ее жизнь.
      - Казнить его, - требовательно заявила Электра. - Он пытался убить меня, Кэриллон.
      - Это был Тинстар, - ясным голосом проговорил Финн. - Мне нужен был Тинстар.
      - Но убил бы ты Электру, - меч дрогнул у меня в руке всего на мгновение.
      - Глупец, - прошептал я, - зачем ты принуждаешь меня к этому? Ты же понимаешь, что я теперь должен сделать...
      - Нет! - вырвалось у Роуэна. - Мой господин... ты не можешь...
      - Казни его! - снова повторила Электра. - Не о чем здесь думать. Он пытался убить Королеву!
      - Он не будет казнен. Лахлэн понял первым:
      - Кэриллон!.. Ты подставляешь врагу спину!
      - У меня нет выбора, - я прямо посмотрел на Финна, все еще не отводя меча.
      - Ты видишь, что наделал?
      - Нет... - его руки легли на клинок меча, прикрыв руны, начертанные его отцом. - Нет! Меня тоже трясло:
      - Но ты бы снова сделал это, разве нет? Его лицо мгновенно исказилось, он оскалился, из его горла вырвалось звериное рычание:
      - Тинстар...
      - Электра, - ответил я. - Ты бы снова сделал это, разве нет?
      - Да, - выдохнул он должно быть, горло перехватило. Его била дрожь.
      - Финн, - сказал я, - все кончено. У меня нет выбора. Твое служение окончено, - я остановился и продолжил - не сразу, с трудом справившись с собой.
      - Я... разрываю клятву крови.
      Финн посмотрел мне в глаза. Я думал какое-то мгновенье, что не смогу выдержать его взгляд, но - выдержал. Я должен был это сделать.
      Он отнял руки от клинка. Руны отпечатались на ладонях, но крови не было, хотя две раны все еще кровоточили - и сильнее стократ кровоточила душа.
      Он сказал шепотом только одно:
      - Жа-хай-на.
      Я принимаю.
      Я убрал меч и бросил его в ножны. Гербовый лев потускнел, рубин оставался черным. Финн вынул из ножен на поясе кинжал и протянул его мне.
      Когда-то этот кинжал был моим, королевский клинок с золотым гербом Хомейны... Это едва не заставило меня изменить решение:
      - Финн... я не могу...
      - Клятва крови расторгнута, - его лицо враз осунулось и постарело. Жахай, господин мой Мухаар. Я взял из его рук кинжал. На золоте алела кровь.
      - Жа-хай-на, - ответил я наконец. Финн вышел из комнаты.
      Глава 3
      Когда я смог идти, то вышел в коридор - медленно, с трудом передвигаясь в темноте. Факелы не горели. В коридоре никого не было, слуги, хорошо знавшие свои обязанности и мои привычки, оставили меня наедине с самим собой.
      Вой умолк. Тишина. Сторр ушел вместе с Финном. Мне казалось, что моя душа погасла, как эти факелы.
      В одиночестве я прошел в тронный зал и долго стоял там в темноте. Очаг угасал, но угли еще полыхали мрачно-алым. Здесь также не горел ни один факел.
      Тишина. Я сунул хомейнский клинок за пояс - рядом с ножом Чэйсули в ножнах, и принялся разгребать носком сапога тлеющие угли. Наконец из-под толстого слоя пепла показалось железное кольцо. Я взял факел, просунул его в кольцо и с помощью этого орудия открыл люк. Пепел взвился вокруг тяжелой крышки, со звоном откинувшейся на край очага.
      Я зажег факел и начал спускаться по лестнице. На этот раз я считал ступени - их было сто две. Я стоял перед стеной и видел, что и сюда проникла дождевая влага: камни были скользкими и влажными, поблескивали в чадном свете факела. На темном камне слабо светились бледно-зеленые руны. Я коснулся их пальцами, повторяя очертания чужих знаков, потом отыскал камень-ключ, надавил на стену, и потайная дверь открылась.
      Я стоял на пороге. Со всех сторон меня окружали фигуры лиир бледно-кремовые, с золотыми прожилками. Медведь и кабан, сова, сокол и ястреб. Волк и лисица, ворон, кошка... В неверном свете казалось, что они движутся по стенам плавно, бесшумно, словно в колдовском танце.
      Я вошел в подземелье - и тишина обняла меня. Глупец Глупец Глупец...
      Я вытащил из ножен кинжал Чэйсули. Отблеск факела упал на серебро. Я вновь увидел рукоять, завершавшуюся головой скалящегося волка с глазами из необработанного изумруда. Когда-то этот кинжал принадлежал Финну.
      Я подошел к краю пропасти, снова невольно отметив, что свет не проникает в непроглядную черноту внизу. Так глубоко, так темно, так покойно... Я вспомнил, как провел там несколько дней и вышел отсюда - если не новым человеком, то уже и не тем, каким спустился. Вспомнил, как четыре дня был - Чэйсули.
      Я прикрыл глаза. Под веками горели желтые пятна факельного света. Я ничего не видел, но помнил все. Тихий шорох распахнувшихся крыльев, крик сокола, падающего на добычу... Как я бежал по лесам, и единственным моим ощущением был свобода - абсолютная свобода, не стесненная ничем - свобода, дарованная богами.
      - Жа-хай, - я протянул руку, чтобы бросить кинжал в черную непроглядную бездну.
      - Кэриллон.
      - Я вздрогнул и обернулся, покачнувшись на краю пропасти - взметнулось пламя факела.
      Я ожидал увидеть Финна. Но никак не Турмилайн. Она была в тяжелом коричневом дорожном плаще, ниспадающем с головы до пят. капюшон был отброшен на плечи, и отблеска факелов играли в темно-золотых волосах.
      - Ты отослал его прочь, - сказала она, - а значит, отослал прочь и меня.
      Я хотел возразить - мне только оставалось произнести эти слова, я знал уже, как скажу это - со смесью нетерпения, непонимания, возмущения, изумления и спокойствия... и - не произнес ни слова, с ужасающей отчетливостью осознав: это правда. Я понял. Не Лахлэн - о нет, вовсе не Лахлэн был нужен Торри...
      Части головоломки судьбы рассыпались передо иной, складываясь в причудливый переплетающийся узор. Руны сложились передо мной в надпись и обрели плотский облик моей сестры.
      - Торри... - больше я ничего не сказал. Она была слишком похожа на меня самого, и никто не смог бы заставить ее свернуть с пути, если она к чему-либо стремилась.
      - Мы не смели сказать тебе, - тихо проговорила она. - Мы знали, что ты скажешь. Он говорит, - она уже говорила о Финне так, как женщина говорит о своем мужчине, - что в кланах женщин никогда не продают воинам. Что мужчина и женщина сами вольны решать, и никто не может заставить их делать что-либо против воли.
      - Турмилайн... - внезапно я ощутил боль и усталость, - Торри, ты знаешь, почему мне пришлось поступить так. Наш Дом заключает браки только с равными, я ждал для тебя принца, потому что ты стоишь этого - если не большего. Торри.. я не хотел, чтобы ты была несчастна. Но мне нужна помощь другого государства...
      - А меня ты не подумал спросить? - она покачала головой, и блики света снова заплясали в ее волосах. - Нет. Ты думал, что я буду возражать? - нет. Ты даже не подумал о том, что это не может понравиться мне, - она слегка улыбнулась. - Подумай, что чувствовал бы ты, будь ты на моем месте.
      За моей спиной зияла пропасть - и пропасть разверзлась передо мной.
      - Торри, - наконец, сказал я, - подумай, ведь у меня тоже не было выбора, когда я женился. Принцы и короли не более следуют своим желаниям, чем принцессы. Я ничего не мог поделать.
      - Ты должен был спросить меня. Но - нет, ты всегда приказывал. Мухаар Хомейны приказывает своей сестре выйти замуж за того, кого он выберет, - она подняла руку, видя, что я собираюсь возразить, ее ладонь показалась мне острием клинка. - Да, я знаю - так было всегда. И так будет. Но в этот раз - в этот раз я говорю: нет. Я сама выберу свой путь.
      - Наша мать...
      - ...вернулась в Жуаенну. Я нахмурился в недоумении.
      - Я рассказала ей, Кэриллон. Как и ты, она считает, что я сошла с ума. Но она решила не спорить, - Торри улыбнулась. - Она воспитала твердых сердцем детей, Кэриллон - они сами решают, кто станет их супругом.
      Она мягко рассмеялась:
      - Думаешь, что с Электрой ты провел меня? Ох, Кэриллон, я ведь не слепая!
      Я не отрицаю, что она помогла тебе примирить Хомейну с Солиндой - но для тебя она значит больше, чем это.. Ты хотел жениться на ней потому, что - как и все мужчины, видевшие ее - желал ее. Такова ее власть.
      - Турмилайн...
      - Я ухожу, - она сказала это тихо, со спокойной уверенностью женщины, знающей, чего она хочет от мужчины. - Но вот что я скажу тебе от нас обоих: мы этого не хотели.
      Турмилайн улыбнулась, и я увидел ее словно бы глазами Финна: не принцессу, не добычу, не сестру Кэриллона даже. Я увидел женщину - не более, не менее.
      Неудивительно, что он пожелал ее.
      - Ты отослал его в Обитель, чтобы он залечил свои раны. Ты отослал туда меня - ради безопасности. Я ухаживала за ним, когда этого не могла делать Аликс, я думала о том, что он за человек, если так служит моему брату... он дал мне ту безопасность, в которой я нуждалась. Вскоре это переросло в нечто большее, - она покачала головой. - Мы не хотели дурного. Но теперь его толмоора изменилась, моя же - следовать за ним.
      - Толмоора - это для Чэйсули, - бесцветным голосом сообщил ей я, - Нет, Торри. Я не хочу терять еще и тебя.
      - Тогда верни его к себе на службу.
      - Я не могу! - крик эхом отдавался в подземелье, полном молчаливых лиир, Разве ты не видишь? Электра - Королева, а он - Чэйсули, Изменяющийся. Неважно, что буду говорить я - Финна всегда будут подозревать в намерении убить королеву. А если он останется, он действительно может ее убить. Он не рассказывал тебе, что собирался сделать?
      Ее губы побелели:
      - Рассказывал. Но у него не было выбора...
      - У меня теперь - тоже, - я покачал головой. - Или ты думаешь, что я не хочу, чтобы он вернулся? Боги, Торри, ты не знаешь, чем были для нас двоих годы, проведенные в изгнании! Он был со мной слишком долго для того, чтобы я так легко мог перенести расставание с ним. Но так нужно. Что я еще могу сделать? Я никогда не смогу доверять ему в том, что касается Электры...
      - Может быть, ты не должен доверять ей?
      - Я женился на ней, - угрюмо ответил я. - Она нужна мне. Если я позволю Финну остаться, и с Электрой что-нибудь случится, знаешь, что будет с Хомейной?
      Солинда восстанет. Ни одна армия не сумеет укротить разъяренную страну. Это убийство, Торри, - я медленно покачал головой. - Или ты думаешь, что кумаалин завершилась? Нет. Не будь так глупа. Это можно остановить, но приказать забыть нельзя. Слишком долго Чэйсули были ненавистны Хомейне. И это еще не конец.
      Факел шипел и потрескивал, тени плясали на лице Торри.
      - На этот раз их народ может погибнуть. А с ним погибнет и Хомейна.
      По ее лицу катились сверкающие капли слез:
      - Кэриллон, - прошептала она, - у меня будет ребенок от него.
      Когда я смог говорить хотя бы шепотом - так сильно было потрясение - я произнес его имя. Потом, про себя:
      - Как я этого не заметил?
      - Ты не приглядывался. Не обращал внимания. А теперь слишком поздно, - она подобрала юбки и полы плаща. - Кэриллон... он ждет меня. Мне пора уходить.
      - Торри...
      - Я ухожу, - мягко сказала она, - Я хочу быть с ним.
      Мы стояли и молча смотрели друг на друга: в подземелье, полном мраморных лиир, было слышно только потрескивание факела. Я слышал далекие крики ястреба и сокола, и вой волка, преследующего добычу. Вспоминал, что значит быть Чэйсули...
      Я бросил в пропасть факел:
      - В темноте я никого не увижу. Человек может уйти или остаться - я даже не узнаю этого.
      С верхней площадки лестницы падал рассеянный свет. Кто-то стоял наверху с факелом. Кто-то, кто ждал Торри.
      Я видел слезы на ее лице, когда она подошла поцеловать меня. А потом она ушла, и я остался наедине с тишиной и лиир.
      Я захлопнул крышку люка. Поток воздуха взметнул легкий пепел, тут же осевший на моей одежде - но мне это было безразлично. Я снова завалил железную плиту углями и поленьями и в одиночестве покинул тронный зал.
      Я собирался лечь, хотя и знал, что не смогу уснуть. Собирался утопить горе в вине. хотя и знал, что не опьянею. Собирался попытаться забыть, хотя и знал, что это невозможно.
      Приди, о госпожа моя, и слушай душу мою Я струны сплету из нитей души, чтобы песнею стал ее стон.
      Но не тронут тебя мольбы, Если сердце сковано льдом.
      И уста твои вовек не шепнут - "люблю".
      Я остановился. Волшебство музыки обняло меня и я тут же понял - это Лахлэн. Лахлэн и его Леди. Лахлэн, все песни которого были сложены для Торри.
      Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь:
      Я сложу тебе песню прекрасней той, что звезды в небе поют.
      Я молю - останься со мной, Я буду любить и ждать, Я отдам тебе сердце мое И арфу мою...
      Я пошел на звук песни и обнаружил в маленькой комнатке Лахлэна. На полу были разбросаны подушки, но Лахлэн устроился на трехногом табурете, обитом бархатом, руки его касались Леди с такой нежностью, словно она была женщиной м его возлюбленной. Я остановился в дверях, завороженный мерцанием золотых струн и чудесного камня.
      Он склонился к арфе, музыка полностью поглотила его, лицо его было спокойным и мирным, глаза закрыты, черты лица тонки и аристократичны.
      Менестрель-арфист несет на себе печать богов и никогда не забывает об этом.
      Потому все они так уверены в себе и горды.
      Музыка затихла, наступила тишина, потом он поднял голову и посмотрел на меня, тут же поднявшись со своего табурета:
      - Кэриллон! Я полагал, вы уже спите.
      - Нет.
      Он нахмурился:
      - Ваша одежда вымокла и вся в пепле. Не думаете ли вы, что вам было бы лучше...
      - Он ушел, - прервал я его плавную речь, - Турмилайн тоже.
      Лахлэн уставился на меня непонимающим взглядом:
      - Торри! Торри..?
      - Вместе с Финном, - я хотел сказать это побыстрее, чтобы покончить с мучительной сценой.
      - Лодхи! - лицо Лахлэна приобрело цвет слоновой кости, - О Лодхи... нет...
      - он сделал три шага, все еще сжимая в руках свою Леди, потом вдруг остановился. - Кэриллон... скажи, что ты ошибся...
      - Это было бы ложью.
      В его глазах была боль, лицо застыло. Он был как ребенок во власти кошмара, пытающийся осмыслить происходящее.
      - Но... ты же сказал, что она предназначена принцу!
      - Принцу, - согласился я, - но не менестрелю. Лахлэн...
      - Неужели я ждал слишком долго? - непослушными руками он прижимал к груди арфу, - Лодхи, неужели я ждал слишком долго?!
      - Лахлэн, я знаю, что ты любил ее. Я видел это с самого начала. Но нет смысла цепляться за надежду на то, что не могло бы произойти.
      - Верни ее, - в нем внезапно появилась решимость. - Забери ее у него. Не позволяй ей уйти...
      - Нет, - твердо сказал я. - Я отпустил ее потому, что уже не мог ее остановить. Я слишком хорошо знаю Финна. А он достаточно ясно заявил, что никому и ничему не позволит больше встать между ним и женщиной, которую он желает.
      Лахлэн поднял руку, потер лоб, словно серебряный обруч давил ему голову.
      Потом внезапно и резко сорвал его с головы и сжал в кулаке - вторая рука по-прежнему придерживала арфу.
      - Арфист! - с болью выкрикнул он. - Лодхи, каким же я был глупцом!
      - Лахлэн...
      Он тряхнул головой:
      - Кэриллон, неужели ты не можешь вернуть ее? Я обещаю, ты будешь доволен.
      Я расскажу ей кое-что...
      - Нет, - на этот раз я говорил мягко. - Лахлэн - у нее будет ребенок от Финна.
      Он побелел совершенно и почти упал на табурет, мгновение смотрел в пол, потом негнущимися руками положил на пол обруч и арфу, словно отрекаясь от них.
      - Я хотел увезти ее домой. Больше он не сказал ничего.
      - Нет, - повторил я, - Лахлэн... мне очень жаль.
      Он молча вытянул из-под камзола тонкий кожаный шнурок, снял его через голову и протянул мне побрякушку...
      Да нет, не побрякушку. Это было кольцо, сквозь которое и был продет кожаный шнурок. Я повернул его и в свете свечей увидел герб - арфа и корона Эллас.
      - Таких колец всего семь, - тон его был почти деловым. - Пять у моих братьев, еще одно - на руке моего отца, - он, наконец, поднял на меня взгляд.
      - О да, я хорошо знаю обычаи Царствующих Домов - я сам принадлежу к одному из них.
      - Лахлэн, - повторил я. - Или..?
      - О, да. Куинн Лахлэн Ллеуэллин. Мой отец умеет выбирать имена, - он немного нахмурился, на лице его читалось отчуждение. - Но у него одиннадцать детей, так что все к лучшему.
      - Наследный принц Эллас Куинн, - кольцо выпало из моей руки и закачалось на шнурке. - Во имя всех хомейнских богов, почему ты не сказал об этом?...
      Он дернул плечом:
      - Это был договор между мной и моим отцом. Видишь ли, я не такой наследник, который нужен Родри. Мне больше нравилось играть на арфе, чем управлять страной, и лечить - больше, чем ухаживать за женщинами, - он улыбнулся одними губами.
      - Я не был готов к трону. Я не хотел иметь жены, которая привязывала бы меня к замку. Мне хотелось покинуть Регхед и увидеть всю страну - увидеть самому, без сопровождающих. Быть наследником так... обременительно, - на этот раз улыбка была более похожа на улыбку Лахлэна, которого я знал, - думаю, тебе это немного известно.
      - Но... почему ты не сказал Торри? И мне! - я подумал, что это было непростительной глупостью с его стороны. - Если бы ты сказал, ничего этого не случилось бы!..
      - Я не мог. Это был наш с отцом договор, - Лахлэн потер бровь и взглянул на арфу. Он сидел на табурете, ссутулившись, и его крашеные волосы тускло поблескивали в свете свечей.
      Крашеные темные волосы. Не седые, как он говорил мне - совсем другого цвета.
      Я сел, прижался спиной к холодному камню стены. Я думал о Торри и Финне, едущих сейчас сквозь дождь, и о сидевшем передо мной Лахлэне.
      - Почему? - наконец задал я мучивший меня вопрос.
      Он вздохнул и потер глаза:
      - Поначалу это было просто игрой. Есть ли способ лучше узнать свою страну, чем пройдя ее вдоль и поперек неузнанным? Мой отец согласился на это, сказав, что, коль скоро я решил поиграть в эти игры, мне придется играть в них до конца. Он запретил мне открывать мое имя и титул - кроме как под страхом смерти.
      - Но не сказать об этом мне... - я покачал головой.
      - Это было ради тебя самого, - я нахмурился, и он кивнул в ответ. - Когда я впервые встретил вас и понял, кто ты такой, я немедленно написал отцу. Я рассказал ему о том, что ты собираешься сделать и о том, что я не верю в осуществление твоих планов. Отобрать Хомейну у Беллэма? Невозможно. У тебя не было армии, не было никого, кроме Финна... и меня, - он улыбнулся. - Я пошел с тобой потому, что захотел увидеть, что из этого выйдет. А еще потому, что мой отец, узнавший о твоих планах, желал тебе победы.
      Я почувствовал, как во мне закипает гнев:
      - Он не послал мне помощи...
      - Хомейнскому принцу-самозванцу? - Лахлэн сделал отрицательный жест. - Ты забываешь - Беллэм хотел породниться с Эллас, он предложил Электру наследнику престола Родри. Не в интересах Эллас было поддерживать Кэриллона на его пути к трону, - его тон несколько смягчился. - Хотя я готов был помочь тебе всем, чем мог, мне приходилось думать об интересах нашего королевства. У нас тоже есть враги. Это должно было остаться твоей битвой.
      - Но все же ты пошел со мной. Ты рисковал собой.
      - Я ничем не рисковал. Если помнишь, я не вступал в бой, играя роль менестреля. Это было нелегко... Меня учили владеть оружием с детства. Но отец запретил мне сражаться - и, думаю, это было разумно. Еще он сказал, что я должен смотреть - и учиться всему, чему могу. Если ты победишь в войне и удержишь власть в течение двенадцати месяцев, Родри предложит тебе союз.
      - Прошло больше времени, - заметил я.
      - И разве ты не послал гонцов в соседние королевства, предлагая руку твоей сестры? - краска залила его лицо. - Я не могу предлагать того, что мне не принадлежит. Мой отец - Верховный Король. Твое предложение должен был принять он, а мне оставалось ждать его решения, - он на мгновение прикрыл глаза. Лодхи, но я думал, что она подождет...
      - Я тоже так думал. Ох. Лахлэн, если бы я знал...
      - Я понимаю. Но не я должен был сказать это, - его лицо было почти отталкивающим. - Такова доля принцев.
      - Неужели ты ничего не мог сказать ей? Он уставился в пол:
      - Я хотел этого - столько раз, что и сам не могу сосчитать. Однажды я даже заговорил с ней о наследнике Родри, но она только приказала мне молчать.
      Она не хотела думать о замужестве, - он вздохнул. - Она всегда щадила мои чувства, пытаясь - как и ее брат Мухаар - убедить меня, арфиста - не желать невозможного. Я думал о том, что она изменит мнение, когда узнает. Когда узнаешь ты. Я наслаждался ожиданием.
      Я закрыл глаза и откинул голову. Я вспоминал арфиста в Элласийской харчевне, одарившего меня видениями былого. Я вспоминал, с каким терпением и пониманием он принимал мое презрение - я называл его шпионом, а он был просто другом.
      Как я приказал ему убить человека, чтобы выяснить, сумеет ли он это.
      Так много было между нами - и так мало... Я уже знал, что он сделает теперь.
      - У тебя не было выбора, - наконец сказал я. - Видят боги, я знаю, что значит принять высокий сан и ответственность. Но ты не должен себя винить, Лахлэн. Что ты мог сделать?
      - Рассказать, пусть и против воли отца, - сейчас он казался таким беззащитным - а я привык видеть его сильным. - Я должен был рассказать. Хоть кому-то. Хоть что-то.
      И все же это не привело бы ни к чему. Мы оба понимали это и - молчали, потому что даже одно слово причинило бы новую боль. Можно любить женщину, которая любить другого, но нельзя заставить ее любить, если она не хочет этого.
      - Клянусь Всеотцом, - устало сказал Лахлэн, - все это того не стоит.
      Он поднял свою Леди и встал, повесив на руку серебряный обруч. Он имел все права на него, хотя его венец скорее должен был сиять державным золотом.
      Я поднялся тоже, встав перед ним, и протянул ему кольцо на кожаном шнурке.
      - Лахлэн...
      Я остановился. Он понял. Он взял кольцо, взглянул на герб, словно отдалявший его от меня, и снова надел шнурок на шею.
      - Я пришел менестрелем, - тихо сказал он, - и уйду менестрелем. На рассвете.
      - Если и ты, старый друг, оставишь меня, я буду совсем один.
      Больше я не мог сказать ничего, это была единственная мольба, на которую я был способен - и которую мог позволить себе.
      В его глазах была боль:
      - Я пришел, зная, что мне придется уйти. Не знал, когда, но знал, что этот час наступит. Некоторое время я еще надеялся, что уйду не один.
      Его лицо стало жестче, исчезло мягкое обаяние арфиста и я увидел, каким был Лахлэн на самом деле - каким он был всегда, хоть и нечасто показывал это.
      - Ты король, Кэриллон. Короли всегда одиноки. Когда-нибудь мне тоже предстоит испытать это, - он сжал мою руку в знак дружбы. - Ийана Лодхи ийфэнног фаэр.
      - Иди же со смирением, менестрель, - мягко сказал я.
      Он вышел из комнаты в сумрачный коридор. Для него Песнь Хомейны закончилась.
      Я вошел в свои покои и увидел, что она ждет меня. Она сидела в полумраке горела только одна свеча - завернувшись в одно из моих спальных одеяний: винный бархат, отороченный крапчатым серебристым мехом. На ней оно смотрелось потрясающе, из-под бархата были видны только руки и ноги.
      Я остановился. Сейчас я не мог встретиться с ней лицом к лицу. Глядя на нее, я вспоминал, что сделал Финн - вспоминал о его изгнании. Вспоминал, чем все это закончилось для Торри и о том, что Лахлэн ушел. Смотреть на нее означало смотреть в лицо одиночеству, а этого я уже не мог вынести.
      - Нет, - сказала она, когда я собирался уйти. - Останься. Я уйду, если ты хочешь.
      Темно-красный бархат растворялся в тени. Отблеск пламени свечей плясал в ее распущенных, ниспадавших до колен волосах.
      Я сел - у меня просто не было сил стоять, - на край своего ложа. Я был весь в пепле - Лахлэн сказал правду - и одежда моя была все еще влажной от непогоды. Без сомнения, так же от меня и пахло: мокрой шерстью, дымом и огнем.
      Она подошла и встала подле меня.
      - Позволь, я облегчу твое горе.
      Я смотрел на ее горло со следами синяков - отметины, оставленные безумцем.
      Она опустилась на колени и принялась стягивать с меня тяжелые сапоги. Я ничего не сказал - смотрел на нее, изумленный, что она делает то, что гораздо проще было сделать слуге или мне самому.
      Ее руки были легкими и нежными - она раздела меня и снова опустилась на колени.
      - Ах, господин мой, не нужно так горевать. Это причиняет тебе боль.
      Мне внезапно подумалось - неужели она так же опускалась на колени перед Тинстаром?..
      Ее рука легла мне на бедро: прохладные пальцы, тоненькая ниточка пульса на запястье.
      Я снова посмотрел на нее, медленно поднял руку и положил ее ей на горло так же, как Финн тогда, - почувствовав нежность и хрупкость ее шеи.
      - Из-за тебя, - сказал я.
      - Да, - она не отвела взгляд, - но из-за тебя, добрый мой господин, я печалюсь о том, что он ушел.
      Мои пальцы сжались. Она не дернулась, не отстранилась.
      - Я не Тинстар, госпожа.
      - Нет, - она не улыбалась.
      Я взял ее голову в свои ладони, чувствуя тяжесть сверкающих волос. Одеяние соскользнуло с ее плеч и упало на пол - грозовое облако цвета густого вина.
      Электра осталась совершенно обнаженной.
      Я поднял ее с колен и, обняв, увлек к ложу. Я переспал бы сейчас и с демоном, с темным божеством, если бы это помогло мне избавиться от одиночества.
      - Ты нужна мне, - шептал я, касаясь губами ее рта. - Боги... женщина, как ты нужна мне...
      Глава 4
      Походный шатер пропах кровью и паленым мясом. Я наблюдал за тем, как целитель отнял железо от рук Роуэна, изучающе осмотрел края раны и кивнул:
      - Закрылась. Кровь больше не идет, капитан. Думаю, с помощью богов руку вы сохраните.
      Роуэн напряженно застыл на табурете: он был бледен, его трясло. Меч рассек предплечье, но ни кость, ни мышцы задеты не были. Рука останется цела, он сможет ею пользоваться, как и раньше, хотя, вероятно, сейчас чувствует себя так, словно уже потерял ее.
      Он медленно и осторожно выдохнул: это скорее напоминало шипение сквозь стиснутые зубы. Протянул руку к кубку терпкого вина, который Уэйтэ предусмотрительно поставил на стол. Пальцы сжались на кубке так, что даже костяшки побелели, он поднес кубок к губам. Я улыбнулся. Уэйтэ насыпал в вино порошка, который несколько уймет боль. Роуэн сначала отказывался от такой помощи, но сейчас он просто не знал о порошке. Когда он выпьет вина, ему станет легче.